Вудс Стюарт. Лос Анжелес Таймс

   — Наполовину, — солгал Майкл. По материнской линии.
   — А кто же отец?
   — Итальянец.
   — И как они для тебя решили вопрос религии?
   — К шести годам я был записан католиком.
   — Ты мог бы стать совершенным иудеем.
   — Сами увидите, вам понравится Элиот Розен. Он, возможно, доведет вас до сумасшествия, но вы полюбите его. Он — потенциальный Орсон Веллис.
   Лео застонал. Ты можешь себе представить, сколько денег было потрачено на этого Орсона?
   — Элиот сумеет заработать вам уйму денег. Я это предвижу.
   — Ладно, хотя такого упрямца, как ты, я еще не встречал, но, если он будет хорош для тебя, пусть заработает денег и для меня. Лео стряхнул пепел со своей сигары. — Я слышал, ты нанял менеджера по производству вне студии.
   — Да, Лео, это так. Мне нужен был кто-кто, кто будет подчиняться непосредственно мне, а не вам.
   — И ты нанял Барри Виммера.
   — Верно, Лео.
   — Майкл, тебе следовало бы знать, что он отсидел за растрату бюджета.
   — Тогда он сидел на игле. Сейчас он больше не наркозависим.
   — Не уверен.
   — Лео, он так благодарен за предоставленный шанс, что будет вкалывать втрое усердней, чем любой другой на его месте. Майкл выдержал паузу. — Да, еще и за малые деньги.
   — Это мне нравится. Но имей в виду, если он украдет у меня, я покрою недостачу за твой счет.
   — Что ж, это разумно.
   — А сколько ты собираешься заплатить этому еврейскому парню?
   — Двести тысяч.
   — Лео широко улыбнулся. — Не позволяй ему выкобениваться.
   — Лео, даже если он станет выкобениваться, все обойдется гораздо дешевле, чем в случае с Марти Вайтом.
   Когда женщины вернулись на свои места и стали садиться, нога Аманды Голдмэн скользнула по ноге Майкла. Он улыбнулся ей и засек в памяти это прикосновение для последующих размышлений.

ГЛАВА 28

   Майкл отложил в сторону первый черновик киносценария Тихоокеанские дни и снял телефонную трубку.
   — Алло.
   — Марк, это Майкл Винсент.
   — И что вы скажете? — спросил Адар.
   — Скажу, что это чудесно. Вам удалось вытянуть из книги и ее суть, и чувство, и вы сумели прекрасно выстроить книжные диалоги.
   — Но…?
   — Никаких но. По-моему, ваш сценарий готов для съемок.
   — Такого мне не говорил ни один продюсер, — сказал Адар. Тут должно быть что-то еще.
   — Конечно, есть кое-что, но это никак не влияет на то, что вы сделали.
   — Что именно?
   — Ближе к концу вы выбросили апофеозную сцену и заменили ее другой, которая блекнет по сравнению с книжной версией.
   — Вы имеете в виду ту сцену, в которой доктор поет для девушки и, тем самым, завоевывает ее сердце?
   — Да.
   — Майкл, есть две причины, по которым вряд ли возможно осуществить это в фильме.
   — Назовите их.
   — Первая причина состоит в том, что для современной аудитории это покажется надуманным и слащавым. Вторая — вам не удастся заставить Боба Харта сыграть эту сцену.
   — Марк, да, это сентиментальная сцена, я согласен с вами, но она ни в коем случае не слащавая, по меньшей мере, не будет смотреться таковой.
   — В таком случае назовите мне кинокартину, где подобные вещи производили эффект.
   — Хорошо. Например, Комната с видом.
   Адар задумался на мгновенье. — Да, но там никто и не пел.
   — Согласен. Но то было время, когда сентиментальность была в моде. События книги Тихоокеанские дни происходят в те же времена, да и герои не сильно отличаются.
   — А как насчет Боба Харта? Как вы заставите его на это пойти?
   — Предоставьте все мне. Когда придет время, я попрошу вашей помощи убедить его.
   — Не знаю.
   — Вот что я вам скажу, Марк. Я хочу заключить с вами частную сделку. Сделайте сцену такой, какой она была в книге, и, когда вы увидите ее в фильме, если посчитаете, что она не удалась, мы заменим ее вашей нынешней версией.
   — Вы делаете предложение, от которого я не могу отказаться. А теперь скажите, какие еще недостатки вы обнаружили в моем сценарии.
   — Не могу найти ни одного. Я уверен, что Боб Харт и, в особенности, Сюзан, сделают кое-какие комментарии, так же, как и директор, но это будет не то, от чего бы пострадал ваш сценарий. Да и я не позволю этому произойти.
   — А кто директор?
   — Молодой человек по имени Элиот Розен. Чрезвычайно умен и эмоционален, и вам непременно понравится.
   — У меня есть право на еще одну черновую версию.
   — Не делайте этого. Только вставьте ту сцену, и оставьте все, как есть.
   — Господь благословит вас, сынок, — сказал Адар и повесил трубку.
   Майкл подумал о том, как все хорошо складывается.
   Задребезжал внутренний телефон.
   — Да?
   — Майкл, — сказала Марго, — вас дожидается сержант Ривера. Я дала ему понять, что у вас плотное расписание, но он настаивает на встрече с вами, если это возможно.
   Майкла окатила волна страха.
   — Пусть войдет, — приказал он, стараясь говорить, как можно спокойнее.
   На сей раз, Ривера явился один. — Спасибо, что согласились меня принять, — он протянул руку. — Я не отниму у вас много времени.
   — Рад вас видеть, сержант, — сказал Майкл, пожимая ему руку и приглашая сесть. Другой рукой он сжимал сценарий. — Вот первый вариант Тихоокеанских дней, и он хорош. Похоже, весной мы сможем приступить к съемкам.
   — Хорошо, — произнес сержант, погружаясь в кресло. — А я подумал, что стоит посвятить вас в последнюю информацию по делу об убийстве Мориарти.
   — Здорово, я весь внимание. Пока что в газетах об этом не было ни слова.
   — А я и не передавал это репортерам.
   — Вам удалось произвести арест?
   — Нет, и не уверен, что нам это удастся.
   Майкл с большим трудом сдержал охватившее его чувство радости. — А почему нет?
   — Выглядит, как работа мафии, чистая и простая работа по контракту.
   — Мориарти был связан с мафией?
   — Может, да, может, нет, но кто-то связанный с ней, захотел его смерти, в этом могу вас заверить.
   — Рассказывайте.
   — Автомобилем управлял парень — «шестерка» из Лас-Вегаса по имени Доминик Ипполито — настоящий бандит.
   — Как вам удалось его найти?
   — Какие-то туристы обнаружили Доминика на свалке на пустыре возле местечка под названием Двадцать восемь пальм. У нас имелись отпечатки его пальцев.
   — Удалось ли найти его автомобиль?
   — Тело Доминика находилось в машине. На него было страшно глядеть — автомобиль столкнули в овраг глубиной футов четыреста или пятьсот.
   — И это все?
   — Не совсем. В машине мы обнаружили еще одни отпечатки, что весьма интересно.
   При этих словах сердце Майкла едва не остановилось, но он не подал виду. — Правда?
   — Автомобиль был украден. Само собой, там были отпечатки пальцев владельца и его супруги, но еще одни следы были весьма необычны.
   — Продолжайте.
   — Они принадлежали кому-то, чье имя… — он вынул из кармана свернутый лист бумаги и взглянул на него, потом вручил его Майклу. — Винсенте Микаэль Каллабрезе.
   Майкл уставился на свое свидетельство о рождении. — Кто такой? — усилием воли заставил он себя спросить. Он положил бумагу на стол, чтобы Ривера не увидел, как у него дрожат руки.
   — Он сын Онофрио и Мартины Каллабрезе, и ему двадцать восемь лет. Это все, что нам известно. А данные — из свидетельства о рождении.
   Майкл, вообразивший себя уже в наручниках, увидел искру надежды. — И вы не сумели раскопать что-нибудь еще?
   — Ничего, и это весьма необычно. Нет никаких других бумаг на этого парня — ни его номера социальной защиты, ни водительских прав, ни страховок. У малого никогда не было кредитной карточки или открытого счета в банке. И нам известно о нем только потому, что в восемнадцатилетнем возрасте он был арестован за автомобильную кражу. За не доказанностью с него сняли все обвинения, но взяли отпечатки пальцев. Эти отпечатки хранятся в файлах ФБР. Но в его деле нет фотографии. И мне неясно, почему.
   Майкл прекрасно помнил. — Вы считаете, нет никаких шансов до него добраться?
   — Никаких. Но, почти уверен, он связан с мафией.
   — Почему? Потому, что он итальянец?
   — Нет. Невозможно в нашей стране, достичь двадцати восьми лет и при этом не иметь никаких документов. Те, кто не имеют документов, пользуются украденными бумагами и существуют благодаря связям с мафией.
   — Что вы хотите этим сказать?
   — Это, скорее всего, означает следующее: Мориарти в какой-то момент своей жизни имел дело с тем, кто связан с мафией. Между ними происходит инцидент. У него появляется враг. Враг договаривается с кем-то, дает деньги и делает заказ Каллабрезе или кому-то другому, кто связан с мафией. Он был вторым человеком в машине. Он, или кто-то, кого он знает, нанимает Ипполито, чтобы устранить старика, и Каллабрезе сопровождает его, чтобы лично удостовериться, что все пройдет по сценарию. А потом, когда все кончено, Каллабрезе убивает Ипполито и оставляет тело на пустыре, чтобы никто не узнал о заказе на убийство. Единственно, чего не предусмотрел Каллабрезе, он не стер отпечатки собственных пальцев в машине. Это позволяет мне сделать на его счет кое-какие выводы.
   — Какие выводы?
   — Что не он организатор этого дела. В противном случае, он бы постарался лучше замести следы.
   — Понимаю.
   Ривера прав. Он был так глуп. Но его так напугала сцена преступления, что в ту минуту ему и в голову не пришло подумать об отпечатках пальцев. — Итак, что вы собираетесь предпринять теперь?
   — Ничего, — ответил Ривера. Но наступит день, когда этот Каллабрезе совершит ошибку, и мы его возьмем. У меня есть копия его пальцев, и в случае, если он будет арестован, мне сообщат из ФБР.
   — Сержант, буду с вами откровенен. Вряд ли у нас получится кино на этом материале. Здесь все сыро и не завершено.
   — Я понял.
   — Но если вам случится раскопать другое дело, с такой же интересной фабулой, мне хотелось бы, чтобы мы продолжили наш разговор. Майкл рассчитывал, что Ривера сейчас уйдет, но сержант даже не шелохнулся.
   — Есть нечто, в чем я хотел бы лично удостовериться, — произнес он.
   — Что именно?
   — Ну, мне интересно, что у этого парня Каллабрезе имя и фамилия похожи на ваши — Винсенте и Микаэль.
   — Действительно, интересное совпадение, — сказал Майкл. Ему вновь стало страшно.
   — Мистер Винсент, сколько вам лет?
   — Тридцать.
   — У вас есть документы, которые могут это подтвердить?
   — Конечно. К этому он был готов. Он открыл ящик с документами в своем столе и стал искать свое личное дело. — Вот, — добавил он, протягивая полицейскому свидетельство о рождении.
   Ривера тщательно изучил документ. — Вам тридцать лет, и Каллабрезе родился в больнице Беллевью, в то врем, как вы родились в больнице святого Винсенте? Он посмотрел на Майкла. — Вы не итальянец?
   Майкл покачал головой. — Я еврей.
   — Вижу, что отращиваете бороду.
   — Я сбривал и отращивал ее уже много раз.
   — Интересно, а мог бы я измерить ваш рост?
   — Вы шутите? Когда я был ребенком, я смотрел кино, в котором один человек согласился на это, и кончилось тем, что его забрали, хотя он был невиновен.
   — Ну, ваше дело, — сказал Ривера, поднимаясь с места.
   — Это вовсе не потому, что это мое дело, — сказал Майкл, провожая его до дверей, — просто, у меня нет времени на подобные вещи. Я и так потратил полдня, а это потеря больших денег для бизнеса.
   — Понимаю, конечно. Он выпростал руку. Я приду с каким-нибудь другим делом, из которого может получиться кино.
   — Непременно. И вот что, сержант?
   — Да?
   — Могу я получить обратно Свидетельство о рождении?
   — О, прошу прощения, — сказал Ривера, возвращая бумагу.
   — Могу изготовить копию, если она вам понадобится.
   — О, не беспокойтесь, я просто забыл вернуть документ.
   Как же, забыл, думал Майкл, когда детектив ушел. Сертификат был подлинный, об этом позаботился Томми Про много лет назад. Но на нем были мои отпечатки пальцев. Он сел за стол и сделал несколько глубоких вдохов. Он молил бога, чтобы Ривера ничего не заподозрил.
   В этот момент на пороге возникла Марго с пачкой писем. — Надеюсь, не все здесь пойдет на выброс, — сказала она, положив пачку ему на стол.
   — Спасибо. Он обошел вокруг стола и заглянул в ящики.
   — Что вы ищете?
   — Вскрыватель конвертов.
   — Вы постоянно теряете вещи. Я найду его, когда вы уйдете на обед.
   Когда Майкл вернулся с обеда, вскрыватель конвертов лежал на его столе.

ГЛАВА 29

   Майкл сидел за рабочим столом и смотрел на своего директора. Элиот Розен был высок, сухощав и плохо выбрит. В данный момент он что-то выискивал в собственном носу.
   — Элиот, — обратился к нему Майкл, — давайте договоримся, что когда сюда придут Боб или Сюзан Харт, вы оставите нос в покое.
   — Прошу прощения, — покраснев, сказал юноша. Он вообще имел привычку смущаться.
   — Я показывал им вашу работу, и она произвела на них несомненное впечатление, но, тем не менее, они хотят с вами лично познакомиться. Мы многого ждем от этой встречи.
   — Я знаю, — сказал Розен.
   — Помните, вам предстоит разговор не только с актером, но также с его женой, и мне бы очень не хотелось, чтобы вы слишком увлеклись мистером Хартом. Посвящайте Сюзан во все детали, и если сумеете ее обаять, это нам совсем не повредит.
   — Обещаю сделать все в лучшем виде.
   — Если возникнут какие-либо сложности, следите за тем, куда я начну клонить, поняли?
   — Послушайте, у меня тоже может быть свое мнение.
   — В данном случае, не может. Если у вас возникнет мысль, противоречащая позиции Харта, посоветуйтесь сначала со мной, и к тому же приватно. При условии, что я разделю вашу точку зрения, мы двинемся дальше, хорошо?
   Розен кивнул в знак согласия.
   — Элиот, — миролюбиво продолжил продюсер, — вы находитесь в начале большой карьеры. Поэтому постарайтесь не поссориться с супер известным актером и его влиятельной женой. Если они захотят чего-то, что пагубно отразится на фильме, не волнуйтесь, я защищу фильм. А когда мы дойдем до того места, где поют, замолчите. И только одобрительно кивайте головой.
   — У меня с этой сценой и так полно проблем, — произнес Розен.
   — Элиот, мы уже обсуждали эту сцену. Она останется, и давайте больше не будем к этому возвращаться.
   — Хорошо, хорошо, вы — босс.
   — Не делайте на этом акцента. Каждый имеет своего босса, за исключением, разве что, Лео Голдмэна, который, по сути, бог. Лео предоставляет мне свободу действий, и я не желаю, чтобы кто-либо это нарушал, особенно, директор-новичок.
   — Хорошо, хорошо.
   — Не беспокойтесь, этот фильм даст вам отличный старт. Он улыбнулся. После того, как Тихоокеанские дни выйдут на экраны, у меня уже не будет финансовых возможностей удовлетворить ваши будущие запросы.
   Розен рассмеялся. — Это мне нравится.
   Тут в дверь постучали, и Марго впустила в кабинет Роберта и Сюзан Харт.
   Майкл первым делом направился к Сюзан, театрально обняв и поцеловав ее, затем тепло пожал руку Бобу.
   — Как же я рад видеть вас обоих, — сказал он, — я дождаться не мог услышать вашу реакцию на сценарий. И, кроме того, позвольте представить вам Элиота Розена.
   Юноша пожал им руки. — Ваша игра всегда доставляла мне колоссальное удовольствие, — обратился он к Харту. — Я был потрясен, узнав, что мы вместе будем делать эту картину.
   — Харт с благодарностью воспринял хвалу, и все заняли места перед огромным камином.
   — Я помню эту декорацию, — заметил Харт. Мне нравилось то кино, и я любил Рэндольфа. Я всегда мечтал сыграть эту роль.
   Майкл улыбнулся. — Это неплохая мысль. Когда закончим Тихоокеанские дни, можно об этом подумать. Он подался чуть-чуть вперед. — А теперь скажите, что вы думаете по поводу сценария.
   — Мне он ужасно понравился, — сказал Харт.
   — Но там есть проблемы, — остудила его пыл Сюзан.
   Майкл взял с кофейного столика экземпляр сценария. — Я жажду услышать о каждой из них, причем с самого начала.
   Не пользуясь никакими заметками, Сюзан Харт пролистала сценарий, сцену за сценой, внося по ходу дела большие и малые критические замечания. Майкл обратил внимание, что все они были нацелены на увеличение размеров роли мужа и уточнение его диалогов. Он немедленно согласился с Сюзан по большей части ее замечаний и пообещал проконсультироваться с Марком Адаром по поводу остальных.
   — Ну, и, наконец, — сказала она, — сцену с пением следует убрать.
   — Майкл выдержал паузу, затем обернулся к ее мужу. — Боб, а как вы сами относитесь к этой сцене?
   — Я могу сыграть ее, — спокойно произнес Харт.
   — Но он не будет, — жестко добавила Сюзан. — последние двадцать пять лет своей жизни Боб посвятил созданию собственного образа, который оказался буквально золотым. И я не позволю ему сделать что-то, что способно разрушить этот образ в глазах его зрителей. Нам проще отказаться от фильма вообще.
   — Сюзан, позвольте поделиться с вами своими мыслями по этому поводу, — обратился к ней Майкл, направив всю свою психологическую энергию на Боба Харта. — Боб находится в поворотной точке своей карьеры, он оставил след в полицейских фильмах, вестернах и триллерах, и продолжать в таком же духе — значит, по сути дела повторяться. Если он сделает это, то даже его фанаты и критики, которые любили его, станут постепенно остывать. И еще одно. Прошло немало времени с тех пор, как сценарий писался исключительно под великий талант Боба.
   — Это — истинная правда, — сказал Харт. При этом жена косо посмотрела на него.
   — Боб обладает ресурсами, о которых публика даже не подозревает. И этот фильм проявит их, могу вас всех заверить. — Здесь мы имеем дело с человеком пенсионного возраста, но обладающего всеми настоящими мужскими качествами. Он умеет доказать свою человечность в сцене с конюхом, который дурно обращается с лошадьми. И он показывает необычайную чувствительность в сценах с детьми-пациентами. Наконец, он не в силах выразить свои чувства к женщине, которая слишком молода для него. Однако, в одной необычайно сильной сцене завоевывает ее сердце. А теперь скажите, что во всем этом плохого?
   Сюзан Харт не заставила себя ждать. — Несомненно, по поводу сцен с конюхом и детьми вы полностью правы, и также несомненно, что он завоюет сердце девушки, но причем здесь пение?
   — Да, потому, Сью, что он — неизлечимый романтик, а это неизлечимо романтическое кино. В нем таится громадная сила, и все это создаст мощный разряд в кинопрокате. И что плохого в пении?
   Сюзан вскочила с места и хотела ответить, но тут случилось неожиданное, — ее прервал собственный муж.
   — А ведь мне доводилось петь и прежде, — сказал Боб.
   — Сюзан повернулась и уставилась на него. — Что?
   — Дорогая, это было еще задолго до нашей встречи с тобой. Меня готовили для музыкальной карьеры. В те времена я искренне считал, что буду участвовать в мюзиклах.
   — Ты никогда об этом не говорил, — удивилась Сюзан.
   — Не было причины. До того, как я поступил в Студию Актеров, я, главным образом, концентрировался на том, чтобы получить роль в мюзикле. А потом я попал на глаза Ли Страсбергу, тот разглядел во мне драматический талант и сменил мою ориентацию.
   — За что мы все должны быть благодарны ему, — добавил Майкл. —Да, Сюзан, позвольте спросить, вы слушали музыку из нашего фильма?
   — Нет, и в этом нет никакой необходимости, — ответила она.
   — А я бы хотел, чтобы вы прослушали ее прямо сейчас. Майкл снял трубку. — Марго, пожалуйста, пригласите сюда Антона с Херманном.
   Антон Грубер и Херманн Хеч вошли в комнату, и все приготовились слушать.
   Антон исполнил вступление, и Херманн запел. Время от времени Майкл следил за реакцией Сюзан, но ее лицо было непроницаемой маской. Когда Херманн закончил партию, все зааплодировали, и музыканты удалились.
   Майкл повернулся к Бобу и Сюзан. — Ну?
   — Я могу это исполнить, — ответил Харт. — Это в пределах моих музыкальных возможностей. Мне нужно только распеться, чтобы придти в форму.
   — Сюзан?
   — Я признаю, это было прекрасно, — сказала она, — только не пойму, почему он пел на немецком языке?
   — Вот, что я вам скажу, Сюзан, давайте снимем это, а потом будем решать. Обещаю, что не собираюсь выставлять Боба посмешищем. Если вам не понравится, мы предпримем альтернативные съемки.
   Она обернулась к мужу. — Тебя это, в самом деле, устраивает?
   Харт пожал плечами. — Давай поглядим, как все пойдет.
   — Ладно, — сказала Сюзан, — мы посмотрим, как получится, а потом решим. Но никто, подчеркиваю, никто посторонний не должен видеть эту сцену, пока мы не дадим свое «добро».
   — Меня это вполне устраивает, — заметил Майкл. — Элиот?
   — Меня тоже, — сказал Розен. Это было первое, что он произнес за весь вечер.
   — Я вернусь к вам со сценарием после того, как переговорю с Марком. Совещание объявляю закрытым.
   Когда Хартсы ушли, Элиот заговорил снова. — Вы и в самом деле думаете, что она оставит нам эту сцену? Мне кажется, она — тот еще крепкий орешек.
   — Доверьтесь мне, — сказал Майкл. — По крайней мере, эта сцена заняла все ее внимание, и она не стала интересоваться лично вами.
   — В таком случае, эта сцена начинает мне нравится, — отозвался Розен.

ГЛАВА 30

   Майкл стоял в центре огромного офиса Лео Голдмэна и купался в лучах славы. Не менее сотни самых влиятельных лиц в киноиндустрии — продюсеров, руководителей студий, актеров, директоров и журналистов — заполнило приемную. Они только что закончили просмотр Городских вечеров, и в воздухе еще витал звук оваций.
   К этому времени у Майкла была уже приличная борода, и в толпе он чувствовал себя в безопасности, хотя после просмотра не менее десяти минут приглядывался к каждому лицу. К счастью, никто из гостей не был тем человеком в Мерседесе, — свидетелем убийства Мориарти, и здесь не оказалось женщины, которая тоже могла его запомнить.
   Он выслушивал поздравления одного из самых известных директоров, когда секретарь Лео взяла его под руку.
   — В чем дело? — спросил ее Майкл, стараясь говорить, как можно спокойнее.
   — С вами желает говорить по телефону охранник с главной проходной. Очевидно, кто-то заявил, что знает вас и просит пропустить его в студию.
   Майкл извинился за прерванный разговор и пошел в офис, где был телефон.
   — Мистер Винсент, с вами говорит Джим с главной проходной. Здесь находится человек по имени Пэриш, который уверяет, что он директор вашей картины и просит пропустить его в зал.
   — Чак Пэриш? — спросил Майкл. Вот так неприятность.
   — Да, это он.
   Майкл задумался на секунду. — Джим, объясните ему, как попасть ко мне в офис. Я приму его там.
   — Да, сэр.
   Майкл положил трубку и вышел из здания. Он быстро добрался до своего офиса, и пришел практически одновременно с Чаком. Тот как раз выходил из своей спортивной машины. Но, видимо, неудачно, так как зацепился за что-то и упал лицом на асфальт. Его портфель отлетел на несколько шагов в сторону.
   Майкл поднял портфель и помог юноше подняться на ноги.
   — Чак, осторожнее! Выглядел Пэриш далеко не лучшим образом.
   — Черт бы побрал эту машину. Не могу к ней привыкнуть, тем более что я одолжил ее у друга.
   — Пойдем внутрь. Майкл отворил ключом дверь, включил свет и повел Чака к себе в офис. — Ну, и шишку ты набил себе на лбу. Дай-ка я тебе помогу. Он раскрыл дверцу бара, смочил платок водкой, вернулся к Чаку и приложил платок к его лбу, а затем промыл ссадину. Запах водки смешался с запахом того, что незадолго до этого пил Чак.
   — Тебе не кажется, что лучше, если ты плеснешь мне этой жидкости в стакан? — попросил он.
   — Конечно. Майкл заполнил стакан льдом и сверху долил водки. — Тоник?
   — Достаточно и льда.
   — Майкл подал ему стакан и пригласил присесть на один из диванов. — А я и не знал, что ты в Лос Анжелесе. Почему не позвонил раньше?
   — Я здесь уже пару недель, сделав большой глоток, сказал Чак. — Вот узнал, что сегодня здесь крутят мой фильм.
   — Ты несколько опоздал. Все закончилось час назад. Если бы я только знал, что ты в городе! Непременно бы тебя пригласил.
   — Не повезло, как всегда. Ну, а им, понравилось?
   — Реакция была смешанная, — солгал Майкл.
   — Смешанная? Стало быть, тут не на что рассчитывать?
   — Пока об этом рано говорить.
   — Как поживает красотка Ванесса? — желчно поинтересовался Чак.
   — Полагаю, что у нее все нормально, — ответил Майкл, стремясь быстрей свернуть тему. — А как у тебя? Над чем сейчас работаешь?
   — А я написал еще один сценарий, — сказал Чак, уставившись в остывший камин.
   — Хорошо. Хотелось бы ознакомиться с ним.
   Чак раскрыл портфель и протянул Майклу свернутую в рулон рукопись.
   Майкл взглянул на титул. «В лабиринтах прямоты» . Неплохое заглавие. О чем это?
   Я предпочел бы, чтобы ты ознакомился со сценарием без моих комментариев.
   — Хорошо. Постараюсь сделать это в уикенд.
   — Нет, я не могу ждать так долго.
   — Прошу прощения?
   — Я хочу продать тебе эту рукопись прямо сейчас.
   — Но ведь я еще не читал.
   — Поверь, это лучше, чем мой предыдущий сценарий, — сказал Чак. — Ты должен мне поверить на слово.
   — Не сомневаюсь, что так оно и есть, но не могу купить, не глядя.
   — Отчего же? Разве у тебя тут нет на это полномочий? Никогда не поверю, что ты можешь остаться равнодушным, когда речь идет о сделке.
   — Чак, у меня есть полномочия, но не думаешь ли ты, что это несколько нечестно просить меня купить кота в мешке?