Вулф Джин. Рыцарь

   – Главным образом, моховики и саламандры, – доверительно сообщил Бертольд Храбрый. – И еще маленькие бодаханы. Они иногда помогают людям. Находят пропавший скот и просят крови за услуги. – Он завернул рукав, обнажая руку. – Обычно я укалываю себя шипом и отдаю каплю-другую крови. Они всего лишь тина, бодаханы.
   Я кивнул с понимающим видом, хотя не вполне понял.
   – Тогда ты жил со мной здесь, только еще не задирал так носа. Папа вырастил меня, а я вырастил тебя. Ты начал чувствовать себя лишним, мне кажется, поскольку я ухаживал за Гердой. Прелестней девушки я в жизни не видел, и мы уже обо всем сговорились.
   Я не стал спрашивать, что случилось потом.
   – Ты ушел, и я думал, что ты вернешься через год-другой, когда мы обустроимся. Но ты вернулся только сейчас. Тебе понравились края, где ты жил?
   Я напряг память, но сумел вспомнить лишь одно: что лучшие моменты жизни я переживал, когда оказывался в полях под открытым небом, на лодке посреди реки или в лесной чаще.
   – Тебе нечего сказать?
   – Нечего. – Я показал Бертольду Храброму железные наконечники стрел, извлеченных из тела оленя. – Пока не стемнело, я бы хотел приделать к ним новые древки.
   – А старые сломались?
   – Да, – кивнул я, – когда олень упал. Я подумал, что если бы нашел еще одно такое же дерево, из которого сделан мой лук, новые древки никогда не сломались бы.
   – Неужто ты срубишь целое дерево ради пары стрел? Я помотал головой.
   – Отрублю ветку-другую, вот и все. А если найду на нем один из прошлогодних плодов, посажу семена.
   Бертольд Храбрый с трудом поднялся на ноги.
   – Я покажу тебе такое дерево, оно до сих пор здесь.
   Он провел меня в заросли кустов и, опустившись на колени, шарил руками в траве, покуда не нашел там маленький пенек.
   – Колючий апельсин, – сказал он. – Ты посадил его незадолго перед своим уходом. Он рос на моей земле, и я никому не позволил бы срубить его. Только кто-то все-таки срубил, стоило мне отвернуться.
   Я промолчал.
   – Хотя он еще может дать побеги. – Он встал, тяжело опираясь на посох. – Порой такое случается.
   Я опустился на колени, вытащил из мешочка одно из двух оставшихся семян и закопал в землю рядом с пеньком. Когда я поднялся на ноги, по лицу Бертольда Храброго текли слезы. Он повел меня обратно, а потом остановился и указал посохом на простиравшиеся перед нами заросли кустов и молодых деревьев.
   – Здесь было мое ячменное поле. Видишь вон то высокое дерево? Пойдем.
   На полпути он указал на ярко-зеленое пятно впереди:
   – Вот оно. Колючий апельсин не сбрасывает листья в отличие от большинства деревьев. Стоит зеленым всю зиму, как сосна.
   Мы подошли поближе и увидели прекрасное молодое дерево высотой футов двадцать пять. Я крепко обнял Бертольда Храброго.
   Мне кажется, здесь я должен рассказать побольше о колючем апельсине, но, если честно, я сам мало что знаю. Многие деревья, произрастающие в Америке, встречаются и в Митгартре тоже – дубы, сосны, клены и тому подобное. Но колючий апельсин – единственное известное мне дерево, которое произрастает также и в Эльфрисе. Небо Эльфриса совсем не кажется странным, покуда не вглядишься получше и не увидишь в нем людей и (изредка) не различишь голоса в шуме ветра. Время здесь течет очень медленно, но мы не сознаем этого. Только деревья и люди кажутся странными на первый взгляд. Я думаю, родиной колючего апельсина является Эльфрис, а не Митгартр и не Америка.

Глава 4
СЭР РАВД

   – Эй, малый! – крикнул рыцарь, сидящий на огромном сером коне. – Поди сюда, малый! Надо поговорить.
   – Мы тебя не обидим, – добавил его оруженосец.
   Я осторожно приблизился. Чему я научился за время, проведенное в лесах с Бертольдом Храбрым, так это относиться к незнакомцам с опаской. Кроме того, я хорошо помнил рыцаря с драконом, исчезнувшего у меня на глазах.
   – Ты знаешь окрестные леса, малый?
   Я рассеянно кивнул, с интересом разглядывая его коня и доспехи.
   – Нам нужен проводник – проводник на сегодня и, возможно, на завтра. – Рыцарь улыбался. – За твои услуги мы готовы платить тебе по скильду каждый день. – Не дождавшись от меня ответа, он сказал: – Покажи пареньку монету, Свон.
   Из кошелька, висящего на поясе, оруженосец достал большую серебряную монету. Рослый гнедой конь, которого он вел в поводу, нетерпеливо ударил копытом о землю и шумно фыркнул.
   – И кормить будем, – пообещал рыцарь. – А если ты добудешь нам пищу при помощи своего лука, мы тебе заплатим.
   – Я готов делиться с вами бесплатно, – сказал я, – если вы готовы делиться со мной.
   – Отлично сказано.
   – Но откуда мне знать, что вечером вы не отправите меня восвояси с пустыми руками, дав тумака напоследок?
   Свон сжал монету в кулаке.
   – А откуда нам знать, что ты не заведешь нас в засаду, дурень?
   – Что касается вечернего тумака, – сказал рыцарь, – то могу дать слово: ничего подобного тебе не грозит. И я даю слово, хотя у тебя нет причин мне верить. Однако насчет платы я могу успокоить тебя прямо сейчас. – Он легко постучал указательным пальцем по кулаку Свона и бросил мне монету, неохотно отданную оруженосцем. – Вот твоя плата за сегодняшний день, и мы не станем отбирать ее у тебя. Покажешь нам дорогу?
   Я рассматривал монету, на одной стороне которой была отчеканена голова сурового молодого короля, а на другой – щит с изображением чудовища, представлявшего собой полуженщину-полуконя с рыбьим хвостом. Я спросил рыцаря, куда они держат путь.
   – В ближайшую деревню. Как она называется?
   – Гленнидам. – Мы останавливались там с Бертольдом Храбрым.
   Рыцарь кинул взгляд на Свона, который потряс головой. Снова повернувшись ко мне, рыцарь спросил:
   – Сколько людей там живет?
   В деревне было девять домов – не вступившие в брак молодые люди жили со своими родителями, а старики жили со своими женатыми сыновьями или замужними дочерями. Примерно по трое взрослых на один дом. Я спросил, считать ли детей.
   – На твое усмотрение. Только не собак.
   Это, подумал я, мог случайно услышать какой-нибудь бодахан.
   – Тогда пятьдесят три. Вместе с новорожденным ребенком жены Сикснита. Но я не знаю имени младенца, да и матери тоже.
   – Хорошие люди?
   Я так не считал и помотал головой.
   – Ага. – Рыцарь улыбнулся с мрачной радостью. – Тогда веди нас в Гленнидам безотлагательно. Мы представимся друг другу по дороге.
   – Я Эйбел Благородное Сердце.
   Свон рассмеялся.
   Рыцарь дотронулся пальцем до своего стального шлема.
   – Я Равд Редхолл, Эйбел Благородное Сердце. Моего оруженосца зовут Свон. А теперь – в путь!
   – Мы доберемся туда очень поздно, – предупредил я Равда, – если вообще успеем сегодня.
   – Тем больше у нас причин спешить.
 
   Вечером мы остановились на привал у речушки под названием Вулфкил, и я поставил полосатую красно-золотую палатку из парусины для Равда. Я развел костер, поскольку теперь всегда носил с собой кремень и огниво, и мы поели черствого хлеба и вяленого мяса с луком.
   – Твои родные, наверное, беспокоятся о тебе, – сказал Равд. – У тебя есть жена?
   Я помотал головой и добавил, что Бертольд Храбрый говорит, что я еще недостаточно взрослый. Равд кивнул с серьезным лицом.
   – А ты сам как считаешь?
   Я подумал о школе и о том, что, возможно, захочу поступить в колледж, если когда-нибудь вернусь домой.
   – Надо подождать несколько лет.
   Свон насмешливо фыркнул:
   – Две крысы в одной норе помрут от голода.
   – Надеюсь, нет.
   – Да неужели? И как же ты собираешься содержать семью?
   Я ухмыльнулся:
   – Жена меня научит. Когда я найду ее.
   – Да ну? А если она сама не будет знать? – Свон взглянул на Равда в поисках поддержки, но не получил ее.
   – Тогда зачем мне такая жена?
   Равд хихикнул.
   Свон наставил на меня палец:
   – В один прекрасный день я преподам тебе урок…
   – Ты должен сам многому научиться, прежде чем преподавать уроки другим, – сказал Равд. – А тем временем Эйбел может поучить нас обоих, мне кажется. Кто такой Бертольд, Эйбел?
   – Мой брат.
   Так мы говорили всем, Бен, и Бертольд Храбрый верил в это.
   – Старший, раз он дает тебе советы?
   – Да, сэр, – кивнул я.
   – А где ваши родители?
   – Наш отец умер много лет назад, – сказал я. – А мать скончалась вскоре после моего рождения.
   Это было правдой и в твоем мире, и здесь.
   – Соболезную. А сестры у вас есть?
   – Нет, – сказал я. – Отец вырастил моего брата, а брат вырастил меня.
   Свон снова рассмеялся.
   Я уже совсем запутался: воспоминания о родном доме переплелись с историями, которые Бертольд Храбрый рассказывал мне о своей – и якобы моей – семье. Все осталось в прошлом, и, хотя далекая Америка существует в настоящем времени, прошлое представляет собой всего лишь воспоминания, архивные записи, которых никто не читает или не может прочитать. «Здесь» и «там» перемешиваются, словно книги в школьной библиотеке, где на каждой полке стоит столько посторонних книг, что уже никто не знает, для каких она предназначалась изначально.
   – Судя по всему, вы с братом сами не из Гленнидама. Иначе ты бы знал, как зовут жену Сикснита и их новорожденного ребенка, поскольку в деревне живет всего пятьдесят человек. В какой деревне вы живете?
   – Ни в какой, – сказал я. – Мы живем сами по себе – главным образом в лесной глуши.
   – Разбойники, – прошептал Свон.
   – Возможно. – Равд чуть заметно пожал плечами, приподняв их буквально на толщину травинки. – А ты отведешь нас к своему дому, если я попрошу, Эйбел?
   – Это дом Бертольда Храброго, сэр, а не мой. – Я испепелял Свона взглядом.
   – Ну, к дому твоего брата. Ты отведешь нас туда?
   – С удовольствием. Только это не дом в полном смысле слова, а просто лачуга. Немногим больше вашей палатки. – Мне показалось, что Свон собирается сказать что-то, но он промолчал, и поэтому я продолжал: – Мне следовало бы стать разбойником, как говорит Свон. Тогда бы у нас с братом был хороший дом с толстыми стенами и дверями – и вдоволь еды.
   – В этом лесу водятся разбойники, Эйбел, – сказал Равд. – Они называют свои шайки вольными отрядами, у них есть все, о чем ты говоришь?
   – Думаю, да, сэр.
   – А ты сам видел?
   Я помотал головой.
   – Когда мы встретились, Свон выразил опасение, что ты заведешь нас в засаду. Как по-твоему, вольные отряды могут на самом деле напасть на нас из засады? И сразиться с нами тремя?
   – С нами двумя, – сказал я. – Свон даст деру.
   – А вот и нет!
   – Ты дашь деру от меня, еще не заухает сова. – Я презрительно сплюнул в костер. – Ты бы улепетывал как трусливый заяц даже от двух хромых котов и слабой девчонки.
   Свон взялся за эфес меча. Я понял, что должен помешать парню обнажить клинок. Я перепрыгнул через костер и повалил Свона на землю. Он отпустил эфес, когда упал, а я выхватил меч у него из ножен и забросил далеко в кусты. Мы сцепились и покатились по земле (так иногда дрались мы с тобой); он пытался дотянуться до своего кинжала, но я не давал. Мы подкатились к самому костру, и он вырвался из моей хватки. Я думал, он собирается выхватить кинжал и вонзить в меня, но он вскочил на ноги и пустился наутек.
   Стряхивая грязь с одежды, я сказал Равду:
   – Вы можете забрать свой скильд обратно, раз хотите.
   – Если хотите. – Он даже бровью не повел. – «Если» выражает предположение или возможность, а «раз» означает утверждение или уверенность. Ты слишком грамотно говоришь, Эйбел, чтобы делать такие непозволительные ошибки.
   Я кивнул. Я все еще не понимал, что он за человек, и сомневался, пойму ли когда-нибудь.
   – Я думал, вы разозлитесь на меня.
   Равд потряс головой.
   – Свону скоро предстоит стать рыцарем. Этого ожидает его семья и он сам. А также его светлость – да и я, коли на то пошло. Таким образом, он станет рыцарем. Но прежде чем пройти акколаду, Свон должен многому научиться. Я учу его по мере своих сил.
   – И меня, – сказал я. – Правильно употреблять слова «раз» и «если» – и многим другим вещам.
   – Благодарю тебя.
   Несколько минут мы сидели, погруженные каждый в свои мысли. Потом я спросил:
   – А я могу стать рыцарем?
   Тут я в первый и последний раз увидел на обычно бесстрастном лице Равда слабое подобие удивления: глаза у него чуть округлились.
   – Мы можем взять тебя с собой, если ты имеешь в виду это.
   Я помотал головой:
   – Мне нужно остаться здесь и заботиться о Бертольде Храбром. Но когда-нибудь? Если я останусь здесь?
   – Мне кажется, ты уже почти рыцарь. Что делает мужчину рыцарем, Эйбел? Мне бы хотелось услышать твои суждения на сей счет.
   Он вдруг напомнил мне мою учительницу математики, магистра Спаррео, и я широко ухмыльнулся:
   – И поправить меня.
   Равд улыбнулся мне в ответ:
   – И поправить тебя в случае необходимости. Так скажи мне, чем рыцарь отличается от любого другого мужчины?
   – Кольчугой вроде вашей.
   Равд отрицательно потряс головой.
   – Тогда большим конем вроде Черногривого.
   – Нет.
   – Деньгами?
   – Конечно же нет. Я упомянул об акколаде, когда мы с тобой говорили о моем оруженосце. Ты меня понимаешь?
   Теперь я помотал головой.
   – Акколада – это обряд, по совершении которого человек получает право называться рыцарем. Позволь спросить тебя еще раз: что делает мужчину рыцарем, Эйбел? Что именно делает человека настолько отличным от других людей, что мы называем его иначе, нежели всех остальных воинов?
   – Акколада, сэр.
   – Акколада лишь узаконивает звание рыцаря, это всего лишь формальность, признание уже существующих качеств. Любого прошедшего акколаду мы начинаем называть рыцарем.
   Я поразмыслил над последними словами и подумал о Равде, который сам был рыцарем.
   – Сила и мудрость. Не первая или вторая по отдельности, но обе вместе.
   – Теперь уже ближе. Почти в самую точку, пожалуй. Речь идет о чести, Эйбел. Рыцарь – это человек, который живет достойно и умирает достойно, поскольку честь для него превыше жизни. Если чувство чести заставляет его сражаться, он сражается. Он не считает своих противников и не оценивает здраво свои силы, поскольку все это для него ничего не значит. И никак не влияет на его решение.
   Шум ветра и шелест ветвей стихли, и мне показалось, будто весь мир напряженно прислушивается к словам Равда.
   – Точно так же он руководствуется чувством чести в своих поступках по отношению к другим, даже если они не отвечают взаимностью. Он всегда держит свое слово, кому бы его ни дал.
   Я упорно гнул свою линию:
   – Я знал человека, который смело вышел на бой с ангридами, вооруженный лишь копьем и топором. У него не было щита, доспехов, коня и всего такого прочего. Все остальные хотели убежать, и многие так и сделали. Но он не отступил. Он был рыцарем? Я говорю не о себе.
   – За что он сражался, Эйбел? – почти шепотом спросил Равд.
   – За Герду и за свой дом. За урожай на своих полях и за свой скот.
   – Значит, он не был рыцарем, хотя именно такого человека я хотел бы видеть в рядах своих последователей.
   Я спросил, много ли у него последователей, ибо в лесу он все-таки оказался один-одинешенек, если не считать Свона.
   – Больше, чем мне хочется, но среди них мало людей, способных сравниться храбростью с твоим знакомым. Я бы щедро отблагодарил всех до единого оверкинов в Скае, будь у меня хоть сотня людей, похожих на него.
   – Он хороший человек. – Я вызвал в воображении образ Бертольда Храброго и подумал обо всех вещах, которые мы сможем купить на два скильда.
   – Я верю тебе. Теперь ложись и поспи. Нам нужно, чтобы ты хорошо выспался к утру.
   – Только сперва я хочу попросить вас об одном одолжении. – Я снова чувствовал себя маленьким ребенком и потому с трудом подбирал слова. – Я не сделаю ничего плохого.
   Равд улыбнулся.
   – Не сомневаюсь.
   – Ну то есть я не украду его и не пораню им ни вас, никого. Вы не позволите мне взглянуть на ваш меч? Пожалуйста! На минутку!
   Равд извлек меч из ножен.
   – Удивительно, что ты не попросил меня об этом раньше, когда светило солнце и ты мог разглядеть клинок получше. Ты уверен, что не хочешь подождать до завтра?
   – Нет. Пожалуйста! Я хочу увидеть его сейчас. И обещаю, я никогда больше не попрошу вас о такой услуге.
   Равд протянул меч рукоятью вперед, и она показалась мне теплой и живой. Длинный обоюдоострый клинок, украшенный золотыми письменами; бронзовый эфес, обтянутый конской кожей и увенчанный золотой львиной головой. Я внимательно рассмотрел меч, сжал в руке покрепче, чтобы взмахнуть им, – и с удивлением обнаружил, что стою на ногах, хотя не собирался вставать.
   Пару минут я размахивал мечом, а потом вытянул его вперед таким образом, что свет костра падал прямо на клинок.
   – Здесь что-то написано. Что именно?
   – Лут. Ты не умеешь читать?
   Я знал, что умею. Потому сказал:
   – Это слово я просто не разобрал.
   – Лут. Имя кузнеца, выковавшего клинок. – Равд протянул руку, и я отдал меч. Он протер клинок тряпицей. – Мой меч носит имя «Дева-воительница». Лут – всем известный кузнец в Форсетти, в городе моего сеньора, герцога Мардера. Твой герцог – герцог Индайн – умер. Ты знаешь?
   – Я так и думал.
   – Сейчас мы пытаемся присоединить его владения к нашим и, боюсь, не особо преуспеваем в своих стараниях. – В улыбке Равда сквозила тонкая ирония.
   – На монете, которую вы мне дали, изображен герцог Мардер?
   Равд отрицательно покачал головой:
   – Нет, наш король, король Арнтор.
   – А что изображено на его щите?
   – Никра. Ложись и спи. Все остальные вопросы прибереги до завтра.
   – Она существует на самом деле?
   – Спи!
   Когда Равд говорил таким тоном, спорить не имело смысла. Я лег, повернулся спиной к костру и заснул крепким сном, едва лишь сомкнул веки.

Глава 5
УЖАСНЫЕ ГЛАЗА

   Меня разбудил непонятный шум. Я услышал голос Свона и голос Равда и решил, что, если не хочу затеять очередную драку, мне лучше лежать спокойно и слушать.
   – Я споткнулся, – сказал Свон.
   – Тебя никто не толкнул? – спросил Равд.
   – Говорю же, я просто споткнулся!
   – Знаю. Я хочу проверить, подтвердишь ли ты свои слова. Мне показалось, что тебя кто-то толкнул в спину. Я ошибся?
   – Да!
   – Ясно. Вижу, ты снова при своем мече.
   – Я нашел его в кустах. Не думаете же вы, что я вернулся бы без него!
   – Почему бы и нет? – В голосе Равда послышался интерес. – Если ты имеешь в виду, что меч может тебе понадобиться для выяснения отношений с нашим проводником, то час назад он тебе не особо пригодился.
   – На нас могут напасть.
   – Разбойники? Да, вполне возможно.
   – Вы собираетесь спать в доспехах?
   – Разумеется. Это одна из вещей, которым должен научиться рыцарь. – Равд вздохнул. – За много лет до нашего с тобой рождения один мудрый человек сказал, что рыцарь должен научиться всего трем вещам. Кажется, неделю назад я говорил тебе, каким именно, хотя, наверное, таких вещей больше. Не скажешь ли мне, чему должен научиться рыцарь?
   – Ездить верхом. – Свон говорил таким тоном, словно с трудом выдавливал слова.
   – Прекрасно. Что еще?
   – Говорить правду.
   – Вот именно, – задумчиво протянул Равд. – Вот именно. Начнем сначала? Или ты предпочитаешь пропустить эту часть?
   Если Свон и ответил что-то, то я ничего не расслышал.
   – Я сидел здесь не смыкая глаз с той минуты, как ты убежал. Сначала разговаривал с нашим проводником, а потом, когда он уснул, разговаривал сам с собой. Иными словами, размышлял. Среди всего прочего я думал о том, как он швырнул твой меч. Вероятно, ты тоже думал.
   – Я не хочу говорить об этом.
   – Ну и не надо. Но в таком случае говорить придется мне. Когда человек далеко бросает тяжелый предмет вроде меча или копья, он напрягает все мышцы своего тела – не только руки, но также ног и туловища. Эйбел этого не сделал. Он просто отбросил твой меч, словно огрызок яблока. Я думаю…
   – Кого волнует, что вы думаете?
   – Меня, например. – В голосе Равда, ровном и холодном, как полированная сталь, послышались зловещие нотки. – И тебя должно волновать, Свон. За все время сэр Сэйбел ударил меня дважды, один раз кулаком, другой раз мечом плашмя. Я был его оруженосцем десять лет и два года. Безусловно, я говорил тебе это.
   Наверное, Свон кивнул. Я не видел.
   – Ударил мечом плашмя, потому что я накинулся на него. Он имел полное право убить меня, но он был добрым и милосердным рыцарем, каким мне никогда не стать. А кулаком ударил, когда я сказал что-то лишнее или, наоборот, промолчал, когда следовало говорить. Я так и не понял, за что именно. Тогда он был пьян – но все мы напиваемся время от времени, верно ведь?
   – Вы не напиваетесь.
   – Поскольку он был пьян, я счел это не столь унизительным, чем счел бы в другом случае. Возможно, я сказал, что меня не интересует его мнение. Да, вполне вероятно. Эйбел отбросил в сторону твой меч с такой легкостью, с какой человек отбрасывает сухую коровью лепешку или нечто подобное. Кажется, я уже говорил это. Он просто отшвырнул его, не напрягая мышц и не стараясь закинуть подальше. Если бы ты бросил так биту, я бы тебя просто убил. В смысле – отругал бы.
   Свон пробормотал что-то, но я не разобрал слов.
   – Возможно. Я хочу сказать, что таким небрежным броском твой меч невозможно отправить далеко. На три-четыре шага. В лучшем случае на пять. Но я не слышал, как ты искал его в темноте, хотя и прислушивался. Напряженно прислушивался.
   – Я случайно наступил на него, – сказал Свон. – Я вовсе не искал.
   – Человек принимает решение не лгать, но всегда принимает решение немного подождать с честностью. Потом, не сейчас. – Голос Равда звучал устало.
   – Я не лгу!
   – Конечно лжешь. Ты случайно наступил на меч всего в четырех шагах от меня. И не издал ни звука, не вскрикнул от удивления. Ты молча наклонился и поднял его. Мне думается, тебе пришлось нащупать рукоять, чтобы не пораниться в темноте об острое лезвие. Потом ты совершенно бесшумно вложил меч в ножны – в деревянные ножны, обтянутые кожей. А потом вернулся к нашей стоянке с западной стороны, споткнувшись обо что-то так сильно, что едва не упал в костер.
   Свон испустил мучительный стон, но не произнес ни слова.
   – Должно быть, ты несся во весь дух, коли с трудом удержался на ногах, когда споткнулся. Верно ведь? Несся по незнакомому лесу в кромешной тьме?
   – Кто-то схватил меня.
   – Ага! Наконец-то мы подошли к интересующему нас вопросу. По крайней мере, я так надеюсь. И кто же схватил тебя?
   – Не знаю. – Свон прерывисто вздохнул. – Ваш смерд погнался за мной, когда я убежал?
   – Нет, – сказал Равд.
   – Я думал, он гонится за мной, и потом я наткнулся в темноте на кого-то. Только мне кажется, это был не человек, а… а призрак или что-то вроде.
   – Интересно.
   – Их было несколько. – Похоже, Свон начинал успокаиваться. – Не знаю, сколько именно. Четверо или пятеро.
   – Продолжай.
   Я не понял, верит ему Равд или нет.
   – Они отдали мне мой меч, привели меня сюда и толкнули к костру, как вы и предположили.
   – Они говорили тебе что-нибудь?
   – Нет.
   – Ты поблагодарил их за то, что они вернули тебе меч?
   – Нет.
   – Они тебе ничего не дали? Амулет, письмо или что-нибудь такое?
   – Нет.
   – Они увели наших лошадей?
   – Не думаю.
   – Пойди посмотри, пожалуйста. Проверь, крепко ли они привязаны и не в мыле ли.
   – Я не… сэр Равд…
   – Ступай!
   Свон расплакался, и мне захотелось сесть и сказать что-нибудь – что угодно, – чтобы успокоить беднягу. Я хотел сказать, что сам пойду взглянуть на лошадей, но потом понял, что тогда он расстроится еще сильнее.
   Когда Свон перестал плакать, Равд сказал:
   – Кто бы они ни были, они здорово тебя напугали. Ты боишься их больше, чем меня или нашего проводника. Они подслушивают нас?
   – Не знаю. Наверное, да.
   – И ты боишься, что они накажут тебя, коли ты скажешь мне правду?
   – Да!
   – Вряд ли такое случится. Если они действительно слышат нас, они слышали, что правды ты мне так и не сказал, Эйбел, ты не спишь. Сядь, пожалуйста, и посмотри на меня.
   Я подчинился.
   – Что ты слышал?
   – Все или почти все. Как вы догадались, что я не сплю?
   – Когда ты спал по-настоящему, ты с дюжину раз перевернулся с боку на бок и дважды невнятно забормотал. Один раз легко всхрапнул. Когда ты притворялся, что спишь, ты ни разу не пошевелился и не издал ни звука, хотя мы говорили нормальными голосами на расстоянии двух шагов от тебя. Значит, ты либо бодрствовал, либо умер.
   – Я не хотел ставить Свона в еще более неприятное положение.
   – Весьма великодушно с твоей стороны.
   – Извини, что я бросил в кусты твой меч, Свон.
   – Ты знаешь, кто поймал Свона и привел обратно к нам?
   Я понятия не имел. Я помотал головой.
   Свон вытер нос рукой.
   – Они передали мне сообщение для тебя, Эйбел. Знай, что твой товарищ детских игр разыскивает тебя.
   Надо полагать, у меня отвисла челюсть.
   – Кто они, твои друзья детства, Эйбел? – спросил Равд.
   – Наверное…
   – Разбойники?
   Я отрицательно потряс головой.
   – Вряд ли. Может, эльфы?
   Лицо Равда приняло задумчивое выражение.
   – Свон, ты хотел убить Эйбела?
   – Да. – Свон больше не плакал; он вытащил из-за пояса свой кинжал и протянул мне. – Я хотел убить тебя вот этим. Возьми, коли хочешь.
   Я повертел кинжал в руках. Прямая длинная линия лезвия была резко скошена к концу.