Страница:
Не удержался. Были, оказывается, на территории Афганистана такие интересные склады. Оставили их еще немцы в сорок каком-то году, да так и не успели воспользоваться. До поры склады стояли невостребованными, а когда приперла нужда, предприимчивые и богатые на выдумку «духи» расковыряли это дело и с головы до ног экипировали несколько отрядов. Алехин помнил, как оцепенел, когда из-за обломка скалы выскочила вдруг несуразная фигура в угловатом гитлеровском шлеме поверх грязной чалмы, в пыльном френче мышиного цвета, в широченных шароварах и со «шмайссером» в руках… Как в том анекдоте: «Когда, говоришь, война кончилась? Неужто сорок лет назад? А я, дурень старый, до сих пор поезда под откос пускаю…» В общем, когда «духов» со складов выбили, там оставалось еще навалом всякой всячины…
Алехин тряхнул головой и посмотрел на часы. Несмотря на все испытания, они нимало не пострадали и продолжали исправно тикать. Алехин не поверил своим глазам. Получалось, что вся баталия, начиная с того момента, как он увидел притаившийся у обочины «луноход», и до настоящего времени, заняла не более пятнадцати минут. От силы двадцать, но это уже с запасом. Н-да, государи мои, все-таки время – вещь сугубо субъективная… И, между прочим, его всегда не хватает.
Кривясь от боли, Алехин проверил тайник. Дискета была на месте. Ключи, слава создателю, тоже были на месте, и Алехин, сплюнув в открытое окошко черный сгусток свернувшейся крови, вывел машину на шоссе.
Когда рубиновые габаритные огни «опеля» скрылись за ближайшим пригорком, возле сиротливо стоявшего на обочине милицейского автомобиля затормозили два мотоциклиста. Поставив мотоциклы так, чтобы от проезжающих по шоссе запоздалых водителей их скрывал корпус «лунохода», оба стащили с голов надоевшие шлемы.
– Никого, – сказал Саня, заглянув в темное нутро машины, где все еще держался слабый, но вполне отчетливый запах водки и табачного дыма. Сотовый телефон лежал на приборном щитке. – Вот козлы, телефон забыли. Припрятать, что ли, для смеха?
– Что-то долго они с ним возятся, – с легким беспокойством сказал его напарник. – Пора бы уже и закончить.
– А может, им герой попался, – предположил Саня. – Не в смысле Павлика Морозова, а в смысле Олега, к примеру, Кошевого.
– Брось, брось, Санек, герои только в кино бывают да в художественной, мать ее, литературе. Жить любому дураку охота. Вот ты бы жизнь за что-нибудь отдал? За хозяина или за бабки, к примеру?
– Что я, мешком хлопнутый? Хозяин – он только тут хозяин, а на том свете и он, и бабки мне без надобности.
– То-то и оно. Давай-ка посмотрим, чего они там копаются.
Держа наготове пистолеты, освещая дорогу карманным фонариком, мотоциклисты осторожно двинулись туда, где смутно белела в темноте перегороженная шлагбаумом грунтовка. Не дойдя до шлагбаума каких-нибудь трех метров, Санек остановился, словно налетев на бетонную стену.
– Мать моя женщина, – тихо выдохнул он.
Дрожащий круг света плясал на вповалку лежавших друг на друге гаишниках. Ни серебристого «опеля», ни его ушлого владельца поблизости не было видно.
– Вот сука, – чуть ли не с восхищением проговорил его напарник, убирая пистолет. – Это ж надо, до чего скользкая тварь. Ну, держись, гнида.
Он вынул из кармана сотовый телефон и долго вел какие-то переговоры, после чего без лишних церемоний свалив трупы в канаву и забрав оружие, мотоциклисты отбыли в сторону Москвы.
«Ничего еще не кончилось, словно молитву, повторял капитан Алехин. –Все еще только начинается, облава в самом разгаре. Не может быть, чтобы они ограничились двумя пьяными гаишниками. Значит, в Москве делать нечего. Генерал наверняка ночует на даче и в город приедет только утром, а до утра дотянуть вряд ли удастся. Еще одна такая встреча, и деревянный бушлат гарантирован – да и то, если тело найдут… Значит, решено: едем на дачу».
На ближайшей двухуровневой развязке Алехин решительно повернул на запад.
До генеральской дачи оставалось всего ничего – километра три-четыре, когда мотор вдруг зачихал с явным намерением заглохнуть. Алехин бросил быстрый взгляд на указатель расхода топлива и убедился, что бак был пуст.
Времени на раздумья не было. Алехин, зашипев от боли, резко крутанул баранку вправо, направив машину на сплошную стену каких-то высоких кустов, обильно припорошенных пылью. С треском проломившись сквозь кусты, автомобиль тяжело ухнул в какую-то наполненную стоячей водой ямищу. Капот с бульканьем погрузился в гнилую жижу, двигатель чихнул в последний раз и окончательно заглох.
Капитан был без сознания не более двух минут. Придя в себя, он с удивлением обнаружил, что вопреки всему еще жив и, более того, ухитрился промочить ноги, не выходя из машины. Посмотрев вниз, он ничего не разобрал в кромешной темноте, но, шевельнувшись, услышал тихий плеск – в кабине было полно воды.
Выбравшись наружу, Алехин понял: то, что показалось ему наполненной водой ямой, на самом деле было болотом, в которое он и сверзился с насыпи. Взглянув наверх, он увидел, что кусты, сквозь которые он так лихо проскочил, частично распрямились и более или менее скрыли машину от любопытных-взглядов тех, кто мог проехать по дороге. Укрытие, конечно, было аховое, но до утра сойдет, решил Алехин. Тем более, что больше и не надо – едва добравшись до дачи, он попросит генерала отправить кого-нибудь на розыски. Есть же у него там какая-то охрана.
Дискету он решил с собой не брать. На дороге могла поджидать засада, а тайник в машине был достаточно надежен – менты это прекрасно продемонстрировали, а уж кому, как не гаишнику, знать все укромные уголки любого автомобиля?
Выбравшись из болота, он постоял немного, собираясь с силами, и медленно заковылял по темной проселочной дороге, сильно перекосившись на бок и заметно приволакивая левую ногу.
В полукилометре от дачного поселка ему навстречу шагнула из темноты темная фигура.
– Капитан Алехин? – спросил незнакомец.
– Я, – ответил Алехин, только сейчас сообразив, что «парабеллум» остался в машине.
Человек подошел к Алехину вплотную и сделал какое-то плохо различимое в темноте движение правой рукой. Алехин попытался парировать удар, уклониться, но больное, изломанное тело подвело, и широкое лезвие армейского штык-ножа по самую рукоять погрузилось в его шею.
На дорогу вышли еще двое. Втроем они обшарили карманы капитана и убедились, что, кроме документов, пачки сигарет и зажигалки, там ничего нет.
– Неужели успел разгрузиться? – с отчаянием в голосе спросил один.
– Либо так, либо отправил по почте. А может, спрятал где-нибудь в условленном месте. Теперь-то уж не дознаешься. Что же мы доложим хозяину?
– А так и доложим. Этот козел, – говоривший сделал неопределенный жест в сторону дачного поселка, – давно пулю просит. Хозяин не первый месяц к нему примеривается, да все вроде повода не было. Вот он, повод, – и он легонько поддел носком ботинка откинутую руку капитана армейской разведки Алехина.
Пока они возились, оттаскивая труп на обочину и наспех маскируя его ветками, до половины ушедший в болото серебристый «опель» погрузился еще на десять сантиметров.
Глава 2
Алехин тряхнул головой и посмотрел на часы. Несмотря на все испытания, они нимало не пострадали и продолжали исправно тикать. Алехин не поверил своим глазам. Получалось, что вся баталия, начиная с того момента, как он увидел притаившийся у обочины «луноход», и до настоящего времени, заняла не более пятнадцати минут. От силы двадцать, но это уже с запасом. Н-да, государи мои, все-таки время – вещь сугубо субъективная… И, между прочим, его всегда не хватает.
Кривясь от боли, Алехин проверил тайник. Дискета была на месте. Ключи, слава создателю, тоже были на месте, и Алехин, сплюнув в открытое окошко черный сгусток свернувшейся крови, вывел машину на шоссе.
Когда рубиновые габаритные огни «опеля» скрылись за ближайшим пригорком, возле сиротливо стоявшего на обочине милицейского автомобиля затормозили два мотоциклиста. Поставив мотоциклы так, чтобы от проезжающих по шоссе запоздалых водителей их скрывал корпус «лунохода», оба стащили с голов надоевшие шлемы.
– Никого, – сказал Саня, заглянув в темное нутро машины, где все еще держался слабый, но вполне отчетливый запах водки и табачного дыма. Сотовый телефон лежал на приборном щитке. – Вот козлы, телефон забыли. Припрятать, что ли, для смеха?
– Что-то долго они с ним возятся, – с легким беспокойством сказал его напарник. – Пора бы уже и закончить.
– А может, им герой попался, – предположил Саня. – Не в смысле Павлика Морозова, а в смысле Олега, к примеру, Кошевого.
– Брось, брось, Санек, герои только в кино бывают да в художественной, мать ее, литературе. Жить любому дураку охота. Вот ты бы жизнь за что-нибудь отдал? За хозяина или за бабки, к примеру?
– Что я, мешком хлопнутый? Хозяин – он только тут хозяин, а на том свете и он, и бабки мне без надобности.
– То-то и оно. Давай-ка посмотрим, чего они там копаются.
Держа наготове пистолеты, освещая дорогу карманным фонариком, мотоциклисты осторожно двинулись туда, где смутно белела в темноте перегороженная шлагбаумом грунтовка. Не дойдя до шлагбаума каких-нибудь трех метров, Санек остановился, словно налетев на бетонную стену.
– Мать моя женщина, – тихо выдохнул он.
Дрожащий круг света плясал на вповалку лежавших друг на друге гаишниках. Ни серебристого «опеля», ни его ушлого владельца поблизости не было видно.
– Вот сука, – чуть ли не с восхищением проговорил его напарник, убирая пистолет. – Это ж надо, до чего скользкая тварь. Ну, держись, гнида.
Он вынул из кармана сотовый телефон и долго вел какие-то переговоры, после чего без лишних церемоний свалив трупы в канаву и забрав оружие, мотоциклисты отбыли в сторону Москвы.
«Ничего еще не кончилось, словно молитву, повторял капитан Алехин. –Все еще только начинается, облава в самом разгаре. Не может быть, чтобы они ограничились двумя пьяными гаишниками. Значит, в Москве делать нечего. Генерал наверняка ночует на даче и в город приедет только утром, а до утра дотянуть вряд ли удастся. Еще одна такая встреча, и деревянный бушлат гарантирован – да и то, если тело найдут… Значит, решено: едем на дачу».
На ближайшей двухуровневой развязке Алехин решительно повернул на запад.
До генеральской дачи оставалось всего ничего – километра три-четыре, когда мотор вдруг зачихал с явным намерением заглохнуть. Алехин бросил быстрый взгляд на указатель расхода топлива и убедился, что бак был пуст.
Времени на раздумья не было. Алехин, зашипев от боли, резко крутанул баранку вправо, направив машину на сплошную стену каких-то высоких кустов, обильно припорошенных пылью. С треском проломившись сквозь кусты, автомобиль тяжело ухнул в какую-то наполненную стоячей водой ямищу. Капот с бульканьем погрузился в гнилую жижу, двигатель чихнул в последний раз и окончательно заглох.
Капитан был без сознания не более двух минут. Придя в себя, он с удивлением обнаружил, что вопреки всему еще жив и, более того, ухитрился промочить ноги, не выходя из машины. Посмотрев вниз, он ничего не разобрал в кромешной темноте, но, шевельнувшись, услышал тихий плеск – в кабине было полно воды.
Выбравшись наружу, Алехин понял: то, что показалось ему наполненной водой ямой, на самом деле было болотом, в которое он и сверзился с насыпи. Взглянув наверх, он увидел, что кусты, сквозь которые он так лихо проскочил, частично распрямились и более или менее скрыли машину от любопытных-взглядов тех, кто мог проехать по дороге. Укрытие, конечно, было аховое, но до утра сойдет, решил Алехин. Тем более, что больше и не надо – едва добравшись до дачи, он попросит генерала отправить кого-нибудь на розыски. Есть же у него там какая-то охрана.
Дискету он решил с собой не брать. На дороге могла поджидать засада, а тайник в машине был достаточно надежен – менты это прекрасно продемонстрировали, а уж кому, как не гаишнику, знать все укромные уголки любого автомобиля?
Выбравшись из болота, он постоял немного, собираясь с силами, и медленно заковылял по темной проселочной дороге, сильно перекосившись на бок и заметно приволакивая левую ногу.
В полукилометре от дачного поселка ему навстречу шагнула из темноты темная фигура.
– Капитан Алехин? – спросил незнакомец.
– Я, – ответил Алехин, только сейчас сообразив, что «парабеллум» остался в машине.
Человек подошел к Алехину вплотную и сделал какое-то плохо различимое в темноте движение правой рукой. Алехин попытался парировать удар, уклониться, но больное, изломанное тело подвело, и широкое лезвие армейского штык-ножа по самую рукоять погрузилось в его шею.
На дорогу вышли еще двое. Втроем они обшарили карманы капитана и убедились, что, кроме документов, пачки сигарет и зажигалки, там ничего нет.
– Неужели успел разгрузиться? – с отчаянием в голосе спросил один.
– Либо так, либо отправил по почте. А может, спрятал где-нибудь в условленном месте. Теперь-то уж не дознаешься. Что же мы доложим хозяину?
– А так и доложим. Этот козел, – говоривший сделал неопределенный жест в сторону дачного поселка, – давно пулю просит. Хозяин не первый месяц к нему примеривается, да все вроде повода не было. Вот он, повод, – и он легонько поддел носком ботинка откинутую руку капитана армейской разведки Алехина.
Пока они возились, оттаскивая труп на обочину и наспех маскируя его ветками, до половины ушедший в болото серебристый «опель» погрузился еще на десять сантиметров.
Глава 2
– Так что же, молодой человек, мы договорились?
Илларион Забродов, пряча улыбку, упорно пытавшуюся оттянуть кверху уголки его губ, с трудом оторвался от книги и посмотрел на своего собеседника. Похожие на переспелые вишни старческие глазки последнего так и лучились хитростью – легко угадываемой и потому совершенно безобидной. Старец едва не подпрыгивал от сдерживаемого нетерпения.
– Увы, – мягко сказал Забродов, снова погружаясь в разглядывание увесистого тома.
– Увы – да или увы – нет? – не унимался старикан.
– Увы, нет, – сказал Илларион, с сожалением закрывая толстый коленкоровый переплет. Собственно, он готов был, не торгуясь, заплатить запрошенную цену, но в каждом мире – свои законы. Поступи он так, старикан бы весь извелся, гадая, не слишком ли мало он запросил. Кроме того, не следовало создавать прецедент.
– Отчего же нет? – не сдавался его оппонент. – Вы только посмотрите – это же мечта любого культурного человека! Роскошное издание, иллюстрации, великолепная сохранность! Клянусь, вы горько пожалеете, юноша!
– Возможно, – согласился Забродов. – Тем не менее, почтеннейший, цена непомерно высока. Несуразно высока, я бы сказал. Да вот у вас тут и переплет надорван…
– Где? Где надорван? Что вы себе… Ну так что же – переплет? Если вам нужны переплеты, накупите муляжей! У меня не переплетная мастерская! Стыдно, молодой человек! Что вы, в самом деле, как на базаре? Это же не штаны!
Он вдруг совершенно волшебным образом успокоился, перестал по-петушиному наскакивать на Забродова и, добыв из недр своего древнего клетчатого пиджака огромный носовой платок, старательно промокнул совершенно сухую лысину.
– Бог с вами, у вас честное лицо. Вы мне нравитесь, право. Интеллигентные люди должны идти друг другу навстречу. Я готов уступить десять процентов.
– Это совершенно меняет дело, – лучезарно улыбаясь старцу, сказал Илларион.
– Тридцать.
Успокоившийся было букинист снова начал зловеще багроветь.
– Это разбой, – безапелляционно заявил он, – грабеж средь бела дня.
Стыдитесь, юноша! Двенадцать процентов.
– При всем моем глубоком уважении к вашему почтенному возрасту и безусловно громадному опыту… ну, хорошо, двадцать восемь.
– Вот она, современная молодежь! – воскликнул старик, обращаясь к полноватой, дорого и безвкусно одетой даме, перебиравшей в углу пожелтевшие подшивки «Роман-газеты». – Как вам это понравится?
Дама сделала неопределенное движение плечом и поспешно отвернулась: она вообще не понимала, как можно поднимать столько шума из-за потертого томика «Малого Лярусса», да еще, похоже, и не русскоязычного. Впрочем, хозяин букинистической лавки вовсе не нуждался в поддержке, как и его несговорчивый клиент. Дама покинула лавку, так и не дождавшись, когда же наконец эти двое сумасшедших закончат препираться.
Бывший инструктор ГРУ, капитан в отставке Илларион Забродов покинул лавку полчаса спустя в отличном расположении духа. Книга, за которой он охотился на протяжении трех последних месяцев, была приобретена по вполне приемлемой цене с двадцатипроцентной скидкой. Вдобавок он завел весьма полезное знакомство, а это было еще ценнее.
«Надо будет позвонить Пигулевскому, – думал он, усаживаясь за руль припаркованного за углом видавшего виды „лендровера“, – поблагодарить за протекцию. Да и вообще, не мешает поболтать, справиться о здоровье – не мальчик все-таки».
Пигулевский, однако, позвонил сам.
Звонок раздался, едва Забродов переступил порог своей квартиры на Малой Грузинской. Илларион повалился в глубокое кресло и снял трубку.
– Забродов у телефона.
– Здравствуй, Илларион.
– А, Марат Иванович, здравствуй. Я как раз собирался тебе позвонить.
– А я, как видишь, легок на помине. Мне, видишь ли, позвонил Гершкович…
– И что же? – спросил Забродов с легким замиранием сердца, ибо речь шла о старом букинисте, с которым он расстался полчаса назад. Илларион подумал, уж не переусердствовал ли он, торгуясь со стариком. – Жаловался?
– Что ты, как раз напротив. Ты произвел на него самое благоприятное впечатление. Он благодарил меня за то, что я направил к нему, как он выразился, настоящего клиента. По-моему, его немного мучает совесть.
– В каком смысле?
– Ему кажется, что он много с тебя взял.
– Экий артист! – не удержался Илларион от восхищенного возгласа. – Это же просто великий талант!
– Да, Матвей Исаакович – деловой человек, подтвердил Пигулевский. –Ты не заедешь? Попили бы чайку, заодно ты бы рассказал, как там у вас все прошло с Гершковичем. Ведь недели три уже не виделись.
– Не знаю, право, Марат Иванович. Я ведь только что из деревни, из имения, так сказать. Собирался на недельку порыбачить, есть тут неподалеку одно исключительное озерцо, да вот проездом заскочил в город осмотреться, что и как.
Если что, я позвоню, чтобы не падать как снег на голову.
– На этот счет можешь не беспокоиться, тебе всегда рады.
Илларион подумал, что не худо было бы и в самом деле навестить старика, поболтать о всякой всячине за чашкой крепкого чая в уютной задней комнатушке антикварной лавки, что на Беговой, посмотреть, чем пополнилась за время его отсутствия коллекция старинного приятеля. Прощаясь с антикваром, Забродов мысленно дал себе слово непременно съездить на Беговую в ближайшие дни.
Положив трубку, он двинулся было в сторону кухни, устремляя помыслы к аппетитному видению шипящей на сковороде яичницы, но телефон, словно только и дожидался, когда к нему повернутся спиной, немедленно разразился мелодичной трелью.
– Сговорились, честное слово, – пробормотал Забродов, беря трубку. – Слушаю, – без излишней приветливости сказал он.
– Ты чего рычишь, Забродов? – немедленно отозвалась трубка голосом его лучшего друга и бывшего начальника Андрея Мещерякова. – Зубы болят?
– Жрать охота, – честно признался он. – Привет, полковник.
– Привет, привет, капитан. Совсем ты разнежился на пенсионерских хлебах – жрать ему, видите ли, охота. Назад еще не надумал? Ко мне под крылышко, а?
– Насиделся я уже у тебя под крылышком. Не самое, между прочим, уютное место на свете. А ты еще не генерал?
– Да вроде нет пока. И, главное, не светит.
– Странно. Разведка-то работает, да еще как!
– Что ты имеешь в виду? – насторожился Мещеряков.
– Только то, что вот меня три недели дома не было, заскочил на минутку, не успел порог переступить, а ты – вот он.
– Вон оно что… Ну, выходит, повезло.
– Да ладно, не скромничай. Выкладывай, зачем звонишь. Ты ведь просто так, без надобности, номер набрать не сподобишься. Выпить, наверное, не с кем?
– Ну, на это опасное дело добровольцев всегда хоть отбавляй. Хотя-а… Идея сама по себе стоит того, чтобы ее обдумать. Но звоню я по другому поводу. Видишь ли, есть разговор.
– Так говори, что ты тянешь?
– Не хотелось бы по телефону.
– Все-таки тебе, полковник, выпить не с кем. Начальство с собой не зовет, а с подчиненными сам не хочешь – субординацию блюдешь. Ну, приезжай, найду граммов двадцать по старой дружбе.
– Дурак ты, Забродов, и не лечишься, – в сердцах сказал Мещеряков, который никак не мог привыкнуть к забродовскому стилю общения.
– Медицина в данном случае бессильна, – бодро отрапортовал Забродов.
– Пора бы тебе повзрослеть.
– Пора бы тебе помереть, – вспомнив Хемингуэя, немедленно среагировал Илларион.
– Тьфу на тебя, – сказал полковник ГРУ Мещеряков и от души грохнул трубкой по аппарату.
Илларион Забродов ухмыльнулся – он любил дразнить Мещерякова. Несмотря на то, что их знакомство насчитывало не один десяток лет, занятие это ему не приедалось: уж очень благодарный был материал.
Впрочем, улыбка быстро сбежала с его лица. Уж кого-кого, а своего бывшего начальника Илларион знал вдоль и поперек, и настроение его мог безошибочно определить даже по телефону. И сейчас, несмотря на кажущуюся непринужденность разговора, он мог поклясться, что Мещеряков чем-то очень серьезно озабочен.
Гадать о причинах этой озабоченности, не имея никакой информации, Илларион не собирался, и потому постарался до поры выбросить все это из головы, сосредоточившись на своей яичнице. Фортуна была к нему благосклонна – он успел зажарить яйца, приготовить салат и даже употребить все это великолепие по прямому назначению до того, как в дверь постучали.
«Эк его припекло, – подумал он о Мещерякове, неторопливо направляясь в прихожую. – На крыльях, что ли, летел?» Пока он шел, вежливый стук превратился в настойчивую барабанную дробь, гулко отдававшуюся в пустом колодце лестничной клетки.
– Да что ж тебя так разбирает-то, болезный? – пробормотал Илларион, отпирая дверь.
За дверью, вопреки ожиданиям капитана, оказался вовсе не Мещеряков.
Совершенно незнакомый Забродову амбал, облаченный, несмотря на жару, в удушливо-черный двубортный костюм и солнцезащитные очки, не говоря ни слова, уверенным жестом вытянул перед собой внушительного вида верхнюю конечность и попытался отодвинуть Забродова с дороги. За его спиной маячили еще какие-то темные фигуры.
Осмысление ситуации Забродов оставил на потом. Аккуратно перехватив упиравшуюся ему в грудь руку, Илларион отработанным движением завернул ее амбалу за спину. Амбал при этом совершил изящное танцевальное па, развернувшись на сто восемьдесят градусов вокруг собственной оси и поневоле приняв слегка наклонное положение – нежничать с ним Забродову было недосуг. Высвободив левую руку, Илларион несильно рубанул гостя ребром ладони по шее, одновременно придав ему начальное ускорение коленом. Маячившие на площадке личности едва успели посторониться. Когда щека амбала соприкоснулась с выложенным кафельной плиткой полом, он был уже в отключке, а дверь забродовской квартиры снова захлопнулась.
В нее немедленно постучали снова. Это уже не лезло ни в какие ворота.
– Кто там? – как ни в чем не бывало спросил Илларион, тут же из предосторожности сделав два бесшумных шага в сторону на тот случай, если визитеры надумают стрелять в дверь.
– Это квартира господина Забродова? – вежливо ушли от ответа с той стороны.
– Я спросил, кто там.
– Мне необходимо срочно переговорить с вами по сугубо конфиденциальному вопросу.
– А вам не кажется, что начать следовало именно с этого?
– Я приношу извинения за действия моего человека, но мне необходимо было удостовериться, что вы именно тот, к кому мне рекомендовали обратиться.
– А, так это тело действовало не по собственной инициативе? А кто, если не секрет, направил вас ко мне?
– Простите, но беседовать через дверь как-то… Этот разговор, повторяю, не для посторонних ушей.
– Что ж, я открываю, но уберите своих обломов из-под дверей и постарайтесь на этот раз войти по-человечески.
Когда Илларион Забродов во второй раз открыл дверь, перед ним предстал мужчина средних лет. имевший презентабельную внешность не то крупного бизнесмена, не то не менее крупного чиновника. В своем темно-сером костюме, безупречном галстуке, крахмальной сорочке и глянцево отсвечивающих дорогих туфлях, с холеным волевым лицом и уложенной волосок к волоску начинающей седеть, но все еще богатой шевелюрой он должен был неплохо смотреться где-нибудь на вощеном паркете банкетных залов, в обществе высокопоставленных иностранцев, а то и в коридорах Кремля. Впрочем, решил Илларион Забродов, весьма к месту он выглядел бы и на какой-нибудь воровской сходке средней руки…
Забродов посторонился, пропуская гостя в квартиру, и напоследок еще раз окинул взглядом площадку. Она была пуста, даже «тело» унесли от греха подальше.
Илларион удовлетворенно кивнул, запер дверь я предложил гостю располагаться.
– Прежде всего разрешите еще раз принести вам глубочайшие извинения по поводу досадного инцидента, предварившего нагое знакомство, – сказал гость.
– Кстати, о знакомстве. Я так и не знаю, с кем имею честь, – напомнил Илларион.
– Можете называть меня Петром Владимировичем. Я занимаю один из ключевых постов в некой структуре, в ведении которой находится довольно широкий круг вопросов…
– Не в Гидрометцентре случайно? – перебил гостя Илларион.
– Что за странная мысль, – растерялся тот. – Откуда вы взяли?
– Слишком много тумана, – пояснил Забродов. – Давайте-ка поближе к делу: кто вы такой, кто назвал вам мое имя и зачем я вам понадобился?
– К делу так к делу, – Петр Владимирович хлопнул ладонями по коленям. – Отвечаю по порядку: я – тот, кого некоторые – многие – называют хозяином; ваше имя и род занятий мне назвал тот, кому известно и то, и другое; и, наконец, целью моего визита является одно деловое предложение, которое может принести выгоду нам обоим.
Илларион неторопливо закурил и некоторое время в открытую разглядывал гостя, словно какого-то экзотического зверя. Последний выдержал осмотр, даже не шевельнув бровью.
– Ладно, – медленно произнес Забродов, – я слушаю вас.
В мозгу его между тем лихорадочно билась одна-единственная мысль: не может быть! Неужели Мещеряков, с которым съеден не один пуд соли, продал его этому хлыщу? Возможно ли такое? Все вроде бы сходилось, и звонок Мещерякова с обещанием зайти по какому-то неотложному делу вполне укладывался в общую картину.
– Группа лиц, которую я представляю, – продолжал между тем гость, – в последнее время сталкивается с активным противодействием, источником которого, центром, если хотите, является некая весьма заметная фигура. Все наши попытки как-то урезонить упомянутого деятеля, достичь разумного компромисса на взаимоприемлемых условиях…
– Консенсуса, значит, – глубокомысленно вставил Забродов. Гость раздражал его безумно, цель визита стала ясна с первых же слов, но Илларион решил все же дослушать до конца, надеясь, что визитер как-нибудь проговорится и выдаст имя своего информатора. То, что кто-то из сотрудников ГРУ – пусть даже и не Мещеряков – работает на этого прощелыгу, его совершенно не радовало.
– А?.. – на секунду растерялся сбитый с мысли гость. – Ну да, если угодно, консенсуса. Так вот, все наши попытки добиться взаимопонимания были отвергнуты в самой оскорбительной форме. Активность упомянутого лица в конце концов поставила нас в крайне щекотливое положение. Поймите, мы не по своей воле приняли решение пойти на крайние меры, нас вынуждают к этому весьма неблагоприятные обстоятельства. Я лично не считаю убийство методом борьбы. Гораздо удобнее для всех было бы, если бы с упомянутым лицом произошел несчастный случай. Ну, знаете, как это бывает: авария, неосторожное обращение с оружием, пьяная драка… семейная ссора какая-нибудь… ограбление, наконец.
– Так, – сказал Илларион Забродов. – И при чем же здесь я?
– У вас богатый опыт, – ответил гость, – огромные знания в весьма специфической области. Мы были бы весьма и весьма признательны, получив квалифицированную консультацию, не говоря уже о прямом содействии.
– И каковы же размеры вашей признательности? – иронически поинтересовался Илларион.
– Вы можете определить их сами, – предложил гость.
– Заманчиво. Только что же это у вас, своих специалистов мало?
– Не скромничайте, господин Забродов, не надо. Мы с вами оба знаем, что равных вам практически нет. Профессионалов везде предостаточно, но здесь нужна выдумка, смелая импровизация, творческий подход, если можно так выразиться… А это, согласитесь, редкие качества среди людей вашей профессии. Мы можем дать вам возможность подумать, только, сами понимаете, недолго.
– Не стоит, – сказал Илларион, – ответ все равно вас не удовлетворит. То есть вы отказываетесь?
– Категорически.
– Можно узнать, почему?
– Несомненно. Дело в том, что вы либо ошиблись адресом, либо ваш информатор ввел вас в заблуждение. Я не наемный убийца и становиться им не намерен. Не спорю, я мог бы справиться с этой работой успешнее многих, но я не собираюсь мараться в грязи, будь то политика или какие-то финансовые махинации. А вашего информатора, – добавил он, помолчав, – я рано или поздно вычислю и проведу с ним воспитательную работу. Так что убирайтесь-ка к чертовой матери, вы мне надоели.
Разговор окончен.
– Не ершись, капитан, – процедил гость сквозь зубы. – Разговор закончится тогда, когда я его закончу. И не петушись, дружок, а то как бы не пришлось потом пожалеть.
– А вот я сейчас выбью из тебя дерьмо, – сказал Забродов, вставая, – и посмотрю, буду ли я об этом жалеть.
– Грубо, – сказал гость, направляя на Иллариона пистолет, слишком незаметно для непрофессионала оказавшийся у него в руке. – Совершенно некорректно. А ну, сядь.
– Сейчас вы уберете пистолет и выйдете из квартиры, – сказал Илларион, – после чего мы оба забудем этот разговор. Я не собираюсь ни помогать вам, ни мешать, так что делить нам нечего. Могу дать бест, платный совет: попробуйте все-таки договориться с вашим оппонентом. Но если вы и дальше будете размахивать своим пугачом, я его отберу, а потом спущу вас с лестницы. И не вздумайте путаться под ногами – от несчастных случаев не застрахован никто. Проваливайте!
– Всего хорошего, – сказал Илларион, закрывая за гостем дверь.
Он уселся в кресло и, выдвинув ящик письменного стола, взял в руки один из своих ножей. Рассеянно поглаживая пальцами остро отточенную сталь, Илларион Забродов погрузился в раздумья. Что бы это все могло означать? То, что ему предлагали осуществить политическое убийство, не вызывало ни малейшего сомнения.
Это однозначно, как любит выражаться один деятель. А кстати, не его ли собираются убрать? Впрочем, куда там. Кому может мешать этот клоун? Да и не обязательно убивать депутата Думы, чтобы придать убийству политическую окраску.
Нынче даже алкаши возле пивной бьют друг другу морды по политическим соображениям. Карманная кража в какой-то мере тоже влияет на политику.
И чем больше ты украл, тем выше твой политический статус… Чепуха это все, решил он. Все это пустые домыслы. Ведь он, стервец, ухитрился в получасовом разговоре и не назвать ни одного имени, не дать ни малейшей зацепки… Тоже, между прочим, высокий политес, чудеса дипломатии, танец языка… Единственное, что я сейчас могу сделать, – это вытрясти душу из Мещерякова. Если это не он, то ему все равно есть о чем подумать. Этак скоро каждая бабка в гастрономе будет знать мой послужной список, да и не только бабка, и не только мой.
Илларион Забродов, пряча улыбку, упорно пытавшуюся оттянуть кверху уголки его губ, с трудом оторвался от книги и посмотрел на своего собеседника. Похожие на переспелые вишни старческие глазки последнего так и лучились хитростью – легко угадываемой и потому совершенно безобидной. Старец едва не подпрыгивал от сдерживаемого нетерпения.
– Увы, – мягко сказал Забродов, снова погружаясь в разглядывание увесистого тома.
– Увы – да или увы – нет? – не унимался старикан.
– Увы, нет, – сказал Илларион, с сожалением закрывая толстый коленкоровый переплет. Собственно, он готов был, не торгуясь, заплатить запрошенную цену, но в каждом мире – свои законы. Поступи он так, старикан бы весь извелся, гадая, не слишком ли мало он запросил. Кроме того, не следовало создавать прецедент.
– Отчего же нет? – не сдавался его оппонент. – Вы только посмотрите – это же мечта любого культурного человека! Роскошное издание, иллюстрации, великолепная сохранность! Клянусь, вы горько пожалеете, юноша!
– Возможно, – согласился Забродов. – Тем не менее, почтеннейший, цена непомерно высока. Несуразно высока, я бы сказал. Да вот у вас тут и переплет надорван…
– Где? Где надорван? Что вы себе… Ну так что же – переплет? Если вам нужны переплеты, накупите муляжей! У меня не переплетная мастерская! Стыдно, молодой человек! Что вы, в самом деле, как на базаре? Это же не штаны!
Он вдруг совершенно волшебным образом успокоился, перестал по-петушиному наскакивать на Забродова и, добыв из недр своего древнего клетчатого пиджака огромный носовой платок, старательно промокнул совершенно сухую лысину.
– Бог с вами, у вас честное лицо. Вы мне нравитесь, право. Интеллигентные люди должны идти друг другу навстречу. Я готов уступить десять процентов.
– Это совершенно меняет дело, – лучезарно улыбаясь старцу, сказал Илларион.
– Тридцать.
Успокоившийся было букинист снова начал зловеще багроветь.
– Это разбой, – безапелляционно заявил он, – грабеж средь бела дня.
Стыдитесь, юноша! Двенадцать процентов.
– При всем моем глубоком уважении к вашему почтенному возрасту и безусловно громадному опыту… ну, хорошо, двадцать восемь.
– Вот она, современная молодежь! – воскликнул старик, обращаясь к полноватой, дорого и безвкусно одетой даме, перебиравшей в углу пожелтевшие подшивки «Роман-газеты». – Как вам это понравится?
Дама сделала неопределенное движение плечом и поспешно отвернулась: она вообще не понимала, как можно поднимать столько шума из-за потертого томика «Малого Лярусса», да еще, похоже, и не русскоязычного. Впрочем, хозяин букинистической лавки вовсе не нуждался в поддержке, как и его несговорчивый клиент. Дама покинула лавку, так и не дождавшись, когда же наконец эти двое сумасшедших закончат препираться.
Бывший инструктор ГРУ, капитан в отставке Илларион Забродов покинул лавку полчаса спустя в отличном расположении духа. Книга, за которой он охотился на протяжении трех последних месяцев, была приобретена по вполне приемлемой цене с двадцатипроцентной скидкой. Вдобавок он завел весьма полезное знакомство, а это было еще ценнее.
«Надо будет позвонить Пигулевскому, – думал он, усаживаясь за руль припаркованного за углом видавшего виды „лендровера“, – поблагодарить за протекцию. Да и вообще, не мешает поболтать, справиться о здоровье – не мальчик все-таки».
Пигулевский, однако, позвонил сам.
Звонок раздался, едва Забродов переступил порог своей квартиры на Малой Грузинской. Илларион повалился в глубокое кресло и снял трубку.
– Забродов у телефона.
– Здравствуй, Илларион.
– А, Марат Иванович, здравствуй. Я как раз собирался тебе позвонить.
– А я, как видишь, легок на помине. Мне, видишь ли, позвонил Гершкович…
– И что же? – спросил Забродов с легким замиранием сердца, ибо речь шла о старом букинисте, с которым он расстался полчаса назад. Илларион подумал, уж не переусердствовал ли он, торгуясь со стариком. – Жаловался?
– Что ты, как раз напротив. Ты произвел на него самое благоприятное впечатление. Он благодарил меня за то, что я направил к нему, как он выразился, настоящего клиента. По-моему, его немного мучает совесть.
– В каком смысле?
– Ему кажется, что он много с тебя взял.
– Экий артист! – не удержался Илларион от восхищенного возгласа. – Это же просто великий талант!
– Да, Матвей Исаакович – деловой человек, подтвердил Пигулевский. –Ты не заедешь? Попили бы чайку, заодно ты бы рассказал, как там у вас все прошло с Гершковичем. Ведь недели три уже не виделись.
– Не знаю, право, Марат Иванович. Я ведь только что из деревни, из имения, так сказать. Собирался на недельку порыбачить, есть тут неподалеку одно исключительное озерцо, да вот проездом заскочил в город осмотреться, что и как.
Если что, я позвоню, чтобы не падать как снег на голову.
– На этот счет можешь не беспокоиться, тебе всегда рады.
Илларион подумал, что не худо было бы и в самом деле навестить старика, поболтать о всякой всячине за чашкой крепкого чая в уютной задней комнатушке антикварной лавки, что на Беговой, посмотреть, чем пополнилась за время его отсутствия коллекция старинного приятеля. Прощаясь с антикваром, Забродов мысленно дал себе слово непременно съездить на Беговую в ближайшие дни.
Положив трубку, он двинулся было в сторону кухни, устремляя помыслы к аппетитному видению шипящей на сковороде яичницы, но телефон, словно только и дожидался, когда к нему повернутся спиной, немедленно разразился мелодичной трелью.
– Сговорились, честное слово, – пробормотал Забродов, беря трубку. – Слушаю, – без излишней приветливости сказал он.
– Ты чего рычишь, Забродов? – немедленно отозвалась трубка голосом его лучшего друга и бывшего начальника Андрея Мещерякова. – Зубы болят?
– Жрать охота, – честно признался он. – Привет, полковник.
– Привет, привет, капитан. Совсем ты разнежился на пенсионерских хлебах – жрать ему, видите ли, охота. Назад еще не надумал? Ко мне под крылышко, а?
– Насиделся я уже у тебя под крылышком. Не самое, между прочим, уютное место на свете. А ты еще не генерал?
– Да вроде нет пока. И, главное, не светит.
– Странно. Разведка-то работает, да еще как!
– Что ты имеешь в виду? – насторожился Мещеряков.
– Только то, что вот меня три недели дома не было, заскочил на минутку, не успел порог переступить, а ты – вот он.
– Вон оно что… Ну, выходит, повезло.
– Да ладно, не скромничай. Выкладывай, зачем звонишь. Ты ведь просто так, без надобности, номер набрать не сподобишься. Выпить, наверное, не с кем?
– Ну, на это опасное дело добровольцев всегда хоть отбавляй. Хотя-а… Идея сама по себе стоит того, чтобы ее обдумать. Но звоню я по другому поводу. Видишь ли, есть разговор.
– Так говори, что ты тянешь?
– Не хотелось бы по телефону.
– Все-таки тебе, полковник, выпить не с кем. Начальство с собой не зовет, а с подчиненными сам не хочешь – субординацию блюдешь. Ну, приезжай, найду граммов двадцать по старой дружбе.
– Дурак ты, Забродов, и не лечишься, – в сердцах сказал Мещеряков, который никак не мог привыкнуть к забродовскому стилю общения.
– Медицина в данном случае бессильна, – бодро отрапортовал Забродов.
– Пора бы тебе повзрослеть.
– Пора бы тебе помереть, – вспомнив Хемингуэя, немедленно среагировал Илларион.
– Тьфу на тебя, – сказал полковник ГРУ Мещеряков и от души грохнул трубкой по аппарату.
Илларион Забродов ухмыльнулся – он любил дразнить Мещерякова. Несмотря на то, что их знакомство насчитывало не один десяток лет, занятие это ему не приедалось: уж очень благодарный был материал.
Впрочем, улыбка быстро сбежала с его лица. Уж кого-кого, а своего бывшего начальника Илларион знал вдоль и поперек, и настроение его мог безошибочно определить даже по телефону. И сейчас, несмотря на кажущуюся непринужденность разговора, он мог поклясться, что Мещеряков чем-то очень серьезно озабочен.
Гадать о причинах этой озабоченности, не имея никакой информации, Илларион не собирался, и потому постарался до поры выбросить все это из головы, сосредоточившись на своей яичнице. Фортуна была к нему благосклонна – он успел зажарить яйца, приготовить салат и даже употребить все это великолепие по прямому назначению до того, как в дверь постучали.
«Эк его припекло, – подумал он о Мещерякове, неторопливо направляясь в прихожую. – На крыльях, что ли, летел?» Пока он шел, вежливый стук превратился в настойчивую барабанную дробь, гулко отдававшуюся в пустом колодце лестничной клетки.
– Да что ж тебя так разбирает-то, болезный? – пробормотал Илларион, отпирая дверь.
За дверью, вопреки ожиданиям капитана, оказался вовсе не Мещеряков.
Совершенно незнакомый Забродову амбал, облаченный, несмотря на жару, в удушливо-черный двубортный костюм и солнцезащитные очки, не говоря ни слова, уверенным жестом вытянул перед собой внушительного вида верхнюю конечность и попытался отодвинуть Забродова с дороги. За его спиной маячили еще какие-то темные фигуры.
Осмысление ситуации Забродов оставил на потом. Аккуратно перехватив упиравшуюся ему в грудь руку, Илларион отработанным движением завернул ее амбалу за спину. Амбал при этом совершил изящное танцевальное па, развернувшись на сто восемьдесят градусов вокруг собственной оси и поневоле приняв слегка наклонное положение – нежничать с ним Забродову было недосуг. Высвободив левую руку, Илларион несильно рубанул гостя ребром ладони по шее, одновременно придав ему начальное ускорение коленом. Маячившие на площадке личности едва успели посторониться. Когда щека амбала соприкоснулась с выложенным кафельной плиткой полом, он был уже в отключке, а дверь забродовской квартиры снова захлопнулась.
В нее немедленно постучали снова. Это уже не лезло ни в какие ворота.
– Кто там? – как ни в чем не бывало спросил Илларион, тут же из предосторожности сделав два бесшумных шага в сторону на тот случай, если визитеры надумают стрелять в дверь.
– Это квартира господина Забродова? – вежливо ушли от ответа с той стороны.
– Я спросил, кто там.
– Мне необходимо срочно переговорить с вами по сугубо конфиденциальному вопросу.
– А вам не кажется, что начать следовало именно с этого?
– Я приношу извинения за действия моего человека, но мне необходимо было удостовериться, что вы именно тот, к кому мне рекомендовали обратиться.
– А, так это тело действовало не по собственной инициативе? А кто, если не секрет, направил вас ко мне?
– Простите, но беседовать через дверь как-то… Этот разговор, повторяю, не для посторонних ушей.
– Что ж, я открываю, но уберите своих обломов из-под дверей и постарайтесь на этот раз войти по-человечески.
Когда Илларион Забродов во второй раз открыл дверь, перед ним предстал мужчина средних лет. имевший презентабельную внешность не то крупного бизнесмена, не то не менее крупного чиновника. В своем темно-сером костюме, безупречном галстуке, крахмальной сорочке и глянцево отсвечивающих дорогих туфлях, с холеным волевым лицом и уложенной волосок к волоску начинающей седеть, но все еще богатой шевелюрой он должен был неплохо смотреться где-нибудь на вощеном паркете банкетных залов, в обществе высокопоставленных иностранцев, а то и в коридорах Кремля. Впрочем, решил Илларион Забродов, весьма к месту он выглядел бы и на какой-нибудь воровской сходке средней руки…
Забродов посторонился, пропуская гостя в квартиру, и напоследок еще раз окинул взглядом площадку. Она была пуста, даже «тело» унесли от греха подальше.
Илларион удовлетворенно кивнул, запер дверь я предложил гостю располагаться.
– Прежде всего разрешите еще раз принести вам глубочайшие извинения по поводу досадного инцидента, предварившего нагое знакомство, – сказал гость.
– Кстати, о знакомстве. Я так и не знаю, с кем имею честь, – напомнил Илларион.
– Можете называть меня Петром Владимировичем. Я занимаю один из ключевых постов в некой структуре, в ведении которой находится довольно широкий круг вопросов…
– Не в Гидрометцентре случайно? – перебил гостя Илларион.
– Что за странная мысль, – растерялся тот. – Откуда вы взяли?
– Слишком много тумана, – пояснил Забродов. – Давайте-ка поближе к делу: кто вы такой, кто назвал вам мое имя и зачем я вам понадобился?
– К делу так к делу, – Петр Владимирович хлопнул ладонями по коленям. – Отвечаю по порядку: я – тот, кого некоторые – многие – называют хозяином; ваше имя и род занятий мне назвал тот, кому известно и то, и другое; и, наконец, целью моего визита является одно деловое предложение, которое может принести выгоду нам обоим.
Илларион неторопливо закурил и некоторое время в открытую разглядывал гостя, словно какого-то экзотического зверя. Последний выдержал осмотр, даже не шевельнув бровью.
– Ладно, – медленно произнес Забродов, – я слушаю вас.
В мозгу его между тем лихорадочно билась одна-единственная мысль: не может быть! Неужели Мещеряков, с которым съеден не один пуд соли, продал его этому хлыщу? Возможно ли такое? Все вроде бы сходилось, и звонок Мещерякова с обещанием зайти по какому-то неотложному делу вполне укладывался в общую картину.
– Группа лиц, которую я представляю, – продолжал между тем гость, – в последнее время сталкивается с активным противодействием, источником которого, центром, если хотите, является некая весьма заметная фигура. Все наши попытки как-то урезонить упомянутого деятеля, достичь разумного компромисса на взаимоприемлемых условиях…
– Консенсуса, значит, – глубокомысленно вставил Забродов. Гость раздражал его безумно, цель визита стала ясна с первых же слов, но Илларион решил все же дослушать до конца, надеясь, что визитер как-нибудь проговорится и выдаст имя своего информатора. То, что кто-то из сотрудников ГРУ – пусть даже и не Мещеряков – работает на этого прощелыгу, его совершенно не радовало.
– А?.. – на секунду растерялся сбитый с мысли гость. – Ну да, если угодно, консенсуса. Так вот, все наши попытки добиться взаимопонимания были отвергнуты в самой оскорбительной форме. Активность упомянутого лица в конце концов поставила нас в крайне щекотливое положение. Поймите, мы не по своей воле приняли решение пойти на крайние меры, нас вынуждают к этому весьма неблагоприятные обстоятельства. Я лично не считаю убийство методом борьбы. Гораздо удобнее для всех было бы, если бы с упомянутым лицом произошел несчастный случай. Ну, знаете, как это бывает: авария, неосторожное обращение с оружием, пьяная драка… семейная ссора какая-нибудь… ограбление, наконец.
– Так, – сказал Илларион Забродов. – И при чем же здесь я?
– У вас богатый опыт, – ответил гость, – огромные знания в весьма специфической области. Мы были бы весьма и весьма признательны, получив квалифицированную консультацию, не говоря уже о прямом содействии.
– И каковы же размеры вашей признательности? – иронически поинтересовался Илларион.
– Вы можете определить их сами, – предложил гость.
– Заманчиво. Только что же это у вас, своих специалистов мало?
– Не скромничайте, господин Забродов, не надо. Мы с вами оба знаем, что равных вам практически нет. Профессионалов везде предостаточно, но здесь нужна выдумка, смелая импровизация, творческий подход, если можно так выразиться… А это, согласитесь, редкие качества среди людей вашей профессии. Мы можем дать вам возможность подумать, только, сами понимаете, недолго.
– Не стоит, – сказал Илларион, – ответ все равно вас не удовлетворит. То есть вы отказываетесь?
– Категорически.
– Можно узнать, почему?
– Несомненно. Дело в том, что вы либо ошиблись адресом, либо ваш информатор ввел вас в заблуждение. Я не наемный убийца и становиться им не намерен. Не спорю, я мог бы справиться с этой работой успешнее многих, но я не собираюсь мараться в грязи, будь то политика или какие-то финансовые махинации. А вашего информатора, – добавил он, помолчав, – я рано или поздно вычислю и проведу с ним воспитательную работу. Так что убирайтесь-ка к чертовой матери, вы мне надоели.
Разговор окончен.
– Не ершись, капитан, – процедил гость сквозь зубы. – Разговор закончится тогда, когда я его закончу. И не петушись, дружок, а то как бы не пришлось потом пожалеть.
– А вот я сейчас выбью из тебя дерьмо, – сказал Забродов, вставая, – и посмотрю, буду ли я об этом жалеть.
– Грубо, – сказал гость, направляя на Иллариона пистолет, слишком незаметно для непрофессионала оказавшийся у него в руке. – Совершенно некорректно. А ну, сядь.
– Сейчас вы уберете пистолет и выйдете из квартиры, – сказал Илларион, – после чего мы оба забудем этот разговор. Я не собираюсь ни помогать вам, ни мешать, так что делить нам нечего. Могу дать бест, платный совет: попробуйте все-таки договориться с вашим оппонентом. Но если вы и дальше будете размахивать своим пугачом, я его отберу, а потом спущу вас с лестницы. И не вздумайте путаться под ногами – от несчастных случаев не застрахован никто. Проваливайте!
* * *
– Что ж, – сказал гость, неохотно убирая пистолет. Илларион заметил, что это был «кольт» – 44. – Мне очень жаль, что наш разговор заканчивается на такой ноте. –Вы выбрали незавидную судьбу, капитан Забродов.– Всего хорошего, – сказал Илларион, закрывая за гостем дверь.
Он уселся в кресло и, выдвинув ящик письменного стола, взял в руки один из своих ножей. Рассеянно поглаживая пальцами остро отточенную сталь, Илларион Забродов погрузился в раздумья. Что бы это все могло означать? То, что ему предлагали осуществить политическое убийство, не вызывало ни малейшего сомнения.
Это однозначно, как любит выражаться один деятель. А кстати, не его ли собираются убрать? Впрочем, куда там. Кому может мешать этот клоун? Да и не обязательно убивать депутата Думы, чтобы придать убийству политическую окраску.
Нынче даже алкаши возле пивной бьют друг другу морды по политическим соображениям. Карманная кража в какой-то мере тоже влияет на политику.
И чем больше ты украл, тем выше твой политический статус… Чепуха это все, решил он. Все это пустые домыслы. Ведь он, стервец, ухитрился в получасовом разговоре и не назвать ни одного имени, не дать ни малейшей зацепки… Тоже, между прочим, высокий политес, чудеса дипломатии, танец языка… Единственное, что я сейчас могу сделать, – это вытрясти душу из Мещерякова. Если это не он, то ему все равно есть о чем подумать. Этак скоро каждая бабка в гастрономе будет знать мой послужной список, да и не только бабка, и не только мой.