Юрис Леон. Боевой клич

   Несколько минут спустя мы ворвались в пустой холл третьеразрядного отеля. Ночной портье не успел опомниться, как я взял его за шиворот и шмякнул о стену.
   — Морпех и брюнетка. Какой номер? Быстро!
   Портье смотрел на нас ошалевшими глазами, пока Дэнни не замахнулся на него.
   — Ребята, мне неприятности ни к чему. Я просто работаю здесь, Комната два-двадцать в конце коридора направо.
   — Мэрион! Останешься здесь и составишь компанию этому джентльмену.
   Сестра Мэри обнял портье за плечи и, усадив его на стул, облокотился на стойку.
   — Дорогой друг, для меня было бы большой честью узнать вашу точку зрения по поводу вечной полемики о достоинствах музыки Брамса и Вагнера. Сам-то я предпочитаю Брамса, но всегда готов выслушать достойного оппонента...
   ...Тем временем мы, намотав на руки ремни, выбили дверь и вломились в комнату два-двадцать.
   Ски бесчувственно лежал на кровати. Рядом с ним сутенер шлюхи пересчитывал деньги. Сама шлюха с бокалом в руке стояла у комода.
   — Осторожно! — На голову Энди обрушился стул, и он упал на колени.
   Проститутка метнулась к двери, но Дэнни перехватил ее и швырнул в угол. Я молча наступал на сутенера, который в одной руке сжимал нож, а в другой деньги Ски.
   — Посмотрите на него, ребята, — сказал я. — Это классический пример человека, который не умеет обращаться с ножом.
   С этими словами я в два приема выбил у него нож и, заломив руку, забрал деньги. Энди, придя в себя, поднялся и подошел к проститутке. Она всхлипывала в углу, закрывая руками лицо.
   — Ребята, не надо... не трогайте меня.
   — Не надо, говоришь? — прошипел Энди.
   Его лицо нам не понравилось. В таком состоянии он мог одним ударом убить ее.
   — Энди! Все! На сегодня хватит! — скомандовал я и, повернувшись к проститутке, добавил: — Но если я еще раз увижу тебя в городе, то пеняй на себя.
   — Патруль! — В комнату ворвался Мэрион.
   Энди не мешкая перекинул Ски через плечо, и мы строго по уставу, «четко и организованно» ретировались по пожарной лестнице.

Глава 5

   Обучение батальона шло медленно, но зато то, что эти юнцы усваивали, они уже не забывали, и мало-помалу старые волки Корпуса меняли к ним отношение. И однажды до нас наконец дошла новость о первом шаге, сделанном на пути к победе. Это было 7 августа 1942 года. Первая дивизия морской пехоты и приданные ей части высадились на острове под названием Гвадалканал. Что и говорить, мы были горды тем, что из всей американской армии именно морпехам поручили вести первые наступательный действия с начала войны.
   В казармах эту новость сначала услышали по радио, а потом пришли газеты...
   Дэнни Форрестер медленно отложил газету и уронил голову на руки, сдерживая слезы. Потом резко поднялся и вышел из казармы. Я подобрал упавшую газету. На первой странице был список погибших в боевых действиях:
   Аарон Якоб, капрал, Ньюбери, Коннектикут.
   Бернс Жозеф, рядовой, Сан-Франциско, Калифорния.
   Никс Джеймс, лейтенант, Литл Рок, Арканзас.
   Нортон Милтон, капрал, Филадельфия, Пенсильвания.

* * *

   Я собрал отделение вокруг своей койки.
   — Значит, расклад такой, ребята: я только что из штаба, и нам дали четыре отпускных на наше отделение. Вас девять человек. Меня и Бернсайда считать не будем. Две недели отпуска, включая дорогу. По-моему, справедливо, если вы бросите жребий.
   — Погоди, Мак, — вмешался Энди. — Меня сразу можно вычеркнуть... Мне, собственно, некуда ехать.
   — Меня тоже, — подал голос Ски, и они с Энди отошли в сторону.
   — Ладно. Я кладу в каску семь бумажек с номерами от одного до семи. Первые четыре номера едут в отпуск.
   По правде говоря, мне не по душе, что кто-то останется за бортом, но другого выхода не было. Они одновременно потянулись к каске.
   — Вот здорово! Я возвращаюсь в резервацию! — восторженно заорал Сияющий Маяк.
   — Номер один! — торжественно провозгласил Элкью.
   — А я повидаю милый сердцу штат Айова, — расчувствовался Эрдэ.
   Испанец Джо пожал плечами и выбросил свою бумажку.
   — Не очень-то и хотелось.
   — Я уже в отпуске, джентльмены! — провозгласил Непоседа Грэй.
   — Похоже, нам с тобой не повезло, Мэрион, — сказал Дэнни, и они с Ходкиссом отправились чистить автоматы.
   Элкью, послонявшись по казарме, присоединился к ним.
   — Эй, Мэри... Дэнни!
   — Чего тебе?
   — Ребята, может, разыграете мой отпуск? Я ведь живу в Лос-Анджелесе и запросто могу съездить домой на выходные.
   Дэнни взглянул на Мэриона. Тот улыбнулся ему.
   — Слушай, Дэнни, можешь не верить, но я не хочу возвращаться домой, пока все не закончится.
   — Мужики... я... я не знаю, что и сказать... — растерянно выдавил Форрестер.
   — А что тут говорить? Собирай вещи и скажи нам, какие мы славные ребята, — хлопнул его по плечу Элкью.

* * *

   Дэнни прилетел в Филадельфию днем и сразу взял билет на поезд до Балтимора. Потом оставил вещи в камере хранения и вышел на стоянку такси.
   — Куда тебе, солдат? — спросил один из таксистов.
   — Я морпех, а не солдат.
   — Виноват, не разглядел. Чего вы так обижаетесь на это? Все равно одна армия и одна война.
   — Колледж-Вэй, триста пятьдесят.
   — Нет проблем. Поехали.
   И хотя Дэнни с самого начала твердо знал, что приедет сюда, он долго стоял перед дверью с табличкой «Мистер и миссис Милтон Нортон», прежде чем решился позвонить.
   «Что я скажу ей? Что я могу сказать?»
   Дверь отворилась, и он увидел молодую женщину лет двадцати семи. Она не была красавицей, но он сразу понял, что Милтон наверняка обожал ее. Можно только позавидовать человеку, которого любит такая женщина.
   — Миссис Нортон?
   — Да.
   — Я был другом вашего мужа, Меня зовут Дэнни Форрестер.
   — Проходите, пожалуйста.
   Она провела его в небольшую, но со вкусом обставленную гостиную. Здесь царил живописный беспорядок, но даже в этом беспорядке ощущалось что-то изящное, аристократическое, словно иначе и быть не могло. Как это похоже на Милтона! И книги... Сотни, а может, тысячи книг. В такой гостиной невозможно чувствовать себя скованно.
   — Присаживайтесь.
   — Простите, миссис Нортон, я ненадолго. У меня отпуск, и скоро поезд на Балтимор.
   — Хорошо, что вы зашли. Зовите меня Гиб. Все друзья Милтона зовут меня так. Я сейчас приготовлю кофе.
   Пока она возилась на кухне, Дэнни прошелся вдоль полок с книгами и задержался у фотографии Нортона. Он был в форме и улыбался.
   Гиб вернулась с кофе и печеньем.
   — Печенье я пекла два дня назад, но говорят что у морпехов каменные зубы и железные желудки.
   Дэнни улыбнулся и взял кофе.
   — Так, значит, вы и есть Дэнни. Он писал мне о вас. Он очень любил вас.
   — Я тоже его любил... да, Господи, его весь взвод любил. Он мог так здорово и просто объяснить любую сложную вещь.
   Она зажгла сигарету.
   — Могу себе представить. Когда он преподавал в университете, то по вечерам здесь был сумасшедший дом. Столько студентов приходило, столько друзей. Им нравилось здесь, они всегда чувствовали себя хорошо и просто с Милтоном.
   — Он... он был замечательным человеком, и я понимаю, как тяжело потерять его.
   Гиб улыбнулась и заговорила. Она вспоминала о Нортоне так, словно он пять минут назад вышел и скоро вернется.
   — Бывало, он приходил домой в сопровождении дюжины студентов и говорил мне: «Гиб, эта орава увязалась за мной. Как ты думаешь, мы найдем, чем накормить их?»
   Дэнни молча слушал ее, потом и сам рассказал несколько смешных историй об учебном лагере. Гиб смеялась.
   — Бедный Норт, бедняжка. Наверняка он был никудышным морпехом.
   А потом оба замолчали, потому что неожиданно стало не о чем говорить.
   — Мне пора, Гиб. Я рад, что познакомился с вами.
   — Спасибо, что заехали, Дэнни. Если появится время, черкните пару строк, как вы там. Все друзья Милтона пишут мне.
   — Он очень любил вас, Гиб, И теперь я могу понять, почему.
   — Спасибо, Дэнни.
   Дэнни вышел на улицу, и теплое чувство общения сразу исчезло. Она ведь осталась одна! Одна в пустом доме. И никогда ей больше не услышать голоса Милта. Никогда не ждать топота и смеха поднимающихся по лестнице студентов, сопровождающих ее мужа. И эти ночи, полные одиночества и тоски, когда она будет лежать в постели, не в силах уснуть. Его больше нет. Милтон мертв и лежит в могиле где-то за тысячи миль, на затерянном в океане острове. И никогда не вернется домой и не постучит в ее дверь.
   На мгновение Дэнни почувствовал, что ему нужно обратно в Сан-Диего. Он не должен видеть Кэтти. С ней не должно случиться то же самое, что и с Гиб. Перед глазами у него возникла страшная картина — Мак стоит в гостиной у Кэтти и рассказывает, каким хорошим парнем был Дэнни Форрестер...

* * *

   Когда на следующий день его семья наконец полностью уверилась, что он действительно дома, живой и здоровый, Дэнни вывел из гараж машину и поехал к дому Кэтти.
   Был теплый и влажный вечер. Дождь уже прекратился, но дыхание грозы все еще окутывало город. Дома у Кэтти никого не оказалось, и Дэнни вдруг стало не по себе. Может, она на свидании? Ведь уже темно, где ей еще ходить? Да нет, не может быть.
   Он присел на скамейку, чуть в стороне от дома, и нервно закурил...
   ...Около десяти часов вечера в тишине улицы застучали каблучки. Это она! Наверняка она! Дэнни поднялся и увидел ее. Он сто раз представлял, как подбежит к ней, обнимет... но теперь просто молча стоял и смотрел, как она поднялась по ступенькам к двери и вдруг, словно почувствовав что-то, медленно обернулась.
   — Дэнни.
   — Привет, Кэтти. — Голос его внезапно осип.
   — Дэнни... а мы не ждали тебя раньше вторника. Почему ты не позвонил?
   — А мне дали увольнительную на двое суток, прямо перед отпуском, и я успел на первый лее самолет. Хотел сделать тебе сюрприз.
   — Я была у Салли и... и...
   Она не знала, что сказать.
   — Может, поедем покатаемся, — предложил он.
   — Поехали, только маме записку оставлю.
   Машина плавно катилась по ночным улицам.
   «Почему я держусь за него? — думала она. — Чувство долга? Самолюбие? Любопытство? Что заставляет меня писать ему такое, о чем не должна писать ни одна порядочная девушка. Что было бы, если бы мои родители узнали об этих письмах? А теперь вот он, рядом... И что дальше?»
   Дэнни украдкой взглянул на нее и тоже нахмурился.
   «Гиб, Норт, Илэйн, лагерь Элиот, Ски... этот сумасшедший Сан-Диего и чертовы казармы. Я столько искал ответ на все свои сомнения, но так ничего и не решил...»
   Все произошло совершенно неожиданно и естественно. Дэнни остановил машину, и в следующий миг Кэтти очутилась в его объятиях.
   «Милый, как я люблю тебя, ты даже не подозреваешь, как я люблю тебя!»
   "Господи, ну почему я не могу сказать тебе! Кэтти, неужели ты так же любишь меня, как и я тебя?
   Неужели такое возможно..."
   Дэнни нежно коснулся губами ее щеки, потом расстегнул пуговицу у нее на блузке и осторожно коснулся груди.
   — Дэнни, Дэнни! Я люблю тебя.
   Его рука легла на ее колено и медленно поднялась выше. Кэтти приподнялась и прижалась к нему. Он медленно опустил ее на сиденье.
   — Кэтти...
   — Все хорошо, Дэнни, все хорошо...
   Он вдруг напрягся и, мягко высвободившись от ее объятий, сел на место. Потом включил радио и дрожащими руками зажег сигарету.
   — Извини, Кэтти, я не хотел заходить так далеко.
   Она облокотилась на дверцу и полными слез глазами смотрела на него.
   — Ты, наверное, презираешь меня.
   — Не смей так говорить. Ты же знаешь, как я отношусь к тебе. Это мне надо башку отбить. Извини, я жалею, что так увлекся.
   — А я нет.
   Он повернул голову и изумленно посмотрел на нее.
   — Когда ты уехал, — продолжала Кэтти, — я не могла понять, как отношусь к тебе: то ли во мне говорило самолюбие, то ли просто не хотела терять тебя. Но потом что-то перевернулось. Я знала только одно — хочу, чтобы ты вернулся, чтобы ты был рядом. Ни о чем не могла думать, кроме как о тебе. Конечно, может, мы еще слишком молоды, но если это не любовь, то значит, ее вообще не существует.
   Дэнни молча смотрел на нее, не зная, что сказать. Она была так прекрасна, что он боялся прикоснуться к ней, боялся снова потерять контроль над своими чувствами.
   — Ты ведь любишь меня, Дэнни.
   — Люблю, — едва слышно выдохнул он.
   — Когда я узнала, что ты едешь в отпуск, то решила, что... я... я хочу стать твоей. Вся, без остатка.
   Он знал, чего ей стоило сказать об этом вслух, и волна теплой нежности захлестнула его.
   — Что ты теперь думаешь обо мне, Дэнни?
   — Я думаю, что ты самая прекрасная девушка на свете, и, если бы не война, все было бы по-другому, разве ты не понимаешь?
   — Не понимаю! Я знаю только то, что мы любим друг друга и через две недели ты уедешь, а я опять останусь одна. Так что же нам две недели прятаться друг от друга?
   Дэнни закрыл глаза. Сколько раз еще там, в Сан-Диего, он мечтал о ней, и теперь вот она рядом и готова отдаться ему...
   — А вдруг у тебя будет ребенок?
   — Дэнни, ты действительно любишь меня?
   — Да, солнышко, больше жизни.
   — Тогда давай поженимся. Завтра же.
   — Нет! (Почему я не вернулся в Сан-Диего? Зачем увидел ее?!) У меня ведь ничего нет, я ничего не могу дать тебе.
   — Можешь! Ты можешь дать мне две недели. А это уже очень много.
   Он обнял ее за плечи.
   — Кэтти, подумай еще раз. Война может затянуться на два, на три года! Я вообще могу не вернуться.
   — Все равно! Сейчас ты здесь, и я люблю тебя.
   — Ты когда-нибудь видела молодую женщину, у которой убили мужа? Нет? А я видел, только вчера. Это страшно. Ты хочешь загубить себе всю жизнь из-за каких-то двух недель?
   — А ты подумал, что если ничего между нами не произойдет и ты не вернешься оттуда, то я всю жизнь стану говорить себе, что у нас были целых две недели и я могла любить его и сделать счастливым! О Господи, Дэнни, я уже не знаю, что правильно, а что нет. Я просто люблю тебя.

* * *

   Первые лучи солнца осторожно коснулись лица Дэнни, и он открыл глаза. Кэтти еще спала, положив голову ему на грудь. Он немного сдвинул одеяло и несколько минут любовался ее обнаженным телом, потом поцеловал ее губы.
   — Кэтти.
   Она улыбнулась во сне и прижалась к нему.
   — Кэтти, уже утро. Нам пора.
   Она потянулась и, встав на колени, поцеловала его.
   — Ты такая красивая, солнышко.
   Она слегка покраснела, но не стала прикрываться.
   — Ты, наверное, заранее арендовал эту хижину, чтобы завлечь меня сюда.
   Дэнни засмеялся. Вчера вечером они приехали на пляж и, словно в кино, наткнулись на пустой домик. Осталось только принести из машины одеяла.
   — Неважная получилась свадьба, да? Ни церкви, ни цветов, ни подарков.
   Она взяла его руку, поцеловала и положила себе на грудь.
   — У меня есть ты, и это больше, чем у любой девушки.
   — Кэтти.
   — Что?
   — Я не сделал тебе больно?
   — Немножко. Я была у врача, и он мне рассказал об этом.
   — Ага, коварная, так ты давно готовила мне западню.
   — Дэнни, я так счастлива.
   — Да, еще бы завтрак в постель.
   — В этом отеле не подают завтрака в постель.
   Они неохотно оделись и пошли к машине.
   — Дэнни!
   — Что?
   — А я... тебе было хорошо со мной в постели?
   — Ну и вопрос!
   — Нет, серьезно.
   — Как тебе сказать. С уверенностью можно утверждать только одно — три доллара ты всегда заработаешь.
   — Дэнни!
   — Ладно, ладно, шучу. Всякому ясно, что ты стоишь не меньше пяти.
   Она шутливо толкнула его, но через минуту перестала улыбаться.
   — Дэнни, а я лучше, чем та девушка в Сан-Диего?
   Он чуть не вывалился из машины.
   — Я знала, чувствовала, что у тебя кто-то появился, когда ты перестал писать. Но мне все равно, теперь ты мой.
   Машина уже неслась по городу, когда романтика и очарование ночи сменились холодной реальностью того, что им предстояло.
   — Кэтти, ты понимаешь, что нам сейчас устроят?
   Она кивнула.
   — Боишься, солнышко?
   — Немножко.
   — Я тоже, но ты держись за меня.
   — Они не смогут помешать нам, Дэнни.
   Остановившись у дома Кэтти, они взялись за руки и поднялись по ступенькам. На пороге Дэнни поцеловал ее и подмигнул. Она была бледна, но храбро подмигнула в ответ.
   Все четверо родителей находились в доме. Сибил Уокер всхлипывала в кресле. Марта Форрестер тоже. Мужчины выглядели хмурыми и усталыми от бессонной ночи.
   Едва молодая пара появилась на пороге, как все стихли.
   — Кэтти! С тобой все в порядке?
   — Да, мама.
   — Слава Богу! — вздохнула Марта. — А мы уже думали, что с вами что-то случилось.
   — Где вы были, черт возьми?! — вмешался Марвин Уокер. — Кэтти, ты только посмотри на себя.
   — Мы сейчас объясним, — сказал Дэнни.
   — Да уж пожалуйста!
   — Кэтлин, ты... — Сибил с ужасом смотрела на дочь. — Ты же не хочешь сказать, что вы...
   Кэтти и Дэнни молчали.
   — Дэн! — вскинулась Марта. — О Господи! Какой позор!
   — Ах ты сукин сын! — прорычал Марвин.
   — Подождите! — взмолилась Кэтти. — Папа! Мама! Как вы не понимаете? Мы любим друг друга!
   — Иди к себе в комнату, Кэтлин!
   — Нет!
   — С тобой я попозже поговорю как следует, а что касается тебя, Дэнни Форрестер, то посмотрим, что скажет по этому поводу армейская прокуратура.
   — Кэтлин, как ты могла! — снова заголосила Сибил.
   — Да подождите вы, черт возьми! — взорвался Дэнни. — Мы любим друг друга и хотим пожениться.
   — Я тебе поженюсь! Я тебе так поженюсь...
   — Марвин, Сибил, — заговорил до сих пор молчавший Генри Форрестер. — Нам лучше успокоиться и обговорить все по-человечески. По-моему, ребята говорят серьезно. Марта, черт побери, прекрати выть или уходи отсюда!
   — Как ты говоришь со мной?!
   — Помолчи, ради Бога. И не изображай из себя умирающего лебедя. Я уже сто раз видел это. Если не хочешь помочь сыну, то лучше выйди.
   Марвин побелел от ярости.
   — Ты оказалась права, Сибил. Надо было давно положить конец их свиданиям. А что касается тебя, Генри, то тебе и твоему сыну лучше уйти.
   Кэтти прижалась к Дэнни.
   — Я не останусь здесь, забери меня, Дэнни.
   — Хорошо, малыш.
   — Нет, ребята, вот тут на меня не рассчитывайте, — поднял руки Генри Форрестер.
   — А нам не нужна ваша помощь, — заявил Дэнни.
   Кэтти подошла к матери и присела около нее.
   — Мама, я люблю его, Я не хотела делать вам больно, но я люблю, понимаешь? — Она поднялась и взглянула на отца.
   — Хочешь уйти — уходи, — буркнул он.
   — Хорошо. Дэнни, подожди меня, я быстро. — Она пошла наверх к себе в комнату.
   — Здорово! — яростно прошипел Дэнни, — Ну, спасибо за помощь и понимание. Ничего, мы проживем.
   — Марвин, останови ее! — всхлипнула Сибил.
   — Она блефует, Сибил, пусть идет. Сама приползет назад. У него ведь нет ни гроша. Как они будут жить? И где?
   Дэнни подошел к телефону и снял трубку.
   — Примите, пожалуйста, телеграмму. Старшему сержанту Пуччи, штабная рота, второй батальон, шестой полк... лагерь Элиот, Калифорния. Да. Да. Срочная. Прошу по первому запросу перевести двести долларов в Балтимор, Передайте Маку, чтобы взял у ребят еще двести долларов и снял квартиру в Сан-Диего, а также подыскал работу для моей жены. Подпись Дэнни Форрестер.
   Кэтти с чемоданом в руках спустилась по лестнице.
   — Готова, малыш? — Он подмигнул ей.
   — Да, милый.
   — Кэтлин! — Сибил поднялась. — Не надо, не уходи!
   Кэтти холодно взглянула на нее.
   — И что дальше?
   — Делай, что хочешь.
   — А ты что скажешь, отец?
   Марвин устало опустился в кресло. Ярость его уже прошла и, он только махнул рукой.
   — Ваша взяла.
   Генри Форрестер подошел к Кэтти и поцеловал ее.
   — Добро пожаловать в нашу семью, миссис Форрестер. И еще... я очень рад за вас обоих.
   — Спасибо, папа, — улыбнулась она и тоже поцеловала его.

Глава 6

   Я спал, как говорят морпехи, одним глазом, поджидая Форрестера. Сколько довелось мне увидеть ребят, возвращающихся из отпуска! Одни приезжали веселые, другие мрачные, но всем хотелось выговориться, потому я всегда ждал, когда один из моих возвращался.
   Он вошел в казарму, когда было уже полночь и все давно спали.
   — Привет, Дэнни.
   — Привет, Мак.
   — Хорошо съездил?
   — Да.
   — Эй, мужики, нельзя потише? Дайте поспать.
   — Пошли в гальюн перекурим, — предложил я.
   Дэнни с готовностью согласился.
   Закурив, я ждал, когда он заговорит, но Дэнни молчал. Я дружески хлопнул его по плечу.
   — Ничего, старик, я знаю, как это бывает после отпуска. Завтра двадцатимильный марш-бросок и снова почувствуешь себя, как новенький. Дома все в порядке?
   — Да, все хорошо. Извини, что побеспокоил тебя телеграммой, Мак.
   — Да брось ты!
   — Мак, я женился.
   — На той блондинке?
   — Ага.
   — Молодец. И вот что, Дэнни, не надо себя жалеть. Все понимаю — молодая жена где-то далеко, а ты здесь. Не надо, Дэнни.
   — Да я ничего, Мак, не волнуйся.
   — Черт, чуть не забыл. Тебе письмо.
   — Письмо? Я же только вчера уехал.
   — А оно пришло пару дней назад.
   Он осмотрел конверт и нахмурился.
   — Это от тестя и, похоже, ничего хорошего не предвещает. — Дэнни так нервничал, что попросил меня прочитать мелко исписанный листок:
   "Дорогой Дэнни.
   Честно говоря, не знаю, с чего начать, но сразу скажу, что хотел, чтобы это письмо попало к тебе в руки, как только ты вернешься на базу.
   Прежде всего, я не собираюсь извиняться за свои слова в то утро, когда вы с Кэтлин пришли домой. На моем месте ты вряд ли вел бы себя иначе. Как ты понимаешь, для нас это явилось шоком. И все потому, что мы не заметили, как она изменилась за последние полгода. А мы просто обязаны были заметить это и помочь ей.
   Я не такой уж тупоголовый, как это могло показаться тебе тем утром, поэтому мы с Сибил все спокойно обговорили и решили, что раз Кэтлин любит тебя, то нам остается только принять это. А если так, то я прекрасно понимаю, что у тебя своих проблем по горло, ведь вы там, ребята, будете воевать за нас, за тех, кто остался дома, и единственное, что я могу сделать для тебя, так это дать гарантию, что дома у тебя все будет в порядке.
   Сибил и Кэтлин сейчас собираются идти по магазинам, а я пишу это письмо.
   Что ж, сынок, надеюсь вскоре получить от тебя весточку. И еще одно, но это строго между нами. Если тебе понадобятся деньги ( я же знаю, что такое служба в армии), то не стесняйся, всегда рад помочь..." — Вот это да, Мак! — Дэнни не мог прийти в себя от изумления. — Знаешь, теперь, я, пожалуй, могу спокойно отправиться спать.
   Последние три дня я стал замечать, что мое отделение мало-помалу начинает напоминать боевую единицу. Конечно, им было далеко до радистов старого доброго Корпуса, даже ногой я мог работать на ключе быстрее, чем они руками, но тем не менее они вполне сносно справлялись с нашим дряхлым оборудованием.
   Вскоре после того, как Дэнни вернулся их отпуска, шестой полк начал готовиться к отбытию из Штатов.
   Мы чувствовали, что для нас приберегут что-то особенное. А как иначе? Лучший полк — значит, самая трудная и самая опасная боевая задача.
   Мы упаковали все оборудование в ящики, помеченные белым квадратом с цифрами 2/6 (для второго батальона обычно использовали белый цвет). На ящики нанесли также два загадочных слова «Спунер» и «Бобо». Правда, нам удалось выяснить, что «Спунер» — это место назначения, а «Бобо» — наш транспорт, но это ничего не говорило и оставляло место для самых невероятных слухов.
   Весь лагерь Элиот был завален грудами тюков и горами ящиков, и каждый день формировались команды для их погрузки на транспорт, Именно в эти дни я обнаружил, что мое отделение в полном составе, согласно традициям морпехов, оказалось отъявленными лентяями. Собрать их для погрузочных работ оказалось просто невозможно. Они находили самые фантастические предлоги, прятались в самых невероятных местах и по этой части ни в чем не уступали морпехам старой закалки. Мы с Бернсайдом устраивали настоящее сафари, когда требовались люди для погрузки. В конце концов мы загнали все отделение в большую восьмиместную палатку и по очереди сторожили их, пока работы не закончились. Тем не менее испанец Джо каким-то образом ухитрился ускользнуть в Сан-Диего. Вернулся он под вечер на «заимствованном» джипе, нагруженном двадцатью галлонами красного вина. Три дня и три ночи все отделение было пьяно в дым. Только Мэрион оставался трезвым. Остальные, пошатываясь, бродили между ящиками или бесчувственные валялись на койках, а поскольку никто не заботился о том, чтобы вовремя поесть, то стоило им хлебнуть кружку воды, как их опять развозило.
   Наконец погрузка закончилась, и нам оставалось только ждать. А тут как раз выплатили жалованье, и в ближайшее увольнение мы устроили прощальную вечеринку в Сан-Диего в лучших традициях Корпуса.
   Энди, Непоседа, Элкью, Эрдэ и Дэнни завалились в первый попавшийся бар и решили, что пройдут по всей улице и выпьют в каждом баре. Я хотел было присмотреть за ними, но на полпути оказался втянутым в очередную пивную дуэль между Бернсайдом и Маккуэйдом. А поскольку я собирался перепить их обоих, то потерял связь со своим отделением. Оставалось надеяться, что мы увидимся утром.

* * *

   Они сидели в большом полупустом баре где-то на окраине Сан-Диего. Никто уже не мог вспомнить, как они попали туда. Впрочем, никто и не пытался.
   — Жаль, что с нами нет Мэриона.
   — Да, старый добрый Мэрион.
   — Дав-вайте выпьем за него. За Сестричку Мэри.