Вулф Джин. Рыцарь

   – Тесак. – Свон говорил таким обыденным тоном, словно мы мило болтали за ужином. – Похож на ножи инеистых великанов. Конечно, у них тесаки гораздо больше.
   – И ты хотел убить меня этим?
   Свон кивнул.
   – Почему ты признаешься нам в этом сейчас, Свон? – спросил Равд.
   – Потому что они велели передать Эйбелу свои слова, как только он проснется, а мне кажется, они сейчас подслушивают.
   – Да, ты говорил.
   – Я надеялся, что вы уснете. Тогда бы я потихоньку разбудил его и прошептал все на ухо. Так я хотел сделать.
   – И тебе не пришлось бы рассказывать мне, что с тобой случилось?
   Свон кивнул.
   – Он мне не нужен, – сказал я, возвращая Свону кинжал. – У меня есть свой собственный нож, и он мне больше нравится.
   – Ты вполне можешь рассказать нам все, – сказал Равд, и Свон так и сделал.
   – Я не наткнулся на них, как говорил раньше. Я наткнулся на дерево и ударился так сильно, что упал. Очухавшись, я поднялся на ноги и принялся ходить кругами вокруг вашего костра, стараясь оставаться незамеченным. Когда я оказывался позади Эйбела, я подходил к нему почти вплотную. Вы сказали, что услышали бы мои шаги и все такое прочее, найди я поблизости свой меч. Я так не думаю, поскольку вы не слышали, как я подходил совсем близко. Я ждал, когда вы уснете. Я собирался потихоньку убить Эйбела, когда вы заснете крепким сном, отволочь тело подальше и спрятать. Я бы вернулся только завтра после полудня, и вы бы подумали, что он просто сбежал… Они набросились на меня сзади и схватили, не производя почти никакого шума. У них были мечи и луки. Они вывели меня на поляну, где я сумел немного рассмотреть их в лунном свете, и сказали, что, если я причиню вред Эйбелу, они обратят меня в своего раба. И мне придется служить им до конца своих дней.
   Равд задумчиво потер подбородок.
   – Они велели мне передать Эйбелу свое послание и заставили меня повторить его семь раз и поклясться на своем мече, что я передам все слово в слово.
   – У них был твой меч?
   – Ну да. – В голосе Свона послышалась саркастическая нотка, значение которой впоследствии я понял гораздо лучше. – Я не знаю, как они умудрились все проделать незаметно для вашего слуха, но они таки умудрились.
   Вспомнив рассказы Бертольда Храброго, я спросил, были ли они черными.
   – Нет. Я не знаю, какого цвета они были, но определенно не черного. В лунном свете они казались бледными.
   – Эйбел считает, что это могли быть эльфы, – сказал Равд. – И я так считаю. Насколько я понимаю, они не назвались?
   – Нет… но, вполне возможно, вы правы. Они точно не люди вроде нас с вами.
   – Я никогда не видел эльфов. А ты, Эйбел?
   – Не помню такого, – сказал я. – Но вот Бертольд Храбрый видел. Он говорил, что эльфы, досаждавшие ему, были черными как уголь или как смоль.
   Равд снова повернулся к Свону:
   – Ты должен честно рассказать мне все, что помнишь о них. Или они запретили тебе рассказывать?
   Свон отрицательно потряс головой:
   – Они велели передать Эйбелу послание, когда он проснется, и не причинять ему вреда. Вот и все.
   – Почему они так пекутся о нем?
   – Они не сказали.
   – А ты знаешь, Эйбел?
   – Нет. – Я пожалел, что Равд заметил, что я проснулся. – Они хотят, чтобы я сделал что-то, но я не знаю, что именно.
   – Тогда откуда ты знаешь, что они хотят?
   Я не ответил.
   – Наш король родился в Эльфрисе, – сказал мне Равд, – и его сестра, принцесса Моркана, тоже. Поскольку ты не узнал отчеканенное на скильде лицо, вряд ли ты знал это.
   – Я не знал, – сказал я.
   – Мне кажется, мой оруженосец тебе не верит – или, по крайней мере, не верил до сих пор, хотя сейчас, возможно, изменил свое мнение.
   – Люди говорят об Эльфрисе так, словно это соседняя страна вроде Остерленда, – сказал мне Свон. – Сэр Равд говорит, что на самом деле это другой мир. Коли так, я не понимаю, каким образом люди переходят оттуда сюда и наоборот.
   Равд пожал плечами:
   – Этого я не могу тебе сказать, поскольку сам никогда не покидал пределов нашего мира. Однако могу сказать тебе, что неразумно отрицать все, недоступное твоему пониманию. Как были одеты люди, схватившие тебя? Ты рассмотрел?
   – Они вообще не были одеты. Они были голые, словно нищие дети. Но высокие, выше меня, и худые. – Свон судорожно сглотнул. – У них ужасные глаза.
   – В каком смысле ужасные?
   – Не знаю, как объяснить. Полные лунного света, обращенного в яркое пламя. На них было больно смотреть.
   Равд минуту-другую сидел молча, задумчиво потирая ладонью подбородок.
   – Еще один вопрос, Свон, а потом мы ляжем спать, все. Уже поздно, а нам завтра рано вставать. Ты сказал, что их было четверо или пятеро. Это правда?
   – Примерно столько. Я не уверен.
   – Эйбел, подкинь веток в костер, раз уж ты не спишь. А скольких ты видел точно, Свон?
   – Четверых. Трое были мужчинами. Существами мужского пола или как там они называются. Но возможно, я видел не всех.
   – Значит, четвертая была женщина. Она говорила что-нибудь?
   – Нет.
   – А сколько мужчин говорили с тобой?
   – Трое.
   Равд зевнул – вполне вероятно, притворно.
   – Ложись, Свон. Постарайся заснуть, коли сможешь.
   Свон расстелил на земле одеяло и лег.
   – Думаю, тебе нечего бояться, Эйбел. Во всяком случае, Свон тебя не тронет.
   Наверное, я кивнул; но я думал о другом мире, странным образом похожем просто на другую страну, и о желтых глазах, сверкавших в лунном свете подобно кошачьим.

Глава 6
ГЛЕННИДАМ

   Мы достигли Гленнидама незадолго до полудня, и Равд созвал всех жителей деревни, мужчин, женщин и даже детей. Он начал с того, что воткнул меч в бревно, которое мы со Своном притащили для него.
   – Я собрал вас здесь, чтобы вы присягнули на верность нашему сеньору, герцогу Мардеру, – сказал он. – Я не стану никого принуждать – вы вольны отказаться, коли пожелаете. Но вам следует знать, что я доложу герцогу о тех, кто не присягнул.
   После этого они присягнули, все до единого, возлагая руки на увенчанную львиной головой рукоять меча и повторяя слова клятвы вслед за Равдом.
   – А теперь я хотел бы побеседовать наедине с некоторыми из вас, – сказал он, после чего выбрал из толпы шестерых мужчин и шесть женщин и велел нам со Своном присматривать за остальными, пока он разговаривает с первым человеком в передней комнате самого большого дома.
   Беседа продолжалась целый час, и ожидающие своей очереди люди начали проявлять нетерпение, но Свон взялся за рукоять меча, грозно прикрикнул на них, и они притихли. Наконец первый мужчина вышел из дома, обливаясь потом и пряча глаза от остальных одиннадцати, а Равд вызвал первую женщину. Она вошла в дом, дрожа от страха, и медленно поползли минуты. Блестящая синяя муха, страшно жирная, с жужжанием кружила сначала вокруг меня, потом (когда я отогнал ее) вокруг Свона и наконец вокруг невысокого чернобородого мужчины, которого все называли Таугом и который казался слишком подавленным, чтобы отмахиваться от назойливого насекомого.
   В дверях появилась женщина с мокрым от слез лицом.
   – Эйбел! Кто из вас Эйбел? Он зовет тебя.
   Я вошел в дом, и женщина села на низкую скамеечку для доения напротив Равда.
   Он сидел на короткой скамье со спинкой.
   – Эйбел, это Брега, – сказал он. – Я разрешаю ей сидеть, поскольку она женщина. Мужчины стоят. Брега говорит, что один местный житель по имени Сикснит водит знакомство с разбойниками и иногда принимает их в своем доме. Ты понимаешь, почему я позвал тебя?
   – Да, сэр, – ответил я. – Только вряд ли я смогу быть вам полезен.
   – Если мы ничего не узнаем от тебя, возможно, ты узнаешь что-нибудь от нас. – Равд обратился к женщине: – Брега, я хочу объяснить тебе твое положение. На самом деле, должен объяснить, поскольку мне кажется, ты не понимаешь.
   Брега, худая и уже немолодая женщина, шмыгнула носом и вытерла глаза уголком фартука.
   – Ты боишься, что Эйбел расскажет остальным, что ты выдала Сикснита. Я прав?
   Она кивнула.
   – Он не расскажет, но тебе грозит гораздо более серьезная опасность. Кстати, вы двое знакомы друг с другом?
   Женщина помотала головой:
   – Нет, сэр.
   – Ты рассказала мне про Сикснита, и, конечно же, я попытаюсь разыскать его и поговорить с ним. Люди за дверью знают, что ты разговаривала со мной, и чем дольше продлится наша беседа, тем больше будет у них оснований считать, что ты рассказала мне очень и очень многое. Ты меня понимаешь?
   – Д-да.
   – Тебя или твоего мужа когда-нибудь грабили разбойники?
   – Они сбили меня с ног. – Слезы хлынули у нее из глаз и пару минут лились рекой.
   – Ты знаешь имя разбойника, который сбил тебя с ног?
   Она помотала головой.
   – Но если бы знала, ты сказала бы мне, правда ведь? Тебе не имеет смысла утаивать имя разбойника, когда ты уже рассказала мне столь многое. Ты же это понимаешь, верно?
   – Эгил.
   – Спасибо. Ты дала клятву, Брега, самую торжественную клятву, какую только может дать женщина. Ты признала герцога Мардера своим сеньором и поклялась беспрекословно подчиняться ему во всем. Если ты нарушишь клятву, Хель обречет твою душу на страшные муки в Муспеле, Огненном Круге. Твои жертвоприношения эльфам не помогут тебе. Надо полагать, ты это знаешь.
   Она кивнула.
   – Я здесь, поскольку меня послал сюда герцог Мардер. Если бы не это обстоятельство, я сидел бы сейчас за своим столом в замке Редхолл или занимался там своими лошадьми. Я говорю от лица герцога Мардера, как если бы он присутствовал здесь собственной персоной. Я его рыцарь.
   Она шмыгнула носом.
   – Я знаю.
   – Вдобавок разбойники станут мстить тебе и всем жителям вашей деревни, коли не отнять у них такую возможность. Эгил, ударивший тебя, поступит еще хуже. Сейчас тебе представился случай отомстить за нанесенную обиду – словами, которые значат больше, чем мечи для нас с герцогом Мардером. Ты знаешь, кто еще из местных жителей водит знакомство с разбойниками? Есть тут такие?
   Она помотала головой.
   – Значит, только Сикснит. Как зовут его жену?
   – Дизира.
   – В самом деле? – Равд поджал губы. – Это опасно похоже на имя королевы, иногда использующееся в магических обрядах. Ты знаешь имя королевы?
   – Нет. Я не произношу его вслух.
   – А она? Я не стану произносить вслух ее имя. Имя женщины, о которой идет речь. Жены Сикснита. Она когда-нибудь упоминала о королеве в твоем присутствии?
   – Нет, – повторила Брега.
   Равд вздохнул.
   – Эйбел, ты узнаешь Сикснита, коли увидишь? Подумай хорошенько, прежде чем отвечать.
   – Наверняка узнаю, сэр.
   – Опиши его, пожалуйста, Брега.
   Женщина растерянно таращила глаза.
   – Он высокий?
   – Выше меня, сэр. – Она развела руки на фут, показывая, насколько выше.
   – Борода темная?
   – Рыжая.
   – Одноглазый? Кривоносый? Хромой?
   В ответ на каждый вопрос Брега решительно мотала головой.
   – Что еще ты можешь сказать о нем?
   – Он толстый, – задумчиво проговорила она. – И ходит вот так. – Он встала и прошлась по комнате, ставя ступни носками внутрь.
   – Понятно. Эйбел, описанный человек никого тебе не напоминает? Толстый. Рыжебородый. Косолапый.
   Напоминал.
   – Во время нашего первого разговора ты не назвал имя жены Сикснита. Ты просто не знал его или благоразумно решил не произносить вслух?
   – Просто не знал. Я не боюсь произносить имя «Дизира».
   – Тогда советую тебе произносить его пореже. Ты знаешь, как она выглядит?
   Я кивнул:
   – Маленького роста, с черными волосами и очень белой кожей. Она не показалась мне особо хорошенькой, когда Сикснит обманывал нас с Бертольдом Храбрым, но я видал женщин и пострашнее.
   – Брега, он правильно описал жену Сикснита?
   – Вроде да. – Брега в очередной раз вытерла глаза уголком фартука.
   – Хорошо. Послушай меня внимательно, Эйбел. Если ты не намерен последовать моему совету относительно имени женщины, сделай хотя бы следующее: обыщи деревню и найди этих двоих. Когда найдешь одного из них или обоих, приведи ко мне, коли сумеешь. А если не сумеешь, вернись сюда и сообщи мне, где они находятся. Брега к тому времени уже уйдет, но я, вполне вероятно, еще буду беседовать с остальными. Входи смело, не бойся прервать наш разговор.
   – Да, сэр.
   – Конечно, в первую очередь мне нужен Сикснит. Но его жену я тоже хочу видеть. Вероятно, она знает меньше, но, возможно, скажет нам больше. Поскольку у нее грудной ребенок, она едва ли покинула деревню. Теперь ступай.
 
   На окраине Гленнидама я остановился и окинул взглядом широкие поля, покрытые молодой весенней травкой. Я заглянул в каждую комнату в каждом доме, а также в каждый амбар и сарай, но так нигде и не нашел ни Сикснита, ни его жены. Равд велел мне входить к нему прямо посреди допроса, коли я обнаружу местонахождение одного из них или обоих, но вряд ли ему понравилось бы, если бы я явился только затем, чтобы доложить, что никого не нашел.
   И Равд прав, сказал я себе. Женщина с новорожденным младенцем вряд ли добровольно пустится в долгое путешествие. Скорее всего, услышав о прибытии в Гленнидам рыцаря, она убежала в ближайший лес, где могла сидеть в тени деревьев и кормить своего ребенка. Если я поищу там… Пытаясь принять решение, я тихо позвал:
   – Дизира! Дизира!
   И мне сразу показалось, будто в густой листве на самой опушке леса мелькнуло женское лицо. С одной стороны, я не сомневался, что это всего лишь обман зрения, игра света и тени; но с другой стороны, я был уверен, что видел Дизиру.
   Или, по крайней мере, какое-то живое существо.
   Я неуверенно шагнул вперед, остановился на мгновение, все еще колеблясь, а потом решительно зашагал к лесу.

Глава 7
ДИЗИРИ

   – Помогите…
   Это был не столько крик, сколько протяжный стон, похожий на жалобный вой ветра, и, подобно воющему ветру, он разнесся по всему лесу. Я продрался через кусты на лесной опушке, торопливо прошел через густые заросли молодых деревьев, а потом бросился бегом между старых деревьев, которые по мере моего продвижения становились все больше и росли все реже.
   – Пожалуйста, помогите. Пожалуйста…
   Я остановился, чтобы перевести дыхание, поднес ко рту сложенные рупором ладони и во всю силу легких крикнул: «Я иду!» Зашагав дальше по молодой траве, я задался вопросом, откуда она знает, что поблизости есть кто-то, кто может ее услышать. Возможно, она не знает. Возможно, она просто кричит так время от времени уже не один час.
   Я снова перешел на трусцу, потом на бег. Взобрался на крутую горку, поросшую угрюмым болиголовом, и двинулся вдоль гребня, который наконец пошел вниз и свернул в Дубовые заросли. Мне все время казалось, что женщина, взывающая о помощи, находится в сотне шагов впереди, не более.
   Женщина, вне всяких сомнений, являвшаяся женой Сикснита, Дизирой.
   Вскоре я вышел к узкой речушке – очевидно, к Гриффину. Не мудрствуя лукаво, я перешел поток вброд прямо там же. Мне пришлось держать высоко над головой мой лук, колчан и кожаный мешочек, пока я шел по горло в воде, но я таки перебрался через реку и вскарабкался на противоположный отлогий берег, усыпанный округлыми камнями.
   Там могучие буки, поросшие мхом, гордо возносили свои кроны ввысь, к чудесному миру под названием Скай; и голос женщины, взывавшей ко мне о помощи, звучал совсем близко, всего (как мне казалось) в нескольких шагах. Я найду несчастную в тенистой лощине, полной грибов и прошлогодних листьев, понятное дело. Она находится совсем рядом, на другой стороне бобрового луга, вне всяких сомнений; или нет, на вершине невысокой скалы прямо за ним.
   Но, взобравшись на скалу, я по-прежнему слышал молящий голос, раздававшийся где-то неподалеку. Тогда я несколько раз выкрикнул имя женщины, набирая побольше воздуха в грудь.
   – Дизира!.. Дизира!.. Дизира!..
   – Я здесь! Здесь, возле поваленного дерева!
   Несколько секунд я слышал лишь свое дыхание, а потом увидел поваленное дерево в неглубокой лощине за скалой: расщепленный ствол, сломанные ветви и ворох листвы, сквозь который виднелось нечто зеленое, как сама весна.
   – Оно упало, – сказала она, когда я подбежал. – Я хотела попробовать немного передвинуть его, и оно упало мне на ногу. И ногу никак не вытащить.
   Я подсунул под дерево лук на манер рычага и попытался его приподнять; казалось, ствол даже не шелохнулся, но женщине все же удалось вытащить из-под него ногу. К тому времени, когда она высвободилась, я заметил нечто столь странное, что не поверил своим глазам, и столь необычное, что едва ли сумею описать это как следует. Полдневное солнце светило ярко, и одетые листвой ветки поваленного дерева (вероятно, пораженного молнией) и всех прочих деревьев отбрасывали узорчатые тени. Мы стояли в почти сплошной тени, но лучи ослепительного солнечного света местами пробивались сквозь листву. Казалось бы, в этих лучах я должен был видеть женщину совершенно отчетливо.
   Но ничего подобного: я совершенно отчетливо видел ее в тени, но когда солнце падало ей на лицо, ноги, плечи или руки, она становилась почти незримой. Однажды в школе мистер Поташ показывал нам голограмму. Он опустил шторы на окнах и объяснил, что чем темнее в помещении, тем лучше она видна. Когда мы все рассмотрели голограмму, я поднял одну из штор и убедился, что мистер Поташ прав. Изображение потускнело, но снова стало ярким и четким, стоило только мне опустить штору.
   – Пожалуй, мне не стоит наступать на нее. – Морщась, она потирала ногу. – Больно. В нескольких шагах отсюда есть пещера. Ты сможешь отнести меня туда?
   Я сомневался, но не собирался отказываться, не попытавшись. Я поднял женщину на руки. Она весила меньше многих малышей, которых мне доводилось таскать на руках, но казалась теплой и живой на ощупь, и она поцеловала меня.
   – Там мы укроемся от дождя, – сказала она и опустила глаза, якобы застенчиво, но я знал, что она вовсе не застенчива.
   Я зашагал вперед, надеясь, что иду в нужном направлении, и сказал, что дождя не будет.
   – Будет. Разве ты не заметил, как посвежело? Прислушайся к птицам. Возьми чуть левее и загляни за большой пень.
   Там оказалась маленькая уютная пещерка, с потолком высотой ровно в мой рост, где находилась постель из оленьих и прочих шкур, застеленная зеленым бархатным покрывалом.
   – Положи меня туда, пожалуйста, – сказала она.
   Я так и сделал, и она снова поцеловала меня, а когда выпустила из своих объятий, я уселся на ровный песчаный пол пещеры, с трудом переводя дыхание. Она рассмеялась, но ничего не сказала.
   Несколько минут я тоже не произносил ни слова. Мысли теснились у меня в голове, но мешались, путались и ускользали, и я чувствовал такое возбуждение, что мне казалось, вот-вот произойдет нечто такое, чего я буду стыдиться до конца своих дней. Прекраснее женщины я в жизни не видел (и она по-прежнему прекрасна), и я невольно закрыл глаза, отчего она снова рассмеялась.
   У нее был восхитительный неземной смех. Похожий на тонкий звон золотых колокольчиков, подвешенных среди цветов в сказочно красивом лесу и колеблемых легким ветерком. Открыв наконец глаза, я прошептал:
   – Кто ты? На самом деле?
   – Та, которую ты звал. – Она улыбнулась, теперь не пряча от меня взгляда. Наверное, такие глаза у леопардов, но я все же несколько сомневался.
   – Я звал жену Сикснита, Дизиру. Но ты – не она.
   – Я Дизири, моховая дева, и я поцеловала тебя.
   Я все еще чувствовал вкус ее губ; и ее волосы пахли свежей землей и сладковатым дымом.
   – Мужчины, которых я целую, не покидают меня, покуда я сама их не прогоняю.
   Я хотел встать, но понял, что не могу отойти от нее ни на шаг.
   – Я не мужчина, Дизири, я просто ребенок.
   – Ты мужчина! Мужчина! Дай мне каплю своей крови, и я докажу тебе.
 
   К утру дождь прекратился. Мы с ней плавали в реке и лежали, словно две змеи, на огромном затененном валуне, возвышавшемся всего на дюйм над водой. Я знал, что стал совсем другим, но не понимал, в чем именно состоит произошедшая со мной перемена. Наверное, так чувствует себя гусеница, минуту назад превратившаяся в бабочку и еще не высушившая свои крылышки.
   – Скажи мне, – спросил я, – если появится другой мужчина, он увидит тебя такой же, какой вижу я?
   – Другой мужчина не появится. Разве твой брат не рассказывал тебе обо мне?
   Я не понял, имеет она в виду Бертольда Храброго или тебя, Бен, но я помотал головой.
   – Он меня знает.
   – Его ты тоже целовала?
   Она рассмеялась и отрицательно потрясла головой.
   – Бертольд Храбый говорил, что эльфы черные как сажа.
   – Мы моховые эльфы, Эйбел. И мы обитатели леса, а не дымоходных труб. Вы называете нас дриадами, лесными духами, покровителями деревьев. Ты можешь сам придумать для нас любое имя. Как бы ты хотел называть нас?
   – Ангелы, – прошептал я, но она вдруг прижала палец к моим губам.
   Я моргнул и отвел взгляд в сторону. И теперь, когда я видел Дизири лишь краем глаза, мне показалось, что она не похожа на девушку, с которой я плавал в реке, и на всех девушек, с которыми я совсем недавно занимался любовью.
   – Хочешь увидеть?
   Я кивнул и почувствовал, как жилы на моей шее набухают и извиваются, словно змеи.
   – Боже мой! – проговорил я и не узнал своего голоса, внезапно ставшего грубым и низким.
   Ужасно странное ощущение: я понимал, что изменился, но не понимал, насколько; и потом еще очень долгое время полагал, что вот-вот снова стану прежним. Запомни это.
   – Ты не возненавидишь меня, Эйбел?
   – Я никогда не смогу возненавидеть тебя.
   Я говорил чистую правду.
   – Мы отвратительны в глазах тех, кто не поклоняется нам.
   Я испустил смешок; гулкий рокот в моем горле также удивил меня.
   – Мои глаза принадлежат мне и слушаются меня, – сказал я. – Я закрою их, прежде чем поцеловать тебя, если нам понадобится полное уединение.
   Она села и поболтала ногами в прозрачной холодной воде.
   – Не при таком ярком освещении.
   Взбитый ее ногой фонтанчик воды сверкнул на солнце, и нас обдало дождем серебряных брызг.
   – Ты любишь солнечный свет, – сказал я. Я чувствовал это.
   Она кивнула.
   – Потому что солнечный свет – твоя стихия, твой мир. Солнце подарило мне тебя, и я тебя люблю. Мои соплеменники любят ночь, и поэтому я люблю и солнечный свет, и ночную тьму.
   Я потряс головой:
   – Не понимаю. Как такое возможно?
   – Любя меня, ты можешь полюбить обычную женщину?
   – Нет, – сказал я. – Никогда.
   И я нисколько не кривил душой.
   Дизири рассмеялась, на сей раз насмешливо.
   – Докажи, – сказала она.
   И снова взбила фонтанчик воды. Изящная тонкая ножка, взлетевшая над сверкающей водой, была зеленой, как молодые весенние листья. Ее лицо, тоже зеленое, заострилось к подбородку подобием треугольника, дерзкое и лукавое. Похожие на сочные ягоды губы прижались к моим, а когда мы отстранились друг от друга, я обнаружил, что смотрю прямо в горящие желтым пламенем глаза. Ее волосы развевались над головой, словно взметенные ветром.
   Я обнял Дизири, прижал к груди и снова поцеловал.

Глава 8
УЛЬФА И ТАУГ

   Когда она исчезла, я попытался найти пещеру. Пещеры на прежнем месте не оказалось – только мои лук, колчан и одежда валялись там на земле. Лук из ветки колючего апельсина, прежде казавшийся слишком большим для меня, стал вдруг очень маленьким, почти игрушечным, а рубашка и штаны просто треснули бы по всем швам, попытайся я натянуть их.
   Отбросив одежду в сторону, я натянул тетиву до самого уха, как всегда делал. Гибкая ветка колючего апельсина согнулась почти пополам, но не сломалась, а вот тетива лопнула. Я отшвырнул ее прочь и вытащил из кожаного мешочка бечеву, которую Парка отмотала мне со своего веретена; странную тетиву, много ночей подряд тревожившую меня во сне приглушенными невнятными голосами и видениями мириад незнакомых жизней. Я натянул новую тетиву на лук, и она запела, когда я туго натянул ее, – и запела еще громче (мощный хор далеких голосов), когда я пустил стрелу вверх вдоль склона холма.
   Я не смог натянуть тетиву до самого уха, поскольку стрела была на фут короче, чем нужно; однако она стремительно пролетела по прямой, словно пуля, и вонзилась в ствол дуба. Голый, я вернулся в Гленнидам с наступлением сумерек и одним ударом повалил наземь невысокого чернобородого мужчину, вздумавшего посмеяться надо мной. Когда он поднялся на ноги и обрел наконец дар речи, то сказал, что Равд и Свон уехали сегодня утром.
   – Значит, они ничем не могут мне помочь, – сказал я. – Тем не менее мне нужна одежда, и, поскольку ты здесь, a они уехали, тебе-то и придется снабдить меня одеждой. Как ты на это смотришь?
   – У н-нас… есть т-ткань.
   У него стучали зубы от страха, поэтому я хранил терпение.
   – М-моя ж-жена в-все с-сошьет вам.
   Мы пошли к нему в дом. Он привел свою дочь, и я пообещал не причинять ей вреда. Девушку звали Ульфа.
   – Вчера сюда приезжал рыцарь, – сказала она, когда отец ушел. – Настоящий рыцарь, в железных доспехах, с огромными конями и двумя мальчиками-слугами.
   – Очень интересно, – сказал я. Я хотел услышать, что она расскажет дальше.
   – К седлу у него был приторочен большой шлем, с такими пышными перьями и изображением льва; и на щите у него тоже был изображен лев, такой золотой лев с обагренными кровью когтями, которыми он как бы вцеплялся в край щита.
   – Это сэр Равд, – сказал я.
   – Да, все так и говорили. Он велел нам ждать возле дома и входить к нему по одному, когда нас вызывают мальчики-слуги, только я не осталась там. Папа боялся, как бы рыцарь не решил поразвлечься в свое удовольствие. – Она хихикнула. – Если вы меня понимаете. Я еще девушка, поэтому папа спрятал меня в хлеву и забросал соломой, только я вышла оттуда, понаблюдала за происходящим и поговорила с людьми, побывавшими в доме. Я имею в виду, с женщинами, поскольку туда заходили и мужчины тоже, но вряд ли он сотворил бы над ними какое-нибудь непотребство. Стойте смирно, пока я наметываю.