Витковский Алексей. Земля святого Витта

в адвокате, прокуроре, присяжных и народных заседателях, следствии и даже в
судье, а приговор будет окончательным и обжалованию не подлежит.
Ну, дальше был увоз полумертвого и все еще кровоточащего от злых
рифейских пиявок Иакова Логофора, в больничку закрытого типа при монастыре
Св.Давида Рифейского, в казематы которого, прямо под палату Иакова, но двумя
сотнями аршин глубже, пожизненно теперь угодил Антиох Гендер, признанный
виновным по неисчислимому количеству пунктов обвинения (первый - составление
преступных любовных зелий, второй - подпольная торговля эретейским
наркотическим корнем "моли", от которого у людей и памяти-то не остается о
его употреблениии, словом, злое зелье, - ну, и третий пункт - сгноение в
Киммерии такой важной для киммерийского народа науки, как сексопатология), и
оправданный лишь по пункту обвинения в истреблении киммерийского мохнатого
носорога. В признании сумасшедшим было ему отказано, ибо семь лет возглавлял
он гильдию точно такой же, а самой же гильдии признавать, что она
добровольно назначила своим главой старого сумасшедшего, ей не хотелось
никак. И суждено было Антиоху прожить в тех казематах неизвестное количество
лет, когтями выцарапывая на спине проползавших через его камеру во время
миграции к Триеду жирных кенхров письмена, при этом пользоваться потаенной
офенской азбукой, мефодьицей, которую знал он неизвестно откуда, а сектантам
принимать исцарапанных им змей за травмированных по пути и съедать их всех
до единой, в результате чего все письма Антиоха Гендера миру и потомству
декадами лет валялись на захолустных помойках, где были понемногу изгрызены
местными санитарами, хищными бактериями "мyрловая тапочка". Когда же Антиох
умер, сын его, к тому времени уже преуспевающий глава киммерийской
подгильдии сексопатологов и пожизненно-почетный глава гильдии наймитов,
забрал тело отца и похоронил его в бронзовом гробу на Сверхновом кладбище,
заказав по покойному лишь стандартные требы в монастыре Святого Давида
Рифейского. Никто не осудил Пола Антиоховича - слишком многим его отец
навредил.
Новый архонт - хоть и была это женщина - взялся за наведение порядка в
городе очень бурными темпами. Ни один колошарь не имел теперь права выйти
из-под моста без бляхи на правой стороне груди, на которой было оттиснуто:
"Пречестный колошарь города Киммериона". Ни одна вдова со Срамной набережной
не смела носа высунуть из дома даже к Харите Щуко, не вдев в ухо серьгу, в
которой крохотными буквами на колечке было проставлено: "Пречестная вдова".
Ничуть выходило не хуже, чем "пречестный оружейник" или "пречестный
чертожильник", сама же Александра гордо навесила на правую часть своего
обширного бюста эмалированную медаль с надписью "пречестный архонт". Пошли
по городу разные ревизии, пополз слух, что образована вскорости будет
"гильдия ревизионистов". Кроме того, Александра Грек установила постоянную
связь с консулом Киммерии, аккредитованным во Внешней Руси, в городе
Арясине, на углу улиц 7 ноября и 25 октября - аллергиком Спиридоном
Комарзиным. И в первую голову захотела знать: нет ли для Киммерии
государевых указов в последние годы, нет ли у государя к Киммерийской
волости каких претензий, а пуще того - не может ли Киммерия каким-либо
образом государю угодить.
И вот, оказалось, может.
По всем темным углам Российской Империи (каковых углов в ней
полным-полно, и вовсе не нужно для того, чтобы получился угол, скрещаться
двум прямым: глядишь, вот тебе лес, или вот тебе озеро... и готов угол)
рыщут ныне государевы тиуны и где добром, где силою, где иными способами
ищут редкие кулинарные книги. Самому государю они, понятно, до фени, но
нужно ему кому-то сделать подарок. Большой. Не одну неведомую книгу
подарить, а много. Кликнула тогда Александра Грек свою верную Академию Наук,
и вопросила: может ли Киммерия в этом вопросе соответствовать.
Оказалось - может! Своей кулинарной книги Киммерия, конечно, сроду не
заводила, передавала умения от поварихи к поварихе, но имелась такая у
триедских сектантов. "Интересно, а у бобров есть кулинарная книга?.." -
подумала архонт и приказала к ней в кабинет таковую (змееедскую) книгу
доставить. Ибо угодить государю... В общем, возьмите выражение "не угодить
государю", узнайте, что за это бывает, представьте это на собственной шкуре
- а потом из всего этого выстройте антоним. Так что угодить государю... ну,
имеет немалый, успокоительно говоря, смысл.
Хотя и дубликат, но отдавать его - да еще на вынос из Киммерии -
Гаспару было, понятно, жалко. Он гладил то щекой, то ладонью маслянистую,
очень старую змеиную кожу переплета, сидя в приемной у Александры Грек: та
разнимала намертво вцепившиеся друг другу в горло гильдии металлорезов и
металлоплавов, утверждавших, что им, и только им принадлежит в дальнейшем
право чеканить (или тонко вырезать) из готовых слитков будущие киммерийские
медные, а особенно серебряные деньги. Гаспар много узнал о личной жизни
каждого из глав гильдии, о поведении их жен, дочерей, сыновей, а также
предков до двенадцатого колена. Гаспар узнал также о размерах взяток и о
кличках предназначенных на взятки лошадей и собак. Вообще он много всего
такого узнал, что в другое время, глядишь, внес бы в "Занимательную
Киммерию", но в какое сравнение вся эта болтовня могла идти например, с
таким вот рецептом, даже просто с любым отрывком из сектантской книги:
"...К фрикаделькам де гурмэ по-триедски из требухи кротала потребно
мягчайшее пюре, умятое из ящеричьих хвостов с прибавкою отваренной и мелко
нарубленной правой клешни рифейского рака, которую можно с легкостью купить
на любом рынке в Киммерионе (по сезону). Заправить ядом и маслом по
вкусу..."
А ведь Гаспар это даже ел однажды! Ничего, случалось хуже... Вот, к
примеру -
"Кенхр, шпигованный чесноком и луком под новолуние..."
"Весенний шашлык из змеиных яиц..."
О, а вот это - как забыть это!
"Амфисбена в соусе "самнегам". Берется амфисбена средней злобности и
оборачивается вокруг шеи злейшего врага..."
Каков стиль, каков подход!.. Да и ел Гаспар такую амфисбену. Ничего
особенного, почти как салат из одуванчиков. Голову злейшего врага - ее
подавали отдельно - есть, впрочем, не стал. Какой это ему злейший враг? Да и
не отличал он детей Тараха, разве что старших от младших. Однако жрать
змеятину одно, а змееедину... в общем, другое. Змеятины он за годы общения с
триедцами, - а это уж полдекады почти, - съел столько, что и брюхо от нее
болеть перестало, даже вкус какой-то в этой пище начал выявляться, а вот
гарниры, ну, кроме капусты морской... увольте, и все тут. Может, у государя
во что путное сумеют их трансформировать.
Александра Грек, получив змеиный рецептурник, пришла в несказанный
восторг: никто и не наделся найти в России хоть что-то новое. Теперь эту
книгу с крестом да с молитвою отнесет офеня Григорий Напалков-Зотов в Кимры,
оттуда тайком в Арясин консулу, уж тот сам должен удумать, как вручить книгу
царю, а взамен не надо просить ничего: у царя не просят, царь сам дает,
когда потребно. Зато все "производительные расходы" Академии киммерийских
наук архонт списала единым росчерком пера.
Личная гвардия архонта, в которой по нынешним временам бобров было
почему-то больше, чем людей, поклонилась выходящему Гаспару. Нынче Гаспар
мог быть доволен: в "Занимательную Киммерию" предстояло вписать целых семь,
а то и восемь статей. Едва покинув архонтсовет, он устроился в скверике и
записал:
"ЖАЛОБЫ - царь востребовал наши жалобы за триста пятьдесят лет. Следует
ли из этого, что столько же лет он будет заниматься их чтением?"
"ПОНИМАНИЕ - что-то все меньше и меньше понимаем мы - что там, во
внешнем мире, творится. Не пора ли кому-то туда сходить? Мне не хочется.
Видать, змеятины перекушал".
Облака на небе были перистые - к сильному ветру. Событие не из
редкостных: в Киммерионе редко бывал другой, и никому это не мешало здесь
жить. Киммерия вообще страна маленькая - в масштабах России. Впрочем, даже
когда сильный ветер, ветер величайших перемен, бывает, начинает дуть над
всей Россией - это в ней тоже мало кто замечает.

23

Ох, что тогда будет, Фридрих ты мой батюшка, Клавдия Шульженко матушка,
что тогда будет...
Юз Алешковский. Синенький скромный платочек

Никто не помнил в Киммерионе подобной истории: Басилей Коварди, не
особенно и выпивши-то бывши, набил морды ну почти никак его не
провоцировавшим бобрам, притом восьмерым. Из них шестеро было из клана
Мак-Грегор, один - из клана Кармоди, а один, словно чтобы вовсе запутать
дело, из захиревшего клана Равид-и-Мутон.
Бобров люди били редко, бобры людей еще реже, но и то, и другое
все-таки случалось, шутка ли, в Киммерии вот уж сколько столетий бок о бок
уживались две более или менее разумные расы, да еще и другие кое-какие с
претензиями на разумность обитали там же, или по соседству. Среди людей
бытовала байка о том, что задолго до киммерийцев на берегах Рифея жил
злобный народ, питавшийся преимущественно лосятиной (то-то лосей в Киммерии
нет почти!), и, жуть высвистать, бобрятиной. И меха этот народ носил бобрьи.
Ну, приполз Великий Змей, мерзавцев этих съел, конечно, но родственниками
нынешние потомки местных и смешанных людей тем людям все-таки приходились.
Так что межрасовый мордобой по мере интенсивности оного судили любимой
трехсотой статьей Минойского кодекса, очень точно он соответствовал
формулировке "А ежели еще кто какое преступление учинит..."
В участок Басилея все-таки не поволокли, преимущественно потому, что
первых восемь бобров испинал он руками и ногами, а потом сбегал в
мастерскую, ухватил мастихин и для драгоценных шкур стал чрезвычайно опасен.
Не поделил Басилей с бобрами осенний воздух. Так ему славно работалось - а
тут прямо под окном, в реке, грянули какой-то свой непонятный марш
Мак-Грегоры - в честь возвращения с летних вакаций на Мебиях трех старейших
сестер их знатного рода, эдаких матриархов, их дряхлого дяди и еще кого-то
или чего-то: словом, нашли время праздновать, когда Басилей как раз лапку
восьминогой мухе на рамке портрета государыни Анны Иоанновны с ружьем
наперевес аккуратно выписывал. Однако Басилею показалось мало. Зло
пробормотав, что он из этих рыжих шкур сейчас кистей для живописания
понаделает, ухватил дробовик, с которого картину с мухой и портретом Анны
Иоанновны (царицы не из законных) писал, да и всадил полный заряд в барабаны
бобрьи. На выстрелы в черте города, конечно, приехала стража, но тут
засуетились бобры: никаких барабанов, а паче того - превышения нормы
городских децибел, пардон, не было, стрелял же господин Коварди - ежели,
конечно, вообще стрелял, они не слыхали - в чистое небо, палил, так сказать,
в белый свет.
Господин Коварди был трезв, но не настолько, чтобы отрицать факт
стреляния. Ружье имел он охотничье, старинное, разрешение при нем было
подписано и в прошлом веке, и в нынешнем последовательно семью архонтами,
стрелять в черте города он, конечно, не имел права, но поскольку
пострадавшего имущества не имелось (не говоря о чем более серьезном), то
оштрафовали господина Коварди на серебряный мебий, он же пол-империала или
семь с половиной имперских рублей, да и оставили в покое. Но тот бобер на
свет еще не родился, который подобный афронт человеку простит. Учитывая, что
дом Коварди стоял стена к стене с домом злейшего бобриного врага, Астерия,
бобры всего лишь затаили семь битых морд (восьмая была не в счет и вообще
людям продалась) и стали ждать.
Саксонская между тем жила своей жизнью. Антонина, чье существование
длилось от поездки к сыну до другой поездки, увлеклась плетением кружев.
Нина (она же Нинель) полдня теперь ходила по лавкам на Елисеевом поле,
покупала наиболее причудливые образцы для Тони - лишь бы та не скучала, а
остальное время проводила в своей комнатушке, глядя в одну точку. Пол
Гендер, чья жизнь после низвержения папеньки заодно с архонтом, повернулась,
будто колесо Фортуны, никуда с Саксонской не съехал, лишь нанял прислугу для
присмотра за рабами, а из своих сексопатологических гонораров щедрой рукой
вносил золотые империалы в домашний бюджет. Рабы отбывали срок. Коза
Охромеишна больше не давала молока, но - как заслуженный член семьи - жила в
глубине двора на покое, откуда иногда блеяла что-то важное, козье, и многие
говорили, что не к добру она блеет, а к чему-то другому, а к чему - иди
знай. Был даже слух, что есть Охромеишна новый, нераспознанный козий
Нострадамус, и еще узнают потомки, что не менее чем две дюжины ее
предсказаний в следующем тысячелетии сбудутся. Гликерия смотрела житие Св.
Варвары. Доня стряпала на весь дом. Старцы занимались тем же, чем прежде,
более всего раскладывали пасьянсы, и даже как-то не дряхлели.
А Варфоломей женился.
Вообще-то рабам это не положено - но рабское положение Варфоломея с
разрешения хозяина было "льготным". За годы рабства на домашних харчах и
хорошем отношении новоприобретенной семьи вымахал бывший битый мальчонка в
натурального киммерийского богатыря под сажень ростом да больше косой сажени
в плечах, даром что брить на морде еще мало чего имелось. Возраст Варфоломея
по русским меркам считался бы совершеннолетним, но в Киммерии раньше двух
декад таких слов и не произносят. Киммерия все-таки северная страна, хотя и
населяют ее выходцы с неизвестно какого юга, - но, говорят, в далекие
кочевые времена как раз на юге север-то и был. Дело мудреное, одной
Охромеишне по уму, если правду говорят про нее, про козу. Но что мужики, что
бабы - все в Киммерии созревают не особенно рано. Зато и остаются при
достоинствах своих... ну, так скажем, до поздней осени. Вроде апельсинов.
Впрочем, ежели кто в полторы декады жениться надумал - вперед. Женись. Но
будет над тобою еще шесть лет опекун. Ничего страшного. Многие так и ведут
себя, всегда так было, если родители не против, а они не против никогда,
свою молодость помнят; с сексуальной активностью молодежи в Киммерионе
никогда существенных проблем не имелось. Куда большая проблема бывает,
например, если сын не хочет у отца ремеслу учиться, хочет учиться другому
ремеслу, - чтобы сразу убрать лишние вопросы, заметим, что такие случаи,
когда сынок вовсе никакому ремеслу учиться не хочет, в Киммерии неизвестны.
Бывает, впрочем, дело сложное: с княжьих еще времен одна-единственная
семья в оружейной гильдии занималась редкостным делом: отливала на всю Русь
серебряные пули. Вдруг - трах-барабах! Запретил государь высочайшим указом
серебряные пули. С незапамятных времен известно было, что ежели кого
серебряная пуля застрелила, тот, стало быть, оборотень, иначе волкодлаком
именуемый, хоронить его надобно на особом перекрестке, где тринадцать дорог
скрещиваются в одну. Старик Звездовишников с горя запил, хотя никаких пуль
по старости давно не лил, находился у гильдии оружейников на заслуженном
пенсионном покое, но старик запил из принципа, из него же и умер, а с ним
приказала долго жить и его профессия. Ремесла он своего никому не передал,
сыновей не имел, а единственная дочь давно была замужем за мастером тоже
очень редкостным, чью профессию, в отличие от звездовишниковской, никто не
запрещал, хотя и расширять производство по идейным соображениям Савватию
Махнудову не позволяли. Был он первейшим мастером наручных дел, проще говоря
- всю свою жизнь делал превосходнейшие кандалы и наручники. Отнюдь не только
человечьи: на Миусах, ежели какой рак на выпасе буен и неспокойствен, на
клешни ему кандалы врeменные положены, а раки те в Киммерии под особым
призором, вместо военной службы молодежь за ними присматривать должна - и
присматривает, в армию желающих рваться нет что-то. Сыновьями Господь
Савватия и Неонилу благословил обильно, целыми пятью, на десерт же, уже
готовясь к прекращению производства юных Махнудовых, родила Неонила (уже
трижды бабушка с помощью старших сыновей) еще и дочку Христинью. На эту
самую позднюю Христинью и упал на рынке острова Петров Дом жадный, отчасти
мальчишечий, отчасти весьма взрослый взор богатыря Варфоломея.
Взор самой Христиньи приметил богатыря уж сколько недель киммерийских
тому назад - еще снег лежал, а Рифей у берегов был покрыт грязным зимним
льдом. Богатыря знал весь город, известно было, что Веденея, гипофета, Бог
благословляет все дочками да дочками, а в гипофетах всегда служит непременно
мужчина - так что когда-нибудь, глядишь, этот парень станет киммерийским
гипофетом в законе, - однако пока что был он отнюдь не гипофетом, а выданным
в домашнее услужение рабом, впрочем, большую часть срока отбухавшим, так что
ошейник с него уже снят, - а был ли на нем вообще когда-нибудь ошейник?
Никто не помнил, дело темное, в рабство попал он еще при архонте Иакове
Закаканце, так что дело это было прошлое, а в прошлом копаться - дело
Академии Киммерийских Наук, а не трудового народа.
Возможно, дело бы так и ограничилось одним рыночным кланьем глаз друг
на друга, да только юношеские гормоны Варфоломея не давали ему покоя еще и в
отношении детской его болезни, клептомании, от которой его не лечили по
указанию Нинели, - обещала пророчица что все и так пройдет к определенному
моменту. Ничего ценного Варфоломей не крал. Бывало, утащит восьмипудовую
плиту со строительства новой ограды конного завода на Волотовом Пыжике, ну,
сам же назад под общий хохот и тащит. Варфоломей краснел, но и только.
Однажды, повадившись таскать с Волотова Пыжика все тяжелое, что не
вырывалось из рук, Варфоломей пересолил. Он явился на Саксонскую, неся над
головой лошадь. Та вела себя на удивление смирно и лишь поводила головой,
удивляясь, видимо, что вот те на, не на ней едут, а она сама на ком-то едет.
Случившийся у ворот, ведших во внутренний двор дома, почетный
квартиросъемщик Пол Гендер тоже сперва покрутил головой, потом вдруг обошел
Варфоломея, остановился у крыльца, присел и закурил трубку (к ней он приучил
себя сразу после восстановления в гражданских правах).
- Поздравляю, - сказал сексопатолог, - это нам было очень нужно. Это
прекрасно - украсть... это. Варя, ты зачем его украл?
- Она... крупная она, Пол Антиохович. Верите ли, еле донес.
- Верю. Я бы не дотащил. А почему "она"?
- А что, я ошибся? Разве это кобыла?
- Это ты, Варя, кобыла. А также овца и корова. Ты что, ничего не видишь
вовсе?
- А это не кобыла? Тогда где же... - Варфоломей покраснел как рак перед
подачей к столу.
- Ты правильно не видишь, Варя. Там ничего этого и нету. Потому как
это, Варя, мерин, на котором воду возят! Так тебе жеребец и дался бы. И
кобыла тоже. Ну, а поскольку в хозяйстве у нас Охромеишна уже есть, то тащи,
Варя, мерина назад, на Волотов Пыжик. Покуда вся набережная со смеху не
подохла.
И мерин, все так же не понимая, почему это его нынче на руках носят,
был возвращен хозяевам.
Вся Караморова сторона помирала от хохота над этой историей, но только
до утра следующего дня. А ранним, даже слишком ранним утром всю набережную
разбудил дикий вопль Астерия: знаменитая палеолитная статуя "Дедушка Аполлон
с веслом" стояла прямо возле его причала в конце улицы Четыре Ступеньки, и
веслом своим указывал Дедушка Аполлон непосредственно на Землю Святого
Витта.
Дедушка до этого - с тех пор, как Пол Гендер и рабы набрели на него в
подземельях Дома Астерия, а сколько он там пробыл во тьме и неизвестности,
Змей Великий и тот едва ли знает - мирно стоял за шестью дюжинами намотанных
вокруг него рядов колючей проволоки. Далеко стоял и глубоко. А теперь вот
красовался прямо на набережной, замусоренной, кстати, обрывками колючей
проволоки. А Варфоломей Хладимирович, эдакая невинная гора мышц, сидел,
грязный и потный, на ступеньках, и хлопал глазами. Видать, силенок украсть
"Дедушку" из Лабиринта пареньку хватило, а мыслей о том, куда его тащить
дальше, не имелось изначально. Поэтому он поставил дедушку с веслом так,
чтобы тот стоял у переправы и собою город украшал. Не поволок к Охромеишне,
не попер к брату на Витковские Выселки, уж подавно не пытался унести на
Лисий Хвост к офеням для продажи. А установил его не хуже, чем стоит Венера
Киммерийская в Роще Марьи и в озерцо тамошнее глядится, как принято считать.
"Дедушка с веслом" превратился в безмолвного зазывалу к баням на Земле
Святого Витта.
Стражники приехали не так скоро, как можно бы ожидать: ничего не
украли? Главный Караморовый участковый даже удивился - стража тут при чем?
Никого не побили, не убили? Какие тогда нарушения? На своих ступеньках
Гильдия Лодочников сама хозяйка. Ах, статyю переставили? Так это дело
научное, с этим в Академию, в крайнем случае - к архонту. Архонт у нас
теперь не какой-нибудь закаканец, архонт у нас теперь - мужик что надо! То
есть, конечно, Грек не мужик, но... но... Александра Грек, в общем,
правильный архонт, всенародно выкликнутый с Кармазинного крыльца! Словом,
стража ничего по своей части предосудительного не видит. Ах, это тот
паренек, что мерина катал вчера? Не украл же? Может, мерин сам к нему на
ручки попросился. Паренек мерина откуда взял, туда поставил. Никто не
жалуется. Даже мерин. Или жалуется? Где тогда жалоба? В письменном виде...
Ох ты, вдова Харита, не надо было мне вчера у тебя пятую чарку принимать, не
принял бы, что-нибудь помнил бы, что дальше было. Нынешний начальник участка
на улице Сорок первого комиссара человек был незлой и пьющий. Так что по
пустякам его ребятки из участка и не выходили. Или что, дедушка самогон без
лицензии гонит? Быть не может. Самогоны, настойки - дело женское. Демократия
только насчет выпивки. Это - любой может. Но не каменный же дедушка!
Зато потянулись на Караморову сторону главы гильдий. Из расположенного
в южной части набережной дома "Хилиогон", наевшись болеутоляющих (ибо
мучился геморроем) приковылял глава гильдии молясинных сборщиков Назар
Эрекци, вскоре появился и его постоянный оппонент, глава гильдии мытарей
Давид Лажава, но их встретило аккуратное ограждение из лодочных канатов на
столбиках: гильдия лодочников Киммериона и всей Киммерии в лице своего главы
Горазда Ивановича Кенкетного уже присутствовала здесь. Именно переправа на
Землю Святого Витта - место, священное для всех киммерийцев - достойна быть
отмечена древнекеммерийским палеолитным шедевром, тем более что сюжет
скульптуры - лодочный. Именно здесь уж сколько лет, как постоянное место
трудов Астерия Миноевича Коровина!
Даже соседи не возражали (им вовремя сунули премиальные), да и Коровин
за всю жизнь ни одной человеческой жалобы на свою работу не имел. А что
бобры жалуются - так ведь не все! Вот, например, почтенный Фи Равид-и-Мутон
сидит на носу лодки Астерия Миноевича, и... и... и любуется скульптурой.
Если надо, мы над ней навес сделаем. Если надо, мы под нее пьедестал
подведем. Если кто не доволен, в конце концов, может не пользоваться
лодками, может сам плавать. Этот последний аргумент устроил даже владыку
"Хилиогона" - плавать в баню без помощи лодки? Да идите вы все! Глава
мытарей обязал Кенкетного внести стоимость "Дедушки" в декларацию о
недвижимости гильдии - и тут же получил предложение быть обнесен вокруг всей
Караморовой стороны с "Дедушкой" вместе, да уж заодно и оплатить стоимость
этой поездки, для нее как-никак придется арендовать у здешних жителей
кого-либо из домашних рабов, - например, есть вот тут подходящий раб у
костореза Подселенцева, Подселенцев как раз известен в качестве
ниспровергателя узурпаторов! Главный Мытарь понял, куда клонят лодочники,
почувствовал на затылке жаркое дыхание своих заместителей - и безропотно
удалился. Поле боя осталось за лодочниками, и никто не обратил внимания,
какими расширенными глазами глядит из окна на "Дедушку" Нинель-Нинуха.
Можно, конечно, этот штырь и веслом считать, хотя по Фрейду едва ли, но ведь
весу в том "Дедушке" чуть не тонна!.. Нет уж, хватит всей этой клептомании.
Как там эту девку зовут?.. И кто нынче в гильдии сватьев главный? Нинель
уселась к телефону и принялась листать справочник. Она знала - где откажут,
где нет, поэтому звонила только тем, кто был наперед согласен.
Плохо было то, что Христинья Махнудова имела пятерых старших братьев,
всех женатых, в иных случаях еще и с несовершеннолетними
сестренками-братишками, родства не сочтешь по-русски, к тому же имелось
шестеро племянников и племянниц, двое живых родителей и еще великое
множество неотъемлемой кровной родни в том же доме на острове Выпья Хоть, -
а по киммерийской традиции сватьев и свах полагалось со стороны жениха
засылать в дом к невесте на одного больше, чем было членов семьи в доме
невесты. Да еще такое малоспособствующее обстоятельство, как все еще не
отбытый Варфоломеем срок в декаду рабства, - два года еще оставалось
Варфоломею быть домашним рабом в доме Романа Подселенцева, которого с
некоторых пор народ наградил почетной, но неблагозвучной кличкой
"Закаканцебoйца". Быль добру молодцу не в укор, но хорошо ли, солидно ли
числиться добрым молодцем на исходе девятой декады возраста?
Но хихикать можно сколько угодно, а старейшину гильдии свах, Меленю
Передосадову, захомутала Нинель одним звонком: позвонила Василисе Ябедовой и
напомнила, что у крестника телохранитель на выданье, и пора сватов засылать.