Вулф Джин. Рыцарь

   – Я рад за вас.
   – А я-то как рада, сэр. Вы не устали, сэр? Теперь я могу пойти пешком, а вы поедете.
   – Я в полном порядке. – На самом деле мне было приятно размять ноги, а моему жеребцу требовалось немного отдохнуть.
   – Вы почти все время бежите, а путь неблизкий.
   – Я смотрю в себя. – Я хотел объяснить старухе, но это было нелегко. – И я думаю о море, о волнах, безостановочно набегающих на берег, одна за другой. И волны становятся моими шагами.
   – Понимаю, сэр. – Но, судя по тону, она не поняла.
   – Они словно несут меня. Меня научил этому один мой знакомый – или просто рассказал об этом и предоставил морю меня научить. Никакой магии. Море пребывает в каждом. Просто большинство людей не чувствует его в себе.
   Тут я невольно вспомнил о Гарсеге и снова задался вопросом, почему он не наведался ко мне в Митгартре.
   – У меня там все раскрылось, после родов. И тогда мы смогли жить, если вы меня понимаете. Как муж с женой.
   – Ты и ангрид, твой хозяин? Хюмир?
   – Да, сэр. Не то чтобы мне хотелось. Было ужасно больно каждый раз. Но он хотел, а тогда никто не смел его ослушаться. И вот потом я родила Хелу, только она убежала. Хозяин не стал бы ее трогать, поскольку она приходится ему единокровной сестрой, только она… Наверное, этого не стоит говорить, сэр. У нее огромная челюсть, как у всех них. И огромные глаза. И скулы торчат, что рожки у теленка, если вы меня понимаете, сэр. Только кожа хорошая, сэр, и золотистые волосы, в точности как у меня в молодости. За эти-то золотистые волосы мой хозяин, отец Хелы, и взял меня. Он сам так сказал мне однажды – выходит, с цветом волос мне не повезло. Хотя будь они черные или каштановые, как у большинства женщин, он бы, наверное, убил меня.
   Живая изгородь закончилась, но тропинка вела дальше, петляя между деревьями и кустами, растущими по берегу реки.
   – Иногда мне хотелось, чтобы он убил, – пробормотала женщина.
   – Так мы идем на встречу с твоим сыном Хеймиром?
   – О нет, сэр. Я не знаю, где сейчас мой сын, сэр. Нет, это тот самый человек, за которого я собиралась замуж давным-давно. Теперь они взяли в плен и его тоже, сэр, коли в такое возможно поверить. Взяли за то, что он отважно сражался с ними, старик с седой бородой, коли в такое возможно поверить. И… и я надеюсь, ваш конь его не напугает. Своим топотом, я имею в виду.
   Я улыбнулся.
   – Он стучит копытами не громче любой другой лошади, и человек, имевший мужество сражаться с ангридами, вряд ли испугается какой-то лошади. Кроме того, он увидит вас в седле, если только луна…
   – О нет! Не увидит, сэр. Не сможет, сэр. Именно поэтому он думает, сэр, верит в глубине души…
   Последние слова она произнесла сдавленным голосом, и я бросил на нее взгляд через плечо.
   – Что он думает?
   – Что я не изменилась с тех пор, сэр. Вы… вы молоды.
   – Знаю, мать. Гораздо моложе, чем ты думаешь.
   – И чтобы он думал так, чтобы верил в глубине души… О, я сказала, что нисколько не изменилась, сэр. Я бы никогда не пошла на такой обман. Просто когда он видит меня глазами своей души… а другими он не видит, сэр…
   – Ты снова молода. Для него.
   – Да, сэр.
   – Иногда мне самому хочется стать молодым, мать. Молодым – не только в душе, но и внешне. Насколько я понимаю, он слеп?
   – Да, сэр. Они чаще всего ослепляют их. Мужчин, я имею в виду. – Ее голос потеплел, и в нем послышались горделивые нотки. – И вот они ослепили его, хотя он такой старый. Но он видит меня, сэр…
   Из темноты трусцой выбежал Гильф, тихо поскуливая. Я отпустил поводья и положил ладонь на теплую влажную голову пса.
   – Ты нашел кого-нибудь?
   Я почувствовал, как он еле заметно кивнул.
   – Он представляет опасность?
   Гильф помотал головой.
   – Слепой старик с седой бородой?
   Пес снова кивнул.
   – Вон там мы всегда встречаемся, сэр, – сказала старуха. – Видите большое дерево на фоне неба? Оно растет на вершине холма, но сперва нам придется перейти вброд реку.
   – Перейдем, – сказал я.

Глава 65
Я ОСВОБОЖУ ВАС

   В месте брода река оказалась совсем мелкой: тихая спокойная вода едва доставала мне до коленей. Выйдя на противоположный берег, я по возможности насухо вытер ноги ветошью из переметной сумы и снова натянул чулки и сапоги.
   – Весной вода поднимается, – пояснила старуха. – Тогда перейти реку можно только здесь. Вы не поможете мне спуститься, сэр?
   Я встал с земли.
   – На Военной дороге я видел такой глубокий брод, что мы не рискнули форсировать реку верхом из страха, что нас унесет течением. – Я взял старуху обеими руками за талию и снял с жеребца. – Нам пришлось вести своих коней в поводу, а другой рукой каждый держался за стремя соседней лошади, и вода так и кипела вокруг.
   – Весной вы бы не перешли реку, сэр. Только великаны.
   Я кивнул.
   – Теперь я лучше пойду вперед, сэр. Я постараюсь идти побыстрее, коли вы последуете за мной. Вы же не оставите меня, правда? Я хочу, чтобы вы увидели его и поговорили с ним.
   – Не оставлю, – сказал я. – Мне нужно расспросить вас обоих насчет дороги в Утгард.
   – Вам с вашим конем придется идти довольно медленно, иначе вы опередите меня.
   Я кивнул и смотрел старухе вслед, пока она не исчезла в ночной тьме. Потом я тихонько сказал:
   – Нам лучше подождать тут пару минуту, Гильф.
   – Да.
   – Ты видел только одного старика?
   – Да. Он хороший. – Гильф на мгновение замялся. – Позволил ему погладить себя по голове.
   – Он сильный?
   Гильф ненадолго задумался.
   – Не такой, как вы.
   В отдалении послышался хриплый голос:
   – Герда! Герда!
   – Уже близко, – пробормотал Гильф.
   – Во всяком случае, достаточно близко, чтобы он услышал ее шаги. А мы услышали его голос.
   Я взял поводья хромого жеребца.
   – Голоден.
   – Я тоже, – признался я. – Как ты думаешь, у них найдется немного еды для нас? В доме великана наверняка полно съестного.
   – Да.
   – А где дом, кстати? Ты видел?
   – За холмом.
   Я бросил поводья на холку коня и сел в седло.
   – Там наверняка есть и овцы, и свиньи, и прочий скот. В худшем случае мы можем украсть овцу или свинью.
   Я легонько пришпорил жеребца, и он пошел, прихрамывая, рысью.
   – Лук у вас?
   Я поднял и показал псу лук и колчан, притороченные к седлу слева.
   – А почему ты спрашиваешь?
   – Они ослепляют их, – сказал Гильф и побежал впереди.
   Склон холма оказался не крутым, а совсем пологим. У самой вершины я остановился, чтобы хорошенько рассмотреть черневшую в отдалении громаду дома, который в лунном свете казался слишком большим и слишком обыкновенным.
   – Мы здесь, сэр, – крикнула женщина. – Под деревом.
   – Знаю. – Я спешился и повел жеребца в поводу.
   – Пес уже здесь, – раздался хриплый мужской голос. – Славный пес.
   – Да, славный. – Жалея, что у меня нет фонаря, я предоставил жеребцу щипать сухую траву, коли охота, а сам присоединился к ним. – Я рыцарь из замка Ширвол, отец. Меня зовут сэр Эйбел Благородное Сердце.
   – Эйбел, – повторил старик. – Так звали моего брата.
   Я кивнул.
   – По-моему, хорошее имя.
   – Его зовут Бертольд, сэр, – сказал Герда. – Когда мы были молодыми, все звали его Бертольд Храбрый.
   Я увидел, как освещенная тонким лунным лучом рука Бертольда Храброго поискала ощупью руку Герды – и нашла.

Глава 66
ГДЕ Я НАСТОЯЩИЙ?

   Конечно, тут я сразу понял, кто он такой, и почувствовал острое желание крепко обнять его и расплакаться. Но он не поверил бы, что я и есть тот самый Эйбел. А если бы и поверил, снова принял бы меня за родного брата, которого давно потерял. Я знал, что с такой ситуацией мне не справиться. Стараясь говорить как можно более низким голосом, я сказал:
   – Я доставил к тебе Герду в целости и сохранности, как и обещал ей. Вам двоим нужно о многом поговорить, а у меня срочное дело в Утгарде. Как мне добраться туда?
   – Надо ехать на север, – пробормотал Бертольд Храбрый. – Ориентируясь по звезде. Вот и все, что я слышал.
   – Ты сам никогда не бывал там?
   – Нет, сэр.
   – И я тоже, – сказала Герда.
   – Наверное, до вас доходили слухи.
   – Это плохое место, даже для них самих, сэр. Горько видеть, как молодой человек вроде вас туда направляется.
   Бертольд Храбрый пошарил в пустоте, ища меня:
   – Можно мне дотронуться до вас? У вас голос, как у моего брата.
   Я дал Бертольду Храброму руку.
   – Больше моей. – Он сжал мою ладонь. – Он еще совсем мальчик, мой брат.
   – Теперь я припоминаю Эйбела, – сказала Герда. – Он был малым ребенком, когда ты уже был большим. Но сейчас он такой же взрослый, как мы, или почти такой.
   – Эйбела забрали. Потом прошло много, очень много лет. Когда он вернулся, то нисколько не повзрослел. Это произошло не в прошлом году. Возможно, в позапрошлом. – Бертольд Храбрый умолк, и по легкому подергиванию его седой бороды я понял, что он шевелит губами. – Думал, он придет спасти меня. Возможно, он пытается. Он был просто ребенком. Только потом вырос.
   – Сейчас с нами тоже человек по имени Эйбел, – напомнила ему Герда.
   Гильф повилял хвостом – слабый шорох в сухой сосновой хвое, устилавшей землю.
   – Я пытался уговорить Герду бежать со мной, сэр, – пояснил Бертольд Храбрый. – Только она не хочет, а я без нее никуда. Поэтому мы не бежим, оба.
   Я кивнул, хотя Бертольд Храбрый не мог видеть этого, да и Герда едва ли могла в такой темноте.
   – Да, она действительно сказала мне, что не хочет бежать.
   – Я сказала так только потому, что не знала, можно ли доверять вам, сэр. Тогда не знала. Но я с радостью сбежала бы, будь я уверена, что нас не поймают. – Теперь она обращалась к Бертольду Храброму. – Вот почему я привела сэра Эйбела. Он рыцарь, настоящий рыцарь, и ничего не боится. Он поможет нам.
   – Рыцарям наплевать на простых людей, – пробормотал Бертольд Храбрый.
   – Я помогу вам, коли сумею, – сказал я. – Только вам нет смысла отправляться со мной в Утгард, а мне необходимо попасть туда, чтобы освободить своего слугу. – Я глубоко вздохнул, задаваясь вопросом, по силам ли мне справиться с таким делом. – А еще женщину по имени Ульфа, которая здорово выручила меня однажды. Полагаю, Поук теперь слеп, но я все равно должен его освободить. Нет, даже не все равно, а тем более.
   А потом у меня невольно вырвалось:
   – Точно так же, как я должен освободить тебя и Герду, – хотя я не собирался говорить ничего подобного.
   – Спасибо! Огромное вам спасибо, сэр!
   – Потом мне надо будет помочь одному барону вернуть назад сокровища, которые он вез в дар королю Гиллингу. Потом, возможно, мне удастся найти Свона и Орга. Свон – мой оруженосец. А Орг… ну, вряд ли вы поймете. Но мне хотелось бы, чтобы он был здесь. Как и Свон.
   – Я найду их, коли вы прикажете, господин, – раздался голос рядом со мной.
   Герда тихо вскрикнула.
   – Пока не надо, – сказал я Ури. – А я все недоумевал, где же вы обе.
   – Разгоняли мулов, понятное дело. Ангриды уже давно отловили бы их всех, если бы не мы.
   – Вы что, сплошь черные? – спросила Герда. – Я вас почти не вижу. Такое ощущение, будто я сама ослепла.
   – Я из племени огненных эльфов, – объяснила Ури и загорелась изнутри, в считаные секунды превратившись в подобие докрасна раскаленной кочерги.
   – Пришли мучить меня? – прорычал Бертольд Храбрый. – Ну давайте, делайте, что хотите, все вы!
   – Я здесь по делу моего господина, – сказала Ури. – Если хочешь, чтобы тебя помучали, я попробую найти кого-нибудь для этой цели, когда немного освобожусь.
   Бертольд Храбрый стремительно выбросил руку вперед и схватил Ури за горло:
   – Вот, я держу ее, сэр Эйбел.
   – Отпусти ее, пожалуйста. Она не враг ни тебе, ни мне.
   Левой рукой Бертольд Храбрый нашарил руку Ури и тогда отпустил горло.
   – Странная на ощупь. Они все такие.
   – Здесь они кажутся менее реальными, чем мы, точно так же, как мы кажемся более реальными в Эльфрисе, чем здесь. – В душе я сильно сомневался, но продолжал: – Ури и Баки – вторая эльфийская дева – становятся прозрачными и слабыми на нашем солнце.
   – Прикажите отпустить меня, господин, – сказала Ури. – Что я сделала ему или вам, кроме хорошего?
   – Отпусти ее, Берт, – тихо проговорила Герда, похлопывая Бертольда Храброго по руке, но он не отпустил.
   – Однажды ты схватила меня и подняла в воздух, – сказал я Ури. – Ты, Баки и другие твои подруги. – Я на секунду задумался. – По-моему, тебе не следовало задавать мне такой вопрос.
   – Тогда будем считать, что я не задавала.
   – Теперь уже поздно. – Я потер подбородок. – В Эльфрисе я был более реальным, чем вы с Баки? Гарсег говорил, что да.
   Герда нервно хихикнула.
   – Это вопросы для философов, господин.
   – Вы с Баки много раз навещали меня здесь. Почему Гарсег ни разу не приходил, как вы?
   – Они плохие, сэр Эйбел, – заявил Бертольд Храбрый. – Не верьте им!
   – Вы уже спрашивали, господин. Спросите у самого Гарсега.
   – В этом нет необходимости, поскольку я знаю ответ. И вы знаете. Почему же не говорите? – Я попытался сделать вид, будто давно все понял.
   Ури молчала. Ее огонь погас, и на мгновение показалось, будто Бертольд Храбрый держит в руке черную пустоту.
   – Ладно, перейдем к другому вопросу, которого я вам еще не задавал. Если вы, эльфы, можете сражаться в Эльфрисе в любое время, а вас там многие тысячи…
   – Мы не можем сражаться, как вы, господин.
   – …почему Гарсег хочет, чтобы я убил для него Кулили? Многочисленное войско эльфов не смогло ее одолеть. Однако Гарсег, который боится прийти сюда и поговорить со мной, попросил меня убить Кулили. Не кажется ли это странным?
   – Могу я говорить откровенно, господин?
   – Разумеется.
   – Вы затрагиваете высокие материи. Подобные разговоры не пристало вести в присутствии людей низкого происхождения.
   – Ты имеешь в виду Герду и ее друга?
   – Да, господин.
   – На мой взгляд, они люди вполне достойные, Ури. Но чтобы пощадить твои чувства, я скажу лишь одну вещь, а потом мы сможем поговорить на другую тему. А скажу я тебе, что Гарсег все-таки приходил в Митгартр. Он приходил и немного поговорил со мной, когда меня ранили на «Западном купце». И еще раз, когда мы находились в Башне Глас. Я обещал, что скажу тебе одну вещь? Только одну?
   – Да, господин.
   – Вы ничего не обещали, – вставила Герда.
   – Если и обещал, я нарушу свое слово, – сказал я, – поскольку хочу сказать Ури, что и там, и там Гарсег казался нереальным. Он был прозрачным, как тонкое голубое стекло, даже при слабом свете звезд. Этого достаточно, Ури?
   – Более чем достаточно, господин.
   – Ты понимаешь, что я знаю ответы на все вопросы, которые задал тебе?
   – Да, господин. Я ваша рабыня. Ваша смиренная поклонница.
   – Ты все расскажешь Гарсегу, когда вернешься в Эльфрис. Разве вы с Баки не встречались с ним там, чтобы докладывать обо мне?
   – Господин, у меня не было выбора!
   Я пожал плечами.
   – Где Баки?
   – Все еще разгоняет мулов, господин. – В голосе Ури слышалось огромное облегчение. – Ангриды пока не всех поймали. Она пугает мулов, чтобы они разбегались в разные стороны, как делала я, когда они держались вместе. Мы также принимали обличье ослов и прочих животных, чтобы заморочить ангридам голову.
   – Что она будет делать, когда они поймают последнего?
   – Явится сюда, господин, чтобы сообщить нам об этом.
   – Хорошо. Бертольд Храбрый, к северу от холма находится дом твоего хозяина?
   – Наверное. Других домов поблизости нет.
   – Да, сэр, – добавила Герда. – Его зовут Бимир, и суровее хозяина свет не видывал.
   – Что, Бимир не держит скота? Я не вижу хлева.
   Бертольд Храбрый хихикнул.
   – Глаза видят не все, сэр рыцарь. Коровник и овчарня находятся за домом. Дом большой, но коровы обычные.
   – Понятно. Кто их доит?
   – Я, сэр.
   – Это хорошо. Мы с Гильфом устали и проголодались. И мой конь тоже. Мы собираемся переночевать в коровнике. Не говори хозяину.
   – Не скажу, сэр.
   – Сейчас мы пойдем туда и возьмем с собой Ури. Когда ты вернешься домой, будь добр, принеси нам поесть. Сможешь?
   – Да, сэр. Принесу.
   – Спасибо. Мы уйдем утром, и мы ничего не возьмем там и не причиним никому вреда.
   – А как же мы, сэр? – спросила Герда.
   – Я должен отправиться в Утгард и освободить Поука и Ульфу. Я уже говорил. Обратно мы поедем этим же путем и возьмем вас на юг с собой.
   – Вы хороший человек! Я поняла это сразу, сэр, как только увидела с вами старушку.
   – Нечем заплатить, – пробормотал Бертольд Храбрый. – А жаль.
   – Ты расплатишься едой с кухни твоего хозяина. – Я не понял слов Герды насчет старушки, но решил не обращать на них внимания. – Теперь отпусти Ури.
   Бертольд Храбрый разжал руку, и Ури выскользнула из тени сосны на лунный свет.
   – Спасибо, господин!
   – Пожалуйста. Сходи, взгляни на дом. Потом вернись и расскажи, что видела.
   Пока мы разговаривали, хромой жеребец ушел вниз по склону, но Гильф без труда пригнал его обратно. Когда мы находились довольно далеко от холма (и примерно в полумиле от громадного дома Бимира), пес спросил:
   – А какой из них настоящий я?
   Я спросил, о чем он говорит.
   – Вы говорили про Гарсега. Он здесь ненастоящий.
   – Не совсем так. – Я задумался, как бы объяснить попонятнее. – Ты помнишь человека с крыльями?
   – Конечно.
   – Он тебе понравился?
   – Очень!
   – Тогда, возможно, ты заметил, что бревно, на котором он сидел, казалось менее реальным, чем он сам. И пруд, и лес. Не то чтобы они были нереальными, и не то чтобы они изменились. Митгартр не изменился, но крылатый мужчина был более реальным, чем Митгартр и любой предмет в Митгартре. Когда Ури и Баки приходят сюда из Эльфриса, они кажутся такими же реальными, как мы. Но на самом деле они менее реальны, и это становится видно, когда на них падает солнечный свет. Гарсег выглядел нереальным даже ночью.
   Пару минут Гильф трусил рядом, не произнося ни слова, а потом спросил:
   – А я нереальный сейчас? Или когда мы сражаемся?
   – Не знаю. Сейчас я понимаю гораздо больше, чем раньше, но далеко не все. Возможно, я никогда не пойму всего.
   – А я выгляжу более реальным в нынешнем своем обличье? Или в другом?
   – Возможно, ты реален в обоих своих обличьях. Я знаю, ты хочешь поговорить о себе, но я намерен еще немного поговорить о Гарсеге, поскольку тебя я не понимаю и никогда не понимал. Но мне кажется, что его я сейчас понимаю лучше, чем поначалу. Ты привел Гарсега, чтобы он исцелил меня. Он тебе понравился?
   – Нет. Не особо. Но мне сказали, что он может вас исцелить.
   – А он сказал, что не исцелял. Он сказал, что меня исцелило море. Но позже, когда меня ранили в Ширволе, меня исцелила Баки. Тебя там тогда не было.
   – Да.
   – Я укусил Баки и напился ее крови. Это звучит ужасно.
   – Для меня – нет, – заявил Гильф.
   – А для меня – да. Только в ту минуту я не испытывал никакого ужаса. Мне было приятно, и после этого я стал гораздо лучше понимать эльфов. Возможно, Гарсег вообще не смог бы приходить в Митгартр, если бы его отец не был человеком. Тебе келпи посоветовали найти Гарсега? Наверное, они.
   – Да.
   – Возможно, они пили кровь Гарсега, чтобы исцелиться. Я рассказывал тебе про дракона? Как Гарсег превратился в дракона?
   Гильф изумленно взглянул на меня:
   – Ух ты!
   – Да, я тоже страшно удивился. Но когда у меня появилось время хорошенько подумать, уже после нашего расставания, я удивился еще больше. Мы находились на очень узкой лестнице, и химеры налетали на нас, пытаясь столкнуть вниз. Ури, Баки и куча других.
   Гильф коротко проворчал, показывая, что понимает серьезность ситуации.
   – Драконы умеют летать. Я видел изображения драконов в Ширволе – одно на расшитой настенной портьере, а другое на большом кувшине, из которого пил герцог Мардер за обедом. Оба дракона были с крыльями.
   – Угу.
   – Вдобавок я знаю, что Сетр умеет летать. Я сам видел, как он летает. И если Гарсег мог превратиться в дракона, что он и сделал, почему он превратился не в крылатого дракона? Тогда он смог бы прогнать химер. Ты сам не можешь так изменять обличье, верно? Ты только становишься больше и свирепее.
   – Верно. – Гильф остановился с поднятой передней лапой и указал носом на громадный, сколоченный из нетесаных досок дом с остроконечной крышей, к которому мы направлялись. – Может, лучше повернуть назад?
   Я ненадолго задумался, потом помотал головой.

Глава 67
ТЫ ПОТЕРЯЛСЯ ЗДЕСЬ

   В хлеву было темно хоть глаз выколи, но с помощью своего острого нюха Гильф скоро нашел корм для белого жеребца, а сам жеребец почти так же быстро отыскал корыто с водой. Я снял с него переметные сумы, седло и узду и, пока искал место для них, по счастливой случайности наткнулся на приставную лестницу, ведущую на сеновал. В щели крыши просачивался лунный свет, поэтому после кромешной тьмы, царившей в хлеву, здесь казалось достаточно светло, чтобы читать. Я сбросил вилами вниз добрых полтелеги сена для Гильфа и жеребца, снял сапоги и заснул, едва лег.
   Меня разбудил гром – гром, молнии и проливной дождь, капли которого протекали сквозь все до единой щели у меня над головой. Я сел, обмирая от страха и не понимая, что происходит, а в следующее мгновение в свете полыхнувшей молнии увидел прямо перед собой уродливое лицо инеистого великана, которого встретил много лет назад на берегу Гриффина, – огромного безобразного великана, при виде которого я бросился обратно к лачуге, чтобы предупредить Бертольда Храброго об опасности.
   – Думал, я не увижу следов твоего коня?
   У великана был низкий грубый голос, способный навести ужас на любого, раздайся он неожиданно ясным летним днем. Но сейчас, в сравнении с оглушительными громовыми раскатами, он несколько проигрывал.
   – Думал, дождь смоет следы, да?
   Я помотал головой, зевнул и потянулся. Он хотел поговорить перед схваткой, и я нисколько не возражал.
   – Я не знал, что пойдет дождь, и не волновался, увидишь ты следы или нет. С чего мне волноваться?
   – Тайком пробираешься. Прячешься.
   – Только не я. – Я встал с соломы и отряхнулся, задаваясь вопросом, где же Гильф. – Задерживаюсь в пути допоздна, ты имел в виду. У меня срочное дело к королю Гиллингу, и я скакал, покуда мой конь не выбился из сил. Если бы ты еще не лег спать, я бы попросил еды и ночлега у тебя, но в доме не горели огни. Я зашел в хлев и устроился, как мог. У тебя не найдется чего-нибудь перекусить?
   Снова полыхнула молния, и с чувством болезненного облегчения я понял, что голова великана вовсе не стоит на полу передо мной, отрезанная, а торчит из люка в полу.
   – Ты рыцарь?
   – Верно. Я сэр Эйбел Благородное Сердце, и своим гостеприимством вы заслужили мою благодарность.
   В свете очередной молнии я увидел летящую на меня руку. Я выхватил Мечедробитель из ножен и нанес удар в темноту, где находилась рука. Раздался тошнотворный хруст перебитой кости, а вслед за ним дикий рев боли.
   Стены хлева сотряслись, когда великан наткнулся на что-то внизу. Несколько секунд я слышал глухой топот, доносившийся сквозь шум дождя, а потом в отдалении хлопнула дверь.
   «Он перевяжет руку, – решил я, – и, вероятно, возьмет какое-нибудь оружие. Остается вопрос, запер ли он дверь на засов или просто захлопнул… Нет, – решил я, спускаясь по лестнице, – остается два вопроса. Второй – смогу ли я его одолеть?»
   К хлеву спешил Бертольд Храбрый, нащупывая палкой дорогу под проливным дождем и прижимая к груди какой-то тряпичный узел.
   – Я здесь, – крикнул я и бросился навстречу старику; порыв ветра едва не сбил меня с ног, когда я выскочил из хлева, и я мгновенно промок до нитки.
   Он нащупал палкой мои ноги и попытался отдать мне узел.
   – Искал вас ночью, но безуспешно. Вы сказали «в коровнике», я обшарил все углы и звал вас по имени, но нигде не нашел.
   – Я спал на сеновале. – Я вдруг устыдился. – Мне следовало подумать о тебе. Извини.
   Бертольд Храбрый нашарил мою руку:
   – Вы ранили моего хозяина?
   – Попытался. Кажется, перебил ему лучевую кость.
   – Тогда вам нужно бежать! – В свете молнии я увидел искаженное страхом лицо и пустые глазницы, где раньше находились добрые карие глаза.
   – Это он ослепил тебя?
   – Не имеет значения. Он убьет вас!
   – Имеет. Он?
   – Они все так поступают с пленниками. – От волнения у него срывался голос. – Вам нужно бежать. Сейчас же!
   – Нет. Ты должен провести меня в дом. Лучше всего в кухню.
   Там имелось с полдюжины ножей, но рассчитанных по величине на дрожащих женщин, рабынь Бимира, а не на самого Бимира – ножей немногим больше моего кинжала.
   – Он идет! – крикнула одна из женщин, когда я лихорадочно рылся в выдвижном ящике кухонного стола, и в отчаянии я схватил с огромного очага вертел, достаточно длинный, чтобы насадить на него быка. Один конец у него был загнут под прямым углом, а второй заострен, чтобы протыкать туши. Я сунул острый конец в раскаленные угли, чувствуя волнение бурного моря в крови и ожидая шторма.
   Когда Бимир наконец ввалился в дверь, его пах оказался на уровне моих глаз. Туда-то я ему вертел и вогнал.
   А когда он согнулся пополам – всадил в горло.