Друзья последний раз обнялись, перецеловались. Шлюпка отвалила, и потом долго еще друзья махали друг другу руками, пока судно поднимало якоря, ставило паруса и медленно разворачивалось, набирало ветра в паруса и неторопливо тянулось к выходу в открытое море.
   Долгих полтора часа наши новые поселенцы еще провожали глазами корабль. Перед последними рифами борт судна окутался дымком прощального салюта. Ветер отнес дым в сторону, а корабль медленно скрылся за дальним утесом, унося друзей в неизвестность.
   В понуром состоянии поселенцы потащились к тарантасам.
   — Вот и остались мы совсем одни, — вздохнул дядька Макей, отвернулся и украдкой смахнул предательскую слезинку.
   Новоселы вернулись домой с грузом закупленных товаров и продовольствия.
   Работ на участке было очень много. Необходимо было расчищать площади под пашню, знакомиться с новыми культурами, делать посевы, производить посадку бананов, кокосовых пальм и главного для пропитания — маиса и маниоки.
   Лука, вынашивавший мечту о собственном судне, пытался уговорить Назара приступить к его постройке.
   — Сейчас это не реально, Лука, — отнекивался Назар. — Забот и без него хватает. Оставим это на потом.
   — Жаль. Мне хотелось бы посетить Сен-Мартен.
   — Сен-Мартен? Не к своей Луизе ли собрался?
   — А почему нет? Мне она очень нравилась и до сих пор не выходит из головы. Баба очень приятная. И богатая к тому же. А это нам не помешает, особенно сейчас. Стоит попытать счастья.
   — Она же венчанная жена! Как можно думать об этом, Лука?
   — Она готова была бросить всё ради меня. Ты должен понимать меня, Назар.
   — Мне будет трудно это понять, друг мой. Всё ж я еще немного монах.
   — Пора и тебе забыть свой сан. Мы уже не в Украине живем. А без хозяйки никак не обойтись. А здесь женщин слишком мало, трудно найти хоть какую.
   — Тут ты прав, — согласился Назар. — Я хотел бы тебе помочь в этом. Надо попросить наших знакомых поставить нас в известность, если появится какая подходящая для тебя особа. Так что можешь готовиться. В ближайшее время я буду в поселке и договорюсь.
   Лука поглядел на Назара, и ему показалось, что тот слишком уж благосклонно и с излишней готовностью откликнулся на его замысел. Это показалось ему занятным. Усмехнувшись про себя, Лука отметил, что Назар еще лелеет надежду на встречу с индианкой.
   Однако забот было слишком много. Они поглощали все мысли и силы поселенцев и будущих плантаторов. И главной были рабы. Их пока трудно было прокормить. Нехватка продуктов постоянно о себе напоминала. Часто приходилось и самим сидеть на полуголодном пайке, но выхода не было.
   — Назар, я настаиваю на постройке хоть небольшого судна. Можно будет наладить рыбную ловлю и тем первое время прокормиться. Да и продавать в поселок, коли улов хороший будет, — и Лука с интересом поглядел на друга.
   Тот немного подумал и вдруг, оживившись, воскликнул:
   — Я согласен с тобой, Лука. Но где ты найдешь плотников, знающих толк в этом деле? В поселке? А вдруг их там не окажется?
   — Мы и сами сможем небольшое суденышко построить. Для прибрежного лова. В два десятка шагов длиной. Этого будет достаточно.
   — Хорошо. Но пусть это будет только твоя забота. Сам управляйся. Дам тебе троих чернокожих, и руководи ими. И поищи плотника в поселке.
 
   Лука с рвением приступил к заготовке материала. Лес рос поблизости, и он с неграми приступил к его заготовке.
   Но прошло не менее месяца, прежде чем удалось заложить судно. К этому времени нашелся плотник, сведущий в этом деле.
   И Лука многому научился у этого пожилого француза, делавшего всё медленно, но добротно.
   — Прежде всего необходимо установить килевую балку, мосье, — предлагал плотник, которого звали Аман Ларю. Он был низковат, кряжист и молчалив. Лет этому человеку было под пятьдесят, прибыл он на Гваделупу около полугода назад.
   — Делай, как считаешь нужным, Ларю, — с готовностью ответил Лука. — Главное, чтобы судно было вместительным, остойчивым и хорошо ходило под парусом.
   — Не слишком ли много требований, месье Люк.
   — Хорошо. Я согласен, но и ты уж постарайся сделать получше.
   Оказалось, что постройка судна, даже такого небольшого размера, требовала больших затрат. Нужно было закупить много железа и изготовить необходимые детали крепежа: блоки, скобы, болты и многое другое.
   — Приходится мне самому тратиться на всё это, Назар. И это достаточно дорого. Как бы нам организовать у себя кузницу? Может, найдутся среди негров умельцы по этому дела?
   — Откуда им знать кузнечное дело, Лука? Они же полные дикари.
   — И всё же я попробую. Чем черт же шутит. — И оказалось, что среди негров нашлись кузнецы.
   Только уговорить Назара отпустить их на эти работы было нелегко.
   — Как ты не поймешь, что в хозяйстве всегда надо иметь кузнеца, — кипятился Лука. — Ремонт инструмента, повозок, подковать лошадь, и всё это надо добывать в поселке? Тратить деньги и время на поездки? Это просто не выгодно!
   — Хорошо, хорошо! Убедил! Бери своих двух кузнецов и оборудуй кузницу. Я согласен с тобой. Она нам необходима.
   Так в хозяйстве задымил горн, застучали молотки, и скоро эта кузница показала свою необходимость и полезность в хозяйстве.
   Главным кузнецом был назначен тощий негр лет сорока с очень черным лицом и короткими кучерявыми шерстистыми волосами на голове. Его толстые красные губы были неприятно вывернуты, желтые большие зубы выпирали изо рта, глаза, слегка навыкате, смотрели пристально и таинственно. Звали его Яо Сипи.
   Он был рад своей новой работе и горд тем, что его отличили от остальных. Его помощника звали Асамо, он был низкорослым, плотным и говорливым.
   Они вдвоем споро трудились, и Лука позволил им уже через две недели построить отдельные хижины поблизости от кузницы.
   Острая нехватка женщин часто портила мир и спокойствие в колонии. Это ощущали не только белые поселенцы, но и негры. Несколько негритянок попали сюда вместе с мужьями, на которых остальные рабы постоянно поглядывали с жестокой завистью.
   — Нам надо что-то делать с этим, — говорил Савко и кивал в сторожу женщин, занятых на кухне под навесом, крытым пальмовыми листьями.
   — Что тут сделаешь, — сокрушался Назар. — Рабов слишком мало, и брать женщин неоткуда. Постараюсь прикупить хоть парочку.
   — И устроить публичный дом, — предложил Колен без тени шутки.
   — Пустое говоришь, Колен, — ответил Назар, но в голосе его не слышалось уверенности. Он поглядел на остальных товарищей, вздохнул. — А может, ты и прав. Надо подумать и прикинуть.
   По-видимому эта мысль запала Назару в голову, потому что не прошло и месяца, как он привез из поселка двух женщин. Одну купил, вторая была метиска, и он обещал ей хорошее вознаграждение за работу и даже отпустить после рождения ребенка. Именно это было одним из условий найма.
   Больную негритянку он просто купил задешево, надеясь, что та выздоровеет и послужит своим телом обществу.
   — Зачем было покупать больную? — заволновался Макей. — Что проку от нее?
   — Попробуем вылечить, — ответил Назар. — Других просто никто не соглашался продавать. Хорошенько накормим, и с Божьей помощью она поправится.
   — Будем лечить, — коротко бросил Лука. — У нас здесь имеется колдун из рабов. Я слыхал, что он может многое. Поговорю, может, он и вылечит ее.
   Лука нашел на лесоповале колдуна. Это был пожилой мужчина лет пятидесяти с небольшой седой уже бородкой, кучерявившейся на лице. Пронзительные глаза смотрели умно и беззлобно.
   — Тебя Эфу звать? — спросил Лука.
   Негр обернулся, глянул на белого господина, утвердительно кивнул.
   — Хозяин привез новую женщину. Она страдает. Ты должен помочь ей. Вылечишь — получишь ее первым на целую неделю. Да и я тебе заплачу за это. Позволю отправлять ваши обряды и молиться своим богам.
   Эфу долго смотрел в глаза Луке, а потом, опять же молча, кивнул.
   — Тогда бросай работу и иди за мной.
   Эфу долго разглядывал негритянку, что-то спрашивал, согласно кивал, а потом повернул продолговатую голову к Луке и молвил:
   — Лечить я, господин. Быть хорошо. Она быть мой. Мешать я нет.
   — Делай как знаешь, но вылечи. Тебе никто не будет мешать.
   Эфу с некоторым недоверием посмотрел на Луку, но не ответил ничего. Взял женщину за руку и уверенно повел к лесу. Лука проводил их глазами, вздохнул.
   Любопытство разбирало его. Он долго колебался, потом взял пистолет и отправился в лес по следам негров.
   Не прошел он и четверти мили, как услышал глухие удары бубна. Лука остановился, прислушался и пошел дальше. Скоро он оказался на невысоком холмике. Звуки доносились из глубины небольшого оврага. Тянуло дымком, и его запах был необычен.
   Луке очень хотелось поглядеть, что делается в овраге, но он решил, что не стоит искушать судьбу. Мало ли что может произойти при чужих глазах. Пусть знахарь занимается своим делом. Лишь бы была польза.
   Вечером Эфу вернулся с женщиной. Та была истомлена, измучена, но в глазах ее Лука заметил проблеск чего-то хорошего. Они светились уже не таким мутно-тоскливым светом.
   — Что скажешь, Эфу? Получается у тебя? — Негр согласно кивнул и ответил:
   — Плохая боль, господин. Много день лечить.
   — Мне кажется, что у тебя получается хорошо, Эфу. Женщина вроде бы довольна. Не такая хмурая и подавленная.
   — Женщина быть мой, господин.
   — Не поспешил ли ты с этим, Эфу? — усмехнулся Лука.
   Колдун не ответил, но Луке показалось, что он попал в цель. Это его позабавило. Препятствовать он не стал, решив, что колдуну виднее. Тем более что негритянка выглядела уже получше.
   Приблизительно через неделю Эфу заявил, что больная здорова. Негритянка стояла рядом, и вид у нее был смущенный и просящий одновременно.
   — Что ж, Эфу, — усмехнулся Лука. — Ты ее заслужил. Можешь жить с ней две недели. Потом она понадобится другому.
   В глазах колдуна промелькнуло что-то недовольное. Он всё же промолчал, а Лука сказал уверенно:
   — Я не нарушаю своего обещания, Эфу. Я даю ее на целых две недели. Это больше, чем я обещал. И вот тебе монета за работу. — И обернувшись к негритянке, спросил: — Ты лучше себя чувствуешь? Ничего не болит больше?
   — Нет, господин. Ничего не болит. Эфу меня вылечил. Боги вас наградят. Спасибо, господин!
   — Вот и хорошо! Живи и радуйся! Через две недели тебе построят хижину, и ты будешь жить одна, принимая посетителей по своему вкусу.
   Негритянка не всё поняла, но в главном разобралась. Она понуро стояла, не смела поднять глаза и протестовать. Луке стало ее жаль.
   — Лука, а колдун-то делает успехи! — усмехнулся Назар. — Негритянка-то здорова. А я ее купил почти что задаром. Выгодная сделка оказалась. Может, и дальше покупать хворых, а? А что он с ней делал?
   — Хотел я подсмотреть, но не решился. Забоялся, что могу навредить.
   — Экий ты пугливый, Лука! Я бы не устоял. Интересно же глянуть, как этот черный колдует над больными. Но должен признаться, что не верил этому твоему колдуну. И что теперь ты намерен делать с ним?
   — Ничего, Назар. Пусть работает и лечит одновременно. Думаю, что благодаря ему многие невольники останутся еще живы.
   — Что верно, то верно, — согласился Назар. — Без них нам хозяйство не поднять. Вон местные французы почти все сами вынуждены делать. Когда еще привезут рабов, а индейцы не соглашаются работать.
   — Кстати об индейцах, Назар. Я слышал от негров, что они появились на границах наших владений и что-то высматривают.
   — Да? Это плохо, Лука. Можно ожидать нападения, а у нас и оружия мало. Два пистолета да три мушкета. Если нападут, то нам не отбиться. Эти карибы очень воинственны и опасны.
   — Поедешь в поселок — постарайся купить хоть сколько-нибудь мушкетов и пули к ним с порохом. Но лучше просто свинец. Это будет дешевле.
   — Это хорошая мысль, Лука. Обязательно. А как твой корабль?
   — Слишком медленно, Назар, продвигаемся. Людей мало. Но остов уже стоит. Бимсы поставлены, башмаки для двух мачт установлены. Теперь промаслить их, и можно приступать к обшивке.
   — Я смотрю, ты хорошо придумал с кузней. Я не верил, что негры могут кузнечить, а теперь мы много экономим и в деньгах, и во времени. Голова у тебя есть, Лука, — и Назар похлопал друга по плечу.
   Слухи об индейцах продолжали витать в воздухе. На острове находилось три или четыре туземных деревни, жители которых начали делать набеги на поселенцев. Имелись уже убитые. И французы готовы были уже организовать карательную экспедицию против индейцев.
   Это были неприятные вести. Наши поселенцы принимали меры предосторожности, однако их было явно недостаточно. Слишком беззащитно они выглядели перед этими аборигенами.

Глава 12

   Время бежало быстро, а дел не убавлялось.
   Лука всё беспокоился об индейцах. Пришло известие, что у перешейка они сожгли усадьбу и убили двух французов. Это уже было ой как серьезно. Наши поселенцы теперь не расставались с пистолетами и шпагами.
   Лука смастерил несколько тугих луков, раздал их неграм, которые быстро и хорошо вспомнили старые навыки. Это отнимало некоторое время, но было необходимо.
   Он часто отправлялся в лес на склонах холмов на поиски подходящих для судна деревьев. Лука их отмечал, потом негры пилили их, свозили к верфи на берегу, там сушили и обрабатывали.
   Постройка корабля всё же продвигалась, хоть Лука частенько переживал по поводу медленности работ.
   Кузня не успевала выполнять все заказы, Лука нервничал, торопил, но дело двигалось слишком медленно.
   И сейчас, пробираясь по склонам холмов, он успокаивал себя мыслью, что не так уж всё и плохо.
   Выйдя на небольшую полянку, Лука заметил на краю ее дерево, подходящее для суденышка. Он вытащил мачете и сделал затес на коре. Отдохнул и поднялся, собираясь идти назад. Четверо индейцев с раскрашенными лицами и с изготовленными для стрельбы луками стояли в десяти шагах, напряженно глядя на белого человека.
   Рука метнулась к рукояти пистолета, но в то же мгновение ее пронзила боль. Стрела пронзила мякоть и вышла по другую сторону руки, оцарапав живот. Кровь закапала из-под стрелы.
   Индейцы молча подошли, один из них, с размалеванным лицом и грудью, бесцеремонно отломал наконечник и рванул стрелу из раны. Лука непроизвольно вскрикнул, в голове помутилось, ноги подкосились, и он повалился на траву.
   Очнулся он тут же, но не заметил, как его пистолет оказался в руках того же индейца. Тот усмехнулся, обернулся к воинам, что-то сказал, толкнул Луку ногой и показал, что надо подниматься.
   Лука поднялся. Боль в руке жгла огнем. Кровь обильно капала на траву. Он стащил с шеи платок, перетянул, как мог, рану и повесил руку на платке, забросив его на шею.
   Индейцы молча смотрели на него, ухмылялись и ждали.
   Старший что-то заговорил, жестами показал, что надо двигаться, и все они углубились в лес, где вскоре вышли на малозаметную тропу, исчезающую в зарослях подлеска.
   Его не связали, полагая, что с раной убежать он не сможет. Лука и в самом деле еще не помышлял о побеге. Его больше беспокоили боль в руке и собственная судьба.
   Лука быстро устал, еле передвигал ноги. Индейцы подталкивали его в спину и негромко переговаривались.
   Хотелось пить, но воды у него не было, а туземцы не предлагали. Приходилось терпеть и ждать. Только чего? Он этого не знал.
   Сколько прошло времени, Лука не знал. Слишком плохо он себя чувствовал, чтобы следить и за тропой, и за временем.
   Но вот тропа расширилась. Идти стало легче. Послышались голоса, лай собак и смех женщин. Лука встрепенулся, поднял голову. И удивился, заметив, что солнце сильно склонилось к земле — значит, шли они довольно долго. Усталость камнем давила на плечи, в глазах ходили цветные круги.
   Наконец группа вышла к деревне. Толпа ребятишек и прочих любопытных с криками окружила Луку. Ему уже всё было безразлично, кроме боли и жажды, томившей его всё это время.
   Он мутными глазами обвел площадь, заполненную людьми и собаками. Здесь же прыгали обезьянки, верещали, скалили желтые зубки.
   Его отвели в хижину, стоявшую тут же на площади, и он с наслаждением лег на подстилку из кукурузных листьев. Огляделся по сторонам и в полумраке заметил глиняный сосуд приземистой формы. Потянул его. Там плескалась вода. Он с жадностью припал к краю горшка, расплескивая драгоценную влагу. Стало легче.
   Лука пытался было задуматься, прикинуть свое положение. Не получалось. Он ощущал лишь слабость, усталость и наступавшую лихорадку. Его неудержимо клонило на пол, и он повалился, придерживая раненую руку. Глаза сами закрылись. Он заснул.
 
   Проснулся он в темноте. Было немного душно. Его бил озноб. Рука горела. Лука пошарил свободной рукой по полу, нащупал горшок и с трудом поднес к губам, боясь уронить. Слабость давила, а тут еще и озноб.
   Боль не давала заснуть. Он не знал, сколько времени оставалось до рассвета. Было почти тихо, и лишь лай собак или шорох мелких животных в ближних кустах доносился до слуха Луки. В голове было пусто. Думалось плохо и отрывисто.
   Утро наступило неожиданно и быстро. В щели его хижины просочились солнечные лучи, и стало посветлее.
   Вошли двое молодых индейцев в набедренных передниках с чистыми лицами. С напускным спокойствием и бесстрастностью они вытащили Луку на свет. Бросили на вытоптанную площадку. Он оглянулся по сторонам.
   Большой дом, крытый листьями, стоял рядом, и на его пороге сидели какие-то мужчины почтенного возраста, наверное, старейшины деревни. Вокруг теснились хижины.
   Ни женщин, ни детей поблизости не было. Они мелькали в отдалении, занимаясь повседневными делами.
   — Белый человек боль? — услышал он исковерканный французский. Говорил довольно молодой воин с бусами из раковин на груди. Лука согласно закивал.
   — Старики дать ты шаман. Шаман делать боль вон.
   Лука с трудом соображал, о чем говорит индеец. В голове было муторно, хотелось пить. Он заметил, что старики разговаривают и поглядывают на него.
   Вдруг кто-то тронул Луку за плечо. Он обернулся. Перед ним сгорбился седой хилого сложения старик и поманил за собой.
   Лука с трудом встал, прошел в дальнюю хижину. Это оказалось жилище колдуна и знахаря. Это было понятно по пучкам трав, подвешенным к жердям у потолка, и по рядам горшков, стоящих на полках. Они были испещрены затейливой резьбой и выглядели достаточно таинственно.
   Знахарь осторожно размотал платок и осмотрел руку. Она опухла, покраснела. Он достал горшок, подлил в него горячей воды из стоящего у огня горшочка. Смочил в отваре хлопковую вату и приложил к ране.
   Сильная боль обожгла руку. Лука заскрипел зубами, обильный пот оросил тело. А шаман продолжал прикладывать к ране вату, и с каждым разом больного пронзала жгучая боль. Но потом Лука ощутил, что она утихает.
   Шаман смазал рану вонючей мазью, приложил еще какой-то лист и довольно туго перевязал белой хлопчатой тканью. Он что-то бормотал, махал руками, гремел погремушкой из маленькой тыковки, вскрикивал и пританцовывал на месте.
   Всё это Лука видел словно через полупрозрачное стекло. До него мало что доходило, пока шаман не окурил его дымом вонючего табака. Дым он пускал на руку Луке, продолжал бормотать, иногда подвывал противным голосом. Затем сунул к губам горшок с настоем, горьким, словно желчь. Лука машинально выпил, поморщился от отвращения, а потом откинулся на спину и застыл.
 
   Очнулся он днем. Рука ныла, но это была уже не та изнуряющая боль, а тихая, нудная, хотя противная, но вполне терпимая.
   Он лежал один в хижине колдуна. В деревне слышались голоса, лай собак и крики детей. Он снова не смог сосредоточиться. В голове звенело, озноб продолжал трясти, хотя и не так сильно. Лоб был горячий, и это обеспокоило молодого человека.
   Появился шаман и злым взглядом оглядел пленника. Дал еще выпить настоя, добавив в него желтого порошка невероятно горького вкуса, и удалился, оставив горшок холодной воды. Видимо, недалеко был родник. Вода была вкусная, или Луке так хотелось пить, что любая могла показаться нектаром.
   Незаметно он заснул и проснулся лишь вечером. Сквозь щели в стене светил костер. Дымок приятно щекотал ноздри. Хотелось есть, но пить больше. Он напился, услышал возглас мальчишки. Видимо, тот наблюдал за Лукой и подавал сигнал о его пробуждении.
   Опять появился шаман, подбросил в костерок сухой травы. Хижина осветилась, шаман оглядел Луку, пощупал шею, полез под мышки, потрогал живот, потом нос.
   Опять дал желтого порошка. Запил его Лука другим отваром, не таким горьким. Огляделся и заметил на листе пальмы какую-то еду, голод заставил протянуть к ней руку. Это были ананасы, маниоковая лепешка и сок с медом.
   Шаман внимательно наблюдал за тем, как ест белый человек, потом пробормотал что-то и удалился. Но вскоре вернулся и стал молиться перед идолами, расставленными на полке. Потом начал возиться у низкого топчана, где перебирал что-то в полутьме, пока не улегся в гамак и тут же засопел.
   Лука долго лежал и с радостью ощущал, что боль в руке утихает. На душе полегчало, а голова прояснилась и могла осознанно мыслить.
   Прошло еще два дня. Лука постоянно думал о том, что его ищут, волнуются, а он не может дать весточку о себе и не знает, что ему уготовано.
   Рука медленно исцелялась. Лихорадка почти прекратилась. Жар прошел, и Лука уже ощущал себя в состоянии принимать какие-то решения. И он, естественно, задумался о побеге. Правда, он не знал, в какую сторону надо бежать.
   Однажды его повели в тот большой дом, но внутрь не впустили. Он стоял перед четырьмя старейшинами, среди которых был и вождь деревни.
   Индейцы, не любители длинных разговоров, тут же приступили к делу. Переводил тот же молодой индеец, что и вначале.
   — Белый человек быть свобода. Дать десять мушкет, пуль, порох.
   — У меня нет столько, — ответил Лука, понимая, что торг здесь бесполезен.
   — Добыть, дать, свобода, — коротко заявил индеец после совещания со стариками. Их лица были решительны и бесстрастны. Амулеты на груди зловеще шевелились при их движениях, перья в волосах трепыхались.
   — На это нужно время. Я и так много мушкетов отдал вашей женщине.
   Это возбудило интерес старейшин. Индеец перевел:
   — Какой женщине? Не понимать.
   — Я забыл, как ее звать. Это было на Доминике, так мы называем этот остров.
   И Лука подтверждал свои слова жестами. Показывал на лоб, где у женщины была ровная челка, на глаза, показывая на небо и объясняя цвет. Наконец его поняли. Молодой переводчик спросил:
   — Катуари? Женщина имя Катуари?
   — Да, да! Катуари! Я вспомнил! Это ей я дал десять мушкетов и пистолеты! Она меня знает! Мы хорошо ладили.
   Старцы долго переговаривались, потом молодой индеец сказал:
   — Вождь быть думать. Иди сон, еда, пить. — Лука удивился, но понял, что его знакомство с индианкой что-то для этих дикарей значит.
   Его отвели в крохотную новую хижину. Она, как подумал Лука, была построена, видимо, специально для него. Он залез в нее, увидел на листе фрукты и обрадовался еде. Он был голоден, хотел мяса, но и фрукты с печеной тыквой были хороши.
   Он лежал и думал. Как добыть столько оружия? Оно ведь будет использовано против них же и других поселенцев. Но и выбраться из деревни он не мог. Знал, что мальчишки постоянно следят за ним и донесут о любой попытке побега.
 
   На другой день Лука получил досочку, и молодой индеец-толмач сказал:
   — Рисовать слово белый человек. Я нести твой люди, получать мушкет.
   Лука понял, что от него требуется. Вздохнул, взял острую палочку, обмакнул в горшочек с краской и задумался. Что же писать? Да и пишет-то он с трудом. Индеец напряженно следил за ним. Следил и молчал.
   Наконец Лука приступил к письму. С трудом, но всё же справился с этим непривычным делом. Он написал: «Я в плену у индейцев. Они требуют за меня десять мушкетов, пули и порох. Я не знаю, где нахожусь. Смотрите сами, как поступить. Лука».
   Индеец внимательно смотрел за тем, как старательно Лука чертил буквы. Он взял дощечку, просмотрел ее, словно умел читать, потом глянул на Луку, спросил:
   — Рисовать верно?
   — Конечно! Что мне остается? Неси в усадьбу. Пусть сами решают, что делать, — ответил Лука, а в сердце защемило. Было неуютно и страшновато.
   Индеец ушел, захватив дощечку.
   Луке оставалось теперь только ждать.
   Рука подживала, он уже мог свободно шевелить пальцами. Опухоль почти исчезла. А шаман продолжал смазывать и перевязывать руку, поить отваром и порошком, который уже не лез в горло, но так хорошо помог против лихорадки. Лука свободно бродил по деревне, но сзади обязательно маячили мальчишки с легкими дротиками в руках и луками за спинами.
   От этих сторожей никуда не скроешься. К тому же они прекрасно знали местность, а у него было лишь смутное представление о ней. Правда, он заметил на юге вершину вулкана и по ней приблизительно определил свое местонахождение.
   Проходили дни в томительном ожидании. И вдруг в деревне послышались голоса, явно не обычного характера. Судя по возбуждению, здесь ожидали скорого прибытия гостей.
   Лука вышел встретить прибывающих в деревню гостей. Они показались на тропе в окружении толпы местных индейцев, а на околице их встречали старейшины и вождь.
   Лука всматривался в лица прибывших и с волнением ожидал, что это может значить для него. Но о нем, казалось, все позабыли. Он огляделся и с сожалением убедился, что один сторож всё же остался.
   Он проследил, как гости проследовали к большому дому, остановились у порога, обменялись подарками, выкурили трубку и уселись полукругом для беседы.