Вэнс Джек Холбрук. Станция Араминта

   Четыре золотокожих йипи сновали между лодкой и павильоном. Они уже выгрузили на берег ковры, подушки, плетеные стулья и теперь устанавливали длинный стол. На них были только легкие короткие туники и, хотя их головы и лица скрывали большие черные капюшоны, было похоже, что все они довольно молоды.
   Шесть других мужчин, уже зрелого возраста, расселись плетеных стульях. На них были свободные светло-серые одежды, но так же как и у йипи лица скрывали черные капюшоны. Друг с другом они не разговаривали, и даже демонстративно подчеркивали свою независимость. Определить их происхождение Глауен так и не смог. Ни один из них не был йипи, но и на Натуралистов с Трои они были не похожи, и уж конечно они не были обитателями станции Араминта. Затем с лодки на берег сошла высокая крупная женщина. У нее были широкие плечи, массивные руки и ноги, своей конституцией она отличалась как от йипи, так и от мужчин в сером. На лице ее был не капюшон, а скорее маска, которая скрывала нос и глаза, но оставляла видными пухлые щеки и выступающий подбородок. Кожа на открытых участках лица, а так же рук и ног была бледно-сероватой, а над маской на широком черепе торчали клочья волос песочного цвета. На ее принадлежность к женскому полу указывали только две дряблые груди и широкие бедра, прикрытые свободными короткими штанами.
   Женщина прошла в конец дока и осмотрелась. Она что-то сказала йипи и двое из них со всех ног бросились на лодку. Вскоре они вернулись, неся деревянные ящики, которые тут же поставили на стол. Открыв ящики, они достали оттуда бутылки вина и кубки. Два других йипи принесли охапки терновых веток и принялись разводить костер.
   Женщина прошла вдоль дока и вернулась к катамарану. Она перепрыгнула на борт судна и исчезла в надстройке. Спустя минуту оттуда появилась группа девушек-йипи в сопровождении все той же женщины. Девушки неуверенно пошли вдоль дока, они с опаской смотрели по сторонам и временами оглядывались на мрачную женскую фигуру у себя за спиной. Всего было шесть девушек, они были в самом расцвете юности, с широко открытыми голубыми глазами, тонкими чертами лица и мягкими волосами цвета темного меда. Теперь Глауен понял происхождение лежащих на дне костей и догадался, что сейчас произойдет.
   Шесть мужчин в капюшонах продолжали спокойно сидеть и молча наблюдать за происходящим. Шесть девушек продолжали оглядываться, но на их лицах выражающих полное непонимание, начали появляться признаки беспокойства. Женщина отдала короткую команду, и девушки сели на песок. Глауен понял, что последует дальше, ругаясь сквозь зубы он вернулся к шлюпке, отвязал швартовый конец от тернового куста и поднялся на борт ялика.
   Сирена опустилась за западный горизонт, а Глауен сидел и раздумывал над тем, что он видел, и обдумывал, что он может предпринять в данной ситуации. Все было бы намного проще, если бы у него было оружие.
   Уже совсем стемнело. Глауен поднял якорь и, ориентируясь по мерцающей в темноте белой полоске берега, повел ялик на малой скорости в северную часть лагуны. За бортом в воде мелькали стаи пираний, каждая из которых напоминала серебряную ленту и испускала фосфоресцирующий свет, освещавший дно.
   Впереди, на берегу, появились проблески костра. Глауен аккуратно опустил якорь и принялся в бинокль изучать берег. Он выждал еще час, затем перебрался в шлюпку и на малой скорости, стараясь держаться подальше от берега поплыл в сторону дока. Внизу под днищем шлюпки шныряли десять тысяч пираний испуская желтовато-зеленое мерцание.
   Костер уже догорал. Глауен повернул шлюпку в сторону дока. Неслышно он пробирался по темной лагуне, пока шлюпка не уткнулась носом в корпус другого судна, Глауен ухватился за леер катамарана и прислушался. Тишина. Он быстро пришвартовал шлюпку и вылез на борт катамарана. Замер и прислушался. Все та же тишина. Пригнувшись, он пробрался к кормовому швартовному концу, перерезал его ножом и отбросил в сторону. Затем пробрался в нос и проделал тоже самое с носовым швартовным концом. Теперь катамаран свободно покачивался на воде. Не выпрямляясь, Глауен, начал пробираться к шлюпке.
   Глухой стук, шарканье ног. У противоположного борта замаячил силуэт женщины. В свете звезд она увидела Глауена и заметила увеличившееся расстояние между катамараном и доком. Издав сдавленный вопль ярости, она перепрыгнула через крышу каюты и бросилась на Глауена, выставив вперед руки, согнув пальцы, как крюки. Глауен попытался отскочить, но ему помешал наваленный на палубе хлам и женщина рухнула на него. Она издала нечленораздельный триумфальные вопль и вцепилась ему в горло.
   У Глауена подкосились ноги, его лицо уткнулось в живот женщины и он ощутил зловоние, исходящее от ее тела. «Не может быть, — в отчаянии подумал он, — Я не заслужил такой судьбы!». Он резко выпрямил ноги и ударил ее головой в челюсть. Женщина хрюкнула; ее хватка ослабла. Глауен оттолкнул ее и натянул ей на лицо маску так, чтобы она закрыла ей глаза. Она нащупала маску и сорвала ее с лица. Но Глауен уже сделал выпад и погрузил лезвие ножа ей в живот. Женщина в ужасе схватилась за ручку ножа. Глауен уперся одной ногой в крышу каюты и изо всех сил толкнул свою противницу. Та отлетела к лееру, ударилась о него спиной и перевернувшись упала за борт. Задыхаясь, Глауен перегнулся через борт и заглянул в воду. Ее тело буквально в одно мгновение все обросло колыхающимися серебряными ленточками. На один миг он увидел ее глаза, в которых застыло изумление. Глауен обратил внимание на ее лоб: там был странный черный знак: вилка с двумя зубцами, зубцы были слегка изогнуты внутрь, приближаясь друг к другу.
   Яд пираньи парализовал женщину. Ее легкие покинул воздух, и она медленно опустилась на дно.
   Глауен взглянул в сторону берега. Очевидно, звуки борьбы, заглушенные плеском волн в сваях дока, не привлекли к себе никакого внимания.
   Все еще охваченный дрожью, Глауен осторожно перебрался в шлюпку. Он привязал веревку к лееру на носу катамарана, а другой ее конец привязал к швартовочному кольцу на корме шлюпки. Включив двигатель, он медленно потащил катамаран по лагуне к тому месту, где стоял на якоре его ялик.
   Добравшись до ялика, он отвязал веревку от шлюпки и привязал ее к рыму на корме ялика, затем поднял шлюпку и направился на юг, таща за собой катамаран.
   За его спиной в павильоне, кто-то все же обнаружил отсутствие катамарана. Глауен услышал обеспокоенные крики и улыбнулся.
   Внимательно следя за мерцанием прибоя, разбивающегося о коралловое кольцо справа по борту, Глауен медленно продвигался на юг. Там где мерцание прекратилось, Глауен обнаружил южный проход сквозь коралловое кольцо. Он миновал проход и очутился на свободе, в открытом море, удаляясь от проклятого острова Турбен.
   Глауен продолжал тащить за собой катамаран еще два часа, потом поставил парус и ветер понес его на юг.
   Вспомнив то зловонье, которое испускала бросившаяся на него женщина, он стянул с себя все одежды и тщательно вымылся. Переодевшись в свежую одежду, он съел кусок хлеба с сыром и выпил полбутылки вина. После этого, настроение у него поднялось, и он пошел в рубку и несколько часов просидел там.
   Затем он проверил паруса, осмотрел буксировочный трос, все хорошенько закрепил, спустился к себе в каюту и спокойно уснул.
   Утром Глауен перебрался на катамаран. Но ничего, чтобы могло пролить свет на личности шестерых мужчин в сером или на личность женщины там так и не нашел.
   Глауен забрал комплект навигационных инструментов — не было никакого сомнения, что они в свое время были украдены на станции Араминта.
   После этого Глауен поджег катамаран и вернулся на свой ялик. Свежи бриз понес его дальше на юго-запад. Еще долго юноша различал в воздухе запах дыма.

3

   Пройдя день и ночь под разными ветрами, Глауен наконец увидел материк. Уже через час после того, как Сирена пересекла свой зенит, он оставил за спиной океанские воды и вошел в устье реки Ван. А еще час спустя он уже сидел в кабинете Бюро В и докладывал о своих приключениях всему Зоопарку:
   — Я оставил их брошенными на острове: четыре йипи и шесть мужчин неизвестного происхождения. Мужчины должны быть зарегистрированы в отеле.
   — Чрезвычайно интересно, — сказал Бодвин Вук, — И сразу в голове возникает несколько вопросов. Кто организует такие пикнички? Это не обязательно должен быть Титус Помпо, хотя он, скорее всего, в курсе. Как давно это продолжается? Судя по количеству костей раз или два это уже проделывалось. Кто эти шесть человек в капюшонах? Откуда они? Как и с кем они договаривались? Кто эта женщина с татуировкой на лбу? И наконец, как наше бюро должно отреагировать? — он откинулся на спинку кресла, — Джентльмены, я жду ваших предложений.
   После недолгой паузы заговорил Рьюн Оффоу:
   — Очень скоро в Йипи-Тауне хватятся катамарана. Думаю, Титус Помпо, захочет выяснить, что произошло. Он может послать туда другую лодку или, возможно, я подчеркиваю, возможно, флаер, если, конечно, таковой существует. Мы должны быть готовы к такому развитию событий… хотя вероятность их и не очень велика.
   — Хорошо. И что же вы предлагаете?
   — Думаю, что надо немедленно послать на остров транспортный флаер, который заберет оттуда участников этой прогулки, а за одно организует засаду. Если Титус Помпо пошлет туда свой гипотетический флаер, то мы заставим его приземлиться, а затем уничтожим его или под конвоем доставим его сюда, на станцию Араминта. Если появится лодка, то мы можем арестовать йипи, а лодку уничтожить.
   Бодвин Вук осмотрел собравшихся.
   — Ничего лучшего я предложить не могу. Если нет возражений, то преступайте.

4

   Шард повел на остров Турбен большой транспортный флаер Бюро В, на борту которого находилось еще три оперативных сотрудника. Приблизившись к острову, он сбросил скорость, полетел на север и завис над павильоном и доком. Два других флаера и еще один транспорт с трехдневным запасом пищи и воды уже приземлились недалеко от центрального пика, откуда они с помощью своих радаров должны были следить за небом и морем.
   Радар Шарда на данный момент не обнаружил ничего ни в небе ни на море. Воспользовавшись биноклем, он осмотрел землю под флаером и обнаружил четырех йипи, которые печально сидели скрючившись у основания дока. Других шестерых мужчин нигде не было видно.
   Шард посадил транспорт недалеко от павильона. Вместе со своими тремя товарищами он спустился на землю. Йипи тупо уставились на прибывших. Шард сделал жест в сторону транспортного флаера.
   — Живо в транспорт, — приказал он.
   Те с трудом встали на ноги.
   — Дайте нам воды, — хрипло попросил один из йипи.
   — Дайте им напиться, — отдал распоряжение Шард своим людям.
   Из-за павильона качаясь вышли изможденные, с дикими глазами шестеро мужчин. Они заковыляли в сторону Шарда, надтреснутыми голосами умоляя его дать напиться.
   Шард указал на транспорт:
   — Садитесь на борт и там получите воду.
   Шесть мужчин залезли в пассажирский отсек. Шард поднял транспорт в воздух и направился обратно к станции Араминта.
   Прошло пятнадцать минут. Еще недавно умирающие от жажды обитатели острова напились воды и теперь начали осторожно обсуждать сложившуюся ситуацию. Один из них громко крикнул Шарду:
   — Эй, пилот! Ты куда нас везешь?
   — На станцию Араминта.
   — Хорошо. Мне все равно там делать пересадку.
   — Боюсь, что не получится, — возразил Шард, — Вы арестованы по очень серьезному обвинению. Так что никуда вы дальше не поедете.
   — Что! Вы шутите! И это после всех тех лишений и страданий, который мы испытали?
   — У вас нет никакого законного основания так поступать, — вмешался другой пассажир, — Я юрист очень высокого класса и смею вас заверить, что вы не можете возбудить против нас дело. Наоборот, я сам потребую большой выплаты и возможно возмещения ущерба.
   — С кого? Со станции Араминта?
   — С «Огмо Энтерпрайсис», с кого же еще!
   В разговор вмешался еще один участник пикника.
   — Все именно так и есть. Я возмущен до глубины души и тоже отказываюсь от всяких обвинений!
   — Вы тоже юрист? — поинтересовался Шард.
   — У меня достаточно юристов на службе. Я руковожу несколькими крупными финансовыми предприятиями, включая большой банк. Я не привык к дурному обращению и ничего не спускаю.
   — Испытания, которое мне пришлось вынести было невыносимым! — с горячностью заговорил еще один член группы, — Мои права были попраны и всю ответственность за это должна нести станция Араминта!
   — Что-то мне не уловить вашей логики, — заметил Шард.
   — Все очень просто. Я был соблазнен предложением теплого приема и приятного время провождения на Кадволе, а вместо этого я столкнулся с трудностями, жаждой и голодом. Кто-то должен за это быть наказан.
   — Подозреваю, что наказанными окажетесь именно вы, — рассмеялся Шард.
   — Я третий советник Богдара Кадиша, — воскликнул очередной задержанный, — ваши обвинения возмутительны. Мы требуем соблюдения наших прав, и не собираемся раскрывать вам подробности нашей личной жизни. Я решительно отвергаю все ваши гнусные намеки и требую к себе уважения согласно моему положению!
   — Так и будет, — пообещал Шард.
   На станции Араминта задержанных закрыли на старом каменном складе, откуда по очереди стали выводить на допрос в кабинет Бодвина Вука. Кроме хозяина кабинета присутствовали Шард, Хранитель Эгон Тамм, и Глауен.
   Первыми допросили четырех йипи. Все рассказывали приблизительно одно и то же. Все они были кадетами умпами, которых специально отобрали для того, чтобы помогать в организации поездки на остров Турбен. Эта поездка была третьей по счету. Мертвую женщину звали Сибилой. Она появилась во время второй поездки, в первой поездке она не участвовала. Всем четырем йипи Сибила очень не нравилась, но они ее боялись: она отдавала четкие распоряжения и не терпела и намека на недобросовестность. Все четверо рассказывали душераздирающие истории о полученных тычках и ударах. Последним допрашивали йипи по имени Саффин Дольдерман Найвелс. На вопросы он отвечал так, как будто участвовал в дружеской беседе.
   — Я на самом деле был очень счастлив, узнав, что Сибила мертва, — заявил Саффин, — Она измотала всем нервы и только портила поездку.
   — Даже девушки не могли насладиться поездкой, — вставил замечание Шард.
   — Ну, никто и не ожидал, что они там будут наслаждаться, — отмахнулся Саффин, — И все же, что ни говори, но экскурсии станут только лучше, если Сибила будет находиться в воде, а не на берегу. Смотреть на ее кости валяющиеся на дне будет очень поучительно.
   — Саффин, ты живешь в каком-то странном и удивительном мире, — с тонкой улыбкой заметил Бодвин Вук.
   — Я тоже так думаю, — вежливо кивнул Саффин, — К сожалению, я не знаю никакого другого. Я отношусь к тем людям, которые добавляют к своей рыбе не только соус «Огонь дракона», но и чатни с хурмой.
   — Экскурсии проводились с интервалом в две недели, — заметил Эгон Тамм, — у вас уже было составлено расписание и на будущие поездки?
   — Этого я не знаю, сэр. Никто не пожелал сообщить мне об этом, — Саффин с бессмысленной улыбкой переводил взгляд с одного участника допроса на другого. Он нерешительно встал, — А теперь, джентльмены, когда вы получили ответы на все ваши вопросы, думаю, мы с товарищами пойдем своей дорогой. Было очень приятно побеседовать с вами, но железный голос долга зовет нас к нашим обязанностям.
   — Социолог Порлок утверждает, что у йипи нет чувства юмора, — хмыкнул Шард, — Ему бы надо было услышать эту шутку. Ты хуже убийцы. Так что никуда ты, кроме как обратно в тюрьму не пойдешь.
   Лицо Саффина разочарованно осунулось.
   — Сэр, боюсь, вы будете настаивать на своем! Но вы совершаете большую ошибку! Такие мероприятия нам тоже не доставляют большого удовольствия, но главное правило для кадета — подчиняться приказам!
   — У тебя не было выбора, кроме совершения этого гнусного преступления, — задумчиво кивнул Бодвин Вук.
   — Абсолютно никакого! Я был назначен на эту должность!
   — Ты бы мог и уволиться из кадетов, — выдвинул предположение Шард.
   — Эта идея никуда не годиться, — покачал головой Саффин.
   — Вовсе нет, — возразил Бодвин Вук, — Ты бы очень скоро убедился, что это идея далеко не так плоха. На самом деле эта была бы самая лучшая идея, но тебе она не пришла в голову.
   — Ради справедливости, вы должны учитывать и наши нужды, — мрачно сказал Саффин, — Когда денежные бездельники приезжают к нам и сверкают зубами, кто-то должен собирать их денежки?
   — Эти бездельники отдавали свои денежки Сибиле? — проигнорировал Шард вопрос йипи.
   — Никогда ни Сибиле, ни мне! Мы получали разве что динкет за хорошо выполненную работу!
   — Сибила разговаривала с этими бездельниками? Может быть они интересовались ее татуировкой? Или может быть она упоминала о чем-то в разговоре с вами?
   Саффин презрительно щелкнул пальцами.
   — Мне Сибила только отдавала приказы, которые я должен был бежать и выполнять. Во второй группе были ее друзья и она с ними разговаривала, но только в отношении их поведения.
   — Это как же?
   — Это были странные люди во многих отношениях, они бы никогда не притронулись бы к девушкам, но Сибила заставила их прелюбодействовать. И они подчинились, боясь, что она выполнит свои угрозы.
   — И что же это были за угрозы?
   — Она сказала, что они должны либо прелюбодействовать с девушками, либо с ней. Выбор за ними. Они все поспешно выбрали девушек.
   — Несомненно, очень мудрый выбор, — согласился Бодвин Вук, — Я бы, пожалуй, выбрал то же самое. А в каком еще отношении эти люди казались странными?
   Но Саффин смог описать только смутные ощущения.
   — Они были очень странными, но и Сибила тоже была странной. Сейчас, когда у думаю об этом, то мне кажется, что был разговор еще об одной экскурсии: речь шла о четырех женщинах и четырех мужчинах. Я не знаю, что задумала Сибила.
   — Может быть она хотела подготовить своих специалистов для этой работы?
   Саффин растеряно замигал.
   — Это не касалось моих обязанностей.
   — Ну ладно, этого мы уже никогда не узнаем и размышлять на эту тему нет смысла. Что еще ты можешь нам рассказать?
   — Больше ничего! Теперь-то вы убедились в моей невинности! Я могу идти?
   Бодвин Вук скептически хмыкнул.
   — Ты что не понимаешь, что совершил ужасное деяние? Ты не чувствуешь за собой никакой вины? Не испытываешь стыда?
   — Сэр, вы уже старый и мудрый, — с горячностью заговорил Саффин, — но вы не можете постигнуть каждую мельчайшую и хрупкую частицу космоса!
   — С этим я согласен. Ну и что из этого?
   — Возможно, существует одна маленькая деталь, которую я хорошо понимаю, но которая выпала из вашего поля зрения.
   — И с этим я могу согласиться! Твоя скрупулезная работа с девушками могла принести такой опыт, о котором я мог только мечтать.
   — Вот в этом все и дело. Надеюсь, вы не посчитаете за грубость, если я вам объясню некоторые правила, которые могут мне, вам, всем нам значительно облегчить жизнь?
   — Говори! — разрешил Бодвин Вук, — Я всегда готов узнать что-то новое.
   — «Сейчас» — это «сейчас»! Это лозунг освобождения! Вы должны постоянно его держать в голове! «Прошлое» и «ушедшие времена» — это всего лишь пустые слова и ничего больше. То что уже произошло, то ушло навсегда! Исчезло! Превратилось в абстракцию и только! Так называемые «прошедшие события» вполне могли бы и никогда не происходить, и для всех нас будет легче, если все прошедшее мы будем рассматривать именно в этом свете! Поверьте мне, сэр, это относится не только к данному случаю, а к тысячи других событий! Никогда не надо поддаваться дурным привычкам! Раздумывание над воспоминаниями, желание возврата лучших дней, это первые признаки немощной старости. Правильнее воспринимать жизнь такой, какая она есть на данный момент, а не хвататься за облачные образы ушедшего прошлого. «Сейчас» — это «сейчас»! Все остальное бесполезная глупость. В данном случае «сейчас», это когда я хочу покинуть эту ужасную комнату, которая пахнет многими поколениями преуспевающих богачей и снова оказаться на свежем воздухе под лучами теплого солнца.
   — Так оно и будет, — заявил Бодвин Вук, — Меня глубоко тронула твоя философия! Если мои коллеги с этим согласятся, то ты заслужил отсрочку казни! — он повернулся к остальным присутствующим, — Саффин просветил нас в отношении некоторых своих истин! Я считаю, что вместо того, чтобы повесить этих преступников на первом же дереве или закрыть их навечно в подземелье, мы должны отпустить их. Перво-наперво они отправятся на остров Турбен и, наслаждаясь свежим воздухом и теплым солнцем разрушат док и павильон и вернут окружающий пейзаж к первозданной дикой природе. А затем они отправятся на мыс Джоурнал, где свежий прохладный воздух и дикие ветра охладят пыл даже такого горячего человека, как Саффин! В качестве приза они смогут посвятить свою жизнь полезным целям, найдут, так сказать, найдут монетку в своем пироге.
   — Меня тоже тронула философия Саффина, — согласился Эгон Тамм, — Ваша программа лучшее, что можно было придумать, с этим не может не согласиться даже наш обвиняемый.
   — Другого я и не ожидал, — кивнул Бодвин Вук, — Ты счастливчик, Саффин. И все же, тебе придется вернуться в тюрьму.
   Протестующего Саффина увели. Бодвин Вук откинулся на спинку кресла.
   — Очень трудно осуждать кого-то с таким ясным взором и неподдельной улыбкой… Ну что же, Саффин сам первый осудил сентиментальность. Ну, и что мы выяснили?
   — Меня заинтриговала эта Сибила, — заметил Эгон Тамм, — Если бы я организовывал подобные экскурсии, то на роль руководителя я бы нанял кого-то более обаятельного, чем эта женщина.
   — Это загадка, — согласился Бодвин Вук, — Но давайте продолжим. Шард, полагаю, что вы уже перекинулись несколькими словами с нашими обвиняемыми?
   — В этом отношении у меня очень мало информации. Это все люди среднего возраста с приличным прошлым. Все заявляют, что они довольно важные персоны. Все возмущены арестом, а некоторые даже высказывали в наш адрес угрозы. Все раздражены и считают себя жертвами мошенничества.
   Бодвин Вук тяжело вздохнул.
   — Полагаю мы обязаны выслушать их жалобы.
   Шестеро бывших участников экскурсии на остров Турбен были поочередно подвергнуты допросу. Точно так же как и йипи, все они рассказали примерно одно и то же. Про экскурсию они узнали из брошюр, изданных компанией Огмо Энтерпрайсис. Каждый уверял, что им руководило чистое любопытство, хотя все они заплатили по тысяче солов своим туристическим агентам, не считая расходов на билет до Араминты. Никто не встречался с представителями Огмо Энтерпрайсис до тех пор, пока не прибыл в Йипи-Таун. С этого момента они попали в руки Сибилы. Все подтвердили свой статус, обеспеченных людей с твердой социальной позицией, никто не признал себя сексуальным извращенцем, но «не упускать же того, что само идет в руки». Некоторые из них, услышав выдвигаемое обвинение были возмущены: «Я? Сексуальный извращенец? Да вы с ума здесь все посходили!»
   Каждый из шести обвиняемых во избежании скандала или нежелательных слухов, постарался скрыть свое имя под вымышленным. «С какой стороны не подходи, но нет никакого смысла раздувать вокруг этого большую шумиху! — заявил один из них, назвавший себя владельцем ранчо, — Моя супруга будет просто поражена!»
   — Ей это совершенно не обязательно знать, — согласился Бодвин Вук, — Если только она не захочет присутствовать при казни. А нам совершенно безразлично будете ли вы повешены под собственным или вымышленным именем.
   — Что?! Что вы сказали! ? Да вы просто издеваетесь!
   — Я что, похож на шутника? Вы видели, чтобы я смеялся?
   — Нет.
   — В таком случае, это все.
   Владелец ранчо пошатываясь направился к выходу, постоянно оглядываясь через плечо в надежде увидеть какой-нибудь обнадеживающий знак, но, разумеется тщетно.
   Следующий участник группы, объявивший себя «финансистом и банкиром» и назвавшийся Ольвари Ирлингом, жаловался еще горячее. И пообещал, что если его требования не будут приняты в расчет, то он предпримет суровые юридические санкции.
   — И как же вы сможете осуществить эти санкции после своей смерти? — поинтересовался Бодвин Вук.
   — Как после смерти? С чего это я должен вдруг так внезапно умереть?
   — Полагаю, вы знаете, что Законодательство Араминты предписывает карать за убийство смертью.
   — Не говорите ерунды! — высокомерно заявил Ольвари Ирлинг.
   — Ерунда, говоришь? — прорычал Бодвин Вук, — Видишь вон то шардановое дерево? Возможно, еще до конца дня ты будешь болтаться на верхнем суку так, чтобы мы могли отсюда любоваться этим зрелищем!
   — Я хочу проконсультироваться со своим адвокатом, — холодно заявил Ольвари Ирлинг.
   — Ваша просьба отклоняется! Он только усложнит довольно простой процесс. Если конечно, мы его не повесим рядышком за заговор с целью препятствия правосудию.
   — Если у вас такой юмор, то я нахожу его довольно странным. Я уважаемый человек, имеющий отношение ко многим делам и арест причиняет мне большие неудобства.
   Продолжающего извергать громы и молнии Ольвара Ирлинга отвели обратно в импровизированную тюрьму.
   Бодвин Вук раздраженно покачал головой.
   — Не вижу больше оснований терять время на это отвратительное занятие. Конечно, в таких делах последнее слово остается за Хранителем.