Страница:
Глава 13 УЖАСНАЯ ВЕСТЬ
Имитируя сильный удар палкой, Али жестом приказал Пьеру выходить. Тот мигнул Арману и, скорчив гримасу боли, побрел, прихрамывая, к выходу из подвала. По дороге получил уже вполне настоящий увесистый тычок по затылку, переступил порог, и за ним закрылась тяжелая дверь.
– Так надо, - пробурчал Али, отойдя от другого стражника достаточно далеко.
– Я понимаю, братец. Не беспокойся, не сахарный, не развалюсь.
– Слушай внимательно. Тебя с товарищем я отправлю в тот подвал, где вы нашли монеты. Пусть твой друг покажет эту дыру, а мы поглядим, что там есть еще. Это будет тебе на пользу.
– Хорошо, я сделаю, как ты скажешь.
– А сейчас иди и поработай малость для отвода глаз. В углу за дверью найдешь узел жратвы. Ешь осторожно, своему другу оставь малость, пусть подкрепится, а то совсем отощает. Когда войду, то поори для виду.
– Все понял, раис. Не беспокойся за нас.
Али жестом указал, где надо работать, и ушел, а Пьер бросился в угол и с жадностью накинулся на еду. А там было чего отведать, даже жареная баранья нога с коричневой корочкой. Кувшин вина дополнил трапезу. Он едва унял свою ретивость, вовремя вспомнив про Армана. С сожалением завернул все в тряпицу, припрятал пока и принялся вычищать навоз, скопившийся за день.
Прошел приблизительно час, когда к нему втолкнули Армана. Тот растянулся на навозе, изрыгая ругательства и злобно отплевываясь.
– Успокойся, Арман. Или ты хотел, чтобы тебе ужин на блюде преподнесли? Гляди, чем тебя угощает мой друг Али. Скорее приступай, а то я едва все сам не прикончил.
– Ого! Вот это да! Да за такой ужин я и не то вытерплю!
– Тише, и побыстрей уминай. Нам еще поработать надо. Скоро у нас с тобой появится дело. Али хочет присвоить твои сокровища.
– Вот паскуда! Что же делать, Пьер?
– Да ничего и не надо делать, Арман. Зачем они нам, если совсем скоро мы получим выкуп и отправимся домой. А кругляшки из сундука нам в этом только помогут.
– Ладно. Обидно только - может, там целое состояние… Я доверяю тебе, Пьер, и жду с нетерпением того дня, когда мы с тобой сможем свободно прогуляться по улицам Марселя.
– Уверен, что это случится уже скоро. Верь и надейся, Арман.
Через несколько дней, когда над городом бушевала гроза, Али вытащил Армана с Пьером из подвала, и они отправились в старинный разрушенный город за кладом.
Грозные бастионы крепости проступали сквозь пелену дождя, а шпили минаретов едва просматривались, уходя своими иглами в туманное небо. Лишь знаменитая мечеть Сиди-бу-Меруан выделялась четкими линиями и затейливым орнаментом украшений.
Прохожих почти не было, и на путников никто не обращал внимания. Арман тащил за собой ленивого осла, а Али с Пьером молча шагали, укрывшись уже промокшими джелабами. Арман продрог и ежился от холода, в который раз проклиная тот день, когда ему вздумалось соблазниться хорошим заработком и отправиться в море.
Наконец, когда после часа ходьбы они прибыли на место, то Арман приободрился.
– Пьер, помогай мне, а то не очень-то охота мокнуть зря!
Приятели молча отвалили прикрывавшую дыру плиту и вопросительно глянули на Али. Тот молча кивнул, и они по очереди стали протискиваться в темный зев.
Вскоре они оказались в темноте и тесноте полузасыпанного подвала. Али долго возился с фонарем, с трудом разжег его и стал осматривать помещение. Оно действительно выглядело мрачно и даже страшно. Из кучи мусора и камней торчали кости человеческих ног, валялись полуистлевшие деревяшки, у стены виднелся совсем развалившийся полузасыпанный сундучок, и тускло темнели медные полосы, некогда обшивавшие его.
– Вот, глядите… Он еще целый был, а как я поднять попробовал, так и развалился, даже деньги высыпались, - показал Арман рукой на груду монет, им же присыпанных в прошлый раз слоем пыли вперемешку с мелкими камешками.
Али склонился, перебирая пальцами монеты, потом приподнялся и сказал, обращаясь к Пьеру:
– Не ахти что, но и это позволит мне владеть еще одной женой.
– У тебя ж есть уже две, как мне кажется? Куда тебе столько?
– В этом немалая прелесть магометанства, руми. Есть деньги, есть и молодая жена. Аллах четыре разрешает, вот я этим и воспользуюсь. Уж очень охота побаловать себя на старости лет молоденькой плотью, - в словах Али звучало неприкрытое вожделение. Пьеру стало как-то неуютно, а Али криво усмехнулся.
Придвинули поближе фонарь, и Али стал с помощью Армана отбирать серебряные монеты, отгребая в сторону медные. Фонарь давал мало света, работа продвигалась медленно, но спешить было некуда, вся ночь еще впереди.
Наконец дело было сделано. Мешок с монетами оказался довольно тяжелым. Али прикинул его на вес, запустил в него руку и протянул в зажатой ладони горсть монет Пьеру. Потом остановился, как бы передумав, опустил руку назад в мешок и сказал:
– Не стоит пока рисковать, руми. Потом я тебе отплачу, но не сейчас.
Они молча выбрались наружу. Ослик покорно ждал своей участи и не выказал никаких чувств, увидев людей. Арман тщательно прикрыл дыру, ведущую в подвал. Али привязал мешок к спине животного, и так же молча все трое двинулись в обратный путь.
Все устали, находясь в тесном, низком и душном помещении, сплошь пропитанном пылью. И теперь, даже под дождем, им стало легче. Они дышали полной грудью. Пьер мечтал о скором возвращении домой, а Арман все думал о том, выполнит ли Пьер свое обещание выделить ему достаточную сумму для организации театра, чтобы путешествовать с ним по городам.
С неделю ничего не происходило. Пленников регулярно гоняли на работы. Погода помаленьку портилась. Перепадали дожди с ветром, становилось холодно. Море уже не ласкало взора, а грозно и неприветливо серело, гоняя немалые валы по своей поверхности.
Суда стали редко выходить за пределы порта. Пьер загрустил, опасаясь, что в такую пору корабль из Марселя может и не прийти. То же подтвердил и Арман.
– Думаю, Пьер, что если за будущие дней десять за нами не придет судно, то придется нам зимовать в этом подвале, а там хозяева наши и про галеры вспомнят… Что-то уж очень долго нет никаких вестей.
– Стало быть, так угодно Богу, Арман. Нам ничего не остается, как уповать на его милости.
– Заговорил как мусульманин. Но ты прав. Что нам еще остается в нашем положении.
И вот пришел день, которого они так ждали, но ничего хорошего он не принес…
Али вошел, как обычно, похлопывая палкой по ладони, оглядел угрюмым взором притихших рабов, молча дал знак выходить на работы, а потом, ткнув палкой в грудь Пьеру, сказал:
– А ты останься, руми. Есть что сказать тебе. Пьер заволновался, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Он ждал. Когда все вышли и в подвале остались только Али с Пьером, охранник, оглянувшись для уверенности, проговорил:
– Плохи твои дела, руми. Выкуп прибыл, но свободы тебе не видать.
Сердце Пьера чуть не остановилось от услышанного. Он какое-то время никак не мог найти слов, спросить, что же такое случилось. Али помог ему:
– Какой-то Фома имел беседу с нашим начальником тюрьмы. Договорились так, что половина выкупа будет выдана, но с условием, что ты отправишься на галеры по весне. Кумекай теперь сам, руми.
– Фома! Это же мой самый закадычный друг. Он тоже русский, мы с ним дружим с детства! Как такое может быть? Что-то не верится. Скажи мне правду, братец, умоляю!
– Я сказал правду, руми. Я не мог утаить этого от тебя. Все же мы с тобой одной крови, и я у тебя в долгу. Думаю, что теперь мы квиты. Хотя… Ладно, может, что и придумаем. Времени еще много до весны.
– Боже! Что же это такое?! Как же мог Фома такое сотворить? В уме не укладывается! Что же он за человек? Видно, правду говорила Ивонна, что он опасен и лжив. Как же я сам этого не понял?
– Хватит блеять, руми! Иди на работы, а то кто-нибудь подумает чего о нас. Пошел, руми!
– Я не руми, я русский! - воскликнул Пьер, но тут же осекся и замолчал, понимая неправоту своих возражений.
– Для меня ты - руми, братец. Иди. Обещаю придумать что-нибудь для тебя.
– Помоги мне вырваться отсюда, и я тебе хорошо уплачу, братец!
– Погоди обещать, руми. Надо еще суметь вырваться, а уж потом и расплачиваться за помощь. Ну, пошел!
Оглушенный неожиданной страшной новостью, Пьер потерянной походкой поплелся за ушедшими вперед пленниками. Он выглядел униженным и сломленным.
– Пьер, что с тобой? Тебя избили? - спросил Арман, когда тот поравнялся с другом.
– Еще хуже, Арман. Выкупа не будет.
– Как это? Не понимаю. Откуда знаешь?
– Сказали, Арман. Мой лучший друг устроил так, что меня отправят на галеры, отдал за это половину выкупа, а все остальное присвоил. Господи, смилуйся над нами! Помоги одолеть невзгоды! Господи, обещаю построить часовню, коли поможешь нам высвободиться из неволи! Господи, помоги, спаси и помилуй!
– Чуяло мое сердце, что так оно и случится! - воскликнул Арман в ярости. - Что же теперь с нами будет? Проклятье!
– Али обещал подумать, как помочь нам. Я обещал ему награду за это.
– Али! Ему легко думать. Он у себя дома! А нам каково?
– На худой конец можно последовать примеру Али, Арман.
– Как это? - удивленно уставился тот на товарища.
– Можно принять магометанство. Сколько раз нас уговаривали это сделать. Так что это самый легкий путь к свободе.
– Ты спятил! Как это можно?
Не уговариваю, просто объясняю возможности. А эта самая легкая.
– Проклятье! Пьер, ты что, неужели серьезно так думаешь?
– Пока нет. Но чем черт не шутит. Я повидал множество религий и не вижу никакой особой разницы в них. Был же я православным, а теперь католик?
– Так ты уже менял веру?
– Веру нет, но обычаи и правила некоторые я поменял. И не вижу в этом ничего дурного. Ведь главное в вере что? Сама вера в Бога! У каждого народа свои внешние обычаи и приемы этой веры, но сама вера остается незыблемой. Вот что главное, Арман.
Ну ты даешь, Пьер!
Не переживай и не удивляйся. Я верю в Бога, а это главное.
– Но ведь магометанство такое нечистое! Они свинину не едят и вино не пьют!
– Это не главное, Арман. А вино и они попивают, но не так много, как христиане. И не бери в голову мои слова.
– Как же не брать такое?
Они замолчали, подгоняемые охранниками. Каждый погрузился в свои мрачные думы. Северный ветер трепал их ветхие одежды, пронизывал до костей, пленники ежились и кутались, спасаясь от холода.
Уже принявшись за работу, Пьер вдруг разразился проклятиями.
– Арман, я только сейчас окончательно осознал, что мой бывший друг просто-напросто добивается моей жены! Вот каналья! Как же теперь мне жить, сознавая, что она осталась совсем беззащитной перед его подлостью и похотью! Что мне делать, Арман?! Черт!
– Эх, Пьер! Что ты сейчас можешь сделать? Мы способны лишь мечтать о мщении, счастливом избавлении от плена, о возвращении домой! Об этом теперь надо молить Господа ежедневно, ежечасно. Больше не на кого нам надеяться. И не упоминай черта более.
– Проклятье! Как мне не ругаться? - Пьер в сердцах плюнул.
– Ты говорил про Али. Но я, честно говоря, не верю в его обещания. Уж очень он хитро поглядывает на нас. Он себе на уме, Пьер.
– И все же, Арман, мне больше не на кого надеяться. Я не пожалею своего состояния, но постараюсь добраться до Фомы. Он от меня не уйдет, подонок! Клянусь всеми святыми!
– Если так, то я тебе в этом буду всемерно помогать, Пьер. Вот тебе моя рука и честное слово! - с этими словами Арман протянул другу руку и тут же отдернул ее назад. Удар палкой ошпарил его жгучей болью.
Охранник с ругательствами накинулся на них и стал избивать. Приходилось терпеть и ждать, пока тот устанет и насытит свою кровожадность.
Уже возвращаясь домой, в подвал тюрьмы, Арман тихо сказал:
– Хуже всего, что придется долго ждать весны. В такую пору нечего и думать совершить побег. Море почти закрыто для судоходства, а в горах околеешь от холода и голода.
– Да, ты прав, Арман. Тут ничего не придумаешь. Надо ждать и надеяться на Али. Авось он придумает что-нибудь для нас. Ему это легче.
– На него лучше не надеяться, Пьер. Давай сами думать.
– Вряд ли нам удастся что-либо придумать дельного без помощи со стороны. И у нас никого больше нет на примете. - Пьер повернулся, шепча в темноту: - Ждать и надеяться…
– Так надо, - пробурчал Али, отойдя от другого стражника достаточно далеко.
– Я понимаю, братец. Не беспокойся, не сахарный, не развалюсь.
– Слушай внимательно. Тебя с товарищем я отправлю в тот подвал, где вы нашли монеты. Пусть твой друг покажет эту дыру, а мы поглядим, что там есть еще. Это будет тебе на пользу.
– Хорошо, я сделаю, как ты скажешь.
– А сейчас иди и поработай малость для отвода глаз. В углу за дверью найдешь узел жратвы. Ешь осторожно, своему другу оставь малость, пусть подкрепится, а то совсем отощает. Когда войду, то поори для виду.
– Все понял, раис. Не беспокойся за нас.
Али жестом указал, где надо работать, и ушел, а Пьер бросился в угол и с жадностью накинулся на еду. А там было чего отведать, даже жареная баранья нога с коричневой корочкой. Кувшин вина дополнил трапезу. Он едва унял свою ретивость, вовремя вспомнив про Армана. С сожалением завернул все в тряпицу, припрятал пока и принялся вычищать навоз, скопившийся за день.
Прошел приблизительно час, когда к нему втолкнули Армана. Тот растянулся на навозе, изрыгая ругательства и злобно отплевываясь.
– Успокойся, Арман. Или ты хотел, чтобы тебе ужин на блюде преподнесли? Гляди, чем тебя угощает мой друг Али. Скорее приступай, а то я едва все сам не прикончил.
– Ого! Вот это да! Да за такой ужин я и не то вытерплю!
– Тише, и побыстрей уминай. Нам еще поработать надо. Скоро у нас с тобой появится дело. Али хочет присвоить твои сокровища.
– Вот паскуда! Что же делать, Пьер?
– Да ничего и не надо делать, Арман. Зачем они нам, если совсем скоро мы получим выкуп и отправимся домой. А кругляшки из сундука нам в этом только помогут.
– Ладно. Обидно только - может, там целое состояние… Я доверяю тебе, Пьер, и жду с нетерпением того дня, когда мы с тобой сможем свободно прогуляться по улицам Марселя.
– Уверен, что это случится уже скоро. Верь и надейся, Арман.
Через несколько дней, когда над городом бушевала гроза, Али вытащил Армана с Пьером из подвала, и они отправились в старинный разрушенный город за кладом.
Грозные бастионы крепости проступали сквозь пелену дождя, а шпили минаретов едва просматривались, уходя своими иглами в туманное небо. Лишь знаменитая мечеть Сиди-бу-Меруан выделялась четкими линиями и затейливым орнаментом украшений.
Прохожих почти не было, и на путников никто не обращал внимания. Арман тащил за собой ленивого осла, а Али с Пьером молча шагали, укрывшись уже промокшими джелабами. Арман продрог и ежился от холода, в который раз проклиная тот день, когда ему вздумалось соблазниться хорошим заработком и отправиться в море.
Наконец, когда после часа ходьбы они прибыли на место, то Арман приободрился.
– Пьер, помогай мне, а то не очень-то охота мокнуть зря!
Приятели молча отвалили прикрывавшую дыру плиту и вопросительно глянули на Али. Тот молча кивнул, и они по очереди стали протискиваться в темный зев.
Вскоре они оказались в темноте и тесноте полузасыпанного подвала. Али долго возился с фонарем, с трудом разжег его и стал осматривать помещение. Оно действительно выглядело мрачно и даже страшно. Из кучи мусора и камней торчали кости человеческих ног, валялись полуистлевшие деревяшки, у стены виднелся совсем развалившийся полузасыпанный сундучок, и тускло темнели медные полосы, некогда обшивавшие его.
– Вот, глядите… Он еще целый был, а как я поднять попробовал, так и развалился, даже деньги высыпались, - показал Арман рукой на груду монет, им же присыпанных в прошлый раз слоем пыли вперемешку с мелкими камешками.
Али склонился, перебирая пальцами монеты, потом приподнялся и сказал, обращаясь к Пьеру:
– Не ахти что, но и это позволит мне владеть еще одной женой.
– У тебя ж есть уже две, как мне кажется? Куда тебе столько?
– В этом немалая прелесть магометанства, руми. Есть деньги, есть и молодая жена. Аллах четыре разрешает, вот я этим и воспользуюсь. Уж очень охота побаловать себя на старости лет молоденькой плотью, - в словах Али звучало неприкрытое вожделение. Пьеру стало как-то неуютно, а Али криво усмехнулся.
Придвинули поближе фонарь, и Али стал с помощью Армана отбирать серебряные монеты, отгребая в сторону медные. Фонарь давал мало света, работа продвигалась медленно, но спешить было некуда, вся ночь еще впереди.
Наконец дело было сделано. Мешок с монетами оказался довольно тяжелым. Али прикинул его на вес, запустил в него руку и протянул в зажатой ладони горсть монет Пьеру. Потом остановился, как бы передумав, опустил руку назад в мешок и сказал:
– Не стоит пока рисковать, руми. Потом я тебе отплачу, но не сейчас.
Они молча выбрались наружу. Ослик покорно ждал своей участи и не выказал никаких чувств, увидев людей. Арман тщательно прикрыл дыру, ведущую в подвал. Али привязал мешок к спине животного, и так же молча все трое двинулись в обратный путь.
Все устали, находясь в тесном, низком и душном помещении, сплошь пропитанном пылью. И теперь, даже под дождем, им стало легче. Они дышали полной грудью. Пьер мечтал о скором возвращении домой, а Арман все думал о том, выполнит ли Пьер свое обещание выделить ему достаточную сумму для организации театра, чтобы путешествовать с ним по городам.
С неделю ничего не происходило. Пленников регулярно гоняли на работы. Погода помаленьку портилась. Перепадали дожди с ветром, становилось холодно. Море уже не ласкало взора, а грозно и неприветливо серело, гоняя немалые валы по своей поверхности.
Суда стали редко выходить за пределы порта. Пьер загрустил, опасаясь, что в такую пору корабль из Марселя может и не прийти. То же подтвердил и Арман.
– Думаю, Пьер, что если за будущие дней десять за нами не придет судно, то придется нам зимовать в этом подвале, а там хозяева наши и про галеры вспомнят… Что-то уж очень долго нет никаких вестей.
– Стало быть, так угодно Богу, Арман. Нам ничего не остается, как уповать на его милости.
– Заговорил как мусульманин. Но ты прав. Что нам еще остается в нашем положении.
И вот пришел день, которого они так ждали, но ничего хорошего он не принес…
Али вошел, как обычно, похлопывая палкой по ладони, оглядел угрюмым взором притихших рабов, молча дал знак выходить на работы, а потом, ткнув палкой в грудь Пьеру, сказал:
– А ты останься, руми. Есть что сказать тебе. Пьер заволновался, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Он ждал. Когда все вышли и в подвале остались только Али с Пьером, охранник, оглянувшись для уверенности, проговорил:
– Плохи твои дела, руми. Выкуп прибыл, но свободы тебе не видать.
Сердце Пьера чуть не остановилось от услышанного. Он какое-то время никак не мог найти слов, спросить, что же такое случилось. Али помог ему:
– Какой-то Фома имел беседу с нашим начальником тюрьмы. Договорились так, что половина выкупа будет выдана, но с условием, что ты отправишься на галеры по весне. Кумекай теперь сам, руми.
– Фома! Это же мой самый закадычный друг. Он тоже русский, мы с ним дружим с детства! Как такое может быть? Что-то не верится. Скажи мне правду, братец, умоляю!
– Я сказал правду, руми. Я не мог утаить этого от тебя. Все же мы с тобой одной крови, и я у тебя в долгу. Думаю, что теперь мы квиты. Хотя… Ладно, может, что и придумаем. Времени еще много до весны.
– Боже! Что же это такое?! Как же мог Фома такое сотворить? В уме не укладывается! Что же он за человек? Видно, правду говорила Ивонна, что он опасен и лжив. Как же я сам этого не понял?
– Хватит блеять, руми! Иди на работы, а то кто-нибудь подумает чего о нас. Пошел, руми!
– Я не руми, я русский! - воскликнул Пьер, но тут же осекся и замолчал, понимая неправоту своих возражений.
– Для меня ты - руми, братец. Иди. Обещаю придумать что-нибудь для тебя.
– Помоги мне вырваться отсюда, и я тебе хорошо уплачу, братец!
– Погоди обещать, руми. Надо еще суметь вырваться, а уж потом и расплачиваться за помощь. Ну, пошел!
Оглушенный неожиданной страшной новостью, Пьер потерянной походкой поплелся за ушедшими вперед пленниками. Он выглядел униженным и сломленным.
– Пьер, что с тобой? Тебя избили? - спросил Арман, когда тот поравнялся с другом.
– Еще хуже, Арман. Выкупа не будет.
– Как это? Не понимаю. Откуда знаешь?
– Сказали, Арман. Мой лучший друг устроил так, что меня отправят на галеры, отдал за это половину выкупа, а все остальное присвоил. Господи, смилуйся над нами! Помоги одолеть невзгоды! Господи, обещаю построить часовню, коли поможешь нам высвободиться из неволи! Господи, помоги, спаси и помилуй!
– Чуяло мое сердце, что так оно и случится! - воскликнул Арман в ярости. - Что же теперь с нами будет? Проклятье!
– Али обещал подумать, как помочь нам. Я обещал ему награду за это.
– Али! Ему легко думать. Он у себя дома! А нам каково?
– На худой конец можно последовать примеру Али, Арман.
– Как это? - удивленно уставился тот на товарища.
– Можно принять магометанство. Сколько раз нас уговаривали это сделать. Так что это самый легкий путь к свободе.
– Ты спятил! Как это можно?
Не уговариваю, просто объясняю возможности. А эта самая легкая.
– Проклятье! Пьер, ты что, неужели серьезно так думаешь?
– Пока нет. Но чем черт не шутит. Я повидал множество религий и не вижу никакой особой разницы в них. Был же я православным, а теперь католик?
– Так ты уже менял веру?
– Веру нет, но обычаи и правила некоторые я поменял. И не вижу в этом ничего дурного. Ведь главное в вере что? Сама вера в Бога! У каждого народа свои внешние обычаи и приемы этой веры, но сама вера остается незыблемой. Вот что главное, Арман.
Ну ты даешь, Пьер!
Не переживай и не удивляйся. Я верю в Бога, а это главное.
– Но ведь магометанство такое нечистое! Они свинину не едят и вино не пьют!
– Это не главное, Арман. А вино и они попивают, но не так много, как христиане. И не бери в голову мои слова.
– Как же не брать такое?
Они замолчали, подгоняемые охранниками. Каждый погрузился в свои мрачные думы. Северный ветер трепал их ветхие одежды, пронизывал до костей, пленники ежились и кутались, спасаясь от холода.
Уже принявшись за работу, Пьер вдруг разразился проклятиями.
– Арман, я только сейчас окончательно осознал, что мой бывший друг просто-напросто добивается моей жены! Вот каналья! Как же теперь мне жить, сознавая, что она осталась совсем беззащитной перед его подлостью и похотью! Что мне делать, Арман?! Черт!
– Эх, Пьер! Что ты сейчас можешь сделать? Мы способны лишь мечтать о мщении, счастливом избавлении от плена, о возвращении домой! Об этом теперь надо молить Господа ежедневно, ежечасно. Больше не на кого нам надеяться. И не упоминай черта более.
– Проклятье! Как мне не ругаться? - Пьер в сердцах плюнул.
– Ты говорил про Али. Но я, честно говоря, не верю в его обещания. Уж очень он хитро поглядывает на нас. Он себе на уме, Пьер.
– И все же, Арман, мне больше не на кого надеяться. Я не пожалею своего состояния, но постараюсь добраться до Фомы. Он от меня не уйдет, подонок! Клянусь всеми святыми!
– Если так, то я тебе в этом буду всемерно помогать, Пьер. Вот тебе моя рука и честное слово! - с этими словами Арман протянул другу руку и тут же отдернул ее назад. Удар палкой ошпарил его жгучей болью.
Охранник с ругательствами накинулся на них и стал избивать. Приходилось терпеть и ждать, пока тот устанет и насытит свою кровожадность.
Уже возвращаясь домой, в подвал тюрьмы, Арман тихо сказал:
– Хуже всего, что придется долго ждать весны. В такую пору нечего и думать совершить побег. Море почти закрыто для судоходства, а в горах околеешь от холода и голода.
– Да, ты прав, Арман. Тут ничего не придумаешь. Надо ждать и надеяться на Али. Авось он придумает что-нибудь для нас. Ему это легче.
– На него лучше не надеяться, Пьер. Давай сами думать.
– Вряд ли нам удастся что-либо придумать дельного без помощи со стороны. И у нас никого больше нет на примете. - Пьер повернулся, шепча в темноту: - Ждать и надеяться…
Глава 14 ФОМА РАСКРЫЛСЯ
Декабрь подходил к концу. Люди готовились к рождественским праздникам, а Ивонна бродила по дому как неприкаянная и в отчаянии ломала руки. Слуги боялись подойти к ней и сторонились своей госпожи, почти потерявшей от горя рассудок. Она перестала причесываться, следить за одеждой, и от этого становилось больно на нее смотреть.
Уже прошло три недели, как Фома принес ужасную весть. По его словам получалось, что Пьер уже был продан на галеры и искать его теперь стало очень трудно, если вообще возможно. Так он уверял.
После этого Ивонна долго ничего не замечала, оглушенная страшной вестью. Она металась по дому, никого не замечая, и лишь бормотала что-то бессвязное, побледнела, осунулась, подурнела. Фома, часто посещавший ее в первое время, теперь приезжал редко, но и его визиты не волновали Ивонну. Она не замечала его не отвечала на его вопросы. Однако в последнее свое посещение Фома заметил значительные изменения в ее поведении. Она стала опять одеваться нормально, красиво завивать локоны, во взгляде просматривалась энергия и живость. Еще было далеко до прежней нормы, но и такое изменение значило очень многое.
– Ивонна, мадам! - голос Фомы задрожал, видимо, от волнения. - Я так рад видеть вас в лучшем состоянии. Видно, молодость берет свое. Примите мои поздравления с началом выздоровления.
– О чем вы, мессир? Какое выздоровление? Об этом не может быть и речи, пока Пьер не будет найден и возвращен.
– О, вы так полны решимости искать мужа? Как это похоже на вас, мадам. Я весь к вашим услугам, Ивонна!
– Представьте себе, я решила обходиться во всем без вашего участия. С меня достаточно того, что вы не смогли устроить дело, которое мне казалось не таким уж и сложным.
– Но, мадам, что вы такое говорите?! Неужели вы полагаете, что…
– Закройте рот и не произносите больше ни звука, мессир. Вы мне так надоели, что я горю желанием натравить на вас собак. Я не хочу слушать вашу болтовню! Мне она кажется недостаточно правдивой.
– Ивонна, дорогая! Вы меня убиваете своим недоверием! Как можно?..
– Уберетесь ли вы когда-нибудь, мессир? Мне противно вас видеть!
Фома с прищуром посмотрел в глаза Ивонны. В них светилась непреклонная решимость, и он не заставил просить себя вторично, но в душе затаил желание отомстить. Раньше он просто пытался овладеть ею, может быть, даже сделать своей женой. Он действительно был влюблен в Ивонну и страстно желал ею обладать. Но теперь, глядя в ее синие глаза, полные упорства, он изменил свое намерение и уже не ощущал в себе той влюбленности, которая грызла его вот уже сколько месяцев. Фома впервые почувствовал в себе раздражение от ее слов и всего поведения.
Спускаясь по ступеням дома к карете, он уже решил, что с влюбленностью покончено. Настала очередь холодного расчета и действия. Он не отступит и добьется своего, чего бы это ему ни стоило. Силой, уговорами, лестью или хитростью, но она будет его, а там он поиздевается над нею в свое удовольствие.
У него даже улучшилось настроение. Новая идея, новое направление мысли придали ему и новые силы в достижении задуманного. Ухмыльнувшись правой стороной рта, он уже твердо решил, что в ближайшее время предпримет нечто действенное. Ждать больше не стоит.
Отшумели рождественские празднества. Снег так и не появился даже на ближних горах, дожди перепадали, чередуясь с ветрами.
Ивонна сразу же после праздников направилась в Марсель. Там она принялась вновь разыскивать членов команды судна, носившего ее имя. Ей хотелось как следует провести расследование обстоятельств пленения Пьера. Те сведения, что были получены от Фомы и Поля Давиды, ее мало удовлетворяли. Она им уже не доверяла, тем более что поведение Поля при расспросах явно было сомнительным и внушало недоверие.
Две недели спустя она призвала человека, занимающегося этими делами, для получения дополнительных сведений.
– Мадам, ничего утешительного сообщить не могу. Никого в городе и ближайших селениях нет. Все словно сговорились и разбрелись по свету.
– Стало быть, никаких сведений, проливающих свет на историю с моим мужем, вы сообщить мне не можете?
– Кое-что есть, мадам, но уж слишком косвенные это сведения.
– Однако я бы хотела их выслушать.
– Пожалуйста, мадам. Дело в том, что семьи некоторых участников похода живут поблизости, в Марселе. И хотя эти люди тоже мало знают об этом, но некоторые из них говорят, что матросы, их родные, придя в Марсель, тут же получили оплату за поход с высокими прибавками и отбыли на разных кораблях во всевозможные плавания с тем, чтобы до весны или лета не появляться в Марселе. Не кажется ли вам, мадам, что это весьма подозрительно?
– Да. Это действительно подозрительно. И кто же оплатил им всем добавку?
– Вот тут, мадам, полная неясность. Доплачивали в разное время и разные люди. Их, кстати, тоже разыскать не удалось.
– А что еще удалось выведать у родных этих матросов, которые исчезли?
– Очень мало, мадам. Но некоторые утверждают, что кто-то что-то говорил про обстоятельства пленения вашего мужа, но конкретно ничего узнать не удалось. Думаю, что кто-то устроил это специально и преднамеренно. В этом у меня сомнений нет, хотя доказать ничего не могу.
– Следовательно, вы убеждены, что пленение моего мужа было как-то подстроено? Правильно я вас поняла, месье?
– Да, мадам, вы правильно меня поняли.
– В таком случае на этом мы и закончим. Благодарю за службу. Получите расчет, как и договаривались.
Несколько дней Ивонна молча раздумывала над тем, что услышала, и в конце концов пришла к убеждению, что лишь Фома мог желать устроить Пьеру такую судьбу. Больше некому было хотеть ему зла.
Сопоставив все полученные сведения с поведением Фомы, она укрепилась в мысли, что была с самого начала права, предупреждая Пьера об опасности, исходящей от Фомы.
В расстроенных чувствах Ивонна вернулась в усадьбу. Из головы не выходила мысль о том, что теперь вызволить Пьера из плена будет значительно труднее, не говоря о том, что и средства были потрачены впустую. Фома, правда, многое вернул, но все же затраты оказались значительными.
Ближе к весне Ивонна услышала, что где-то в горах живет гадалка или колдунья, которая может многое рассказать о будущем. Это толкало Ивонну на попытку испытать этот шанс, увидеть то, что ждет ее и Пьера. Она пригласила Поля Давилу к себе.
– Поль, я давно догадываюсь, что ты что-то от меня скрываешь, однако заставлять тебя рассказывать все не собираюсь. Но твоя помощь мне сейчас необходима.
– Мадам, я весь к вашим услугам. Приказывайте, я с удовольствием выполню все ваши желания.
– Хорошо, Поль. Я хотела бы проехаться в горы к гадалке и разузнать, что ожидает меня и Пьера. Ты не мог бы сопровождать меня в этой поездке? Ехать придется верхом.
– Мадам, можете не сомневаться в том, что я с радостью исполню вашу просьбу. Лишь скажите, когда выезжать.
– Дня через два-три, Поль. Так что приготовь лошадей, провизию и все остальное, что понадобится в пути.
– Будет исполнено, мадам. Но думаю, что не мешает взять с собой и еще кого-нибудь, мадам.
– Согласна, Поль.
Розалия просунула голову в щель двери и спросила:
– Мадам, приехал мессир Фома с каким-то господином. Вы их примете?
– Нет, Розалия. Пусть убираются, едут своей дорогой. Я устала от него.
Однако пять минут спустя Фома все-таки появился в гостиной. Он любезно улыбался, расточая комплименты и похвалы Ивонне. Рядом кланялся молодой красавец в роскошном камзоле, держа шляпу в руке и подметая плюмажем персидский ковер.
– Мадам, разрешите представить вам моего друга. Месье Рокантон, мадам. Прошу вас.
Молодой красавец сделал шаг вперед, снова галантно раскланялся и произнес приятным сочным голосом:
– Колен Рокантон к вашим услугам, мадам. Вы очаровательны, мадам.
Что-то кольнуло в груди у Ивонны. Она пристально поглядела на молодого человека, на Фому, который не спускал с нее глаз. Сердце у молодой женщины как-то странно затрепетало от нахлынувшей тревоги.
Все это длилось всего мгновение, но Ивонне вдруг показалось, что все заметили ее замешательство.
– С чего вы взяли, месье Фома, что мне обязательно нужно общество вашего друга, о котором я никогда не слышала?
– Ивонна, вы же так одиноки. Мне всегда так хотелось составить вам компанию, а для полноты ее я пригласил своего друга Колена. Кстати, он дворянин и очень состоятельный человек.
– Мне это неинтересно. Я занята совсем другим, мессир Фома. И развлекать меня нет никакой необходимости. Потому я буду вам признательна, если ваш визит не затянется.
Эта нелюбезность, даже грубость нисколько не смутила посетителей. Они приятно улыбались, Колен элегантным движением подкручивал нафабренные усики, Фома с явным наслаждением взирал на Ивонну, отмечая, что та не в своей тарелке.
Но поскольку Ивонна не выказывала никакого желания продолжать разговор, показывая всем своим видом отчужденность по отношению к гостям, тем ничего не оставалось, как проститься и удалиться с независимым и гордым видом.
Ивонна, оставшись одна, с волнением стала обдумывать все, что сейчас произошло. Она не могла не признать, что красавец произвел на нее впечатление, но одно то, что это друг Фомы, заставляло ее предположить, что эта встреча была продумана и специально подстроена.
– Стало быть, Фома не оставил меня в покое, - тихо сказала сама себе Ивонна. - Он подослал этого красавца с явной целью, но какой? - И тут же ответила: - Весьма просто и даже примитивно, Фома. Ты хочешь меня скомпрометировать и использовать затем мой позор в своих интересах. Поглядим же, как это тебе удастся. Уверена, что ничего не получится. Я не допущу этого.
Не прошло и недели, как Колен уже самостоятельно посетил усадьбу, и Ивонна отметила, что это не вызвало в ней острого недовольства. Понимание это ее разозлило и вывело из равновесия.
– Мессир, я очень занята и не могу уделить вам много времени, - с озабоченным видом произнесла Ивонна, выслушав приветствия и комплименты посетителя.
– Мадам, не волнуйтесь по этому поводу. Я заскочил лишь засвидетельствовать свое почтение и сказать, что вы очаровательны.
– Должна вам заметить, месье Рокантон, что затея мессира Фомы мне хорошо известна, и я ее совершенно не одобряю. Достаточно низко с его стороны так поступать. Он вскоре дождется, что я распоряжусь спустить на него собак.
– Мадам так недовольна моим другом? Но почему? Он так обходителен и много о вас говорит хорошего. Я бы даже сказал, что он в вас влюблен, но это между нами, мадам…
– Меня это интересует лишь потому, что я вынуждена буду принять конкретные меры для ограждения своего покоя. А сейчас прошу меня извинить. Я занята делами своего мужа и не могу больше пользоваться вашим временем.
Ивонна встала и удалилась, не удостоив красавца Колена даже взгляда. Зато душа ее ликовала. Она сумела настоять на своем и была этим довольна.
Это посещение несколько отвлекло ее от задуманного путешествия к гадалке, хотя Поль не раз напоминал своей госпоже о нем. Но было так много поводов для размышлений, что Ивонна решила подождать, пока дороги просохнут и станет достаточно тепло.
Природа начала пробуждаться от зимнего забытья. Солнце в полдень припекало уже ощутимо. Птичий гомон не смолкал с самого раннего утра, а крестьяне принялись за свои обычные приготовления к весенним работам. Лица людей посветлели в ожидании скорой уже весны.
Солнце клонилось к западу и скрывалось в надвигавшихся с моря тучах, когда Ивонна услыхала звук подъехавшего экипажа. Она выглянула в окно и с неудовольствием увидела Фому. Он был один, и Ивонна даже несколько недоумевала, почему с ним нет его друга Колена.
Что-то насторожило ее в поведении Фомы. Ей показалось, что он как-то взволнован или возбужден, его что-то явно беспокоило. Ивонна подумала, что, может быть, он привез какие-то сведения о Пьере, но потом отбросила эти надежды.
Ей не хотелось с ним встречаться, но она уже знала, что никто не осмелится запретить Фоме войти к ней.
– Мадам Ивонна, - сказал он с порога. - Я так давно не видел вас, что счел невозможным больше лишать себя этого удовольствия.
– Это меня не удивляет. Зато мне никакого удовольствия этот ваш визит не доставляет.
– Я уже догадался об этом. Но все же я здесь. Ивонна с тревогой заметила, что Фома сегодня какой-то странный. И с вдруг забившимся сердцем отметила, что побаивается его. Во взгляде Фомы ей что-то казалось угрожающим, но что именно, она не могла сейчас определить. Слегка поколебавшись, она сказала:
– Месье, прошу извинить, но мне надо отлучиться. Всего на минуту-две. Я не заставлю вас долго ждать. Розалия принесет вам вина.
Сдерживая свой порыв, Ивонна вышла в прихожую и понеслась по дому, торопливо и взволнованно. Увидев Поля, она бросилась к нему:
– Поль, очень прошу, не отлучайся далеко от моих комнат. Что-то мне не по себе сегодня. Сделаешь?
– Конечно, мадам! А что случилось?
– Да ничего, но мне так тревожно и беспокойно. Так ты обещаешь?
Уже прошло три недели, как Фома принес ужасную весть. По его словам получалось, что Пьер уже был продан на галеры и искать его теперь стало очень трудно, если вообще возможно. Так он уверял.
После этого Ивонна долго ничего не замечала, оглушенная страшной вестью. Она металась по дому, никого не замечая, и лишь бормотала что-то бессвязное, побледнела, осунулась, подурнела. Фома, часто посещавший ее в первое время, теперь приезжал редко, но и его визиты не волновали Ивонну. Она не замечала его не отвечала на его вопросы. Однако в последнее свое посещение Фома заметил значительные изменения в ее поведении. Она стала опять одеваться нормально, красиво завивать локоны, во взгляде просматривалась энергия и живость. Еще было далеко до прежней нормы, но и такое изменение значило очень многое.
– Ивонна, мадам! - голос Фомы задрожал, видимо, от волнения. - Я так рад видеть вас в лучшем состоянии. Видно, молодость берет свое. Примите мои поздравления с началом выздоровления.
– О чем вы, мессир? Какое выздоровление? Об этом не может быть и речи, пока Пьер не будет найден и возвращен.
– О, вы так полны решимости искать мужа? Как это похоже на вас, мадам. Я весь к вашим услугам, Ивонна!
– Представьте себе, я решила обходиться во всем без вашего участия. С меня достаточно того, что вы не смогли устроить дело, которое мне казалось не таким уж и сложным.
– Но, мадам, что вы такое говорите?! Неужели вы полагаете, что…
– Закройте рот и не произносите больше ни звука, мессир. Вы мне так надоели, что я горю желанием натравить на вас собак. Я не хочу слушать вашу болтовню! Мне она кажется недостаточно правдивой.
– Ивонна, дорогая! Вы меня убиваете своим недоверием! Как можно?..
– Уберетесь ли вы когда-нибудь, мессир? Мне противно вас видеть!
Фома с прищуром посмотрел в глаза Ивонны. В них светилась непреклонная решимость, и он не заставил просить себя вторично, но в душе затаил желание отомстить. Раньше он просто пытался овладеть ею, может быть, даже сделать своей женой. Он действительно был влюблен в Ивонну и страстно желал ею обладать. Но теперь, глядя в ее синие глаза, полные упорства, он изменил свое намерение и уже не ощущал в себе той влюбленности, которая грызла его вот уже сколько месяцев. Фома впервые почувствовал в себе раздражение от ее слов и всего поведения.
Спускаясь по ступеням дома к карете, он уже решил, что с влюбленностью покончено. Настала очередь холодного расчета и действия. Он не отступит и добьется своего, чего бы это ему ни стоило. Силой, уговорами, лестью или хитростью, но она будет его, а там он поиздевается над нею в свое удовольствие.
У него даже улучшилось настроение. Новая идея, новое направление мысли придали ему и новые силы в достижении задуманного. Ухмыльнувшись правой стороной рта, он уже твердо решил, что в ближайшее время предпримет нечто действенное. Ждать больше не стоит.
Отшумели рождественские празднества. Снег так и не появился даже на ближних горах, дожди перепадали, чередуясь с ветрами.
Ивонна сразу же после праздников направилась в Марсель. Там она принялась вновь разыскивать членов команды судна, носившего ее имя. Ей хотелось как следует провести расследование обстоятельств пленения Пьера. Те сведения, что были получены от Фомы и Поля Давиды, ее мало удовлетворяли. Она им уже не доверяла, тем более что поведение Поля при расспросах явно было сомнительным и внушало недоверие.
Две недели спустя она призвала человека, занимающегося этими делами, для получения дополнительных сведений.
– Мадам, ничего утешительного сообщить не могу. Никого в городе и ближайших селениях нет. Все словно сговорились и разбрелись по свету.
– Стало быть, никаких сведений, проливающих свет на историю с моим мужем, вы сообщить мне не можете?
– Кое-что есть, мадам, но уж слишком косвенные это сведения.
– Однако я бы хотела их выслушать.
– Пожалуйста, мадам. Дело в том, что семьи некоторых участников похода живут поблизости, в Марселе. И хотя эти люди тоже мало знают об этом, но некоторые из них говорят, что матросы, их родные, придя в Марсель, тут же получили оплату за поход с высокими прибавками и отбыли на разных кораблях во всевозможные плавания с тем, чтобы до весны или лета не появляться в Марселе. Не кажется ли вам, мадам, что это весьма подозрительно?
– Да. Это действительно подозрительно. И кто же оплатил им всем добавку?
– Вот тут, мадам, полная неясность. Доплачивали в разное время и разные люди. Их, кстати, тоже разыскать не удалось.
– А что еще удалось выведать у родных этих матросов, которые исчезли?
– Очень мало, мадам. Но некоторые утверждают, что кто-то что-то говорил про обстоятельства пленения вашего мужа, но конкретно ничего узнать не удалось. Думаю, что кто-то устроил это специально и преднамеренно. В этом у меня сомнений нет, хотя доказать ничего не могу.
– Следовательно, вы убеждены, что пленение моего мужа было как-то подстроено? Правильно я вас поняла, месье?
– Да, мадам, вы правильно меня поняли.
– В таком случае на этом мы и закончим. Благодарю за службу. Получите расчет, как и договаривались.
Несколько дней Ивонна молча раздумывала над тем, что услышала, и в конце концов пришла к убеждению, что лишь Фома мог желать устроить Пьеру такую судьбу. Больше некому было хотеть ему зла.
Сопоставив все полученные сведения с поведением Фомы, она укрепилась в мысли, что была с самого начала права, предупреждая Пьера об опасности, исходящей от Фомы.
В расстроенных чувствах Ивонна вернулась в усадьбу. Из головы не выходила мысль о том, что теперь вызволить Пьера из плена будет значительно труднее, не говоря о том, что и средства были потрачены впустую. Фома, правда, многое вернул, но все же затраты оказались значительными.
Ближе к весне Ивонна услышала, что где-то в горах живет гадалка или колдунья, которая может многое рассказать о будущем. Это толкало Ивонну на попытку испытать этот шанс, увидеть то, что ждет ее и Пьера. Она пригласила Поля Давилу к себе.
– Поль, я давно догадываюсь, что ты что-то от меня скрываешь, однако заставлять тебя рассказывать все не собираюсь. Но твоя помощь мне сейчас необходима.
– Мадам, я весь к вашим услугам. Приказывайте, я с удовольствием выполню все ваши желания.
– Хорошо, Поль. Я хотела бы проехаться в горы к гадалке и разузнать, что ожидает меня и Пьера. Ты не мог бы сопровождать меня в этой поездке? Ехать придется верхом.
– Мадам, можете не сомневаться в том, что я с радостью исполню вашу просьбу. Лишь скажите, когда выезжать.
– Дня через два-три, Поль. Так что приготовь лошадей, провизию и все остальное, что понадобится в пути.
– Будет исполнено, мадам. Но думаю, что не мешает взять с собой и еще кого-нибудь, мадам.
– Согласна, Поль.
Розалия просунула голову в щель двери и спросила:
– Мадам, приехал мессир Фома с каким-то господином. Вы их примете?
– Нет, Розалия. Пусть убираются, едут своей дорогой. Я устала от него.
Однако пять минут спустя Фома все-таки появился в гостиной. Он любезно улыбался, расточая комплименты и похвалы Ивонне. Рядом кланялся молодой красавец в роскошном камзоле, держа шляпу в руке и подметая плюмажем персидский ковер.
– Мадам, разрешите представить вам моего друга. Месье Рокантон, мадам. Прошу вас.
Молодой красавец сделал шаг вперед, снова галантно раскланялся и произнес приятным сочным голосом:
– Колен Рокантон к вашим услугам, мадам. Вы очаровательны, мадам.
Что-то кольнуло в груди у Ивонны. Она пристально поглядела на молодого человека, на Фому, который не спускал с нее глаз. Сердце у молодой женщины как-то странно затрепетало от нахлынувшей тревоги.
Все это длилось всего мгновение, но Ивонне вдруг показалось, что все заметили ее замешательство.
– С чего вы взяли, месье Фома, что мне обязательно нужно общество вашего друга, о котором я никогда не слышала?
– Ивонна, вы же так одиноки. Мне всегда так хотелось составить вам компанию, а для полноты ее я пригласил своего друга Колена. Кстати, он дворянин и очень состоятельный человек.
– Мне это неинтересно. Я занята совсем другим, мессир Фома. И развлекать меня нет никакой необходимости. Потому я буду вам признательна, если ваш визит не затянется.
Эта нелюбезность, даже грубость нисколько не смутила посетителей. Они приятно улыбались, Колен элегантным движением подкручивал нафабренные усики, Фома с явным наслаждением взирал на Ивонну, отмечая, что та не в своей тарелке.
Но поскольку Ивонна не выказывала никакого желания продолжать разговор, показывая всем своим видом отчужденность по отношению к гостям, тем ничего не оставалось, как проститься и удалиться с независимым и гордым видом.
Ивонна, оставшись одна, с волнением стала обдумывать все, что сейчас произошло. Она не могла не признать, что красавец произвел на нее впечатление, но одно то, что это друг Фомы, заставляло ее предположить, что эта встреча была продумана и специально подстроена.
– Стало быть, Фома не оставил меня в покое, - тихо сказала сама себе Ивонна. - Он подослал этого красавца с явной целью, но какой? - И тут же ответила: - Весьма просто и даже примитивно, Фома. Ты хочешь меня скомпрометировать и использовать затем мой позор в своих интересах. Поглядим же, как это тебе удастся. Уверена, что ничего не получится. Я не допущу этого.
Не прошло и недели, как Колен уже самостоятельно посетил усадьбу, и Ивонна отметила, что это не вызвало в ней острого недовольства. Понимание это ее разозлило и вывело из равновесия.
– Мессир, я очень занята и не могу уделить вам много времени, - с озабоченным видом произнесла Ивонна, выслушав приветствия и комплименты посетителя.
– Мадам, не волнуйтесь по этому поводу. Я заскочил лишь засвидетельствовать свое почтение и сказать, что вы очаровательны.
– Должна вам заметить, месье Рокантон, что затея мессира Фомы мне хорошо известна, и я ее совершенно не одобряю. Достаточно низко с его стороны так поступать. Он вскоре дождется, что я распоряжусь спустить на него собак.
– Мадам так недовольна моим другом? Но почему? Он так обходителен и много о вас говорит хорошего. Я бы даже сказал, что он в вас влюблен, но это между нами, мадам…
– Меня это интересует лишь потому, что я вынуждена буду принять конкретные меры для ограждения своего покоя. А сейчас прошу меня извинить. Я занята делами своего мужа и не могу больше пользоваться вашим временем.
Ивонна встала и удалилась, не удостоив красавца Колена даже взгляда. Зато душа ее ликовала. Она сумела настоять на своем и была этим довольна.
Это посещение несколько отвлекло ее от задуманного путешествия к гадалке, хотя Поль не раз напоминал своей госпоже о нем. Но было так много поводов для размышлений, что Ивонна решила подождать, пока дороги просохнут и станет достаточно тепло.
Природа начала пробуждаться от зимнего забытья. Солнце в полдень припекало уже ощутимо. Птичий гомон не смолкал с самого раннего утра, а крестьяне принялись за свои обычные приготовления к весенним работам. Лица людей посветлели в ожидании скорой уже весны.
Солнце клонилось к западу и скрывалось в надвигавшихся с моря тучах, когда Ивонна услыхала звук подъехавшего экипажа. Она выглянула в окно и с неудовольствием увидела Фому. Он был один, и Ивонна даже несколько недоумевала, почему с ним нет его друга Колена.
Что-то насторожило ее в поведении Фомы. Ей показалось, что он как-то взволнован или возбужден, его что-то явно беспокоило. Ивонна подумала, что, может быть, он привез какие-то сведения о Пьере, но потом отбросила эти надежды.
Ей не хотелось с ним встречаться, но она уже знала, что никто не осмелится запретить Фоме войти к ней.
– Мадам Ивонна, - сказал он с порога. - Я так давно не видел вас, что счел невозможным больше лишать себя этого удовольствия.
– Это меня не удивляет. Зато мне никакого удовольствия этот ваш визит не доставляет.
– Я уже догадался об этом. Но все же я здесь. Ивонна с тревогой заметила, что Фома сегодня какой-то странный. И с вдруг забившимся сердцем отметила, что побаивается его. Во взгляде Фомы ей что-то казалось угрожающим, но что именно, она не могла сейчас определить. Слегка поколебавшись, она сказала:
– Месье, прошу извинить, но мне надо отлучиться. Всего на минуту-две. Я не заставлю вас долго ждать. Розалия принесет вам вина.
Сдерживая свой порыв, Ивонна вышла в прихожую и понеслась по дому, торопливо и взволнованно. Увидев Поля, она бросилась к нему:
– Поль, очень прошу, не отлучайся далеко от моих комнат. Что-то мне не по себе сегодня. Сделаешь?
– Конечно, мадам! А что случилось?
– Да ничего, но мне так тревожно и беспокойно. Так ты обещаешь?