Вэнс Джек Холбрук. Станция Араминта

   Глауен бросил свой узел на койку и уселся на стул.
   В комнате было прохладно, а Глауен все еще не отошел от холодного душа. Зубы у него начали стучать и это только прибавило раздражения. Он поднялся, начал махать руками, ходить взад и вперед, подпрыгивать и через некоторое время почувствовал себя лучше.
   Юноша посмотрел на окно. Центральная стойка делила стекло на две половины, которые были слишком малы, чтобы через них можно было вылезти. Если возникнет необходимость в вентиляции, то каждую застекленную половинку можно было открыть; в данный момент обе половины были закрыты. Глауен забрался на стол и выглянул в окошко. Из него открывался вид на степь и на восточную оконечность города, где в беспорядке были разбросаны коттеджи. Зонка не было видно, но, судя по тусклому свету и длинным теням, время близилось к закату. Автобус, вероятно, уже выехал в Фексельбург, и к великому сожалению, его в этом автобусе не было. Глауен встал ни цыпочки и заглянул вниз. Стена уходила вниз на полсотни метров и стояла на скалистом склоне холма. Глауен открыл одну створку и попробовал на прочность центральную стойку. Он дергал и тянул, но стойка разве что немного прогнулась. Он закрыл окно, чтобы защититься от холодного ветра. Предположим, что Кеди точно и быстро выполнит его приказ, тогда помощь можно будет ждать уже сегодня вечером, хотя более реалистично надеяться на завтра.
   Глауен вытянул ноги и попробовал оценить ситуацию. Это приключение он определенно никогда не забудет. Он даже сумел криво усмехнуться. Нахальство Заа и ее компании было просто бесстыдным. Они использовали технику контроля сознания: сначала разрушали сознание жертвы, стирали ее представления о нормальной жизни, а потом заполняли образовавшуюся пустоту альтернативной системой, которая прекрасно функционировала. «Да, это не тот случай в моей практике, которым я буду гордиться», — подумал Глауен.
   Потом ему в голову пришла другая мысль. Если верить Заа, ее предупредили о его приезде. Кто знал о его планах? Кеди, инспекторы Барч и Танаквил, командир Плок. Зачем кому-то из этих людей предавать его? Глауен потер подбородок. Заа обошлась с ним, с полицейским офицером, совершенно не задумываясь о последствиях; из этого ясно следовало, что полиции Фексельбурга она не боялась. Внезапно Глауен подумал о том, что он так ни разу и не испытал на себе никакого насилия. Его подчинили всего лишь намеками и смутными угрозами, и в результате этого он сидит в закрытой комнате с обритой головой. Он почувствовал острый стыд.
   Однако, единственный вопрос отодвигал на задний план все остальные: зачем?
   Глауен заметил, что в комнате стало темно. Он залез на стул и выглянул в окно. На страну Лативлер опустилась ночь. Хлыст Мирсеи под углом пересекал небо. Глауен снова сел на стул и приготовился ждать.
   Прошло десять минут. В холе послышались шаги, дверь открылась и на пороге появился стройный силуэт Лило.
   — Здесь что, нет ни отопления, ни света? — холодно поинтересовался Глауен.
   — Конечно, же свет есть, — сказала Лило.
   Она притронулась к кнопке около двери и на потолке зажглись световые ленты. Глауен заметил, что она несет с полдюжины книг. Глауен молча наблюдал, как она аккуратно расставляла книги в ряд на конце стола. Почувствовав настороженное настроение Глауена, она обернулась и внимательно на него посмотрела.
   — Это учебный материал, который тебе потребуется. Как ты знаешь, я буду твоим инструктором, по крайней мере на какой-то период. Конечно, основную работу придется проделать тебе самому, именно здесь и скрывается настоящий успех. Тексты довольно насыщенны и требуют тщательной проработки.
   — У меня нет никакого интереса к Мономантике, — упрямо повтори Глауен.
   — Твой интерес начнет расти, когда ты откроешь преимущества учебы. Ну, давай. Мы должны начать, чтобы никто не подумал, что мы бездельники.
   Лило выбрала одну из книг и с кошачьей грацией села на краешек койки.
   — Это «Справочник основ». Все основы надо запомнить, даже в том случае, если их смысл и не совсем для тебя ясен. Я буду читать их для тебя, а ты должен слушать во все уши, чтобы воспринять их силу и их звучание, даже если тебе это еще и не совсем понятно. «Первое: дуализм — это зерно и терка, но они сольются в Единство. Второе: …
   Глауен слушал, как она читает с полузакрытыми глазами, раздумывая при этом, какие капризы веры привели ее в Семинарию на Поганской точке. Она ведь славная девушка, у которой доброты и открытости, пожалуй, намного больше, чем ей нужно. Она бросила на него быстрый взгляд.
   — Ты слушаешь?
   — Конечно! У тебя сладкий голосок, единственная приятная вещь, которую я здесь встретил.
   Она отвернулась.
   — Ты не должен думать в таких понятиях, — сказала она строго, но Глауен заметил, что это высказывание не было для нее так уж неприятно. Лило продолжала, — Ты прослушал Справочник, который мы будем повторять каждый день, пока ты его окончательно не освоишь. А сейчас попробуем тебе заинтересовать. Вот здесь зеленым шрифтом «Правила, следствия и развитие», а красным шрифтом вверх ногами напечатаны «Полезные выводы». Это очень важная книга, но мы лучше начнем с «Основ и фактов», которые дадут нам полезную почву для дальнейшего изучения предмета. И конечно же, у нас здесь есть и «Базовые концепции», — она протянула Глауену книгу, — С нее надо и начинать.
   Глауен пролистал страницы.
   — Довольно трудно… это выше моего понимания, даже если бы меня это и заинтересовало, чего на самом деле нет.
   — Интерес придет потом! Синтораксис основан на последовательности аксиом, вытекающих из так называемых Фундаментальных Истин. Очень грубо говоря, Истины связывают между собой все, что мы знаем. Фундаментальные Истины — узлы интеллектуальной силы, они образуют сложную и гармоничную структуру. Достичь вершин трудно, но возможно. Ничто не должно заслонять ясность нашего видения. Поганская точка в стране Лативлер идеальное место для этого. Здесь нет ничего, что могло бы помешать нашему прогрессу в знании. В Семинарии нет никаких отвлекающих факторов; она и не сурова, и не приятна…
   — Однако, очень холодная.
   Лило не обратила на это замечание никакого внимания.
   — …здесь ничто не отвлекает нас, особенно склонность к мимолетному легкомыслию. Боль можно проигнорировать, наслаждение более коварно.
   — И намного приятней, не правда ли?
   Лило поджала губки.
   — В этой идее нет ни достоинств, ни выводов.
   — Для Мутиса и Заа, возможно, так оно и есть. Но только не для меня. Я печалюсь о наслаждениях, которые пропустил, но о боли я не думаю, я должен не обращать внимания на страдания.
   — Нельзя быть столь легкомысленным, — сказала Лило, — Такие идеи ослабляют и разрушают поток логики. В Основах говориться, что случайные импульсы эволюции вызывают аномалии, которые мы должны исправлять. Наша цель извлечь из хаоса порядок. Помнишь Третий пункт Справочника? «Единство — чистота! Энергия — направление. Двойственность — столкновения, беспорядок и застой!»
   Наполовину заинтригованный, Глауен изучал черты лица Лило, которые, так же как и у Заа, были красивыми и тонкими.
   — Эти идеи твердо уложились у тебя в голове? — поинтересовалась Лило.
   — Абсолютно. Двойственность для логики, все равно, что смерть для жизни. «Единство и противоположности» в широком спектре анализируют это положение, и вполне подходят для начинающих.
   — А что ты подразумеваешь под «Двойственностью»?
   — Это должно быть ясно даже тебе! Двойственность — это Великая Ересь, которая уводит нас в сторону от Полимантики. Во всяком случае, в двойственности доминирует мужское начало, а это ведет к полярности. В Прогрессивной Формуле, которой мы придерживаемся, сексуальную полярность следует игнорировать.
   — И что ты по этому поводу думаешь?
   — А мне не надо по этому поводу ничего думать. Символ веры Мономантики верен.
   — Но как ты относишься к этому в личном плане?
   Лило снова поджала губы.
   — Я никогда не задумывалась. Самоанализ — это очень непродуктивное занятие.
   — Вижу.
   Лило бросила в его сторону косой взгляд.
   — А ты?
   — Мне нравится Двойственность.
   Лило неодобрительно покачала головой, хотя, похоже, у нее на губах проскочила улыбка.
   — Я так и подозревала. Ты должен принять Единство, — она снова бросила в его сторону взгляд, — Что ты на меня так смотришь?
   — Мне интересно, что ты думаешь о себе? Мужчина? Женщина? И то и другое? Что-то неизведанное? Или что?
   Лило уставилась на противоположную стену.
   — Такие идеи не подходят для обсуждения. Иррациональная эволюция ослепила нас дуализмом; мы отбрасываем его в сторону всей силой нашей философии!
   — Ты так и не ответила на мой вопрос.
   Лило уселась уставившись в Справочник.
   — А как ты рассматриваешь меня?
   — Ты — определенно женщина.
   Лило неохотно кивнула.
   — Философски, я женщина, это так.
   — Если ты дашь возможность отрасти своим волосам, то тебя даже можно будет назвать хорошенькой.
   — Какие странные вещи ты говоришь! Это уже осознанный дуализм.
   Побуждаемой всеми поколениями Клаттуков, чья кровь текла в его жилах, Глауен сел на койку поближе к Лило. Он бросила на него изумленный взгляд.
   — Что ты делаешь?
   — Хочу попробовать вместе с тобой начать изучать дуализм и посмотреть, как он действует. Это намного интереснее Мономантики.
   Лило пересела на стул.
   — Это самое необычное предложение, которое я когда-либо слышала!
   — Тебя оно заинтересовало?
   — Конечно, нет. Мы должны все наше внимание уделять одобренной программе, — послышался музыкальный звук, — Ужин. Пойдем. Мы пойдем туда вместе.
   В столовой Глауену и Лило подали хлеб, бобы, и вареную зелень из выставленных в ряд больших железных котлов. Они сели за длинный стол. Там над своими тарелками склонилось еще около тридцати членов Семинарии.
   — У тебя есть среди них какой-нибудь друг? — поинтересовался Глауен у Лило.
   — Мы одинаково горячо любим друг друга и все человечество. И ты должен делать то же самое.
   — Думаю, Мутиса трудно полюбить.
   — Иногда Мутис вынужден быть деспотичным.
   — И ты все равно любишь его?
   Немного подумав, Лило сказала:
   — Каждый из нас излучает свою долю всеобщей любви.
   — Но зачем ее тратить на Мутиса?
   — Шшш! Успокойся! Ты слишком шумный. По правилу в столовой должна стоять тишина. Многие из нас отводят это время для того, чтобы подумать или прояснить для себя какой-нибудь парадокс. И никто не хочет, чтобы его при этом отвлекали.
   — Извини.
   Лило взглянула на тарелку Глауена.
   — Ты почему не ешь?
   — Пища отвратительна. Бобы подгнили, а зелень подгорела.
   — Если не будешь есть, то останешься голодным.
   — Лучше быть голодным, чем больным.
   — Тогда пошли, нет смысла сидеть здесь просто так.
   Придя в комнату, Лило первым делом уселась на стул. Глауен сел на койку.
   — А сейчас, — сказала лило, — нам надо обсудить с тобой Основы.
   — Давай поговорим о чем-нибудь более интересном, — предложил Глауен, — Какой услуги хочет от меня Заа?
   — Я не собираюсь высказывать предположения, — нервно дернула головой Лило.
   — А кто позвонил ей по телефону и предупредил, что я приеду?
   — Не знаю. А теперь в отношении книг. Я оставлю их в твое распоряжение. Так как они очень ценные, то меня попросили взять с тебя расписку, Лило встала и достала листок бумаги, — Постав под распиской свой знак и имя.
   Глауен отмахнулся от расписки.
   — Забирай обратно книги, мне они не нужны.
   — Но они тебе необходимы для учебы.
   — С этой комедией пора кончать, и чем скорее, тем лучше. Я — капитан Клаттук, полицейский офицер. Я провожу расследование. Как только я закончу свое расследование здесь, я сразу же покину эти стены.
   Лило стояла и нахмурившись смотрела на расписку.
   — И все же, подпиши эту бумагу, — распоряжение Заа.
   — Ну-ка прочитай, что на ней написано.
   Неуверенным голосом Лило прочитала документ:
   — «Я, Глауен, признаю, что получил шесть книг, перечисленных ниже по заглавиям, — Лило перечислила названия книг, — с которыми я буду обращаться аккуратно и достойно, в соответствии с тем, чему меня учили. Я обязуюсь заплатить обычную плату за их использование Институту Мономантики, а так же заплачу разумную сумму за питание, ночлег и прочие услуги».
   — Дай мне ручку, — сказал Глауен.
   В нижней части листа он написал:
   «Я, Глауен Клаттук из Дома Клаттуков, станция Араминта, Кадвол, капитан полиции и сотрудник ИПКЦ, не заплачу ничего. Я здесь нахожусь в качестве полицейского офицера, и выйду отсюда, когда мне это будет удобно. Любые требования на какую-либо компенсацию расходов должны предъявляться штаб-квартиру ИПКЦ в Фексельбурге».
   Глауен вручил расписку Лило.
   — Забирай книги. Я не собираюсь ими пользоваться.
   Лило взяла книги и подошла к двери. Глауен прыгнул и встал в дверном проеме.
   — Не вздумай закрывать дверь. Так как я теперь не учусь, то меня можно и побеспокоить.
   Лило медленно вышла в зал, где остановилась и с озадаченным выражением лица обернулась.
   — Лучше, все-таки закрыть дверь, — наконец сказала он.
   — Мне это не нравится. В этом случае я чувствую себя пленником.
   — Это для твоего же удобства и безопасности.
   — Ничего, я рискну.
   Лило развернулась и медленно пошла вдоль зала. Глауен проследил как она исчезла на опасной лестнице. В какой-то момент он хотел последовать за ней, но потом решил, что еще рано идти на открытую конфронтацию. Пусть Плок из ИПКЦ сам разбирается с этим своеобразным народом.
   С другой стороны, ни какого вреда не будет, если он предпримет кой-какие предосторожности. Он оглядел зал: никого поблизости не было. Он побежал в комнату, где его стриг Мутис. Там он взял с полки шесть новых простыней и быстро вернулся к двери. Опять оглядел зал. Никого. Он быстренько вернулся в свою комнату. Встав на стул, он положил простыни на высокий шкаф так, чтобы их не было видно снизу. Немного подумав, он спрятал там же узел со своей одеждой.
   Прошло полчаса. Открылась дверь и в комнату заглянул Мутис.
   — Пошли со мной.
   — Тебя что, в детстве не учили как себя вести? — холодным голосом поинтересовался Глауен, — Сначала стучат в дверь, а потом ее открывают.
   Мутис тупо, непонимающе уставился на него, потом махнул своей тяжелой рукой.
   — Пошли.
   — Пошли куда?
   Мутис нахмурился и сделал шаг вперед.
   — Мне что надо что-то сделать, чтобы было понятно? Я сказал: «Пошли»!
   Глауен медленно встал. Мутис, похоже, сегодня был в дурном настроении.
   — Поторапливайся, — прорычал Мутис, — Не заставляй меня ждать. До сих пор ты легко отделывался.
   Глауен вышел из комнаты. Мутис буквально подпирал его сзади.
   — Разве я не сказал «Поторапливайся!»?
   Он ткнул кулаком Глауена в поясницу. Глауен ударил левым локтем его в шею. Мутис рванулся вперед, Глауен хотел нанести удар и отскочить, но опоздал. Мутис опередил его и швырнул на пол. Глауен дрыгнул ногами и попал Мутису в ухо. Он вскочил на ноги и стоял задыхаясь, но теперь зал был полон суетящихся фигур в развивающихся балахонах с капюшонами. Чьи-то руки схватили его сзади и надвинули на глаза капюшон, так, чтобы он ничего не мог видеть. Он услышал яростное бормотанье Мутиса и шарканье ног, как будто тот пытался добраться до Глауена, но его держали.
   Его наполовину повели, наполовину потащили вниз по лестнице. Здесь замешательство продолжалось; восклицания вопросы. Наконец, Мутис мрачно распорядился:
   — В старое место его; таков был приказ.
   Глауен услышал бормотанье полное сомненья и тихие ответы, но не сумел разобрать смысл ни того, ни другого. Он попробовал высвободиться из держащих его рук, чтобы откинуть капюшон, но успеха не достиг.
   — Теперь он под моей ответственностью. Он понятливый, так что помощь мне не нужна.
   — Он подвижный и сильный, — сказал голос у самого уха Глауена, — Мы пойдем тоже, чтобы предотвратить сопротивление.
   — Ну, ну, — проворчал Мутис.
   Глауена повели по коридору, который пах мокрым камнем, аммиаком и плесенью. Он услышал скрип и шорох и его толкнули вперед. Держащие его руки исчезли; он был свободен. Он опять услышал скрип и шорох, потом стук закрываемой двери, затем наступила тишина.
   Глауен стянул с лицо капюшон. И все равно ничего не увидел. Он стоял в абсолютной темноте.
   Спустя несколько мгновений Глауен попробовал двинуться к двери, но обнаружил там только стену. Эхо, или какое-то другое неуловимое чувство, подсказывали ему, что он находится в большом помещении, судя по запаху влажных камней под землей. Единственным звуком было тихое журчанье бегущей воды.
   Минут пять Глауен стоял неподвижно, стараясь собрать воедино все свое оставшееся хладнокровие. «Похоже, я допустил ряд ошибок, — сказал он сам себе, — События развиваются от плохого к худшему».
   Он ощупал стену у себя за спиной и почувствовал природный камень; неровный, влажный и пахнущий плесенью. Казалось, что он стоит в самом сердце Поганской точки.
   Глауен принялся осторожно обследовать помещение, продвигаясь вперед, он сначала внимательно ощупал пол, ожидая в любой момент наткнуться на край пропасти; такого трюка вполне можно было ожидать от мономантиков. В таком случае, когда Плок появится здесь в поисках его, Заа тоном оскорбленной невинности спокойно может сказать: «Этот сумасшедший капитан Клаттук? Мы не смогли его сдержать! Он решил зайти в пещеру и упал в пропасть! Мы ничего не могли с этим поделать!»
   Но пропасти Глауен не нашел. Пол казался совершенно ровным. Глауен отсчитал десять шагов влево от двери, потом вернулся и отсчитал столько же вправо. Явный изгиб стены подсказывал, что помещение, очевидно, имело круглую форму. Глауен вернулся к двери и приготовился ждать. Рано или поздно, кто-то же должен придти проведать его. А, может быть, никто и никогда так и не придет? Глауен подумал о том, что вполне вероятно именно такая судьба была предназначена туристам, которые слишком рьяно искали сокровища Зонка. Мысль была не утешительная. Конечно, он сумел заехать Мутису в ухо ногой, но этого мало, чтобы умереть счастливым.
   Прошло полчаса. Глауен устал стоять прислонившись к стене и сел на пол. Его глаза стали тяжелыми и, не смотря на холод, он задремал.
   Глауен проснулся. Прошло, по крайней мере, несколько часов. Ему было холодно, он дрожал и чувствовал себя совершенно несчастным. Во рту было неприятно сухо. Он прислушался. Ничего кроме, журчанья воды, которое доносилось определенно откуда-то справа. Он с трудом поднялся на ноги и почувствовал дверь. Внезапная мысль пришла ему в голову: а может дверь и не думали закрывать! Какая прекрасная дьявольская издевательская шутка над иностранным полицейским: оставить его умирать от голода в подземелье за дверью, которую и не думали закрывать!
   Глауен попробовал дверь. На ощупь он оказалась вполне прочной. Он ощупал ее вдоль косяка и по все площади ни защелки, ни петель, ни цепочки. Глауен отступил назад и с силой толкнул дверь плечом. Дверь даже не шелохнулась. Глауен застонал.
   Прошел еще час, а может даже и два, Глауен уже потерял ориентацию во времени. Он начал уставать от ожидания, и у него все меньше оставалось надежды на ночной отдых, несомненно его оставят здесь до утра, в то время, как остальные будут наслаждаться отдыхом в своих теплых кроватях.
   Глауен тяжело вздохнул и постарался взять себя в руки. Ярость в данный момент ни к чему хорошему не приведет.
   Его мучила жажда. Не теряя контакта со стеной, он на четвереньках пополз вправо и примерно через двадцать шагов натолкнулся на ручеек прохладной воды. Он набрал пригоршню и попробовал. Вода была насыщена минеральными солями и ее вряд ли можно было считать питьевой. Глауен сделал несколько глотков, так, чтобы только хоть как-то утолить жажду, затем встал на ноги и побрел обратно к двери.
   Прошло еще непонятно сколько времени. Глауен сидел около двери, мысли у него оцепенели.
   Откуда-то сверху послышался звук. Глауен поднял голову. Звук повторился; ему показалось, что где то открылась дверь. Появился проблеск света, который осветил очертания балкона в десяти метрах над полом.
   На балконе появилась фигура, облаченная в белые одежды и держащая в руках лампу. Глауен продолжал сидеть без движения. Человек в белом установил лампу в подставку, а потом легким движением откинул с головы капюшон. В желтоватом свете лампы Глауен увидел худое лицо с большими темными глазами, копну темно-медных волос, и красивые очень правильные черты лица. Волосы обрамляли лицо, как каска, почти закрывали уши, прилипали ко лбу , а на шее заканчивались локонами. С притупленным удивлением Глауен узнал в этой фигуре Орден Заа. На этот раз ее балахон был сшит из более мягкого материала и сидел на ней более элегантно.
   Заа с загадочным выражением на лице взглянула вниз на Глауена.
   — С великим мастерством ты сумел добиться для себя очень неудобных условий, — сказала она легким, почти воздушным голосом.
   — Мое поведение было вполне правильным, — сдержанным голосом ответил Глауен, — Это вы сделали ошибку поставив меня в такие условия, по причинам, которые не доступны моему пониманию.
   — В понятиях местной реальности, — покачала головой Заа, — мое поведение вполне правильно. Твое поведение основано на наивных теориях, которые уже доказали свою бесполезность.
   — Я не собираюсь спорить, — ответил Глауен, — А то еще подумаете, что я жалуюсь.
   Заа с интересом посмотрела на него.
   — Я смотрю, у тебе необычно твердая позиция.
   Глауен понял, что Заа играет с ним, как кошка с мышкой, и не стал ничего отвечать.
   — По причине стоицизма? — начала подсказывать ответ Заа, — Или в соответствии с разработанной философией?
   — Мне трудно на это ответить; я не философ. Возможно, я просто был ошеломлен.
   — Жаль. Если Мутис совершил ошибку, то так просто это ему не простится, я надеюсь, что у него до сих пор звенит в голове от твоего удара. Но мы не должны топтаться около прошлых ошибок, мы должны смотреть в будущее. Что ты на это скажешь.
   — Я скажу: дай мне нужную информацию, и я без задержки покину это мрачное место и даже ни разу не оглянусь. Это самый разумный выход.
   — Это только с твоей точки зрения, — улыбнулась Заа.
   — Да и с твоей это должно выглядеть именно так. Ты напала на полицейского офицера и тем самым навлекла на себя неприятности.
   — Ты забыл, что ты в стране Лативлер. Твоя власть здесь ничего не значит.
   — В ИПКЦ не разделяют твою точку зрения.
   — Не позволяй этой теории управлять твоим поведением, — заметила Заа, — Я управляю Семинарией, ровно как и природой местной Истины. Ты должен принять мою программу, а не я твою. Если тебе это еще не ясно, то ты просто нуждаешься в мозговой терапии.
   — Это заявление мне понятно. Ни в какой терапии я не нуждаюсь.
   — А я вот в этом не уверена, особенно после того, как услышала доклады Мутиса и Лило. В одном случае ты делал эротические предложения…
   — Что? Я такое делал!
   — … в другом случае ты вел себя очень агрессивно и заставил страдать Мутиса, у которого ухо до сих пор остается распухшим и болит.
   — Эти обвинения абсурдны!
   — Суть происходящего вполне очевидна, — пожала плечами Заа, — Мутис характеризует тебя, как трудновоспитуемого, а Лило озадачена твоей тактикой и никак не поймет, где она совершила ошибку.
   — А теперь послушай настоящие факты, — усмехнулся Глауен, — Мутис ударил меня по почкам до того, как я ударил его. Он спровоцировал меня на драку, хотя сделал это, возможно, по твоему приказу. А что касается Лило, то, возможно, я и был с ней несколько галантен, просто от чистой скуки, просто чтоб внести хоть какую-то искорку в ее жизнь. Мое поведение никак нельзя было назвать похотливым. Сексуальные мысли рождаются в ее голове, а не в моей.
   — Вполне возможно, что так оно и было, — снова безразлично пожала плечами Заа, — а почему бы и нет? Ты сильный и уверенный в себе молодой человек, и впечатлительная молодая женщина вполне может посчитать тебя соблазнительным, — Заа обвела взглядом помещение, — Эти апартаменты не роскошны, зато не дорогие, а точнее бесплатные. Так как ты отказываешься платить за постой, то это тебе вполне должно подойти.
   — Ты хочешь использовать мое согласие заплатить, как доказательство того, что я остался здесь по своей воле. Но это вовсе не так. Я здесь в качестве пленника.
   — А ты забыл наш договор?
   — Договор? — непонимающе посмотрел на нее Глауен, — Его условия были настолько расплывчатыми, что их можно считать бессмысленными. Ни этот, так называемый, договор, ни какой-либо иной не имеют силы, когда они заключены между пленником и его тюремщиком.
   Заа рассмеялась, ее смех оказался неожиданно приятным — как звон стеклянных колокольчиков, тронутых бризом.
   — В стране Лативлер такие договоры имеют странную и определенную силу, особенно в отношении обязательств пленников.
   На это Глауен не нашелся что ответить.
   — Ты помнишь наш договор? — продолжала Заа.
   — Ты предложила мне полную информацию, которой ты обладаешь, а должен оказать тебе услугу, но так как ты не дала мне точного описания требуемой услуги, то я отказался. Тогда ты решила обучить меня Мономантике, рассматривая это как один из пунктов договора. Шутка хороша, но ты не подумала, что я больше не воспринимаю наш договор серьезно?