Страница:
Так продолжалось несколько недель.
А тем временем на общем сборе матросов было решено возвращаться во Францию. Для казаков даже разработали продолжение этого плана. И Ферон доложил:
— После нашей высадки во Франции вы на этом судне отправляетесь в Польшу и оттуда добираетесь к себе по домам, казаки.
— А судно потом куда? — спросил Назар.
— Стоимость судна будет вычтена из вашей доли, разбитой на всех членов команды, — бодро ответил Ферон. — Думаю, что это честно.
— Мы подумаем об этом, капитан. Когда планируется отплытие?
— Надеюсь, что недели через две, если ветер не подведет. Дел еще много.
А Лука с каждым днем всё больше привязывался к Луизе. И скорый отъезд его не радовал. Это заметили и друзья. А Назар однажды спросил таинственно:
— Ты чем-то озабочен, Лука? Что происходит с тобой? Не хотел бы ты остаться здесь? Остров просто райский.
— Нет ничего такого, что могло бы меня задержать здесь, — неуверенно ответил Лука. — Просто мне некуда податься, когда вернусь домой. Да, собственно, и дома никакого нет. И что делать, я до сих пор не решил.
— Странно, но и у меня такое же настроение. Что мне делать дома? Я вроде как расстрига, изменник. Остаться в Польше? Душа не лежит к этому. А здесь великолепно! И жизнь намного легче и красивее, чем под гнетом Польши. Кем бы ты там ни был.
— Как странно ты говоришь, Назар! С чего бы это?
— Всё с того, Лука, с неуверенности. Никак не могу решиться ни на что. Если бы что-то меня подтолкнуло.
После этого короткого разговора Лука часто стал задумываться. Вспоминались слова и просьбы Луизы. А она была так восхитительна! Как бросить такую женщину?
А тайные встречи продолжались. Муж уехал на Антигуа, и для Луизы с Лукой вновь настали восхитительные ночи в таверне.
— Ты придумал, как поступить, милый? — спрашивала она довольно часто. — Я готова пойти на многое, любовь моя. Решай!
— Но я не могу дать тебе столько денег, как твой муж, Луиза! Это меня сильно и постоянно беспокоит.
— Глупый! У меня есть и свои средства. И весьма приличные.
— При чем тут твои средства, Луиза?! Я должен всё решить сам. Не мужчина я, что ли?
— Нет, ты послушай! Я имею больше десяти тысяч приданого, и это мои деньги! Разве мы не смогли бы жить на них припеваючи? Уехали бы, и никто нас не осудил бы. Кто узнает, что я замужняя женщина? Можно переселиться на испанский, а еще лучше на французский остров.
— Ты так хорошо говоришь, Луиза, что у меня дух захватывает! Но ты не задумываешься, что это великий грех, любимая?
— Разве любить — это грех, дорогой? Это Божья благодать! И Господь нам завещал эту любовь, Лука! А люди многое извратили в его учении.
— А мы еще разной религии, Луиза, — пытался он как-то охладить пыл женщины.
— Разве ты не веришь в Христа? — ужаснулась Луиза.
— Как можно так говорить? Я верую именно в Господа нашего! Но вера у нас разная, Луиза, любовь моя!
— Не вера разная, дорогой! Лишь обычаи, ритуалы или обряды. Остальное не может быть разным, коль мы оба верим в Господа нашего, Иисуса Христа!
— Мне трудно это уразуметь, Луиза! Лучше я потешу тебя собой! Ты не возражаешь, любимая?
Она бросилась в его объятия, их тела слились в едином порыве, и все посторонние мысли, заботы и вопросы потонули в блаженстве обладания друг другом.
Лука всё больше задумывался и уже не был так уверен в необходимости возвращения домой.
Но время неумолимо приближало отъезд. Голова шла у него кругом от постоянных переживаний и дум.
А тут еще на остров навалился жестокий шторм, почти ураган. В воздухе летали соломенные крыши домов, целые хибарки бедняков срывало с места и уносило в холмы. Пальмы трепались на ветру, гнулись чуть ли не до земли, а некоторые деревья ломались, и ветви с шумом носились в воздухе.
Ливень обрушивал на остров ужасные потоки воды. Плантации погибали, и у людей прибавлялось забот.
Глава 10
А тем временем на общем сборе матросов было решено возвращаться во Францию. Для казаков даже разработали продолжение этого плана. И Ферон доложил:
— После нашей высадки во Франции вы на этом судне отправляетесь в Польшу и оттуда добираетесь к себе по домам, казаки.
— А судно потом куда? — спросил Назар.
— Стоимость судна будет вычтена из вашей доли, разбитой на всех членов команды, — бодро ответил Ферон. — Думаю, что это честно.
— Мы подумаем об этом, капитан. Когда планируется отплытие?
— Надеюсь, что недели через две, если ветер не подведет. Дел еще много.
А Лука с каждым днем всё больше привязывался к Луизе. И скорый отъезд его не радовал. Это заметили и друзья. А Назар однажды спросил таинственно:
— Ты чем-то озабочен, Лука? Что происходит с тобой? Не хотел бы ты остаться здесь? Остров просто райский.
— Нет ничего такого, что могло бы меня задержать здесь, — неуверенно ответил Лука. — Просто мне некуда податься, когда вернусь домой. Да, собственно, и дома никакого нет. И что делать, я до сих пор не решил.
— Странно, но и у меня такое же настроение. Что мне делать дома? Я вроде как расстрига, изменник. Остаться в Польше? Душа не лежит к этому. А здесь великолепно! И жизнь намного легче и красивее, чем под гнетом Польши. Кем бы ты там ни был.
— Как странно ты говоришь, Назар! С чего бы это?
— Всё с того, Лука, с неуверенности. Никак не могу решиться ни на что. Если бы что-то меня подтолкнуло.
После этого короткого разговора Лука часто стал задумываться. Вспоминались слова и просьбы Луизы. А она была так восхитительна! Как бросить такую женщину?
А тайные встречи продолжались. Муж уехал на Антигуа, и для Луизы с Лукой вновь настали восхитительные ночи в таверне.
— Ты придумал, как поступить, милый? — спрашивала она довольно часто. — Я готова пойти на многое, любовь моя. Решай!
— Но я не могу дать тебе столько денег, как твой муж, Луиза! Это меня сильно и постоянно беспокоит.
— Глупый! У меня есть и свои средства. И весьма приличные.
— При чем тут твои средства, Луиза?! Я должен всё решить сам. Не мужчина я, что ли?
— Нет, ты послушай! Я имею больше десяти тысяч приданого, и это мои деньги! Разве мы не смогли бы жить на них припеваючи? Уехали бы, и никто нас не осудил бы. Кто узнает, что я замужняя женщина? Можно переселиться на испанский, а еще лучше на французский остров.
— Ты так хорошо говоришь, Луиза, что у меня дух захватывает! Но ты не задумываешься, что это великий грех, любимая?
— Разве любить — это грех, дорогой? Это Божья благодать! И Господь нам завещал эту любовь, Лука! А люди многое извратили в его учении.
— А мы еще разной религии, Луиза, — пытался он как-то охладить пыл женщины.
— Разве ты не веришь в Христа? — ужаснулась Луиза.
— Как можно так говорить? Я верую именно в Господа нашего! Но вера у нас разная, Луиза, любовь моя!
— Не вера разная, дорогой! Лишь обычаи, ритуалы или обряды. Остальное не может быть разным, коль мы оба верим в Господа нашего, Иисуса Христа!
— Мне трудно это уразуметь, Луиза! Лучше я потешу тебя собой! Ты не возражаешь, любимая?
Она бросилась в его объятия, их тела слились в едином порыве, и все посторонние мысли, заботы и вопросы потонули в блаженстве обладания друг другом.
Лука всё больше задумывался и уже не был так уверен в необходимости возвращения домой.
Но время неумолимо приближало отъезд. Голова шла у него кругом от постоянных переживаний и дум.
А тут еще на остров навалился жестокий шторм, почти ураган. В воздухе летали соломенные крыши домов, целые хибарки бедняков срывало с места и уносило в холмы. Пальмы трепались на ветру, гнулись чуть ли не до земли, а некоторые деревья ломались, и ветви с шумом носились в воздухе.
Ливень обрушивал на остров ужасные потоки воды. Плантации погибали, и у людей прибавлялось забот.
Глава 10
Ветер стал несколько стихать, но пока это было мало заметно. Гром грохотал, в небе носились зигзаги молний, и дождь продолжал лить потоками.
В это предвечернее время Лука не мог опоздать на очередное свидание с Луизой. Она прислала ему записку с посыльным мальчишкой. И записка сильно взволновала юношу. Что-то в ней было тревожное и зовущее.
Он уже три дня не был на борту «Хитрого Лиса». Было очень опасно идти к судну на шлюпке в такой ветер. Он нашел пристанище в крохотной таверне, что располагалась не так далеко от дома Луизы. Путь занимал минут десять, но под таким дождем был неприятен и труден.
Он шел, закрываясь от ветра капюшоном плаща, но это почти не помогало, и не проделал он и половины пути, как был уже мокрым до нитки.
Сверкнула молния, он едва ощутил что-то непонятное и упал. Тело еще не коснулось грязи дороги, а сознание покинуло его.
Сколько он пролежал, пока не открыл глаза, определить Лука не мог. Он лишь с удивлением оглядел потолок грязной комнаты, где лежал на топчане, застеленном соломенным матрасом.
Лука повернул голову и ощутил жжение в плече и в голове у затылка. В полутьме он заметил тень человека. Тот подошел, наклонился и что-то спросил. Лука его не понял и спросил:
— Что со мной произошло? И где я нахожусь? — Человек говорил, но Лука не понимал его и удивлялся этому. Так они разговаривали, пока им это не надоело.
Лука лежал и думал. Пощупал плечо у шеи, ощутил жжение. Такое же жжение чувствовалось и на затылке. И волосы там были опалены, но раны особой не было, лишь жжение.
Молнии сверкали за стенами хижины, и Лука силился, но никак не мог вспомнить, где он и что с ним происходит. Это стало раздражать его. Он попробовал приподняться, но огромная слабость не позволила этого сделать. Он позвал человека, разглядел его получше и удивился, что тот сильно смуглый, почти коричневый, а волосы его были короткими и курчавыми. Лука спросил раздраженно:
— На каком языке ты говоришь, что я тебя не понимаю? Где я? Отвечай!
Он внимательно слушал, но ничего не мог понять. Прислушивался к интонации и почти ничего не смог уловить. Лишь то, что человек расспрашивает его о чем-то.
Они так и не смогли понять друг друга, человек отошел, а Лука прислушивался к грохоту грозы, шуму дождя. Духота и влажность воздуха удивили Луку так же, как и внешность человека.
Появилась женщина. Она была чуть светлее и волосы ее были длиннее, но лицо неприятнее, губастое, с приплюснутым носом и выдающимися челюстями. Лука не мог даже представить, что такие люди живут на свете.
Он долго лежал так, пытаясь разобраться в этом странном происшествии, пока свет утра не засветился в щелях хижины без окон, и никак не мог сообразить, откуда такая гроза и столько воды льется с небес. Пытался что-то вспомнить о жизни, но в голову ничего не приходило.
Он лежал и ждал, сам не зная чего. Женщина подала ему ковшик, и он с жадностью выпил теплую воду и ощутил тоску по другой, холодной и чистой, с запахом снега, льда. И почему так силен дождь и так много молний?
Ему принесли еду. Она была странной и необычной. Сладкие фрукты, зелень и желтая мякоть какого-то плода, запеченного в золе. Она была сладковатая, но неприятная. Голод заставил Луку есть, но скоро он отказался и отодвинул глиняную миску. Лишь вареный продолговатый плод почти белого цвета понравился Луке. Но ни мяса, ни рыбы не подали. А как можно без этого жить?
К вечеру дождь прекратился. Молнии ушли и сверкали далеко на севере. А гром добродушно ворчал, с каждым часом все отдаляясь и затихая. И ветер не так завывал. Теперь с крыши не капало, пол просыхал.
Незаметно Лука заснул. Проспал он долго. Открыл глаза лишь под утро, но знать этого он не мог. Ночь была темной, влажной, ветер стихал и уже не завывал, не стонал и не грохотал. Хотелось пить, да и голод чувствовался. Он ждал, боясь потревожить сон хозяев.
Наконец стало сереть, и не прошло и пяти минут, как солнце засияло, проникая во все щели этого ветхого, растрепанного ветром жилища.
Лука услышал возню рядом, повернул голову и удивился, увидев, что человек, его женщина и двое детей спали совсем рядом на низких топчанах из жердей.
Женщина встала, наклонилась над ним, посмотрела и заговорила вполне миролюбиво, но Лука ничего не понял, лишь в свою очередь попросил:
— Дай пить, женщина. Пить хочу, — и показал губами и рукой.
Женщина поняла и тут же, обернувшись назад, зачерпнула в бадейке ковшиком воду и поднесла. Он сел, чувствуя в теле большую слабость. Выпил воды, ужаснулся виду женщины, которая была почти голой.
Полежав немного и поразмыслив, он пришел к выводу, что находится в плену у какого-то неизвестного народа, но что же именно произошло с ним, никак вспомнить не мог.
Он прислушивался к звукам снаружи. Там кричали женщины, дети, ругались мужчины. Стало любопытно. Лука с трудом встал, постоял немного — в голове стучали молоточки и перед глазами ходили круги.
Держась за стены ветхой лачуги, он вышел в дверь и остановился, ослепленный ярким светом. Солнце уже ощутимо жгло, и он в который раз удивился столь необычному явлению.
А кругом работали темнокожие люди, убирали стволы пальм и горы сломанных ветвей. Шагах в ста пятидесяти синело море, сливавшееся у горизонта с небом. Даже отсюда было заметно, что оно теплое и ласковое.
На рейде стояли два судна без парусов, у причала — несколько лодок странной конструкции, но не такие чудные, как корабли. Несколько лодок были разбиты, доски от них вытаскивали люди и складывали в штабель.
Появились белые люди, что еще больше удивило Луку. И вели они себя не так, как темнокожие. И одежда у них была странная. Но потом Лука оглядел себя и определил, что и он одет точно так же, но только его одежда была в грязи. Почему так? Ответа он не находил.
Потом к нему подошли человек пять, радостно улыбались, протягивали руки и что-то говорили. Хлопали по плечам, обнимали, жестикулировали, а Лука в недоумении взирал на этих странных людей и ничего не понимал.
Он стал спрашивать, говорить и сообразил, что его не понимают. Это еще сильнее удивило его. Судя по всему, эти люди его знают, но он-то видит их впервые.
Слабость заставила его сесть на поваленное дерево. Он сгорбился и молча вслушивался в слова этих белых людей.
А они подождали немного, поговорили с хозяином хижины, посетовали, поохали. Потом взяли Луку под руки и повели к причалу. Но не к тому, что был недалеко, а дальше, где он заметил ряды домов, достаточно крепких и надежных.
Он дал усадить себя в лодку, гребцы ударили веслами. Бухта еще волновалась, но это не мешало гребцам. Скоро лодка причалила к борту большого корабля, и все вскарабкались на палубу.
Лука с изумлением оглядел корабль, снасти, пушки, назначения которых он не знал. Зато шпаги и кинжалы его заинтересовали. Он даже попробовал вытащить клинок из ножен, но потом опустил его и продолжал разглядывать судно.
— Что с ним случилось? — всё спрашивал Назар и не находил ответа. — Хозяин хижины говорит, что нашел его на дороге. Он лежал в грязи и едва дышал.
— Он еще сказал, что у него немного опалены голова и плечо, — заметил Макей с видимым волнением.
— Может, его молния ударила? — высказал предположение Реше. — Такое случается иногда. И куда он направлялся в такую погоду?
— Так ведь он любовь крутит с одной местной дамой, — вставил Яким.
— Тогда понятно, куда он шел, — заявил Рядно. — Кобель всегда за сучкой побежит, какая бы погода ни случилась.
— При чем тут это?! — заступился за друга Яким. — И какое это имеет значение? Главное, что он ничего не помнит. А говорит на каком-то чудном языке. Кто-нибудь хоть что-то понимает из его слов? — И Яким обвел глазами товарищей, с любопытством взирающих на Луку.
— Такое впечатление, что он впервые видит пушки, — заметил Реше. — С ним произошло что-то совершенно странное. Куда делся капитан?
— Ушел в город, — ответил Колен. — Искать мастеров для ремонта.
Они долго судачили, пока Лука не утомился и не присел на бухту канатов. На следующий день появился доктор в очках, с седой бороденкой на длинном лице. Он осмотрел Луку, ощупал почти всё тело, осмотрел ожоги и заявил:
— Наверное, его всё же ударила молния. И это повлияло на потерю памяти. А что произошло с его речью, то этого вам никто не пояснит. Возможно, это пройдет, но я еще не встречался с таким явлением, господа. Это всё, что я могу вам сказать. Телом он здоров, а ожоги в скором времени заживут.
Доктор удалился, а матросы продолжали обсуждать это необычное обстоятельство, но ни к чему не пришли. Назар сказал:
— Мы ничего не можем сделать, и потому остается лишь ждать и надеяться на Господа нашего. И молиться о здоровье нашего товарища.
У Луки был странный, немного испуганный вид. Все подходили к нему, заговаривали, пожимали плечами и отходили. А Лука всё думал, силясь что-то вспомнить, и не мог. Лишь удивлялся, что все называют его Лукой, а настоящего своего имени он так и не вспомнил.
Он впал в прострацию, перестал обращать внимание на людей, окружающих его.
Дней через пять к судну подошла небольшая лодка с закутанной в покрывало женщиной. Было сумрачно, солнце уже почти спряталось в море, и лица ее никто не разглядел. Она спросила тихо, но настойчиво на плохом французском:
— Я хотела бы поговорить с Лукой. Где он?
— А кто вы такая? — спросил вахтенный матрос.
— Я бы не хотела себя называть, да вам это и не обязательно знать. Прошу провести к Луке.
— Это, наверное, его женщина, — сделал предположение Назар. И, обращаясь к даме, предложил: — Следуйте за мной, мадам.
Лука стоял и смотрел безучастно и равнодушно на гладь бухты, опираясь на планширь. Он вздрогнул, когда Назар сказал:
— К тебе пришли, Лука.
Женщина посмотрела на Назара, и тот понял, что она просит его удалиться.
— Люк, что с тобой? — бросилась она к нему. — Я узнала, что тебя поразила молния, когда ты шел ко мне. Ты меня узнаешь?
— Женщина, кто ты? Я тебя не знаю и никогда не видел, — ответил Лука и по выражению лица женщины понял, что та его не понимает. Он отвернулся и устремил взгляд на исчезающее за горизонтом солнце.
— Неужели ты меня не признаешь, Люк? Я Луиза! Мы с тобой любим друг друга, и я сгорала от отчаяния, когда ты не появился. Ну посмотри на меня, милый!
Луке было неинтересно, что она говорит. Он не повернулся к ней, дожидался, когда она уйдет. Он даже пытался вспомнить эту женщину, но в голове ничего не возникало.
Он слышал, как женщина что-то еще говорила, чувствовал, как она касалась его рукой, но оставался безучастным и угрюмым.
Лука слышал, как она всхлипнула и застучала каблуками по палубе, обернулся посмотреть на нее, но темнота уже поглощала судно.
Стало очень тоскливо и одиноко. Эта женщина, как он разглядел, была хоть и не красавица, но привлекательна, и Луке вдруг стало жаль, что она ушла.
«И она меня знает, — подумал он в смятении. — Кто она? И что у нас с ней было? И когда это наваждение кончится?»
Стойкий пассат задерживал выход «Хитрого Лиса» с выходом в море. Назар этому радовался, надеясь, что за это время Лука поправится. К сожалению, этого не происходило.
Он часто обсуждал с друзьями, что делать с Лукой.
— Пусть едет с нами, — настаивал Яким. — Что он один тут будет делать? Общаться не может, с деньгами быстро его облапошат, а так есть надежда, что за месяц-полтора он поправится.
— И то верно, — поддержал Макей. — С нами ему будет лучше. Научится говорить, и всё нормально будет у него.
И вот настало время, когда «Хитрый Лис» смог выйти в море, покинув гостеприимные берега Сен-Мартена. Пришлось немного спуститься к югу в надежде поймать попутный ветер.
В трюме лежали товары, которыми запаслись матросы, рассчитывая продать их во Франции и тем пополнить свои капиталы. В основном это был сахар, бобы какао, красители и многое другое, что имело цену в Европе.
Плавание проходило не так гладко, как хотелось бы. За неделю судно с трудом удалилось от островов миль на триста, постоянно меняя галсы, ловя ветер. А он был довольно свеж, волнение сильное. Работы матросам хватало, и скоро они стали ворчать.
Лука не отлынивал от работы, помаленьку учился говорить и понимать других. Он легко осваивал сложную работу со снастями и парусами, не испытывал неудобств от качки и вел себя, как заправский моряк.
Наконец ветер немного успокоился, волнение улеглось. И на четвертый день после этого марсовый крикнул, что в море виден странный корабль.
Ферон рассмотрел его в трубу, потом объявил:
— Судя по всему, это судно только что вышло из шторма и изрядно потрепано. На нем цела только бизань-мачта с зарифленным парусом, остальные мачты исчезли.
— Надо подойти, — советовал Реше. — Может, что-то им нужно?
— Обязательно нужно, но, по-моему, людей там нет. Судно идет само по себе. Им никто не управляет. Оно дрейфует в нашу сторону. Подходим!
После трудного маневра «Хитрый Лис» приблизился к судну, и Ферон заметил, передав подзорную трубу Реше:
— Странно, люди есть, а управления нет. Этак его скоро выбросит на рифы, когда ветер и волны прибьют судно к острову.
— Мне кажется, капитан, что это негры. Это невольничье судно. Оно, скорее всего, покинуто командой во время шторма, имеет небольшой крен на нос.
— Тогда на кой черт оно нам сдалось?! — ругнулся Ферон.
— Как сказать, капитан. Это большие деньги, если хорошо распорядиться призом.
— Что ты этим хочешь сказать, Франсуа?
— А то, что если черных продать, то получится приличная сумма. Придется, правда, потратиться на прокорм. Да и судно можно сбыть, хоть оно и изрядно потрепано. Но на плаву же!
Ферон задумался и согласно кивнул.
Через полтора часа суда сблизились настолько, что отлично было видно бродящих по палубе черных. Их было много, но не все они ходили. Множество их лежали не то мертвые, не то обессиленные голодом и жаждой.
Еще полчаса маневра, и суда стянули баграми. Они были почти одинакового размера. «Хитрый Лис» оказался лишь на пять-шесть футов короче при такой же ширине.
Толпа изможденных чернокожих со страхом и надеждой одновременно взирала, как матросы споро стягивали борта, как при абордажном бое, прыгали на палубу. Те, в свою очередь, с интересом и отвращением разглядывали ходячих скелетов.
Негры кричали и жестами показывали, что умирают от жажды. Женщины протягивали детей, в их глазах стояла мольба.
— Выкатить пару бочек с водой! — распорядился Ферон. — Только воду давать малыми дозами и под охраной, по очереди!
Скоро бочки были водружены на палубе, и матросы с мушкетами и саблями следили за порядком. Вначале поили самых слабых и детей. Одновременно вели подсчет черного товара.
Когда всех напоили и многие чуть ожили, Реше доложил капитану:
— Сто девятнадцать человек, капитан. С детьми и женщинами. Несколько трупов выбросили в море.
— Бочки охранять, приготовить немного еды, и пусть отдыхают. Осмотрели судно? Что в трюме?
— Ничего, капитан. Продовольствия и воды нет. Всё съедено и выпито. Судовых бумаг нет, каюты почти пусты. Шлюпок на борту не обнаружили.
— Значит, команда в шторм покинула корабль, оставив этих негров подыхать самостоятельно. Установлена причина крена?
— Обычная течь в трюме, капитан. Можно подвести пластырь, откачать воду и продолжить путь на острова.
— Без мачт и парусов? Это будет сложно, Франсуа.
— Капитан, какой остров ближе всего к нам? Просмотрите, прошу вас, — и Реше вопросительно глянул на Ферона.
Ферон спустился в каюту, долго что-то проверял и вычислял. Вернувшись на невольничий корабль, сказал:
— При нашем сложном курсе трудно с уверенностью сказать, но мне сдается, что Гваделупа — самая подходящая для нас. Завтра в полдень можно определиться точно и выбрать курс. А пока начинаем ремонт и откачку воды. Самых крепких негров использовать на всех работах.
Невольникам дали немного еды, понимая, что много дать опасно. И воды дали лишь по половине кружки, хотя негры и умоляли криками и глазами дать больше.
— Обойдутся этим, — распорядился Ферон. — У нас на такую ораву воды может и не хватить. Неизвестно, будет ли дождь, а с таким судном тащиться до острова можно и две недели.
— Капитан, — обратился Назар к Ферону. — Не лучше ли вам взять черных на борт и скорым ходом уйти на Гваделупу? А на этом судне оставить нескольких матросов, которые будут потихоньку за вами идти. Поставить небольшие мачты, натянуть паруса, и узла два можно будет делать. А тем временем вы можете вернуться и помочь добраться до Гваделупы. Этим мы сохраним и воду, и продовольствие.
Ферон подумал, глянул на Назара немного неприязненно, но ответил:
— Возможно, ты и прав. Надо прикинуть и посчитать. А кто останется на невольничьем судне? Это будет сложное дело.
— Можно оставить и меня с казаками. Человек пять хватит. Остальных можно и из негров взять, что поздоровей. Мы и ремонтом будем заниматься и воду откачивать. Только продовольствие и воду оставить.
— Тогда назначаю тебя капитаном, вижу, ты поднаторел в морском деле, Кардинал. Отбери по своему усмотрению людей, но негров надо будет тебе оставить человек десять. Работы на борту много.
— Я согласен, господин капитан, — коротко ответил Назар.
С раннего утра и до полудня Ферон и Реше посвящали Назара в премудрости кораблевождения. И хотя времени было слишком мало, но Назар всё же усвоил правила пользования компасом, научился определять направление судна, учитывать его снос ветром и течениями, о которых Ферон рассказал и начертил их схему в этом районе моря. Он добавил перед уходом:
— Расстояние не так уж велико, и ты сможешь довести судно. Лишь бы не случился шторм. Но мы все будем молиться за вас.
— Но я прошу побыстрее выйти нам навстречу, капитан. Это очень важно. И расскажите мне о приметах и ориентирах Гваделупы. Иначе как мы узнаем, что это за остров.
Ферон дал Назару французские и испанские лоции, сам поспешил определять местонахождение судов, а Назар углубился в чтение.
Описания были не очень подробные, скорее поверхностные, но выбирать было не из чего.
А уже через два часа Ферон отдал последние указания, начертил на клочке бумаги маршрут с указанием склонений на ветер и течение, посоветовал строго следить за компасом и приказал отваливать.
С Назаром остались его друзья казаки и француз Колен. Из негров выбрали десять человек покрепче, которые становились матросами.
Назар радовался, что хоть миль сорок они прошли в нужном направлении по точному курсу, и теперь он внимательно следил за удаляющимся «Лисом».
На палубе стучали инструменты. Мастерили мачты, реи и латали паруса. Их нашли в трюме вместе с некоторыми другими вещами, нужными на корабле в море.
Негры с опаской поглядывали на белых, беспрекословно выполняли их приказы. Понимали они всё с большим трудом, но приходилось терпеть это.
Мачты поставили небольшие, не выше трех с небольшим саженей, но ведь и парусов было мало.
Они вместе с оставшимся косым парусом бизань-мачты давали судну небольшой ход, оно достаточно слушалось руля. Благо тот оказался на месте.
К вечеру парус «Хитрого Лиса» исчез за горизонтом. Настроение команды испортилось. Они остались одни в океане, почти в четырехстах милях от острова. А умения было явно недостаточно.
— Колен, ты сможешь измерить скорость судна? — спросил Назар. Тот утвердительно кивнул и пошел исполнять приказ.
Через полчаса он доложил:
— За точность не ручаюсь, но мы идем около двух с половиной узлов, капитан! — Матрос усмехнулся. — Однако ветер уменьшился к вечеру. Потому мы можем рассчитывать на все три узла.
— Ничего, и так хорошо. Завтра, может быть, поставим и грот, тогда будет у нас все четыре узла. И можно надеяться, что с божьей помощью мы за неделю выйдем к островам, хотя и неизвестно точно, к каким именно.
— Лишь бы выйти, Назар, — грустно ответил Колен.
Ночь прошла спокойно. К утру ветер еще больше уменьшился, но потом задул свежий, и судно пошло уверенно и бойко. Негры беспрестанно качали воду помпой, крен едва заметно уменьшался и облегченное судно бежало весело.
— Колен, придется тебе еще раз измерить скорость, — с веселым видом заявил Назар. — После пойду прилягу поспать. Будешь капитанствовать за меня, Колен, друг мой.
Матрос с помощью Якима бросил тонкий трос с узлами, подсчитал их и заявил уверенно:
— Поздравляю, капитан! Идем сейчас чуть больше четырех узлов! Здорово! Но к ночи сбавим. Ветер утихнет.
Довольный Назар заснул и лишь вечером его разбудил Яким.
— Что-то ветер вроде бы изменился, Назар. Иди взгляни. Колен беспокоится.
Предположение Колена не оправдалось. Ветер явно посвежел, и Назар спросил с тревогой:
— Не надвигается ли шторм, Колен?
— Вроде не похоже, но тревожно, признаюсь.
— Тогда будем идти прежним курсом.
— Постараемся, капитан Назар. А там видно будет. Надо шкоты правого борта подтянуть.
— Хорошо. Зови негров.
Ночью никто не спал. Было тревожно, всех беспокоила погода, хотя звезды в черном небе сияли ярко и облаков видно не было. Но и луна не появлялась еще.
Неожиданно ветер упал почти до штиля. Днем судно едва продвигалось вперед, в жарком небе не было ни облачка, и солнце палило нещадно.
Все с надеждой всматривались в горизонт, но он был чист.
Прошло еще пять томительных дней. В небе появились птицы, и это подняло дух команды. Значит, берег не так далеко. Но и ветер едва надувал паруса. А воды в бочке становилось всё меньше.
В это предвечернее время Лука не мог опоздать на очередное свидание с Луизой. Она прислала ему записку с посыльным мальчишкой. И записка сильно взволновала юношу. Что-то в ней было тревожное и зовущее.
Он уже три дня не был на борту «Хитрого Лиса». Было очень опасно идти к судну на шлюпке в такой ветер. Он нашел пристанище в крохотной таверне, что располагалась не так далеко от дома Луизы. Путь занимал минут десять, но под таким дождем был неприятен и труден.
Он шел, закрываясь от ветра капюшоном плаща, но это почти не помогало, и не проделал он и половины пути, как был уже мокрым до нитки.
Сверкнула молния, он едва ощутил что-то непонятное и упал. Тело еще не коснулось грязи дороги, а сознание покинуло его.
Сколько он пролежал, пока не открыл глаза, определить Лука не мог. Он лишь с удивлением оглядел потолок грязной комнаты, где лежал на топчане, застеленном соломенным матрасом.
Лука повернул голову и ощутил жжение в плече и в голове у затылка. В полутьме он заметил тень человека. Тот подошел, наклонился и что-то спросил. Лука его не понял и спросил:
— Что со мной произошло? И где я нахожусь? — Человек говорил, но Лука не понимал его и удивлялся этому. Так они разговаривали, пока им это не надоело.
Лука лежал и думал. Пощупал плечо у шеи, ощутил жжение. Такое же жжение чувствовалось и на затылке. И волосы там были опалены, но раны особой не было, лишь жжение.
Молнии сверкали за стенами хижины, и Лука силился, но никак не мог вспомнить, где он и что с ним происходит. Это стало раздражать его. Он попробовал приподняться, но огромная слабость не позволила этого сделать. Он позвал человека, разглядел его получше и удивился, что тот сильно смуглый, почти коричневый, а волосы его были короткими и курчавыми. Лука спросил раздраженно:
— На каком языке ты говоришь, что я тебя не понимаю? Где я? Отвечай!
Он внимательно слушал, но ничего не мог понять. Прислушивался к интонации и почти ничего не смог уловить. Лишь то, что человек расспрашивает его о чем-то.
Они так и не смогли понять друг друга, человек отошел, а Лука прислушивался к грохоту грозы, шуму дождя. Духота и влажность воздуха удивили Луку так же, как и внешность человека.
Появилась женщина. Она была чуть светлее и волосы ее были длиннее, но лицо неприятнее, губастое, с приплюснутым носом и выдающимися челюстями. Лука не мог даже представить, что такие люди живут на свете.
Он долго лежал так, пытаясь разобраться в этом странном происшествии, пока свет утра не засветился в щелях хижины без окон, и никак не мог сообразить, откуда такая гроза и столько воды льется с небес. Пытался что-то вспомнить о жизни, но в голову ничего не приходило.
Он лежал и ждал, сам не зная чего. Женщина подала ему ковшик, и он с жадностью выпил теплую воду и ощутил тоску по другой, холодной и чистой, с запахом снега, льда. И почему так силен дождь и так много молний?
Ему принесли еду. Она была странной и необычной. Сладкие фрукты, зелень и желтая мякоть какого-то плода, запеченного в золе. Она была сладковатая, но неприятная. Голод заставил Луку есть, но скоро он отказался и отодвинул глиняную миску. Лишь вареный продолговатый плод почти белого цвета понравился Луке. Но ни мяса, ни рыбы не подали. А как можно без этого жить?
К вечеру дождь прекратился. Молнии ушли и сверкали далеко на севере. А гром добродушно ворчал, с каждым часом все отдаляясь и затихая. И ветер не так завывал. Теперь с крыши не капало, пол просыхал.
Незаметно Лука заснул. Проспал он долго. Открыл глаза лишь под утро, но знать этого он не мог. Ночь была темной, влажной, ветер стихал и уже не завывал, не стонал и не грохотал. Хотелось пить, да и голод чувствовался. Он ждал, боясь потревожить сон хозяев.
Наконец стало сереть, и не прошло и пяти минут, как солнце засияло, проникая во все щели этого ветхого, растрепанного ветром жилища.
Лука услышал возню рядом, повернул голову и удивился, увидев, что человек, его женщина и двое детей спали совсем рядом на низких топчанах из жердей.
Женщина встала, наклонилась над ним, посмотрела и заговорила вполне миролюбиво, но Лука ничего не понял, лишь в свою очередь попросил:
— Дай пить, женщина. Пить хочу, — и показал губами и рукой.
Женщина поняла и тут же, обернувшись назад, зачерпнула в бадейке ковшиком воду и поднесла. Он сел, чувствуя в теле большую слабость. Выпил воды, ужаснулся виду женщины, которая была почти голой.
Полежав немного и поразмыслив, он пришел к выводу, что находится в плену у какого-то неизвестного народа, но что же именно произошло с ним, никак вспомнить не мог.
Он прислушивался к звукам снаружи. Там кричали женщины, дети, ругались мужчины. Стало любопытно. Лука с трудом встал, постоял немного — в голове стучали молоточки и перед глазами ходили круги.
Держась за стены ветхой лачуги, он вышел в дверь и остановился, ослепленный ярким светом. Солнце уже ощутимо жгло, и он в который раз удивился столь необычному явлению.
А кругом работали темнокожие люди, убирали стволы пальм и горы сломанных ветвей. Шагах в ста пятидесяти синело море, сливавшееся у горизонта с небом. Даже отсюда было заметно, что оно теплое и ласковое.
На рейде стояли два судна без парусов, у причала — несколько лодок странной конструкции, но не такие чудные, как корабли. Несколько лодок были разбиты, доски от них вытаскивали люди и складывали в штабель.
Появились белые люди, что еще больше удивило Луку. И вели они себя не так, как темнокожие. И одежда у них была странная. Но потом Лука оглядел себя и определил, что и он одет точно так же, но только его одежда была в грязи. Почему так? Ответа он не находил.
Потом к нему подошли человек пять, радостно улыбались, протягивали руки и что-то говорили. Хлопали по плечам, обнимали, жестикулировали, а Лука в недоумении взирал на этих странных людей и ничего не понимал.
Он стал спрашивать, говорить и сообразил, что его не понимают. Это еще сильнее удивило его. Судя по всему, эти люди его знают, но он-то видит их впервые.
Слабость заставила его сесть на поваленное дерево. Он сгорбился и молча вслушивался в слова этих белых людей.
А они подождали немного, поговорили с хозяином хижины, посетовали, поохали. Потом взяли Луку под руки и повели к причалу. Но не к тому, что был недалеко, а дальше, где он заметил ряды домов, достаточно крепких и надежных.
Он дал усадить себя в лодку, гребцы ударили веслами. Бухта еще волновалась, но это не мешало гребцам. Скоро лодка причалила к борту большого корабля, и все вскарабкались на палубу.
Лука с изумлением оглядел корабль, снасти, пушки, назначения которых он не знал. Зато шпаги и кинжалы его заинтересовали. Он даже попробовал вытащить клинок из ножен, но потом опустил его и продолжал разглядывать судно.
— Что с ним случилось? — всё спрашивал Назар и не находил ответа. — Хозяин хижины говорит, что нашел его на дороге. Он лежал в грязи и едва дышал.
— Он еще сказал, что у него немного опалены голова и плечо, — заметил Макей с видимым волнением.
— Может, его молния ударила? — высказал предположение Реше. — Такое случается иногда. И куда он направлялся в такую погоду?
— Так ведь он любовь крутит с одной местной дамой, — вставил Яким.
— Тогда понятно, куда он шел, — заявил Рядно. — Кобель всегда за сучкой побежит, какая бы погода ни случилась.
— При чем тут это?! — заступился за друга Яким. — И какое это имеет значение? Главное, что он ничего не помнит. А говорит на каком-то чудном языке. Кто-нибудь хоть что-то понимает из его слов? — И Яким обвел глазами товарищей, с любопытством взирающих на Луку.
— Такое впечатление, что он впервые видит пушки, — заметил Реше. — С ним произошло что-то совершенно странное. Куда делся капитан?
— Ушел в город, — ответил Колен. — Искать мастеров для ремонта.
Они долго судачили, пока Лука не утомился и не присел на бухту канатов. На следующий день появился доктор в очках, с седой бороденкой на длинном лице. Он осмотрел Луку, ощупал почти всё тело, осмотрел ожоги и заявил:
— Наверное, его всё же ударила молния. И это повлияло на потерю памяти. А что произошло с его речью, то этого вам никто не пояснит. Возможно, это пройдет, но я еще не встречался с таким явлением, господа. Это всё, что я могу вам сказать. Телом он здоров, а ожоги в скором времени заживут.
Доктор удалился, а матросы продолжали обсуждать это необычное обстоятельство, но ни к чему не пришли. Назар сказал:
— Мы ничего не можем сделать, и потому остается лишь ждать и надеяться на Господа нашего. И молиться о здоровье нашего товарища.
У Луки был странный, немного испуганный вид. Все подходили к нему, заговаривали, пожимали плечами и отходили. А Лука всё думал, силясь что-то вспомнить, и не мог. Лишь удивлялся, что все называют его Лукой, а настоящего своего имени он так и не вспомнил.
Он впал в прострацию, перестал обращать внимание на людей, окружающих его.
Дней через пять к судну подошла небольшая лодка с закутанной в покрывало женщиной. Было сумрачно, солнце уже почти спряталось в море, и лица ее никто не разглядел. Она спросила тихо, но настойчиво на плохом французском:
— Я хотела бы поговорить с Лукой. Где он?
— А кто вы такая? — спросил вахтенный матрос.
— Я бы не хотела себя называть, да вам это и не обязательно знать. Прошу провести к Луке.
— Это, наверное, его женщина, — сделал предположение Назар. И, обращаясь к даме, предложил: — Следуйте за мной, мадам.
Лука стоял и смотрел безучастно и равнодушно на гладь бухты, опираясь на планширь. Он вздрогнул, когда Назар сказал:
— К тебе пришли, Лука.
Женщина посмотрела на Назара, и тот понял, что она просит его удалиться.
— Люк, что с тобой? — бросилась она к нему. — Я узнала, что тебя поразила молния, когда ты шел ко мне. Ты меня узнаешь?
— Женщина, кто ты? Я тебя не знаю и никогда не видел, — ответил Лука и по выражению лица женщины понял, что та его не понимает. Он отвернулся и устремил взгляд на исчезающее за горизонтом солнце.
— Неужели ты меня не признаешь, Люк? Я Луиза! Мы с тобой любим друг друга, и я сгорала от отчаяния, когда ты не появился. Ну посмотри на меня, милый!
Луке было неинтересно, что она говорит. Он не повернулся к ней, дожидался, когда она уйдет. Он даже пытался вспомнить эту женщину, но в голове ничего не возникало.
Он слышал, как женщина что-то еще говорила, чувствовал, как она касалась его рукой, но оставался безучастным и угрюмым.
Лука слышал, как она всхлипнула и застучала каблуками по палубе, обернулся посмотреть на нее, но темнота уже поглощала судно.
Стало очень тоскливо и одиноко. Эта женщина, как он разглядел, была хоть и не красавица, но привлекательна, и Луке вдруг стало жаль, что она ушла.
«И она меня знает, — подумал он в смятении. — Кто она? И что у нас с ней было? И когда это наваждение кончится?»
Стойкий пассат задерживал выход «Хитрого Лиса» с выходом в море. Назар этому радовался, надеясь, что за это время Лука поправится. К сожалению, этого не происходило.
Он часто обсуждал с друзьями, что делать с Лукой.
— Пусть едет с нами, — настаивал Яким. — Что он один тут будет делать? Общаться не может, с деньгами быстро его облапошат, а так есть надежда, что за месяц-полтора он поправится.
— И то верно, — поддержал Макей. — С нами ему будет лучше. Научится говорить, и всё нормально будет у него.
И вот настало время, когда «Хитрый Лис» смог выйти в море, покинув гостеприимные берега Сен-Мартена. Пришлось немного спуститься к югу в надежде поймать попутный ветер.
В трюме лежали товары, которыми запаслись матросы, рассчитывая продать их во Франции и тем пополнить свои капиталы. В основном это был сахар, бобы какао, красители и многое другое, что имело цену в Европе.
Плавание проходило не так гладко, как хотелось бы. За неделю судно с трудом удалилось от островов миль на триста, постоянно меняя галсы, ловя ветер. А он был довольно свеж, волнение сильное. Работы матросам хватало, и скоро они стали ворчать.
Лука не отлынивал от работы, помаленьку учился говорить и понимать других. Он легко осваивал сложную работу со снастями и парусами, не испытывал неудобств от качки и вел себя, как заправский моряк.
Наконец ветер немного успокоился, волнение улеглось. И на четвертый день после этого марсовый крикнул, что в море виден странный корабль.
Ферон рассмотрел его в трубу, потом объявил:
— Судя по всему, это судно только что вышло из шторма и изрядно потрепано. На нем цела только бизань-мачта с зарифленным парусом, остальные мачты исчезли.
— Надо подойти, — советовал Реше. — Может, что-то им нужно?
— Обязательно нужно, но, по-моему, людей там нет. Судно идет само по себе. Им никто не управляет. Оно дрейфует в нашу сторону. Подходим!
После трудного маневра «Хитрый Лис» приблизился к судну, и Ферон заметил, передав подзорную трубу Реше:
— Странно, люди есть, а управления нет. Этак его скоро выбросит на рифы, когда ветер и волны прибьют судно к острову.
— Мне кажется, капитан, что это негры. Это невольничье судно. Оно, скорее всего, покинуто командой во время шторма, имеет небольшой крен на нос.
— Тогда на кой черт оно нам сдалось?! — ругнулся Ферон.
— Как сказать, капитан. Это большие деньги, если хорошо распорядиться призом.
— Что ты этим хочешь сказать, Франсуа?
— А то, что если черных продать, то получится приличная сумма. Придется, правда, потратиться на прокорм. Да и судно можно сбыть, хоть оно и изрядно потрепано. Но на плаву же!
Ферон задумался и согласно кивнул.
Через полтора часа суда сблизились настолько, что отлично было видно бродящих по палубе черных. Их было много, но не все они ходили. Множество их лежали не то мертвые, не то обессиленные голодом и жаждой.
Еще полчаса маневра, и суда стянули баграми. Они были почти одинакового размера. «Хитрый Лис» оказался лишь на пять-шесть футов короче при такой же ширине.
Толпа изможденных чернокожих со страхом и надеждой одновременно взирала, как матросы споро стягивали борта, как при абордажном бое, прыгали на палубу. Те, в свою очередь, с интересом и отвращением разглядывали ходячих скелетов.
Негры кричали и жестами показывали, что умирают от жажды. Женщины протягивали детей, в их глазах стояла мольба.
— Выкатить пару бочек с водой! — распорядился Ферон. — Только воду давать малыми дозами и под охраной, по очереди!
Скоро бочки были водружены на палубе, и матросы с мушкетами и саблями следили за порядком. Вначале поили самых слабых и детей. Одновременно вели подсчет черного товара.
Когда всех напоили и многие чуть ожили, Реше доложил капитану:
— Сто девятнадцать человек, капитан. С детьми и женщинами. Несколько трупов выбросили в море.
— Бочки охранять, приготовить немного еды, и пусть отдыхают. Осмотрели судно? Что в трюме?
— Ничего, капитан. Продовольствия и воды нет. Всё съедено и выпито. Судовых бумаг нет, каюты почти пусты. Шлюпок на борту не обнаружили.
— Значит, команда в шторм покинула корабль, оставив этих негров подыхать самостоятельно. Установлена причина крена?
— Обычная течь в трюме, капитан. Можно подвести пластырь, откачать воду и продолжить путь на острова.
— Без мачт и парусов? Это будет сложно, Франсуа.
— Капитан, какой остров ближе всего к нам? Просмотрите, прошу вас, — и Реше вопросительно глянул на Ферона.
Ферон спустился в каюту, долго что-то проверял и вычислял. Вернувшись на невольничий корабль, сказал:
— При нашем сложном курсе трудно с уверенностью сказать, но мне сдается, что Гваделупа — самая подходящая для нас. Завтра в полдень можно определиться точно и выбрать курс. А пока начинаем ремонт и откачку воды. Самых крепких негров использовать на всех работах.
Невольникам дали немного еды, понимая, что много дать опасно. И воды дали лишь по половине кружки, хотя негры и умоляли криками и глазами дать больше.
— Обойдутся этим, — распорядился Ферон. — У нас на такую ораву воды может и не хватить. Неизвестно, будет ли дождь, а с таким судном тащиться до острова можно и две недели.
— Капитан, — обратился Назар к Ферону. — Не лучше ли вам взять черных на борт и скорым ходом уйти на Гваделупу? А на этом судне оставить нескольких матросов, которые будут потихоньку за вами идти. Поставить небольшие мачты, натянуть паруса, и узла два можно будет делать. А тем временем вы можете вернуться и помочь добраться до Гваделупы. Этим мы сохраним и воду, и продовольствие.
Ферон подумал, глянул на Назара немного неприязненно, но ответил:
— Возможно, ты и прав. Надо прикинуть и посчитать. А кто останется на невольничьем судне? Это будет сложное дело.
— Можно оставить и меня с казаками. Человек пять хватит. Остальных можно и из негров взять, что поздоровей. Мы и ремонтом будем заниматься и воду откачивать. Только продовольствие и воду оставить.
— Тогда назначаю тебя капитаном, вижу, ты поднаторел в морском деле, Кардинал. Отбери по своему усмотрению людей, но негров надо будет тебе оставить человек десять. Работы на борту много.
— Я согласен, господин капитан, — коротко ответил Назар.
С раннего утра и до полудня Ферон и Реше посвящали Назара в премудрости кораблевождения. И хотя времени было слишком мало, но Назар всё же усвоил правила пользования компасом, научился определять направление судна, учитывать его снос ветром и течениями, о которых Ферон рассказал и начертил их схему в этом районе моря. Он добавил перед уходом:
— Расстояние не так уж велико, и ты сможешь довести судно. Лишь бы не случился шторм. Но мы все будем молиться за вас.
— Но я прошу побыстрее выйти нам навстречу, капитан. Это очень важно. И расскажите мне о приметах и ориентирах Гваделупы. Иначе как мы узнаем, что это за остров.
Ферон дал Назару французские и испанские лоции, сам поспешил определять местонахождение судов, а Назар углубился в чтение.
Описания были не очень подробные, скорее поверхностные, но выбирать было не из чего.
А уже через два часа Ферон отдал последние указания, начертил на клочке бумаги маршрут с указанием склонений на ветер и течение, посоветовал строго следить за компасом и приказал отваливать.
С Назаром остались его друзья казаки и француз Колен. Из негров выбрали десять человек покрепче, которые становились матросами.
Назар радовался, что хоть миль сорок они прошли в нужном направлении по точному курсу, и теперь он внимательно следил за удаляющимся «Лисом».
На палубе стучали инструменты. Мастерили мачты, реи и латали паруса. Их нашли в трюме вместе с некоторыми другими вещами, нужными на корабле в море.
Негры с опаской поглядывали на белых, беспрекословно выполняли их приказы. Понимали они всё с большим трудом, но приходилось терпеть это.
Мачты поставили небольшие, не выше трех с небольшим саженей, но ведь и парусов было мало.
Они вместе с оставшимся косым парусом бизань-мачты давали судну небольшой ход, оно достаточно слушалось руля. Благо тот оказался на месте.
К вечеру парус «Хитрого Лиса» исчез за горизонтом. Настроение команды испортилось. Они остались одни в океане, почти в четырехстах милях от острова. А умения было явно недостаточно.
— Колен, ты сможешь измерить скорость судна? — спросил Назар. Тот утвердительно кивнул и пошел исполнять приказ.
Через полчаса он доложил:
— За точность не ручаюсь, но мы идем около двух с половиной узлов, капитан! — Матрос усмехнулся. — Однако ветер уменьшился к вечеру. Потому мы можем рассчитывать на все три узла.
— Ничего, и так хорошо. Завтра, может быть, поставим и грот, тогда будет у нас все четыре узла. И можно надеяться, что с божьей помощью мы за неделю выйдем к островам, хотя и неизвестно точно, к каким именно.
— Лишь бы выйти, Назар, — грустно ответил Колен.
Ночь прошла спокойно. К утру ветер еще больше уменьшился, но потом задул свежий, и судно пошло уверенно и бойко. Негры беспрестанно качали воду помпой, крен едва заметно уменьшался и облегченное судно бежало весело.
— Колен, придется тебе еще раз измерить скорость, — с веселым видом заявил Назар. — После пойду прилягу поспать. Будешь капитанствовать за меня, Колен, друг мой.
Матрос с помощью Якима бросил тонкий трос с узлами, подсчитал их и заявил уверенно:
— Поздравляю, капитан! Идем сейчас чуть больше четырех узлов! Здорово! Но к ночи сбавим. Ветер утихнет.
Довольный Назар заснул и лишь вечером его разбудил Яким.
— Что-то ветер вроде бы изменился, Назар. Иди взгляни. Колен беспокоится.
Предположение Колена не оправдалось. Ветер явно посвежел, и Назар спросил с тревогой:
— Не надвигается ли шторм, Колен?
— Вроде не похоже, но тревожно, признаюсь.
— Тогда будем идти прежним курсом.
— Постараемся, капитан Назар. А там видно будет. Надо шкоты правого борта подтянуть.
— Хорошо. Зови негров.
Ночью никто не спал. Было тревожно, всех беспокоила погода, хотя звезды в черном небе сияли ярко и облаков видно не было. Но и луна не появлялась еще.
Неожиданно ветер упал почти до штиля. Днем судно едва продвигалось вперед, в жарком небе не было ни облачка, и солнце палило нещадно.
Все с надеждой всматривались в горизонт, но он был чист.
Прошло еще пять томительных дней. В небе появились птицы, и это подняло дух команды. Значит, берег не так далеко. Но и ветер едва надувал паруса. А воды в бочке становилось всё меньше.