Страница:
Как ни странно, для данной ситуации, однако именно это известие явно успокоило крестьянина. Лицо мужика смягчилось. Заморгал.
— Но, только перед тем… как отступить, они Москву захватили.
Глаза собеседника опять замерли. В них, как слезинка на кончике ресницы, повисла робкая надежда, что я безбожно вру.
— Честное благородное слово. Захватили, супостаты. Только не было никакого штурма города. Михайло Илларионыч Кутузов её намеренно врагу оставил. Хитрость такая военная, понимаешь?.. Заманил в ловушку.
Митрич потрясённо кивнул головой, наверняка ничего не понимая.
— А когда враги смекнули, что их за нос водят… Посуди сам — и столицу вроде бы захватили, а война не заканчивается… и армию русские сохранили… и зима на носу… Ох, и лютовал Бонапарт! Приказал сжечь Москву. Полгорода выгорело.
Митрич боялся пошевелиться. Каждое слово, как тяжёлый кирпич, ложилось на его плечи. Это для меня рассказываемое было Историей. Для него же — самое настоящее Настоящее! И даже частично — Будущее. Но я его не жалел. Он должен был всё это узнать. Иначе, как бы я мог на него положиться?
— Ладно. С войной всё понятно. Расслабься, сказал же, что русские победят. А вот с прочим — полный бардак! Слушай, дружище, самое невероятное. У меня такое впечатление сложилось, что кто-то взял да и к Времени свои ручонки грязные протянул. Всё равно, что с гвоздём к розетке… А, чёрт! Ты ж и розетки-то не видал. Есть такая штуковина, вернее — будет скоро… Вот гвоздём этот «кто-то» и ткнул — ох, заискрило! Может, того поганца и убило сразу, поди знай, а вот по миру — враз неразбериха началась! Времена разные слились, спутались… — Я отхлебнул из фляги, промочил горло. Протянул ему. — Я тебе, Митрич, по секрету скажу. Поплутал я по окрестным лесам, чего только не насмотрелся. Кто там только не бродит! Так что не дивись, ежели наткнёмся на какое чудо в перьях… или в доспехах. Надеюсь, ты былины помнишь? Как наши богатыри с половцами да печенегами воевали. Помнишь, поди. Представляешь, второго дня, перед тем, как тебя на пустыре встретил, наткнулся я ночью на какую-то кочевую орду. Кабы не темнота — истыкали б меня стрелами басурманы, лежал бы ака дохлый ёжик. Да если б только одни они тут блудили… Эх, Митрич, Митрич, как же тяжело тебе обстановку разъяснять! Ты ж и половины слов не знаешь. К тому же — ни прошлого, ни будущего… Для тебя ведь, что «ниндзя», что «матьегозаногу!» — матюк, да и только! Если я тебе сообщу, что ниндзя также где-то по этим окрестностям бродят — разве ты оценишь всю нелепицу сего факта? Или взять первобытных людей… Слыхал про дикарей? Тоже нет?.. Ну да, ты же ещё ни про дедушку Дарвина, ни про дедушку Ленина не слыхал. Короче, в двух словах, — первый доказал, что мы от обезьян произошли; а второй это на деле подтвердил, да назад в стадо согнал.
— Как от обезьян?! — не выдержал Митрич. — Что за срамоту такую говоришь?!
— Опаньки! Задело? От обезьян, дружище, от них, родимых. Дедушка Дарвин столько бумаги извёл, покуда свою теорию накропал. И даже черепушку к черепушке старательно выкладывал… из тех, что учёные-археологи откапывали. Для наглядности, чтобы до каждого Фомы Неверующего дошло. А ты что же, дядя, до сих пор веришь, что от Адама произошёл? Что искра божья в тебе? Чего ж тогда не искришь божественно, а смердишь да со мною по перелескам прыгаешь? Нет, Митрич, искрить мы пока рылом не вышли. Пока только — чесаться да руками размахивать. К чему это, думаешь, я тебе лекцию закатил? Да к тому, что где-то с недельку назад довелось мне сразиться с нашими предками. С этими резко поумневшими обезьянами. С целым стадом. Не доведи господь, я тебе скажу! Вот только до сих пор не знаю как выразиться — убил двух человек… или двух зверей? Да с вождём ихним в поединке сошёлся. Победил… А потом — может пригодится в будущем, — пощадил я его. Ну и скажи — откуда они тут взялись, недалеко от твоего Забродья? Они ж хрен его знает сколько лет тому назад жили. Тыщи и тыщи!
Митрич взирал на меня уже как на полубога. Не иначе, так слушали жители Эллады Геракла, ведущего рассказ об очередном подвиге.
— Ты покуда ничего не говори. Просто слушай и знай — готовиться нам надо к самому худшему. А там уж — как повезёт. Ежели имеется у тебя ангел-хранитель, то сложит крылья над твоей головой и отведёт напасть. А нету — самим попотеть придётся. Может, даже и кровавым потом.
…Вечер застал нас километров за пятнадцать от пустыря, который я по-прежнему называл Забродье.
Пока я говорил — солнце практически зашло, размазывая остатки себя по остывающему небу. Тени уже вовсю хозяйничали на земле, готовясь слиться в сумерки. Мы сидели в большой яме, образовавшейся после бури, от вывернутого с корнями ствола сосны. Эти корни, причудливо извиваясь, тянулись над нашими головами вверх. Словно отчаянно пытались воплотить давнишнюю мечту — стать ветками. А может, просто старались подальше уползти от ямы, которая незаметно всё больше наполнялась темнотой. Наши лица точно так же — всё больше — приобретали землистый оттенок…
И всё сильнее поблёскивали удивлённые глаза Митрича.
— А теперь немного о себе скажу. Вижу — тебя так и подмывает спросить. Звать меня Алексей Алексеевич Дымов. Сорока двух лет от роду. Звание у меня… полковник. Да-да, полковник. Только не партизанских войск, а войск специального назначения. Спецназ по-нашему. По-вашему — особая гвардия, тайная. Так что, дядя Коля, полковника Давыдова лично знать не довелось, и встречу с ним я тебе обеспечить не обещаюсь, но… с полковником Дымовым — запросто! К вашим услугам. — Я картинно склонил голову.
«Шут гороховый! — тут же отреагировал Антил. — Хватит местных мужиков очаровывать — о деле лучше думай!»
«Ничего ты не понимаешь, нытик! Воина сначала в вождя влюбить нужно, а потом уже из огня да в полымя посылать, — отмахнулся я от него. — Надо было в своё время труды великих полководцев изучать…»
«Ага, или вспомнить, что об этом ещё и Геббельс писал…»
— Так что ты, Митрич, ничего не потерял. Полковник есть. Осталось полк набрать. По сусекам поскрести. По окрестным лесам поискать. Чем тебе не партизаны? И… ты это, Митрич… меня вашблагородием не кличь. Не терплю. Зови… товарищ командир.
«Хорош, гусь! У мужичка сейчас от этаких новостей крышу сорвёт, а он его всё грузит и грузит!» — не унимался Антил.
«Ладно, уболтал».
— Митрич, да ты не напрягайся пока. Полка-то ещё нет. И штатного расписания нет. А стало быть и взять тебя пока могу только в качестве «сына полка». Не переживай, у сына полка обязанностей немного. Из подразделения никуда не отлучаться. Да учиться всему, что видишь. Вроде как подмастерье будешь. Как ты? Вижу, согласен. Вот и лады… А теперь, самое главное. Всем этим вертепом, что вокруг творится, кто-то хороводит. Видал, небось, представления кукольные потешные с шельмецом Петрушкой? Так вот, какой-то гад решил, что мы с тобой рождены Петрушками быть, а он — чтобы пальцами водить и за ниточки дёргать! А ещё, кроме кукловода, где-то и режиссёр должен быть. А взять выше — и директор театра. Какой-нибудь там Чехов-Чехардовский. Устроил тут чеховский театр, блин! Из тех, что показывают, какая всё-таки человек… рабская сволочь! Короче, Митрич, наша задача — выявить всю театральную труппу да наделать из неё трупы.
Я подмигнул своему непрошеному подмастерью. Ну и загнул я речугу, однако. Дай бог, чтоб мужик хоть половину слов понял, да в главный смысл въехал…
— Ферштейн? Э-э, вижу-вижу, что нихт хрена ни ферштейна… Ладно, извиняй, Никола Митрич. Давай, наверное, спать. Ты мне боеспособный нужен, а не в виде полуфабриката. Из полуфабрикатов только Смерть обожает блюда готовить. А я, с тобой отдохнувшим, попробую курсы повышения солдатской квалификации основать.
Он так ничего и не сказал в ответ на мои пропагандистские речи. Послушно улёгся, но…
Вряд ли он спал в эту ночь!
Разве что вполглаза, вскидываясь от каждого шороха. Но мышцам даже от такого беспокойного ночлега — польза. А мне и подавно — с таким встревоженным напарником и постового не нужно.
Выспался я как никогда.
Двое русских солдат — уже полк… Когда спину в бою прикрывает товарищ — можно выходить на бой с каким угодно супостатом.
Глава девятнадцатая
Глава двадцатая
— Но, только перед тем… как отступить, они Москву захватили.
Глаза собеседника опять замерли. В них, как слезинка на кончике ресницы, повисла робкая надежда, что я безбожно вру.
— Честное благородное слово. Захватили, супостаты. Только не было никакого штурма города. Михайло Илларионыч Кутузов её намеренно врагу оставил. Хитрость такая военная, понимаешь?.. Заманил в ловушку.
Митрич потрясённо кивнул головой, наверняка ничего не понимая.
— А когда враги смекнули, что их за нос водят… Посуди сам — и столицу вроде бы захватили, а война не заканчивается… и армию русские сохранили… и зима на носу… Ох, и лютовал Бонапарт! Приказал сжечь Москву. Полгорода выгорело.
Митрич боялся пошевелиться. Каждое слово, как тяжёлый кирпич, ложилось на его плечи. Это для меня рассказываемое было Историей. Для него же — самое настоящее Настоящее! И даже частично — Будущее. Но я его не жалел. Он должен был всё это узнать. Иначе, как бы я мог на него положиться?
— Ладно. С войной всё понятно. Расслабься, сказал же, что русские победят. А вот с прочим — полный бардак! Слушай, дружище, самое невероятное. У меня такое впечатление сложилось, что кто-то взял да и к Времени свои ручонки грязные протянул. Всё равно, что с гвоздём к розетке… А, чёрт! Ты ж и розетки-то не видал. Есть такая штуковина, вернее — будет скоро… Вот гвоздём этот «кто-то» и ткнул — ох, заискрило! Может, того поганца и убило сразу, поди знай, а вот по миру — враз неразбериха началась! Времена разные слились, спутались… — Я отхлебнул из фляги, промочил горло. Протянул ему. — Я тебе, Митрич, по секрету скажу. Поплутал я по окрестным лесам, чего только не насмотрелся. Кто там только не бродит! Так что не дивись, ежели наткнёмся на какое чудо в перьях… или в доспехах. Надеюсь, ты былины помнишь? Как наши богатыри с половцами да печенегами воевали. Помнишь, поди. Представляешь, второго дня, перед тем, как тебя на пустыре встретил, наткнулся я ночью на какую-то кочевую орду. Кабы не темнота — истыкали б меня стрелами басурманы, лежал бы ака дохлый ёжик. Да если б только одни они тут блудили… Эх, Митрич, Митрич, как же тяжело тебе обстановку разъяснять! Ты ж и половины слов не знаешь. К тому же — ни прошлого, ни будущего… Для тебя ведь, что «ниндзя», что «матьегозаногу!» — матюк, да и только! Если я тебе сообщу, что ниндзя также где-то по этим окрестностям бродят — разве ты оценишь всю нелепицу сего факта? Или взять первобытных людей… Слыхал про дикарей? Тоже нет?.. Ну да, ты же ещё ни про дедушку Дарвина, ни про дедушку Ленина не слыхал. Короче, в двух словах, — первый доказал, что мы от обезьян произошли; а второй это на деле подтвердил, да назад в стадо согнал.
— Как от обезьян?! — не выдержал Митрич. — Что за срамоту такую говоришь?!
— Опаньки! Задело? От обезьян, дружище, от них, родимых. Дедушка Дарвин столько бумаги извёл, покуда свою теорию накропал. И даже черепушку к черепушке старательно выкладывал… из тех, что учёные-археологи откапывали. Для наглядности, чтобы до каждого Фомы Неверующего дошло. А ты что же, дядя, до сих пор веришь, что от Адама произошёл? Что искра божья в тебе? Чего ж тогда не искришь божественно, а смердишь да со мною по перелескам прыгаешь? Нет, Митрич, искрить мы пока рылом не вышли. Пока только — чесаться да руками размахивать. К чему это, думаешь, я тебе лекцию закатил? Да к тому, что где-то с недельку назад довелось мне сразиться с нашими предками. С этими резко поумневшими обезьянами. С целым стадом. Не доведи господь, я тебе скажу! Вот только до сих пор не знаю как выразиться — убил двух человек… или двух зверей? Да с вождём ихним в поединке сошёлся. Победил… А потом — может пригодится в будущем, — пощадил я его. Ну и скажи — откуда они тут взялись, недалеко от твоего Забродья? Они ж хрен его знает сколько лет тому назад жили. Тыщи и тыщи!
Митрич взирал на меня уже как на полубога. Не иначе, так слушали жители Эллады Геракла, ведущего рассказ об очередном подвиге.
— Ты покуда ничего не говори. Просто слушай и знай — готовиться нам надо к самому худшему. А там уж — как повезёт. Ежели имеется у тебя ангел-хранитель, то сложит крылья над твоей головой и отведёт напасть. А нету — самим попотеть придётся. Может, даже и кровавым потом.
…Вечер застал нас километров за пятнадцать от пустыря, который я по-прежнему называл Забродье.
Пока я говорил — солнце практически зашло, размазывая остатки себя по остывающему небу. Тени уже вовсю хозяйничали на земле, готовясь слиться в сумерки. Мы сидели в большой яме, образовавшейся после бури, от вывернутого с корнями ствола сосны. Эти корни, причудливо извиваясь, тянулись над нашими головами вверх. Словно отчаянно пытались воплотить давнишнюю мечту — стать ветками. А может, просто старались подальше уползти от ямы, которая незаметно всё больше наполнялась темнотой. Наши лица точно так же — всё больше — приобретали землистый оттенок…
И всё сильнее поблёскивали удивлённые глаза Митрича.
— А теперь немного о себе скажу. Вижу — тебя так и подмывает спросить. Звать меня Алексей Алексеевич Дымов. Сорока двух лет от роду. Звание у меня… полковник. Да-да, полковник. Только не партизанских войск, а войск специального назначения. Спецназ по-нашему. По-вашему — особая гвардия, тайная. Так что, дядя Коля, полковника Давыдова лично знать не довелось, и встречу с ним я тебе обеспечить не обещаюсь, но… с полковником Дымовым — запросто! К вашим услугам. — Я картинно склонил голову.
«Шут гороховый! — тут же отреагировал Антил. — Хватит местных мужиков очаровывать — о деле лучше думай!»
«Ничего ты не понимаешь, нытик! Воина сначала в вождя влюбить нужно, а потом уже из огня да в полымя посылать, — отмахнулся я от него. — Надо было в своё время труды великих полководцев изучать…»
«Ага, или вспомнить, что об этом ещё и Геббельс писал…»
— Так что ты, Митрич, ничего не потерял. Полковник есть. Осталось полк набрать. По сусекам поскрести. По окрестным лесам поискать. Чем тебе не партизаны? И… ты это, Митрич… меня вашблагородием не кличь. Не терплю. Зови… товарищ командир.
«Хорош, гусь! У мужичка сейчас от этаких новостей крышу сорвёт, а он его всё грузит и грузит!» — не унимался Антил.
«Ладно, уболтал».
— Митрич, да ты не напрягайся пока. Полка-то ещё нет. И штатного расписания нет. А стало быть и взять тебя пока могу только в качестве «сына полка». Не переживай, у сына полка обязанностей немного. Из подразделения никуда не отлучаться. Да учиться всему, что видишь. Вроде как подмастерье будешь. Как ты? Вижу, согласен. Вот и лады… А теперь, самое главное. Всем этим вертепом, что вокруг творится, кто-то хороводит. Видал, небось, представления кукольные потешные с шельмецом Петрушкой? Так вот, какой-то гад решил, что мы с тобой рождены Петрушками быть, а он — чтобы пальцами водить и за ниточки дёргать! А ещё, кроме кукловода, где-то и режиссёр должен быть. А взять выше — и директор театра. Какой-нибудь там Чехов-Чехардовский. Устроил тут чеховский театр, блин! Из тех, что показывают, какая всё-таки человек… рабская сволочь! Короче, Митрич, наша задача — выявить всю театральную труппу да наделать из неё трупы.
Я подмигнул своему непрошеному подмастерью. Ну и загнул я речугу, однако. Дай бог, чтоб мужик хоть половину слов понял, да в главный смысл въехал…
— Ферштейн? Э-э, вижу-вижу, что нихт хрена ни ферштейна… Ладно, извиняй, Никола Митрич. Давай, наверное, спать. Ты мне боеспособный нужен, а не в виде полуфабриката. Из полуфабрикатов только Смерть обожает блюда готовить. А я, с тобой отдохнувшим, попробую курсы повышения солдатской квалификации основать.
Он так ничего и не сказал в ответ на мои пропагандистские речи. Послушно улёгся, но…
Вряд ли он спал в эту ночь!
Разве что вполглаза, вскидываясь от каждого шороха. Но мышцам даже от такого беспокойного ночлега — польза. А мне и подавно — с таким встревоженным напарником и постового не нужно.
Выспался я как никогда.
Двое русских солдат — уже полк… Когда спину в бою прикрывает товарищ — можно выходить на бой с каким угодно супостатом.
Глава девятнадцатая
БОЖЬЯ ВОЛЯ
Римляне покидали лагерь. Зато вода заметно прибывала. К тому времени, когда половина когорт легиона прошла ворота, две из трёх основных дорог — виа преториа и виа принципалис — уже напоминали собой широкие ручьи с оживлённым течением.
Пришлось оставшимся когортам выдвигаться по третьей — виа квинтана, — которая ещё похожа была на подобие дороги, Дальше воины двигались вдоль лагерного вала с частоколом.
Отряд за отрядом покидали лагерь, прикрываясь скутумами от ожесточившегося ливня. Тем, кто двигался внутри строя, на этот раз было легче — они ориентировались по спинам товарищей. Передние же линии шагали в неизвестность практически вслепую.
Выйдя за территорию лагеря, когорты разделились на манипулы и в шахматном порядке поползли по склону, как гигантские влажно поблёскивающие черепахи. Именно поползли. Необходимость держать чёткое равнение в рядах и шеренгах — при определённом фиксированном положении щитов: спереди, с боков и сверху — не позволяла хоть насколько-нибудь ускорить шаг.
Легионеры, что находились во внутренних рядах, держали свои щиты над головами. С тем лишь отличием от боевого порядка, что удерживали их кистями рук, просто положив на шлемы. Дождь никоим образом, при всей его шквальности, не мог сравниться с ударами мечей, а значит, и нечего напрягать предплечья.
Знаменитый римский строй «черепаха» — когда прямоугольный строй легионеров закрывался с боков и сверху щитами, образуя своеобразный панцирь над единым военным организмом — на сей раз наилучшим образом подошёл для сражения с жесточайшим ливнем.
Скутумы накрывали когорты, как черепица на прохудившейся крыше. Напор небесной влаги был таковым, что она без труда стекала ручьями в зазоры между щитами. Текла в зазоры между пластин лорик, напитывала собою туники.
И били по щитам не стрелы, а водяные струи.
И ползли под ливнем ничего не понимающие «черепахи», вереницей, одна за одной…
А может, это было начало всемирного потопа?!
Того самого, о котором нет-нет, да и заводили разговоры пришлые иноверцы, называвшие себя «христианами» и проклинавшие римских богов. Во всяком случае, больше ничего на ум Тицию не приходило, а всматриваясь вверх сквозь щель между щитами, он видел только хлеставшие струи воды и рыхлое влажное марево.
Божественных дланей, что держали опрокинутый горловиной вниз сосуд и огульно карали всех людей за совокупные грехи, не наблюдалось.
А может, их просто не разглядеть было за плотнейшим покрывалом, сотканным из водных струй?
…Цезарь, с силой нахлёстывая растерявшегося коня, направлял его за авангардным отрядом. Чуть сзади, всего в нескольких шагах, чтобы не потерять Предводителя из виду, полуподковой передвигался отряд телохранителей. Ливень хлестал настолько плотно, что не мудрено было и упустить, не заметить, куда через миг понесёт полководца взбрыкнувшая лошадь. Распознать его можно было лишь по длинному алому плащу, который в этом мареве выглядел как чёрный, и по высокому плюмажу, уже достаточно слипшемуся от небесной влаги.
Великий ехал, мучительно пытаясь сквозь пелену дождя разглядеть хотя бы то место, которое снилось ему в тех посланных богами снах. Но, похоже, было это воистину безнадёжным занятием: и спереди, и. сзади, и с боков, и сверху было одно и то же — стена косых струй.
И тогда, чтобы не искать свою судьбу в нескончаемых потоках воды… а быть может, что-то почувствовав… он остановил коня и поднял вверх руку.
ЗДЕСЬ!
Во все концы от него поползли команды, передаваемые голосами от отряда к отряду.
Легионам понадобилось около получаса, чтобы отыскать друг друга в этой взбесившейся стихии, найти свои места в общем штатном построении и занять их.
Они стояли, выстроившись боевым порядком, абсолютно ничего не понимая. Такого за весь срок их службы, за всё время боевых действий — ещё не бывало! Выйти скрытно до рассвета в поле, да ещё в такую неслыханную непогоду, и здесь стоять, ожидая неизвестно чего!
Им уже не было особой нужды прикрываться сверху щитами — каждый легионер успел промокнуть до нитки. Доспехи противно и даже болезненно ёрзали по мокрому телу, туники прилипли к коже и мешали свободным движениям. Но черепичная крыша из щитов по-прежнему не разбиралась. Хотя бы затем, чтобы не стекали по лицам струи, не мешали рассматривать и без того непроглядную даль.
Между тем рассвет уже спешил навстречу римлянам. Пытался пробиться сквозь эти небесные хляби, но покуда тщетно. Правда, заметно посерел воздух, и струи ливня начали слегка поблескивать. В ответ на это ливень усилился ещё, хотя уже и без того представлял из себя сплошную гору воды, вздымавшуюся в воздухе. Казалось, струи не падают, потому как просто уже некуда, а висят, ожидая своей очереди.
О, боги! Тиций, не единожды перебравший имена всех известных ему богов, в том числе даже совсем непричастных к стихиям, принялся обращаться к ним по новому кругу. Увы, все его взывания к небу — с просьбой унять этот потоп! — должно быть, смывались ливнем мгновенно, с самых губ, и уносились по земле вместе с пенящимися грязными потоками.
…Сколько бесконечных мгновений утонуло в холодной мутной воде?
Тицию показалось, что ливень незаметно стал стихать. Он всмотрелся. Действительно! Неужели возымела действие его мольба?! Не все слова, стало быть, смыло ливнем…
В первую очередь это ощущалось подспудно; словно теперь легионы стояли внутри гигантского помещения с колышущимися водяными стенами, и вот эти стены принялись незаметно, шаг за шагом, отступать. Струи, хлеставшие по доспехам, не умерили свою прыть, однако утончились. Из-за этого вокруг немного посветлело, а может, просто рассвет сумел пробиться сквозь почти неприступные водные заслоны.
Тицию, стоявшему в боевом расположении принципов — во второй линии шеренг, — поверх крыши из скутумов уже была видна фигура Цезаря на коне. Далеко впереди. Заметно ниже по склону. Оба легата — чуть поодаль. Отряд телохранителей, вытянувшийся в линию.
Стена дождя действительно мало-помалу отступала, неотступно светлея, В мир возвращались краски… Сначала в самых грязных сочетаниях с серым и чёрным. Плащ полководца уже сделал заявку на свой алый цвет, но покуда ещё различался, как грязное пятно, напоминавшее засохшую кровь, где красное только угадывается.
Редеющая пелена дождя тончала, распадалась на хлёсткие поблёскивающие нити. И тут — Тиций не поверил своим глазам! — прямо напротив Цезаря, из водной хляби, шагов за пятьдесят от полководца…
Медленно ступая, появились две безоружные фигуры, укутанные в какие-то грязно-серые плащи, а может, просто накидки.
Вот они, при полном молчании огромного количества легионеров, преодолели расстояние, отделявшее их от Цезаря. Сутулые согбенные «серые фигуры». Возможно, намеренно принявшие эти подобострастные позы, а может, попросту немощные, не способные передвигаться иначе.
Телохранители дёрнулись было навстречу дерзким чужакам. Ещё бы! Вдвоём выйти навстречу одиннадцатитысячному войску! Тут что-то не то, можно ожидать чего угодно. Ясно только одно — нормальные люди себя так не ведут, да и люди ли это?!
Невероятно, но Цезарь тут же осадил жестом и окриком своих рьяных гвардейцев! Не иначе, как именно эту парочку он и поджидал, почти утопая в пронизывающей до костей водяной преисподней?!
Консул, отделившись от сопровождавшей его свиты, о чём-то долго говорил с пришлыми «серыми фигурами», а потом подал знак телохранителям, и серым чужакам подвели резервных лошадей. Из тех, что на всякий случай неотступно вели в поводу за Цезарем. «Серые фигуры», как окрестил их с первого раза Тиций, неуклюже, с посторонней помощью взгромоздились в седла.
…Приказ «Двигаться вперёд в полной боевой готовности!» — звуковой волной прошёлся влево и вправо по напряженным шеренгам.
И легионы сдвинулись с места.
Сначала, стараясь идти привычной мерной поступью, чтобы, войдя в боевой размеренный ритм, вселять этим уверенность в соратников и паническое беспокойство во врага. Но…
Врага по-прежнему не было ни видно, ни слышно, а вновь усилившийся ливень заставил манипулы опять построиться «черепахами» и заметно сбавить темп.
Тиций не мог поручиться, сколько прошло времени в этом тревожном напряжённом марше навстречу неизвестности. К тому же водяная напасть по-прежнему висела в воздухе, мешая осмотреть окрестности, несмотря на то, что небо уже посветлело Настолько, что окончательно осознавалось — ночь позади! Легионер иногда переглядывался с Лацио, идущим через двух воинов от него, перекидывался с побратимом несколькими подбадривающими словами и опять уходил в свои думы.
…Вновь хлестанули струи! Другие — плотные, но бесконечно короткие… К тому же летящие не сверху, а спереди — над землёй.
Навстречу!
Бесконечные проблески. Сотнями. Тысячами! И это — при непрекратившемся ливне сверху?! Озарение, что это не струи, а СТРЕЛЫ, пришло к некоторым вместе с последней вспышкой тут же угасшего навеки сознания.
Стрелы! Мириады смертоносных чёрточек в дождливом мареве…
«Враг!!!» — мгновенно разнеслось по рядам. Запрыгало по манипулам.
«Сомкнуть ряды!!!»
ВРАГ!!!
Кто-то из легионеров успел ранее, ещё до первого залпа, разглядеть выдвигающиеся из стены дождя целые полчища всадников. Кто-то рассмотрел, что каждый всадник и даже их лошади, защищены тяжёлыми доспехами. Кто-то выхватил взором, что их окружают, охватывают по флангам стремительные эти конники… А многие просто ничего не успели увидеть — стрелы находили бреши между скутумами и жалили в лица. Пробивали глазницы, вырывая затылочные кости. Пронзали развёрстые в крике рты.
Кинжаловидный наконечник, пронзив насквозь левую руку чуть повыше запястья, вылез на всю свою длину прямо перед глазами Тиция. На хищном остром клюве стрелы набухала капелька крови — его, Тиция, крови! — собираясь рухнуть вниз. Тело стрелы, окрашенное в чёрный цвет с белым оперением, на время стало единым целым с рукой и подрагивало от её мелких нервных конвульсий. Тупая боль тотчас захлестнула кисть, сжимавшую рукоятку скутума, потом поползла вниз к локтю. Щит, как люк, опустился на шлем впереди идущего легионера, закрывая обзор раненному Тицию.
Редкое ржание лошадей… там, впереди. Тысячекопытный топот. И стрелы. Стрелы. Стрелы.
СТРЕЛЫ.
Похоже, их просто хладнокровно расстреливали.
Неизвестные враги, охватив плотными полукольцами каждую «черепаху», одного за другим нанизывали римлян на жала своих беспощадным стрел.
По всему выходило, это войско давно поджидало римские легионы. Именно здесь?!
Пришлось оставшимся когортам выдвигаться по третьей — виа квинтана, — которая ещё похожа была на подобие дороги, Дальше воины двигались вдоль лагерного вала с частоколом.
Отряд за отрядом покидали лагерь, прикрываясь скутумами от ожесточившегося ливня. Тем, кто двигался внутри строя, на этот раз было легче — они ориентировались по спинам товарищей. Передние же линии шагали в неизвестность практически вслепую.
Выйдя за территорию лагеря, когорты разделились на манипулы и в шахматном порядке поползли по склону, как гигантские влажно поблёскивающие черепахи. Именно поползли. Необходимость держать чёткое равнение в рядах и шеренгах — при определённом фиксированном положении щитов: спереди, с боков и сверху — не позволяла хоть насколько-нибудь ускорить шаг.
Легионеры, что находились во внутренних рядах, держали свои щиты над головами. С тем лишь отличием от боевого порядка, что удерживали их кистями рук, просто положив на шлемы. Дождь никоим образом, при всей его шквальности, не мог сравниться с ударами мечей, а значит, и нечего напрягать предплечья.
Знаменитый римский строй «черепаха» — когда прямоугольный строй легионеров закрывался с боков и сверху щитами, образуя своеобразный панцирь над единым военным организмом — на сей раз наилучшим образом подошёл для сражения с жесточайшим ливнем.
Скутумы накрывали когорты, как черепица на прохудившейся крыше. Напор небесной влаги был таковым, что она без труда стекала ручьями в зазоры между щитами. Текла в зазоры между пластин лорик, напитывала собою туники.
И били по щитам не стрелы, а водяные струи.
И ползли под ливнем ничего не понимающие «черепахи», вереницей, одна за одной…
А может, это было начало всемирного потопа?!
Того самого, о котором нет-нет, да и заводили разговоры пришлые иноверцы, называвшие себя «христианами» и проклинавшие римских богов. Во всяком случае, больше ничего на ум Тицию не приходило, а всматриваясь вверх сквозь щель между щитами, он видел только хлеставшие струи воды и рыхлое влажное марево.
Божественных дланей, что держали опрокинутый горловиной вниз сосуд и огульно карали всех людей за совокупные грехи, не наблюдалось.
А может, их просто не разглядеть было за плотнейшим покрывалом, сотканным из водных струй?
…Цезарь, с силой нахлёстывая растерявшегося коня, направлял его за авангардным отрядом. Чуть сзади, всего в нескольких шагах, чтобы не потерять Предводителя из виду, полуподковой передвигался отряд телохранителей. Ливень хлестал настолько плотно, что не мудрено было и упустить, не заметить, куда через миг понесёт полководца взбрыкнувшая лошадь. Распознать его можно было лишь по длинному алому плащу, который в этом мареве выглядел как чёрный, и по высокому плюмажу, уже достаточно слипшемуся от небесной влаги.
Великий ехал, мучительно пытаясь сквозь пелену дождя разглядеть хотя бы то место, которое снилось ему в тех посланных богами снах. Но, похоже, было это воистину безнадёжным занятием: и спереди, и. сзади, и с боков, и сверху было одно и то же — стена косых струй.
И тогда, чтобы не искать свою судьбу в нескончаемых потоках воды… а быть может, что-то почувствовав… он остановил коня и поднял вверх руку.
ЗДЕСЬ!
Во все концы от него поползли команды, передаваемые голосами от отряда к отряду.
Легионам понадобилось около получаса, чтобы отыскать друг друга в этой взбесившейся стихии, найти свои места в общем штатном построении и занять их.
Они стояли, выстроившись боевым порядком, абсолютно ничего не понимая. Такого за весь срок их службы, за всё время боевых действий — ещё не бывало! Выйти скрытно до рассвета в поле, да ещё в такую неслыханную непогоду, и здесь стоять, ожидая неизвестно чего!
Им уже не было особой нужды прикрываться сверху щитами — каждый легионер успел промокнуть до нитки. Доспехи противно и даже болезненно ёрзали по мокрому телу, туники прилипли к коже и мешали свободным движениям. Но черепичная крыша из щитов по-прежнему не разбиралась. Хотя бы затем, чтобы не стекали по лицам струи, не мешали рассматривать и без того непроглядную даль.
Между тем рассвет уже спешил навстречу римлянам. Пытался пробиться сквозь эти небесные хляби, но покуда тщетно. Правда, заметно посерел воздух, и струи ливня начали слегка поблескивать. В ответ на это ливень усилился ещё, хотя уже и без того представлял из себя сплошную гору воды, вздымавшуюся в воздухе. Казалось, струи не падают, потому как просто уже некуда, а висят, ожидая своей очереди.
О, боги! Тиций, не единожды перебравший имена всех известных ему богов, в том числе даже совсем непричастных к стихиям, принялся обращаться к ним по новому кругу. Увы, все его взывания к небу — с просьбой унять этот потоп! — должно быть, смывались ливнем мгновенно, с самых губ, и уносились по земле вместе с пенящимися грязными потоками.
…Сколько бесконечных мгновений утонуло в холодной мутной воде?
Тицию показалось, что ливень незаметно стал стихать. Он всмотрелся. Действительно! Неужели возымела действие его мольба?! Не все слова, стало быть, смыло ливнем…
В первую очередь это ощущалось подспудно; словно теперь легионы стояли внутри гигантского помещения с колышущимися водяными стенами, и вот эти стены принялись незаметно, шаг за шагом, отступать. Струи, хлеставшие по доспехам, не умерили свою прыть, однако утончились. Из-за этого вокруг немного посветлело, а может, просто рассвет сумел пробиться сквозь почти неприступные водные заслоны.
Тицию, стоявшему в боевом расположении принципов — во второй линии шеренг, — поверх крыши из скутумов уже была видна фигура Цезаря на коне. Далеко впереди. Заметно ниже по склону. Оба легата — чуть поодаль. Отряд телохранителей, вытянувшийся в линию.
Стена дождя действительно мало-помалу отступала, неотступно светлея, В мир возвращались краски… Сначала в самых грязных сочетаниях с серым и чёрным. Плащ полководца уже сделал заявку на свой алый цвет, но покуда ещё различался, как грязное пятно, напоминавшее засохшую кровь, где красное только угадывается.
Редеющая пелена дождя тончала, распадалась на хлёсткие поблёскивающие нити. И тут — Тиций не поверил своим глазам! — прямо напротив Цезаря, из водной хляби, шагов за пятьдесят от полководца…
Медленно ступая, появились две безоружные фигуры, укутанные в какие-то грязно-серые плащи, а может, просто накидки.
Вот они, при полном молчании огромного количества легионеров, преодолели расстояние, отделявшее их от Цезаря. Сутулые согбенные «серые фигуры». Возможно, намеренно принявшие эти подобострастные позы, а может, попросту немощные, не способные передвигаться иначе.
Телохранители дёрнулись было навстречу дерзким чужакам. Ещё бы! Вдвоём выйти навстречу одиннадцатитысячному войску! Тут что-то не то, можно ожидать чего угодно. Ясно только одно — нормальные люди себя так не ведут, да и люди ли это?!
Невероятно, но Цезарь тут же осадил жестом и окриком своих рьяных гвардейцев! Не иначе, как именно эту парочку он и поджидал, почти утопая в пронизывающей до костей водяной преисподней?!
Консул, отделившись от сопровождавшей его свиты, о чём-то долго говорил с пришлыми «серыми фигурами», а потом подал знак телохранителям, и серым чужакам подвели резервных лошадей. Из тех, что на всякий случай неотступно вели в поводу за Цезарем. «Серые фигуры», как окрестил их с первого раза Тиций, неуклюже, с посторонней помощью взгромоздились в седла.
…Приказ «Двигаться вперёд в полной боевой готовности!» — звуковой волной прошёлся влево и вправо по напряженным шеренгам.
И легионы сдвинулись с места.
Сначала, стараясь идти привычной мерной поступью, чтобы, войдя в боевой размеренный ритм, вселять этим уверенность в соратников и паническое беспокойство во врага. Но…
Врага по-прежнему не было ни видно, ни слышно, а вновь усилившийся ливень заставил манипулы опять построиться «черепахами» и заметно сбавить темп.
Тиций не мог поручиться, сколько прошло времени в этом тревожном напряжённом марше навстречу неизвестности. К тому же водяная напасть по-прежнему висела в воздухе, мешая осмотреть окрестности, несмотря на то, что небо уже посветлело Настолько, что окончательно осознавалось — ночь позади! Легионер иногда переглядывался с Лацио, идущим через двух воинов от него, перекидывался с побратимом несколькими подбадривающими словами и опять уходил в свои думы.
…Вновь хлестанули струи! Другие — плотные, но бесконечно короткие… К тому же летящие не сверху, а спереди — над землёй.
Навстречу!
Бесконечные проблески. Сотнями. Тысячами! И это — при непрекратившемся ливне сверху?! Озарение, что это не струи, а СТРЕЛЫ, пришло к некоторым вместе с последней вспышкой тут же угасшего навеки сознания.
Стрелы! Мириады смертоносных чёрточек в дождливом мареве…
«Враг!!!» — мгновенно разнеслось по рядам. Запрыгало по манипулам.
«Сомкнуть ряды!!!»
ВРАГ!!!
Кто-то из легионеров успел ранее, ещё до первого залпа, разглядеть выдвигающиеся из стены дождя целые полчища всадников. Кто-то рассмотрел, что каждый всадник и даже их лошади, защищены тяжёлыми доспехами. Кто-то выхватил взором, что их окружают, охватывают по флангам стремительные эти конники… А многие просто ничего не успели увидеть — стрелы находили бреши между скутумами и жалили в лица. Пробивали глазницы, вырывая затылочные кости. Пронзали развёрстые в крике рты.
Кинжаловидный наконечник, пронзив насквозь левую руку чуть повыше запястья, вылез на всю свою длину прямо перед глазами Тиция. На хищном остром клюве стрелы набухала капелька крови — его, Тиция, крови! — собираясь рухнуть вниз. Тело стрелы, окрашенное в чёрный цвет с белым оперением, на время стало единым целым с рукой и подрагивало от её мелких нервных конвульсий. Тупая боль тотчас захлестнула кисть, сжимавшую рукоятку скутума, потом поползла вниз к локтю. Щит, как люк, опустился на шлем впереди идущего легионера, закрывая обзор раненному Тицию.
Редкое ржание лошадей… там, впереди. Тысячекопытный топот. И стрелы. Стрелы. Стрелы.
СТРЕЛЫ.
Похоже, их просто хладнокровно расстреливали.
Неизвестные враги, охватив плотными полукольцами каждую «черепаху», одного за другим нанизывали римлян на жала своих беспощадным стрел.
По всему выходило, это войско давно поджидало римские легионы. Именно здесь?!
Глава двадцатая
ПОЛК НА МАРШЕ
Утро облизало нас шершавыми солнечными лучами, как корова-мать сонного телёнка. Защекотало лица. Расплело ресницы и вынудило раскрыть веки. С первого взгляда не верилось во вчерашнее. Такая благодать царила вокруг!
«Подъём! Ты что, забыл? Рай — не для нас. Там нас не ждут!»
Молодчина Антил, для разнообразия одобрил я, но для приличия — поворчал.
«И в аду — не дождутся. А ты что, дружище, будильником подрабатываешь?»
Я осмотрелся вокруг, прислушался. Достал из заплечного вещмешка «игрушки для взрослых». Осмотрел оставшийся в моём распоряжении арсенал.
Мда-а. Не густо!
С таким вооружением не то что ВЫХОД не захватишь, — разбойничать и то накладно. Из тактического оружия: пара пистолетов-пулемётов, складной арбалет, пяток дивергранат «виртуал», остальное — боеприпасы. Я взял в руки самый надёжный «ствол» — 5,5б-мм «Зомби» с лазерным целеуказателем. Взвесил на ладони. И протянул Митричу, как от сердца оторвал.
— Ну, Никола-воин, принимай новую технику.
Судя по виду Митрича, он боялся даже прикоснуться к воронёной штуковине. Мой невольный напарник почти всё время отмалчивался, и меня пока что это устраивало. То ли онемел он от присутствия «высокоблагородия» (вдобавок ко всем прочим напастям), то ли процесс ломки мировосприятия возымел такой побочный эффект.
— Давай-давай. Покажи, как вас ружейному делу научали. Да не бойся ты. Вот смотри. Значит, так… Это ствол. Это спусковой крючок. Вот эта хреновина — прицел. Смотри сюда — видишь красную точку? Вся премудрость — навести точку туда, куда хочешь попасть, и пла-авненько пальцем крючок потянуть. Это самое главное, что ты должен уяснить. Навёл… и плавный спуск… Навёл и…
Я минут двадцать терпеливо объяснял Митричу азы стрелковой подготовки. С «энного» раза стало получаться. Рискнул в учебных целях даже немного пошуметь, насколько это мог сделать практически бесшумный «Зомби» — заставил Митрича пару раз стрельнуть по конкретной цели.
Результаты превзошли все мои ожидания! Вторая же пуля сковырнула кору на указанной мною ветке.
— Да-а, могёшь! Вижу — будет с тебя толк… Только не зазнайся. Теперь давай изучим меры безопасности. Вот это предохранитель…
После того, как Митрич повторил несколько раз, что нужно делать, чтобы, в первую очередь, не застрелить себя — я объяснил, как рекомендуется носить эту штуковину. Подмастерье мне, определённо, нравился больше и больше. У него не просто получалось — он схватывал всё на лету! Вот что значит старый солдат.
— Ладно, Никола Митрич, звонок на перемену. Отдыхай. Хотя, уже пора. Сиди — не сиди… Войну не выиграешь — супостата не порешишь.
Идти я решил по редколесью. Уж больно туманна была перспектива выжить, если, испытывая судьбу, в третий раз двинуть через участок степи. А идти, кровь из носу, нужно было именно туда, откуда пришёл — к терминалу, на выход. Лесом получалось немного длиннее, к тому же с непредсказуемыми последствиями. Однако, выбора не было.
После выслушанных вчера моих несусветных сказок Митрич топал с таким видом, будто у него одновременно — запор, детский испуг и несварение желудка. Видать, за ночь не улеглось, напротив — забродило. Наверное, не лучше бы он выглядел, если бы ему сообщили, что жить осталось один день всего, но обязан он уплатить все налоги на год вперёд. Это был настоящий ступор! По-моему, держало его на ногах только неожиданное обладание таким сверхоружием, как «Зомби». Хотя, если честно — это словечко сейчас больше всего подходило к нему самому…
Шаги!
Звук хлестнул по ушам. Наперерез нам по лесу кто-то двигался. Вернее — проламывался сквозь кусты. Многочисленные тонкие ветки шелестели, хлестали, сопротивлялись.
Я знаком остановил Митрича, приложил палец к губам. Шепнул на ухо:
— Ну, вот, батя, назвался партизаном, теперича отдувайся. Видишь поваленный ствол? Затаись за ним. Пропусти… А там по обстановке. Но хоть одного вражину на себя возьми. Как я учил — наводишь и плавно жмёшь… Давай!
Сам я принял левее.
Краем глаза отметил — Митрич шустро выполнил моё указание. Пяток секунд покачались увядшие ветки, и — тишина… В боевой обстановке, даст бог, не подкачает старый царский солдат.
Теперь моя очередь затихнуть, исчезнуть, раствориться среди листвы в пропорции «ноль к ста».
Они пёрли не таясь. Судя по шуму — трое. Я вспомнил ниндзя — опять трое! Но с таким «саундтреком» по фронтовому лесу можно было идти только на собственные похороны. А ниндзя, насколько я понял из недавнего опыта, обожают ходить только на чужие… Кто же на этот раз?
Эти хоть не томили долго и не заставляли выявлять себя при помощи сверхчувств. Неожиданный лай взбудоражил мой слух не хуже стрельбы.
«Собаки! Откуда?»
Через несколько секунд всё чётко встало на свои места. На редколесье, метров за двадцать-двадцать пять от нас, возникли тёмные фигурки. Они шли быстрым шагом. Средний с трудом удерживал на поводке рвущуюся вперёд крупную собаку.
Зверь уверенно рвался к нам! Должно быть, лёгкий ветерок обрисовал ему и меня, и Митрина. И, подозреваю, в самых неблагоприятных тонах. С таким напором и хриплым лаем тянутся к вражьей глотке.
Силуэты умело перебегали зигзагом — от дерева к дереву. При этом они неотступно двигались вперёд, каждый своим маршрутом. Средний с собакой шёл на меня. Крайние, заслышав «рабочий» лай собаки, стали заметно забирать по сторонам, охватывая нас с флангов.
Когда троица приблизилась на десяток шагов, я обмер. Я уже видел эту сцену! Причём, не единожды… С тою лишь разницей, что до сегодняшнего дня — только со стороны и только на экране. И надо признать — в реальности это шествие выглядело угнетающе. ЭТИ шли по наши души.
Чёрные, тускло отблёскивающие каски. Чёрная униформа с серебристыми петлицами. Закатанные по локоть рукава. «П»-образные автоматы с короткими стволами, ошибочно именуемые в простонародии «шмайсерами».
«Ох, ё-моё, немцы…
Самые что ни на есть ФРИЦЫ!»
Причём не какие попало, а отборные, судя по их слаженным действиям. Зондеркоманда СС. Каратели. Вот и накаркал! Я вспомнил свои давние слова: «А что, отец, немцы в деревне есть?» Есть! Вот теперь ещё и этого добра в винегрет времени подкинули.
Собака уже рвалась с поводка, роняя крупные капли слюны, похожей на пену. Мне казалось, что она уже видела меня сквозь листву.
«Подъём! Ты что, забыл? Рай — не для нас. Там нас не ждут!»
Молодчина Антил, для разнообразия одобрил я, но для приличия — поворчал.
«И в аду — не дождутся. А ты что, дружище, будильником подрабатываешь?»
Я осмотрелся вокруг, прислушался. Достал из заплечного вещмешка «игрушки для взрослых». Осмотрел оставшийся в моём распоряжении арсенал.
Мда-а. Не густо!
С таким вооружением не то что ВЫХОД не захватишь, — разбойничать и то накладно. Из тактического оружия: пара пистолетов-пулемётов, складной арбалет, пяток дивергранат «виртуал», остальное — боеприпасы. Я взял в руки самый надёжный «ствол» — 5,5б-мм «Зомби» с лазерным целеуказателем. Взвесил на ладони. И протянул Митричу, как от сердца оторвал.
— Ну, Никола-воин, принимай новую технику.
Судя по виду Митрича, он боялся даже прикоснуться к воронёной штуковине. Мой невольный напарник почти всё время отмалчивался, и меня пока что это устраивало. То ли онемел он от присутствия «высокоблагородия» (вдобавок ко всем прочим напастям), то ли процесс ломки мировосприятия возымел такой побочный эффект.
— Давай-давай. Покажи, как вас ружейному делу научали. Да не бойся ты. Вот смотри. Значит, так… Это ствол. Это спусковой крючок. Вот эта хреновина — прицел. Смотри сюда — видишь красную точку? Вся премудрость — навести точку туда, куда хочешь попасть, и пла-авненько пальцем крючок потянуть. Это самое главное, что ты должен уяснить. Навёл… и плавный спуск… Навёл и…
Я минут двадцать терпеливо объяснял Митричу азы стрелковой подготовки. С «энного» раза стало получаться. Рискнул в учебных целях даже немного пошуметь, насколько это мог сделать практически бесшумный «Зомби» — заставил Митрича пару раз стрельнуть по конкретной цели.
Результаты превзошли все мои ожидания! Вторая же пуля сковырнула кору на указанной мною ветке.
— Да-а, могёшь! Вижу — будет с тебя толк… Только не зазнайся. Теперь давай изучим меры безопасности. Вот это предохранитель…
После того, как Митрич повторил несколько раз, что нужно делать, чтобы, в первую очередь, не застрелить себя — я объяснил, как рекомендуется носить эту штуковину. Подмастерье мне, определённо, нравился больше и больше. У него не просто получалось — он схватывал всё на лету! Вот что значит старый солдат.
— Ладно, Никола Митрич, звонок на перемену. Отдыхай. Хотя, уже пора. Сиди — не сиди… Войну не выиграешь — супостата не порешишь.
Идти я решил по редколесью. Уж больно туманна была перспектива выжить, если, испытывая судьбу, в третий раз двинуть через участок степи. А идти, кровь из носу, нужно было именно туда, откуда пришёл — к терминалу, на выход. Лесом получалось немного длиннее, к тому же с непредсказуемыми последствиями. Однако, выбора не было.
После выслушанных вчера моих несусветных сказок Митрич топал с таким видом, будто у него одновременно — запор, детский испуг и несварение желудка. Видать, за ночь не улеглось, напротив — забродило. Наверное, не лучше бы он выглядел, если бы ему сообщили, что жить осталось один день всего, но обязан он уплатить все налоги на год вперёд. Это был настоящий ступор! По-моему, держало его на ногах только неожиданное обладание таким сверхоружием, как «Зомби». Хотя, если честно — это словечко сейчас больше всего подходило к нему самому…
Шаги!
Звук хлестнул по ушам. Наперерез нам по лесу кто-то двигался. Вернее — проламывался сквозь кусты. Многочисленные тонкие ветки шелестели, хлестали, сопротивлялись.
Я знаком остановил Митрича, приложил палец к губам. Шепнул на ухо:
— Ну, вот, батя, назвался партизаном, теперича отдувайся. Видишь поваленный ствол? Затаись за ним. Пропусти… А там по обстановке. Но хоть одного вражину на себя возьми. Как я учил — наводишь и плавно жмёшь… Давай!
Сам я принял левее.
Краем глаза отметил — Митрич шустро выполнил моё указание. Пяток секунд покачались увядшие ветки, и — тишина… В боевой обстановке, даст бог, не подкачает старый царский солдат.
Теперь моя очередь затихнуть, исчезнуть, раствориться среди листвы в пропорции «ноль к ста».
Они пёрли не таясь. Судя по шуму — трое. Я вспомнил ниндзя — опять трое! Но с таким «саундтреком» по фронтовому лесу можно было идти только на собственные похороны. А ниндзя, насколько я понял из недавнего опыта, обожают ходить только на чужие… Кто же на этот раз?
Эти хоть не томили долго и не заставляли выявлять себя при помощи сверхчувств. Неожиданный лай взбудоражил мой слух не хуже стрельбы.
«Собаки! Откуда?»
Через несколько секунд всё чётко встало на свои места. На редколесье, метров за двадцать-двадцать пять от нас, возникли тёмные фигурки. Они шли быстрым шагом. Средний с трудом удерживал на поводке рвущуюся вперёд крупную собаку.
Зверь уверенно рвался к нам! Должно быть, лёгкий ветерок обрисовал ему и меня, и Митрина. И, подозреваю, в самых неблагоприятных тонах. С таким напором и хриплым лаем тянутся к вражьей глотке.
Силуэты умело перебегали зигзагом — от дерева к дереву. При этом они неотступно двигались вперёд, каждый своим маршрутом. Средний с собакой шёл на меня. Крайние, заслышав «рабочий» лай собаки, стали заметно забирать по сторонам, охватывая нас с флангов.
Когда троица приблизилась на десяток шагов, я обмер. Я уже видел эту сцену! Причём, не единожды… С тою лишь разницей, что до сегодняшнего дня — только со стороны и только на экране. И надо признать — в реальности это шествие выглядело угнетающе. ЭТИ шли по наши души.
Чёрные, тускло отблёскивающие каски. Чёрная униформа с серебристыми петлицами. Закатанные по локоть рукава. «П»-образные автоматы с короткими стволами, ошибочно именуемые в простонародии «шмайсерами».
«Ох, ё-моё, немцы…
Самые что ни на есть ФРИЦЫ!»
Причём не какие попало, а отборные, судя по их слаженным действиям. Зондеркоманда СС. Каратели. Вот и накаркал! Я вспомнил свои давние слова: «А что, отец, немцы в деревне есть?» Есть! Вот теперь ещё и этого добра в винегрет времени подкинули.
Собака уже рвалась с поводка, роняя крупные капли слюны, похожей на пену. Мне казалось, что она уже видела меня сквозь листву.