Страница:
— А ты что, Лука?
— Не. Не согласился. Пусть такого любит.
— То-то и оно, Лука! Недаром ты частенько подбриваешь свою бороденку на местный лад. Ишь какая остренькая! А усы! Точно бравый драгун!
Казаки весело смеялись, а Лука оглаживал маленькую бородку и усы. От висков шла полоса коротких бакенбардов, один из которых закрывал шрам. И теперь в порту у него, Луки, было достаточно времени заниматься своим туалетом. Он даже пользовался душистой водой, что вызывало взрывы гогота и насмешек его товарищей.
А перед глазами часто возникал образ той божественной девушки, которую он встретил в усадьбе какого-то помещика. Она не оставляла его в покое. Он часто видел ее во сне, изредка она представлялась ему по вечерам. Он не мог вспомнить ни ее платья, ни фигуры, а только лицо с русыми локонами и бледным тонким лицом и глазами, полными слез. И губы. Бледные, дрожащие, готовые искривиться в рыданиях. Но она держалась с достоинством, и гордость была заметна во всем ее облике.
И Луке иногда очень хотелось бы предстать перед нею в красивом наряде богатого человека с ухоженной бородкой и приятным запахом. Этот запах! Он и теперь остро ощущался им при воспоминании об этом создании. Он был едва уловим, но восхитителен и запомнился ему до сих пор.
Признаться в этом он не решался даже Якиму, хотя и намекал. Но у того это не вызывало отклика. Он был равнодушен к мечтам и чувствам друга.
До выхода в море оставалось дней пять. Капитан Эсеб де Казен уже объявил об этом, вернувшись из Булони еще три дня назад.
Человек шесть казаков возвращались из таверны теплым июньским вечером. Воздух был чист и ласкал приятным ветерком загорелые лица казаков, разгоряченных вином.
Они громко переговаривались. Омелько и Савко пытались затянуть песню.
Вдруг перед ними возник в темноте силуэт человека.
— Ой, приятель! — икнул Яцко, вздрогнув телом. — Чего тебе?
— Братцы! Неужто вы с Украины?! — в голосе человека звучали слезы.
— Ба! Глядите-ка! Собрат! Ты кто такой? — это рявкнул Губа, покачиваясь.
— Я? Из Киева, братцы! Правда, давно уже. Учился здесь, да неудачно.
— Ишь ты! Ученый, стало быть? — воскликнул Петро. — И что ж ты тут делаешь?
— Мыкаюсь, братцы! Вот услышал родной голос и подошел. Был тут рядом, — и человек неопределенно мотнул головой.
— Вот так встреча! — заорал Яцко пьяно. — Отметиться хорошо бы. Есть чем?
— К сожалению, ничего не могу предложить, братцы.
— У нас еще найдется малость, — серьезно заметил Губа. — Встретить родного человека на чужбине — это вам не люльку выколотить. Пошли! Угостим тебя!
— Мне бы лучше поговорить, братцы! Откуда вы тут?
— Мы-то?.. — отозвался Петро. — Воевали тут недалеко, да в полон попали. Теперь мы на судне. Каперском. Слыхал про такие?
— Слыхал, братцы! И много вас тут?
— А сколько нас, казаки? — оглядел темные лица Петро. — Человек восемнадцать. Не ошибся ли я, казаки?
— А как тебя зовут, братец? — обратился Яцко к человеку.
— Матушка нарекла Назаром. Так что я Назар Смулка. Бывший послушник Киево-Печерского монастыря.
— Эгей, казаки! — радостно воскликнул Яцко и хлопнул Назара по плечу. — Я так думаю, что нам его не след отпускать от себя! Это ж почти настоящий поп! Он-то нам и нужен больше всего! Сколько времени без благословения и службы живем! Отпустить грехи и то некому!
Казаки заговорили разом, окружили Назара, а тот лишь поворачивал голову и никак не мог вставить слово.
— Хватит, казаки! — рыкнул Губа решительно. — Берем попика на судно — и всё тут! Хватит ему одному гулять на чужбине. А нас много. Все ж свои. Идем!
Казаки бесцеремонно подхватили Назара под руки и, пошатываясь и крича во все глотки, направились к шлюпке, что ожидала их у причала.
Лишь в шлюпке, гребя невпопад, казаки немного успокоились. А Петро спросил Назара доверительно:
— Ты хоть согласен с товариществом, Назар? Мы скоро уходим в море, а когда вернемся — один Господь ведает. Ну, может, немного капитан. Ха-ха!
— Согласится ли ваш капитан взять меня в команду? — неуверенно спросил Назар. Он всё оглядывался на темнеющий берег, на редкие огни и вздыхал.
— А чего там! — хорохорился Петро. — Мы заставим его взять тебя! Мы ведь уже не пленные, а свободные моряки. И казаки, — поправился он тут же. — Верно я говорю, хлопцы?
— Верно, верно! — донеслось с носа. — Лучше вперед посматривай, а то и мимо судна пройдем с таким рулевым, Петро!
— Это не хитро, Яцко! Но будь спокоен… Шлюпка грубо стукнулась о борт «Хитрого Лиса».
— Эй, на судне! — орал Петро зычным голосом. — Спускай трап! Мы явились!
Он говорил на родном языке, но был уверен, что его поймут. И оказался прав.
— Это вы, казаки? — послышался голос в ответ. — Спускаю трап, ловите. Да не свалитесь в воду, бродяги голопузые! Лезьте!
Казаки с трудом вскарабкались на борт. Вахтенный матрос к ним не присматривался, а фонарь едва светил.
— Теперь спать, братва! — прошамкал Яцко. — Попика устроим, а завтра поговорим с капитаном. Он не осмелится нам отказать.
Утром Андрейко и Лука с Макеем говорили с капитаном. Тот внимательно выслушал просителей, но отвечать не стал. Лишь сказал, пыхнув трубкой:
— Хочу глянуть на вашего попика, как вы говорите. Ведите.
Капитан с интересом оглядел Назара. Он выглядел бедным, но в одежде чувствовалась некоторая аккуратность. Всё было французское. Удлиненное лицо с серыми глазами, темной бородкой и усами, прямыми бровями и длинными густыми волосами светлого шатена. Прямой нос и довольно яркие губы делали этого тридцатилетнего мужчину вполне привлекательным и приятным.
Де Казен спросил, растягивая слова:
— Так это ты монах, парень?
— Был монахом, месье, — ответил тот на отличном французском. — Теперь мещанин, с вашего позволения.
— Откуда так хорошо знаешь французский?
— Учился в Сорбонне, месье.
— Ого! Да ты ученый! Это хорошо!
— Не совсем так, месье. Я бросил университет. Немного не дотянул до бакалавра. Простите.
— Вот как? И какова причина, если не секрет?
— Не скажу, что секрет, но говорить не хотелось бы.
— Однако придется, монах. Говори, я должен знать всё!
Назар вздохнул, оглянулся на казаков и молвил:
— Женщина, месье капитан. Думаю, этим сказано достаточно.
— Вполне, — усмехнулся де Казен. — И ты желал бы идти в море?
Назар неопределенно пожал плечами, помолчал, но ответил потом:
— Я встретил своих — и в душе всё перевернулось, месье. Хотел бы попробовать, месье. Я многое умею, хотя еще в море не ходил.
Капитан подумал, огладил бородку, спросил:
— Другие языки знаешь?
— Английский и испанский, месье капитан.
— Гм! Отлично! В таком случае можешь подписывать контракт. Как тебя называть, монах?
Назар ответил, а в голове завихрились противоречивые мысли и чувства.
— Ну что ж, месье Назар, — усмехнулся капитан с веселым блеском в глазах, — поздравляю с назначением тебя на должность толмача и матроса. Иди, знакомься с народом и работами.
— Вот и устроилось, Назар! — воскликнул Губа, услышав, что произошло у капитана. — Интересно, что за контракт ты подпишешь? И что это такое?
— Это договор на участие в деле, — ответил Назар. — Там указываются твои права, обязанности, плата и наказания за невыполнение условий договора.
— Мы ничего не подписывали, — заметил Яцко.
— Вы пленные казаки, и вас просто использовали на бесплатной работе, — ответил Назар. — Но теперь, как вы говорите, вам необходимо это оформить. Я осмотрюсь здесь и попробую что-нибудь сделать для вас.
— А что за женщина у тебя была? — спросил Андрейко. — Рассказал бы, а?
Назар вздохнул, помолчал, словно не решаясь открыть тайну, но всё же молвил:
— Я с несколькими монахами был послан в Париж Петром Могилой для обучения европейской премудрости. Нас было восемь человек. Мы здорово взялись за учебу и два года корпели над книгами, изучая науки и языки.
— И ты всё это изучил? — ужаснулся Омелько.
— Какое там! Всего изучить и познать невозможно, Омелько. Но языки я знаю.
Назар замолчал. Было заметно, что он волнуется, переживает прошлое и не решается продолжать. И всё же, словно собравшись с силами, сказал:
— А потом я встретил женщину. Из старого рода, обедневшего, но знатного. И хоть ее отец был всего лишь шевалье, но это ни о чем не говорило.
— Погоди, Назар! — остановил того Лука. — Что это за шевалье?
— Вроде младшего дворянского титула, — ответил Назар недовольно.
— Лука, не перебивай! — озлился Омелько. — Пусть продолжает, пока нет работы и мы свободны.
— А я в сане, как вы уже знаете, — вздохнул Назар. — Долго колебался, сомневался. Так прошло с полгода. Знал я, что и она ко мне питает некоторые чувства, а потому решился и объяснился с нею. Она была в замешательстве, не согласилась, но не отвергла сразу.
— Вот стерва! — не выдержал Михай, с интересом слушая монаха.
— Зачем же так, — мягко ответил Назар. — Она не виновата ни в чем. А я после этого потерял голову, решив, что могу на что-то рассчитывать. Глупо, конечно, но я был так влюблен, что многого не замечал.
— Папаша заартачился? — вставил Терешко, как всегда со злобинкой в голосе.
— И не только, — вздохнул Назар. — Все родственники поднялись на дыбы. И теперь я их понимаю. Что я мог дать ей? Жил я на средства митрополита Могилы, а у самого ничего не было за душой.
— Ну и что! — воскликнул Петро. — Умыкнул бы — пусть тогда бы поплясали!
Назар снисходительно усмехнулся краем рта, помолчал, но отвечать не стал. Просто продолжил, как видно, желая сам побыстрее очистить душу от давно копившихся переживаний:
— Нет, так поступить я не мог. Я просто засел с головой за книги. Меня хватило месяца на три. Я опять искал встречи и нашел ее. Она была благосклонна ко мне, но я чувствовал, что это дается ей нелегко. Она понимала всю обреченность наших отношений. Понимал и я, но чувству не прикажешь. Около месяца мы тайно встречались.
Назар замолчал, отмахнулся ладонью от клубов табачного дыма, потом заметил:
— Как вы можете столько смолить этой дряни?
— Привычка, парень, — за всех ответил Макей. — Но продолжай, ты так гладко говоришь. Сразу видно грамотного человека.
— А что говорить-то? Расстались мы. Меня просто изловили, избили до полусмерти и бросили в Сену. Это река в Париже. Думали, что утону. Но я выбрался. Долго отлеживался среди нищего люда, пока не поправился. Но больше не пытался искать с этой женщиной встречи.
Назар замолчал. Казаки грустно переглядывались, не осмеливаясь нарушить горькие воспоминания нового товарища. И всё же Яцко не вытерпел и спросил:
— А как же учение?
— Бросил. Почти два месяца я провалялся больным. Деньги мои украли. Спасибо, что хоть подкармливали из сострадания добрые люди. Но жить мне не хотелось. Видимо, поэтому и долго не мог поправиться. Потом промышлял чем мог, используя те знания и умения, что приобрел в университете. Писал прошения, помогал в делах судейских, был секретарем одного скряги и вот подался сюда. Мне говорили, что здесь легче найти подходящую работу. Да, Париж мне больше не хотелось видеть.
— И давно ты тут, Назар? — участливо спросил Макей.
— С весны. Ничего путного мне найти не удалось. Зато встретил вас. А это мне так необходимо! Всё ж свои люди. Противно только то, что я не оправдал надежд моего учителя и благодетеля Петра Могилы. Стыдно и горько. Столько денег на меня было потрачено, а я так его подвел. Хотел на Украину пробираться, да как представлю себе встречу с учителем, так сразу же вся охота пропадает. Горько на душе, тяжело. Простить себе не могу!
— Э, парень! Это дело поправимое, — Макей выбил трубку о каблук. — Руки-ноги целы, голова на плечах вертится, а остальное приложится, даст Бог! Казаки потом целый день перетряхивали историю Назара, а вечером Омелько с Губой заявили всем остальным:
— Ладно, казаки. Будет горевать и лясы точить! Пошли в кабак, что под ивовой веткой. Там, может, в последний раз отведем душу в кружке с пойлом, каким нас потчует хозяин. Кто со мной? Назар, мы угощаем. Собираемся, гроши еще остались, а в море с ними делать нечего!
Человек восемь расселись в шлюпке, и весла дружно ударили по воде…
«Лис» неторопливо держал курс на юго-запад. Вторую неделю шло плавание, а подходящего приза не попадалось. Капитан де Казен злился и с удовольствием отводил душу на матросах, гонял их нещадно, раздавая оплеухи.
Зато частенько вел беседы с Назаром, увлекая его в каюту, где капитан напивался до чертиков, и Назар каждый раз опасался, что тот прикончит его за настойчивые попытки уложить в койку.
Ближе к осени всё же удалось взять два приза. Пустили на дно одного испанца, а португальца с грузом ценных пород древесины из Бразилии захватили.
— Этого отбуксируем в порт, — распорядился капитан. — Судно крепкое, его можно легко сбыть в любом порту.
Когда через две недели «Хитрый Лис» был уже недалеко от Нормандии, его встретил английский военный корабль.
Капитан сразу же понял намерения англичан и приказал готовиться к бою.
— Мы попытаемся уйти, — заметил он лейтенанту Реше. — Позиция у нас предпочтительней. Ветер нам благоприятствует, да и до вечера недалеко.
Оба судна подняли все паруса и попытались уйти от англичан. Те разгадали намерения французов и попытались отрезать им путь к берегу. Это им в какой-то степени удалось сделать. Расстояние сильно сократилось. Бортовой залп англичане произвели достаточно удачно. Два ядра угодили в борт ниже ватерлинии, а книппель — спаренные цепью ядра — повредил бегучий такелаж.
— Заделать пробоины! Приготовиться к залпу! — голос капитана был уверенным, зычности ему не занимать, а в хитрости он был вполне достойным соперником англичан.
Им повезло, что всё внимание англичан было приковано к основному противнику. А призовое судно тем временем оказалось в непосредственной близости и сумело залпом из трех пушек малого калибра сбить фок-мачту противника ниже марса. Она медленно завалилась, запутав снасти и частично порвав паруса грот-мачты. Вопли радости с бывшего португальского судна донеслись и до «Хитрого Лиса».
— Вот не ожидал от Ферона такой прыти! — гремел голос капитана. — Теперь у нас появился шанс, ребята. Огонь, пока мы не изменили курс!
Борт «Лиса» окутался дымом. Два ядра слегка задели рангоут галеона, не причинив никакого вреда, но тот уже был не в состоянии ответить. Поврежденное судно стало плохо слушаться руля. Этим воспользовались французы и отвернули в сторону.
Матросы с трудом заделали пробоины, истово работали помпами. Ход был сохранен. Надвигался вечер, море темнело.
Англичане сделали еще один залп. Ядра пролетели мимо, вспенив волны. Французы и казаки орали восторженно, радуясь, что им удалось избежать серьезных неприятностей.
Четыре дня «Хитрый Лис» добирался до ближайшего порта Лорьян. Дальше капитан не рискнул идти с повреждениями. Слишком трудно было откачивать воду, которая постоянно поступала в трюм.
Городок оказался мал, и экипажу едва удалось своими силами обеспечить ремонт судна.
Зато раненых удалось пристроить к хорошему лекарю. Их было мало, но один из них, Губа, был тяжел. Потом он больше месяца выкарабкивался из настойчивых лап костлявой, пока не стал на ноги и не окреп.
Капитан сумел продать захваченный португальский корабль, а груз отправил в Нант на мебельные фабрики и в мастерские. Остальное он оставил для поздних и более прибыльных торгов в Булони.
В Булонь пришли уже поздней осенью. Несколько раз спасались от шторма в разных портах. У Гавра их едва не выбросило на берег. Потом пришлось спасаться от четырех испанских кораблей, загнавших «Хитрого Лиса» в Дьеп.
В этом давнем пристанище корсаров и каперов всех мастей судно надолго задержалось. Капитану пришлось рассчитываться с давним кредитором, которого он неожиданно встретил в порту.
Назар потом рассказывал, что эти давние приятели оказались злейшими врагами.
— Выходит, наш капитан нечист на руку, — прошептал Лука зловеще.
— Еще бы! — воскликнул Назар. — Ему едва удалось откупиться от бывшего друга и собутыльника. Он считал его погибшим и не вернул долг семье.
— Этак и нам ничего не перепадет от этого, — опечалился Макей.
— Поглядим еще! — бросил Лука.
— Чего тут глядеть, хлопче! Тебя не спросят, — ответил Макей. — Сам знаешь, как требовать денег у панов.
— Ничего, и у нас теперь есть некоторые права, дядько Макей! — огрызнулся Лука.
Зима застала наших моряков в Дьепе. За время стоянки они много нового узнали от бывалых корсаров, побывавших в разных местах Атлантики.
Уже в Булони, куда вернулись в середине зимы, Лука как-то сказал Назару:
— Понимаю, что россказни дьепских матросов во многом пустые, но всё же интересно было бы узнать о далеких местах и землях побольше правдивого.
— А правду ты сможешь узнать, лишь побывав там сам. Знаешь, какие любители матросы на разные байки и небылицы. Но многое из их рассказов и правда.
После этого разговора он стал сближаться с Назаром. Тот не сопротивлялся этому — юноша ему нравился. Он заметно отличался от остальных казаков. В нем Назар заметил искорки чего-то другого — мягкого, незлобивого и в то же время достаточно сильного и, главное, вдумчивого. Назару нравилось в Луке стремление узнать что-то новое.
Так помаленьку у них завязалась дружба.
Яким Штаны заметил это и не раз приставал к Луке с претензиями, что тот перестал замечать старого друга.
— С чего ты взял, что я с тобой не дружу, Якимко? — пытался оправдаться Лука. — Если я дружу с Назаром, это ничуть не мешает и нашей дружбе.
— Ты всё больше с ним общаешься, Лука, — продолжал канючить Яким.
— С ним интересно, Якимко! Он много знает, и я многому учусь у него. Что тут плохого или обидного для тебя?
Друг пожал плечами. Ответа у него не было, но осадок отчужденности не покидал юношу.
Как и ожидали казаки, им досталось меньше призовых денег, чем они должны были бы получить. И матросы высказывали недовольство. Капитан же оправдывался слишком большими расходами на ремонт судна, потом обещал выплатить остаток после следующего похода.
Из-за этих обещаний большинство матросов не согласились покинуть судно. Они заключили новый договор и теперь ожидали хорошей погоды и попутного ветра, чтобы выйти в море.
Наконец, в начале марта было объявлено, что уход в море состоится в самое ближайшее время. После жестокого шторма, который загнал все суда в гавань, наступили погожие дни. Ветер позволял выйти в море.
Отремонтированный и окрашенный «Хитрый Лис» горделиво покинул гавань, и к вечеру берег растаял в предвечернем туманном море.
Шли курсом на юго-запад. Начались трудные и голодные времена. Матросы и казаки опять сели на сухари, горох, чечевицу и солонину, уже тронутые плесенью и гнилью. Опять бессонные ночи и множество работы со снастями. Погоды были неустойчивыми.
— Казаки, — зашептал однажды взволнованный Андрейко. — Я слышал, как Ферон говорил, что капитан намерен отправиться к берегам Америки! Это ж так далеко! Даже жуть берет!
— Да, это занятно, — молвил Лука, хотя в душе был доволен. — В Дьепе мы слышали много о тех местах. Там много добычи можно себе отхватить!
— Мне это не нравится, — мрачно заметил Терешко. — Слишком далеко. Как мы сможем вернуться?
— Возвращаются же другие, — бросил Лука и посмотрел на Назара.
Тот хранил молчание, в разговор не вмешивался, но что-то в голове держал.
На траверзе мыса Ортегаль, что на севере Испании, повстречали испанский купеческий корабль. Мористее марсовый заметил на самом горизонте паруса еще нескольких судов. Видимо, шел караван из Америки, а этот одинокий парусник отбился от остальных, спеша побыстрее укрыться в родном порту.
— Приготовиться к бою! — прокричал капитан в рупор. Матросы бросились выполнять приказ.
Палубу и паруса поливали водой, сыпали песок, готовили оружие и крюки с сетями, заряжали мушкеты и пушки.
До порта Ортигейра было еще миль сто с лишком, и уйти тяжелогруженому судну было невозможно.
«Хитрый Лис» пошел на сближение. Предупредительный выстрел из пушки потребовал лечь в дрейф. Испанец пытался уйти, подняв все паруса. Ветер был довольно свежим, и маневрировать было легче французам. Их судно было быстроходнее и не отягчено грузом.
Не прошло и полутора часов, как суда сблизились. Пушки «Хитрого Лиса» грохнули залпом. Корпус судна, качнувшись, обволокло дымом.
— Какого черта! — орал капитан. — Ни одно ядро не попало в цель! Собаки вонючие! Всем морды набью! Разворот левым бортом! Дьявол вас забери! На реи!
Матросы бросились на ванты. Распустили верхние паруса. Их повернули в соответствии с маневром судна. Расстояние уменьшилось, и новый залп прогрохотал над волнами.
На этот раз он был более удачным. Стеньга грот-мачты накренилась и рухнула на палубу. Из кормовой надстройки потянуло дымом.
— Стрелкам приготовиться! — вопил капитан. — Сближаемся! Пушки зарядить картечью! Быстрее, медузы паршивые! Кашалот вас проглоти!
Испанцы, надеясь на помощь далеких кораблей, начали отстреливаться. Их пушки палили торопливо, вразнобой, большая часть ядер не достигала цели. Но на «Лисе» уже вопили раненые. Их, пока было время, стаскивали в трюм, где оказывали помощь.
Затрещали мушкетные выстрелы. Испанцы отчаянно защищались. Но корабли на горизонте не приближались. Наоборот, их паруса исчезали, и французы уже собирались праздновать победу. По огневой мощи «Хитрый Лис» был сильнее испанского корабля, а по маневренности превосходил его многократно.
Казаки и матросы скрывались за толстыми досками фальшборта. Он трещал, щепки летели на палубу от попадания пуль. Испанцы палили залпами, в перерывах между ними беспрерывно палили французы, меняя мушкеты, которых пока хватало. А испанский огонь редел. Было заметно, что много тел уже покрывали палубу.
В ход пошли пистолеты. Борта испанца уже притягивались крючьями, матросы готовы были броситься на абордаж. В это время две пушки «Лиса» громыхнули картечью. Палуба брызнула кровью. Человек пять испанцев упали, остальные в растерянности замешкались, ожидая нового выстрела.
Французы полезли на палубу, рубя, коля и хватая испанцев. Защитники пали духом. Ожидаемой помощи не было. Они поднимали руки, падали на колени, моля о пощаде. Их никто не слушал, и рубили уже беззащитных.
— Всех за борт! — гремел голос капитана. — Очистить палубу! Осмотреть груз!
Де Казен носился со шпагой и разряженным пистолетом в руках по палубе, потом забрался в капитанскую каюту, позвал Назара, и они стали обыскивать каюту.
— Искать карты, лоции и ценности! Письма, если попадутся, сохранить!
— Сундук надо расколоть, капитан! — бросил мимолетный взгляд Назар и стал сбивать замки. — Вот бумаги, капитан! И деньги…
— Хорошо, Назар! Потом прочитаешь. Убери пока от глаз подальше. Всё! Теперь груз. Оставайся здесь и собери что надо для отправки на наше судно. Я пошел!
Груз был обычным для таких кораблей. Табак, ценная древесина, немного жемчуга, краска и смола, но главное — много продовольствия. И никакого оружия, кроме того, чем отбивались в бою.
— Всё оружие и припас к нему — на корабль! — распоряжался капитан. — Продовольствие, вино и воду перегрузить! Одежду с убитых снять, все ценное забрать и перегрузить! Поторопитесь, олухи!
— Чем это капитан недоволен? — спросил Яцко у Луки.
— Да кто ж его разберет! Можно спросить у матросов. Они лучше знают.
— Мало ценностей, — лаконично ответил один из матросов на вопрос Луки.
Еще не наступила ночь, а корабль испанцев запылал огромным костром. Он долго был виден на горизонте, пока «Лис» отходил на восток.
Три недели «Хитрый Лис» тащился до ближайшего порта Байонны. Противные ветра и штормящее море сильно затрудняли плавание, а матросы просто выбивались из сил. Одна отрада — обильная и хорошая еда, добытая из трюма испанца.
Городок в устье речек Адур и Нив был слишком мал, чтобы там застаиваться. Капитан де Казен с трудом нашел покупателей на груз. Он спешил избавиться от него по каким-то неизвестным матросам причинам, и небольшой ремонт судна провели в считанные дни.
Лука с некоторым сожалением покидал городок. Он вспоминал девушку Мари, которая попалась ему в первый же день стоянки. Они отлично провели пять дней, и теперь карманы его были полностью опустошены. Он не жалел об этом, хотя над ним и посмеивались товарищи.
— Зато получил полное удовольствие, — огрызался Лука. — Девчонка — просто ягодка! И я жалею, что мы расстались, казаки.
— Ничего, Лука! Их будет еще много на твоем пути! — похохатывал Омелько.
— Но Мари мне запомнится надолго. Мы просто любились — и больше нам ничего не требовалось.
Назар поглядывал на своего юного друга, слегка улыбаясь. Ему всё больше нравился этот молодой казак. Назар с удовольствием делился с ним своими знаниями и даже обещал подучить друга французскому. Особенно им хотелось приступить к чтению. Назар уговорил Луку начать учиться читать.
Глава 7
— Не. Не согласился. Пусть такого любит.
— То-то и оно, Лука! Недаром ты частенько подбриваешь свою бороденку на местный лад. Ишь какая остренькая! А усы! Точно бравый драгун!
Казаки весело смеялись, а Лука оглаживал маленькую бородку и усы. От висков шла полоса коротких бакенбардов, один из которых закрывал шрам. И теперь в порту у него, Луки, было достаточно времени заниматься своим туалетом. Он даже пользовался душистой водой, что вызывало взрывы гогота и насмешек его товарищей.
А перед глазами часто возникал образ той божественной девушки, которую он встретил в усадьбе какого-то помещика. Она не оставляла его в покое. Он часто видел ее во сне, изредка она представлялась ему по вечерам. Он не мог вспомнить ни ее платья, ни фигуры, а только лицо с русыми локонами и бледным тонким лицом и глазами, полными слез. И губы. Бледные, дрожащие, готовые искривиться в рыданиях. Но она держалась с достоинством, и гордость была заметна во всем ее облике.
И Луке иногда очень хотелось бы предстать перед нею в красивом наряде богатого человека с ухоженной бородкой и приятным запахом. Этот запах! Он и теперь остро ощущался им при воспоминании об этом создании. Он был едва уловим, но восхитителен и запомнился ему до сих пор.
Признаться в этом он не решался даже Якиму, хотя и намекал. Но у того это не вызывало отклика. Он был равнодушен к мечтам и чувствам друга.
До выхода в море оставалось дней пять. Капитан Эсеб де Казен уже объявил об этом, вернувшись из Булони еще три дня назад.
Человек шесть казаков возвращались из таверны теплым июньским вечером. Воздух был чист и ласкал приятным ветерком загорелые лица казаков, разгоряченных вином.
Они громко переговаривались. Омелько и Савко пытались затянуть песню.
Вдруг перед ними возник в темноте силуэт человека.
— Ой, приятель! — икнул Яцко, вздрогнув телом. — Чего тебе?
— Братцы! Неужто вы с Украины?! — в голосе человека звучали слезы.
— Ба! Глядите-ка! Собрат! Ты кто такой? — это рявкнул Губа, покачиваясь.
— Я? Из Киева, братцы! Правда, давно уже. Учился здесь, да неудачно.
— Ишь ты! Ученый, стало быть? — воскликнул Петро. — И что ж ты тут делаешь?
— Мыкаюсь, братцы! Вот услышал родной голос и подошел. Был тут рядом, — и человек неопределенно мотнул головой.
— Вот так встреча! — заорал Яцко пьяно. — Отметиться хорошо бы. Есть чем?
— К сожалению, ничего не могу предложить, братцы.
— У нас еще найдется малость, — серьезно заметил Губа. — Встретить родного человека на чужбине — это вам не люльку выколотить. Пошли! Угостим тебя!
— Мне бы лучше поговорить, братцы! Откуда вы тут?
— Мы-то?.. — отозвался Петро. — Воевали тут недалеко, да в полон попали. Теперь мы на судне. Каперском. Слыхал про такие?
— Слыхал, братцы! И много вас тут?
— А сколько нас, казаки? — оглядел темные лица Петро. — Человек восемнадцать. Не ошибся ли я, казаки?
— А как тебя зовут, братец? — обратился Яцко к человеку.
— Матушка нарекла Назаром. Так что я Назар Смулка. Бывший послушник Киево-Печерского монастыря.
— Эгей, казаки! — радостно воскликнул Яцко и хлопнул Назара по плечу. — Я так думаю, что нам его не след отпускать от себя! Это ж почти настоящий поп! Он-то нам и нужен больше всего! Сколько времени без благословения и службы живем! Отпустить грехи и то некому!
Казаки заговорили разом, окружили Назара, а тот лишь поворачивал голову и никак не мог вставить слово.
— Хватит, казаки! — рыкнул Губа решительно. — Берем попика на судно — и всё тут! Хватит ему одному гулять на чужбине. А нас много. Все ж свои. Идем!
Казаки бесцеремонно подхватили Назара под руки и, пошатываясь и крича во все глотки, направились к шлюпке, что ожидала их у причала.
Лишь в шлюпке, гребя невпопад, казаки немного успокоились. А Петро спросил Назара доверительно:
— Ты хоть согласен с товариществом, Назар? Мы скоро уходим в море, а когда вернемся — один Господь ведает. Ну, может, немного капитан. Ха-ха!
— Согласится ли ваш капитан взять меня в команду? — неуверенно спросил Назар. Он всё оглядывался на темнеющий берег, на редкие огни и вздыхал.
— А чего там! — хорохорился Петро. — Мы заставим его взять тебя! Мы ведь уже не пленные, а свободные моряки. И казаки, — поправился он тут же. — Верно я говорю, хлопцы?
— Верно, верно! — донеслось с носа. — Лучше вперед посматривай, а то и мимо судна пройдем с таким рулевым, Петро!
— Это не хитро, Яцко! Но будь спокоен… Шлюпка грубо стукнулась о борт «Хитрого Лиса».
— Эй, на судне! — орал Петро зычным голосом. — Спускай трап! Мы явились!
Он говорил на родном языке, но был уверен, что его поймут. И оказался прав.
— Это вы, казаки? — послышался голос в ответ. — Спускаю трап, ловите. Да не свалитесь в воду, бродяги голопузые! Лезьте!
Казаки с трудом вскарабкались на борт. Вахтенный матрос к ним не присматривался, а фонарь едва светил.
— Теперь спать, братва! — прошамкал Яцко. — Попика устроим, а завтра поговорим с капитаном. Он не осмелится нам отказать.
Утром Андрейко и Лука с Макеем говорили с капитаном. Тот внимательно выслушал просителей, но отвечать не стал. Лишь сказал, пыхнув трубкой:
— Хочу глянуть на вашего попика, как вы говорите. Ведите.
Капитан с интересом оглядел Назара. Он выглядел бедным, но в одежде чувствовалась некоторая аккуратность. Всё было французское. Удлиненное лицо с серыми глазами, темной бородкой и усами, прямыми бровями и длинными густыми волосами светлого шатена. Прямой нос и довольно яркие губы делали этого тридцатилетнего мужчину вполне привлекательным и приятным.
Де Казен спросил, растягивая слова:
— Так это ты монах, парень?
— Был монахом, месье, — ответил тот на отличном французском. — Теперь мещанин, с вашего позволения.
— Откуда так хорошо знаешь французский?
— Учился в Сорбонне, месье.
— Ого! Да ты ученый! Это хорошо!
— Не совсем так, месье. Я бросил университет. Немного не дотянул до бакалавра. Простите.
— Вот как? И какова причина, если не секрет?
— Не скажу, что секрет, но говорить не хотелось бы.
— Однако придется, монах. Говори, я должен знать всё!
Назар вздохнул, оглянулся на казаков и молвил:
— Женщина, месье капитан. Думаю, этим сказано достаточно.
— Вполне, — усмехнулся де Казен. — И ты желал бы идти в море?
Назар неопределенно пожал плечами, помолчал, но ответил потом:
— Я встретил своих — и в душе всё перевернулось, месье. Хотел бы попробовать, месье. Я многое умею, хотя еще в море не ходил.
Капитан подумал, огладил бородку, спросил:
— Другие языки знаешь?
— Английский и испанский, месье капитан.
— Гм! Отлично! В таком случае можешь подписывать контракт. Как тебя называть, монах?
Назар ответил, а в голове завихрились противоречивые мысли и чувства.
— Ну что ж, месье Назар, — усмехнулся капитан с веселым блеском в глазах, — поздравляю с назначением тебя на должность толмача и матроса. Иди, знакомься с народом и работами.
— Вот и устроилось, Назар! — воскликнул Губа, услышав, что произошло у капитана. — Интересно, что за контракт ты подпишешь? И что это такое?
— Это договор на участие в деле, — ответил Назар. — Там указываются твои права, обязанности, плата и наказания за невыполнение условий договора.
— Мы ничего не подписывали, — заметил Яцко.
— Вы пленные казаки, и вас просто использовали на бесплатной работе, — ответил Назар. — Но теперь, как вы говорите, вам необходимо это оформить. Я осмотрюсь здесь и попробую что-нибудь сделать для вас.
— А что за женщина у тебя была? — спросил Андрейко. — Рассказал бы, а?
Назар вздохнул, помолчал, словно не решаясь открыть тайну, но всё же молвил:
— Я с несколькими монахами был послан в Париж Петром Могилой для обучения европейской премудрости. Нас было восемь человек. Мы здорово взялись за учебу и два года корпели над книгами, изучая науки и языки.
— И ты всё это изучил? — ужаснулся Омелько.
— Какое там! Всего изучить и познать невозможно, Омелько. Но языки я знаю.
Назар замолчал. Было заметно, что он волнуется, переживает прошлое и не решается продолжать. И всё же, словно собравшись с силами, сказал:
— А потом я встретил женщину. Из старого рода, обедневшего, но знатного. И хоть ее отец был всего лишь шевалье, но это ни о чем не говорило.
— Погоди, Назар! — остановил того Лука. — Что это за шевалье?
— Вроде младшего дворянского титула, — ответил Назар недовольно.
— Лука, не перебивай! — озлился Омелько. — Пусть продолжает, пока нет работы и мы свободны.
— А я в сане, как вы уже знаете, — вздохнул Назар. — Долго колебался, сомневался. Так прошло с полгода. Знал я, что и она ко мне питает некоторые чувства, а потому решился и объяснился с нею. Она была в замешательстве, не согласилась, но не отвергла сразу.
— Вот стерва! — не выдержал Михай, с интересом слушая монаха.
— Зачем же так, — мягко ответил Назар. — Она не виновата ни в чем. А я после этого потерял голову, решив, что могу на что-то рассчитывать. Глупо, конечно, но я был так влюблен, что многого не замечал.
— Папаша заартачился? — вставил Терешко, как всегда со злобинкой в голосе.
— И не только, — вздохнул Назар. — Все родственники поднялись на дыбы. И теперь я их понимаю. Что я мог дать ей? Жил я на средства митрополита Могилы, а у самого ничего не было за душой.
— Ну и что! — воскликнул Петро. — Умыкнул бы — пусть тогда бы поплясали!
Назар снисходительно усмехнулся краем рта, помолчал, но отвечать не стал. Просто продолжил, как видно, желая сам побыстрее очистить душу от давно копившихся переживаний:
— Нет, так поступить я не мог. Я просто засел с головой за книги. Меня хватило месяца на три. Я опять искал встречи и нашел ее. Она была благосклонна ко мне, но я чувствовал, что это дается ей нелегко. Она понимала всю обреченность наших отношений. Понимал и я, но чувству не прикажешь. Около месяца мы тайно встречались.
Назар замолчал, отмахнулся ладонью от клубов табачного дыма, потом заметил:
— Как вы можете столько смолить этой дряни?
— Привычка, парень, — за всех ответил Макей. — Но продолжай, ты так гладко говоришь. Сразу видно грамотного человека.
— А что говорить-то? Расстались мы. Меня просто изловили, избили до полусмерти и бросили в Сену. Это река в Париже. Думали, что утону. Но я выбрался. Долго отлеживался среди нищего люда, пока не поправился. Но больше не пытался искать с этой женщиной встречи.
Назар замолчал. Казаки грустно переглядывались, не осмеливаясь нарушить горькие воспоминания нового товарища. И всё же Яцко не вытерпел и спросил:
— А как же учение?
— Бросил. Почти два месяца я провалялся больным. Деньги мои украли. Спасибо, что хоть подкармливали из сострадания добрые люди. Но жить мне не хотелось. Видимо, поэтому и долго не мог поправиться. Потом промышлял чем мог, используя те знания и умения, что приобрел в университете. Писал прошения, помогал в делах судейских, был секретарем одного скряги и вот подался сюда. Мне говорили, что здесь легче найти подходящую работу. Да, Париж мне больше не хотелось видеть.
— И давно ты тут, Назар? — участливо спросил Макей.
— С весны. Ничего путного мне найти не удалось. Зато встретил вас. А это мне так необходимо! Всё ж свои люди. Противно только то, что я не оправдал надежд моего учителя и благодетеля Петра Могилы. Стыдно и горько. Столько денег на меня было потрачено, а я так его подвел. Хотел на Украину пробираться, да как представлю себе встречу с учителем, так сразу же вся охота пропадает. Горько на душе, тяжело. Простить себе не могу!
— Э, парень! Это дело поправимое, — Макей выбил трубку о каблук. — Руки-ноги целы, голова на плечах вертится, а остальное приложится, даст Бог! Казаки потом целый день перетряхивали историю Назара, а вечером Омелько с Губой заявили всем остальным:
— Ладно, казаки. Будет горевать и лясы точить! Пошли в кабак, что под ивовой веткой. Там, может, в последний раз отведем душу в кружке с пойлом, каким нас потчует хозяин. Кто со мной? Назар, мы угощаем. Собираемся, гроши еще остались, а в море с ними делать нечего!
Человек восемь расселись в шлюпке, и весла дружно ударили по воде…
«Лис» неторопливо держал курс на юго-запад. Вторую неделю шло плавание, а подходящего приза не попадалось. Капитан де Казен злился и с удовольствием отводил душу на матросах, гонял их нещадно, раздавая оплеухи.
Зато частенько вел беседы с Назаром, увлекая его в каюту, где капитан напивался до чертиков, и Назар каждый раз опасался, что тот прикончит его за настойчивые попытки уложить в койку.
Ближе к осени всё же удалось взять два приза. Пустили на дно одного испанца, а португальца с грузом ценных пород древесины из Бразилии захватили.
— Этого отбуксируем в порт, — распорядился капитан. — Судно крепкое, его можно легко сбыть в любом порту.
Когда через две недели «Хитрый Лис» был уже недалеко от Нормандии, его встретил английский военный корабль.
Капитан сразу же понял намерения англичан и приказал готовиться к бою.
— Мы попытаемся уйти, — заметил он лейтенанту Реше. — Позиция у нас предпочтительней. Ветер нам благоприятствует, да и до вечера недалеко.
Оба судна подняли все паруса и попытались уйти от англичан. Те разгадали намерения французов и попытались отрезать им путь к берегу. Это им в какой-то степени удалось сделать. Расстояние сильно сократилось. Бортовой залп англичане произвели достаточно удачно. Два ядра угодили в борт ниже ватерлинии, а книппель — спаренные цепью ядра — повредил бегучий такелаж.
— Заделать пробоины! Приготовиться к залпу! — голос капитана был уверенным, зычности ему не занимать, а в хитрости он был вполне достойным соперником англичан.
Им повезло, что всё внимание англичан было приковано к основному противнику. А призовое судно тем временем оказалось в непосредственной близости и сумело залпом из трех пушек малого калибра сбить фок-мачту противника ниже марса. Она медленно завалилась, запутав снасти и частично порвав паруса грот-мачты. Вопли радости с бывшего португальского судна донеслись и до «Хитрого Лиса».
— Вот не ожидал от Ферона такой прыти! — гремел голос капитана. — Теперь у нас появился шанс, ребята. Огонь, пока мы не изменили курс!
Борт «Лиса» окутался дымом. Два ядра слегка задели рангоут галеона, не причинив никакого вреда, но тот уже был не в состоянии ответить. Поврежденное судно стало плохо слушаться руля. Этим воспользовались французы и отвернули в сторону.
Матросы с трудом заделали пробоины, истово работали помпами. Ход был сохранен. Надвигался вечер, море темнело.
Англичане сделали еще один залп. Ядра пролетели мимо, вспенив волны. Французы и казаки орали восторженно, радуясь, что им удалось избежать серьезных неприятностей.
Четыре дня «Хитрый Лис» добирался до ближайшего порта Лорьян. Дальше капитан не рискнул идти с повреждениями. Слишком трудно было откачивать воду, которая постоянно поступала в трюм.
Городок оказался мал, и экипажу едва удалось своими силами обеспечить ремонт судна.
Зато раненых удалось пристроить к хорошему лекарю. Их было мало, но один из них, Губа, был тяжел. Потом он больше месяца выкарабкивался из настойчивых лап костлявой, пока не стал на ноги и не окреп.
Капитан сумел продать захваченный португальский корабль, а груз отправил в Нант на мебельные фабрики и в мастерские. Остальное он оставил для поздних и более прибыльных торгов в Булони.
В Булонь пришли уже поздней осенью. Несколько раз спасались от шторма в разных портах. У Гавра их едва не выбросило на берег. Потом пришлось спасаться от четырех испанских кораблей, загнавших «Хитрого Лиса» в Дьеп.
В этом давнем пристанище корсаров и каперов всех мастей судно надолго задержалось. Капитану пришлось рассчитываться с давним кредитором, которого он неожиданно встретил в порту.
Назар потом рассказывал, что эти давние приятели оказались злейшими врагами.
— Выходит, наш капитан нечист на руку, — прошептал Лука зловеще.
— Еще бы! — воскликнул Назар. — Ему едва удалось откупиться от бывшего друга и собутыльника. Он считал его погибшим и не вернул долг семье.
— Этак и нам ничего не перепадет от этого, — опечалился Макей.
— Поглядим еще! — бросил Лука.
— Чего тут глядеть, хлопче! Тебя не спросят, — ответил Макей. — Сам знаешь, как требовать денег у панов.
— Ничего, и у нас теперь есть некоторые права, дядько Макей! — огрызнулся Лука.
Зима застала наших моряков в Дьепе. За время стоянки они много нового узнали от бывалых корсаров, побывавших в разных местах Атлантики.
Уже в Булони, куда вернулись в середине зимы, Лука как-то сказал Назару:
— Понимаю, что россказни дьепских матросов во многом пустые, но всё же интересно было бы узнать о далеких местах и землях побольше правдивого.
— А правду ты сможешь узнать, лишь побывав там сам. Знаешь, какие любители матросы на разные байки и небылицы. Но многое из их рассказов и правда.
После этого разговора он стал сближаться с Назаром. Тот не сопротивлялся этому — юноша ему нравился. Он заметно отличался от остальных казаков. В нем Назар заметил искорки чего-то другого — мягкого, незлобивого и в то же время достаточно сильного и, главное, вдумчивого. Назару нравилось в Луке стремление узнать что-то новое.
Так помаленьку у них завязалась дружба.
Яким Штаны заметил это и не раз приставал к Луке с претензиями, что тот перестал замечать старого друга.
— С чего ты взял, что я с тобой не дружу, Якимко? — пытался оправдаться Лука. — Если я дружу с Назаром, это ничуть не мешает и нашей дружбе.
— Ты всё больше с ним общаешься, Лука, — продолжал канючить Яким.
— С ним интересно, Якимко! Он много знает, и я многому учусь у него. Что тут плохого или обидного для тебя?
Друг пожал плечами. Ответа у него не было, но осадок отчужденности не покидал юношу.
Как и ожидали казаки, им досталось меньше призовых денег, чем они должны были бы получить. И матросы высказывали недовольство. Капитан же оправдывался слишком большими расходами на ремонт судна, потом обещал выплатить остаток после следующего похода.
Из-за этих обещаний большинство матросов не согласились покинуть судно. Они заключили новый договор и теперь ожидали хорошей погоды и попутного ветра, чтобы выйти в море.
Наконец, в начале марта было объявлено, что уход в море состоится в самое ближайшее время. После жестокого шторма, который загнал все суда в гавань, наступили погожие дни. Ветер позволял выйти в море.
Отремонтированный и окрашенный «Хитрый Лис» горделиво покинул гавань, и к вечеру берег растаял в предвечернем туманном море.
Шли курсом на юго-запад. Начались трудные и голодные времена. Матросы и казаки опять сели на сухари, горох, чечевицу и солонину, уже тронутые плесенью и гнилью. Опять бессонные ночи и множество работы со снастями. Погоды были неустойчивыми.
— Казаки, — зашептал однажды взволнованный Андрейко. — Я слышал, как Ферон говорил, что капитан намерен отправиться к берегам Америки! Это ж так далеко! Даже жуть берет!
— Да, это занятно, — молвил Лука, хотя в душе был доволен. — В Дьепе мы слышали много о тех местах. Там много добычи можно себе отхватить!
— Мне это не нравится, — мрачно заметил Терешко. — Слишком далеко. Как мы сможем вернуться?
— Возвращаются же другие, — бросил Лука и посмотрел на Назара.
Тот хранил молчание, в разговор не вмешивался, но что-то в голове держал.
На траверзе мыса Ортегаль, что на севере Испании, повстречали испанский купеческий корабль. Мористее марсовый заметил на самом горизонте паруса еще нескольких судов. Видимо, шел караван из Америки, а этот одинокий парусник отбился от остальных, спеша побыстрее укрыться в родном порту.
— Приготовиться к бою! — прокричал капитан в рупор. Матросы бросились выполнять приказ.
Палубу и паруса поливали водой, сыпали песок, готовили оружие и крюки с сетями, заряжали мушкеты и пушки.
До порта Ортигейра было еще миль сто с лишком, и уйти тяжелогруженому судну было невозможно.
«Хитрый Лис» пошел на сближение. Предупредительный выстрел из пушки потребовал лечь в дрейф. Испанец пытался уйти, подняв все паруса. Ветер был довольно свежим, и маневрировать было легче французам. Их судно было быстроходнее и не отягчено грузом.
Не прошло и полутора часов, как суда сблизились. Пушки «Хитрого Лиса» грохнули залпом. Корпус судна, качнувшись, обволокло дымом.
— Какого черта! — орал капитан. — Ни одно ядро не попало в цель! Собаки вонючие! Всем морды набью! Разворот левым бортом! Дьявол вас забери! На реи!
Матросы бросились на ванты. Распустили верхние паруса. Их повернули в соответствии с маневром судна. Расстояние уменьшилось, и новый залп прогрохотал над волнами.
На этот раз он был более удачным. Стеньга грот-мачты накренилась и рухнула на палубу. Из кормовой надстройки потянуло дымом.
— Стрелкам приготовиться! — вопил капитан. — Сближаемся! Пушки зарядить картечью! Быстрее, медузы паршивые! Кашалот вас проглоти!
Испанцы, надеясь на помощь далеких кораблей, начали отстреливаться. Их пушки палили торопливо, вразнобой, большая часть ядер не достигала цели. Но на «Лисе» уже вопили раненые. Их, пока было время, стаскивали в трюм, где оказывали помощь.
Затрещали мушкетные выстрелы. Испанцы отчаянно защищались. Но корабли на горизонте не приближались. Наоборот, их паруса исчезали, и французы уже собирались праздновать победу. По огневой мощи «Хитрый Лис» был сильнее испанского корабля, а по маневренности превосходил его многократно.
Казаки и матросы скрывались за толстыми досками фальшборта. Он трещал, щепки летели на палубу от попадания пуль. Испанцы палили залпами, в перерывах между ними беспрерывно палили французы, меняя мушкеты, которых пока хватало. А испанский огонь редел. Было заметно, что много тел уже покрывали палубу.
В ход пошли пистолеты. Борта испанца уже притягивались крючьями, матросы готовы были броситься на абордаж. В это время две пушки «Лиса» громыхнули картечью. Палуба брызнула кровью. Человек пять испанцев упали, остальные в растерянности замешкались, ожидая нового выстрела.
Французы полезли на палубу, рубя, коля и хватая испанцев. Защитники пали духом. Ожидаемой помощи не было. Они поднимали руки, падали на колени, моля о пощаде. Их никто не слушал, и рубили уже беззащитных.
— Всех за борт! — гремел голос капитана. — Очистить палубу! Осмотреть груз!
Де Казен носился со шпагой и разряженным пистолетом в руках по палубе, потом забрался в капитанскую каюту, позвал Назара, и они стали обыскивать каюту.
— Искать карты, лоции и ценности! Письма, если попадутся, сохранить!
— Сундук надо расколоть, капитан! — бросил мимолетный взгляд Назар и стал сбивать замки. — Вот бумаги, капитан! И деньги…
— Хорошо, Назар! Потом прочитаешь. Убери пока от глаз подальше. Всё! Теперь груз. Оставайся здесь и собери что надо для отправки на наше судно. Я пошел!
Груз был обычным для таких кораблей. Табак, ценная древесина, немного жемчуга, краска и смола, но главное — много продовольствия. И никакого оружия, кроме того, чем отбивались в бою.
— Всё оружие и припас к нему — на корабль! — распоряжался капитан. — Продовольствие, вино и воду перегрузить! Одежду с убитых снять, все ценное забрать и перегрузить! Поторопитесь, олухи!
— Чем это капитан недоволен? — спросил Яцко у Луки.
— Да кто ж его разберет! Можно спросить у матросов. Они лучше знают.
— Мало ценностей, — лаконично ответил один из матросов на вопрос Луки.
Еще не наступила ночь, а корабль испанцев запылал огромным костром. Он долго был виден на горизонте, пока «Лис» отходил на восток.
Три недели «Хитрый Лис» тащился до ближайшего порта Байонны. Противные ветра и штормящее море сильно затрудняли плавание, а матросы просто выбивались из сил. Одна отрада — обильная и хорошая еда, добытая из трюма испанца.
Городок в устье речек Адур и Нив был слишком мал, чтобы там застаиваться. Капитан де Казен с трудом нашел покупателей на груз. Он спешил избавиться от него по каким-то неизвестным матросам причинам, и небольшой ремонт судна провели в считанные дни.
Лука с некоторым сожалением покидал городок. Он вспоминал девушку Мари, которая попалась ему в первый же день стоянки. Они отлично провели пять дней, и теперь карманы его были полностью опустошены. Он не жалел об этом, хотя над ним и посмеивались товарищи.
— Зато получил полное удовольствие, — огрызался Лука. — Девчонка — просто ягодка! И я жалею, что мы расстались, казаки.
— Ничего, Лука! Их будет еще много на твоем пути! — похохатывал Омелько.
— Но Мари мне запомнится надолго. Мы просто любились — и больше нам ничего не требовалось.
Назар поглядывал на своего юного друга, слегка улыбаясь. Ему всё больше нравился этот молодой казак. Назар с удовольствием делился с ним своими знаниями и даже обещал подучить друга французскому. Особенно им хотелось приступить к чтению. Назар уговорил Луку начать учиться читать.
Глава 7
«Хитрый Лис» вышел в океан. Стояла свежая погода. По небу ползли белые облака. Огромные пологие волны мерно качали судно. Оно шло длинными галсами — ветер был не совсем благоприятный. Матросы сильно уставали.