— Слышь, командир, волыну-то прибери… И не пялься так, сквозит.
   «Ладно, пока без хамства. Работаем в режиме „первичного обнюхивания“.
   Я забросил «вампир» за спину и, разведя руками, слегка потряс ими в воздухе. Присел на корточки. Спросил невинным усталым голосом:
   — Никак боитесь, что аппетит пропадёт?
   «Уголовник» промолчал. Зато заговорил другой. Помоложе. Сидевший напротив того, кому от меня сквозило. Он встал и негромко ответил, разминая затёкшие ноги:
   — Да это тебе бояться надо, фраер. Если ты про арифметику слыхал?
   «Ясно. Намекает, что их пятеро, а меня — в пять раз меньше. Резонно. А вот про фраера — это он зря».
   — Не-а… Не боюсь. Я Суворова читал. Он про умение хорошо отзывался, а вот про число — не очень.
   — Во, бля, умелый, значит?..
   Нет, тут определенно что-то было не так. Не могут же они спокойно жарить мясо, нацепив на спины мишени.
   «Где же пост? Что-то холодит, шарит по спине. Уж больно похоже на взгляд, протиснутый сквозь прицел».
   — Ладно, братва, я тоже не мазаный — сухой. Просто так в глотку не полезу. Примите в свою стаю… Пригожусь.
   — В стаю, говоришь? Можно и в стаю. Только это обнюхать надо… А что ты годить-то умеешь?
   — А то же, что и вы — могу воевать, а могу и не воевать. «Терциум нон датум» — третьего не дано.
   — Терциум нон датум? — обернулся наконец-то сидевший спиной, оставив на время уже почти сбывшийся ужин. — Хвала Великому Риму, приятно слышать родную речь… Из какого ты легиона? Куда ушла наша армия?
   Его грудь и спину прикрывали блестящие серебряные доспехи. По ним бегали отблески языков огня, и оттого доспехи казались красноватого цвета. Такие же, только более тёмные языки пламени отражались на потускневших и довольно исковерканных ударами поножах. Выглядывающая из-под доспехов пурпурная туника также приобрела вблизи костра более тёмный оттенок. Шлем лежал рядом с ним на земле. Гребень на шлеме был развернут поперёк. Чуть дальше, вправо — прямоугольный щит, немного изогнутый в горизонтальной плоскости. Взгляд, мгновенно ощупав его, выхватил массивный умбон, жёлтые молнии, вплетённые в жёлтые же дубовые ветви — рисунок на красном фоне.
   «Ё-моё, это же скутум — прославленный щит римских легионов! А вот и пилум — дротик с массивным длинным наконечником, занимающим добрую половину древка. Ну так и есть — вот и короткий широкий меч „гладнус“… С костяной рукояткой и шаровидным наконечником. Грозное оружие рукопашного боя в сомкнутом строю. Висит на левом боку, на поясе, в украшенных инкрустацией ножнах… Не может быть».
   Если верить глазам, передо мною был настоящий римский легионер!
   К тому же — центурион. Судя по доспехам и центурионскому жезлу из виноградной лозы. А ещё — по массивной круглой бляхе на груди с надписью на латыни «ЦЕНТУРИ» и порядковым номером «IV».
   «Ну, знаете, господа бледнолицые! Не устаю изумляться этой абракадабре. Куда же вы меня всё-таки, подловив на слове, так мастерски забросили?! На карнавал не похоже — каждый второй убить норовит на полном серьёзе. На психбольницу тоже не очень — никто не лечит, санитары во главе легионов не идут, не возглавляют, врагам руки не крутят».
   Центуриону хватило одного взгляда на меня, чтобы тот угас, Я даже отдалённо не напоминал выходца из Вечного Города, не смахивал на потомка Ромула и Рема. Я был не просто чужой.
   Я был ИНОЙ.
   — Терциум нон датум, — повторил я, прижав руку к сердцу.
   «Извини, дружище, действительно — третьего не дано. Я не римлянин. Я — россиянин. Я для тебя ИНОЙ. Всё равно что с другой планеты. Из иного времени. Но какая же гнида, всё-таки, так злобно шутит? Боже Всевышний, забери у этого ирода ключи от Машины Времени! Вычисли этого „Макаревича“. Я не хочу плясать под его песни… (Всячески извиняюсь перед легендарным рок-поэтом и рок-музыкантом прошлого века, ничего личного в спонтанно возникшей ассоциации!) И запрети ему баловаться блестящими и острыми предметами. И разреши играть на проезжей части и заплывать за буйки. Ну, и в виде исключения, позволь ему разбирать ручные, заметьте, совсем не дикие гранаты, и изучать, из чего они сделаны».
   Между тем обладатель стопроцентного зэковского голоса ожил, скомкав мою молитву:
   — Слышь, командир, а ты по какой масти-то будешь?.. Не признаю я чей-то.
   — Червивый Валет. Слыхал про такого?
   — Не доводилось… В законе что ли?
   — В загоне… Все мы тут, как волки в загоне. Только флажков пока не видно. Не добежали. Ну, ничего — скоро упрёмся.
   Я ещё не выбрал — какой линии поведения придерживаться и хотя мог срезать их всех одной очередью, кстати, пущенной вне очереди, — не спешил. Какой мне прок от навек замолчавших. Таких собеседников мне предостаточно и в образе леса.
   — Упырь, а не мешало бы глянуть, что у этого ушатого за душею… — резанул слух голос молодого. Причём из зоны, недоступной боковому зрению.
   «И когда он успел сместиться назад? Эх, растяпа ты, Алексей Алексеич, упустил неуютного человечка. Может, ещё и шею подставишь? Стареешь, что ли?..»
   — Остынь, Жало, — одёрнул его Упырь. — На фраера он не больно похож.
   Я медленно повернул голову в сторону хозяина змеиной клички. Он стоял в пяти шагах по' правой стороне, криво улыбаясь. В его руке покачивался пистолет «ТТ», воронёный ствол которого, казалось, изучал мой затылок.
   — И то верно, остынь. Для того, чтобы глянуть, что за душой, не обязательно заходить за тело. Запиши себе тезис — для самообразования, — холодно выдавил я из себя.
   Жало сверкнул холодным взглядом, но даже не подумал опустить пистолет.
   — Жало, хватит буровить, нынче не до этого. — Поставил точку Упырь.
   Он не спеша встал и подошёл ко мне. Остановился в двух шагах и, раскачиваясь, ощупал с ног до головы взглядом, а потом молча протянул руку.
   — Данила. По батюшке Петрович. Командир пятого штрафного батальона двадцать седьмой стрелковой дивизии. Рокоссовцы мы. Слыхал, поди?
   — Алексей Дымов, — помолчав, представился я. — Командир спецгруппы «Эпсилон».
   Его рукопожатие было крепким, а взгляд спокойным и пристальным. Однако не излучающим, а как бы впитывающим в себя всё, на что натыкается. Втягивающим, как в воронку. Глядя в эти тёмные, близкие к чёрному, глаза, я понял происхождение его клички.
   Упырь…
   Хорошо, если впечатлением от взгляда всё и ограничивается.
   Упырь-Данила широким жестом, изображая радушного хозяина, указал мне на свободное место у костра. После чего молча развернулся и направился к огню, бросив на ходу:
   — Жало, смени пост. Да не валандайся. По-рыхлому давай…
   Я проводил взглядом идущего вразвалку неуютного паренька с неуловимым взглядом уголовника. Мне было очень интересно — где же находится этот пост. Если хотите, это был принципиальный вопрос. Я хотел проверить свои догадки, заглянуть на последнюю страницу задачника и вычитать правильный ответ. Но жизнь ещё раз подчеркнула, что в любой момент может подпортить любой аттестат. И любого самоуверенного умника макнуть в лужу из досадных ошибок и смертельных просчётов.
   Жало шёл точнёхонько в то место, откуда я вышел на лужайку!
   Этого не могло быть!
   Ведь я только что прополз там облачной тенью. И при этом вслушивался в само зарождение звуков. И — ничего не услышал… Конечно, мне льстило, что и сам я не был обнаружен неведомым постом. Но я всё же помнил ощущение ползающего по спине взгляда.
   Я слишком отчётливо чувствовал его, чтобы не верить в реальность ощущения…
   Центурион, вернувшись к приготовлению ужина, уже резал кинжалом на части зажаренный кусок мяса.
   Присев напротив Упыря, как мне и было указано, я продолжал периодически коситься в ту точку в зелёной стене зарослей, куда, как в мутную воду, канул Жало. Туда, где ветви сомкнулись за его спиной.
   Ещё двое парней сидели с другой стороны костра и помалкивали. Огонь мешал рассмотреть их получше. Кажется, тоже бойцы в гимнастёрках образца второй Отечественной.
   — Ну, так что ж там было дальше? — Упырь вопросительно смотрел на центуриона. — Сервилий, не томи.
   Римлянин, разложив на расстеленном куске кожи остывающие куски мяса, отёр пятерней пот с лица и продолжил свой рассказ:
   — А дальше-то и началось самое страшное. Наша седьмая когорта второго легиона шла в авангарде. Она как раз утром сменила подразделения первого легиона, которые два дня вели нас за собою. Выйдя на берег небольшой реки, мы преодолели её вброд. Однако не стали дожидаться основных сил и двинулись дальше. Моя четвёртая центурия к тому времени уже вместо восьмидесяти легионеров насчитывала шестьдесят семь… Ещё с десяток лучников и двенадцать всадников, выполнявших обязанности посыльных и разведчиков. После реки местность изменилась. Стали чаще попадаться скопления деревьев. А слева, где река делала изгиб, потянулся заболоченный участок, поросший тростником. Оттуда прямо-таки исходил, вместе с затхлостью, некий дух враждебности. Сначала я хотел быстрее миновать это место. Однако потом решил провести тщательную разведку и разделил центурию на три части. Из них одна двинулась вдоль тростника, другая — прямо, а с третьей, в сторону начинающегося леса, я пошёл сам. Не успели мы пройти и сотню шагов, как ветер донёс до нас странный нарастающий рёв. Это было где-то прямо по ходу движения моей группы. У меня было тридцать два легионера, восемь лучников и пять всадников. М-да-а… Тогда ещё было. — Сервилий замолчал, словно, вспомнив, опять оказался среди боевых побратимов. Потом встрепенулся и продолжил: — Я, конечно, послал лучников и всадников разведать происхождение этих звуков. Между тем к шуму, когда он приблизился, добавился ещё и треск ломаемых деревьев. По перелеску двигалось что-то невероятно большое или же очень сильное… Не успели мы перестроиться из походной колонны в боевой порядок, как от разведчиков примчался всадник. Он, не слезая с гарцующей возбуждённой лошади, прокричал что-то о гигантской невиданной черепахе, ползущей сквозь редколесье. Мы, конечно, заспешили туда…
   Я лично прошёл с разведчиками по окраине перелеска, где они заметили это чудовище. И точно, вскоре наткнулись на чёткий двойной след. Я никогда в жизни не видел ничего подобного. У этого существа не было ног! Нигде не наблюдалось и намёка на следы лап. Вместо этого — две сплошные полосы. Словно что-то тяжёлое и сильное катилось на широких колёсах, подминая под себя деревья, сдирая кору со стволов и ломая ветки.
   Конечно, спешить мы не стали! Тем более, что вскоре оттуда, куда вели следы, донёсся ужасный ухающий гром и частый-частый треск. Будто кто-то лихорадочно с сумасшедшей частотой колотил мечом по железному щиту. Выждав, пока всё утихнет, мы отправились по следу. Оружие, конечно, держали наготове.
   На них мы вышли совершенно неожиданно!
   Ступив на очередную поляну из редколесья — так и упёрлись друг в друга взглядами. До них было чуть больше длины полёта дротика. Я до сих пор вижу эту картину — врезалась в память.
   Четыре воина, в полностью чёрных одеяниях и в чёрных же шлемах, сидели у костра. Странные шлемы у них были — с продольными невысокими выступами в виде гребешков. Эти четверо на огне что-то варили… Котелок у них висел на треноге… ещё чего-то навешано было. А сразу за ними, действительно, тёмная громада высилась… Раза в два выше человека! Непонятное такое существо грязно-зелёного цвета.
   Гигантскую черепаху мне напомнило. Сверху у «черепахи» был то ли горб, то ли голова. Такая длинная прямоугольная. А из этой головы спереди торчал хобот. Прямой и толстый. Неподвижный. Я сначала не понял ничего… Ни того, как она передвигалась, ни того, зачем ей люди? Зачем ей хобот?.. Она, вообще-то, больше на слона походила. Но только на какого-то мелкого, приплюснутого… Доводилось мне видеть слонов на поле брани. Во время второй Пунической войны… Когда служил в Сороковом легионе под началом консула Салинатора. Так вот, там мы зажали карфагенского полководца Гасдрубала на левом берегу реки возле Монтемаджоре. Он, помнится, выставил против нас десяток этих чудовищ… Ох, и потоптали они наших! Нагнали страху, мы насилу опомнились. Пока правый фланг, где я и сражался, не вышел врагу в тыл… Да ещё по манипулам полетел клич: «Рубить им сухожилия на ногах!»
   Ну, тогда началось! Эти зверюги обезумели, развернулись и давай своих давить. Такая паника началась, не описать! Пока погонщики не опомнились и сами же своих чудовищ и умертвили! У них, как после битвы выяснилось, у каждого на крайний случай имелись долото и молоток деревянный. Вот они тем молотком долото и вбивали в Основание черепа. В самый мозг разили. А мы-то в толк взять не могли — чего эти монстры один за одним, как разрушенные башни, валиться стали. Вот… К чему я это всё?.. А-а-а. Ну так вот, я и говорю — и не слон, и не черепаха. И не шевелится…
   А те четверо сидели, разговаривали, но как только мы из зарослей показались — сидевший к нам лицом сразу вскочил. Что-то заорал и правую руку вперёд выставил, будто останавливал на расстоянии. Я сразу и не заметил, что у него в кулаке какая-то штуковина зажата. Мы, понятно, к ним мерным шагом направились, хотя и с опаской — а ну как чудовище оживёт… Тут остальные трое встали и к черепахе своей попятились, наверное с мольбой «защитить!». Я тут же дал команду — по ходу рассредоточиваться в полукольцо, чтоб никто не ушёл. И даже не понял, откуда оглушительные хлопки раздались?
   Один! Потом ещё два!
   И тут боковым зрением замечаю — справа от меня два легионера дёрнулись, будто их кто невидимый изо всей силы копьём пронизал. Да так врезал — обоих назад отбросило! Так они навзничь, бездыханно, и грохнулись… А тот, вражина, опять кричит, и от штуковины в кулаке — дымок… А потом опять — вспышка и грохот!
   Ещё вспышка! Ещё грохот!
   У меня над ухом что-то свистнуло. За мной тут же раздался глухой вскрик — и ещё один легионер рухнул.
   Ну что за проклятье над моим отрядом?!
   Слава Марсу! Мои лучники опомнились и стали поочерёдно стрелять в этого слугу Плутона, неотступно приближаясь. Сразу две стрелы успокоили его навеки. Но, в общей сложности, четверых из моих людей он к духам отправил. А пока эта чертовщина длилась — трое его собратьев успели на своё чудовище забраться, А там, представляете, в голове отверстия были! Вот они туда и юркнули… И сразу же железными щитами прикрылись.
   Двое моих самых шустрых разведчиков не побоялись — запрыгнули на «черепаху», а вытащить врагов не смогли. Закрылись те изнутри как-то. И вот тут…
   Взревело чудище!
   Выбросило клубы дыма. Повернуло голову, сбрасывая с себя моих разведчиков. И стало оно разворачиваться на месте, подмяв под себя одного из упавших. Его страшный пронзительный вопль утонул в громком рычании монстра.
   Все легионеры, как стояли, так и застыли, не в состоянии сдвинуться. Тут опять громко и резко кто-то застучал по железному щиту. Часто-часто. От этого стука по полю цепочка земляных фонтанчиков пробежала, а когда эта цепочка до людей доползла — такое началось! Человек пять-шесть сразу расшвыряла, опрокинула мгновенно какая-то невидимая сила. Не иначе, как эту ужасную «черепаху» чужим воинам даровали боги!
   А тут ещё хобот громыхнул! Выплюнул сгусток огня — и на окраине поляны перед зарослями так ахнуло! Кусты с корнями вырвало и с землёй вместе в воздух швырнуло.
   А чудовище оказалось железным. Оно взревело и давай поле плющить заодно с моими легионерами, заживо их в землю зарывать. Какая там черепаха! Такое прыткое чудовище оказалась — не убежать!
   Я сам-то на землю упал. Не от страха. От беспомощности, от растерянности. Как же с таким ужасом сладить можно? Понял только одно, надо людей спасать, уводить. Сколь было голоса, закричал, вывел их из паники. Для начала, кричу, валитесь все на землю, чтобы не видно было кто где… Опомнились, залегли. Только поздно — большая половина-то уже полегла на веки вечные.
   Чудовище ещё покрутилось, да и рвануло в заросли — только узенькая просека осталась. А я людей в порядок привёл, пересчитал — всего-то двенадцать человек со мной вместе и осталось. Попробовали остальные две группы найти. Напрасно… Тогда решили двигаться в прежнем направлении. Пока на вас не набрели.
   Я потом уже понял, что это не живое существо было, а какая-то махина, доселе неведомая. Помнится, на голове у этой слоночерепахи, по бокам с обеих сторон — по большому белому кресту имелось, с жирными чёрными линиями по краям. Ещё там, сразу за хоботом — белый череп и скрещённые кости под ним…
   Сидевшие за костром переглянулись.
   — Знаешь, Сервилий, как называется твоё чудовище? — Упырь смачно сплюнул через зубы. — Танк это. Танк… К тому же, судя по описанию, фашистский. Из дивизии СС «Мёртвая голова». Эти-то откуда в нашей местности взялись? Ничего не понимаю. Их же ещё на Курской дуге в порошок с пеплом перетёрли. Ты смотри, какие сучары эти фрицы — им уже и римляне помешали. Со всем миром воевать готовы! Ладно, Цент, расслабься. Мы тебя в обиду не дадим. Уж кто-кто, а рокоссовцы умеют с этим зверьём управляться. Со «слоночерепахами». С «тиграми»… «пантерами»… Так почекрыжим — не будешь успевать шкуры на металлолом сдавать.
   Заметив, что я периодически озираю окрестные заросли, Упырь подмигнул мне:
   — Ты не дрейфь, командир, нитка бандюжится. У нас тут такие персонажи обретаются, ни в сказке сказать… Я четверых по периметру поставил. Пока не подводили.
   Я усмехнулся, давая понять — не дрейфлю. Мой взгляд нарочито лениво ползал по лицам спутников Упыря, иногда сползая в сторону, но при этом постоянно доходил до одного и того же места — до кустов, где несколько минут назад исчез Жало.
   Вот и сейчас. Взгляд дождался, пока Упырь обратился к Сервилию. Сполз с его лица. Метнулся к злополучным кустам.
   И дёрнулся…
   Глаза помимо моей воли расширились.
   Ох, было от чего!
   Оттуда, преодолев уже полпути, к костру…
   Перемещался, неслышно ступая по траве…
   СЕРАЯ ЗВЕЗДА!
   Театр абсурда! Ещё не хватало только грома среди ясного неба, чтобы озвучить это явление знакомого персонажа.
   «Откуда взялся? Чего ждать?»
   Моя рука медленно поползла за спину, по пути почёсывая тело, — к оружию.
   Это не укрылось от цепкого впитывающего взгляда Упыря. Он смотрел на меня — на губах улыбка, в глазах укоризна, пригоршня льдинок и лёгкая дымка от растворённого яда.
   Рука почесала спину и вернулась на своё место. Взяла кусок мяса, поднесла ко рту.
   Во мне дёрнулся Антил: «Ну, блин, попали!»
   «Наоборот — не попали! Лучше целиться надо было!» — парировал я.
   «Вот кто был в дозоре! Теперь понятно, почему у меня по спине ползало что-то неосязаемое».
   Я катастрофически терял контроль за ситуацией. Например, сейчас я смутно представлял себе — какого развития событий ждать.
   Но, хвала неизвестным святым, ниндзя вёл себя отстранённо, как робот-убийца. Словно, пока не поступило команды убивать — нет и интереса.
   Он подошёл к костру, всё же молниеносно полоснув меня взглядом. Что-то сказал Упырю на ухо, а потом уселся между ним и Сервилием. И тут уже замер, не сводя с меня своих серых глаз.
   В них была бездна.
   Ощущение бездны усиливали прорези в чёрном капюшоне, в которых проступали шевелящимися пятнами эти глаза. А ещё — глаза холодно посмеивались, когда я, непроизвольно, во время разговора пытался не упускать из вида его готовность. К чему?! Вряд ли он готовился при первом удобном случае броситься на меня. И всё-таки — осознание, что я оказался полностью подконтрольным, раздражало. Но пока что выхода не было. Пока я ему проигрывал по всем статьям, потому как не мог не участвовать в общем разговоре. Он же МОГ! Да и, наверняка, именно эта функция сейчас на него и возлагалась. Сидеть и до мелочей контролировать моё поведение.
   Данила Петрович растолковал моё беспокойство по-своему.
   — Ты не дёргайся, командир. У нас тут по-свойски. Я — Упырь. Он (жест в кусты) — Жало… Сервилий вот — центурион. Значит, просто — Цент. И тебя нам по званию тоже не в масть как-то звать. Вот ежели с фамилии буквы пообламывать — путёвая погремуха выйдет: Дым… А уважительно — Дымыч. Ну как оно?
   — Валяй. Только расскажи мне, что тут у вас творится? А то я чтой-то потерялся, как от контузии очнулся. Глаза открываю — голова чужая, всё кругом идёт. А главное — ни своих, ни чужих…
   — У нас тут <…> творится! Натуральная <…>! — он грязно выругался, потом не менее сочно высморкался. — У нас, хер поймёшь, как всегда… Человек человеку — во!
   Недостающие буквы «л» и «к» в его интерпретации пословицы были заменены красноречивым жестом, перечеркивающим горло.
   Упырь ощерился, что-то припомнив, видимо.
   — А по мне так хоть с волками. Лишь бы никто под ухом не орал: «За Сталина!» Когда «За Родину!» — ещё куда ни шло… Хотя, где она, Родина-то? Кому мы нужны? Знаешь, Дымыч, насмотрелся я на этих горлопанов. «За Сталина!» Кто-то как молитву кричит… дескать, на всякий случай… тоже мне — бога нашёл! Некоторые от страха… перед фрицами… когда кричишь — не так страшно на верную смерть буром переть… по минному полю да на кинжальные пулемёты, с голыми руками… И перед своими особистами… не доведи господи, припомнят, ежели выживешь, что не то кричал… А вот некоторые — осознанно. Суки позорные! И блеск такой в глазах… праведный. Везло им, что я фрицев ещё больше ненавижу. Хотелось побольше гадов на тот свет утащить за собой… а значит, не тратил патроны на этих сук… не стрелял по сторонам… хотя кто бы там разобрал… во время атаки… бежал-орал да сковырнулся.
   — Упырь, а ты самого Рокоссовского-то видел? — я попробовал увести его подальше от эмоций.
   — Рокоссовского, говоришь? — Упырь усмехнулся. — Эх, Дымыч… ты сам-то в каких войсках состоишь?
   — В спецназе… Говорил же, группа «Эпсилон».
   — Не слыхал я таких. Резерв ставки, что ли? А Рокоссовский… Да есть ли он на самом деле? Никто из наших его не видел… В том-то и всё дело. Может быть, это вообще какой пахан ссучившийся, что с властями скентовался. Может, сидит себе где в крытке да в ус не дует — командует «по низам»… Кое-кто, правда, меня убеждал, что лично видел его на смотрах… а кого-то он будто даже самочинно награждал. Да только я… — тут Упырь понизил голос и буквально шепнул на ухо: — Даже самому себе только по вторникам верю… и то, если в зеркало за своей рожей наблюдаю — не брешет ли.
   — А чего ж по вторникам-то? Что за день такой? — сделал я передышку.
   — А праздники ненавижу! И понедельники… Потому и неделя у меня со вторника начинается. — Он искоса быстро глянул на меня и неожиданно сказал: — Как ты сказал, группа «Эпсилон»? Что-то мне это навевает нехорошее. И до боли знакомое… Группа армий «Центр»… группа армий «Юг». А теперь вот ты говоришь — группа «Эпсилон»… Уж больно всё это звучит по-немецки. Слышь, Дымыч, а может ты того… немецкий шпион?
   Вместо ответа я загнул многоэтажную словесную конструкцию. Обложил и партию, и Сталина, и немцев соответственно. Отвёл душу. И добавил, что последний раз в истории так величали Ленина. «Немецкий шпион». Лестно, конечно… но… И опять — «по матушке»!
   Упырь по достоинству оценил высокое искусство матерного слова. Захлопнул отвисшую челюсть и покачал головой:
   — Ты не серчай, мне вроде бы как по должности положено — никому не верить. У нас ведь тут что-то типа «лесной комендатуры» образовалось… Ты только вникни — лесная комендатура! Я не знаю, сколько ты уже по лесам паришься, а мне с моим Пятым штрафным батальоном — довелось повоевать… Только с какого-то проклятого момента всё пошло хреном на улицу! Такое впечатление, что в психушке играют в войнушку… Такие приходы, что даже трижды башкованные этот компот прохавать не могут. Что-то творится со временем — все эпохи на хрен попутались. Кого я только за последний месяц не видывал! Вот и решили, в этой неразберихе — прибирать помаленьку к себе всех вояк, что от своих частей отбились. Или тех, кто из всех своих единственный в живых остался… Есть даже такие, кто в одиночный рейд уходил. У нас тут уже целый лесной отряд образовался. Базируется на полкилометра южнее. Потом пойдём, посмотришь…
   Тут он оживился.
   — Слышь, Дымыч… А хошь — иванить будешь? Устал я этим колхозом заведовать. Да хоть сейчас полномочия сдам.
   Я лишь усмехнулся и промолчал в ответ. Собравшись с мыслями, уже разомкнул губы, чтобы отказаться.
   Но — не успел.
   В этот момент мой потайной конвоир, спецназовец средневековья, опять поразил меня до глубины души. Совершенно неожиданно Серая Звезда встал и, шагнув ко мне, — снял свой капюшон. Он оказался моложе меня. А может так показалось — каюсь! — для меня все азиаты выглядят или моложе, или никак. Волевое лицо, несколько глубоких морщин и заметный шрам на правой щеке. Сила и достоинство в одном флаконе. Тонкие губы шевельнулись.
   — Не держи зла, сёгун… Я тоже не сразу разобрался.
   Он приложил руку к сердцу, потом протянул её мне.
   Я пожал протянутую руку, не отводя взгляда.
   Из его глаз исчезла бездна. Поверхность затянулась прохладной серой водицей. Должно быть — их обладатель больше не видел во мне врага.
   Или ПОКА не видел.
   Меня, естественно, устраивали оба варианта.
   Жить мне ещё не надоело.

Глава шестая
ДРАКОНЬЯ СХВАТКА

   Это было невероятно!
   Над лесом кружили драконы.
   В немыслимой вышине. Так высоко, что снизу казались просто большими птицами. Странными большими птицами. Летали они беспорядочно и даже как бы гонялись друг за другом среди низких дымчатых облаков.