Волошин Юрий. Казаки-разбойники

   — Что это? — крикнул Лука, поспешив соединиться со своими казаками. Те уже спешились и обтирали мокрые крупы своих лошадей. Хорошие лошади — вот их последнее спасение от поднимающихся по пологому склону шведов.
   — Да кто ж его знает! Что-то там случилось. Хоть бы не отрезали нам отход! Но сдается мне, что это что-то получше, чем окружение, — отвечал ему замученный казак с кровавым потеком, спускающимся по лицу.
   Скоро все увидели, как конная масса приближается к ним. Опытным глазом можно было легко заметить, что это свежие лошади, а по одежде казаки поняли, что это подкрепление, пришедшее неизвестно откуда.
   — Сотня! По коням! Освободить проход! Это свежие силы! — Сотник поспешил вскочить в седло и погнал коня в сторону. Сотня бросилась следом.
   Несколько тысяч конников пронеслись мимо, оглашая окрестности воплями и размахивая саблями.
   — Слава богу! Хоть передохнем, а то и в седле трудно усидеть, не то что орудовать саблей, — проговорил пожилой казак с седым оселедцем и без шапки.
   — Да, Панас, пусть теперь сами поработают, — согласился его сосед.
   А Лука крутил головой в поисках Якима. Тот оказался на правом фланге, и пробиться к нему было трудно.
   Тут Лука заметил, что легко ранен в двух местах. Пуля пропахала бок, но ребро не задела, а алебарда оцарапала голень, разорвав голенище сапога.
   Он еще раз оглянулся на поле битвы, где шведские полки начали отходить, отбиваясь от наседавших конников.
   Пришлось сойти с лошади и заняться ранами, пока они еще свежие. Боль в них нарастала, причиняла большие неудобства и беспокойство. Лука злился, оглядывался по сторонам, боясь пропустить новый приказ.
 
   Утром был получен приказ покинуть позиции, где никто не одержал победы, и уходить из Саксонии. Это всех обрадовало. Казаки в вечернем сражении участия не принимали и теперь хоть немного отдохнули.
   До зимних квартир казаки не дошли. Им поручалось совершать рейды по тылам противника, нарушать снабжение войск, перехватывать и уничтожать мелкие отряды, добывать пропитание самим и ждать дальнейших указаний.
   Зима выдалась довольно теплой, морозов почти не было, но дороги раскисли и сильно выматывали лошадей.
   Казакам придали несколько сотен хорватов. И теперь их набеги приняли более планомерный характер.
   Сотня, в которой служил Лука, под командованием кряжистого казака Боровского ушла далеко на юго-запад в опасное предприятие. Их главной целью был перехват почты противников. Особенно почты Франции, которая вела интриги с княжествами Германии, сколачивая союз против Испании.
   Лука последние дни казался злым, хмурым и недовольным.
   — Что с тобой, друг? — спросил однажды Яким. — Ты вроде бы чем-то недоволен? Поведай мне.
   — А чем тут быть довольным, Яким? Я зачем сюда пришел?! За славой казачьей, за грошами на хорошую жизнь. Вот и думаю, какого лешего мы тут гибнем за шесть талеров? Ведь не меньше половины из нас не вернутся домой, а часть будет калеками! А что мы получим, если нас минует смерть? Какая же тут слава?! Обидно за себя, Яким!
   — Ты что, один такой? И никто не думает об этом. Каждый надеется на удачу!
   — Какая там удача! Смерть, а перед нею мучения — вот наша удача! Муторно, и нет никакого желания больше воевать, Яким.
   — Что ж теперь делать, Лука? Надо ждать окончания войны, мирного договора, тогда лишь можно вернуться домой. Все у нас такие, как ты. И не бери в голову эти мысли!
   — Хочу, да не получается! Сколько мучений, сколько крови, а толку никакого! Дома хоть многие бьются за лучшую долю, а мы? Что тут мы делаем? Тем же католикам помогаем, против которых постоянно выступаем дома. Послать бы их к бесам и вернуться домой!
   — Да успокойся ты, Лука! Сейчас у нас не так трудно. И харч добываем, и в набегах немного разживаемся для себя. Денег-то нам платить император не очень спешит.
   — Это так, да всё ж не по душе мне всё это. Уже полдюжины ран заимел. А сколько будет впереди?
   После Нового года, когда зима пошла на убыль, сотня Луки перехватила гонца с охраной в десять солдат. Их атаковали, порубили, а письма уложили для отправки главнокомандующему.
   — А остальное, казаки, разделим между собой, — объявил сотник. — Тут оказались несколько мешочков с монетами. Талеры нам не помешают, а?
   — Пан сотник мудро рассудил, — бросил озорной взгляд Панас. — Мы возражать не собираемся.
   После долгих подсчетов каждый казак получил по восемьдесят талеров. Сотник Боровский оставил себе двести монет. Все были довольны и теперь смотрели на жизнь с легкостью и блеском в глазах.
   — Вот тебе и плата за нашу кровь, Лука! — воскликнул Яким, стараясь ободрить друга. — С такими деньгами и домой можно уходить. Что скажешь?
   — Сам же говорил, что этого нельзя сделать. Товарищество нарушу.
   — То-то и оно, Лука! Да одним нам вовек отсюда не выбраться. Мы даже читать не умеем, не то что писать. Что ты можешь объяснить людям по дороге? Ничего! Мы если и запомнили три десятка слов, так с этим далеко не уедешь! Темные мы, и куда нам рыпаться!
   — Наверное, ты прав, Яким. Однако от этого не легче.
   — Вот получили мы по восемьдесят талеров. Ну и что? Большинство из нас их спустят за месяц или два. И что тогда? Опять нищие! Темнота, Лука!
   Юноша вздохнул и задумался.
   А тем временем сотня, вернее, и не сотня даже, а всего чуть больше пятидесяти казаков-конников продолжали рыскать по огромной территории в поисках почты, харчей и добычи зипунов.
   Весна застала их недалеко от Вюрцбурга на берегах Майна. Март выдался дождливым. Река вздулась, неся грязные воды к Рейну. Деревни вокруг были до такой степени разорены и ограблены, что большинство мужского населения не приступили к полевым работам, а подались на дороги промышлять грабежом.
   — Хлопцы, на дорогах стало уж очень опасно, — предупредил сотник. — Постараемся держаться плотнее и начеку. Оружие всегда должно быть наготове. Народ здесь уже отчаялся и готов на всё. И с продовольствием плохо, поэтому не транжирьте харчи попусту.
   — Не лучше ли податься в не затронутые войной места, пан сотник? — спросил кряжистый казак по имени Михай.
   — Как без приказа? Сомнительно это, Михай.
   — Какой приказ, пан сотник? Мы уже давно без приказов тут перебиваемся. И где теперь нам искать наш корпус? Того и гляди, наткнемся на шведов.
   — Думаю, что следует подаваться на восток. Там мы скорей встретим своих. Или узнаем о них. Да и война те места меньше пограбила.
   — А я согласился бы подойти к маленькому городку, осадить, если не пропустят внутрь, и потребовать выкуп, — решительно молвил Панас. — А просто грабить здешний люд мне не по душе. Он и так измордован дальше некуда.
   — Ишь, пожалел! — раздался голос из глубины.
   — Чего там! Они же люди, а сколько лет колотятся из-за этой войны!
   — Это их дело! А нам нужно побыстрее к своим пробиться. Дороги подсохнут, тогда будет труднее это совершить.
   Споры продлились бы и дольше, но сотник остановил их, приказав:
   — Разговоры прекратить! Будем пробиваться на восток. Готовьтесь!
 
   С пустыми подсумками, с отощавшими лошадьми, казаки потянулись топкими дорогами на соединение со своими.
   Идя вверх по Майну, они рассчитывали, что по его берегам найдутся деревни, да и корма для лошадей будет больше. Так оно и случилось. Но деревни были пусты. Лишь на четвертые сутки казаки подошли к селению, раскинувшемуся вокруг монастыря.
   Жители не успели затвориться за тощими стенами, и казаки, недолго посовещавшись, легко проникли в городок.
   — Захватим старшин городка и тогда будем требовать выкуп, — распорядился Боровский. — Заложников пригнать в храм. Монастырь оставим на потом.
   — Пан сотник, — подал голос Панас, — это лучше сделать тотчас, пока святые отцы не успели припрятать добро.
   — Подождем! Выполняйте приказ!
   К полудню человек восемь именитых горожан со страхом топтались у церкви.
   В сотне имелся казак, который немного говорил по-немецки. Научился самому простому. Он-то и сумел объяснить, что от города требуется.
   Он коротко и решительно приказал принести две тысячи талеров к вечеру, и городские мужи после долгих причитаний разошлись по домам собирать выкуп. Кроме этого казаки добыли овес для лошадей, сено, две подводы с лошадьми и перед вечером, получив затребованное, приступили к небольшому доминиканскому монастырю. Открыть ворота монахи отказались.
   — Михай, возьми людей и обойди монастырь. Найди возможность без хлопот проникнуть за эти стены, — сотник был зол. Вскоре за стенами послышались крики, грохнули два выстрела, и голоса затихли. Послышалась возня, ворота отворились, и казаки въехали в обширный двор. Монахи стояли толпой, понурив головы. Настоятель, сухощавый старик с бритым лицом, что-то говорил, но никто его не понимал.
   Переводчик, повинуясь кивку сотника, выступил вперед и молвил:
   — Выкуп! Две тысячи! Быстро!
   Настоятель заговорил, понять его было невозможно, но можно догадаться по голосу, что он возмущен и платить отказывается.
   — Брешет, пан сотник! Бедные, говорит. Прижать надо посильнее.
   — Обыскать монастырь! — крикнул сотник. — Раз не хотят по-доброму, придется действовать силой! Всех старших монахов запереть в одном месте в подвале и держать заложниками. Остальных выгнать за ворота. Будем ночевать здесь, в монастыре. Действуйте!
   Казаки похватали самых важных монахов, согнали вместе и тумаками заставили спуститься в подвал.
   — Закрыть и сторожить! — распорядился сотник. — Всё, что найдете ценного, снести в одну келью. Панас, подбери нам всем место для ночлега.
   Прошел час, и в келье появились почти все ценные вещи монастыря, громоздившиеся кучей.
   — Нет денег, хлопцы, — объявил сотник. — Придется пощекотать католиков. У них должны быть деньги, и немалые.
   Несколько казаков с факелами и фонарями спустились в подвал. Шестеро монахов смиренно сидели на жесткой скамье и со страхом взирали на страшных пришельцев. Толмач опять коротко бросил:
   — Выкуп! Талеры! Две тысячи! Быстро! — Монахи пожимали плечами, что-то говорили, но не соглашались отдать требуемое. Сотник напряженно смотрел на каждого из них, выбрал самого слабого, как ему казалось, и кивнул на него:
   — С этого начинайте!
   Монаху ткнули в лицо факелом. Запахло горелым волосом. Монах закричал, а толмач громко крикнул:
   — Выкуп! Выкуп! Быстро!
   Ничего не получалось. Монахи не хотели говорить или не знали, где тайник. Последнее было сомнительно.
   — Раскалите прут, казаки, — приказал сотник. — Воткнем этот прут в монашью задницу! Может, после этого откроют тайник.
   Казаки повалили одного монаха, сорвали сутану, оголили нижнюю часть тела, растянули на лавке. Остальных поставили так, чтобы всем было видно.
   — Начинай, — кивнул сотник. — Слегка пока что.
   Душераздирающий вопль заметался под низкими сводами подвала, ища выхода. Толмач продолжал твердить одно и то же.
   Один монах, дрожа всем телом, согласно закивал, не в силах произнести нужное слово.
   — Кажись, один скис, — молвил сотник. — Посмотрим, что из этого выйдет.
   Он потянул монаха за рукав. Они вышли в темный низкий коридорчик, прошли по нему, спустились в подвал, дверь которого была сорвана. Фонарь едва освещал захламленное помещение. Монах дрожащим пальцем указал на стену.
   Боровский посветил, присмотрелся к стене. Было заметно, что кладка еще не высохла, и сотник разозлился, поняв, что казаки не слишком усердно осмотрели подвал. Жестом он приказал монаху вскрыть тайник.
   С немалыми усилиями монах вытащил несколько кирпичей. Сотник обнаружил в тайнике мешочки с монетами, церковную утварь из золота и серебра, украшенную драгоценными каменьями.
   Боровский внимательно поглядел на ценности, взвесил их на руке, вздохнул и положил на место. Мешочки с монетами вынул, обернулся и опять стал рассматривать утварь. Вытащил кинжал и довольно сноровисто выколупнул почти все крупные камни, поглядел на них и сунул в карман.
   Он вернулся к оставшимся с монахами казакам, молча показал мешочки и пригласил казаков следовать за собой. Монахов оставили в подвале, закрыв на засовы и замки, привалив бочками из-под вина.
   — Радуйтесь, казаки! Выкуп у нас, — радостно сверкнув глазами, объявил сотник и выложил на стол в трапезной все мешочки. — Поделим, а то мне тяжело их будет таскать с собой, ха-ха!
   Выкупа оказалось более пяти тысяч талеров. Сотник благодушно молвил:
   — Разделим по справедливости, паны-братья. Каждому доля, и от каждого мне по два талера. Согласны?
   — Слава сотнику! — крикнул кто-то радостно. — Вот настоящая справедливость!
   — Согласны, пан сотник! Делите!
   Казаки умильно щурили глаза. Им досталось несметное богатство, о котором и мечтать-то было страшно. Это не те крохи, что обещаны императором. Шесть несчастных талеров! Тут получается почти в сто раз больше!
   Однако Боровский заявил сурово и решительно:
   — Вы убедились, что я поступаю справедливо. Но нам потребуются и общие деньги. Мы еще не соединились со своими. Предлагаю отдать на общие нужды по два талера. С меня пять.
   Это не вызвало ни у кого возражений. Дело нужное и необходимое. А Боровский добавил, хитро усмехнувшись:
   — И постарайтесь молчать об этом, казаки. Это ни к чему совсем, трепаться языками про наши дела. Они лишь наши, и другим нечего о них знать.
   — Понятное дело, пан сотник! Мы согласны!
   — Лука, ты всё равно вина не принимаешь, так тебе особое задание. Пока мы тут будем пировать, ты отдохни и хорошенько выспись, а потом мы тебя разбудим — встанешь на стражу. Мало ли что! Иди ложись.
   Юноша было немного обиделся, но потом решил, что это не очень-то и плохо. Он устал, глаза и так слипались. Лука отправился в одну из келий, где завалился на жесткое монашье ложе и спал, пока его не подняли.
   Казачья полусотня утром с веселым гомоном, нагруженная снедью и вином, тронулась дальше. Лука вызвался править парой лошадей, запряженных в повозку. Он решил, что его кобыле лучше идти в поводу, чем тащить седока по топким дорогам.
   Они сильно привязались друг к другу — юноша и лошадь. Он подкармливал ее корочками хлеба с солью, не жалел ничего, вот и теперь припрятал лишний мешок овса для своей любимицы. Боровский уже два раза предлагал продать ему кобылку.
   — Нет, пан сотник, — отнекивался Лука. — Лошадь не продается. Эта моя Нэнька, как я ее назвал, уже многое понимает, и я не могу ее продать. Простите, пан сотник.
   И теперь Лука нет-нет да и оглядывался на свою красавицу, бредущую за телегой. Та поводила острыми ушами и косила фиолетовый глаз по сторонам.
   Полусотня медленно продвигалась на северо-восток среди буйства весны. Деревни по сторонам дороги были полупусты. Там работали почти сплошь женщины и дети, и то лишь на огородах. Только в редких местах кое-где зеленели хлеба.
   Сотник Боровский часто оглядывал местность в подзорную трубу, добытую в монастыре, а Лука с вожделением взирал на него. Ему так сильно хотелось взглянуть в эту диковинную трубу, что часто настроение его портилось после таких обзоров сотника. Он мечтал о такой трубе и постоянно искал ее в тех деревнях, которые они миновали.
   Так прошло дней десять. Продовольствие уже подходило к концу, надо было искать источник его пополнения.
   — Версты три до деревни, — молвил сотник, просмотрев с пригорка местность. — Попробуем отыскать харчи. Авось повезет. Казаки, — обернулся он назад, — будем проезжать лесок, так держаться настороже.
   Въехали в лесок, протянувшийся на полверсты в ширину, отделявший деревенские угодья. Огромные дубы, вязы, сосны величаво шелестели молодой листвой. Дорога, малоезженая в это смутное время, уже зарастала бурьяном. Место казалось глухим и мрачным. Казаки поминутно оглядывались, держа оружие наготове, прислушиваясь к посторонним звукам.
   — Проклятье, засада! — закричал задний казак.
   Все оглянулись назад, выхватив сабли и опустив пики. Там медленно, величаво падала большая сосна, загораживая отступление. И тут же с шумом и треском повалилась сосна спереди, ломая сучья и теряя иголки. С воплями и руганью на дорогу высыпали страшные, заросшие бородами мужики в рваных рубахах. Их оружием служили косы, серпы, топоры и вилы.
   Они дружно бросились на казаков. Прозвучали первые выстрелы пистолей. С остервенением и те и другие рубились. Лошади визжали, топали, брыкались и падали, придавливая седоков и мужиков.
   Казаки крутились волчками, отражая нападение и отстреливаясь из пистолей.
   Лука успел вскочить на кобылу и едва отбил косу, как острия вил стремительно рванулись ему в бок. Ударом сабли, которая тут же переломилась, он немного изменил их путь, кафтан затрещал, распоротый, а обломок сабли ничего не мог уже сделать. Лука еще успел выхватить древко вил из цепких рук мужика, не ожидавшего такого. Удар в бедро чем-то твердым едва не вышиб Луку из седла.
   Теперь он отмахивался вилами, как копьем. Мельком заметил замах топора в руке мужика, инстинктивно вскочил на прямые ноги и ощутил, как мощный удар, задев штаны, обрушился на заднюю луку седла. Нэнька присела на задние ноги, но устояла и вынесла Луку из этого ада. Здесь Лука отразил удар косы, зацепил нападавшего вилами, выхватил из-за кушака пистоль и выстрелил в грудь другого человека, нацелившегося копьем.
   Пронзительный свист прекратил побоище. Мужики быстро отступили и так же стремительно их шумные шаги по подлеску затихли по обе стороны дороги.
   Казаки огляделись. На дороге лежали тела людей, рядом дрыгала ногой смертельно раненная лошадь. Несколько человек были ранены и блажили, свои просили помочь, чужие — пощадить.
   Казаки матерно ругались, спрыгивали с коней и осматривали раненых.
   — Черт! — выругался сотник Боровский. — Потерять троих казаков! Словно настоящее сражение! Дьявольщина!
   Его тоже зацепило, он зажимал колотую рану правой руки тряпкой, пропитанной кровью. Зло крикнул:
   — Всех раненых в повозку! Быстрее перевязывайте — и в дорогу! До деревни с версту будет!
   Лука с удивлением обнаружил, что не может стать на правую ногу. Бедро у него распухло и сильно болело. Под штаниной темнел огромный синяк. Он пощупал его, но ничего не обнаружил. Спросил подошедшего Якима:
   — Ну-ка глянь, что там? Болит жутко! — Яким, в пятнах крови, опустился на колени и осторожно прощупал, не обращая внимания на вопящего друга.
   — Не похоже на перелом, Лука. Просто сильный удар. Как же ты проморгал?
   — Трое напали! Едва отбился! И саблю сломал! Что теперь без сабли я?
   — Ничего, Лука! У нас трое убитых и раненые есть. Возьмешь одну из освободившихся. Однако слышишь приказ? Заряжай пистоли.
   Убитых оттащили к обочине, раненых мужиков добили, а своих четверых наиболее тяжело раненных уложили в повозку.
   Казаки быстро вырыли общую могилу и забросали землей убитых товарищей. Поставили крест из связанных палок, помолчали, пошептали молитву и тронулись дальше.
 
   Деревня оказалась в два десятка дворов. Бедность и запустение торчали из всех щелей. Женщины, изможденные и худые, с озлобленными прищуренными глазами, с недоумением и страхом взирали на казаков.
   Попытка узнать о возможности ночлега не увенчалась успехом. Бабы уже узнали, что произошло в лесочке, — было очевидно, что это их мужики напали на отряд. И теперь они обреченно ожидали погрома, пожара и насилия. Но им, казалось, это было безразлично.
   — Никакого добра тут нет, казаки, — изрек сотник. — Но ночевать придется в деревне. Раненым нужно хоть денек отдохнуть и подлечиться.
   А перед самым закатом трое казаков пригнали бычка из леса, поймав его на ужин. Боровский с облегчением вздохнул и впервые за день улыбнулся.
   — Ужин у нас есть, казаки! Готовим его! И посмотрим раненых. Выставить стражу!
   Большой костер пылал жарким пламенем. На жердине крутились куски говядины, а шагах в двадцати стояла толпа баб, которые глотали слюни, жадно втягивая ноздрями восхитительный запах жаркого.
   Лука сидел около костра и следил за жарким. Он уже приспособил палку из вил и теперь мог ковылять с нею, не беспокоя ногу.
   Он встретился глазами с молодой девкой лет двадцати на вид, хотя после голода и лишений она могла выглядеть и старше своих лет. В глазах стояла мольба. Даже в сумерках Лука обратил внимание, что девка хороша собой и пригожа, и грязные лохмотья на ней казались не такими ужасными.
   Лука вернулся к костру, оглядывался несколько раз и даже улыбнулся ей. Ответа он не получил, но это его не оскорбило и не разозлило.
   Он оглянулся по сторонам, схватил нож и быстро отрезал ломоть мяса от одного из кусков, завернул в два листа лопуха, бросил утверждающий взгляд на девку и спрятал кусок в два фунта за пазуху, ощущая горячее.
   Девушка еще шире раскрыла глаза и инстинктивно подалась вперед. Лука с готовностью потряс ладонью, предупреждая опрометчивый шаг.
   Он отрезал кусочек для пробы, подул, положил в рот, пожевал. Скоро будет готово, хотя можно есть и сейчас. Он покричал, созывая казаков, и еще отрезал кусок с ладонь.
   — Казаки, ужин готов! Начинайте, а я пошел, — и он многозначительно кивнул в сторону стоящих баб.
   — А ты не теряешься, хлопец! — усмехнулся один казак. — Смотри, возвращайся.
   Лука усмехнулся и подошел, ковыляя, к бабам. Он смотрел на девицу и глазами приглашал погулять, придерживая выпирающий кусок на груди.
   Она оглянулась по сторонам, ища поддержки у товарок. Те были невозмутимо суровы и молчаливы. Лука протянул руку, приглашая. Она колебалась недолго.
   Когда они отошли подальше, а Лука при этом опирался на ее худое плечо, он достал мясо, отрезал кусочек и протянул к ее рту. Губы жадно потянулись, схватили, а зубы торопливо заработали. Луке стало жалко эту несчастную девушку, и он спросил, с трудом подыскивая слова, сколько ей лет.
   Она поняла с трудом и ответила, подтверждая слова пальцами.
   — Ого! Только шестнадцать, а я думал, что больше!
   Она его, конечно, не поняла, но приняла очередную порцию мяса. Так, со смехом и шутками, Лука скормил половину куска. Проглотил и свою долю. Остальное отдал девушке, показав, что может взять. Та заулыбалась, завязала мясо в грязный фартук, а Лука многозначительно стал ощупывать ее худое тело. Она быстро поняла его намерение, помялась, но согласительная улыбка вдохновила его.
   Девушка отвела его в дряхлый сарай, где на соломе они начали целоваться и обжиматься. Лука скоро понял, что девушка не намерена сопротивляться. Это его устраивало. Лишь боль в бедре слегка мешала ему насладиться юным телом.
   Он вернулся удовлетворенным и радостным. У костра сидели два казака с мушкетами и пиками наготове.
   — А вот и котейко наш гулящий пожаловал! — усмехнулся старший. — Сиди теперь и сторожи. А я посплю малость.
   — Лукашка, как у тебя все это получается? — спросил другой казак, вопросительно глядя на товарища. — И быстро ж ты управился. Наши тоже ходили, но те насильничали. А у тебя как?
   — Я никогда не насильничаю, — ответил уверенно Лука. — Мне интересно, когда по доброй воле. А так… Нет, это не по мне. Никакого интересу.
   — Прыткий ты, хлопец. А меня и не тянет.
   — Так оно же у каждого свое. Лучше скажи, что пан сотник думает?
   — Сказал, что завтра можно остаться тут, если ничего худого не случится.
   Утром казаки дружно доели бычка и поглядывали на хаты с намерением обыскать их. Потом прибежал один казак, что уже немного кумекал по-здешнему.
   — Казаки, узнал, что сюда идет обоз чей-то. Мужик говорил бабам, а я уразумел. Вот только не знаю, как далеко. Узнать бы. Пан сотник, послать бы к бабам нашего толмача Андрейко. Он быстрее всё разузнает.
   — И нашего кота гулящего, — добавил казак, стороживший с вечера. — Ему легче будет свою девку разговорить.
   — Может быть, — согласился сотник. — Лука, пойдешь с Андрейком. Без вестей не вертайтесь.
   Лука вздохнул, схватил оружие и вместе с Андрейком, раненным в голову, которая белела повязкой, поковылял искать баб и свою Анюту.
   Долго искать не пришлось. Анюта сама вышла и с улыбкой просительно поглядела на Луку. Тот сожалеюще пожал плечами. Но подтолкнул толмача, и тот с большими потугами расспросил об обозе, идущем к деревне.
   — Я понял, что обоз подвод в пятьдесят, но чьи они, она не знает. Им без разницы это. Для них все мы — враги.
   — Пошли быстрее, расскажем сотнику.
   — Далеко они? — спросил Боровский, выслушав донесение.
   — Версты три, за лесом, что мы вчера прошли. И охраны человек сорок, пан сотник, — закончил отчет Андрейко.
   — Пан сотник, — вступил в разговор Лука. — Маловато нас, одним тяжеленько будет. Надо бы пойти к бабам и постараться им втолковать, что хорошо бы напасть на обоз сообща с ихними мужиками. Так будет сподручнее и легче.
   — Добре, Лука. Устроим засаду в деревне, так будет удобнее. Приготовить мушкеты и пистоли. Лошадей спрятать.
   — Пан сотник, у меня лук где-то должен быть в фуре. Если возьму я его и отправлюсь вперед? Буду начинать бой. Постараюсь сразить начальников, а там и вы подоспеете.
   — Молодец, давай, Лука. И пистоли не забудь. Дело опасное, а ты почти неподвижен.
   Лука поспешил исполнить задуманное, забрался в седло, порубанное в схватке, и погнал кобылу к роще.
   Там он долго и тщательно выбирал место, отвел лошадь в кусты, длинный повод закрепил рядом. Обломал несколько веток для лучшего обзора и стал с волнением ожидать появления обоза.