Страница:
– Ещё бы, старина! Всё от него и пошло. Кстати, ты знаешь что-нибудь о нём? И от Гардана давно я вестей не получал. Вот уже второй год ни строчки от него нет. Но я пишу ему регулярно, как только оказия на Кипр случается.
– Время трудное, мой мальчик. Всякое может случится. Однако ты писал, что послал приглашение и Фернану. Ничего пока нет от него?
– Пока ничего, старина Леонар. Как хорошо встретить тебя в добром здравии и хорошем настроении. Молодец! Как рыбалка в Тулузе?
– Рыбалка отличная! Наслаждаюсь жизнью. Никаких работ, забот, волнений. Живу на ренту и счастлив.
– Ты не женился случайно?
– Куда мне, мой мальчик! Но экономку завёл, - заметил старик, лукаво прищуриваясь и многозначительно ухмыляясь.
– Ну, раз всё хорошо, то приступай к своим обязанностям по оборудованию судна. Оно стоит уже в порту и ждёт тебя, старина Леонар. И я надеюсь на тебя и полностью доверяю.
– Какие требования? - сразу посерьёзнел Леонар.
– Требования просты. Скорость, маневренность, остойчивость. Вот и все требования.
– Завтра и отправлюсь в порт. Ты говорил, что это шебека?
– Да, я думаю, что для нашего дела это будет наиболее подходящий тип судна.
Уже после нового года Ивонна вдруг заметила Пьеру:
– Мне Фома сказал, что он собирается плыть на твоём судне. Это и в самом деле так?
– Во всяком случае, он так сказал и мне. Что с того, Ивонна?
– Просто я подумала, что он хорошо бы подошел на роль командира, как ты думаешь?
– Моя ты прелесть! Ты опять о своём! Но я согласен с тобой.
– А ты, Пьер?..
– Пока ничего, моя дорогая. Я хочу увидеть побыстрее нашу дочурку. Как ты себя чувствуешь?
– Ты же знаешь, что я легко переношу беременность. Всё будет хорошо, мой дорогой. Не волнуйся обо мне.
– Ну как же можно не волноваться, моя росинка ясная! Я так тебя люблю, Ивонна!
– Тогда обещай, что не покинешь меня на своём корабле, милый.
– Ох, Ивонна, ты опять за своё!
– Мне потому только хочется побыстрее отправить это судно в поход, что на нём пойдёт Фома. Хоть на время он оставит меня в покое.
– Разве он так сильно досаждает тебе?
– Конечно, Пьер. И страхи мои никак не уменьшаются, а наоборот даже, постоянно растут. Он очень нехорошо смотрит на меня, дорогой. И в эти мгновения мне хочется куда-нибудь исчезнуть.
– Может, ты преувеличиваешь, моя прелесть?
– Нет, Пьер. Я точно уже знаю, что Фома что-то вынашивает в отношении меня, и молю Пресвятую Деву, чтобы он быстрее убрался с моих глаз долой.
– Раз ты так боишься, то тебе надо научиться стрелять из пистолета и владеть хоть чуть-чуть шпагой и кинжалом, - рассмеявшись, заметил Пьер.
– А что, это мысль, мой милый! - воскликнула Ивонна, а глаза её расширились от предвкушения новых ощущений.
– Так, может, займёмся, а?
– Я с удовольствием. Давай начнём завтра же, в саду.
– Хорошо, моя прелесть, - ответил Пьер и осторожно обнял её.
И вот каждое утро они вдвоём медленно шли подальше в сад, а слуга нёс за ними коробки с пистолетами и огневой припас к ним. Гремели выстрелы, слышались возбуждённые восклицания Ивонны и настойчивые и терпеливые наставления Пьера.
– Мне так понравились эти упражнения с пистолетами, Пьер, ты себе даже представить не можешь! - всякий раз говорила Ивонна, возвращаясь со стрельбища. - Только уж больно тяжелы эти пистолеты. Вот если бы ты мне полегче раздобыл. Было бы просто чудесно.
– Постараюсь, моя прелесть. Закажу у оружейника. Он как раз занят выполнением моего заказа на сотню мушкетов. Будет тебе лёгкий пистолет. Только обещай мне, что будешь обращаться с ним очень осторожно. Не дай Бог, что случится, я себе никогда этого не прощу.
– Не волнуйся, милый. Ты же видел, как я быстро всё освоила. Зато с кинжалами у меня ничего не получается. Они меня страшат. Я не могу себе представить, что этим ужасным орудием можно убить не то что человека, а просто животное. Рука не поднимется, я уверена в этом. Да и неловкая я сейчас, неповоротливая.
– Не печалься, дорогая. Тебе и не придётся этого делать. Это же просто развлечение. А вот мне пора возобновить занятия фехтованием. Зажирел я малость с тобой, моя милая.
И теперь к звукам выстрелов в саду добавился звон клинков. Пьер пробовал силы на каждом из своих слуг, а особенно часто упражнялся с Давилой, который зачастил в их дом вместе с Фомой, а иногда появлялся и просто так, по своей собственной прихоти.
Это оказался не такой уж страшный человек, каким он показался вначале. А с Ивонной у них наладились просто-таки отличные отношения. Ему было лет под сорок, он весь был покрыт чёрной шерстью, которую он тщательно подстригал на груди, чтобы её не было видно из-под воротника камзола. Давила оказался весьма добрым и обходительным парнем.
– Давила, а почему тебя так зовут? - как-то спросила Ивонна, после того как он восстановил дыхание, которое сбил, занимаясь фехтованием с Пьером.
– Сударыня, я не могу скрывать от вас своё прошлое. Уж очень я виноват перед вами. А кличку эту я получил потому, что предпочитал убивать, придушивая тонким шнурком. Давил, значит. Вот так и стал я Давилой.
– И тебе не страшно было убивать? Ведь это смертный грех!
– Страшно, конечно, было, но только вначале. Потом привык, но всегда ходил в храм исповедоваться. Покупал индульгенции, ставил свечки.
– Всё равно это ужасно, Давила. Ты бы прекратил это, а?
– Да я бы с радостью, да где денег на жизнь достать?
– Так ведь ты здоровяк и силён, как буйвол. Тебе на любой работе раздобыть на жизнь можно.
– Да ведь не привык я работать, сударыня. Научиться бы чему стоящему, а так…
– Всё же я не понимаю тебя, Давила. Кончишь ты жизнь на виселице.
– Всё в руках Господа нашего! От судьбы не уйдёшь, сударыня. Однако на моей душе не так уж и много смертей. Всего троих я придушил насмерть, да и то вначале, когда малоопытным был. Теперь-то я без смертей обхожусь, научился рассчитывать свои силы.
– Фу, как противно тебя слушать, Давила! Прекрати свои рассказы. А то меня тошнить начинает от них.
– Слушаю, сударыня. Больше не буду.
Его большие руки неторопливо убирали шпаги, палаши. Мощная фигура с широкими плечами и толстой шеей вызывала страх, но в глазах светилась врождённая доброта, которую не каждый мог заметить.
– Вот бы было здорово, если бы такие люди были рядом со мной, - сказала Ивонна, тут же покраснела и добавила: - Под охраной таких больших и сильных мужчин можно спокойно спать в любом месте.
– Сударыня, я хоть сейчас готов стать на вашу защиту и охранять вас, только скажите!
– Я шучу, Давила. Да и Фома тебя, наверное, не отпустит.
– Отпустит! Ещё как отпустит, - ответил Давила, и Ивонна с тревогой заметила какой-то тревожный блеск в его глазах. Она пристально вгляделась в них, но больше ничего не увидела и сказала:
– Хорошо, я поговорю с Фомой. Может, и вправду отпустит.
– Рад буду служить вашей милости, сударыня, - с радостью заявил Давила.
ГЛАВА 3. ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ
ГЛАВА 4. МОРЕ!
– Время трудное, мой мальчик. Всякое может случится. Однако ты писал, что послал приглашение и Фернану. Ничего пока нет от него?
– Пока ничего, старина Леонар. Как хорошо встретить тебя в добром здравии и хорошем настроении. Молодец! Как рыбалка в Тулузе?
– Рыбалка отличная! Наслаждаюсь жизнью. Никаких работ, забот, волнений. Живу на ренту и счастлив.
– Ты не женился случайно?
– Куда мне, мой мальчик! Но экономку завёл, - заметил старик, лукаво прищуриваясь и многозначительно ухмыляясь.
– Ну, раз всё хорошо, то приступай к своим обязанностям по оборудованию судна. Оно стоит уже в порту и ждёт тебя, старина Леонар. И я надеюсь на тебя и полностью доверяю.
– Какие требования? - сразу посерьёзнел Леонар.
– Требования просты. Скорость, маневренность, остойчивость. Вот и все требования.
– Завтра и отправлюсь в порт. Ты говорил, что это шебека?
– Да, я думаю, что для нашего дела это будет наиболее подходящий тип судна.
Уже после нового года Ивонна вдруг заметила Пьеру:
– Мне Фома сказал, что он собирается плыть на твоём судне. Это и в самом деле так?
– Во всяком случае, он так сказал и мне. Что с того, Ивонна?
– Просто я подумала, что он хорошо бы подошел на роль командира, как ты думаешь?
– Моя ты прелесть! Ты опять о своём! Но я согласен с тобой.
– А ты, Пьер?..
– Пока ничего, моя дорогая. Я хочу увидеть побыстрее нашу дочурку. Как ты себя чувствуешь?
– Ты же знаешь, что я легко переношу беременность. Всё будет хорошо, мой дорогой. Не волнуйся обо мне.
– Ну как же можно не волноваться, моя росинка ясная! Я так тебя люблю, Ивонна!
– Тогда обещай, что не покинешь меня на своём корабле, милый.
– Ох, Ивонна, ты опять за своё!
– Мне потому только хочется побыстрее отправить это судно в поход, что на нём пойдёт Фома. Хоть на время он оставит меня в покое.
– Разве он так сильно досаждает тебе?
– Конечно, Пьер. И страхи мои никак не уменьшаются, а наоборот даже, постоянно растут. Он очень нехорошо смотрит на меня, дорогой. И в эти мгновения мне хочется куда-нибудь исчезнуть.
– Может, ты преувеличиваешь, моя прелесть?
– Нет, Пьер. Я точно уже знаю, что Фома что-то вынашивает в отношении меня, и молю Пресвятую Деву, чтобы он быстрее убрался с моих глаз долой.
– Раз ты так боишься, то тебе надо научиться стрелять из пистолета и владеть хоть чуть-чуть шпагой и кинжалом, - рассмеявшись, заметил Пьер.
– А что, это мысль, мой милый! - воскликнула Ивонна, а глаза её расширились от предвкушения новых ощущений.
– Так, может, займёмся, а?
– Я с удовольствием. Давай начнём завтра же, в саду.
– Хорошо, моя прелесть, - ответил Пьер и осторожно обнял её.
И вот каждое утро они вдвоём медленно шли подальше в сад, а слуга нёс за ними коробки с пистолетами и огневой припас к ним. Гремели выстрелы, слышались возбуждённые восклицания Ивонны и настойчивые и терпеливые наставления Пьера.
– Мне так понравились эти упражнения с пистолетами, Пьер, ты себе даже представить не можешь! - всякий раз говорила Ивонна, возвращаясь со стрельбища. - Только уж больно тяжелы эти пистолеты. Вот если бы ты мне полегче раздобыл. Было бы просто чудесно.
– Постараюсь, моя прелесть. Закажу у оружейника. Он как раз занят выполнением моего заказа на сотню мушкетов. Будет тебе лёгкий пистолет. Только обещай мне, что будешь обращаться с ним очень осторожно. Не дай Бог, что случится, я себе никогда этого не прощу.
– Не волнуйся, милый. Ты же видел, как я быстро всё освоила. Зато с кинжалами у меня ничего не получается. Они меня страшат. Я не могу себе представить, что этим ужасным орудием можно убить не то что человека, а просто животное. Рука не поднимется, я уверена в этом. Да и неловкая я сейчас, неповоротливая.
– Не печалься, дорогая. Тебе и не придётся этого делать. Это же просто развлечение. А вот мне пора возобновить занятия фехтованием. Зажирел я малость с тобой, моя милая.
И теперь к звукам выстрелов в саду добавился звон клинков. Пьер пробовал силы на каждом из своих слуг, а особенно часто упражнялся с Давилой, который зачастил в их дом вместе с Фомой, а иногда появлялся и просто так, по своей собственной прихоти.
Это оказался не такой уж страшный человек, каким он показался вначале. А с Ивонной у них наладились просто-таки отличные отношения. Ему было лет под сорок, он весь был покрыт чёрной шерстью, которую он тщательно подстригал на груди, чтобы её не было видно из-под воротника камзола. Давила оказался весьма добрым и обходительным парнем.
– Давила, а почему тебя так зовут? - как-то спросила Ивонна, после того как он восстановил дыхание, которое сбил, занимаясь фехтованием с Пьером.
– Сударыня, я не могу скрывать от вас своё прошлое. Уж очень я виноват перед вами. А кличку эту я получил потому, что предпочитал убивать, придушивая тонким шнурком. Давил, значит. Вот так и стал я Давилой.
– И тебе не страшно было убивать? Ведь это смертный грех!
– Страшно, конечно, было, но только вначале. Потом привык, но всегда ходил в храм исповедоваться. Покупал индульгенции, ставил свечки.
– Всё равно это ужасно, Давила. Ты бы прекратил это, а?
– Да я бы с радостью, да где денег на жизнь достать?
– Так ведь ты здоровяк и силён, как буйвол. Тебе на любой работе раздобыть на жизнь можно.
– Да ведь не привык я работать, сударыня. Научиться бы чему стоящему, а так…
– Всё же я не понимаю тебя, Давила. Кончишь ты жизнь на виселице.
– Всё в руках Господа нашего! От судьбы не уйдёшь, сударыня. Однако на моей душе не так уж и много смертей. Всего троих я придушил насмерть, да и то вначале, когда малоопытным был. Теперь-то я без смертей обхожусь, научился рассчитывать свои силы.
– Фу, как противно тебя слушать, Давила! Прекрати свои рассказы. А то меня тошнить начинает от них.
– Слушаю, сударыня. Больше не буду.
Его большие руки неторопливо убирали шпаги, палаши. Мощная фигура с широкими плечами и толстой шеей вызывала страх, но в глазах светилась врождённая доброта, которую не каждый мог заметить.
– Вот бы было здорово, если бы такие люди были рядом со мной, - сказала Ивонна, тут же покраснела и добавила: - Под охраной таких больших и сильных мужчин можно спокойно спать в любом месте.
– Сударыня, я хоть сейчас готов стать на вашу защиту и охранять вас, только скажите!
– Я шучу, Давила. Да и Фома тебя, наверное, не отпустит.
– Отпустит! Ещё как отпустит, - ответил Давила, и Ивонна с тревогой заметила какой-то тревожный блеск в его глазах. Она пристально вгляделась в них, но больше ничего не увидела и сказала:
– Хорошо, я поговорю с Фомой. Может, и вправду отпустит.
– Рад буду служить вашей милости, сударыня, - с радостью заявил Давила.
ГЛАВА 3. ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ
Пьер нервно вышагивал по комнате, нетерпеливо поглядывая наверх, откуда иногда доносились приглушенные стоны и крики Ивонны. Эти стоны терзали душу, небольшой шрам на щеке начинал противно щемить и подёргиваться. Слуги старались двигаться на цыпочках и не попадаться на глаза хозяину без особой нужды.
Наконец Пьер остановился и прислушался. Тишина с едва слышными шорохами насторожила его. И тут он услышал слабый писк. Сердце рванулось в груди, запрыгало в горле. Он опрометью бросился по лестнице в спальню Ивонны.
Навстречу попалась служанка с сияющим лицом, и Пьер понял, что всё свершилось наилучшим образом, однако спросил с тревогой в голосе:
– Розалия, так что там?
– Ой, сударь! Поздравляю вас! У вас дочь! И такая хорошенькая! Идите быстрее, господин! Вас спрашивала мадам! Торопитесь!
Пьер ринулся было к двери, но суровая бабка-повитуха остановила его властным движением руки.
– Погодите, сударь. Дайте прибраться малость. У вашей супруги всё благополучно, с благословения Божьего. Помолитесь лучше, сударь, и пару минут потерпите.
Пьер нетерпеливо потоптался в сумраке прихожей, пока дверь снова не открылась и молодая женщина, помощница повитухи, поманила Пьера, приглашая войти.
Ивонна лежала с осунувшимся лицом. Веснушки резко проступали на её побледневшей коже. Она встрепенулась, улыбка озарила её лицо, а потемневшие глаза брызнули знакомыми лучиками радости и любви.
– О, Пьер! Наконец-то ты пришёл! Иди сюда и посмотри, какая прелесть теперь у нас! Все говорят, что она похожа на меня. Как ты считаешь?
– Ивонна, дорогая! Как ты? - он приблизился и наклонился поцеловать слегка влажный лоб. - Ух ты! Уже сосёт! Но я не вижу никакого сходства с тобой. Личико такое сморщенное!
– Ты просто от волнения не замечаешь. Скажи ему, Маргарита!
– Мадам, вы совершенно правы. Девочка очень походит на вас. Господин это заметит позже. Уверяю вас, - женщина умильно поглядывала на личико ребёнка, пристроившееся к груди матери. - Особенно глаза, сударь. Жаль, что они сейчас закрыты. Потом сами увидите.
– Ивонна, как ты себя чувствуешь?
– О, милый! Отлично. Завтра встану, и мы будем готовиться к крестинам и приёму гостей.
– Я так рад, Ивонна, милая! А Эжен уже знает, что у него теперь есть сестричка?
– Конечно, милый. Я слышала его голос в прихожей.
Тут открылась дверь, и белокурая головка Эжена показалась в щели.
– Мама, папа, мне можно поглядеть на сестрицу? Ну, пожалуйста, разрешите! - тут же заспешил мальчик, поняв, что может получить отказ.
– Проходи, сынок, - сказала Ивонна, протянув к нему руку. - Теперь у тебя есть сестрёнка и ты должен в будущем быть её защитником. Согласен?
– Конечно, мама. Но какая она некрасивая…
– Эжен, ты будешь её любить? - спросил Пьер, кладя руку на его голову. - Это твоя родная сестра.
– Не знаю, - несколько смутившись, ответил мальчик. - Я думал, что она родится большая и красивая.
– Она обязательно будет такой, мой мальчик, - ласково погладила Ивонна сына по светлым волосам. - И ты был страшненький, когда родился. А сейчас вон какой красавец!
– И вовсе я не красавец, мама! Я просто мальчик!
– Ну, конечно, Эжен, - сказал Пьер. - Кто будет об этом спорить. А теперь иди играть в сад. Там, наверное, тебя уже кто-нибудь ждёт.
Мальчик был доволен, что его отпускают, и убежал.
Прошла пара недель. Весна бушевала на склонах гор. Воздух звенел от птичьих голосов, но солнце еще не припекало по-настоящему.
Пьер только что закончил фехтовать и готовился покинуть лужайку, когда прибежал мальчишка, сын привратника, с сообщением, что господина ожидает гонец.
– Наверное, из Марселя, - буркнул Пьер и медленно направился к дому, поправляя на ходу платье.
Запыленный и уставший молодой человек уже топтался возле потного коня и, завидев хозяина, пошел навстречу.
– Из Марселя? Что там? Давай.
Это была записка от Леонара. Пьер быстро пробежал её глазами, перевёл взгляд на гонца и спросил:
– Ты видел судно, Жак?
– Конечно, видел, мессир. Я же на нём работаю.
– Оно действительно готово?
– Да, мессир. Осталось загрузить, но мессир Леонар считает, что вначале вы должны его принять, потом освятить, а уж потом загружать.
– Он правильно считает, Жак. Ты иди отдыхать, а завтра вместе отправимся на верфи. Как тебе нравится работа Леонара?
– Сударь, не положено мне вмешиваться в дела господ. Но судно, если быть откровенным, мне не нравится.
– Ну что же, Жак. Ты имеешь право на свое мнение. Зато мессиру Леонару его детище, я уверен, очень нравится. Рассчитываю, что и мне оно понравится.
Ещё до рассвета два всадника покинули усадьбу, и резвые кони неторопливым галопом пустились в путь.
Ивонна с тоской глядела им вслед из-за шторы, вздохнула, когда они скрылись за деревьями, подернутыми ярко-зелёной дымкой раскрывающихся почек. На душе у неё было муторно и тревожно. Свет фонарей на ещё тёмном дворе казался сказочным и таинственным.
Неделю спустя Пьер вернулся и в первое же мгновение заметил необычный блеск глаз Ивонны, которая встречала его с девочкой на руках.
Пьер улыбнулся, напуская на себя браваду, но Ивонна тут же осекла его тревожным голосом:
– Пьер, ты все-таки принял решение уехать. Я очень этим недовольна и очень боюсь. Почему ты так решил?
– Успокойся, дорогая. Ты же знаешь, как я люблю тебя, но что я мог поделать? Меня уговорили против моей воли, дорогая.
– Я так и знала! Ты не смог устоять.
– Да, милая моя, меня сумели уговорить.
– Нет, Пьер, не то. Я хотела сказать, что ты не сумел устоять от соблазна ещё раз ощутить вкус опасности. Ты часто намекал мне об этом в наших разговорах. Но я не думала, что это так тебя тянет.
– Но это же всего-навсего три-четыре месяца. Одно лето. К тому же я обязательно буду приходить в Марсель или Тулон и навещать тебя и наших милых детей!
Ивонна ничего не ответила и тихо прошла в покои. Пьер смутился, но не решился досаждать жене своими несостоятельными доводами. Он не мог её обмануть и переживал от этого.
– Папа, папа! Мама говорит, что ты уйдёшь в море разбойников ловить! Это правда?
– Правда, сынок.
– Возьми меня с собой, папа, а?
– Обязательно, Эжен. Только тебе для этого надо совсем немножечко подрасти. Когда станешь большим и сильным, тогда, конечно же, будем вместе плавать на корабле и ловить разбойников. А сейчас ты еще маловат для этого. Захватят тебя злодеи в плен, и что тогда будет делать мама?
– Не захватят, - буркнул мальчик, но спорить не стал, видно, понял, что папу уговорить не удастся. Он отошел от отца, надув губы.
На душе Пьера скребли кошки, настроение было паршивое, делать ничего не хотелось. Ему было стыдно перед женой, которая прекрасно разбиралась в его делах, мыслях и настроении. Он никогда не умел скрыть от неё что-либо и всегда стыдился таких попыток. Вот и теперь Пьер не мог придумать, как загладить свою вину перед ней, не хотелось попадаться ей на глаза, хотя, с другой стороны, была острая потребность в общении с ней. Он вяло поплёлся в свой кабинет. Мыслей в голове не было. Только что-то щемило в груди.
Ивонна, расцветающая после родов, опять подурнела лицом, постоянно вздыхала и украдкой поглядывала на мужа. В глазах ее он замечал молчаливый укор и ещё что-то, что его постоянно держало в состоянии повышенного напряжения и беспокойства. Они как бы поссорились, хотя ничего подобного и не случилось. Атмосфера в доме была гнетущей, и даже маленький Эжен как-то притих и перестал надоедать родителям постоянными своими вопросами.
– Ивонна, дорогая, ну пойми ты, что мне никак нельзя было увильнуть от этого предприятия. На меня и так косо поглядывают. Многие догадываются о том, что моё достояние нажито не самым праведным путём.
– Пьер, не терзай себя. Ты принял решение, и с этим уже ничего не поделаешь. Успокойся, а я постараюсь как-то пережить это время. Ведь не вечно же ты будешь в море.
– Я тебе очень признателен за такие слова, Ивонна.
– Я знаю, милый. И постарайся не обращать внимание на мои переживания.
– Но этого нельзя выполнить, моя Ивонна. Я постоянно думаю о тебе, особенно сейчас, когда у нас появилась маленькая Мари. Я чувствую, что теперь ты стала мне ещё дороже и милее. Я так люблю тебя, Ивонна!
– Я тоже тебя люблю, Пьер, и не знаю, как мне удастся прожить столько времени без тебя. Это очень меня беспокоит.
– Я никак не могу избавиться от мысли, что тебе придётся нелегко, Ивонна. Ты обязательно найди себе какое-нибудь занятие.
– Милый, у меня теперь двое детей, а они постоянно требуют к себе внимания.
– Это так, но этого будет мало, я ведь знаю тебя, - заметил Пьер и ласково и многозначительно потрепал жену по щеке.
– Ах, перестань! Не до того мне будет теперь.
– Хорошо, хорошо, дорогая. Не обижайся. Но постарайся побольше бывать в обществе и не забывай, что ты очень молода, а эти годы надо прожить так, чтобы потом жизнь казалась приятной.
Ивонна вздохнула, опустила глаза и промолчала.
Пьер тоже молчал, обдумывая что-то. Потом произнес:
– Ивонна, я оставляю на попечение Робера все мастерские и доходные дома. Как ты думаешь, справится он со всем этим?
– Думаю, что ты поступил правильно. Робер, после того, как ты его поднял из грязи, стал совсем другим. Он так благодарен тебе, что я и помыслить не могу, чтобы он мог относиться к твоим поручениям без должного внимания. Думаю, ты сделал правильный выбор, дорогой.
– Однако я прошу тебя иногда интересоваться делами. Я на этот счёт отдал распоряжения. Я верю в тебя, и будь ты мужчиной, тебя бы ожидали большие дела и успехи в них.
– Не преувеличивай, Пьер, - ответила Ивонна, покраснела и тем дала понять Пьеру, что довольна его мнением.
– Хорошо, не будем это дальше обсуждать, но должен заметить, что я надеюсь на тебя и рассчитываю на твоё участие в делах.
– А я думаю о том, что единственное, что меня радует во всём твоём предприятии, так это то, что этот Фома наконец-то исчезнет хотя бы на некоторое время из поля моего зрения, милый.
– Однако здорово он тебе надоел, Ивонна. Пусть исчезает, если это прибавит тебе спокойствия. Кстати, у меня для тебя имеется небольшой подарок. Я давно тебе обещал его и теперь могу вручить.
– Я ничего не могу припомнить о таких обещаниях, Пьер. Что это? Мне не терпится побыстрее увидеть твой подарок.
– Сейчас принесу, дорогая, - ответил Пьер и быстро вышел за дверь. - Вот, Ивонна, погляди, какая прелесть, - сказал он, очень скоро вернувшись с ящичком из сандалового дерева.
Ивонна поспешно с любопытством открыла ящичек и ахнула, отступив на шаг.
– Ах! Я и в самом деле теперь вспоминаю, что ты мне обещал нечто в этом роде, Пьер. И это можно взять в руки без всякой опаски?
– Конечно, Ивонна. Это тебе пригодится для уверенности и защиты, хотя в ней и нет никакой необходимости. Тебе ничто не угрожает.
– Какой прелестный пистолет, Пьер. Такой маленький и лёгкий, не то, что те, из которых мы стреляли. А стилет! Но этот мне не так нравится. Не могу представить, как можно этой штукой своей рукой ударить человека. Да и не только человека. Ужасно!
– Давай лучше пойдём в сад, и там ты испробуешь свой подарок в деле, Ивонна. Вставай, я захватил все припасы.
Вскоре в саду загремели выстрелы, а возбуждённые голоса молодых супругов добавили к ним шума.
– Какая прелесть, Пьер! - вскричала Ивонна после трёх выстрелов. - Он совсем не тяжёлый и так удобно лежит в руке. Где ты его достал?
– Заказал мастеру, и вот заказ выполнен. Ты довольна?
– Очень, милый! Теперь я каждый день буду стрелять, пока хватит пороха и свинца.
– Этого добра тебе никогда не израсходовать, Ивонна. Стреляй в своё удовольствие, сколько хочешь, и вспоминай меня почаще.
– Ты иногда бываешь несносен, дорогой мой супруг!
– Но почему же, мадам?
– Потому, что я и так постоянно думаю о тебе, и буду думать всегда.
Пьер обнял молодую женщину за плечи, поцеловал длинные локоны на виске, и они медленно пошли к дому, разгорячённые предстоящей близостью.
Наконец Пьер остановился и прислушался. Тишина с едва слышными шорохами насторожила его. И тут он услышал слабый писк. Сердце рванулось в груди, запрыгало в горле. Он опрометью бросился по лестнице в спальню Ивонны.
Навстречу попалась служанка с сияющим лицом, и Пьер понял, что всё свершилось наилучшим образом, однако спросил с тревогой в голосе:
– Розалия, так что там?
– Ой, сударь! Поздравляю вас! У вас дочь! И такая хорошенькая! Идите быстрее, господин! Вас спрашивала мадам! Торопитесь!
Пьер ринулся было к двери, но суровая бабка-повитуха остановила его властным движением руки.
– Погодите, сударь. Дайте прибраться малость. У вашей супруги всё благополучно, с благословения Божьего. Помолитесь лучше, сударь, и пару минут потерпите.
Пьер нетерпеливо потоптался в сумраке прихожей, пока дверь снова не открылась и молодая женщина, помощница повитухи, поманила Пьера, приглашая войти.
Ивонна лежала с осунувшимся лицом. Веснушки резко проступали на её побледневшей коже. Она встрепенулась, улыбка озарила её лицо, а потемневшие глаза брызнули знакомыми лучиками радости и любви.
– О, Пьер! Наконец-то ты пришёл! Иди сюда и посмотри, какая прелесть теперь у нас! Все говорят, что она похожа на меня. Как ты считаешь?
– Ивонна, дорогая! Как ты? - он приблизился и наклонился поцеловать слегка влажный лоб. - Ух ты! Уже сосёт! Но я не вижу никакого сходства с тобой. Личико такое сморщенное!
– Ты просто от волнения не замечаешь. Скажи ему, Маргарита!
– Мадам, вы совершенно правы. Девочка очень походит на вас. Господин это заметит позже. Уверяю вас, - женщина умильно поглядывала на личико ребёнка, пристроившееся к груди матери. - Особенно глаза, сударь. Жаль, что они сейчас закрыты. Потом сами увидите.
– Ивонна, как ты себя чувствуешь?
– О, милый! Отлично. Завтра встану, и мы будем готовиться к крестинам и приёму гостей.
– Я так рад, Ивонна, милая! А Эжен уже знает, что у него теперь есть сестричка?
– Конечно, милый. Я слышала его голос в прихожей.
Тут открылась дверь, и белокурая головка Эжена показалась в щели.
– Мама, папа, мне можно поглядеть на сестрицу? Ну, пожалуйста, разрешите! - тут же заспешил мальчик, поняв, что может получить отказ.
– Проходи, сынок, - сказала Ивонна, протянув к нему руку. - Теперь у тебя есть сестрёнка и ты должен в будущем быть её защитником. Согласен?
– Конечно, мама. Но какая она некрасивая…
– Эжен, ты будешь её любить? - спросил Пьер, кладя руку на его голову. - Это твоя родная сестра.
– Не знаю, - несколько смутившись, ответил мальчик. - Я думал, что она родится большая и красивая.
– Она обязательно будет такой, мой мальчик, - ласково погладила Ивонна сына по светлым волосам. - И ты был страшненький, когда родился. А сейчас вон какой красавец!
– И вовсе я не красавец, мама! Я просто мальчик!
– Ну, конечно, Эжен, - сказал Пьер. - Кто будет об этом спорить. А теперь иди играть в сад. Там, наверное, тебя уже кто-нибудь ждёт.
Мальчик был доволен, что его отпускают, и убежал.
Прошла пара недель. Весна бушевала на склонах гор. Воздух звенел от птичьих голосов, но солнце еще не припекало по-настоящему.
Пьер только что закончил фехтовать и готовился покинуть лужайку, когда прибежал мальчишка, сын привратника, с сообщением, что господина ожидает гонец.
– Наверное, из Марселя, - буркнул Пьер и медленно направился к дому, поправляя на ходу платье.
Запыленный и уставший молодой человек уже топтался возле потного коня и, завидев хозяина, пошел навстречу.
– Из Марселя? Что там? Давай.
Это была записка от Леонара. Пьер быстро пробежал её глазами, перевёл взгляд на гонца и спросил:
– Ты видел судно, Жак?
– Конечно, видел, мессир. Я же на нём работаю.
– Оно действительно готово?
– Да, мессир. Осталось загрузить, но мессир Леонар считает, что вначале вы должны его принять, потом освятить, а уж потом загружать.
– Он правильно считает, Жак. Ты иди отдыхать, а завтра вместе отправимся на верфи. Как тебе нравится работа Леонара?
– Сударь, не положено мне вмешиваться в дела господ. Но судно, если быть откровенным, мне не нравится.
– Ну что же, Жак. Ты имеешь право на свое мнение. Зато мессиру Леонару его детище, я уверен, очень нравится. Рассчитываю, что и мне оно понравится.
Ещё до рассвета два всадника покинули усадьбу, и резвые кони неторопливым галопом пустились в путь.
Ивонна с тоской глядела им вслед из-за шторы, вздохнула, когда они скрылись за деревьями, подернутыми ярко-зелёной дымкой раскрывающихся почек. На душе у неё было муторно и тревожно. Свет фонарей на ещё тёмном дворе казался сказочным и таинственным.
Неделю спустя Пьер вернулся и в первое же мгновение заметил необычный блеск глаз Ивонны, которая встречала его с девочкой на руках.
Пьер улыбнулся, напуская на себя браваду, но Ивонна тут же осекла его тревожным голосом:
– Пьер, ты все-таки принял решение уехать. Я очень этим недовольна и очень боюсь. Почему ты так решил?
– Успокойся, дорогая. Ты же знаешь, как я люблю тебя, но что я мог поделать? Меня уговорили против моей воли, дорогая.
– Я так и знала! Ты не смог устоять.
– Да, милая моя, меня сумели уговорить.
– Нет, Пьер, не то. Я хотела сказать, что ты не сумел устоять от соблазна ещё раз ощутить вкус опасности. Ты часто намекал мне об этом в наших разговорах. Но я не думала, что это так тебя тянет.
– Но это же всего-навсего три-четыре месяца. Одно лето. К тому же я обязательно буду приходить в Марсель или Тулон и навещать тебя и наших милых детей!
Ивонна ничего не ответила и тихо прошла в покои. Пьер смутился, но не решился досаждать жене своими несостоятельными доводами. Он не мог её обмануть и переживал от этого.
– Папа, папа! Мама говорит, что ты уйдёшь в море разбойников ловить! Это правда?
– Правда, сынок.
– Возьми меня с собой, папа, а?
– Обязательно, Эжен. Только тебе для этого надо совсем немножечко подрасти. Когда станешь большим и сильным, тогда, конечно же, будем вместе плавать на корабле и ловить разбойников. А сейчас ты еще маловат для этого. Захватят тебя злодеи в плен, и что тогда будет делать мама?
– Не захватят, - буркнул мальчик, но спорить не стал, видно, понял, что папу уговорить не удастся. Он отошел от отца, надув губы.
На душе Пьера скребли кошки, настроение было паршивое, делать ничего не хотелось. Ему было стыдно перед женой, которая прекрасно разбиралась в его делах, мыслях и настроении. Он никогда не умел скрыть от неё что-либо и всегда стыдился таких попыток. Вот и теперь Пьер не мог придумать, как загладить свою вину перед ней, не хотелось попадаться ей на глаза, хотя, с другой стороны, была острая потребность в общении с ней. Он вяло поплёлся в свой кабинет. Мыслей в голове не было. Только что-то щемило в груди.
Ивонна, расцветающая после родов, опять подурнела лицом, постоянно вздыхала и украдкой поглядывала на мужа. В глазах ее он замечал молчаливый укор и ещё что-то, что его постоянно держало в состоянии повышенного напряжения и беспокойства. Они как бы поссорились, хотя ничего подобного и не случилось. Атмосфера в доме была гнетущей, и даже маленький Эжен как-то притих и перестал надоедать родителям постоянными своими вопросами.
– Ивонна, дорогая, ну пойми ты, что мне никак нельзя было увильнуть от этого предприятия. На меня и так косо поглядывают. Многие догадываются о том, что моё достояние нажито не самым праведным путём.
– Пьер, не терзай себя. Ты принял решение, и с этим уже ничего не поделаешь. Успокойся, а я постараюсь как-то пережить это время. Ведь не вечно же ты будешь в море.
– Я тебе очень признателен за такие слова, Ивонна.
– Я знаю, милый. И постарайся не обращать внимание на мои переживания.
– Но этого нельзя выполнить, моя Ивонна. Я постоянно думаю о тебе, особенно сейчас, когда у нас появилась маленькая Мари. Я чувствую, что теперь ты стала мне ещё дороже и милее. Я так люблю тебя, Ивонна!
– Я тоже тебя люблю, Пьер, и не знаю, как мне удастся прожить столько времени без тебя. Это очень меня беспокоит.
– Я никак не могу избавиться от мысли, что тебе придётся нелегко, Ивонна. Ты обязательно найди себе какое-нибудь занятие.
– Милый, у меня теперь двое детей, а они постоянно требуют к себе внимания.
– Это так, но этого будет мало, я ведь знаю тебя, - заметил Пьер и ласково и многозначительно потрепал жену по щеке.
– Ах, перестань! Не до того мне будет теперь.
– Хорошо, хорошо, дорогая. Не обижайся. Но постарайся побольше бывать в обществе и не забывай, что ты очень молода, а эти годы надо прожить так, чтобы потом жизнь казалась приятной.
Ивонна вздохнула, опустила глаза и промолчала.
Пьер тоже молчал, обдумывая что-то. Потом произнес:
– Ивонна, я оставляю на попечение Робера все мастерские и доходные дома. Как ты думаешь, справится он со всем этим?
– Думаю, что ты поступил правильно. Робер, после того, как ты его поднял из грязи, стал совсем другим. Он так благодарен тебе, что я и помыслить не могу, чтобы он мог относиться к твоим поручениям без должного внимания. Думаю, ты сделал правильный выбор, дорогой.
– Однако я прошу тебя иногда интересоваться делами. Я на этот счёт отдал распоряжения. Я верю в тебя, и будь ты мужчиной, тебя бы ожидали большие дела и успехи в них.
– Не преувеличивай, Пьер, - ответила Ивонна, покраснела и тем дала понять Пьеру, что довольна его мнением.
– Хорошо, не будем это дальше обсуждать, но должен заметить, что я надеюсь на тебя и рассчитываю на твоё участие в делах.
– А я думаю о том, что единственное, что меня радует во всём твоём предприятии, так это то, что этот Фома наконец-то исчезнет хотя бы на некоторое время из поля моего зрения, милый.
– Однако здорово он тебе надоел, Ивонна. Пусть исчезает, если это прибавит тебе спокойствия. Кстати, у меня для тебя имеется небольшой подарок. Я давно тебе обещал его и теперь могу вручить.
– Я ничего не могу припомнить о таких обещаниях, Пьер. Что это? Мне не терпится побыстрее увидеть твой подарок.
– Сейчас принесу, дорогая, - ответил Пьер и быстро вышел за дверь. - Вот, Ивонна, погляди, какая прелесть, - сказал он, очень скоро вернувшись с ящичком из сандалового дерева.
Ивонна поспешно с любопытством открыла ящичек и ахнула, отступив на шаг.
– Ах! Я и в самом деле теперь вспоминаю, что ты мне обещал нечто в этом роде, Пьер. И это можно взять в руки без всякой опаски?
– Конечно, Ивонна. Это тебе пригодится для уверенности и защиты, хотя в ней и нет никакой необходимости. Тебе ничто не угрожает.
– Какой прелестный пистолет, Пьер. Такой маленький и лёгкий, не то, что те, из которых мы стреляли. А стилет! Но этот мне не так нравится. Не могу представить, как можно этой штукой своей рукой ударить человека. Да и не только человека. Ужасно!
– Давай лучше пойдём в сад, и там ты испробуешь свой подарок в деле, Ивонна. Вставай, я захватил все припасы.
Вскоре в саду загремели выстрелы, а возбуждённые голоса молодых супругов добавили к ним шума.
– Какая прелесть, Пьер! - вскричала Ивонна после трёх выстрелов. - Он совсем не тяжёлый и так удобно лежит в руке. Где ты его достал?
– Заказал мастеру, и вот заказ выполнен. Ты довольна?
– Очень, милый! Теперь я каждый день буду стрелять, пока хватит пороха и свинца.
– Этого добра тебе никогда не израсходовать, Ивонна. Стреляй в своё удовольствие, сколько хочешь, и вспоминай меня почаще.
– Ты иногда бываешь несносен, дорогой мой супруг!
– Но почему же, мадам?
– Потому, что я и так постоянно думаю о тебе, и буду думать всегда.
Пьер обнял молодую женщину за плечи, поцеловал длинные локоны на виске, и они медленно пошли к дому, разгорячённые предстоящей близостью.
ГЛАВА 4. МОРЕ!
Сады бушевали цветом, воздух звенел птичьими голосами и жужжанием насекомых, спешащих насытиться нектаром цветков. Крестьяне спешили управиться со своими работами в поле и на виноградниках. Природа радовалась солнцу, отвечала на его тепло зарождением новых жизней в хаотическом карнавале.
А у причала суетились матросы, грузчики, возчики и носильщики. Здесь стоял обычный шум порта, который сегодня был особенно стойким. Флотилия торговых судов и конвой были готовы выйти в море, но выход несколько задерживался. Священники неторопливо обходили суда, кропили их святой водой, распевали псалмы и раздавали благословения.
Шестнадцать торговых судов и три конвойных корабля уже поднимали якоря, отдавали концы, а толпа провожающих кричала последние слова напутствий, пожеланий, выражали надежду на скорейшее возвращение.
– До свидания, дорогие, - взволнованно произнёс Пьер, целуя Ивонну, Эжена и Мари. Мари была ещё так мала, что понять всего этого шума не могла и только беспокойно взирала на суету огромными синими глазами, такими же точно, как и у матери.
– Пьер, дорогой, будь осторожен. Обещай мне не рисковать понапрасну. Погляди на детей, что с ними будет, если с тобой что-нибудь случится?!
– Обещаю, моя дорогая. Как же я смогу допустить, чтобы эти прелестные глаза не смогли радоваться, глядя на счастливого отца. Правда, Эжен, и ты, Мари? - он нежно обнял детей, осторожно целуя бархатистые щёки, уже тронутые лёгким загаром. - До свидания, родные. И не беспокойтесь обо мне. Скоро мы увидимся, я обещаю.
Вскоре Пьер затерялся в толпе матросов, потом его голос донёсся до них, усиленный рупором. Он махал им рукой, а шебека уже медленно удалялась от причала. Из крепости острова Иф грохнул прощальный салют.
К полудню берега уже не было видно. Караван судов медленно тащился на юго-восток к берегам Мальты. Мальтийские рыцари с нетерпением ждали пополнения своих складов новыми припасами и товарами.
Пьер и Фома стояли на корме и оглядывали длинную цепочку судов, терявшуюся у горизонта. Фома всё поглядывал на мачты их корабля.
– Всё же твой Леонар весьма оригинальный человек, Пьер. Надо же было такое сотворить с судном. Все посмеиваются над нами.
– Пусть себе посмеиваются. Однако погляди, как мы идём, Фома. И половины парусов не поставлено, а никто нас не может обогнать. И гребцы не заняты. Это тебе разве ни о чем не говорит?
– Ты вроде бы и прав, но всё же странно.
– Не переживай. Я верю Леонару, а он отлично выполнил мой заказ.
И действительно, судно выглядело несколько иначе, чем остальные. Низкие борта, пропорции, близкие к галерным, надстройки едва возвышались над палубой. На таком небольшом судне странно смотрелись четыре невысокие мачты с косыми парусами и прямыми верхними марселями. Весь корабль казался приземистым, некрасивым и хищным. Длинный бушприт был вооружен невысокой мачтой с реем, а под ним располагался блинда-рей.
Десять пушек были расположены по бортам, одна на баке и две под палубой на корме. Всего получалось тринадцать орудий - несчастивое число, а это многим не очень-то нравилось. Изрядное количество мушкетов и арбалетов дополняли огневую мощь корабля.
Команда в восемьдесят матросов, не считая офицеров и прочей обслуги - это очень много для такого судна. Теснота ощущалась на каждом шагу. И Фома по этому поводу спросил:
– Не слишком ли много у нас матросов, а?
– В тесноте, да не в обиде, Фома. Матросов никогда не бывает много, когда идёшь на риск и в любую минуту можешь быть атакованным пиратами. Сам знаешь, что людей всегда, хоть чуть-чуть, но не хватает.
– Ты, вероятно, рассчитываешь, что в первом же сражении у нас будут потери?
– В любом сражении возможны потери, Фома, и это всегда надо учитывать. Однако, чтобы их было поменьше, ты уже завтра преступай к постоянным занятиям по стрельбе и фехтованию. Команда не должна бездельничать и обрастать ленью и жирком. Я недаром повысил им плату по сравнению с тем, что получают матросы на других судах. Занятия должны продолжаться не менее двух часов в день, гоняй всех до седьмого пота, понял, Фома? И не увиливай, а то я тебя знаю!
– Ух и грозен ты, Петька!
– На военном корабле должна быть дисциплина, Фома. Отступлений от этого правила я не потерплю. Мне не очень хочется посещать вдов погибших матросов, часть из которых вполне могла бы остаться в живых. Об этом никогда не забывай.
Капитан шебеки, кряжистый бывалый морской волк, которому было уже слегка за пятьдесят, с окладистой короткой бородкой и кустистыми бровями подошел к друзьям, поправляя эфес короткой шпаги. Звали его Николо Сарьет.
– Сударь, какие будут распоряжения на день?
– Какие могут быть распоряжения, капитан? Пока нет оснований вмешиваться в твои действия. Ты ведешь судно, и делай это так, как считаешь нужным.
– Вы просили упускать из виду два ваших собственных судна, сударь. А мы уже их не наблюдаем. Может, стоит поискать их и быть постоянно поблизости?
– Пока не следует этого делать, капитан. Не надо выказывать слишком большой интерес к своей собственности. Опасности, я полагаю, пока не предвидится, но для лучшего ознакомления с судном стоит немного погонять матросов, меняя скорость хода и галсы. Так что смотри сам, капитан.
– Я все понял, сударь, - ответил Сарьет и потопал с мостика.
– Ты знаешь, Фома, что-то мне не внушает доверия наш адмирал, Филипп Фошуа. Как ты считаешь?
Фома фыркнул:
– Надутый пустоголовый павлин. Вот всё, что я могу тебе о нём сказать, Пьер.
– Думается, он не совсем готов к тем событиям, которые могут случиться на море. Слишком самоуверен и беспечен.
– За это Бог его и накажет, Пьер.
– Не говори так! Мы ведь тоже вместе с ним. Фошуа надо просто иногда кое-что подсказать.
– Если он тебя или вообще хоть кого-то послушает. Особенно тебя. Кто ты для них? Иностранец, выскочка, дикарь из варварской страны, недостойный даже малейшего внимания. Даже и не пытайся давать советы, Пьер.
– К сожалению, Фома, ты прав. Видимо, меня здесь терпят лишь потому, что я финансирую предприятие и имею свои суда в караване.
– И не более, Пьер, - кивнул Фома. - И это тебе надлежит постоянно помнить, иначе не поздоровится.
А у причала суетились матросы, грузчики, возчики и носильщики. Здесь стоял обычный шум порта, который сегодня был особенно стойким. Флотилия торговых судов и конвой были готовы выйти в море, но выход несколько задерживался. Священники неторопливо обходили суда, кропили их святой водой, распевали псалмы и раздавали благословения.
Шестнадцать торговых судов и три конвойных корабля уже поднимали якоря, отдавали концы, а толпа провожающих кричала последние слова напутствий, пожеланий, выражали надежду на скорейшее возвращение.
– До свидания, дорогие, - взволнованно произнёс Пьер, целуя Ивонну, Эжена и Мари. Мари была ещё так мала, что понять всего этого шума не могла и только беспокойно взирала на суету огромными синими глазами, такими же точно, как и у матери.
– Пьер, дорогой, будь осторожен. Обещай мне не рисковать понапрасну. Погляди на детей, что с ними будет, если с тобой что-нибудь случится?!
– Обещаю, моя дорогая. Как же я смогу допустить, чтобы эти прелестные глаза не смогли радоваться, глядя на счастливого отца. Правда, Эжен, и ты, Мари? - он нежно обнял детей, осторожно целуя бархатистые щёки, уже тронутые лёгким загаром. - До свидания, родные. И не беспокойтесь обо мне. Скоро мы увидимся, я обещаю.
Вскоре Пьер затерялся в толпе матросов, потом его голос донёсся до них, усиленный рупором. Он махал им рукой, а шебека уже медленно удалялась от причала. Из крепости острова Иф грохнул прощальный салют.
К полудню берега уже не было видно. Караван судов медленно тащился на юго-восток к берегам Мальты. Мальтийские рыцари с нетерпением ждали пополнения своих складов новыми припасами и товарами.
Пьер и Фома стояли на корме и оглядывали длинную цепочку судов, терявшуюся у горизонта. Фома всё поглядывал на мачты их корабля.
– Всё же твой Леонар весьма оригинальный человек, Пьер. Надо же было такое сотворить с судном. Все посмеиваются над нами.
– Пусть себе посмеиваются. Однако погляди, как мы идём, Фома. И половины парусов не поставлено, а никто нас не может обогнать. И гребцы не заняты. Это тебе разве ни о чем не говорит?
– Ты вроде бы и прав, но всё же странно.
– Не переживай. Я верю Леонару, а он отлично выполнил мой заказ.
И действительно, судно выглядело несколько иначе, чем остальные. Низкие борта, пропорции, близкие к галерным, надстройки едва возвышались над палубой. На таком небольшом судне странно смотрелись четыре невысокие мачты с косыми парусами и прямыми верхними марселями. Весь корабль казался приземистым, некрасивым и хищным. Длинный бушприт был вооружен невысокой мачтой с реем, а под ним располагался блинда-рей.
Десять пушек были расположены по бортам, одна на баке и две под палубой на корме. Всего получалось тринадцать орудий - несчастивое число, а это многим не очень-то нравилось. Изрядное количество мушкетов и арбалетов дополняли огневую мощь корабля.
Команда в восемьдесят матросов, не считая офицеров и прочей обслуги - это очень много для такого судна. Теснота ощущалась на каждом шагу. И Фома по этому поводу спросил:
– Не слишком ли много у нас матросов, а?
– В тесноте, да не в обиде, Фома. Матросов никогда не бывает много, когда идёшь на риск и в любую минуту можешь быть атакованным пиратами. Сам знаешь, что людей всегда, хоть чуть-чуть, но не хватает.
– Ты, вероятно, рассчитываешь, что в первом же сражении у нас будут потери?
– В любом сражении возможны потери, Фома, и это всегда надо учитывать. Однако, чтобы их было поменьше, ты уже завтра преступай к постоянным занятиям по стрельбе и фехтованию. Команда не должна бездельничать и обрастать ленью и жирком. Я недаром повысил им плату по сравнению с тем, что получают матросы на других судах. Занятия должны продолжаться не менее двух часов в день, гоняй всех до седьмого пота, понял, Фома? И не увиливай, а то я тебя знаю!
– Ух и грозен ты, Петька!
– На военном корабле должна быть дисциплина, Фома. Отступлений от этого правила я не потерплю. Мне не очень хочется посещать вдов погибших матросов, часть из которых вполне могла бы остаться в живых. Об этом никогда не забывай.
Капитан шебеки, кряжистый бывалый морской волк, которому было уже слегка за пятьдесят, с окладистой короткой бородкой и кустистыми бровями подошел к друзьям, поправляя эфес короткой шпаги. Звали его Николо Сарьет.
– Сударь, какие будут распоряжения на день?
– Какие могут быть распоряжения, капитан? Пока нет оснований вмешиваться в твои действия. Ты ведешь судно, и делай это так, как считаешь нужным.
– Вы просили упускать из виду два ваших собственных судна, сударь. А мы уже их не наблюдаем. Может, стоит поискать их и быть постоянно поблизости?
– Пока не следует этого делать, капитан. Не надо выказывать слишком большой интерес к своей собственности. Опасности, я полагаю, пока не предвидится, но для лучшего ознакомления с судном стоит немного погонять матросов, меняя скорость хода и галсы. Так что смотри сам, капитан.
– Я все понял, сударь, - ответил Сарьет и потопал с мостика.
– Ты знаешь, Фома, что-то мне не внушает доверия наш адмирал, Филипп Фошуа. Как ты считаешь?
Фома фыркнул:
– Надутый пустоголовый павлин. Вот всё, что я могу тебе о нём сказать, Пьер.
– Думается, он не совсем готов к тем событиям, которые могут случиться на море. Слишком самоуверен и беспечен.
– За это Бог его и накажет, Пьер.
– Не говори так! Мы ведь тоже вместе с ним. Фошуа надо просто иногда кое-что подсказать.
– Если он тебя или вообще хоть кого-то послушает. Особенно тебя. Кто ты для них? Иностранец, выскочка, дикарь из варварской страны, недостойный даже малейшего внимания. Даже и не пытайся давать советы, Пьер.
– К сожалению, Фома, ты прав. Видимо, меня здесь терпят лишь потому, что я финансирую предприятие и имею свои суда в караване.
– И не более, Пьер, - кивнул Фома. - И это тебе надлежит постоянно помнить, иначе не поздоровится.