Страница:
каждого года он проходит обязательное профилактическое
медицинское обследование -- так называемую диспансеризацию.
Посмотрим теперь из окна нашего туристического автобуса на
следующий комплекс Номенклатурии -- транспорт.
Как мы сказали, завсектором может приятно жить, работать и
отдыхать, не соприкасаясь с населением СССР. Но все-таки его
спецстрана расположена в СССР. Как же ухитриться не
соприкоснуться с "туземцами" даже при разъездах по огромному
Советскому Союзу?
И для этого сделано все необходимое.
Железнодорожные или авиационные билеты завсектором
получает прямо в ЦК. В узком переулке за комплексом зданий ЦК
КПСС в невзрачном домике расположен сектор транспортного
обслуживания, относящийся к Управлению делами ЦК. Уже
упоминавшийся американский корреспондент Хедрик Смит с наивным
западным негодованием передает рассказ разоткровенничавшегося
интуристовского гида о том, что во всех самолетах, поездах и
отелях всегда резервируется определенное количество мест на
случай, если вдруг "власти" пожелают ими воспользоваться. Для
советского человека это привычная азбука повседневности: он
знает, что существует так называемая "правительственная броня"
на самые лучшие места, и пускаются эти места в продажу для
обычных граждан не раньше, чем за полчаса до отхода поезда,
парохода или самолета, а в отелях часть забронированных мест
вообще не занимается, так как отель никуда не отходит, и
номенклатурщики могут появиться в любой момент. Сектор
транспортного обслуживания ЦК КПСС -- одно из главных мест, где
номенклатура получает билеты на забронированные места.
Западному читателю надо пояснить, что в СССР поезда и
самолеты всегда переполнены. Только на Западе я впервые увидел,
что можно спокойно подойти к билетной кассе на вокзале и взять
билет. В Советском Союзе стоят целыми днями огромные очереди
даже у касс предварительной продажи билетов, не говоря уж о
вокзале, так что броня на билеты -- весьма приятная привилегия
класса номенклатуры.
Итак, билет получен. Черная "Волга" привезет завсектором
на вокзал или в аэропорт. Подвезет она его не к общему входу, а
к специальному -- в так называемую "комнату депутатов
Верховного Совета СССР". Это отличное изобретение, которым
организаторы обслуживания номенклатуры справедливо гордятся.
Действительно, звучит демократично и конституционно: не зал для
каких-нибудь бонз, а комната для наших с вами народных
избранников, товарищи' А кто знает, что в этом зале с мягкой
мебелью. ковровыми дорожками и обслуживающим персоналом сидят в
большинстве своем не избранники, а номенклатурные чины? Да и
нет такого потока разъезжающих депутатов Верховного Совета
СССР, который оправдывал бы содержание залов. Решена была и
проблема, как представить эти залы привозимым туда иностранцам
-- дипломатам и членам разных делегаций, знающим, что они не
депутаты Верховного Совета: в табличках на английском языке
депутатская комната переведена как VIP--Наll -- ну кто же
возразит против того, что он very important person?
Из депутатской комнаты предупредительный персонал -- не
чета тому, который рявкает на пассажиров в других помещениях
вокзала или аэропорта,-- проведет нашего завсектором в поезд
или в самолет за несколько минут до того, как будет объявлена
посадка, так чтобы он и на перроне, и у трапа самолета не
встретился с народом. А в спальном вагоне первого класса и в
первом классе самолета он окажется снова среди своих. При
посадке самолета сначала подкатят трап к первому классу, и
номенклатурный путешественник сойдет на пустое летное поле,
встреченный местным руководством,-- потом уже выпустят
остальных пассажиров. Из поезда придется, правда, выйти
одновременно с простым народом -- но путь по перрону недолог: в
очередную "депутатскую комнату". А к ее подъезду будет подана
машина республиканского ЦК, обкома или горкома и доставит его в
отведенную резиденцию, где можно отлично подготовиться к
выступлению на местном партактиве, скажем, на традиционную тему
"Единство партии и народа".
Взглянем на следующий комплекс Номенклатурии --
образование.
И тут все хорошо: не забыты детки номенклатуры. Вообще
говоря, со школой было трудно. После Октябрьской революции было
провозглашено, что в Советском государстве будет единая
трудовая школа для всех детей без различия. Стремление отделить
номенклатурных отпрысков от обычных детей проявилось в момент
восхождения сталинской номенклатуры к вершинам власти в конце
30-х годов, когда были вдруг созданы спецшколы. Официально они
должны были готовить кадры будущих молодых командиров
Рабоче-Крестьянской Красной Армии, как именовалась тогда
Советская Армия, но фактически это были привилегированные
школы, куда стали принимать по преимуществу сыновей из
высокопоставленных, отнюдь не рабоче-крестьянских семей.
Незамедлительно перевели в такую школу и уже упоминавшегося
моего одноклассника Рафку Ванникова, сына замнаркома оборонной
промышленности. Девочки из благородных семей стали
концентрироваться в нескольких так называемых "образцовых
школах", попасть в которые было трудно. Сейчас номенклатурных
детей помещают в спецшколы с преподаванием на иностранных
языках (английском, французском или немецком), а детей
дипломатов и прочих ответственных лиц, работающих за
границей,-- в специальные школы-интернаты.
И при переходе в вуз дети достойных родителей могут не
смешиваться с толпой рядовых студентов, а остаться в своем
кругу. Для этого существует Институт международных отношений в
Москве.
Побывайте там -- и вы сразу почувствуете культивируемый
высокомерный кастовый дух: такой был, вероятно, при царизме в
пажеском корпусе. Имеется ряд закрытых учебных заведений --
Высшая партийная школа при ЦК КПСС, Дипломатическая академия,
Академия внешней торговли, военные академии, высшие школы КГБ и
МВД. В большинство этих заведений принимают уже окончивших вуз
и имеющих опыт ответственной работы партийцев. Так плавно
осуществляется переход номенклатурных детей к занятию
собственных номенклатурных должностей.
Учтено и распространенное в кругах номенклатуры стремление
к ученым степеням.
С 1947 года в Москве существует специальная аспирантура,
готовящая номенклатурных кандидатов наук: Академия общественных
наук при ЦК КПСС. Я был несколько лет членом ученого совета в
этой академии и могу сказать, что ни в одной нормальной
аспирантуре в СССР не прилагаются такие усилия, как там, чтобы
вытащить из аспиранта его диссертацию. У каждого профессора или
доцента академии столько же аспирантов, сколько их бывает у
профессора в обычном вузе, где руководство аспирантами --
побочная работа, помимо лекций и семинаров; здесь же это и есть
основное занятие (кроме того, требуется написать всего одну
небольшую статью). Аспиранты зачисляются решением Секретариата
ЦК КПСС по направлению ЦК нацкомпартий, обкомов и крайкомов
партии. Для них созданы отличные условия: живут они в хорошем
общежитии тут же в академии питаются в превосходной столовой,
получают стипендию, равную доцентскому окладу, направляются для
сбора материалов по диссертации в длительные заграничные
командировки. Все это совершенно нельзя сравнить с жизнью
обычных аспирантов. ютящихся в переполненных общежитиях,
бегающих в постную студенческую столовку, получающих маленькую
стипендию и, конечно, нс помышляющих о загранице. Диссертации
же рядовых аспирантов в среднем лучше, чем у их номенклатурных
коллег: всем известно, что диссертации Академии общественных
наук легковесны, хотя они всегда принимаются.
Дело не только в том, что аспиранты Академии общественных
наук в массе своей менее способны к науке, ибо набираются они
не по научным склонностям, а все по тем же политическим
качествам. Дело, вероятно, еще в большей мере в специфической
обстановке, создавшейся в этом заведении для присвоения ученых
степеней молодым номенклатурщикам. Рекомендованный партийными
органами и апробированный самим Секретариатом ЦК КПСС, аспирант
академии с самого начала знает, что он высочайше признан
достойным степени кандидата наук; значит, если он ее не
получит, виноват может быть только его научный руководитель. В
академии все время чувствуется, что аспиранты, которые уже
автоматически вошли в номенклатуру Секретариата ЦК КПСС и
неминуемо займут ответственные посты в аппарате, сверху вниз
поглядывают на отделывающих им диссертации профессоров.
Вероятно, так же относились знатные афинские отпрыски к своим
педагогам -- рабам. Подобно тому, как фонвизинские Кутейкин и
Цифиркин боялись своего знатного ученика Митрофана, побаиваются
профессора Академии общественных наук современных недорослей
класса номенклатуры.
Зато число сотрудников с учеными степенями составляет 63%
аппарата ЦК, а в ЦК нацкомпартий цифра еще выше -- 73%. Так
преобразовались члены правящего класса, которые в пору его
становления хвастались тем, что "гимназий не кончали".
Отнесенный официально к "прослойке интеллигенции", класс
номенклатуры имеет определенные культурные запросы.
В номенклатурных квартирах принято иметь заполненный
книжный шкаф, причем заполнять его модно теперь не только
сочинениями классиков марксизма, но и выпускаемыми в хороших
переплетал собраниями сочинений русских писателей (включая
эмигранта Бунина) и переведенных зарубежных авторов. Трудно
сказать, читаются эти книги или относятся к обстановке
номенклатурных квартир. Однако они приобретаются -- причем
верные своему стремлению к исключительности номенклатурщики
выискивают дефицитные издания, получая их через Книжную
экспедицию ЦК КПСС. Отличительная черта номенклатурной
библиотеки -- то, что вы не найдете в ней ничего сомнительного.
Среди книг нет ни одной, способной вызвать подозрение, что их
обладатель имеет какие-либо, как принято говорить, нездоровые
интересы.
Доставать билеты в театр номенклатурному чину очень легко:
и тут существует правительственная броня на лучшие места.
Однако слыть театралом в номенклатурной среде не рекомендуется:
это считается несерьезным или свидетельствующим о каких-то
сомнительных вкусах и настроениях. Поэтому билетными благами
пользуются обычно подросшие номенклатурные дети, а также
родственники и не дотянувшие до номенклатуры знакомые.
Впрочем, последних бывает мало. Понятливые члены правящего
класса быстро усвоили в невнятной форме спущенную сверху
директиву быть больше в своем кругу и по соображениям охраны
партийной и государственной тайны не заводить дружбы вне
номенклатуры. Поняли и то, что подразумевается не столько
формально считающееся тайной (ее номенклатурный чин и так
никому не сообщит), а скрываемая от населения сладкая жизнь
номенклатурного класса.
Бросим теперь короткий взгляд на социальное обеспечение в
Номенклатурии. И здесь все обстоит превосходно.
Дети выращены и сами вышли в люди, то есть в номенклатуру.
Протекли годы, и завсектором отправляется, как принято
говорить, на заслуженный отдых. Ему нс придется, как обычному
человеку, собирать множество справок и хлопотать в районном
отделе социального обеспечения (райсобесе) о пенсии, высший
предел которой -- 120 рублей в месяц. Состоится решение
Секретариата ЦК КПСС об установлении уходящему персональной
пенсии союзного значения и по-прежнему будет он жить в доме ЦК
и ездить в цековские санатории. Военный же номенклатурный чин
-- генерал будет жить на официально принадлежащей ему даче:
генералам выделяются дачные участки, причем, разумеется, не как
простым людям -- по 8 соток (то есть 0,08 гектара), а целыми
гектарами. А генерал-полковник, уж тем более -- генерал армии
(о маршалах нечего и говорить) будет включен в так называемую
"райскую группу" Министерства обороны СССР: ему бу дет
оставлено все материальное довольство, персональная машина с
шофером, квартира, дача, порученец словом, все блага, а никакой
работы требовать от него нс будут.
Иной из западных читателей снисходительно скажет: "Ну,
подумаешь: квартира из 4 комнат, загородный домик, участок
.земли, автомобиль, жалованье 2700 марок в месяц. Все это у
меня есть. Это не богатство!"
Нет, богатство. Ведь не существует некоей арифметической
суммы, с которой начинается богатство. Это понятие
относительное. В сравнении же с массой советского населения то,
что получает номенклатурный чин,-- богатство.
А главное это привилегия. Человек общественное существо,
он всегда оценивает свое положение не изолированно, а в
сравнении с положением других членов общества. Вы, читатель,
спокойно ходите по улицам и не испытываете в связи с этим
никаких особых чувств. Но представьте себе, что некое грозное
начальство заставит остальных людей ползать на четвереньках, а
вам милостиво разрешит по-прежнему ходить: вы будете невероятно
счастливы, горды и будете стремиться, как принято говорить в
СССР, оправдать оказанное доверие.
Так рассуждает не только номенклатурщик. Сколько раз я с
интересом отмечал, что западные журналисты, работавшие в
Москве, ностальгически вспоминали об этом времени как о светлой
поре своей жизни. Казалось бы, не
было для того никаких оснований: информацию, помимо уже
опубликованной в советских газетах, получать там было крайне
трудно; за журналистами велась постоянная слежка КГБ; писать
можно было только то, что не доставляло неудовольствия
советским властям, иначе следовали придирки и репрессии вплоть
до высылки из страны; контакты с местным населением были
ограничены до предела; разные товары и частично даже
продовольствие приходилось выписывать из-за границы; квартиры
были хуже, чем их же квартиры на Западе. Работать в Москве
западному журналисту, несомненно, интересно. Но что
привлекательного было в московской жизни?
Привилегированное положение. При всех неудобствах западным
журналистам в Москве было неизмеримо лучше, чем обычным
москвичам. Худшие, чем на Западе, квартиры были для москвичей
недосягаемо великолепными. Продукты москвичи не могли покупать
в валютных магазинах, а тем более выписывать из-за границы.
Москвичи не могли ездить в другие страны и привозить оттуда
вещи, не могли получать западные газеты и книги, не могли
свободно говорить о политических вопросах. Москвичи ползали на
четвереньках, а западные корреспонденты ходили, только
несколько согнувшись,-- и эта избранность осталась для них
чарующим воспоминанием.
Само привилегированное положение, а не только материальное
содержание привилегий играет решающую роль для номенклатуры --
класса, особенно чуткого к атрибутам власти. Впрочем, и
материальное содержание привилегий номенклатурщиков не стоит
недооценивать.
Мы с вами осматривали Номенклатурию на уровне завсектором
ЦК партии -- уровне не низком, но и не слишком высоком. А
Номенклатурия -- страна горная, с той особенностью, что чем
выше, тем плодороднее почва и тем больше произрастает на ней
всяческих благ.
Разница между завсектором и заместителем заведующего
отделом ЦК КПСС бросается в глаза уже при входе в их кабинеты.
К завсектором вы входите прямо из коридора, кабинет у него
удобный, но небольшой и безликий. У заместителя заведующего
отделом -- просторный щеголеватый кабинет и приемная с
секретаршей (обычно -- малопривлекательной и немолодой, чтобы
даже тень подозрения не пала на номенклатурщика; у высших
руководителей секретари -- мужчины). Завсектором вызывает
дежурную машину с автобазы ЦК, у замзава -- персональная машина
с прикрепленным к нему лично шофером. Замзав не ездит в
пансионат: в его распоряжении -- зимняя дача с обслуживающим
персоналом. Разумеется, у него и зарплата выше, и "заказ"
больше, и квартира еще лучше. Поднимемся повыше -- и там мы
находим первого заместителя заведующего отделом. Это уже
номенклатура не Секретариата, а Политбюро ЦК. Соответственно и
благ еще больше.
Первый секретарь обкома -- полновластный и фактически
бесконтрольный сатрап в своей области, а остальные секретари
обкома -- его ближайшие подручные. У них не только высокая
зарплата, казенные квартиры и дачи, машины, пайки, спецбольницы
и спецсанатории, но и мало чем ограниченная возможность
пользоваться всеми материальными благами, которые способна
предоставить их область, по размеру равная средней европейской
стране.
Заведующий отделом ЦК КПСС получает реальных благ,
пожалуй, даже меньше, чем эти удельные князья. Но зато он стоит
на пороге к верхушке класса номенклатуры. Еще один шаг наверх
по номенклатурной лестнице -- и он секретарь ЦК КПСС, то есть
входит в группу тех, кто по праздникам машет рукой с Мавзолея и
кого народ видит на фотографиях и экранах телевизоров.
Высоко над нашим завсектором стоит заведующий отделом. И
даже смерть их не уравнивает: о завсектором в "Правде" появится
извещение в черной рамке или короткий некролог с подписью
"Группа товарищей", о заведующем отделом или первом секретаре
обкома будет длинный некролог с его фотографией и подписями
членов Политбюро.
Но в остальном покойный завсектором не будет обижен. Не 20
рублей сунет местком вдове на похороны, а будут они приняты на
казенный счет, вереница черных "Чаек" и "Волг" покатит за
катафалком, будут произноситься речи на гражданской панихиде, а
затем -- на кладбище, и будет питься армянский коньяк на
поминках. За пышным гробом умершего от ожирения сердца
номенклатурщика будет, пламенея, рыдать медь оркестра:
Вы жертвою пали в борьбе роковой,
Служа трудовому народу,
Вы отдали все, что могли, за него...
И истлеет завсектором не на кладбище для простых смертных,
а на специальном -- Новодевичьем, где, куда ни ступи, лежат под
роскошными плитами останки номенклатурных лиц. Это здесь
похоронены жена Сталина -- Надежда Аллилуева и ее родственники,
жена Косыгина, опальный Никита Хрущев. А безутешная вдова
завсектором, усвоившая образ мышления мужа, будет горько
сокрушаться, что не добрался он до той сферы номенклатуры,
которую хоронят на Красной площади в Кремлевской стене. И еще
будет ей завидно, что даже здесь, на Новодевичьем, умершим
генералам отдают последние воинские почести, а ему нет, хотя
ничего в жизни так не любил покойный, как почести и власть.
Как же живут те горные орлы Номенклатурии, которых хоронят
на Красной площади и кто машет ручкой с Мавзолея?
"Как миллиардеры в Америке",-- ответил мне как-то на этот
вопрос приближенный к ним номенклатурщик.
Не подумайте, что они получают зарплату, исчисляемую
десятками тысяч рублей в месяц, подобно генеральным директорам
крупных западных фирм или президентам корпораций. Секретари ЦК
КПСС, и даже сам Генеральный секретарь, получают оклады в
пределах 1000-- 1200 рублей. Конечно, это не 257 рублей
среднестатистического советского рабочего и служащего, но, в
общем, и не так уж сказочно много. При чем здесь миллиардеры?
Дело в том, что, во-первых, помимо зарплаты и денег за
депутатство в Верховных Советах, гонораров и т.п., у всех них
есть так называемый открытый счет в Госбанке СССР. Это значит,
что они могут в любой момент получить любую нужную им сумму из
государственных средств. А во-вторых, им не нужна вообще
никакая сумма денег-- ни с открытого счета, ни из других
выплат: они живут в роскоши на государственные деньги, не тратя
ни копейки из собственного кармана. Не сравнивайте вы
Генерального секретаря с генеральным директором! Директору надо
из собственных -- хотя бы и больших -- денег оплачивать
постройку и обстановку своего бунгало, а секретарю достаточно
позвонить по "вертушке" управляющему делами ЦК и распорядиться
подготовить решение о постройке дома или дачи, потом подписать
это решение и через некоторое время въехать в уже обставленное
и тщательно охраняемое новое жилище. И жилище это будет получше
директорского бунгало. От сталинских времен сохранились в
Москве два интересных дома, в которые уже сейчас можно
заглянуть и представить себе, как "они" жили тогда. Потому что
нельзя составить себе такое представление по описанной Анри
Барбюсом тесной "кремлевской сторожке", в которой принимал его
Сталин, посмеиваясь в усы над этим простофилей.
Один дом --- тунисское посольство на Садовом кольце около
площади Восстания. Это был раньше особняк Берия. Проходить
тогда мимо окружающей особняк высокой темно-серой каменной
стены и замурованных нижних окон не рекомендовалось да и не
хотелось -- так много топталось там мрачных типов в штатском.
Поэтому принято было или переходить на другую сторону широкого
Садового кольца, или уж во всяком случае сходить с тротуара.
Конечно, и сейчас рядовому советскому человеку зайти в особняк
невозможно -- из-за тех же типов, одетых теперь не в штатское,
а в милицейскую форму. Но если даже вы приглашены туда на
прием, ходить по паркету этой анфилады залов неприятно. Здесь
происходили омерзительные оргии с доставленными охраной
запуганными девушками. В подвале дома Берия лично пытал
привозимых ему для этой забавы заключенных: после его падения
здесь был найден набор изготовленных для него по специальному
заказу и содержавшихся с любовной аккуратностью инструментов. В
подвале -- несколько тесных камер с тяжелыми железными дверями,
снабженными тюремным глазком: тут содержались граждане страны
социализма, которых, развлекаясь, собственноручно мучил член
Политбюро. Рядом находится ведущий куда-то люк. Он наглухо
опечатан: или за ним хранится какая-то еще более омерзительная
тайна, или, как утверждают, там подземный ход в Кремль.
Рассказывают, что в 70-х годах при земляных работах под этим
домом обнаружили целый ряд скелетов; приехали представители
КГБ, распорядились их захоронить -- и все.
Как бы тошнотворен ни был этот памятник реального
социализма, вы не преминете отметить про себя, что здесь
приходилось не 12 кв. метров на человека: в доме без труда
разместилось довольно многолюдное посольство вместе с
резиденцией посла.
Второй дом -- это Дом-музей Максима Горького. Барский
особняк пролетарского писателя решились после 30-летних
колебаний показать публике только потому, что хозяин был, по
собственному выражению, мастером культуры или -- еще
демократичнее -- "мастеровым литературного цеха", а не членом
правящей номенклатурной верхушки. Но отраженным светом излучает
горьковский
особняк правду о том, как жила уже в 30-е годы эта
верхушка. Гостем в горьковском доме бывал Сталин со своим
Политбюро -- и ведь не приезжали же они на пару часов
расправить плечи после "сторожек" и тесных квартирок в дом
безропотно подчиненного им буревестника революции. А дом этот
из серого камня -- с высоким холлом, с рядом больших комнат --
дом, который не снился обычному советскому человеку. Он и до
революции принадлежал одному из богатейших предпринимателей в
России -- Рябушинскому.
Есть в Москве и дом-памятник первых послесталинских лет --
кубинское посольство в Померанцевом переулке. Маленкову надоел
установленный при старом диктаторе для ряда членов Политбюро
порядок: две московские квартиры: одна -- в Кремле, а другая --
в доме на улице Грановского, напротив кремлевской столовой. Он
решил воздвигнуть для себя резиденцию и построил этот огромный
особняк, опять-таки оказавшийся вполне достаточным для
посольства с его канцеляриями, приемными залами и резиденцией
посла. Попользоваться особняком Маленкову не довелось только
потому, что его прогнал Хрущев.
Но и в хрущевские времена верхушка номенклатуры не
погрязла в нищете. В свое время, уже при Сталине, до
уничтожения ленинской гвардии, был выстроен под Москвой
кооперативный дачный поселок старых большевиков -- скромные
деревянные домики. Поселок назвали "Заветы Ильича". То же
название, но уже не постно-правоверное, а ироническое получили
в народе воздвигнутые вслед за зданием Московского университета
на Ленинских горах особняки для членов хрущевского
"коллективного руководства" .
...Высокая, кремового цвета, каменная стена, тяжелые
железные ворота. За ними -- охрана в военной форме. Дом,
расположенный в глубине большого сада, с улицы почти не виден.
Останавливаться не стоит -- сразу подойдет "топтун". Но если вы
-- избранный, ваша машина просигнализирует светом около
железных ворот, и они для вас откроются. Вы проедете по саду,
сопровождаемый пристальными взглядами охранников, и войдете в
тяжелую дверь особняка. Он просторен и массивен. Внизу -- залы
для приемов; резное дерево, мрамор, зеркала, люстры из горного
хрусталя,-- все, как во дворце. На следующем этаже -- большие
комнаты, в которых тоже свободно можно принимать людей; наверху
-- спальни. И здесь не 12 кв. метров жилплощади на человека.
Тут жили руководители партии и правительства при Хрущеве. А где
они живут сейчас?
"Заветы Ильича" на Ленинских горах опустели: там
поставлена теперь тяжеловесная казенная мебель и размещаются
высокопоставленные гости из-за границы. Для руководителей
партии и правительства построены дома высшей категории на Малой
медицинское обследование -- так называемую диспансеризацию.
Посмотрим теперь из окна нашего туристического автобуса на
следующий комплекс Номенклатурии -- транспорт.
Как мы сказали, завсектором может приятно жить, работать и
отдыхать, не соприкасаясь с населением СССР. Но все-таки его
спецстрана расположена в СССР. Как же ухитриться не
соприкоснуться с "туземцами" даже при разъездах по огромному
Советскому Союзу?
И для этого сделано все необходимое.
Железнодорожные или авиационные билеты завсектором
получает прямо в ЦК. В узком переулке за комплексом зданий ЦК
КПСС в невзрачном домике расположен сектор транспортного
обслуживания, относящийся к Управлению делами ЦК. Уже
упоминавшийся американский корреспондент Хедрик Смит с наивным
западным негодованием передает рассказ разоткровенничавшегося
интуристовского гида о том, что во всех самолетах, поездах и
отелях всегда резервируется определенное количество мест на
случай, если вдруг "власти" пожелают ими воспользоваться. Для
советского человека это привычная азбука повседневности: он
знает, что существует так называемая "правительственная броня"
на самые лучшие места, и пускаются эти места в продажу для
обычных граждан не раньше, чем за полчаса до отхода поезда,
парохода или самолета, а в отелях часть забронированных мест
вообще не занимается, так как отель никуда не отходит, и
номенклатурщики могут появиться в любой момент. Сектор
транспортного обслуживания ЦК КПСС -- одно из главных мест, где
номенклатура получает билеты на забронированные места.
Западному читателю надо пояснить, что в СССР поезда и
самолеты всегда переполнены. Только на Западе я впервые увидел,
что можно спокойно подойти к билетной кассе на вокзале и взять
билет. В Советском Союзе стоят целыми днями огромные очереди
даже у касс предварительной продажи билетов, не говоря уж о
вокзале, так что броня на билеты -- весьма приятная привилегия
класса номенклатуры.
Итак, билет получен. Черная "Волга" привезет завсектором
на вокзал или в аэропорт. Подвезет она его не к общему входу, а
к специальному -- в так называемую "комнату депутатов
Верховного Совета СССР". Это отличное изобретение, которым
организаторы обслуживания номенклатуры справедливо гордятся.
Действительно, звучит демократично и конституционно: не зал для
каких-нибудь бонз, а комната для наших с вами народных
избранников, товарищи' А кто знает, что в этом зале с мягкой
мебелью. ковровыми дорожками и обслуживающим персоналом сидят в
большинстве своем не избранники, а номенклатурные чины? Да и
нет такого потока разъезжающих депутатов Верховного Совета
СССР, который оправдывал бы содержание залов. Решена была и
проблема, как представить эти залы привозимым туда иностранцам
-- дипломатам и членам разных делегаций, знающим, что они не
депутаты Верховного Совета: в табличках на английском языке
депутатская комната переведена как VIP--Наll -- ну кто же
возразит против того, что он very important person?
Из депутатской комнаты предупредительный персонал -- не
чета тому, который рявкает на пассажиров в других помещениях
вокзала или аэропорта,-- проведет нашего завсектором в поезд
или в самолет за несколько минут до того, как будет объявлена
посадка, так чтобы он и на перроне, и у трапа самолета не
встретился с народом. А в спальном вагоне первого класса и в
первом классе самолета он окажется снова среди своих. При
посадке самолета сначала подкатят трап к первому классу, и
номенклатурный путешественник сойдет на пустое летное поле,
встреченный местным руководством,-- потом уже выпустят
остальных пассажиров. Из поезда придется, правда, выйти
одновременно с простым народом -- но путь по перрону недолог: в
очередную "депутатскую комнату". А к ее подъезду будет подана
машина республиканского ЦК, обкома или горкома и доставит его в
отведенную резиденцию, где можно отлично подготовиться к
выступлению на местном партактиве, скажем, на традиционную тему
"Единство партии и народа".
Взглянем на следующий комплекс Номенклатурии --
образование.
И тут все хорошо: не забыты детки номенклатуры. Вообще
говоря, со школой было трудно. После Октябрьской революции было
провозглашено, что в Советском государстве будет единая
трудовая школа для всех детей без различия. Стремление отделить
номенклатурных отпрысков от обычных детей проявилось в момент
восхождения сталинской номенклатуры к вершинам власти в конце
30-х годов, когда были вдруг созданы спецшколы. Официально они
должны были готовить кадры будущих молодых командиров
Рабоче-Крестьянской Красной Армии, как именовалась тогда
Советская Армия, но фактически это были привилегированные
школы, куда стали принимать по преимуществу сыновей из
высокопоставленных, отнюдь не рабоче-крестьянских семей.
Незамедлительно перевели в такую школу и уже упоминавшегося
моего одноклассника Рафку Ванникова, сына замнаркома оборонной
промышленности. Девочки из благородных семей стали
концентрироваться в нескольких так называемых "образцовых
школах", попасть в которые было трудно. Сейчас номенклатурных
детей помещают в спецшколы с преподаванием на иностранных
языках (английском, французском или немецком), а детей
дипломатов и прочих ответственных лиц, работающих за
границей,-- в специальные школы-интернаты.
И при переходе в вуз дети достойных родителей могут не
смешиваться с толпой рядовых студентов, а остаться в своем
кругу. Для этого существует Институт международных отношений в
Москве.
Побывайте там -- и вы сразу почувствуете культивируемый
высокомерный кастовый дух: такой был, вероятно, при царизме в
пажеском корпусе. Имеется ряд закрытых учебных заведений --
Высшая партийная школа при ЦК КПСС, Дипломатическая академия,
Академия внешней торговли, военные академии, высшие школы КГБ и
МВД. В большинство этих заведений принимают уже окончивших вуз
и имеющих опыт ответственной работы партийцев. Так плавно
осуществляется переход номенклатурных детей к занятию
собственных номенклатурных должностей.
Учтено и распространенное в кругах номенклатуры стремление
к ученым степеням.
С 1947 года в Москве существует специальная аспирантура,
готовящая номенклатурных кандидатов наук: Академия общественных
наук при ЦК КПСС. Я был несколько лет членом ученого совета в
этой академии и могу сказать, что ни в одной нормальной
аспирантуре в СССР не прилагаются такие усилия, как там, чтобы
вытащить из аспиранта его диссертацию. У каждого профессора или
доцента академии столько же аспирантов, сколько их бывает у
профессора в обычном вузе, где руководство аспирантами --
побочная работа, помимо лекций и семинаров; здесь же это и есть
основное занятие (кроме того, требуется написать всего одну
небольшую статью). Аспиранты зачисляются решением Секретариата
ЦК КПСС по направлению ЦК нацкомпартий, обкомов и крайкомов
партии. Для них созданы отличные условия: живут они в хорошем
общежитии тут же в академии питаются в превосходной столовой,
получают стипендию, равную доцентскому окладу, направляются для
сбора материалов по диссертации в длительные заграничные
командировки. Все это совершенно нельзя сравнить с жизнью
обычных аспирантов. ютящихся в переполненных общежитиях,
бегающих в постную студенческую столовку, получающих маленькую
стипендию и, конечно, нс помышляющих о загранице. Диссертации
же рядовых аспирантов в среднем лучше, чем у их номенклатурных
коллег: всем известно, что диссертации Академии общественных
наук легковесны, хотя они всегда принимаются.
Дело не только в том, что аспиранты Академии общественных
наук в массе своей менее способны к науке, ибо набираются они
не по научным склонностям, а все по тем же политическим
качествам. Дело, вероятно, еще в большей мере в специфической
обстановке, создавшейся в этом заведении для присвоения ученых
степеней молодым номенклатурщикам. Рекомендованный партийными
органами и апробированный самим Секретариатом ЦК КПСС, аспирант
академии с самого начала знает, что он высочайше признан
достойным степени кандидата наук; значит, если он ее не
получит, виноват может быть только его научный руководитель. В
академии все время чувствуется, что аспиранты, которые уже
автоматически вошли в номенклатуру Секретариата ЦК КПСС и
неминуемо займут ответственные посты в аппарате, сверху вниз
поглядывают на отделывающих им диссертации профессоров.
Вероятно, так же относились знатные афинские отпрыски к своим
педагогам -- рабам. Подобно тому, как фонвизинские Кутейкин и
Цифиркин боялись своего знатного ученика Митрофана, побаиваются
профессора Академии общественных наук современных недорослей
класса номенклатуры.
Зато число сотрудников с учеными степенями составляет 63%
аппарата ЦК, а в ЦК нацкомпартий цифра еще выше -- 73%. Так
преобразовались члены правящего класса, которые в пору его
становления хвастались тем, что "гимназий не кончали".
Отнесенный официально к "прослойке интеллигенции", класс
номенклатуры имеет определенные культурные запросы.
В номенклатурных квартирах принято иметь заполненный
книжный шкаф, причем заполнять его модно теперь не только
сочинениями классиков марксизма, но и выпускаемыми в хороших
переплетал собраниями сочинений русских писателей (включая
эмигранта Бунина) и переведенных зарубежных авторов. Трудно
сказать, читаются эти книги или относятся к обстановке
номенклатурных квартир. Однако они приобретаются -- причем
верные своему стремлению к исключительности номенклатурщики
выискивают дефицитные издания, получая их через Книжную
экспедицию ЦК КПСС. Отличительная черта номенклатурной
библиотеки -- то, что вы не найдете в ней ничего сомнительного.
Среди книг нет ни одной, способной вызвать подозрение, что их
обладатель имеет какие-либо, как принято говорить, нездоровые
интересы.
Доставать билеты в театр номенклатурному чину очень легко:
и тут существует правительственная броня на лучшие места.
Однако слыть театралом в номенклатурной среде не рекомендуется:
это считается несерьезным или свидетельствующим о каких-то
сомнительных вкусах и настроениях. Поэтому билетными благами
пользуются обычно подросшие номенклатурные дети, а также
родственники и не дотянувшие до номенклатуры знакомые.
Впрочем, последних бывает мало. Понятливые члены правящего
класса быстро усвоили в невнятной форме спущенную сверху
директиву быть больше в своем кругу и по соображениям охраны
партийной и государственной тайны не заводить дружбы вне
номенклатуры. Поняли и то, что подразумевается не столько
формально считающееся тайной (ее номенклатурный чин и так
никому не сообщит), а скрываемая от населения сладкая жизнь
номенклатурного класса.
Бросим теперь короткий взгляд на социальное обеспечение в
Номенклатурии. И здесь все обстоит превосходно.
Дети выращены и сами вышли в люди, то есть в номенклатуру.
Протекли годы, и завсектором отправляется, как принято
говорить, на заслуженный отдых. Ему нс придется, как обычному
человеку, собирать множество справок и хлопотать в районном
отделе социального обеспечения (райсобесе) о пенсии, высший
предел которой -- 120 рублей в месяц. Состоится решение
Секретариата ЦК КПСС об установлении уходящему персональной
пенсии союзного значения и по-прежнему будет он жить в доме ЦК
и ездить в цековские санатории. Военный же номенклатурный чин
-- генерал будет жить на официально принадлежащей ему даче:
генералам выделяются дачные участки, причем, разумеется, не как
простым людям -- по 8 соток (то есть 0,08 гектара), а целыми
гектарами. А генерал-полковник, уж тем более -- генерал армии
(о маршалах нечего и говорить) будет включен в так называемую
"райскую группу" Министерства обороны СССР: ему бу дет
оставлено все материальное довольство, персональная машина с
шофером, квартира, дача, порученец словом, все блага, а никакой
работы требовать от него нс будут.
Иной из западных читателей снисходительно скажет: "Ну,
подумаешь: квартира из 4 комнат, загородный домик, участок
.земли, автомобиль, жалованье 2700 марок в месяц. Все это у
меня есть. Это не богатство!"
Нет, богатство. Ведь не существует некоей арифметической
суммы, с которой начинается богатство. Это понятие
относительное. В сравнении же с массой советского населения то,
что получает номенклатурный чин,-- богатство.
А главное это привилегия. Человек общественное существо,
он всегда оценивает свое положение не изолированно, а в
сравнении с положением других членов общества. Вы, читатель,
спокойно ходите по улицам и не испытываете в связи с этим
никаких особых чувств. Но представьте себе, что некое грозное
начальство заставит остальных людей ползать на четвереньках, а
вам милостиво разрешит по-прежнему ходить: вы будете невероятно
счастливы, горды и будете стремиться, как принято говорить в
СССР, оправдать оказанное доверие.
Так рассуждает не только номенклатурщик. Сколько раз я с
интересом отмечал, что западные журналисты, работавшие в
Москве, ностальгически вспоминали об этом времени как о светлой
поре своей жизни. Казалось бы, не
было для того никаких оснований: информацию, помимо уже
опубликованной в советских газетах, получать там было крайне
трудно; за журналистами велась постоянная слежка КГБ; писать
можно было только то, что не доставляло неудовольствия
советским властям, иначе следовали придирки и репрессии вплоть
до высылки из страны; контакты с местным населением были
ограничены до предела; разные товары и частично даже
продовольствие приходилось выписывать из-за границы; квартиры
были хуже, чем их же квартиры на Западе. Работать в Москве
западному журналисту, несомненно, интересно. Но что
привлекательного было в московской жизни?
Привилегированное положение. При всех неудобствах западным
журналистам в Москве было неизмеримо лучше, чем обычным
москвичам. Худшие, чем на Западе, квартиры были для москвичей
недосягаемо великолепными. Продукты москвичи не могли покупать
в валютных магазинах, а тем более выписывать из-за границы.
Москвичи не могли ездить в другие страны и привозить оттуда
вещи, не могли получать западные газеты и книги, не могли
свободно говорить о политических вопросах. Москвичи ползали на
четвереньках, а западные корреспонденты ходили, только
несколько согнувшись,-- и эта избранность осталась для них
чарующим воспоминанием.
Само привилегированное положение, а не только материальное
содержание привилегий играет решающую роль для номенклатуры --
класса, особенно чуткого к атрибутам власти. Впрочем, и
материальное содержание привилегий номенклатурщиков не стоит
недооценивать.
Мы с вами осматривали Номенклатурию на уровне завсектором
ЦК партии -- уровне не низком, но и не слишком высоком. А
Номенклатурия -- страна горная, с той особенностью, что чем
выше, тем плодороднее почва и тем больше произрастает на ней
всяческих благ.
Разница между завсектором и заместителем заведующего
отделом ЦК КПСС бросается в глаза уже при входе в их кабинеты.
К завсектором вы входите прямо из коридора, кабинет у него
удобный, но небольшой и безликий. У заместителя заведующего
отделом -- просторный щеголеватый кабинет и приемная с
секретаршей (обычно -- малопривлекательной и немолодой, чтобы
даже тень подозрения не пала на номенклатурщика; у высших
руководителей секретари -- мужчины). Завсектором вызывает
дежурную машину с автобазы ЦК, у замзава -- персональная машина
с прикрепленным к нему лично шофером. Замзав не ездит в
пансионат: в его распоряжении -- зимняя дача с обслуживающим
персоналом. Разумеется, у него и зарплата выше, и "заказ"
больше, и квартира еще лучше. Поднимемся повыше -- и там мы
находим первого заместителя заведующего отделом. Это уже
номенклатура не Секретариата, а Политбюро ЦК. Соответственно и
благ еще больше.
Первый секретарь обкома -- полновластный и фактически
бесконтрольный сатрап в своей области, а остальные секретари
обкома -- его ближайшие подручные. У них не только высокая
зарплата, казенные квартиры и дачи, машины, пайки, спецбольницы
и спецсанатории, но и мало чем ограниченная возможность
пользоваться всеми материальными благами, которые способна
предоставить их область, по размеру равная средней европейской
стране.
Заведующий отделом ЦК КПСС получает реальных благ,
пожалуй, даже меньше, чем эти удельные князья. Но зато он стоит
на пороге к верхушке класса номенклатуры. Еще один шаг наверх
по номенклатурной лестнице -- и он секретарь ЦК КПСС, то есть
входит в группу тех, кто по праздникам машет рукой с Мавзолея и
кого народ видит на фотографиях и экранах телевизоров.
Высоко над нашим завсектором стоит заведующий отделом. И
даже смерть их не уравнивает: о завсектором в "Правде" появится
извещение в черной рамке или короткий некролог с подписью
"Группа товарищей", о заведующем отделом или первом секретаре
обкома будет длинный некролог с его фотографией и подписями
членов Политбюро.
Но в остальном покойный завсектором не будет обижен. Не 20
рублей сунет местком вдове на похороны, а будут они приняты на
казенный счет, вереница черных "Чаек" и "Волг" покатит за
катафалком, будут произноситься речи на гражданской панихиде, а
затем -- на кладбище, и будет питься армянский коньяк на
поминках. За пышным гробом умершего от ожирения сердца
номенклатурщика будет, пламенея, рыдать медь оркестра:
Вы жертвою пали в борьбе роковой,
Служа трудовому народу,
Вы отдали все, что могли, за него...
И истлеет завсектором не на кладбище для простых смертных,
а на специальном -- Новодевичьем, где, куда ни ступи, лежат под
роскошными плитами останки номенклатурных лиц. Это здесь
похоронены жена Сталина -- Надежда Аллилуева и ее родственники,
жена Косыгина, опальный Никита Хрущев. А безутешная вдова
завсектором, усвоившая образ мышления мужа, будет горько
сокрушаться, что не добрался он до той сферы номенклатуры,
которую хоронят на Красной площади в Кремлевской стене. И еще
будет ей завидно, что даже здесь, на Новодевичьем, умершим
генералам отдают последние воинские почести, а ему нет, хотя
ничего в жизни так не любил покойный, как почести и власть.
Как же живут те горные орлы Номенклатурии, которых хоронят
на Красной площади и кто машет ручкой с Мавзолея?
"Как миллиардеры в Америке",-- ответил мне как-то на этот
вопрос приближенный к ним номенклатурщик.
Не подумайте, что они получают зарплату, исчисляемую
десятками тысяч рублей в месяц, подобно генеральным директорам
крупных западных фирм или президентам корпораций. Секретари ЦК
КПСС, и даже сам Генеральный секретарь, получают оклады в
пределах 1000-- 1200 рублей. Конечно, это не 257 рублей
среднестатистического советского рабочего и служащего, но, в
общем, и не так уж сказочно много. При чем здесь миллиардеры?
Дело в том, что, во-первых, помимо зарплаты и денег за
депутатство в Верховных Советах, гонораров и т.п., у всех них
есть так называемый открытый счет в Госбанке СССР. Это значит,
что они могут в любой момент получить любую нужную им сумму из
государственных средств. А во-вторых, им не нужна вообще
никакая сумма денег-- ни с открытого счета, ни из других
выплат: они живут в роскоши на государственные деньги, не тратя
ни копейки из собственного кармана. Не сравнивайте вы
Генерального секретаря с генеральным директором! Директору надо
из собственных -- хотя бы и больших -- денег оплачивать
постройку и обстановку своего бунгало, а секретарю достаточно
позвонить по "вертушке" управляющему делами ЦК и распорядиться
подготовить решение о постройке дома или дачи, потом подписать
это решение и через некоторое время въехать в уже обставленное
и тщательно охраняемое новое жилище. И жилище это будет получше
директорского бунгало. От сталинских времен сохранились в
Москве два интересных дома, в которые уже сейчас можно
заглянуть и представить себе, как "они" жили тогда. Потому что
нельзя составить себе такое представление по описанной Анри
Барбюсом тесной "кремлевской сторожке", в которой принимал его
Сталин, посмеиваясь в усы над этим простофилей.
Один дом --- тунисское посольство на Садовом кольце около
площади Восстания. Это был раньше особняк Берия. Проходить
тогда мимо окружающей особняк высокой темно-серой каменной
стены и замурованных нижних окон не рекомендовалось да и не
хотелось -- так много топталось там мрачных типов в штатском.
Поэтому принято было или переходить на другую сторону широкого
Садового кольца, или уж во всяком случае сходить с тротуара.
Конечно, и сейчас рядовому советскому человеку зайти в особняк
невозможно -- из-за тех же типов, одетых теперь не в штатское,
а в милицейскую форму. Но если даже вы приглашены туда на
прием, ходить по паркету этой анфилады залов неприятно. Здесь
происходили омерзительные оргии с доставленными охраной
запуганными девушками. В подвале дома Берия лично пытал
привозимых ему для этой забавы заключенных: после его падения
здесь был найден набор изготовленных для него по специальному
заказу и содержавшихся с любовной аккуратностью инструментов. В
подвале -- несколько тесных камер с тяжелыми железными дверями,
снабженными тюремным глазком: тут содержались граждане страны
социализма, которых, развлекаясь, собственноручно мучил член
Политбюро. Рядом находится ведущий куда-то люк. Он наглухо
опечатан: или за ним хранится какая-то еще более омерзительная
тайна, или, как утверждают, там подземный ход в Кремль.
Рассказывают, что в 70-х годах при земляных работах под этим
домом обнаружили целый ряд скелетов; приехали представители
КГБ, распорядились их захоронить -- и все.
Как бы тошнотворен ни был этот памятник реального
социализма, вы не преминете отметить про себя, что здесь
приходилось не 12 кв. метров на человека: в доме без труда
разместилось довольно многолюдное посольство вместе с
резиденцией посла.
Второй дом -- это Дом-музей Максима Горького. Барский
особняк пролетарского писателя решились после 30-летних
колебаний показать публике только потому, что хозяин был, по
собственному выражению, мастером культуры или -- еще
демократичнее -- "мастеровым литературного цеха", а не членом
правящей номенклатурной верхушки. Но отраженным светом излучает
горьковский
особняк правду о том, как жила уже в 30-е годы эта
верхушка. Гостем в горьковском доме бывал Сталин со своим
Политбюро -- и ведь не приезжали же они на пару часов
расправить плечи после "сторожек" и тесных квартирок в дом
безропотно подчиненного им буревестника революции. А дом этот
из серого камня -- с высоким холлом, с рядом больших комнат --
дом, который не снился обычному советскому человеку. Он и до
революции принадлежал одному из богатейших предпринимателей в
России -- Рябушинскому.
Есть в Москве и дом-памятник первых послесталинских лет --
кубинское посольство в Померанцевом переулке. Маленкову надоел
установленный при старом диктаторе для ряда членов Политбюро
порядок: две московские квартиры: одна -- в Кремле, а другая --
в доме на улице Грановского, напротив кремлевской столовой. Он
решил воздвигнуть для себя резиденцию и построил этот огромный
особняк, опять-таки оказавшийся вполне достаточным для
посольства с его канцеляриями, приемными залами и резиденцией
посла. Попользоваться особняком Маленкову не довелось только
потому, что его прогнал Хрущев.
Но и в хрущевские времена верхушка номенклатуры не
погрязла в нищете. В свое время, уже при Сталине, до
уничтожения ленинской гвардии, был выстроен под Москвой
кооперативный дачный поселок старых большевиков -- скромные
деревянные домики. Поселок назвали "Заветы Ильича". То же
название, но уже не постно-правоверное, а ироническое получили
в народе воздвигнутые вслед за зданием Московского университета
на Ленинских горах особняки для членов хрущевского
"коллективного руководства" .
...Высокая, кремового цвета, каменная стена, тяжелые
железные ворота. За ними -- охрана в военной форме. Дом,
расположенный в глубине большого сада, с улицы почти не виден.
Останавливаться не стоит -- сразу подойдет "топтун". Но если вы
-- избранный, ваша машина просигнализирует светом около
железных ворот, и они для вас откроются. Вы проедете по саду,
сопровождаемый пристальными взглядами охранников, и войдете в
тяжелую дверь особняка. Он просторен и массивен. Внизу -- залы
для приемов; резное дерево, мрамор, зеркала, люстры из горного
хрусталя,-- все, как во дворце. На следующем этаже -- большие
комнаты, в которых тоже свободно можно принимать людей; наверху
-- спальни. И здесь не 12 кв. метров жилплощади на человека.
Тут жили руководители партии и правительства при Хрущеве. А где
они живут сейчас?
"Заветы Ильича" на Ленинских горах опустели: там
поставлена теперь тяжеловесная казенная мебель и размещаются
высокопоставленные гости из-за границы. Для руководителей
партии и правительства построены дома высшей категории на Малой