Юрис Леон. Боевой клич

   — Хар-рошая идея.
   — Очень хар-рошая.
   — Энди... ты считаешь, сколько мы уже выпили?
   — А как же... Я двадцать три, а вы по восемнадцать, салаги.
   — Элкью, ты что, опять плачешь?
   — Я не хочу... а оно само... не могу сдержаться...
   — Дружище Элкью, если ты плачешь, я тоже заплачу. Не плачь, братан, — уронил слезу Энди.
   — Элкью, Энди, Дэнни, братаны, я не дам ни одному япошке дотронуться до вас. Вы мои самые лучшие братаны... Мы всегда будем вместе.
   — Эрдэ... брат... ты не плачь только потому, что мы плачем...
   — Так получилось... Я вас всех так люблю...
   — Энди, а ты почему плачешь?
   — Уставом не запрещается.
   Посетители смотрели на пятерых подвыпивших морпехов, кто с улыбкой, кто с отвращением, а кто и с пониманием.
   Им принесли очередную порцию выпивки.
   — За кого будем пить?
   — За старину Мака.
   — Может, выпьем за этого засранца, лейтенанта Брюса?
   — К х-хренам Брюса.
   — Давайте за нас.
   — Умница, дай я тебя поцелую.
   — Элкью, возьми мой платок и высморкайся.
   — Спасибо тебе, братан.
   — Сколько мы уже выпили, Энди?
   — Я вос-восемьдесят шесть, а вы, салаги, восемьдесят двадцать три.
   — Чего?
   — Ик!
   — Кто-нибудь еще может сказать, который час?
   — У нас еще четверть часа в запасе.
   — Тогда еще по одной!
   Энди с грехом пополам добрался до пианиста и что-то прошептал ему на ухо. Тотчас же аккорды «На тебя смотрит весь Техас» поплыли по прокуренному бару. Все взгляды обратились к Непоседе. Он с трудом поднялся на ноги и стал по стойке «смирно». Остальные тоже поднялись и стояли, пока мелодия не закончилась. Но едва они сели, как пианист заиграл «Я снова провожу тебя домой, моя Кэтлин», и все посмотрели на Дэнни. Он опустил голову, и слеза скатилась по его щеке. Тотчас же четыре дружеские руки легли ему на плечи.
   — Энди, старый дружище, спасибо тебе... я же знаю, как ты ненавидишь женщин, а тут... спасибо, старина.
   — Дэнни, братан, я не позволю япошкам...
   — Как ты хорошо говоришь, как ты здорово говоришь...

* * *

   Я отыскал их в три часа утра, когда они занимались строевой посреди пустынной улицы. На счастье, патруля поблизости не было. Непоседа Грэй сидел на тротуаре и подавал команды, а остальные, шатаясь, как тростник на ветру, старательно исполняли их.
   — Вы что, мужички, обалдели? — гаркнул я. — А ну, живо очистить улицу.
   — Мак!
   — Здорово, сержант! Левой, левой...
   — Я сказал, прекратить! Захотели попасть на губу? Так патруль вам это запросто устроит.
   Вокруг нас, несмотря на позднее время (или, может, лучше сказать — в столь ранний час), собралась небольшая толпа зрителей, и один из них решил, что я нуждаюсь в поддержке.
   — Эй, ребята, слышали, что сказал сержант? — крикнул он. — Приказы надо выполнять.
   — Не суйся не в свое дело, приятель, — огрызнулся я. — Если они хотят заниматься строевой, то пусть занимаются.
   — Да я только хотел помочь.
   — Армия обойдется без твоей помощи, понял?
   Непоседа Грэй кое-как поднялся на ноги и ухватил штатского за галстук.
   — Отпусти мой галстук, пьянчуга, — ощетинился тот.
   Непоседа широко ухмыльнулся и, нахлобучив штатскому шляпу на нос, толкнул его на мостовую к маршировавшему отряду.
   Энди, оказавшийся ближе всех, не нарушая строя, закатил незадачливому помощнику звонкую оплеуху, и я едва успел подхватить упавшее тело, чтобы осторожно опустить его на тротуар.
   — А вот теперь, мужики, действительно пора линять отсюда.
   Мы пробежали несколько кварталов, но потом сбавили темп, потому что пришлось тащить на себе Эрдэ Брауна, который решил, что дальше идти просто глупо и можно спать прямо здесь.
   — Энди, зачем ты ударил штатского?
   — Подумаешь, уж и развлечься нельзя, — надулся он. — Ты, когда выпьешь, становишься такой занудой, Мак.
   — Бросьте, ребята, давайте лучше завалим в бар, — вмешался Непоседа. — Элкью! Перестань рыдать!
   — Все бары уже закрыты, — отрезал я. — Мы идем грузиться на транспорт.
   Они разочарованно загудели. Дэнни огляделся по сторонам и приметил в ярко освещенном холле отеля «Линкольн» междугородный телефон.
   — Эй, подожди, Мак! М-мужики, я хочу позвонить Кэтти.
   Он ворвался в отель, и мы, разумеется, последовали за ним.
   — Де-вуш-ка, — проникновенно обратился Дэнни к телефонистке, — Принимай-те заказ! Вот адрес, вот номер, вот фамилия, а вот... стоп! Денег уже нет... Кончилась капуста... сожрали... И ладно! Там оплатят! Отец моей жены ха-ароший мужик. Кстати, мой личный друг.
   — Алло? — откликнулся сонный голос на другом конце провода.
   — Междугородный звонок из Сан-Диего, — объявила телефонистка. — Вы готовы оплатить?
   — Какого черта?! Кто может в такое время... одну минуту, откуда? Сан-Диего? Да-да, я оплачиваю.
   — Говорите, — улыбнулась девушка Дэнни, который уже стоял в телефонной будке, куда вслед за ним влезли все остальные.
   — Да не толкайтесь, мужики! Алло, Марвин!
   — Дэнни!
   — Марвин, старый дружище, дай-ка мне мою скво.
   — Ты, что пьян?
   — А то как же.
   — Папа, кто там? — услышал он приглушенный голос Кэтти.
   — Твой муженек, кто же еще? Пьяный в дым и, похоже, с ним в будке весь Корпус морской пехоты.
   — Дэнни! Дэнни, милый!
   — Пр-ривет!
   — Дэнни...
   — Котенок, помнишь, что я рассказывал и писал о моих ребятах? Они почти все здесь рядом со мной. Я хочу, чтобы ты поздоровалась с ними... да кончайте толкаться, мужики.
   — Привет, сестричка, меня зовут Эрдэ.
   — Привет, Эрдэ... Браун, кажется?
   — Точно...
   — Мужики... спокойно, по одному, — командовал Дэнни.
   — Привет, Кэтти! Часто вижу твое фото, ты очень красивая девочка.
   — А кто это говорит?
   — Непоседа.
   — А! Привет, техасец.
   — Дорогая, — снова вмешался Дэнни. — Здесь еще старина Энди, но он женоненавистник, а Элкью не может говорить, потому что плачет.
   Я вытолкнул всех из будки и взял трубку.
   — Хэлло, Кэтти, это Мак, сержант.
   — Хэлло, Мак. — Услышав ее голос, я сразу понял тоску Форрестера.
   — Слушай, малыш, ребята немного на взводе. Я попытался отговорить их от этого звонка.
   — Я понимаю, Мак.
   — У тебя хороший парень, Кэтти. Мы все любим его.
   — Мак... вы... вы скоро...
   — Да, Кэтти. Но я не могу говорить по телефону.
   — Понимаю.
   — Не волнуйся... все будет хорошо.
   — Приглядывай за ним, Мак, ладно?
   — Обещаю. — Я втащил Дэнни в будку и прошипел ему на ухо: — Ну-ка, скажи ей что-нибудь нежное, придурок.
   Он уже немного протрезвел.
   — Котенок, ты не сердишься?
   — Нет, милый, конечно нет.
   — Кэтти, я люблю тебя.
   — Я тоже люблю тебя, милый.
   — До свидания, родная.
   — До свидания, Дэнни, счастливо вам всем вернуться.

Часть III

Пролог

   Военные транспортные суда никогда не отличались комфортом (если, конечно, у вас нет офицерских нашивок), и я повидал их предостаточно, но что касается «Бобо», то хуже не сыскать во всем флоте. Какой садист сделал из этой лохани транспорт, до сих пор остается загадкой. Вентиляцию и освещение в трюмах можно было назвать смехотворными, если бы они действительно присутствовали. Койки подвешивались в несколько ярусов, и перевернуться на бок, не задев соседа сверху, оказалось практически невозможно. В общем, даже для бывалых волков вроде меня путешествие было не из приятных, поэтому, когда из туманной дали показались зеленые холмы, наше ликование не знало предела. Ненавистный «Бобо» скользнул в гавань, и мы с изумлением увидели аккуратные, словно игрушечные, дома и густую зелень.
   Таинственным местом назначения под кодовым названием «Спунер» оказалась Новая Зеландия!
   Нас здесь было всего четыре тысячи, но эта земля стала нашим вторым домом. Нас кормили бифштексами, свежими яйцами, мороженым. Нас буквально купали в изумительном молоке, а местные жители всегда гостеприимно открывали перед нами двери своих домов.
   Может, в этом и есть одна из прелестей жизни морпеха. Чувство новой земли под ногами. Как здорово видеть улыбки на лицах местных девушек, когда маршируешь рядом со своими друзьями по Лэмбдон Куэй, в выглаженной форме, сияя начищенными до умопомрачительного блеска ботинками! Новые запахи, незнакомая кухня, диковинная выпивка, чужой язык. Изумрудные склоны холмов, мягкий климат, неторопливый, размеренный образ жизни. Да, мы действительно чувствовали себя счастливыми в Новой Зеландии, — счастливыми, насколько это возможно за шесть тысяч миль от дома. Все мои ребята находились в прекрасной форме. «Стервецы Хаксли» и весь шестой полк только и ждали приказа отправиться хоть к черту на рога и обломать ему их.
   Мое отделение быстро становилось настоящими связистами, не хуже, чем старая гвардия Корпуса. А то, что они вытворяли с «уоки-токи», удивляло весь полк. Связь была в надежных руках, и если бы мне удалось отучить их от матерно-пошлого радиообмена, в котором, правда, встречались алмазы настоящего армейского юмора, то нас, без сомнения, признали бы лучшими во всем Корпусе.

Глава 1

   Весть о том, что шестой полк прибыл в Веллингтон, мигом облетела весь город, и улицы заполнились улыбающимися людьми.
   — Привет, лайми!^[7]
   — Мы не лайми, мы новозеландцы.
   — Ну-ка, дай взглянуть на эту монету. Эрдэ, смотри, какая здоровенная!
   — Привет, янки! — кричали из окна девушки-.
   — Брось мне свой адресок, милашка! Я обязательно зайду!
   — Заходи. У меня есть несколько подружек.
   — Вы, ребята, из пятого полка?
   — Нет, мы шестой полк.
   — А форма у вас одинаковая.
   — Да они просто купаются в лучах нашей славы, — отвечали мы, хотя знали, что сейчас пятый полк ведет тяжелые бои на Гвадалканале.
   Новозеландцы искренне радовались нашему прибытию, потому что длинные щупальца Японской империи уже тянулись к их маленькой стране. Каждый житель готовился до последней капли крови защищать родную землю. Их было немного, тем более, что большая часть мужчин уже давно воевала на Ближнем Востоке.
   Пятый полк побывал здесь раньше нас и уже отбыл на Гвадалканал, поэтому Киви (так мы называли новозеландцев) с облегчением вздохнули, когда появился наш шестой полк. Какими бы дебоширами и забияками мы ни были — они все равно любили нас. Впрочем, мы тоже. Особенно после «Бобо».
   — Становись! Живо, язви вашу мать!
   Мы построились и двинулись в свой первый марш-бросок по Новой Зеландии. Дорога была крутой, извилистой и грязной, и я никак не припомню, почему ребята прозвали ее Маленькой Бирмой. Она вела в приготовленный для нас лагерь Маккэй.
   Редко выпадали дни, когда мы возвращались с учений одной и той же дорогой. Френч Хаксли находил все новые и все более опасные и утомительные пути. Ноябрь в Новой Зеландии — разгар лета, поэтому жара стояла просто изнуряющая. Во время марш-бросков, которые Хаксли устраивал чуть ли не каждый день, приходилось экономить воду. Сколько раз, проклиная все на свете, карабкались мы по крутым склонам гор, а если вы думаете, что спускаться легче, то глубоко ошибаетесь. Попробуйте пройти вниз по склону хотя бы мили четыре с полной выкладкой, и сами убедитесь. Для того, чтобы мы меньше потели, нам выдавали соленые таблетки, которые полагалось сосать, как леденцы. До сих пор не могу понять, как может маленькая таблетка заменить десяток галлонов пота. От них чертовски хотелось пить, но зато мы не теряли драгоценную влагу, а жажду можно и перетерпеть.
   Что касается взвода связи, то ребята тащили на себе еще и тяжелую аппаратуру, комплекты ЗИП^[8] и прочее. Конечно, у нас было что-то вроде тележек, но в горах часто приходилось тащить их на себе. А когда дорога спускалась вниз, то мы чуть ли не трупами ложились, чтобы эти проклятые тележки не скатились по склону. Я уже не говорю об «уоки-токи», которые еще добавляли килограммов по двадцать на человека.
   А в те дни, когда марш-бросок совершался налегке, только с оружием и боекомплектом, Бернсайд задавал такой убийственный темп, что небо с овчинку казалось. Френч Хаксли гонял нас беспощадно, но добился своего. Второй батальон мог опередить любое подразделение во всем Корпусе. По крайней мере мы свято верили в это.
   Кроме того, Хаксли по одному ему известным причинам вознамерился сделать настоящего морпеха из командира штабной роты лейтенанта Брюса. Между нашим взводом связи и разведвзводом сержанта Пэриса шло постоянное соперничество во время марш-бросков. Стоило одному из взводов пройти какой-либо маршрут за рекордное время, как на следующий день другой пытался побить этот рекорд, чем Хаксли и воспользовался, назначая Брюса старшим над взводом, делающим в этот день попытку реванша. Что касается нас, то много ящиков пива было выиграно и проиграно на пари, в каком взводе Брюс свалится быстрее.

* * *

   Энди Хуканс бесцельно шатался по железнодорожному вокзалу Веллингтона. Он возвращался из увольнения и опоздал на поезд, а до следующего оставался целый час.
   Побродив по вокзалу, он вышел на улицу и, заметив вывеску столовой Армии Спасения, куда приглашались также и военнослужащие, недолго думая, вошел туда. Усевшись на высоком круглом стуле, в конце длинной стойки, он огляделся.
   — Что будешь пить, янки?
   — Кофе, пожалуйста. — Швед оценивающе оглядел фигуру девушки, пока она отвернулась, чтобы налить ему кофе.
   Недурна, очень недурна. Высокая, худощавая, но не костлявая, белая кожа, короткая стрижка, блондинка.
   — Что-нибудь еще? — улыбнулась она, подавая ему кофе.
   — Да.
   — Что именно?
   — Поговори со мной.
   — Боюсь, я не смогу этого сделать. На работе запрещено болтать с посетителями.
   — Не похоже, чтобы сегодня было много работы.
   — Перед приходом поезда соберется толпа. Здесь всегда так.
   — Неужели? Кстати, меня зовут Энди.
   Она промолчала. Энди, хлебнув кофе, продолжал:
   — У вас прекрасная страна.
   — Я рада, что вам нравится, хотя, конечно, с Америкой не сравнишь.
   — Почему же? Мне у вас больше нравится.
   — Тогда вы действительно необычный американец.
   — Именно это я и пытаюсь втолковать тебе уже десять минут.
   — Надеюсь, вашим ребятам нравится здесь. Мы очень обязаны вам, ведь вы пришли защищать нас от японцев, а наши мужчины ой как далеко.
   — Ты здесь работаешь?
   — Нет, это что-то вроде дежурства. Дважды в неделю. А теперь, извините, мне нужно обслужить посетителя.
   — Только не задерживайся, я ведь не успел рассказать тебе, какой я удивительный человек. — Он проводил ее взглядом и долго наблюдал, как она наливает кофе и делает бутерброды для новозеландского летчика.
   Энди терпеть не мог обхаживать женщин. Да, он пользовался их телом, но почему нужно вести эти дурацкие разговоры? Впрочем, в данном случае он не прочь и поболтать. Было из-за чего.
   — А вы из какой части Америки?
   — Из Вашингтона.
   — Ого! Из самой столицы?
   — Нет, из штата Вашингтон.
   — Да-да, припоминаю, мы учили в школе. Вашингтон располагается на Западном побережье страны и производит большое количество древесины.
   — Точно, и половину этой древесины произвел я, до того как попасть я армию.
   — Интересно, вот бы не подумала, что вы дровосек.
   — Лесоруб, — поправил он. (Только не убегай опять, детка.)
   — И ты действительно заготавливал лес и жил в лесном лагере?
   — А то! Валил деревья, обрубывал ветки, сплавлял стволы по реке (так-так, давай, нагнись ко мне поближе). Кстати, я не расслышал, как тебя зовут.
   — Пэт, Пэт Роджерс.
   — Вот здорово! У меня когда-то была знакомая девушка по имени Пэт! (шлюха редкая) Хорошая девушка. Я, помнится, даже влюбился в нее (в городке ее только ленивый не трахал, а лесорубы, как известно, далеко не лентяи).
   — Да, это имя часто встречается.
   — Слушай, Пэт, а в интересах поддержания дружеских отношений между союзниками, может, встретимся как-нибудь? (Давай, паренек, дожимай ее).
   — Боюсь, я не смогу.
   (Ну-ну, ты же не хочешь обидеть доброго старого Энди).
   — Ты знаешь, я еще ни с кем не встречался здесь, потому что трудно схожусь с людьми. Очень хотелось бы сходить с тобой в кино или на танцы (не говоря уже о теплой постельке).
   — Спасибо, Энди, но думаю, что союз между нашими странами не распадется, если мы обойдемся без свиданий. Рада была познакомиться.
   Энди горестно усмехнулся и, вздохнув, пожал плечами, изображая огорчение. Пэт покачала головой, словно сожалея о своих словах, поправила волосы и отошла, чтобы накормить ораву морпехов, ворвавшихся в столовую. На пальце у нее блеснуло обручальное кольцо.
   (Так, она замужем).
   Энди слез со стула и направился к выходу.
   — Энди!
   Он обернулся.
   — Да, Пэт?
   — Вы не обидитесь, если я скажу, что передумала? Целую вечность не была на танцах.
   (Во теперь все стало на свои места, сестричка. Тоскуешь по своему мужику, который корячится на Ближнем Востоке? Ну что ж, старый Энди постарается заменить его).
   — У меня увольнительная в четверг, значит, я зайду за тобой около шести.
   — Вообще-то в это время моя смена, но думаю, что смогу договориться и меня подменят.
   (Конечно, сможешь! Старый Энди любит замужних женщин. Они удобны, как разношенная обувь).
   — Тогда увидимся в четверг, Энди.
   — До встречи, Пэт.

* * *

   — А мне плевать... плевать, понимаешь?! — Ски уронил голову на стойку бара.
   — Заканчивай с этим, Ски, или тебя переведут в другую часть.
   — Какая разница, где сдохнуть.
   — Ты идешь или мне вытащить тебя отсюда? — Дэнни начал терять терпение.
   — Ты мой друг, Дэнни, я знаю... а она... она...
   — Прекрати, слышишь?! Ты ведь изведешь себя и откинешь копыта прежде, чем доберешься до японцев.
   — Плевать!
   — Ты уже два раза сидел на губе. Еще раз, и Хаксли напишет рапорт о твоем переводе.

* * *

   Прошло несколько недель после нашего прибытия в Новую Зеландию, и однажды я вдруг заметил, как изменились мои ребята. Тяжелые РД и аппаратура были теперь им нипочем. Любой морпех из взвода связи мог идти каким угодно темпом и по горам, и по песку. Даже во время привалов они уж не снимали вещмешки. Фляги с водой после марш-бросков оставались почти нетронутыми. Как ни старался Берни, он уже не мог загнать ребят до изнеможения, наоборот, они еще подначивали его за то, что он якобы плетется черепашьим шагом. Френч Хаксли постепенно делал из них то, что хотел.
   После марш-бросков все принимали ледяной душ. Теплая воды считалась недопустимой роскошью. Бесконечные тренировки и занятия по различным видам связи делали свое дело, и мои ребята даже с закрытыми глазами запросто могли развернуть радиостанцию и начать передачу в считанные секунды.

* * *

   — Спасибо, Энди, Хорошо повеселились. Давно я так не танцевала, — Пэт и Энди стояли у входа в общежитие Армии Спасения.
   — Я тоже. Но мы обязательно еще раз повторим.
   — Конечно, если хочешь.
   Энди улыбнулся и взял ее за руку Пэт внимательно посмотрела на него, но руки не отняла.
   — Ладно, Энди, спокойной ночи. Спасибо за чудесный вечер.
   Он попытался привлечь ее к себе, но она уперлась руками ему в грудь.
   — Энди, вечер действительно был чудесный, поэтому не стоит портить его.
   — Да хватит тебе, Пэт, заканчивай эту комедию.
   — Не поняла, что ты имеешь в виду?
   Энди с усмешкой отпустил ее.
   — Ты же такая, как все, зачем все усложнять?
   — Думаю, тебе лучше уйти, Энди.
   — Пэт, можно подумать, что все это время в городе, где полно морпехов, ты только и делала, что тосковала по своему мужу.
   Пэт посмотрела ему в глаза.
   — Мой муж погиб на Крите два года назад.

* * *

   Воскресенье. Теплый, лениво-спокойный день. Наш второй батальон заступил в наряд, поэтому те, кто был свободен, разошлись по палаткам чистить обмундирование и приводить в порядок территорию. Покончив с этим, все завалились на койки и, как всегда, принялись травить байки. Потом разговор перекинулся на пятый полк, сражающийся на Гвадалканале, а затем плавно перешел на женщин. Ну, к чему сводятся все разговоры в армии? К женщинам, жратве и выпивке.
   — Как он? — тихо спросил Энди, присев рядом с Дэнни.
   Тот посмотрел в сторону Ски, безучастно лежавшего на койке в углу палатки.
   — Хреново, Энди. От таких ран лечит только время.
   — Проклятые бабы. — Энди опустил голову и некоторое время разглядывал свои руки. — Дэнни.
   — Ну?
   — Ты когда-нибудь извинялся?
   — Что за дурацкий вопрос? Конечно, извинялся.
   — Часто?
   — Ну, в общем, да.
   — А перед девушкой?
   — Это что, третья степень допроса?
   — Ладно, забудь. Это я так.

* * *

   Энди Хуканс вошел в столовую Армии Спасения и уселся за стойку. Пэт была на своем обычном месте, но, увидев его, отвернулась.
   Энди покраснел.
   — Пэт, мне нужно поговорить с тобой.
   — Знаешь что, парень? Шел бы ты отсюда.
   — Если ты не выслушаешь меня, то я вытащу тебя из-за стойки и заставлю слушать.
   Пэт огляделась. В столовой было пусто и никто не смог бы помешать Энди выполнить свою угрозу.
   — Ладно, только короче.
   Энди нервно поправил форму, не зная, с чего начать. Вся заготовленная речь мигом вылетела из головы.
   — Пэт, я еще никогда ни перед кем не извинялся, но хочу извиниться перед тобой. Еще никогда я ни о чем не жалел, но сейчас мне хреново оттого, что я сказал тебе тогда... Еще раз прошу, прости.
   Пэт некоторое время молчала.
   — Ладно, Энди, все мы иногда говорим глупости.
   — Я не надеюсь, что ты согласишься снова пойти со мной, и не обижаюсь... но хочу, чтобы ты приняла от меня вот это. — Он положил перед ней небольшой пакет. — Только ты ничего плохого не думай... я... я просто хотел... ну, ты понимаешь.
   — Нет, Энди. Извинения я принимаю, но никаких подарков.
   — Ну, пожалуйста, прошу тебя. И клянусь, я больше не появлюсь тебе на глаза.
   Она нерешительно открыла пакет. В нем оказалась пара маленьких, но со вкусом выбранных сережек.
   — Какая прелесть!
   — Может, ты как-нибудь наденешь их, а?
   — Конечно, надену. Это очень мило с твоей стороны, Энди.
   Он протянул ей руку.
   — Спасибо, Пэт. Я пойду.
   — Энди. — Она задержала его ладонь в своей. — Ты не хочешь выпить кофе? У меня скоро заканчивается дежурство, и ты можешь проводить меня до общежития.

Глава 2

   Мэрион Ходкисс был счастлив. Ни одна почта не приходила без письма или посылки от Рэчел. А мы все гордились Мэрионом. Не каждое подразделение могло похвастаться своим писателем. Все свободное время он проводил в штабе за столом сержанта Пуччи, где писал рассказы, которые в Штатах шли нарасхват. Дюжина журналов постоянно присылала ему заказы, но тем не менее он отклонил предложение департамента пропаганды перевестись обратно в страну и предпочел остаться в своей части, чем завоевал любовь и уважение всего батальона.
   Его отношения с испанцем Гомесом были вроде нормальными, но я предчувствовал, что так просто это на закончится.
   В середине месяца всему взводу, кроме испанца и Сияющего Маяка, присвоили очередные звания. Теперь каждый носил на рукаве один шеврон, а Дэнни Форрестер, получивший чин капрала, с гордостью пришил сразу два.

* * *

   Элкью Джонс, поминутно поправляя форму, нервно ходил перед койкой Непоседы Грэя, который неторопливо зашнуровывал ботинки.
   — Двойная увольнительная — это как раз то, что надо, — возбужденно говорил Элкью. — Давай, шевели копытами, не то опоздаем на поезд.
   — Не суетись, корешок, никуда девки не денутся.
   — Те же две коровы, что и в прошлый раз?
   — Ага. Но лучше уж они, чем искать новых, а то, пока уломаешь... — Непоседа сплюнул на пол.
   — А ну-ка потише, свинтусы! — подал голос Дэнни. — Вы что, не видите, что на стене висит фото моей жены? Так что закройте свои грязные пасти.
   — Эй, вождь, а ты что же не идешь к девочкам?
   — С меня пока хватит. В прошлый раз мы с Элкью мило провели время с двумя скво, а потом опоздали на поезд и попали под дождь.
   — Да-да, я помню, — подхватил Энди. — Вам пришлось ехать в товарном вагоне с целой отарой овец.
   — Очень смешно, — огрызнулся Элкью. — Мы добрались до лагеря часов в пять утра. Вывозились, как черти, и надо же было напороться на сержанта Пуччи!
   — Элкью и говорит ему: «Доброе утро, сержант. Прекрасное утро для прогулки». А сержант принюхался и в ответ: «Ничего себе, Элкью! Овцы! От вас разит овчиной! Вы что, не могли девочек снять? Не ожидал от вас, рядовой Джонс! Ну, вождь ладно, у них свои обычаи, но вы, Джонс!»
   — Но теперь у Элкью шикарная старуха! Правда, личико желательно прикрыть флагом, но зато как это патриотично!
   — А, идите вы! Что вы понимаете в женщинах? Может, я срываю последние розы любви! И пока вы травитесь всяким дерьмом в барах, меня поят первоклассным виски со льдом. У моей Ольги единственный холодильник на весь Веллингтон, а ее старик просто купается в деньгах... Непоседа, ты идешь или нет, черт бы тебя побрал. — Иду, иду, не суетись, корешок. В любви спешка только вредит.

* * *

   Энди и Пэт стояли на вершине холма и, опершись на перила смотровой площадки, смотрели на мерцающие огни ночного Веллингтона.
   Энди зажег две сигареты и передал одну Пэт. Она затянулась и, выпустив дым, усмехнулась.
   — Знаешь, я когда-то видела в кино, как герой фильма зажигал две сигареты — для себя и для своей девушки. Всегда хотела, что кто-то сделал это для меня.