– Здравствуй, друг Василий, – радушно сказал Илларион и посторонился, пропуская гостя в квартиру. – Какими судьбами? Проходи, проходи, не стесняйся.
Друг Василий прошел в гостиную и остановился, озираясь. Илларион, заперев дверь, подошел к нему сзади и хлопнул по плечу, от чего друг Василий сильно вздрогнул.
– Ну-ну, – сказал Илларион, – его ты подпрыгиваешь?
– Честно говоря, до сих пор не могу опомниться, – признался тот. – Я ведь видел, как вас повели расстреливать… Я в кустах сидел. Я рад, что вы живы. А это в самом деле был Драчев, или мне показалось?
– Он, он, не сомневайся.
– Вот гад. И дискету забрал. Интересно, что на ней было?
– Тебе повезло. Ты пришел к человеку, который может удовлетворить твое любопытство, – сказал Илларион, присаживаясь на край стола и закуривая. – Вот черт, что же это у них тут пепельницы нету? На дискете, друг Василий, записан комплект видеоигр.
– Каких видеоигр? – ошарашенно спросил «Леннон».
– Вот это я не помню. Боюсь соврать. Недосуг мне было разбираться, схватил, что под руку попало. Но, судя по цене, игры не самые плохие, иначе это просто обдираловка.
– Ничего не понимаю, – помотал головой друг Василий. – Вы хотите сказать, что вся эта катавасия произошла из-за дискеты с компьютерными играми?
– Да нет, конечно. И полковнику, и генералу было нужно вот это, – Илларион вынул из заднего кармана джинсов дискету и помахал ею в воздухе. – Не думал же ты, что я отдам ее этим шакалам?
– Но как…
– Ну, во многом я действовал наугад, исходя из того, что запись на компьютерной дискете – наиболее компактный способ хранения информации… я имею в виду, на бытовом уровне. Вряд ли курьер вез генералу Рахлину пачку бумаги – уж очень это громоздко. Вот я и заготовил «куклу».
– А настоящую дискету…
– …Оставил в машине Алехина – в той самой, которую мы вытащили из болота.
Когда все кончилось, оставалось только вернуться туда и забрать дискету.
– Прямо Агата Кристи, – покачал головой «Леннон».
– Удивлен? Может быть, позвонишь, поделишься новостью с Лялей? Она, наверное, уже сидит, бедняжка, и пытается разгадать хитрый код, заложенный в игры. Не стоит мучить девушку, позвони, – Илларион кивнул в сторону телефона.
«Леннон» с шумом выдохнул и обмяк в кресле.
– Как вы догадались?
– Да не так уж это было сложно. Уж очень рьяно ты набивался в попутчики, хотя ехал я не на танцы. Я, конечно, допускал, что могу ошибаться, и именно поэтому дал тебе возможность позвонить Ляле… Кстати, тогда же я купил дискету – есть там у них такой отдел. Я совсем было решил, что возвожу на тебя напраслину, когда ты так лихосвалил того типа с автоматом, но, когда приехал генерал, все встало на свои места. Ты ведь работаешь на него? «Леннон» кивнул.
– А теперь ты приходишь сюда. Зачем, спрашивается? А затем, что здесь должна быть Климова. Что ты принес для нее? Выкладывай, с этими игрушками не стоит шутить.
«Леннон» изогнулся в кресле и выволок из-за пояса джинсов «браунинг». Он нерешительно повертел его в руках.
– Ни-ни, – сказал ему Илларион. – Ты же знаешь, что не успеешь.
Друг Василий вздохнул и отдал пистолет.
– И потом, – продолжал Илларион, – ты неумело врешь. Не мог ты сидеть в кустах, когда я общался с генералом. Тогда бы я непременно подобрал тебя по дороге, а если бы и не заметил, то уж ты-то меня бы не пропустил. Пройти к шоссе напрямик ты не мог – там болото. Значит, ты ушел раньше, и информацию о том, что меня шлепнули, получил прямо от товарища генерала. Кстати, скажи: ведь это ты вывел на меня всю эту банду? «Леннон» снова кивнул.
– Так я и думал. Не пойму только, как ты во все это впутался. Расскажешь?
– Почему бы и нет? – пожал плечами друг Василий. – Все очень просто.
Во-первых, я должен представиться. Меня зовут Василий Дмитриевич Северцев.
– Вот черт, – сказал Илларион.
– Вот именно, – подтвердил Северцев-младший. – Этот подонок, мой папашка, бросил нас с матерью, как только начал идти в гору – кто-то там ему сказал, что пару надо бы подобрать посолиднее, что ли… Я всю жизнь думал, как бы ему нагадить. Только он высоко залетел, не допрыгнешь. А потом просто повезло. Я тогда срочную служил – в стройбате, естественно, зрение у меня… И отправили нас на генеральскую дачу… сами понимаете, на чью. Хозяин заезжал иногда поглядеть, как дело движется, ну и, конечно, с солдатами за ручку – он же у нас демократ. «Как фамилия, боец?» Северцев, говорю, фамилия. Как Северцев? Почему Северцев? Сын, что ли? Ясное дело, не дочка… Как же это, говорит, получается, что Северцева сынок лопатой машет? Ну, я ему и выдал по полной программе – терять-то все равно нечего, кроме своей лопаты: так, мол, и так, товарищ генерал, я бы его, козла душного, если бы поймал, живого вот в этот фундамент залил бы. Ага, говорит, понятно – проблема отцов и детей… Так и познакомились.
Я уже два года за папашкой присматриваю, генерал не дурак, доверяет, но проверяет. А с тобой, капитан, все случайно вышло. Напились мы как-то со Славкой, и потянуло его на воспоминания. Я ему, конечно, наутро ничего не сказал – зачем человеку переживать? А когда Рахлин начал моего генерала лопатками к ковру прижимать, он и спроси: не знаешь ли толкового человека? Как не знать, знаю. Драчев – хитрая сволочь, своими руками ничего не делает. Папашка, небось, до сих пор воображает, что это его придурки тебя нашли…
– Не воображает, – сказал Илларион. – Застрелился твой папашка. Прямо там, на дороге.
– Надо же. Водки бы по этому случаю выпить, да, видно, не придется. Но за новость спасибо. Ты, капитан, здорово мне помог. Можно сказать, послужил орудием мщения. Сдавай меня скорее куда следует, у меня уже руки чешутся – я знаешь, сколько фамилий помню?
– Ну, теперь у многих руки зачешутся, да и языки тоже, – сказал Илларион. – У Сорокина работы будет невпроворот, только успевай записывать. Сдавать друг друга пачками начнут, лишь бы пару лет скостили.
– Ты за кого меня держишь, капитан? – вскинулся Северцев.
– А что мне с тобой – целоваться? – спросил Забродов. – Или прикажешь провести с тобой сеанс психоанализа? Я, друг Василий, не психиатр, а всего-навсего военный пенсионер.
– Ты такое же дерьмо, как и все остальные, капитан, – скривился Василий Северцев. – Мне казалось, что с тобой можно разговаривать. Ты ведь говорил, что я тебе нравлюсь…
– Разонравился, – сказал Илларион, снимая трубку телефона и набирая номер Мещерякова.
Мещеряков не отвечал: он пребывал в депрессии по случаю очередной гибели Забродова. Телефон Сорокина был наглухо занят, и Илларион с легким раздражением бросил трубку. Звонить по 02 он не стал: неизвестно было, кто приедет по вызову, а расстрелы Иллариону уже надоели.
– Пошли, друг Василий, – сказал он, спрыгивая со стола и заталкивая «браунинг» в карман. – Только я тебя прошу, как бывшего философа: не вздумай куролесить и воображать себя черепашкой-ниндзя. Мне совершенно не хочется переть тебя в милицию на горбу – устал я, друг Василий, просто до изумления.
– Зря вы так, – сказал Северцев. – Я ведь не кокетничаю. Я действительно доволен тем, как завершилось дело, и ничего мне больше не надо. У меня была цель в жизни, я ее достиг и, между прочим, тоже устал. Столько времени среди всей этой сволочи…
– Дурак ты, Василий, – сказал Илларион, отпирая дверь. – Уж лучше бы ты и в самом деле женился и строгал бы себе гениев… да хотя бы нормальных людей, не таких, как твой родитель.
– Только не надо читать нотаций, – сказал Северцев, выходя на площадку. – Я сам все знаю.
– И правда, – согласился Илларион, – что это я, в самом деле, как замполит…
В молчании они спустились по лестнице и пересекли двор, направляясь туда, где Илларион в последний раз видел свою машину.
– Куда это мы? – спросил Северцев.
– Искать мою телегу, – ответил Илларион. – Она должна быть где-то неподалеку.
– Слушайте, капитан…
– В чем дело?
– Может, все-таки дадите прокатиться?
– Ну, ты даешь… Впрочем, почему бы и нет?
Они вышли на параллельную улицу и двинулись по ней, заглядывая во дворы.
Через полтора квартала Илларион увидел припаркованный на небольшой стоянке во дворе «лендровер». Они подошли к машине, и Илларион в нерешительности остановился, положив руку на крыло.
– В чем проблема? – спросил Василий.
– Ключей-то и нету, – сказал ему Илларион. Несмотря на роль, которую Северцев-младший сыграл в его жизни, он продолжал вызывать у Забродова странную симпатию. – Что же нам теперь, из квартиры в квартиру шастать?
– Придется оказать помощь следствию, – сказал Северцев и выудил из кармана женскую шпильку и тонкую полоску металла. – Ничего-то вы не умеете…
Илларион с интересом наблюдал за тем, как он колдует над замком, совершая какие-то сложные манипуляции всем телом.
– Эйн, цвей, дрей – вуаля! – сказал Василий – и замок, щелкнув, открылся.
– Колдун, – сказал Илларион. – Так я действительно не умею. Ну что же, садись.
И он сделал приглашающий жест в сторону водительского места. Северцев невесело улыбнулся и занес ногу на подножку, но тут позади завизжали тормоза и хлопнула дверца подъехавшего автомобиля. Илларион обернулся и мгновенно узнал майора Жангалиева, хотя тот и был в штатском, а вместо желтого «уазика» за его спиной стоял синий «форд».
– Привет, сука, – сказал Жангалиев и передернул затвор автомата.
– Ложись! – крикнул Илларион Северцеву, ныряя в сторону и выдергивая из кармана «браунинг».
Жангалиев выстрелил – и Забродов выстрелил в ответ. Хлопок «браунинга»" показался совсем тихим после грохота автоматной очереди, но майор выронил автомат и спиной упал на свою машину. Во лбу его чернела круглая дыра.
– Выследил все-таки, – сказал Илларион, вставая и отряхивая колени. – Только надо было без мелодрамы, майор. Как ты, друг Василий?
Друг Василий лежал у пробитой тремя пулями задней дверцы «лендровера» и смотрел мимо Иллариона слепыми круглыми линзами очков. Забродов присел над ним и о чем-то крепко задумался, почти не слыша, как хлопнула дверь подъезда и наконец-то забилась в истерике Валентина Климова, колотя кулаками в грудь неуклюже обнимающего ее за плечи Павла Родина. Он выпрямился только тогда, когда из резко затормозившей рядом милицейской «волги» посыпались вооруженные люди в штатском и бежавший впереди всех полковник Сорокин вдруг застыл столбом, разинув рот.
– Ворона залетит, – сказал ему Илларион, и полковник резко захлопнул рот и полез обниматься.
– А мы тебя похоронили! – радостно орал он, хлопая Иллариона по спине.
Хлопки получались увесистыми, поскольку в руке у полковника был все еще зажат пистолет. Илларион осторожно высвободился.
– Слушай, полковник, давай мы с тобой потом поцелуемся. Надо поскорее добраться до Мещерякова – пусть передаст дискету, кому следует.
– Какую дискету? – не понял Сорокин. – Тебя что, контузило? Ее же у тебя отобрали!
– Отобрали, да не ту. Поехали, по дороге расскажу.
Полковник Мещеряков глубоко вздохнул и снова потянул за шнур жалюзи, впуская в кабинет солнце. С отвращением раздавив в переполненной пепельнице недокуренную сигарету и сильно щурясь от солнца, он посмотрел на телефон, исходивший истеричными трелями. Телефон плавал в табачном дыму, который плотными слоями перемещался по кабинету, вызывая физическую тошноту. Мещеряков включил вентилятор и протянул руку к телефону, но тот внезапно умолк.
«Хватит корчить из себя кисейную барышню, полковник, – сказал себе Мещеряков. – Работать надо. Подумаешь, дискета пропала. Я эту сволочь и без дискеты ущучу, вот только сначала подумаю, как… Ох, как я его ущучу!..»
Он тряхнул головой, приводя себя в рабочее состояние, и стал думать, с чего начать. Необходимо, конечно же, посоветоваться с Федотовым: без его поддержки этот прыщ не сковырнешь. Найти этого прапорщика с его джипом…
Телефон зазвонил снова. Андрей раздраженно схватил трубку, но звонок не умолкал. Ругнувшись, полковник бросил трубку на рычаг и схватил другую. По внутреннему телефону звонил дежурный.
– Товарищ полковник, – сказал он, – к вам посетитель.
– Кто?
– Полковник Сорокин из МУРа и с ним какой-то штатский.
– Какой еще штатский? Вы документы у него проверили?
– Он не дает. Мне, говорит, надо к полковнику по строго конфиденциальному делу, касающемуся его жены. Вашей, значит, жены…
– Что за бред, лейтенант? Вы по управлению дежурите или дровяной склад охраняете? По гауптвахте соскучились?
– Не пугай, полковник, пуганые уже, – ответил дежурный, и Мещеряков опешил от такой неслыханной наглости. – И вообще, если не положишь завтра утром три штуки баксов под мусорную корзину в кабинете генерала Федотова, не видать тебе твоей жены, как своих ушей.
Дежурный разразился демоническим хохотом. До полковника стало понемногу доходить.
– Сволочь, – упавшим голосом сказал он в хохочущую трубку. – Какая же ты все-таки сволочь, Забродов…
– Ага, узнал, – сказал Илларион своим нормальным голосом. – Так ты как – сам спустишься, или нам подняться?
– Отдай трубку дежурному… недоносок. Дежурный? Пропустите этих клоунов ко мне. И имейте в виду, что в следующий раз я вам за такой балаган голову оторву.
Вы на службе или в кабаке?
– Виноват, товарищ полковник, – сказал дежурный голосом, полным фальшивого раскаяния. Собственно, винить его было не в чем – где Забродов, там и балаган.
Через пять минут вся компания стояла в кабинете генерала Федотова.
– Так, – сказал генерал, оглядывая живописную группу, центром которой, несомненно, являлась неописуемо грязная и ободранная фигура Забродова. – Неуловимые мстители. Красные дьяволята. Проходите, садитесь. Чем порадуете?
Кофе?
– Пожрать бы… Простите, товарищ генерал, – спохватился Забродов. – Я хотел сказать, что к кофе было бы неплохо пару бутербродов… и хорошего компьютерщика.
Он положил перед генералом дискету.
– Я думаю, что тут все как следует зашифровано, закодировано… в общем, я в этом ничего не понимаю.
– Однако, – сказал генерал, вертя в пальцах дискету. – Добрая работа.
Значит, из-за этой штуки и убили Алехина?
– Скорее всего, – сказал Илларион. – Узнаем, когда прочтем. Или нам нельзя?
– Вам-то? Вам можно, – сказал генерал и нажал клавишу селектора. – Кому ж ее читать-то, как не вам?
Тут где-то в недрах просторного сорокинского пиджака запищала рация.
– Вы разрешите? – спросил Сорокин.
– Валяй, – ответил генерал. Сорокин приложил к уху наушник и некоторое время слушал, кивая головой.
– В управление, – коротко сказал он в микрофон и убрал рацию в карман. – Задержан прапорщик Калищук, – сообщил он. – Это…
– Начальник охраны Северцева, тот самый, что по приказу Драчева уничтожил компромат, собранный полковником, – закончил за него Илларион.
– То-то и оно, – сказал Сорокин, – что не уничтожил. Решил, значит, подаваясь в бега, придержать козырь. Когда его взяли, он как раз эти кассеты прослушивал – развлекал себя во время путешествия.
– Одно к одному, – покачал головой Федотов. – Чистый Голливуд.
Компьютерщик, как и мечтал Илларион, прибыл одновременно с кофе и бутербродами. Он тут же вставил дискету в генеральский компьютер и принялся порхать пальцами по клавиатуре, взламывая код. Остальные пили кофе, с умопомрачительной скоростью уничтожали бутерброды и вполголоса, чтобы не мешать, делились впечатлениями.
– Вы свободны, – ответил генерал, бросив короткий взгляд на дисплей. – Спасибо. Ну что, – повернулся он к оккупировавшей стол компании, – давайте посмотрим, из-за чего столько шума…
– Ну, и что это все должно означать? – спросил генерал, глядя через плечо молодого лейтенанта на дисплей компьютера, где змеились бесконечные мрачные коридоры, за каждым поворотом которых виртуального путешественника подкарауливали жуткие монстры с клыкастыми пастями и космическими бластерами в когтистых лапах.
– Отличная графика, – сказал лейтенант, нажатием клавиши разнося в клочья противника, похожего на помесь свиньи с летучей мышью.
– Я тебя не про графику спрашиваю, – сдерживаясь, сказал генерал. – Мне твоя графика до одного места. Здесь информация должна быть. Где она?
– Не знаю, товарищ генерал. Либо это какой-то хитрый код… Возможно, нужно пройти все уровни игры, чтобы добраться до информации… Либо…
– Что – либо? Что ты тянешь кота за… хвост, говори толком!
– Возможно, здесь нет никакой информации, товарищ генерал, – одни игры.
– Чепуха, лейтенант. Информация здесь должна быть, иначе это какой-то бред.
– Я могу попробовать, только на это потребуется время.
– Пробуй.
Генерал сел за стол и вызвал своего нового референта: нужно было подписать накопившиеся за время всей этой свистопляски бумаги. Новый референт не был семи пядей во лбу, и генерал предчувствовал, что еще хлебнет с ним горя, но лучше уж иметь под боком полного имбецила, чем такого умника, как Северцев. Того, что он наворотил, и за месяц не расхлебаешь. Компроматик собрал, сволочь. Досье…
Генерал хмыкнул, ставя свою размашистую подпись под очередным приказом. Четыре магнитофонные кассеты, стертые, размагниченные, с вытянутой наружу, скомканной и изрезанной пленкой лежали в мусорной корзине у него под столом.
Из угла, где стоял компьютер, доносился грохот разрывов, имитация выстрелов, визг рикошетов и даже какие-то протяжные электронные вопли – лейтенант выполнял боевую задачу, получая при этом, похоже, немалое удовольствие. Дубина-референт косил в его сторону удивленным взглядом, но рта не раскрывал – боялся, видимо, спугнуть неосторожным вопросом нежданно привалившее счастье, небывалый взлет своей дохлой карьерки, которой, ежели по уму, так закончиться бы в каком-нибудь таежном гарнизоне. Дико ему, бедняге: как же так, сидит в генеральском кабинете какой-то сопляк, год как из училища, и, повернувшись к генералу спиной играет в компьютерные игры! Кто ж его знает, может, так и надо? Чего доброго, подумал генерал, он еще решит, что я голубой, а это мой очередной любовник. Как это там у Козьмы Пруткова: кто не брезгует солдатской задницей, тому и фланговый служит племянницей… или барабанщик? Нет, по-моему, все-таки фланговый.
Он подписал последнюю бумажку и кивком отпустил референта. Тот тихо исчез, зацепившись, впрочем, за край ковра носком ботинка. Экая, право, дубина… Как только такие медкомиссию проходят?
– Лейтенант, – позвал он. – Лейтенант!
– А? – встрепенулся тот. – Виноват, товарищ генерал, увлекся.
– Ты там делом занимаешься или развлекаешься?
– Очень сложная программа, товарищ генерал. Никак не пробьюсь выше третьего уровня. Вы мне потом разрешите скопировать игру?
– Работай… Ты мне код расколи, а потом уж про игрушки думай… мальчишка.
Лейтенант покраснел ушами и повернулся к монитору. Оттуда опять раздались выстрелы, грохот разрывов и истошный визг рикошетящих пуль. Генералу даже показалось, что потянуло паленой шерстью. Бывший министр обороны откинулся на спинку кресла и позволил себе немного поблагодушествовать. В конце концов, не так уж важно, расколет этот мальчишка программу или не расколет. Главное, что дискета здесь и скоро от нее останется еще меньше, чем от тех кассет, что лежат в корзине под столом. Скопировать ее ни этот спецназовец, ни Северцев не могли – просто не имели на это ни времени, ни технических возможностей, так что то, чем занимается сейчас лейтенант – обыкновенная блажь, удовлетворение праздного генеральского любопытства. Почему бы и не полюбопытствовать? Рахлин с того света тоже может посмотреть, полюбоваться – не пропали его труды даром, хоть кто-то почитает.
Это было немного непривычное ощущение – на месте опасного противника вдруг образовалась дыра, вакуум, абсолютно безопасное пустое пространство. И еще одно пустое пространство было теперь там, где еще сегодня утром копошился, интриговал и что-то такое злоумышлял полковник Северцев. Вот тебе и конфликт отцов и детей… Васька-то каков – орел, да и только. Павлик, блин, Морозов.
На столе приглушенно заквакал телефон. Генерал поднял трубку.
– Товарищ генерал, – прошелестел референт, – вам звонят из города.
– Кто?
– Он не назвался…
– Так отключите его к едрене фене, майор! Вы что, сами не можете сообразить?
– Он говорит, что это насчет какой-то дискеты. Говорит, вы знаете.
– Что за черт… Ладно, соедини. Генерал подумал, что это может звонить младший Северцев – легок на помине, – но голос в трубке оказался незнакомым.
– Здравствуй, генерал, – сказал голос. – Забродов тебя беспокоит. Мы с тобой виделись сегодня утром, на проселочной дороге…
Илларион перебежал дорогу и свернул на аллею сквера. По обеим сторонам аллеи громоздились потемневшие от грязи, твердые, как камень, сцементированные собственным весом и ночным морозом сугробы, схоронившие под собой садовые скамейки с гнутыми спинками и разлапистыми чугунными ножками, выкрашенными в черный цвет. Деревья стояли голые и черные, мороз щипал за щеки, а изо рта валил пар, но в воздухе уже отчетливо пахло приближающейся весной. Этот запах Илларион любил даже больше, чем густые и теплые, как парное молоко, запахи лета, потому что это был запах пробуждения. Он всегда считал, что наступление нового года следует праздновать не в январе, а в конце февраля или начале марта, когда жизненный цикл выходит к началу нового витка бесконечной спирали.
Илларион услышал слева азартное пыхтение, и немедленно его толкнули в ногу повыше колена, так что он едва не потерял равновесие, поскользнувшись на обледеневшем асфальте. Забродов посмотрел вниз и увидел именно то, что ожидал: за ним опять увязался дружелюбный и хулиганистый эрдель Митрофан, который уже добрых три месяца считал Иллариона своим закадычным приятелем.
Митрофан снова подпрыгнул, шутливо толкнув Иллариона передними лапами, и игриво отскочил в сторону.
– Привет, Митрофан, – сказал Илларион. – Прекрати хулиганить. Хватать прохожих за пятки невежливо.
– Гав! – сказал Митрофан и опять цапнул Иллариона за каблук.
– Сам ты гав, – ответил Забродов. – Перестань немедленно, дурень, а то сейчас свалимся оба, и выйдет конфуз.
Митрофан бросил хулиганить и стал с деловым видом нарезать вместе с Илларионом круги возле фонтана заваленного огромными глыбами слежавшегося снега.
Пес знал, что сейчас человек перестанет бегать, как заведенный, и начнется самое интересное: он станет отжиматься от земли, и тогда через него можно будет попрыгать, как через скамейку, а потом, если не подоспеет хозяин с поводком, немного побороться и даже чуть-чуть покусаться – приятель Митрофана был мировой мужик и не возражал против боевых единоборств.
Илларион отжался от земли пятьдесят раз – за это время Митрофан успел раз десять перепрыгнуть через него, при каждом прыжке швыряя в лицо пригоршню снежной пыли, – и вскочил – замерзли ладони. Он начал делать приседания, но Митрофан сегодня разошелся не на шутку, и после его третьей по счету атаки Забродов сел-таки на пятую точку.
– Ах, ты так! – вскричал он с деланной свирепостью. – Ну, держись, блоха-стый!
Митрофан в ответ припал к земле и грозно зарычал, притворяясь собакой Баскервилей. Илларион бросился к нему и повалил, прижимая к земле и щекоча надежно упрятанные под жесткой кучерявой шерстью ребра. Митрофан при этом лихорадочно брыкался, извивался и скреб когтями землю, пытаясь встать и щелкая на Иллариона зубами.
Потом прибежал-таки хозяин и увел Митрофана, строго отчитывая его на ходу.
С Илларионом он вежливо поздоровался и сразу занялся собакой, но Забродову почему-то тоже захотелось повесить уши и поджать хвост. Он вздохнул и возобновил прерванные приседания.
Двадцать минут спустя он заканчивал бой с тенью. Тени приходилось туго – она уже не помышляла об атаке, а лишь приседала и неуклюже уворачивалась, прикрывая локтями лицо, пока Илларион методично обрабатывал ее со всех сторон руками и ногами. Наконец тень, обессилев, рухнула ничком, упершись разбитым носом в мерзлый асфальт. Илларион коротко поклонился поверженному противнику и услышал позади одинокие аплодисменты. Он решил было, что это вернулся Митрофан, разучив по дороге новый трюк – люди в сквере обычно обходили его стороной, особенно когда он боксировал с тенью, – но, обернувшись, увидел у себя за спиной полузнакомую молодую женщину в длинном черном пальто, по воротнику которого рассыпались пепельные волосы. Она еще несколько раз хлопнула в ладоши и улыбнулась.
– Славная виктория, – сказала она, и Илларион узнал голос. – Здравствуйте, Илларион.
– Вот так сюрприз, – ответил Илларион. – Здравствуйте, Валентина.
– Узнали все-таки.
– А почему вы решили, что я вас не узнаю?
– А у вас было такое лицо, словно вы обдумывали, как бы половчее разузнать, кто я такая.
– Ничего подобного. Просто я ожидал увидеть Митрофана, а это оказались вы.
– А кто это – Митрофан?
– Это мой спарринг-партнер. Мы вместе делаем зарядку по утрам. Он еще ставит метки на деревьях.
– Ножом?
– Н-не совсем… Он, как бы это сказать… В общем, он эрдель. Валентина рассмеялась.
– А вы не ставите метки на деревьях?
– Как можно! Митрофан обидится – решит, что я претендую на его территорию.
Вы на работу?
– На работу.
– Что-то вас долго не было видно.
– А я уезжала. Дядя очень звал в Израиль, и после… ну, вы понимаете.
– Понимаю. Но вы вернулись.
– Я здесь родилась. И потом, здесь Сережа и Леночка.
– «Чтобы стоять, я должен держаться корней…» Все правильно. А хотите, я вас провожу до автобуса?
– Хочу. Только расскажите что-нибудь интересное.
– Непременно. Только можно я буду немного бежать? Вас это не будет смущать?
– Не будет. Можете даже идти на руках.
– И как это я сам не догадался? – сказал Илларион, легко вставая на руки. – Пошли? – осведомился он снизу.
– Перестаньте дурачиться, – с трудом сдерживая смех, сказала Валентина. – Земля холодная, скользко, и потом, возле остановки стоит милиционер. Он нас обоих арестует, и вместо того, чтобы пойти на работу, я попаду в сумасшедший дом.
– Балалаечку свою я со шкафа достаю, – болтая в воздухе ногами, запел Илларион. – На Канатчиковой даче тихо песенку пою…
– Совсем с ума посходили, – сказала, проходя мимо, суровая старуха из соседнего дома, которая каждое утро покупала в гастрономе напротив две бутылки кефира и, судя по всему, с детства не одобряла стояние на руках.
– Гав, – сказал ей Илларион. Старуха отпрянула.
– Извините, – сказала ей вслед Валентина. – Перестаньте безобразничать.
Что вы, как Митрофан?
– Уже перестал, – сказал Илларион, вставая на ноги.
Они неторопливо двинулись по аллее в сторону автобусной остановки.
Валентина поскользнулась, Илларион подхватил ее под локоть, и дальше они пошли под руку. Навстречу им попался озабоченный гражданин, спешивший по каким-то важным делам. Он с некоторым удивлением окинул взглядом странную пару: яркая пепельная блондинка в модном пальто шла под руку с чудаковатым типом в пятнистой летней униформе и десантных башмаках. Тип в камуфляже что-то оживленно рассказывал, а блондинка заинтересованно слушала, слегка наклонив голову и бросая на спутника быстрые взгляды.
– …И тогда полная луна сказала рисовому зернышку, – услышал прохожий, – что для того, чтобы стать таким же, как она, то есть большим, круглым и сияющим…
Прохожий пожал плечами и заспешил дальше семенящей походкой престарелого инвалида, внимательно глядя под ноги и проклиная нерадивых дворников, которые до сих пор не удосужились выйти на улицы Москвы, чтобы опорожнить на них свои наполненные желтым песком жестяные ведра.
К полудню мороз ослаб, выглянуло солнце, и со всех без исключения крыш обильно закапало – в город победоносно вступала весна.
Друг Василий прошел в гостиную и остановился, озираясь. Илларион, заперев дверь, подошел к нему сзади и хлопнул по плечу, от чего друг Василий сильно вздрогнул.
– Ну-ну, – сказал Илларион, – его ты подпрыгиваешь?
– Честно говоря, до сих пор не могу опомниться, – признался тот. – Я ведь видел, как вас повели расстреливать… Я в кустах сидел. Я рад, что вы живы. А это в самом деле был Драчев, или мне показалось?
– Он, он, не сомневайся.
– Вот гад. И дискету забрал. Интересно, что на ней было?
– Тебе повезло. Ты пришел к человеку, который может удовлетворить твое любопытство, – сказал Илларион, присаживаясь на край стола и закуривая. – Вот черт, что же это у них тут пепельницы нету? На дискете, друг Василий, записан комплект видеоигр.
– Каких видеоигр? – ошарашенно спросил «Леннон».
– Вот это я не помню. Боюсь соврать. Недосуг мне было разбираться, схватил, что под руку попало. Но, судя по цене, игры не самые плохие, иначе это просто обдираловка.
– Ничего не понимаю, – помотал головой друг Василий. – Вы хотите сказать, что вся эта катавасия произошла из-за дискеты с компьютерными играми?
– Да нет, конечно. И полковнику, и генералу было нужно вот это, – Илларион вынул из заднего кармана джинсов дискету и помахал ею в воздухе. – Не думал же ты, что я отдам ее этим шакалам?
– Но как…
– Ну, во многом я действовал наугад, исходя из того, что запись на компьютерной дискете – наиболее компактный способ хранения информации… я имею в виду, на бытовом уровне. Вряд ли курьер вез генералу Рахлину пачку бумаги – уж очень это громоздко. Вот я и заготовил «куклу».
– А настоящую дискету…
– …Оставил в машине Алехина – в той самой, которую мы вытащили из болота.
Когда все кончилось, оставалось только вернуться туда и забрать дискету.
– Прямо Агата Кристи, – покачал головой «Леннон».
– Удивлен? Может быть, позвонишь, поделишься новостью с Лялей? Она, наверное, уже сидит, бедняжка, и пытается разгадать хитрый код, заложенный в игры. Не стоит мучить девушку, позвони, – Илларион кивнул в сторону телефона.
«Леннон» с шумом выдохнул и обмяк в кресле.
– Как вы догадались?
– Да не так уж это было сложно. Уж очень рьяно ты набивался в попутчики, хотя ехал я не на танцы. Я, конечно, допускал, что могу ошибаться, и именно поэтому дал тебе возможность позвонить Ляле… Кстати, тогда же я купил дискету – есть там у них такой отдел. Я совсем было решил, что возвожу на тебя напраслину, когда ты так лихосвалил того типа с автоматом, но, когда приехал генерал, все встало на свои места. Ты ведь работаешь на него? «Леннон» кивнул.
– А теперь ты приходишь сюда. Зачем, спрашивается? А затем, что здесь должна быть Климова. Что ты принес для нее? Выкладывай, с этими игрушками не стоит шутить.
«Леннон» изогнулся в кресле и выволок из-за пояса джинсов «браунинг». Он нерешительно повертел его в руках.
– Ни-ни, – сказал ему Илларион. – Ты же знаешь, что не успеешь.
Друг Василий вздохнул и отдал пистолет.
– И потом, – продолжал Илларион, – ты неумело врешь. Не мог ты сидеть в кустах, когда я общался с генералом. Тогда бы я непременно подобрал тебя по дороге, а если бы и не заметил, то уж ты-то меня бы не пропустил. Пройти к шоссе напрямик ты не мог – там болото. Значит, ты ушел раньше, и информацию о том, что меня шлепнули, получил прямо от товарища генерала. Кстати, скажи: ведь это ты вывел на меня всю эту банду? «Леннон» снова кивнул.
– Так я и думал. Не пойму только, как ты во все это впутался. Расскажешь?
– Почему бы и нет? – пожал плечами друг Василий. – Все очень просто.
Во-первых, я должен представиться. Меня зовут Василий Дмитриевич Северцев.
– Вот черт, – сказал Илларион.
– Вот именно, – подтвердил Северцев-младший. – Этот подонок, мой папашка, бросил нас с матерью, как только начал идти в гору – кто-то там ему сказал, что пару надо бы подобрать посолиднее, что ли… Я всю жизнь думал, как бы ему нагадить. Только он высоко залетел, не допрыгнешь. А потом просто повезло. Я тогда срочную служил – в стройбате, естественно, зрение у меня… И отправили нас на генеральскую дачу… сами понимаете, на чью. Хозяин заезжал иногда поглядеть, как дело движется, ну и, конечно, с солдатами за ручку – он же у нас демократ. «Как фамилия, боец?» Северцев, говорю, фамилия. Как Северцев? Почему Северцев? Сын, что ли? Ясное дело, не дочка… Как же это, говорит, получается, что Северцева сынок лопатой машет? Ну, я ему и выдал по полной программе – терять-то все равно нечего, кроме своей лопаты: так, мол, и так, товарищ генерал, я бы его, козла душного, если бы поймал, живого вот в этот фундамент залил бы. Ага, говорит, понятно – проблема отцов и детей… Так и познакомились.
Я уже два года за папашкой присматриваю, генерал не дурак, доверяет, но проверяет. А с тобой, капитан, все случайно вышло. Напились мы как-то со Славкой, и потянуло его на воспоминания. Я ему, конечно, наутро ничего не сказал – зачем человеку переживать? А когда Рахлин начал моего генерала лопатками к ковру прижимать, он и спроси: не знаешь ли толкового человека? Как не знать, знаю. Драчев – хитрая сволочь, своими руками ничего не делает. Папашка, небось, до сих пор воображает, что это его придурки тебя нашли…
– Не воображает, – сказал Илларион. – Застрелился твой папашка. Прямо там, на дороге.
– Надо же. Водки бы по этому случаю выпить, да, видно, не придется. Но за новость спасибо. Ты, капитан, здорово мне помог. Можно сказать, послужил орудием мщения. Сдавай меня скорее куда следует, у меня уже руки чешутся – я знаешь, сколько фамилий помню?
– Ну, теперь у многих руки зачешутся, да и языки тоже, – сказал Илларион. – У Сорокина работы будет невпроворот, только успевай записывать. Сдавать друг друга пачками начнут, лишь бы пару лет скостили.
– Ты за кого меня держишь, капитан? – вскинулся Северцев.
– А что мне с тобой – целоваться? – спросил Забродов. – Или прикажешь провести с тобой сеанс психоанализа? Я, друг Василий, не психиатр, а всего-навсего военный пенсионер.
– Ты такое же дерьмо, как и все остальные, капитан, – скривился Василий Северцев. – Мне казалось, что с тобой можно разговаривать. Ты ведь говорил, что я тебе нравлюсь…
– Разонравился, – сказал Илларион, снимая трубку телефона и набирая номер Мещерякова.
Мещеряков не отвечал: он пребывал в депрессии по случаю очередной гибели Забродова. Телефон Сорокина был наглухо занят, и Илларион с легким раздражением бросил трубку. Звонить по 02 он не стал: неизвестно было, кто приедет по вызову, а расстрелы Иллариону уже надоели.
– Пошли, друг Василий, – сказал он, спрыгивая со стола и заталкивая «браунинг» в карман. – Только я тебя прошу, как бывшего философа: не вздумай куролесить и воображать себя черепашкой-ниндзя. Мне совершенно не хочется переть тебя в милицию на горбу – устал я, друг Василий, просто до изумления.
– Зря вы так, – сказал Северцев. – Я ведь не кокетничаю. Я действительно доволен тем, как завершилось дело, и ничего мне больше не надо. У меня была цель в жизни, я ее достиг и, между прочим, тоже устал. Столько времени среди всей этой сволочи…
– Дурак ты, Василий, – сказал Илларион, отпирая дверь. – Уж лучше бы ты и в самом деле женился и строгал бы себе гениев… да хотя бы нормальных людей, не таких, как твой родитель.
– Только не надо читать нотаций, – сказал Северцев, выходя на площадку. – Я сам все знаю.
– И правда, – согласился Илларион, – что это я, в самом деле, как замполит…
В молчании они спустились по лестнице и пересекли двор, направляясь туда, где Илларион в последний раз видел свою машину.
– Куда это мы? – спросил Северцев.
– Искать мою телегу, – ответил Илларион. – Она должна быть где-то неподалеку.
– Слушайте, капитан…
– В чем дело?
– Может, все-таки дадите прокатиться?
– Ну, ты даешь… Впрочем, почему бы и нет?
Они вышли на параллельную улицу и двинулись по ней, заглядывая во дворы.
Через полтора квартала Илларион увидел припаркованный на небольшой стоянке во дворе «лендровер». Они подошли к машине, и Илларион в нерешительности остановился, положив руку на крыло.
– В чем проблема? – спросил Василий.
– Ключей-то и нету, – сказал ему Илларион. Несмотря на роль, которую Северцев-младший сыграл в его жизни, он продолжал вызывать у Забродова странную симпатию. – Что же нам теперь, из квартиры в квартиру шастать?
– Придется оказать помощь следствию, – сказал Северцев и выудил из кармана женскую шпильку и тонкую полоску металла. – Ничего-то вы не умеете…
Илларион с интересом наблюдал за тем, как он колдует над замком, совершая какие-то сложные манипуляции всем телом.
– Эйн, цвей, дрей – вуаля! – сказал Василий – и замок, щелкнув, открылся.
– Колдун, – сказал Илларион. – Так я действительно не умею. Ну что же, садись.
И он сделал приглашающий жест в сторону водительского места. Северцев невесело улыбнулся и занес ногу на подножку, но тут позади завизжали тормоза и хлопнула дверца подъехавшего автомобиля. Илларион обернулся и мгновенно узнал майора Жангалиева, хотя тот и был в штатском, а вместо желтого «уазика» за его спиной стоял синий «форд».
– Привет, сука, – сказал Жангалиев и передернул затвор автомата.
– Ложись! – крикнул Илларион Северцеву, ныряя в сторону и выдергивая из кармана «браунинг».
Жангалиев выстрелил – и Забродов выстрелил в ответ. Хлопок «браунинга»" показался совсем тихим после грохота автоматной очереди, но майор выронил автомат и спиной упал на свою машину. Во лбу его чернела круглая дыра.
– Выследил все-таки, – сказал Илларион, вставая и отряхивая колени. – Только надо было без мелодрамы, майор. Как ты, друг Василий?
Друг Василий лежал у пробитой тремя пулями задней дверцы «лендровера» и смотрел мимо Иллариона слепыми круглыми линзами очков. Забродов присел над ним и о чем-то крепко задумался, почти не слыша, как хлопнула дверь подъезда и наконец-то забилась в истерике Валентина Климова, колотя кулаками в грудь неуклюже обнимающего ее за плечи Павла Родина. Он выпрямился только тогда, когда из резко затормозившей рядом милицейской «волги» посыпались вооруженные люди в штатском и бежавший впереди всех полковник Сорокин вдруг застыл столбом, разинув рот.
– Ворона залетит, – сказал ему Илларион, и полковник резко захлопнул рот и полез обниматься.
– А мы тебя похоронили! – радостно орал он, хлопая Иллариона по спине.
Хлопки получались увесистыми, поскольку в руке у полковника был все еще зажат пистолет. Илларион осторожно высвободился.
– Слушай, полковник, давай мы с тобой потом поцелуемся. Надо поскорее добраться до Мещерякова – пусть передаст дискету, кому следует.
– Какую дискету? – не понял Сорокин. – Тебя что, контузило? Ее же у тебя отобрали!
– Отобрали, да не ту. Поехали, по дороге расскажу.
Полковник Мещеряков глубоко вздохнул и снова потянул за шнур жалюзи, впуская в кабинет солнце. С отвращением раздавив в переполненной пепельнице недокуренную сигарету и сильно щурясь от солнца, он посмотрел на телефон, исходивший истеричными трелями. Телефон плавал в табачном дыму, который плотными слоями перемещался по кабинету, вызывая физическую тошноту. Мещеряков включил вентилятор и протянул руку к телефону, но тот внезапно умолк.
«Хватит корчить из себя кисейную барышню, полковник, – сказал себе Мещеряков. – Работать надо. Подумаешь, дискета пропала. Я эту сволочь и без дискеты ущучу, вот только сначала подумаю, как… Ох, как я его ущучу!..»
Он тряхнул головой, приводя себя в рабочее состояние, и стал думать, с чего начать. Необходимо, конечно же, посоветоваться с Федотовым: без его поддержки этот прыщ не сковырнешь. Найти этого прапорщика с его джипом…
Телефон зазвонил снова. Андрей раздраженно схватил трубку, но звонок не умолкал. Ругнувшись, полковник бросил трубку на рычаг и схватил другую. По внутреннему телефону звонил дежурный.
– Товарищ полковник, – сказал он, – к вам посетитель.
– Кто?
– Полковник Сорокин из МУРа и с ним какой-то штатский.
– Какой еще штатский? Вы документы у него проверили?
– Он не дает. Мне, говорит, надо к полковнику по строго конфиденциальному делу, касающемуся его жены. Вашей, значит, жены…
– Что за бред, лейтенант? Вы по управлению дежурите или дровяной склад охраняете? По гауптвахте соскучились?
– Не пугай, полковник, пуганые уже, – ответил дежурный, и Мещеряков опешил от такой неслыханной наглости. – И вообще, если не положишь завтра утром три штуки баксов под мусорную корзину в кабинете генерала Федотова, не видать тебе твоей жены, как своих ушей.
Дежурный разразился демоническим хохотом. До полковника стало понемногу доходить.
– Сволочь, – упавшим голосом сказал он в хохочущую трубку. – Какая же ты все-таки сволочь, Забродов…
– Ага, узнал, – сказал Илларион своим нормальным голосом. – Так ты как – сам спустишься, или нам подняться?
– Отдай трубку дежурному… недоносок. Дежурный? Пропустите этих клоунов ко мне. И имейте в виду, что в следующий раз я вам за такой балаган голову оторву.
Вы на службе или в кабаке?
– Виноват, товарищ полковник, – сказал дежурный голосом, полным фальшивого раскаяния. Собственно, винить его было не в чем – где Забродов, там и балаган.
Через пять минут вся компания стояла в кабинете генерала Федотова.
– Так, – сказал генерал, оглядывая живописную группу, центром которой, несомненно, являлась неописуемо грязная и ободранная фигура Забродова. – Неуловимые мстители. Красные дьяволята. Проходите, садитесь. Чем порадуете?
Кофе?
– Пожрать бы… Простите, товарищ генерал, – спохватился Забродов. – Я хотел сказать, что к кофе было бы неплохо пару бутербродов… и хорошего компьютерщика.
Он положил перед генералом дискету.
– Я думаю, что тут все как следует зашифровано, закодировано… в общем, я в этом ничего не понимаю.
– Однако, – сказал генерал, вертя в пальцах дискету. – Добрая работа.
Значит, из-за этой штуки и убили Алехина?
– Скорее всего, – сказал Илларион. – Узнаем, когда прочтем. Или нам нельзя?
– Вам-то? Вам можно, – сказал генерал и нажал клавишу селектора. – Кому ж ее читать-то, как не вам?
Тут где-то в недрах просторного сорокинского пиджака запищала рация.
– Вы разрешите? – спросил Сорокин.
– Валяй, – ответил генерал. Сорокин приложил к уху наушник и некоторое время слушал, кивая головой.
– В управление, – коротко сказал он в микрофон и убрал рацию в карман. – Задержан прапорщик Калищук, – сообщил он. – Это…
– Начальник охраны Северцева, тот самый, что по приказу Драчева уничтожил компромат, собранный полковником, – закончил за него Илларион.
– То-то и оно, – сказал Сорокин, – что не уничтожил. Решил, значит, подаваясь в бега, придержать козырь. Когда его взяли, он как раз эти кассеты прослушивал – развлекал себя во время путешествия.
– Одно к одному, – покачал головой Федотов. – Чистый Голливуд.
Компьютерщик, как и мечтал Илларион, прибыл одновременно с кофе и бутербродами. Он тут же вставил дискету в генеральский компьютер и принялся порхать пальцами по клавиатуре, взламывая код. Остальные пили кофе, с умопомрачительной скоростью уничтожали бутерброды и вполголоса, чтобы не мешать, делились впечатлениями.
* * *
– Готово, товарищ генерал, – сказал молодой лейтенант, вставая из-за компьютера.– Вы свободны, – ответил генерал, бросив короткий взгляд на дисплей. – Спасибо. Ну что, – повернулся он к оккупировавшей стол компании, – давайте посмотрим, из-за чего столько шума…
– Ну, и что это все должно означать? – спросил генерал, глядя через плечо молодого лейтенанта на дисплей компьютера, где змеились бесконечные мрачные коридоры, за каждым поворотом которых виртуального путешественника подкарауливали жуткие монстры с клыкастыми пастями и космическими бластерами в когтистых лапах.
– Отличная графика, – сказал лейтенант, нажатием клавиши разнося в клочья противника, похожего на помесь свиньи с летучей мышью.
– Я тебя не про графику спрашиваю, – сдерживаясь, сказал генерал. – Мне твоя графика до одного места. Здесь информация должна быть. Где она?
– Не знаю, товарищ генерал. Либо это какой-то хитрый код… Возможно, нужно пройти все уровни игры, чтобы добраться до информации… Либо…
– Что – либо? Что ты тянешь кота за… хвост, говори толком!
– Возможно, здесь нет никакой информации, товарищ генерал, – одни игры.
– Чепуха, лейтенант. Информация здесь должна быть, иначе это какой-то бред.
– Я могу попробовать, только на это потребуется время.
– Пробуй.
Генерал сел за стол и вызвал своего нового референта: нужно было подписать накопившиеся за время всей этой свистопляски бумаги. Новый референт не был семи пядей во лбу, и генерал предчувствовал, что еще хлебнет с ним горя, но лучше уж иметь под боком полного имбецила, чем такого умника, как Северцев. Того, что он наворотил, и за месяц не расхлебаешь. Компроматик собрал, сволочь. Досье…
Генерал хмыкнул, ставя свою размашистую подпись под очередным приказом. Четыре магнитофонные кассеты, стертые, размагниченные, с вытянутой наружу, скомканной и изрезанной пленкой лежали в мусорной корзине у него под столом.
Из угла, где стоял компьютер, доносился грохот разрывов, имитация выстрелов, визг рикошетов и даже какие-то протяжные электронные вопли – лейтенант выполнял боевую задачу, получая при этом, похоже, немалое удовольствие. Дубина-референт косил в его сторону удивленным взглядом, но рта не раскрывал – боялся, видимо, спугнуть неосторожным вопросом нежданно привалившее счастье, небывалый взлет своей дохлой карьерки, которой, ежели по уму, так закончиться бы в каком-нибудь таежном гарнизоне. Дико ему, бедняге: как же так, сидит в генеральском кабинете какой-то сопляк, год как из училища, и, повернувшись к генералу спиной играет в компьютерные игры! Кто ж его знает, может, так и надо? Чего доброго, подумал генерал, он еще решит, что я голубой, а это мой очередной любовник. Как это там у Козьмы Пруткова: кто не брезгует солдатской задницей, тому и фланговый служит племянницей… или барабанщик? Нет, по-моему, все-таки фланговый.
Он подписал последнюю бумажку и кивком отпустил референта. Тот тихо исчез, зацепившись, впрочем, за край ковра носком ботинка. Экая, право, дубина… Как только такие медкомиссию проходят?
– Лейтенант, – позвал он. – Лейтенант!
– А? – встрепенулся тот. – Виноват, товарищ генерал, увлекся.
– Ты там делом занимаешься или развлекаешься?
– Очень сложная программа, товарищ генерал. Никак не пробьюсь выше третьего уровня. Вы мне потом разрешите скопировать игру?
– Работай… Ты мне код расколи, а потом уж про игрушки думай… мальчишка.
Лейтенант покраснел ушами и повернулся к монитору. Оттуда опять раздались выстрелы, грохот разрывов и истошный визг рикошетящих пуль. Генералу даже показалось, что потянуло паленой шерстью. Бывший министр обороны откинулся на спинку кресла и позволил себе немного поблагодушествовать. В конце концов, не так уж важно, расколет этот мальчишка программу или не расколет. Главное, что дискета здесь и скоро от нее останется еще меньше, чем от тех кассет, что лежат в корзине под столом. Скопировать ее ни этот спецназовец, ни Северцев не могли – просто не имели на это ни времени, ни технических возможностей, так что то, чем занимается сейчас лейтенант – обыкновенная блажь, удовлетворение праздного генеральского любопытства. Почему бы и не полюбопытствовать? Рахлин с того света тоже может посмотреть, полюбоваться – не пропали его труды даром, хоть кто-то почитает.
Это было немного непривычное ощущение – на месте опасного противника вдруг образовалась дыра, вакуум, абсолютно безопасное пустое пространство. И еще одно пустое пространство было теперь там, где еще сегодня утром копошился, интриговал и что-то такое злоумышлял полковник Северцев. Вот тебе и конфликт отцов и детей… Васька-то каков – орел, да и только. Павлик, блин, Морозов.
На столе приглушенно заквакал телефон. Генерал поднял трубку.
– Товарищ генерал, – прошелестел референт, – вам звонят из города.
– Кто?
– Он не назвался…
– Так отключите его к едрене фене, майор! Вы что, сами не можете сообразить?
– Он говорит, что это насчет какой-то дискеты. Говорит, вы знаете.
– Что за черт… Ладно, соедини. Генерал подумал, что это может звонить младший Северцев – легок на помине, – но голос в трубке оказался незнакомым.
– Здравствуй, генерал, – сказал голос. – Забродов тебя беспокоит. Мы с тобой виделись сегодня утром, на проселочной дороге…
* * *
Бывший инструктор учебного центра спецназа ГРУ, капитан запаса Илларион Забродов выбежал из подъезда и сразу взял ровный, размеренный темп, в котором был способен пробежать не один десяток километров. После вчерашней оттепели ночью ударил мороз, и асфальт покрывала тонкая ледяная корка, прозрачная, как оконное стекло, но гораздо более скользкая. Дворники со своими наполненными песком ведрами здесь еще не проходили, и редкие пешеходы передвигались осторожно, шаркающей походкой престарелых инвалидов, то и дело оскальзываясь и с удивлением оглядываясь на чудака в камуфляже, который спокойно бежал по превратившемуся в сплошной каток асфальту, не обращая внимания на то, куда ставит ноги и чуть ли не посвистывая.Илларион перебежал дорогу и свернул на аллею сквера. По обеим сторонам аллеи громоздились потемневшие от грязи, твердые, как камень, сцементированные собственным весом и ночным морозом сугробы, схоронившие под собой садовые скамейки с гнутыми спинками и разлапистыми чугунными ножками, выкрашенными в черный цвет. Деревья стояли голые и черные, мороз щипал за щеки, а изо рта валил пар, но в воздухе уже отчетливо пахло приближающейся весной. Этот запах Илларион любил даже больше, чем густые и теплые, как парное молоко, запахи лета, потому что это был запах пробуждения. Он всегда считал, что наступление нового года следует праздновать не в январе, а в конце февраля или начале марта, когда жизненный цикл выходит к началу нового витка бесконечной спирали.
Илларион услышал слева азартное пыхтение, и немедленно его толкнули в ногу повыше колена, так что он едва не потерял равновесие, поскользнувшись на обледеневшем асфальте. Забродов посмотрел вниз и увидел именно то, что ожидал: за ним опять увязался дружелюбный и хулиганистый эрдель Митрофан, который уже добрых три месяца считал Иллариона своим закадычным приятелем.
Митрофан снова подпрыгнул, шутливо толкнув Иллариона передними лапами, и игриво отскочил в сторону.
– Привет, Митрофан, – сказал Илларион. – Прекрати хулиганить. Хватать прохожих за пятки невежливо.
– Гав! – сказал Митрофан и опять цапнул Иллариона за каблук.
– Сам ты гав, – ответил Забродов. – Перестань немедленно, дурень, а то сейчас свалимся оба, и выйдет конфуз.
Митрофан бросил хулиганить и стал с деловым видом нарезать вместе с Илларионом круги возле фонтана заваленного огромными глыбами слежавшегося снега.
Пес знал, что сейчас человек перестанет бегать, как заведенный, и начнется самое интересное: он станет отжиматься от земли, и тогда через него можно будет попрыгать, как через скамейку, а потом, если не подоспеет хозяин с поводком, немного побороться и даже чуть-чуть покусаться – приятель Митрофана был мировой мужик и не возражал против боевых единоборств.
Илларион отжался от земли пятьдесят раз – за это время Митрофан успел раз десять перепрыгнуть через него, при каждом прыжке швыряя в лицо пригоршню снежной пыли, – и вскочил – замерзли ладони. Он начал делать приседания, но Митрофан сегодня разошелся не на шутку, и после его третьей по счету атаки Забродов сел-таки на пятую точку.
– Ах, ты так! – вскричал он с деланной свирепостью. – Ну, держись, блоха-стый!
Митрофан в ответ припал к земле и грозно зарычал, притворяясь собакой Баскервилей. Илларион бросился к нему и повалил, прижимая к земле и щекоча надежно упрятанные под жесткой кучерявой шерстью ребра. Митрофан при этом лихорадочно брыкался, извивался и скреб когтями землю, пытаясь встать и щелкая на Иллариона зубами.
Потом прибежал-таки хозяин и увел Митрофана, строго отчитывая его на ходу.
С Илларионом он вежливо поздоровался и сразу занялся собакой, но Забродову почему-то тоже захотелось повесить уши и поджать хвост. Он вздохнул и возобновил прерванные приседания.
Двадцать минут спустя он заканчивал бой с тенью. Тени приходилось туго – она уже не помышляла об атаке, а лишь приседала и неуклюже уворачивалась, прикрывая локтями лицо, пока Илларион методично обрабатывал ее со всех сторон руками и ногами. Наконец тень, обессилев, рухнула ничком, упершись разбитым носом в мерзлый асфальт. Илларион коротко поклонился поверженному противнику и услышал позади одинокие аплодисменты. Он решил было, что это вернулся Митрофан, разучив по дороге новый трюк – люди в сквере обычно обходили его стороной, особенно когда он боксировал с тенью, – но, обернувшись, увидел у себя за спиной полузнакомую молодую женщину в длинном черном пальто, по воротнику которого рассыпались пепельные волосы. Она еще несколько раз хлопнула в ладоши и улыбнулась.
– Славная виктория, – сказала она, и Илларион узнал голос. – Здравствуйте, Илларион.
– Вот так сюрприз, – ответил Илларион. – Здравствуйте, Валентина.
– Узнали все-таки.
– А почему вы решили, что я вас не узнаю?
– А у вас было такое лицо, словно вы обдумывали, как бы половчее разузнать, кто я такая.
– Ничего подобного. Просто я ожидал увидеть Митрофана, а это оказались вы.
– А кто это – Митрофан?
– Это мой спарринг-партнер. Мы вместе делаем зарядку по утрам. Он еще ставит метки на деревьях.
– Ножом?
– Н-не совсем… Он, как бы это сказать… В общем, он эрдель. Валентина рассмеялась.
– А вы не ставите метки на деревьях?
– Как можно! Митрофан обидится – решит, что я претендую на его территорию.
Вы на работу?
– На работу.
– Что-то вас долго не было видно.
– А я уезжала. Дядя очень звал в Израиль, и после… ну, вы понимаете.
– Понимаю. Но вы вернулись.
– Я здесь родилась. И потом, здесь Сережа и Леночка.
– «Чтобы стоять, я должен держаться корней…» Все правильно. А хотите, я вас провожу до автобуса?
– Хочу. Только расскажите что-нибудь интересное.
– Непременно. Только можно я буду немного бежать? Вас это не будет смущать?
– Не будет. Можете даже идти на руках.
– И как это я сам не догадался? – сказал Илларион, легко вставая на руки. – Пошли? – осведомился он снизу.
– Перестаньте дурачиться, – с трудом сдерживая смех, сказала Валентина. – Земля холодная, скользко, и потом, возле остановки стоит милиционер. Он нас обоих арестует, и вместо того, чтобы пойти на работу, я попаду в сумасшедший дом.
– Балалаечку свою я со шкафа достаю, – болтая в воздухе ногами, запел Илларион. – На Канатчиковой даче тихо песенку пою…
– Совсем с ума посходили, – сказала, проходя мимо, суровая старуха из соседнего дома, которая каждое утро покупала в гастрономе напротив две бутылки кефира и, судя по всему, с детства не одобряла стояние на руках.
– Гав, – сказал ей Илларион. Старуха отпрянула.
– Извините, – сказала ей вслед Валентина. – Перестаньте безобразничать.
Что вы, как Митрофан?
– Уже перестал, – сказал Илларион, вставая на ноги.
Они неторопливо двинулись по аллее в сторону автобусной остановки.
Валентина поскользнулась, Илларион подхватил ее под локоть, и дальше они пошли под руку. Навстречу им попался озабоченный гражданин, спешивший по каким-то важным делам. Он с некоторым удивлением окинул взглядом странную пару: яркая пепельная блондинка в модном пальто шла под руку с чудаковатым типом в пятнистой летней униформе и десантных башмаках. Тип в камуфляже что-то оживленно рассказывал, а блондинка заинтересованно слушала, слегка наклонив голову и бросая на спутника быстрые взгляды.
– …И тогда полная луна сказала рисовому зернышку, – услышал прохожий, – что для того, чтобы стать таким же, как она, то есть большим, круглым и сияющим…
Прохожий пожал плечами и заспешил дальше семенящей походкой престарелого инвалида, внимательно глядя под ноги и проклиная нерадивых дворников, которые до сих пор не удосужились выйти на улицы Москвы, чтобы опорожнить на них свои наполненные желтым песком жестяные ведра.
К полудню мороз ослаб, выглянуло солнце, и со всех без исключения крыш обильно закапало – в город победоносно вступала весна.