Страница:
напоминанием об этом живом прошлом служит то, что и сегодня в Китае пишут
иероглифами, как в Древнем Египте. Зачарованные научно-техническим
прогрессом XX века, мы забываем, как живуче то, что с неоправданной
торопливостью считается прошлым. Ставшая тривиальной фраза, что-де в наше
время ход истории ускоряется, путает историю с техникой. Не надо забывать:
наш век - не только век космонавтики, но и век религиозных войн в Северной
Ирландии и Ливане, возрождения мусульманского фундаментализма, попыток
геноцида - истребления целых народов, то есть все, как много столетий назад.
Чем объясняется такая цепкая живучесть того, что мы привыкли относить к
невозвратному историческому прошлому? Из каких глубин прорывается оно вновь
и вновь на поверхность жизни современного мира? Здесь мы подошли к вопросу
об общественных структурах.
Человеческое общество - сложный социальный организм. Если даже в
примитивном "обществе" муравьев или пчел за кажущимся хаосом скрывается
устойчивая структура, то тем более это относится к сообществу людей. Человек
- столь высоко развитое существо, что он оказался в состоянии постепенно
менять структуру своего общества, что, по-видимому, отсутствует у животных.
Очевидно, этот новый фактор связан с тем, чем главным образом отличается
человек от других живых существ: с его интеллектом и трудовой деятельностью.
В результате перед человеческим обществом стали открываться новые
возможности и возникли новые необходимости как в материальной, так и в
духовной сфере. Это, в свою очередь, не только позволяло, но и заставляло
изменять общественные структуры, приспособляя их к новым условиям.
Такая хорошо известная особенность человеческого общества не должна
заслонять от нас могучую силу инер-
580
ции существующих, сложившихся и обкатанных веками общественных
структур. Речь идет не просто о силе инерции. Ведь эти структуры остаются в
своих рамках динамичными и функционирующими. Они оказывают не только
пассивное, но и активное сопротивление попытке их перестроить и тем более
уничтожить. Пока эти структуры не умерли и не рассыпались, они живы и
дееспособны.
Что представляют собой общественные структуры? В их основе лежит
система укоренившихся в обществе отношений между управляющими и
управляемыми, между всеми классами и группами общества. На этой основе
возникает силовое поле, которое в жизнеспособном обществе находится в
устойчивом равновесии и превращает общество в единый механизм,
функционирующий под давлением сил поля. Важно подчеркнуть: речь идет не
просто об экономических и политических отношениях и силах в чистом виде, а
об их преломлении в сознании и тем самым в действиях людей. Ведь только
действия людей придают материальным силам энергию и превращают их в фактор
движения всего общества в целом.
Как видим, общественные структуры не идентичны сумме производственных
отношений в марксистском толковании этого термина. Неудивительно: в
действительности далеко не все общественные отношения можно свести к
производственным.
Весной 1968 года я был в Ливане. Это была совершенно мирная, спокойная
страна, "ближневосточная Швейцария", как ее тогда часто называли. Советский
посол в Ливане Дедушкин, отправленный на приятную бейрутскую синекуру с
упраздненного поста заведующего подотделом в Международном отделе ЦК КПСС,
угощая меня коньяком "Наполеон", рассуждал:
"Ливан - это разъевшийся жирный червячок на Средиземном море. Они тут и
с арабами друзья, и с Израилем в неплохих отношениях. Здесь, как в
Швейцарии, гарантированное спокойствие. Поэтому-то в Бейруте представлены
банки всего мира. Тут рискуют только, играя в рулетку в "Casino du Liban".
Через несколько лет после этого весь Ливан и, в частности, Бейрут
превратились в кровавый ад, где почти невозможно было разобрать, кто с кем
воюет и из-за чего. Между тем производственные отношения в стране за это
время не изменились.
Маркс был прав, подчеркивая роль производительных
581
сил и производственных отношений в жизни общества, но он ошибался,
объявляя их основой всех ее аспектов.
Понятие "общественные структуры" шире понятия "производственные
отношения". Последние являются лишь экономической стороной общественных
структур;
а есть и другие существенные стороны. Особо следует подчеркнуть то, что
все материальные факторы формируют человеческое общество и его историю не
автоматически, а преломившись в сознании людей и вызвав их действия. Но как
индивидуальное, так и групповое сознание людей различно. Конечно, с полным
основанием можно утверждать, что люди и их группы одинаково реагируют,
например, на голод. Но не менее обоснованно и другое:
рядовые американцы или западные европейцы рассматривают как голод и
нищету то, что для жителей стран реального социализма нормальное явление, а
для заключенных в советских лагерях и тюрьмах - благосостояние и даже
роскошь. С подобным различием в сознании сталкиваются изумленные переселенцы
из социалистических стран на Запад: они встречают здесь людей, искренне
негодующих по поводу гнета государства и ограничения прав личности в
западных странах, тогда как сами переселенцы все еще не могут привыкнуть к
открывшейся им тут невообразимой, никогда и не снившейся свободе.
Производственные отношения - это отношения, возникающие в процессе
производства, и только. Общественные структуры - это силовой скелет
общества, его каркас, цементированный отношениями, взглядами и привычками
огромных масс людей. Каждый знает, как трудно бывает разгладить даже складки
на слежавшейся в сундуке материи. Насколько же труднее разгладить
слежавшиеся за ряд прошедших веков общественные структуры!
Сказанное выше относится к любой формации, и нет оснований считать
общественные структуры одной из них более устойчивыми, чем другой. Поэтому
должны быть какие-то специфические причины странной долговечности "азиатской
формации", которая, как феникс из пепла древних царств, то и дело
выскакивает возрожденной в разных странах в разные эпохи истории - может
быть, и в нашу.
10. РЕАКЦИЯ ФЕОДАЛЬНЫХ СТРУКТУР
Институт государства - важный элемент структуры любого классового
общества. Но роль его непостоянна. В рамках одной формации он может
претерпевать серьез-
582
ные изменения. Варварское государство централизовано, но оно еще не
пропитало все поры общества. Феодальная раздробленность как власть на местах
восполняет этот пробел и подготовляет переход к абсолютизму. Затем под
давлением частного предпринимательства государственная власть слабеет,
возникают конституционные парламентские монархии и республики. Такова линия
закономерности. Но в ее пределах бывают колебания мощи и масштаба
государственной власти.
Тотальное огосударствление - одно из таких колебаний. Оно, как мы уже
сказали, метод, применяемый для преодоления трудностей и решения сложных
задач. Этот метод не связан с определенной формацией. Для его применения
есть только одна предпосылка: деспотический характер государства. При
наличии этой предпосылки метод тотального огосударствления может
накладываться на любую формацию и в любую эпоху.
В самом деле, азиатская деспотия существовала и в царствах Древнего
Востока, и в государствах восточного средневековья, да и в новое время. Что
же, была это все одна и та же формация? Конечно, нет: формации сменялись, а
метод оставался.
Ясно, что были какие-то причины укоренения этого метода именно в первую
очередь в странах Востока. Возможно, была это сила инерции, привычка к
традиции, коренившейся в истории древних царств - этой эпохи величия
захиревших затем государств. Ведь и в сознании европейцев прочно осела
память о величии Римской империи, и эту империю пытались копировать Карл
Великий, правители "Великой Римской империи германской нации", императоры
Византии, Наполеон, Муссолини.
На протяжении четверти тысячелетия татарского ига Россия была
подключена к кругу восточных государств и переняла от них немало черт
азиатской деспотии. Они отчетливо проявились в русском абсолютизме -
особенно ярко при Иване Грозном, но и в дальнейшем, даже при европеизаторах
Петре I и Екатерине II. Поэтому не надо удивляться, что эти черты вновь
обнаружились в России после революции 1917 года. Удивительно было бы
обратное.
Диктатура номенклатуры хотя и возникла в XX веке, но она то явление,
которое Маркс назвал "азиатским способом производства". Только способ этот -
действительно способ, метод, а не формация. Как и в царствах
583
Древнего Востока или у инков Перу, этот метод "социализма", метод
тотального огосударствления наложился на существовавшую там
социально-экономическую формацию, на имевшиеся общественные структуры.
Ничего большего этот метод не мог сделать, ибо не формация зависит от
метода, а метод обслуживает формацию..
На какую формацию в России 1917 года был наложен метод
огосударствления? На ту, которая там тогда существовала. Мы ее уже
характеризовали: это феодальная формация. Не было в России никакой другой
основы. Феодальная основа была, однако, ослаблена ударами антифеодальных
революций 1905-1907 годов и февраля 1917 года, а также заметным ускорением
развития капитализма в экономике страны после 1907 года. Как глубоко зашел
кризис феодальных отношений в стране, показало свержение царизма в
Февральской революции 1917 года.
Но феодальные структуры в России были, очевидно, еще крепки. Ответом на
кризисную ситуацию явилась реакция феодальных структур. Мы уже отмечали, что
к методу тотального огосударствления прибегают для решения трудных задач. К
нему и прибегли для спасения феодальных структур.
Только не исторически обанкротившаяся аристократия России сделала это.
Сделали другие силы, которые хотя и не хотели власти дворянства и царизма,
но еще больше стремились не допустить развития России по пути капитализма и
создания парламентской республики. В обстановке, когда капитализм
закономерно начал побеждать феодальные структуры, борьба против капитализма
и радикальная ликвидация буржуазии вели не к некоему "социализму", а к
сохранению феодальных структур.
Почему этот в общем-то совершенно очевидный вывод представляется
неожиданным? По двум причинам.
Первая - психологическая. Советская пропаганда твердит, что в октябре
1917 года в России произошла пролетарская революция и было построено новое,
никогда еще в истории не виданное социалистическое общество. И правда:
революция была, а возникшее общество действительно отличается от общества и
в царской России, и в странах Запада. К тому же общество это хотя
предсказаниям Маркса не соответствует, но в целом, как мы видели,
сформировано в духе социалистических' учений об огосударствлении. Отсюда
делается заключение, что и вправду это социа-
584
диетическое общество, может быть, и, малопривлекательное, но, вероятно,
прогрессивное, так как новое. В этом рассуждении, как видим, подсознательно
принимается на веру, что "социализм" - это формация, причем, поскольку такой
еще не было, формация будущего. Вопрос об "азиатском способе производства"
вообще опускается: что вспоминать о древних восточных деспотиях! Поэтому и
кажется неожиданным: при чем здесь феодальные структуры?
Вторая причина - историческая. Как же заподозрить ленинцев,
профессиональных революционеров, марксистов, борцов против царизма, власти
помещиков и буржуазии, в том, что они спасали феодальные устои общества?
Ответим на эти вопросы.
В октябре 1917 года после большевистского переворота правительство
Ленина приняло декреты о мире и о земле. С социалистическими
преобразованиями они^не имели ничего общего. Мир был нужен тогда России при
любом строе, а декрет о земле осуществлял земельную программу не большевиков
("социализация земли"), а эсеров - распределение земель между крестьянами,
то есть типичную меру антифеодальной революции.
11. ОКТЯБРЬСКАЯ КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ
Мы говорили в начале книги, что Октябрьская революция не была
пролетарской. Добавим теперь: в ней содержался элемент продолжения
антифеодальной революции. Однако этот элемент - передача земли крестьянам -
оказался временным; он был ликвидирован 15 лет спустя сталинской
коллективизацией сельского хозяйства. Октябрьская же революция, нанеся столь
неэффективный третий удар по феодальным структурам, открыла вместе с тем эру
старательного уничтожения всех капиталистических, то есть антифеодальных
элементов в России. Она оказалась, таким образом, объективно не продолжением
антифеодальной революции. А чем же?
Давайте решимся высказать правду: ленинский переворот 1917 года-это не
"Великая Октябрьская социалистическая революция", а Октябрьская
контрреволюция. Именно она явилась поворотным пунктом в истории русской
антифеодальной революции. Именно после нее было сведено на нет все
достигнутое в борьбе против застарелых феодальных структур в России. Как
иначе, если не как контрреволюцию, можно рассматривать октябрьский пере-
585
ворот 1917 года, заменивший в России рождавшуюся демократию диктатурой?
Разве не показали последовавшие десятилетия, что победила реакция, а не
прогресс?
Через пару дней после переворота, в конце 1917 года, русская поэтесса
Зинаида Гиппиус откликнулась на это событие пророческим стихотворением:
Какому дьяволу, какому псу в угоду, Каким кромешным обуянный сном
Народ, безумствуя, убил свою свободу И даже не убил - засек кнутом!
Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой, Смеются пушки, разевая рты, И
скоро в прежний хлев ты будешь загнан палкой, Народ, не уважающий святынь.
Так и произошло.
Советские историки заунывно твердят, будто в октябре 1917 года было
свергнуто некое "правительство помещиков и капиталистов". А ведь это ложь, в
действительности ленинцы свергли революционное правительство двух
социалистических партий: социалистов-революционеров (эсеров) и
социал-демократов (меньшевиков); никакая иная партия в правительство не
входила. Избранное населением страны Учредительное собрание, в котором
абсолютное большинство составляли представители этих же социалистических
партий, было разогнано ленинцами. Была создана тайная политическая полиция
ЦК, и установлен режим государственного террора. Была ликвидирована свобода
печати. Согласившиеся вначале войти в ленинское правительство левые эсеры
уже через 4 месяца покинули его, а еще через три месяца демонстративно
подняли восстание в Москве - как безнадежный крик протеста против
наступившей реакции. Затем началась гражданская война.
Советская пропаганда представляет гражданскую войну как продолжение
революции. Перекидывается мостик от ленинского лозунга "Превратить войну
империалистическую в войну гражданскую" к гражданской войне в России. А ведь
мостика нет. Придя к власти, Ильич трепетал перед перспективой гражданской
войны. "Мы не хотим гражданской войны... Мы против гражданской войны",-
твердил он [61].
Гражданская война все-таки пришла: не как продолжение Октября, а как
первое движение сопротивления против установившейся диктатуры номенклатуры.
Это движе-
586
ние было не однородным. В нем участвовали и монархисты: могло ли быть
иначе в феодальной стране? Но, судя по документам Белого движения, в нем
преобладало стремление вернуть то, что было достигнуто к 1913 году. Многие в
движении сопротивления хотели не реставрации абсо--лютизма, а дальнейшей
либерализации в стране. Заметную роль играли социалисты: эсеры и меньшевики.
Когда советская пропаганда изображает гражданскую войну как столкновение
"сил революции" - большевиков и "сил реакции" - их противников, она лжет.
Противники большевиков выступали за восстановление того, чего добилась
антифеодальная революция в России, за новый созыв разогнанного
Учредительного собрания, то есть за продолжение этой революции; большевики
под лозунгом "диктатуры пролетариата" и "военного коммунизма" боролись за
ликвидацию достигнутого антифеодальной революцией, то есть за феодальную
реакцию.
12. ФЕОДАЛЬНАЯ РЕАКЦИЯ
Мы произнесли слово "реакция". В самом деле, что общего с прогрессом
имеет диктатура номенклатуры? Не надо давать сбить себя с толку якобы
"марксистскими" рассуждениями, будто все, направленное против капитализма,
прогрессивно. Именно Маркс и Энгельс так не рассуждали. Уже в "Манифесте
Коммунистической партии" основоположники марксизма подчеркивали
прогрессивность капитализма по сравнению с феодализмом и с едкой насмешкой
отмежевывались от "феодального социализма".
Но написали они в этой связи следующее:
"Чтобы возбудить сочувствие, аристократия должна была сделать вид, что
она уже не заботится о своих собственных интересах и составляет свой
обвинительный акт против буржуазии только в интересах эксплуатируемого
рабочего класса...
Аристократия размахивала нищенской сумой пролетариата как знаменем,
чтобы повести за собою народ. Но всякий раз, когда он следовал за нею, он
замечал на ее заду старые феодальные гербы и разбегался с громким и
непочтительным хохотом" [62].
Точно таким же методом действовали и марксисты-ленинцы, только в случае
своей победы они, как уже сказано, вешают замок на границу - чтобы народ не
разбегался.
Капитализм в России был еще слаб: и об этом писали
587
ворот 1917 года, заменивший в России рождавшуюся демократию диктатурой?
Разве не показали последовавшие десятилетия, что победила реакция, а не
прогресс?
Через пару дней после переворота, в конце 1917 года, русская поэтесса
Зинаида Гиппиус откликнулась на это событие пророческим стихотворением:
Какому дьяволу, какому псу в угоду, Каким кромешным обуянный сном
Народ, безумствуя, убил свою свободу И даже не убил - засек кнутом!
Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой, Смеются пушки, разевая рты, И
скоро в прежний хлев ты будешь загнан палкой, Народ, не уважающий святынь.
Так и произошло.
Советские историки заунывно твердят, будто в октябре 1917 года было
свергнуто некое "правительство помещиков и капиталистов". А ведь это ложь, в
действительности ленинцы свергли революционное правительство двух
социалистических партий: социалистов-революционеров (эсеров) и
социал-демократов (меньшевиков); никакая иная партия в правительство не
входила. Избранное населением страны Учредительное собрание, в котором
абсолютное большинство составляли представители этих же социалистических
партий, было разогнано ленинцами. Была создана тайная политическая полиция
ЦК, и установлен режим государственного террора. Была ликвидирована свобода
печати. Согласившиеся вначале войти в ленинское правительство левые эсеры
уже через 4 месяца покинули его, а еще через три месяца демонстративно
подняли восстание в Москве - как безнадежный крик протеста против
наступившей реакции. Затем началась гражданская война.
Советская пропаганда представляет гражданскую войну как продолжение
революции. Перекидывается мостик от ленинского лозунга "Превратить войну
империалистическую в войну гражданскую" к гражданской войне в России. А ведь
мостика нет. Придя к власти, Ильич трепетал перед перспективой гражданской
войны. "Мы не хотим гражданской войны... Мы против гражданской войны",-
твердил он [61].
Гражданская война все-таки пришла: не как продолжение Октября, а как
первое движение сопротивления против установившейся диктатуры номенклатуры.
Это движе-
586
ние было не однородным. В нем участвовали и монархисты: могло ли быть
иначе в феодальной стране? Но, судя по документам Белого движения, в нем
преобладало стремление вернуть то, что было достигнуто к 1913 году. Многие в
движении сопротивления хотели не реставрации абсо-.лютизма, а дальнейшей
либерализации в стране. Заметную роль играли социалисты: эсеры и меньшевики.
Когда советская пропаганда изображает гражданскую войну как столкновение
"сил революции" - большевиков и "сил реакции" - их противников, она лжет.
Противники большевиков выступали за восстановление того, чего добилась
антифеодальная революция в России, за новый созыв разогнанного
Учредительного собрания, то есть за продолжение этой революции; большевики
под лозунгом "диктатуры пролетариата" и "военного коммунизма" боролись за
ликвидацию достигнутого антифеодальной революцией, то есть за феодальную
реакцию.
12. ФЕОДАЛЬНАЯ РЕАКЦИЯ
Мы произнесли слово "реакция". В самом деле, что общего с прогрессом
имеет диктатура номенклатуры? Не надо давать сбить себя с толку якобы
"марксистскими" рассуждениями, будто все, направленное против капитализма,
прогрессивно. Именно Маркс и Энгельс так не рассуждали. Уже в "Манифесте
Коммунистической партии" основоположники марксизма подчеркивали
прогрессивность капитализма по сравнению с феодализмом и с едкой насмешкой
отмежевывались от "феодального социализма".
Но написали они в этой связи следующее:
"Чтобы возбудить сочувствие, аристократия должна была сделать вид, что
она уже не заботится о своих собственных интересах и составляет свой
обвинительный акт против буржуазии только в интересах эксплуатируемого
рабочего класса...
Аристократия размахивала нищенской сумой пролетариата как знаменем,
чтобы повести за собою народ. Но всякий раз, когда он следовал за нею, он
замечал на ее заду старые феодальные гербы и разбегался с громким и
непочтительным хохотом" [62].
Точно таким же методом действовали и марксисты-ленинцы, только в случае
своей победы они, как уже сказано, вешают замок на границу - чтобы народ не
разбегался.
Капитализм в России был еще слаб: и об этом писали
587
Маркс и Энгельс, нехотя вынужден был признать это Ленин. Однако быстрое
экономическое и культурное развитие России в годы, предшествовавшие первой
мировой войне, размывало феодальные структуры. Этому способствовала неумная
политика царского правительства: неудачная война с Японией, отказ от
столыпинской реформы, бессмысленная смена министров, распутинщина; наконец,
вступление в непосильную для страны мировую войну. Не в результате
деятельности "профессиональных революционеров", а в ходе ослабления
феодальных структур в России были нанесены удары двух антифеодальных
революций. Феодальная монархия была свергнута, к власти пришла коалиция
социалистических партий, предстоял созыв Учредительного собрания для
определения будущего политического строя России. В этот момент свергнуть
созданное революционное левое правительство, установить диктатуру, задушить
только что завоеванные свободы, ввести режим государственного террора,
возродить полицейщину и цензуру и начать старательно затаптывать все
элементы свободного рынка - силы, взрывающей феодализм,- какой же это
прогресс? Это реакция. А затем последует сталинщина с систематическим
массовым истреблением и монопольной властью консервативного класса новой
аристократии - номенклатуры. Это подтверждение того факта, что в стране
победила реакция. Буржуазная? Нет, буржуазия была раздавлена. Значит,
феодальная реакция. Но ведь не было в среде ленинских "профессиональных
революционеров" сознательного стремления поддержать шатавшиеся феодальные
структуры? Конечно, не было. Однако в политике, и тем самым в истории, важны
не личные мнения, а объективные результаты действий. Американская
революционерка Эмма Голдман, вожделенно бросившаяся в Россию, чтобы
участвовать в революции, уныло написала в своей книге "My disillusionement
in Russia" ("Мое разочарование в России"): "Ленин садится на место
Романовых, императорский кабинет скрещивают Советом народных комиссаров,
Троцкого назначают военным министром, и рабочий становится военным
генерал-губернатором Москвы. Такова, по сути, большевистская концепция
революции, как ее переводят в реальную практику... В своем безумном
властолюбии коммунистическое государство постаралось даже усилить и углубить
те идеи и взгляды, для сокрушения которых пришла революция" .
Вероятно, что-то от этой объективной тяги к реставра-
588
ции отражалось в подсознании ленинцев. Недаром к ним с такой легкостью
стали примыкать люди из феодального лагеря. Маршал Советского Союза
Тухачевский был князем, придворный сталинский писатель Алексей Толстой -
графом, царский полковник Шапошников был до глубокой старости начальником
советского генштаба. Граф Алексей Алексеевич Игнатьев, бывший российский
военный атташе во Франции, вернулся в Москву и опубликовал затем свои
мемуары "50 лет астрою". Он действительно на протяжении полустолетия делал
военную карьеру так, словно никакой революции и не бывало: при царе он был
полковником, при Керенском - генерал-майором, а в Советской Армии стал
генерал-лейтенантом. В конце сороковых годов я бывал у него дома, в
маленьком кабинете с огромной, расчерченной зигзагами фронтов военной картой
на стене и выцветшей фотографией Жоффра с дарственной надписью. Граф -
высокий, седоусый и веселый - гордился тем, что дом, в котором его поселили,
иероглифами, как в Древнем Египте. Зачарованные научно-техническим
прогрессом XX века, мы забываем, как живуче то, что с неоправданной
торопливостью считается прошлым. Ставшая тривиальной фраза, что-де в наше
время ход истории ускоряется, путает историю с техникой. Не надо забывать:
наш век - не только век космонавтики, но и век религиозных войн в Северной
Ирландии и Ливане, возрождения мусульманского фундаментализма, попыток
геноцида - истребления целых народов, то есть все, как много столетий назад.
Чем объясняется такая цепкая живучесть того, что мы привыкли относить к
невозвратному историческому прошлому? Из каких глубин прорывается оно вновь
и вновь на поверхность жизни современного мира? Здесь мы подошли к вопросу
об общественных структурах.
Человеческое общество - сложный социальный организм. Если даже в
примитивном "обществе" муравьев или пчел за кажущимся хаосом скрывается
устойчивая структура, то тем более это относится к сообществу людей. Человек
- столь высоко развитое существо, что он оказался в состоянии постепенно
менять структуру своего общества, что, по-видимому, отсутствует у животных.
Очевидно, этот новый фактор связан с тем, чем главным образом отличается
человек от других живых существ: с его интеллектом и трудовой деятельностью.
В результате перед человеческим обществом стали открываться новые
возможности и возникли новые необходимости как в материальной, так и в
духовной сфере. Это, в свою очередь, не только позволяло, но и заставляло
изменять общественные структуры, приспособляя их к новым условиям.
Такая хорошо известная особенность человеческого общества не должна
заслонять от нас могучую силу инер-
580
ции существующих, сложившихся и обкатанных веками общественных
структур. Речь идет не просто о силе инерции. Ведь эти структуры остаются в
своих рамках динамичными и функционирующими. Они оказывают не только
пассивное, но и активное сопротивление попытке их перестроить и тем более
уничтожить. Пока эти структуры не умерли и не рассыпались, они живы и
дееспособны.
Что представляют собой общественные структуры? В их основе лежит
система укоренившихся в обществе отношений между управляющими и
управляемыми, между всеми классами и группами общества. На этой основе
возникает силовое поле, которое в жизнеспособном обществе находится в
устойчивом равновесии и превращает общество в единый механизм,
функционирующий под давлением сил поля. Важно подчеркнуть: речь идет не
просто об экономических и политических отношениях и силах в чистом виде, а
об их преломлении в сознании и тем самым в действиях людей. Ведь только
действия людей придают материальным силам энергию и превращают их в фактор
движения всего общества в целом.
Как видим, общественные структуры не идентичны сумме производственных
отношений в марксистском толковании этого термина. Неудивительно: в
действительности далеко не все общественные отношения можно свести к
производственным.
Весной 1968 года я был в Ливане. Это была совершенно мирная, спокойная
страна, "ближневосточная Швейцария", как ее тогда часто называли. Советский
посол в Ливане Дедушкин, отправленный на приятную бейрутскую синекуру с
упраздненного поста заведующего подотделом в Международном отделе ЦК КПСС,
угощая меня коньяком "Наполеон", рассуждал:
"Ливан - это разъевшийся жирный червячок на Средиземном море. Они тут и
с арабами друзья, и с Израилем в неплохих отношениях. Здесь, как в
Швейцарии, гарантированное спокойствие. Поэтому-то в Бейруте представлены
банки всего мира. Тут рискуют только, играя в рулетку в "Casino du Liban".
Через несколько лет после этого весь Ливан и, в частности, Бейрут
превратились в кровавый ад, где почти невозможно было разобрать, кто с кем
воюет и из-за чего. Между тем производственные отношения в стране за это
время не изменились.
Маркс был прав, подчеркивая роль производительных
581
сил и производственных отношений в жизни общества, но он ошибался,
объявляя их основой всех ее аспектов.
Понятие "общественные структуры" шире понятия "производственные
отношения". Последние являются лишь экономической стороной общественных
структур;
а есть и другие существенные стороны. Особо следует подчеркнуть то, что
все материальные факторы формируют человеческое общество и его историю не
автоматически, а преломившись в сознании людей и вызвав их действия. Но как
индивидуальное, так и групповое сознание людей различно. Конечно, с полным
основанием можно утверждать, что люди и их группы одинаково реагируют,
например, на голод. Но не менее обоснованно и другое:
рядовые американцы или западные европейцы рассматривают как голод и
нищету то, что для жителей стран реального социализма нормальное явление, а
для заключенных в советских лагерях и тюрьмах - благосостояние и даже
роскошь. С подобным различием в сознании сталкиваются изумленные переселенцы
из социалистических стран на Запад: они встречают здесь людей, искренне
негодующих по поводу гнета государства и ограничения прав личности в
западных странах, тогда как сами переселенцы все еще не могут привыкнуть к
открывшейся им тут невообразимой, никогда и не снившейся свободе.
Производственные отношения - это отношения, возникающие в процессе
производства, и только. Общественные структуры - это силовой скелет
общества, его каркас, цементированный отношениями, взглядами и привычками
огромных масс людей. Каждый знает, как трудно бывает разгладить даже складки
на слежавшейся в сундуке материи. Насколько же труднее разгладить
слежавшиеся за ряд прошедших веков общественные структуры!
Сказанное выше относится к любой формации, и нет оснований считать
общественные структуры одной из них более устойчивыми, чем другой. Поэтому
должны быть какие-то специфические причины странной долговечности "азиатской
формации", которая, как феникс из пепла древних царств, то и дело
выскакивает возрожденной в разных странах в разные эпохи истории - может
быть, и в нашу.
10. РЕАКЦИЯ ФЕОДАЛЬНЫХ СТРУКТУР
Институт государства - важный элемент структуры любого классового
общества. Но роль его непостоянна. В рамках одной формации он может
претерпевать серьез-
582
ные изменения. Варварское государство централизовано, но оно еще не
пропитало все поры общества. Феодальная раздробленность как власть на местах
восполняет этот пробел и подготовляет переход к абсолютизму. Затем под
давлением частного предпринимательства государственная власть слабеет,
возникают конституционные парламентские монархии и республики. Такова линия
закономерности. Но в ее пределах бывают колебания мощи и масштаба
государственной власти.
Тотальное огосударствление - одно из таких колебаний. Оно, как мы уже
сказали, метод, применяемый для преодоления трудностей и решения сложных
задач. Этот метод не связан с определенной формацией. Для его применения
есть только одна предпосылка: деспотический характер государства. При
наличии этой предпосылки метод тотального огосударствления может
накладываться на любую формацию и в любую эпоху.
В самом деле, азиатская деспотия существовала и в царствах Древнего
Востока, и в государствах восточного средневековья, да и в новое время. Что
же, была это все одна и та же формация? Конечно, нет: формации сменялись, а
метод оставался.
Ясно, что были какие-то причины укоренения этого метода именно в первую
очередь в странах Востока. Возможно, была это сила инерции, привычка к
традиции, коренившейся в истории древних царств - этой эпохи величия
захиревших затем государств. Ведь и в сознании европейцев прочно осела
память о величии Римской империи, и эту империю пытались копировать Карл
Великий, правители "Великой Римской империи германской нации", императоры
Византии, Наполеон, Муссолини.
На протяжении четверти тысячелетия татарского ига Россия была
подключена к кругу восточных государств и переняла от них немало черт
азиатской деспотии. Они отчетливо проявились в русском абсолютизме -
особенно ярко при Иване Грозном, но и в дальнейшем, даже при европеизаторах
Петре I и Екатерине II. Поэтому не надо удивляться, что эти черты вновь
обнаружились в России после революции 1917 года. Удивительно было бы
обратное.
Диктатура номенклатуры хотя и возникла в XX веке, но она то явление,
которое Маркс назвал "азиатским способом производства". Только способ этот -
действительно способ, метод, а не формация. Как и в царствах
583
Древнего Востока или у инков Перу, этот метод "социализма", метод
тотального огосударствления наложился на существовавшую там
социально-экономическую формацию, на имевшиеся общественные структуры.
Ничего большего этот метод не мог сделать, ибо не формация зависит от
метода, а метод обслуживает формацию..
На какую формацию в России 1917 года был наложен метод
огосударствления? На ту, которая там тогда существовала. Мы ее уже
характеризовали: это феодальная формация. Не было в России никакой другой
основы. Феодальная основа была, однако, ослаблена ударами антифеодальных
революций 1905-1907 годов и февраля 1917 года, а также заметным ускорением
развития капитализма в экономике страны после 1907 года. Как глубоко зашел
кризис феодальных отношений в стране, показало свержение царизма в
Февральской революции 1917 года.
Но феодальные структуры в России были, очевидно, еще крепки. Ответом на
кризисную ситуацию явилась реакция феодальных структур. Мы уже отмечали, что
к методу тотального огосударствления прибегают для решения трудных задач. К
нему и прибегли для спасения феодальных структур.
Только не исторически обанкротившаяся аристократия России сделала это.
Сделали другие силы, которые хотя и не хотели власти дворянства и царизма,
но еще больше стремились не допустить развития России по пути капитализма и
создания парламентской республики. В обстановке, когда капитализм
закономерно начал побеждать феодальные структуры, борьба против капитализма
и радикальная ликвидация буржуазии вели не к некоему "социализму", а к
сохранению феодальных структур.
Почему этот в общем-то совершенно очевидный вывод представляется
неожиданным? По двум причинам.
Первая - психологическая. Советская пропаганда твердит, что в октябре
1917 года в России произошла пролетарская революция и было построено новое,
никогда еще в истории не виданное социалистическое общество. И правда:
революция была, а возникшее общество действительно отличается от общества и
в царской России, и в странах Запада. К тому же общество это хотя
предсказаниям Маркса не соответствует, но в целом, как мы видели,
сформировано в духе социалистических' учений об огосударствлении. Отсюда
делается заключение, что и вправду это социа-
584
диетическое общество, может быть, и, малопривлекательное, но, вероятно,
прогрессивное, так как новое. В этом рассуждении, как видим, подсознательно
принимается на веру, что "социализм" - это формация, причем, поскольку такой
еще не было, формация будущего. Вопрос об "азиатском способе производства"
вообще опускается: что вспоминать о древних восточных деспотиях! Поэтому и
кажется неожиданным: при чем здесь феодальные структуры?
Вторая причина - историческая. Как же заподозрить ленинцев,
профессиональных революционеров, марксистов, борцов против царизма, власти
помещиков и буржуазии, в том, что они спасали феодальные устои общества?
Ответим на эти вопросы.
В октябре 1917 года после большевистского переворота правительство
Ленина приняло декреты о мире и о земле. С социалистическими
преобразованиями они^не имели ничего общего. Мир был нужен тогда России при
любом строе, а декрет о земле осуществлял земельную программу не большевиков
("социализация земли"), а эсеров - распределение земель между крестьянами,
то есть типичную меру антифеодальной революции.
11. ОКТЯБРЬСКАЯ КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ
Мы говорили в начале книги, что Октябрьская революция не была
пролетарской. Добавим теперь: в ней содержался элемент продолжения
антифеодальной революции. Однако этот элемент - передача земли крестьянам -
оказался временным; он был ликвидирован 15 лет спустя сталинской
коллективизацией сельского хозяйства. Октябрьская же революция, нанеся столь
неэффективный третий удар по феодальным структурам, открыла вместе с тем эру
старательного уничтожения всех капиталистических, то есть антифеодальных
элементов в России. Она оказалась, таким образом, объективно не продолжением
антифеодальной революции. А чем же?
Давайте решимся высказать правду: ленинский переворот 1917 года-это не
"Великая Октябрьская социалистическая революция", а Октябрьская
контрреволюция. Именно она явилась поворотным пунктом в истории русской
антифеодальной революции. Именно после нее было сведено на нет все
достигнутое в борьбе против застарелых феодальных структур в России. Как
иначе, если не как контрреволюцию, можно рассматривать октябрьский пере-
585
ворот 1917 года, заменивший в России рождавшуюся демократию диктатурой?
Разве не показали последовавшие десятилетия, что победила реакция, а не
прогресс?
Через пару дней после переворота, в конце 1917 года, русская поэтесса
Зинаида Гиппиус откликнулась на это событие пророческим стихотворением:
Какому дьяволу, какому псу в угоду, Каким кромешным обуянный сном
Народ, безумствуя, убил свою свободу И даже не убил - засек кнутом!
Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой, Смеются пушки, разевая рты, И
скоро в прежний хлев ты будешь загнан палкой, Народ, не уважающий святынь.
Так и произошло.
Советские историки заунывно твердят, будто в октябре 1917 года было
свергнуто некое "правительство помещиков и капиталистов". А ведь это ложь, в
действительности ленинцы свергли революционное правительство двух
социалистических партий: социалистов-революционеров (эсеров) и
социал-демократов (меньшевиков); никакая иная партия в правительство не
входила. Избранное населением страны Учредительное собрание, в котором
абсолютное большинство составляли представители этих же социалистических
партий, было разогнано ленинцами. Была создана тайная политическая полиция
ЦК, и установлен режим государственного террора. Была ликвидирована свобода
печати. Согласившиеся вначале войти в ленинское правительство левые эсеры
уже через 4 месяца покинули его, а еще через три месяца демонстративно
подняли восстание в Москве - как безнадежный крик протеста против
наступившей реакции. Затем началась гражданская война.
Советская пропаганда представляет гражданскую войну как продолжение
революции. Перекидывается мостик от ленинского лозунга "Превратить войну
империалистическую в войну гражданскую" к гражданской войне в России. А ведь
мостика нет. Придя к власти, Ильич трепетал перед перспективой гражданской
войны. "Мы не хотим гражданской войны... Мы против гражданской войны",-
твердил он [61].
Гражданская война все-таки пришла: не как продолжение Октября, а как
первое движение сопротивления против установившейся диктатуры номенклатуры.
Это движе-
586
ние было не однородным. В нем участвовали и монархисты: могло ли быть
иначе в феодальной стране? Но, судя по документам Белого движения, в нем
преобладало стремление вернуть то, что было достигнуто к 1913 году. Многие в
движении сопротивления хотели не реставрации абсо--лютизма, а дальнейшей
либерализации в стране. Заметную роль играли социалисты: эсеры и меньшевики.
Когда советская пропаганда изображает гражданскую войну как столкновение
"сил революции" - большевиков и "сил реакции" - их противников, она лжет.
Противники большевиков выступали за восстановление того, чего добилась
антифеодальная революция в России, за новый созыв разогнанного
Учредительного собрания, то есть за продолжение этой революции; большевики
под лозунгом "диктатуры пролетариата" и "военного коммунизма" боролись за
ликвидацию достигнутого антифеодальной революцией, то есть за феодальную
реакцию.
12. ФЕОДАЛЬНАЯ РЕАКЦИЯ
Мы произнесли слово "реакция". В самом деле, что общего с прогрессом
имеет диктатура номенклатуры? Не надо давать сбить себя с толку якобы
"марксистскими" рассуждениями, будто все, направленное против капитализма,
прогрессивно. Именно Маркс и Энгельс так не рассуждали. Уже в "Манифесте
Коммунистической партии" основоположники марксизма подчеркивали
прогрессивность капитализма по сравнению с феодализмом и с едкой насмешкой
отмежевывались от "феодального социализма".
Но написали они в этой связи следующее:
"Чтобы возбудить сочувствие, аристократия должна была сделать вид, что
она уже не заботится о своих собственных интересах и составляет свой
обвинительный акт против буржуазии только в интересах эксплуатируемого
рабочего класса...
Аристократия размахивала нищенской сумой пролетариата как знаменем,
чтобы повести за собою народ. Но всякий раз, когда он следовал за нею, он
замечал на ее заду старые феодальные гербы и разбегался с громким и
непочтительным хохотом" [62].
Точно таким же методом действовали и марксисты-ленинцы, только в случае
своей победы они, как уже сказано, вешают замок на границу - чтобы народ не
разбегался.
Капитализм в России был еще слаб: и об этом писали
587
ворот 1917 года, заменивший в России рождавшуюся демократию диктатурой?
Разве не показали последовавшие десятилетия, что победила реакция, а не
прогресс?
Через пару дней после переворота, в конце 1917 года, русская поэтесса
Зинаида Гиппиус откликнулась на это событие пророческим стихотворением:
Какому дьяволу, какому псу в угоду, Каким кромешным обуянный сном
Народ, безумствуя, убил свою свободу И даже не убил - засек кнутом!
Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой, Смеются пушки, разевая рты, И
скоро в прежний хлев ты будешь загнан палкой, Народ, не уважающий святынь.
Так и произошло.
Советские историки заунывно твердят, будто в октябре 1917 года было
свергнуто некое "правительство помещиков и капиталистов". А ведь это ложь, в
действительности ленинцы свергли революционное правительство двух
социалистических партий: социалистов-революционеров (эсеров) и
социал-демократов (меньшевиков); никакая иная партия в правительство не
входила. Избранное населением страны Учредительное собрание, в котором
абсолютное большинство составляли представители этих же социалистических
партий, было разогнано ленинцами. Была создана тайная политическая полиция
ЦК, и установлен режим государственного террора. Была ликвидирована свобода
печати. Согласившиеся вначале войти в ленинское правительство левые эсеры
уже через 4 месяца покинули его, а еще через три месяца демонстративно
подняли восстание в Москве - как безнадежный крик протеста против
наступившей реакции. Затем началась гражданская война.
Советская пропаганда представляет гражданскую войну как продолжение
революции. Перекидывается мостик от ленинского лозунга "Превратить войну
империалистическую в войну гражданскую" к гражданской войне в России. А ведь
мостика нет. Придя к власти, Ильич трепетал перед перспективой гражданской
войны. "Мы не хотим гражданской войны... Мы против гражданской войны",-
твердил он [61].
Гражданская война все-таки пришла: не как продолжение Октября, а как
первое движение сопротивления против установившейся диктатуры номенклатуры.
Это движе-
586
ние было не однородным. В нем участвовали и монархисты: могло ли быть
иначе в феодальной стране? Но, судя по документам Белого движения, в нем
преобладало стремление вернуть то, что было достигнуто к 1913 году. Многие в
движении сопротивления хотели не реставрации абсо-.лютизма, а дальнейшей
либерализации в стране. Заметную роль играли социалисты: эсеры и меньшевики.
Когда советская пропаганда изображает гражданскую войну как столкновение
"сил революции" - большевиков и "сил реакции" - их противников, она лжет.
Противники большевиков выступали за восстановление того, чего добилась
антифеодальная революция в России, за новый созыв разогнанного
Учредительного собрания, то есть за продолжение этой революции; большевики
под лозунгом "диктатуры пролетариата" и "военного коммунизма" боролись за
ликвидацию достигнутого антифеодальной революцией, то есть за феодальную
реакцию.
12. ФЕОДАЛЬНАЯ РЕАКЦИЯ
Мы произнесли слово "реакция". В самом деле, что общего с прогрессом
имеет диктатура номенклатуры? Не надо давать сбить себя с толку якобы
"марксистскими" рассуждениями, будто все, направленное против капитализма,
прогрессивно. Именно Маркс и Энгельс так не рассуждали. Уже в "Манифесте
Коммунистической партии" основоположники марксизма подчеркивали
прогрессивность капитализма по сравнению с феодализмом и с едкой насмешкой
отмежевывались от "феодального социализма".
Но написали они в этой связи следующее:
"Чтобы возбудить сочувствие, аристократия должна была сделать вид, что
она уже не заботится о своих собственных интересах и составляет свой
обвинительный акт против буржуазии только в интересах эксплуатируемого
рабочего класса...
Аристократия размахивала нищенской сумой пролетариата как знаменем,
чтобы повести за собою народ. Но всякий раз, когда он следовал за нею, он
замечал на ее заду старые феодальные гербы и разбегался с громким и
непочтительным хохотом" [62].
Точно таким же методом действовали и марксисты-ленинцы, только в случае
своей победы они, как уже сказано, вешают замок на границу - чтобы народ не
разбегался.
Капитализм в России был еще слаб: и об этом писали
587
Маркс и Энгельс, нехотя вынужден был признать это Ленин. Однако быстрое
экономическое и культурное развитие России в годы, предшествовавшие первой
мировой войне, размывало феодальные структуры. Этому способствовала неумная
политика царского правительства: неудачная война с Японией, отказ от
столыпинской реформы, бессмысленная смена министров, распутинщина; наконец,
вступление в непосильную для страны мировую войну. Не в результате
деятельности "профессиональных революционеров", а в ходе ослабления
феодальных структур в России были нанесены удары двух антифеодальных
революций. Феодальная монархия была свергнута, к власти пришла коалиция
социалистических партий, предстоял созыв Учредительного собрания для
определения будущего политического строя России. В этот момент свергнуть
созданное революционное левое правительство, установить диктатуру, задушить
только что завоеванные свободы, ввести режим государственного террора,
возродить полицейщину и цензуру и начать старательно затаптывать все
элементы свободного рынка - силы, взрывающей феодализм,- какой же это
прогресс? Это реакция. А затем последует сталинщина с систематическим
массовым истреблением и монопольной властью консервативного класса новой
аристократии - номенклатуры. Это подтверждение того факта, что в стране
победила реакция. Буржуазная? Нет, буржуазия была раздавлена. Значит,
феодальная реакция. Но ведь не было в среде ленинских "профессиональных
революционеров" сознательного стремления поддержать шатавшиеся феодальные
структуры? Конечно, не было. Однако в политике, и тем самым в истории, важны
не личные мнения, а объективные результаты действий. Американская
революционерка Эмма Голдман, вожделенно бросившаяся в Россию, чтобы
участвовать в революции, уныло написала в своей книге "My disillusionement
in Russia" ("Мое разочарование в России"): "Ленин садится на место
Романовых, императорский кабинет скрещивают Советом народных комиссаров,
Троцкого назначают военным министром, и рабочий становится военным
генерал-губернатором Москвы. Такова, по сути, большевистская концепция
революции, как ее переводят в реальную практику... В своем безумном
властолюбии коммунистическое государство постаралось даже усилить и углубить
те идеи и взгляды, для сокрушения которых пришла революция" .
Вероятно, что-то от этой объективной тяги к реставра-
588
ции отражалось в подсознании ленинцев. Недаром к ним с такой легкостью
стали примыкать люди из феодального лагеря. Маршал Советского Союза
Тухачевский был князем, придворный сталинский писатель Алексей Толстой -
графом, царский полковник Шапошников был до глубокой старости начальником
советского генштаба. Граф Алексей Алексеевич Игнатьев, бывший российский
военный атташе во Франции, вернулся в Москву и опубликовал затем свои
мемуары "50 лет астрою". Он действительно на протяжении полустолетия делал
военную карьеру так, словно никакой революции и не бывало: при царе он был
полковником, при Керенском - генерал-майором, а в Советской Армии стал
генерал-лейтенантом. В конце сороковых годов я бывал у него дома, в
маленьком кабинете с огромной, расчерченной зигзагами фронтов военной картой
на стене и выцветшей фотографией Жоффра с дарственной надписью. Граф -
высокий, седоусый и веселый - гордился тем, что дом, в котором его поселили,