Веснина Елена. Тернистый путь

Елена ВЕСНИНА
ТЕРНИСТЫЙ ПУТЬ

* * *

   Бывает так, что спокойно текущая жизнь вдруг становится невероятно бурной. Стоячие воды начинают двигаться, поднимать со дна муть, обнажать дно, на котором открываются совсем неожиданные предметы.
   Так и для Маши Никитенко жизнь вдруг обернулась совсем непонятной для нее ситуацией. Ощущение было такое, как будто она шла, как всегда, знакомой дорогой, но вдруг пришла по этой дороге в совершенно незнакомое место. В ее комнате нашли коробку с ампулами, и следователь говорил о том, что в коробке не хватает одной ампулы и что именно Маша ее взяла. Маша тщетно пыталась понять, что происходит.
   — Подождите… я ничего не понимаю… Откуда взялись эти ампулы?! — спросила она у следователя.
   — А вот это вы нам сейчас и объясните, гражданка Никитенко. Вам придется проехать с нами.
   И бабушка, и Сан Саныч были просто ошарашены этим предложением.
   — Куда это вы ее увозить собрались? Ребенка в милицию — да вы что?! Не пущу! — Зинаида решительно встала между следователем и Машей, закрыв внучку своим телом.
   — Пожалуйста, успокойтесь, — казенным голосом обратился к ней следователь. — Я обязан временно задержать вашу внучку. До выяснения всех обстоятельств.
   Знаю я ваши обстоятельства — потом не выпустите! А моя внучка ни в чем не виновата! — уверенно заявила Зинаида. Конечно, кто же лучше нее мог знать, что Маша действительно не может сделать ничего плохого.
   — Но ведь ампулы нашли у вас в доме, — напомнил следователь. — Вы сами видели, как их достали из Машиной тумбочки. Это неопровержимые улики.
   Зинаида подумала и попросила Машу:
   — Скажи ему, внученька, откуда у тебя эта гадость?
   — Не знаю, бабушка… — честно призналась Маша.
   — Ну, вот видите, — подвел итог следователь. — Освободите, пожалуйста, дорогу.
   Баба Зина немного растерялась и даже обратилась за помощью к Косте:
   — Костя, а ты что молчишь? Ведь ты же Машу хорошо знаешь! Она не могла их взять!
   Но Костя был заинтересован в ином развитии событий:
   — Мне тоже хотелось бы так думать, но… факты говорят совсем о другом, — ответил он.
   Маша вздохнула и пошла к выходу, за ней вышли Костя и следователь, а милиционер задержался, подошел к Сан Санычу с бумагами и попросил его:
   — Понятой, распишитесь в протоколе.
   Сан Саныч машинально расписался. Зинаида уже вышла на улицу, увидела, как Машу подводят к машине, и заголосила:
   — Машенька! Как же так?! Что же теперь будет?!
   — Бабушка, это какое-то недоразумение. Я ни в чем не виновата. — Глаза у Маши постепенно наполнялись слезами.
   — Ничего, разберемся, — сказал следователь и обратился к Косте: — А тебе придется прокатиться с нами еще разок. Нужно задать тебе пару вопросов.
   — Так я, по-моему, уже все сказал… — замялся Костя.
   Это ненадолго. Для протокола, — уточнил следователь. Костя нехотя сел в машину, и она уехала. У порога дома остались только плачущая Зинаида да Сан Саныч, который тщетно пытался ее успокоить.
   По-разному могут складываться взаимоотношения отца и дочери, но в них всегда будут присутствовать связывающие их нити симпатии. Отец видит в дочери по-настоящему свою женщину, именно потому, что она его дочь. А дочь часто ищет в других мужчинах черты отца, который для нее и образец, и идеал мужчины, как бы она это ни скрывала.
   Но внешне отношения могут принимать очень непростые формы, связанные с непониманием или обидой. Может быть, поэтому, когда Буравин решил поговорить с дочерью, она восприняла его попытку в штыки.
   — Катя, будь добра, смени тон, — попросил Буравин.
   — И не подумаю! Да, папа, ты самый настоящий предатель! — Катя была категорична, как многие в ее возрасте.
   — Катя, ты не смеешь так разговаривать с отцом, — сказал Буравин знаменитую фразу всех родителей.
   — Еще как смею! — заявила Катя. — Да и какой ты мне отец после того, что ты сделал?
   — Катя, как ты можешь говорить такие вещи? Тебе же самой будет стыдно, когда ты успокоишься.
   — И ты еще меня стыдишь? Посмотри лучше на себя! — Катя даже ткнула в отца пальцем.
   — Катя, подожди. Я тебе сейчас все объясню, ты просто ничего не понимаешь в моей жизни… — решил рассказать что-то поподробнее Буравин.
   — В твоей — может быть. Зато в своей и маминой жизни я понимаю все. И обе наши жизни ты безжалостно разрушаешь. — Голос у Кати задрожал.
   — Дочка…
   — Не называй меня дочкой, ты от меня отказался!
   — Катя, ну о чем ты говоришь? Я от тебя не отказывался, — грустно сказал Буравин.
   — Если ты ушел из дома — значит, ты отказался от нас обеих: и от мамы, и от меня, — упорствовала Катя.
   — Неправда. Я ушел от Таисии, потому что больше не могу с ней жить. А ты была и есть моя дочь. И наши отношения не должны измениться! — В голосе у Буравина звучала уверенность.
   — Но они уже изменились! — заметила дочь.
   — Почему? Ведь я люблю тебя, как и прежде, — признался Буравин, и это было, несомненно, правдой.
   — После того, что ты сделал, я не могу тебе больше верить. — Дочь продолжала гнуть свою линию.
   — Катя, разрыв произошел только между мной и твоей матерью. А ты здесь ни при чем! Как ты не понимаешь?
   — Я не хочу этого понимать. Я ваша дочь! И я требую, чтобы ты вернулся домой. — Катя вспомнила, как она требовала что-то, когда была маленькой, и почти всегда получала то, что хотела.
   — Ты не можешь от меня этого требовать, — устало объяснял отец. — У меня есть своя жизнь. Я тебя люблю, но это не дает тебе права указывать мне, что делать.
   — Хорошо. Но знай: если ты не вернешься, то сегодня мы видимся с тобой последний раз. — Это был удар ниже пояса, и Катя сама не верила в то, что говорила.
   — Ты хорошо подумала, прежде чем сказать такие слова? — строго спросил Буравин.
   Конечно, Катя мало думала перед тем, как это сказать, совсем не думала, но ответила с вызовом:
   — Разумеется.
   — Ну что ж… Ты не оставляешь мне выбора, дочь. Ведь ты меня знаешь, если я принял решение, я его не изменяю.
   — Но и меня ты тоже знаешь — я слов на ветер не бросаю.
   Стало видно, как дочь и отец похожи друг на друга в своем упрямстве и настойчивости. Только отец был уверен, а Катя совсем не уверена, ей хотелось как-то по-другому завершить разговор. И отец это почувствовал.
   — А может быть, прежде чем уйти, ты все-таки выслушаешь меня? — спросил он. — И тогда ты поймешь, что я не мог поступить иначе.
   Катя готова была его слушать вечно, но признаться в этом не могла.
   — Вряд ли я пойму тебя, — заметила она.
   — Ну хотя бы попытайся, — попросил Буравин.
   — Хорошо, — согласилась Катя.
   — Понимаешь, Катя, я сейчас пытаюсь исправить ошибку, которую совершил много лет назад, еще до того, как ты появилась на свет, — начал свой рассказ Буравин.
   — И в чем же была твоя ошибка?
   — В женитьбе на твоей матери, Таисии. Я не должен был этого делать.
   — Интересно… — Кате не было интересно, ей было неприятно это слышать.
   — Я любил другую женщину, — продолжал Буравин.
   — Полину Константиновну? — догадалась Катя.
   — Да, дочка. И мне нужно было сделать все, чтобы она стала моей. Но жизнь сложилась иначе.
   — То есть ты хочешь сказать, что и я была ошибкой? — У Кати задрожал голос. Превратиться из любимой дочери в нежеланного ребенка — это уж слишком!
   — При чем тут ты? — удивился Буравин.
   — Но ведь у вас родилась я! А если твоя жизнь с мамой была ошибкой, значит, и я — тоже?
   Катя, я тебя люблю, я был счастлив, когда ты родилась, — улыбнулся Буравин. — Ты — мой ребенок, я всегда буду рядом с тобой. Но я не могу никого больше обманывать.
   — Я поняла. Значит, все это время ты нас обманывал.
   — Да нет же… Катя, ты уже взрослая, ты ведь должна понимать, что сердце невозможно заставить любить! — попытался объяснить отец.
   — Да, папа. Я понимаю. Эта Полина тебе важней, чем мы с мамой. Чем твоя семья.
   — Ты меня неправильно поняла… — в который раз сказал Буравин.
   — Нет, правильно! Я не заставляю тебя меня любить! Не напрягайся! Обойдусь! — В Кате говорил обиженный ребенок. Она отвернулась, пряча слезы, и побежала к двери.
   — Катя, постой!..
   Но Катя уже не слышала его.

* * *

   Поскольку Машу вызвали домой так неожиданно, Алеша заволновался:
   — Мама, почему Машу так срочно вызвали домой? Что там у нее случилось? Не дай Бог, что-то с бабой Зиной или Сан Санычем!
   — Я не знаю, — сказала Полина. — Голос у ее бабушки был взволнованный, но достаточно бодрый.
   — Ты же понимаешь, сынок, ее бабушка — пожилой человек, мало ли что могло случиться… Давление подскочило, или сердце расшалилось… Я уверен, что все обойдется, — предположил Самойлов.
   — Маша скоро вернется и расскажет все сама, — успокоила сына мать.
   — Я так за нее переживаю. Она чувствует мою боль и помогает мне с ней бороться. Но иногда мне кажется, что я тоже чувствую, когда ей плохо. Вот как сейчас… Мне кажется, с ней происходит что-то нехорошее. А я ничем не могу ей помочь…
   Алеша, я тебя уверяю, Маша достаточно сильный человек, чтобы справиться со своими проблемами самостоятельно. А тебе надо отдохнуть. Давай я помогу тебе дойти до твоей комнаты, — предложила Полина.
   — Спасибо, мама. Я, правда, что-то устал сегодня…
   Добравшись до кровати, Алеша сказал:
   — Спасибо, мам, что помогла мне дойти. Я себя чувствую сейчас маленьким ребенком… — грустно усмехнулся он. — В детстве ты меня так же отводила в кроватку и читала сказку на ночь…
   — Не все сразу, сынок. Ты и так делаешь поразительные успехи.
   — Но я буду тренироваться еще больше и скоро смогу ходить совершенно самостоятельно, как обычный здоровый человек, — стал убеждать и маму, и самого себя Алеша.
   — Обязательно. Ты и бегать еще у нас будешь, — поддержала его Полина.
   — А помнишь, как я мечтал научиться ходить… И боялся, что надежда окажется напрасной…
   — Конечно, помню. Ты поставил себе цель — прийти к Кате на своих ногах.
   — Мама, я добился своей цели. — Алеша решил поделиться с мамой своей сегодняшней победой. — Сегодня я виделся с Катей. И я подошел к ней сам, на своих ногах! Так что все получилось, как я хотел.
   — Что?! — удивилась и обрадовалась одновременно Полина. — Ты встречался с Катей?
   — Да, мама. Мы встретились случайно. Мы с ней разговаривали, и… она была так рада, что я выздоровел.
   — А больше она тебе ничего не сказала? — взволнованно спросила Полина.
   — Сказала… Она меня все еще любит, представляешь?
   Не может быть! — искренне удившись Полина.
   — Почему?
   — Алеша, я раньше не хотела тебе говорить, ведь ты болел и тебя нельзя было волновать…
   — Ты о чем, мама? — спросил Алеша.
   — Дело в том, что Катя теперь с Костей. У них возобновились отношения…
   — В каком смысле — отношения?
   — В самом прямом, сынок. Она теперь невеста твоего брата.
   — Катя теперь с Костей?! — Алеша не верил своим ушам. — Но зачем же она тогда сказала мне, что по-прежнему любит именно меня?
   — Видишь ли, Алеша, дело в том, что Катя, похоже, совсем не та девушка, какой она казалась нам раньше… — начала было Полина, но Алеша ее перебил:
   — Почему же Костя ничего не рассказал мне?! Он знал, что Катя моя невеста, и опять начал с ней встречаться?!
   — Не вини Костю, сынок. Мы все давно поняли, что Катя не станет твоей женой. Пока ты болел, она вела себя довольно странно, если не сказать хуже.
   — Да, мама, я тоже это заметил, — согласился Алеша. — Катя стала совсем другой.
   — Я не хочу говорить ничего плохого за ее спиной, но мне кажется, Катя — не та девушка, которая тебе нужна.
   — Но зачем она опять говорит мне о любви? — спросил сын.
   — На твоем месте я бы ей не верила, — ответила ему Полина.
   — Что же мне делать? — Алеша был в отчаянии.
   — Не знаю. Осмотреться вокруг — может, где-то рядом с тобой есть куда более достойные тебя девушки?
   Но рядом со мной нет никого, кроме Маши.
   — Ну, вот видишь! А ты говоришь — никого.
   — Я настолько привык видеть ее рядом, что она уже кажется частью моей жизни, — улыбнулся Алеша. — Странно, правда?
   — Это очень хорошо, сынок. Маша — честная, порядочная и очень искренняя девушка. Если честно, она мне нравится гораздо больше, чем Катя, — призналась Полина.
   — Да, мама. И мне тоже. Ты не поверишь — ее нет рядом совсем немного времени, а я по ней уже соскучился…
   — Я уверена, что она скоро вернется. А про Катю, Алешенька, ты бы лучше не вспоминал. Пусть у нее будет своя жизнь, а у тебя — своя.
   — Наверное, ты права, мама, — задумчиво сказал Алеша.
   Может быть, впервые он подумал о Маше как о девушке, которую можно полюбить.
   Поразмышляв некоторое время, смотритель пришел к выводу, что бриллианты действительно могут быть у Алексея. Более того, ему показалась сомнительной и сама его болезнь.
   — Ну держись, инвалид! Ты у меня поплатишься… — тихо сказал смотритель и позвал сыновей.
   — А какой у тебя план, папа? — спросил Толик, выслушав отца. — Что ты хочешь с ним сделать?
   — Его надо потихоньку — в мешок и в укромное местечко. А уж там, будь спокоен, он у меня соловьем запоет. И бриллианты достанутся лам.
   — Но рядом с ним постоянно кто-то находится, — сказал Толик.
   — Такого не бывает, сынок. Когда-нибудь, пусть ненадолго, но он останется один. Ваше дело — этот момент не проворонить, понятно?
   — Глаз с него не спустим! — пообещал сын..
   Молодец, Толик! — похвалил его отец. — Я гляжу, умнеешь прямо на глазах. Ну все, сегодня отдыхать, а завтра с утра за работу. А мне пора кое-какими другими делишками подзаняться.
   Смотритель собрался уходить, но Жора перехватил его у дверей.
   — Пап, а на что отдыхать-то? Нынче и отдых денег стоит! Подкинул бы деньжат за труды?
   — Перебьетесь, — твердо сказал смотритель. — Спать ложитесь. Сон — лучший отдых.
   — Ну папа… Время еще детское! — настаивал на своем Жора. — Все пацаны в ночных клубах да на дискотеке…
   — Все, я сказал! Отстань со своими глупостями! Не до вас сейчас.
   Объяснив сыновьям, что жизнь — это не только праздник, смотритель отправился к себе, взял фонарик и решил пройти по катакомбам. Он хотел остаться незамеченным, и это ему удалось.
   Он углублялся в катакомбы, и шаги его становились все глуше и глуше. Ему нравилось ходить к своему сундуку, проверять на нем замки, любоваться собранными в нем сокровищами.

* * *

   Зинаида не находила себе места, хваталась то за одно, то за другое, но тут же все бросала.
   — Куда же они Машеньку увели? За что?! Саныч, что же делать?! — причитала она.
   — Надо идти в милицию, хлопотать, — решительно сказал Сан Саныч.
   — Так что же мы сидим? Пойдем скорей! — тут же подхватила его идею Зинаида. Для нее главным было что-то делать, чтобы помочь Маше.
   — Я думаю, надо ей передачку собрать, а то там кормят небось не по-домашнему, — предложил Сан Саныч.
   — Ты думаешь, ее там… надолго задержат? — растерялась Зинаида. — Она ведь ни в чем не виновата.
   — Да нет, разберутся и выпустят, но на всякий случай… — объяснил свое предложение Сан Саныч.
   Зинаида приступила к делу, быстро и аккуратно укладывая в узелок пирожки и что-то еще из съестного. Пока она суетилась, Сан Саныч рассуждал:
   — Откуда же они все-таки взялись, эти чертовы ампулы? Неужели Маша и вправду принесла их из аптеки?
   — Чтоб у тебя язык отсох — сказать такое! — Зинаида даже плюнула. — Маша никогда в жизни ничего не крала! Я свою внучку знаю и никому не позволю ее обвинять, понял?
   — Да что ты, Зин, я же так, предположил только… — стал защищаться Сан Саныч.
   — Даже и думать об этом не смей! — потребовала Зинаида. — Ну что сидишь, пошли!
   И она решительно направилась к выходу. Сан Саныч поспешил вслед за ней.
   Маша впервые оказалась в кабинете у следователя и была очень растеряна. Костя, который здесь уже бывал, присел в уголке и ловил каждое слово.
   — Итак, вы не можете объяснить следствию, откуда в вашей комнате оказались ампулы с сильнодействующим снотворным? — спросил следователь Машу.
   — Нет. Я их не брала… честное слово… — как-то по-детски ответила Маша.
   — К сожалению, вы обвиняетесь не просто в хищении медикаментов, — продолжал следователь.
   — А в чем? Я ничего не понимаю…
   — Об этом позже, — сказал следователь и взял в руки злополучную коробку.
   — Здесь недостает одной ампулы. Скажите, пожалуйста, куда вы ее дели?
   — Эту ампулу забрал Константин Борисович, — вспомнила Маша.
   Здесь Костя вмешался в разговор с видом очень оскорбленного человека:
   — Что ты говоришь, Маша?! Никакую ампулу я не брал! Это чушь!
   — Но я видела своими глазами! Я зашла в лабораторию, вы стояли возле шкафа и держали в руках эту коробку… — напомнила ему Маша.
   — Сплошное вранье! Это лекарство хранилось в сейфе в моем кабинете.
   Следователь его остановил:
   — Стоп, Костя. Скажешь, когда тебя спросят. Значит, вы признаете, что это ампулы из аптеки?
   — Но вы же сами сказали… — начала Маша.
   — Допустим, — предположил следователь. — Маша, давайте рассуждать логически. Если вы"выдали ампулу Константину, то почему об этом нет записи в журнале?
   — Костя сказал, что заполнит все сам, — объяснила Маша.
   — Опять вранье. Я не мог такого сказать, потому что даже не знаю, как он заполняется, — снова вмешался в разговор Костя.
   Следователь достал из ящика стола журнал учета медикаментов из аптеки и стал в нем что-то искать.
   — Вот, никакой отметки здесь нет. Значит, в аптеке были все десять ампул. До того, как вы их похитили.
   Маша подавленно молчала.
   — А потом одна из этих ампул была использована при покушении на убийство человека. И вы знаете, кого именно. Алексея Самойлова!
   А вот это была самая большая неожиданность для Маши! Оказывается, Алешу пытались убить, и авария — это не случайность!
   — Вы что, обвиняете меня в покушении на Алешу? — тихо спросила она.
   — Именно так, — подтвердил следователь.
   — Это какое-то безумие. Скажите, ради Бога, зачем мне было на него покушаться? — Маше казалось, что она находится среди людей, лишенных рассудка.
   — Вы хотели сорвать его свадьбу с Катей, — ответил следователь.
   — Мы в тот самый день с Лешей только познакомились! — воскликнула Маша.
   — Это ваша версия событий, и мне она известна. А теперь я вам расскажу, как было на самом деле. — Следователь стал уверенно излагать свою версию. — Вы познакомились с Алексеем. Влюбились в него.
   — Я ни в кого не влюблялась! — перебила его Маша. Но следователь совсем иначе понял ее возмущение.
   — Не перебивайте. После этого вы узнали о том, что Алексей собирается жениться, — продолжал он, — и подложили ему ампулу со снотворным — в расчете на то, что он уснет и свадьба не состоится. Но ваша задумка — в сущности, безвредная — обернулась трагедией. Алексей не уснул сразу, у него хватило сил выехать на дорогу. Что было дальше, мы все знаем.
   — Я не делала этого! — закричала Маша.
   — Тогда объясните мне, как вы оказались на месте происшествия практически сразу после аварии? — спросил следователь. Объяснить это действительно было непросто.
   — Я не знаю… Я просто почувствовала, что с ним произошло что-то плохое. Я не знаю, как это— объяснить, — пролепетала Маша.
   — Зато я знаю, — жестко сказал следователь. — Вы предполагали возможность такого развития событий. Поэтому, увидев, что машины Алеши нет на месте, побежали на дорогу и оказались на месте аварии.
   — Это неправда. Я очень хорошо к нему отношусь, я никогда бы не смогла…
   Но ведь вы говорите, что не испытывали к нему никаких чувств? — перебил Машу следователь. — Именно любовью и объясняются ваши дальнейшие действия — активная помощь врачам на месте аварии, ваша готовность сопровождать его в больницу, дежурство у его палаты. Вас мучило чувство вины за содеянное. И вы, как порядочный, в общем-то, человек, хотели сгладить последствия своего поступка.
   — Так вот зачем ты нанялась к нему сиделкой! — возмутился Костя. — Как же я тебя раньше не раскусил!
   — Ну что, Мария Николаевна, как видите, ваши мотивы и поступки нам совершенно ясны. Может, напишем чистосердечное признание? Поверьте, это для вас сейчас наилучший выход.
   Маша не знала, что для нее сейчас наилучший выход. Она только понимала, что попала в беду и не знает, как из нее выбраться.
   — Мне не в чем признаваться. Я ни в чем не виновата, — просто сказала она.
   — Да что ее слушать! Под замок ее — и все дела! — предложил Костя.
   — Хочу тебе напомнить, Костя, что в этом кабинете я хозяин, — сказал следователь. — И я решаю, кого под замок, а кого нет.
   — Так ведь все же понятно, дядя Гриша! Вот перед вами сидит человек, который покушался на жизнь моего брата. Значит, ее нужно посадить в тюрьму! — настаивал Костя.
   — Виновен человек или нет — определяет не следствие, а суд. И вообще, я бы тебе посоветовал сейчас пойти домой, пока я тебя не арестовал с ней вместе, — сказал следователь.
   — За что?! — испуганно спросил Костя.
   — За то, что у тебя в аптеке наркотические вещества хранятся как попало и без учета!
   — Хорошо, я уйду. Но я рад, что она свое получит!
   Костя вышел из кабинета, а следователь продолжил разговор с Машей:
   — Маша, я понимаю ваши чувства. Вам очень тяжело сейчас. Но поверьте, лучше признаться в том, что случилось. Сразу станет легче.
   — Мне не в чем признаваться, — упрямо сказала Маша. — Я не подкладывала эту ампулу! И ничего не брала из аптеки, понимаете? НЕ БРАЛА!
   В ее голосе звучала несомненная искренность. Следователь задумался.
   Поговорив с сыном, Полина вернулась к Самойлову, который возился с какими-то документами.
   — Как он там? Ему не стало хуже? — Самойлов оторвался от бумаг. — Что-то ты выглядишь озабоченной.
   — Да нет, с ним все хорошо.
   — Тогда в чем дело?
   Полина решила все-таки рассказать мужу о том, что ее удивило.
   — Представляешь, когда Лешка ходил сегодня гулять, он встретил Катю.
   — Ну и что тут такого?
   — Она увидела, что он снова ходит, и призналась ему, что по-прежнему его любит.
   — Слушай, дорогая, я знать больше не хочу ничего про эту Катю. Пусть говорит, что хочет. Надеюсь, Леша не придал ее словам большого значения.
   — Вроде бы нет.
   — Ну, вот и все. Главное, что он на ноги встал, а проблемы с Катей — дело десятое — уверенно сказал Самойлов. — И вообще, пусть молодежь решает свои дела, а нам нужно думать о наших.
   — А какие у нас дела? — спросила Полина.
   — Ну, например, тебе надо решить, какое платье ты наденешь в ресторан на нашу серебряную свадьбу.
   — Да, вот это проблема! — рассмеялась Полина.
   — Есть идея: платье тоже должно быть серебряным, — шутливо предложил Самойлов.
   — Ты шутишь, а я ведь действительно ничего не успею сшить…
   Самойлов обнял Полину:
   — Давай думать о хорошем, Полинка, и радоваться тому, что наконец-то у нас нет настоящих поводов для огорчения.
   — Ты прав, — ответила Полина и потерлась щекой о его щеку.
   Зинаида и Сан Саныч довольно быстро добрались до милиции. Они зашли в коридор, где сидел дежурный, и немного потоптались на пороге, прежде чем спросить о Маше.
   — Здравствуйте, — обратилась к дежурному Зинаида. — Как бы нам узнать, что там с моей внучкой, а? У вас она где-то…
   — Фамилия? — сухо спросил дежурный.
   — Никитенко.
   Дежурный полистал книгу с записями и ответил:
   — У следователя, на допросе.
   — А как бы нам ее увидеть? — спросила Зинаида.
   — Увидеть ее сейчас нельзя — сказано же, допрос идет, — объяснил дежурный. — Хотите — подождите здесь.
   — Ну хоть бы одним глазком взглянуть, а? — жалобно попросила Зинаида.
   — Не положено, говорят же! — оборвал ее милиционер.
   — Хоть передачку ей отдать… — в тон Зинаиде попросил Сан Саныч.
   — И передачи тоже пока не принимаются! Не мешайте работать! — Дежурный дал понять, что разговор окончен.
   В это время в коридор вышел Костя, и Зинаида бросилась к нему.
   — Костя, ну что там?! Все выяснилось?
   — Да, все наконец выяснилось, — мрачно ответил Костя.
   — Слава Богу! — облегченно вздохнула Зинаида. — Но почему так долго? Когда ее отпустят?
   — Боюсь, теперь не скоро, Зинаида Степановна. Все очень и очень серьезно.
   — Так ты же сказал, что все выяснилось? — удивился Сан Саныч.
   — Она ведь не виновата! — убежденно сказала Зинаида.
   — Вы, оказывается, совершенно не знаете свою внучку, — покачал головой Костя. — Да и я в ней сильно ошибался…
   — Костя, объясни толком! В чем ее обвиняют? — спросил Сан Саныч.
   — Задайте эти вопросы следователю, он вам все объяснит. А мне некогда.
   Костя махнул рукой и быстро вышел из милиции. Ему было необыкновенно легко. Как славно все сложилось. Как хорошо он придумал и отвел от себя подозрения!
   В это время следователь задавал Маше вопросы:
   — Значит, несмотря на все улики, вы не намерены признаваться в содеянном?
   — Да, — уверенно сказала Маша, — потому что я ничего не делала.
   — Что ж, жаль, что вы продолжаете упорствовать. Я давал вам шанс изменить вашу участь.
   — Каким образом?
   — Если бы вы признались и раскаялись, уголовное дело, заведенное против вас, можно было бы переквалифицировать на причинение вреда здоровью по неосторожности. Но вы почему-то не желаете воспользоваться этим, — искренне удивился следователь.
   — Потому что я невиновна, — отрезала Маша.
   Дело ваше, — сказал следователь и продолжил официальным тоном: — Мария Николаевна Никитенко, вы обвиняетесь в попытке покушения на жизнь Алексея Самойлова. Я вынужден на время следствия заключить вас под стражу.