Страница:
В это же время посты ВНОС Горьковского корпусного района также зафиксировали три – пять самолетов противника, летевших вдоль р. Оки. В сторону Горького летела еще одна группа Не-111 из I./KG4. В 01.36 в городе был дан сигнал «ВТ». Вскоре возле поселка Стригино, в восьми километрах юго-западнее автозавода, прогремели три мощных взрыва. Высланные на разведку группы МПВО потом обнаружили на окраине поселка три больших воронки диаметром семь-восемь метров и глубиной пять метров. При этом в соседнем лесу взрывной волной повалило деревья. Еще несколько бомб были сброшены на Сормовский район. Однако, по данным службы МПВО,
«жертв и разрушений не было».В 07.30 был снова подан сигнал «ВТ», а затем в 08.20 дан «Отбой». Гудки воздушной тревоги звучали в Горьком и в следующую ночь, однако на этот раз никакой бомбежки не было.
Таким образом, нижегородцы отделались легким испугом, а вот Саратовскому шарикоподшипниковому заводу достал ось по полной программе. Возник большой пожар, озаривший июньское небо. В ликвидации последствий налета на ГПЗ-3 участвовала объектовая команда МПВО (в составе команды управления из 12 чел., команды охраны порядка – 74чел., аварийно-восстановительной команды – 15 чел. и медико-санитарной команды – 12 чел.) и 500 мобилизованных рабочих цехов. Штаб МПВО Саратова направил в очаги поражения команды медико-санитарной службы города, бригады по восстановлению водопровода, электросети и связи. На подмогу прибыли и 368 солдат из воинских частей. Пожары были в основном ликвидированы за четыре часа, а через восемь часов завод частично возобновил работу в цехах, не пострадавших от налета. Всего в ходе бомбежки на заводе погибли 30 и были ранены 202 человека.
Эти слабые точечные удары германских бомбардировщиков, хотя и не нанесли сильного ущерба военной промышленности Поволжья, в очередной раз выявили многочисленные недостатки в организации ПВО и МПВО тыловых городов. 27 июня на ГПЗ-3 в Саратове прошло закрытое партсобрание. На нем были приняты решения о создании дополнительных пожарных звеньев, усилении аварийно-восстановительных команд и оборудовании укрытий. Восстановительные работы предполагалось в основном завершить к 7 июля.
В этот же день начальник управления НКВД Горьковской области майор госбезопасности Рясной издал приказ № 057, в котором говорилось:
«Налеты авиации противника на города области показали, что:
а) дежурство на КП штабов городов, районов, объектов несут не ответственные работники штабов, а второстепенные лица, совершенно незнакомые или малознакомые с работой штаба по оповещению населения и рабочих объектов путем подачи сигнала «Воздушная тревога», со способами приведения в боевую готовность всех сил и средств местной ПВО, что ведет к опозданиям с подачей сигнала и развертывания сил [94] , как это было 30.5. в Горьком,
б) приведение в боевую готовность сил и средств городов и объектов происходит медленно и неполностью – не везде полная явка личного состава в участковые и объектовые команды, в группы самозащиты, пожарные посты. Группы самозащиты не усиливают наблюдения за светомаскировкой, не принимают мер к укрытию населения в бомбоубежищах,
в) штабы не ведут разведки очагов поражения путем высылки на место специальной разведки, а питаются случайными данными, на практике это ведет к потере времени, к неправильным решениям по ликвидации очагов поражения и дезинформации вышестоящих штабов и начальников,
г) штабы не занимаются контролем за развертыванием сил и средств по сигналу «ВТ», за работой формирований в очагах поражения, подведением итогов работы и изучением опыта. На практике это ведет к тому, что недочеты не устраняются, качество работы и дисциплина не повышаются…»
Между тем в ночь на 28 июня немцы впервые совершили налет на Астрахань. В течение двух часов самолеты сбрасывали бомбы на переправу через Волгу, строящийся железнодорожный мост и жилые кварталы. В городе возникли десятки пожаров, появились первые жертвы среди мирного населения. Всего в ходе бомбежки были разрушены 19 кирпичных и четыре деревянных дома, во многих местах вышли из строя осветительные линии и водопровод. Так жители самого южного волжского города впервые воочию увидели, что такое война: разрезанное лучами прожекторов небо, надрывная пальба зениток, гулкие разрывы «фугасок», пожары и крики раненых.
Многие астраханцы явились свидетелями пуска с земли осветительных ракет. Особенно много их взлетело в промышленном секторе города и в районе нефтебаз. Стало ясно, что и здесь орудуют вражеские шпионы. Впрочем, астраханским контрразведчикам повезло, прямо во время бомбежки на улице были задержаны два «сигнальщика». Последующий допрос в окружном отделе НКВД выявил, что оба агента в прошлом являлись военнослужащими Красной Армии, которые, попав в 1941 г. в плен, согласились сотрудничать с немцами. Впоследствии, после кратковременной учебы в абверовской школе в Полтаве, они вместе с еще тремя диверсантами в марте 1942 г. были высажены с самолета в Южном Поволжье. И что самое важное, шпионы имели задание давать сигналы ракетами во время налета бомбардировщиков, о примерной дате которого им было сообщено! Этот факт наконец раскрыл тайну ракетчиков. По всей видимости, зная о готовящихся налетах на тыловые города, Абвер заранее забрасывал в них группы шпионов, экипируя их среди прочего и сигнальными ракетницами. Будучи информированными о дате налета или просто услышав гудки воздушной тревоги, диверсанты занимали места в малолюдных районах городов и пускали ракеты. При этом различные группы действовали автономно и независимо друг от друга, что затрудняло их поимку и разоблачение.
В ночь на 29 июня несколько «Хейнкелей» из I./KG4 совершили налет на Тамбов. На этом серия беспокоящих налетов на тыловые города, предваряющая операцию «Блау», целью которой был захват Кавказа и выход к Волге, закончилась. Начальник штаба авиационного командования «Ост» Герман Плохер вспоминал: «Эти налеты, хотя и носили стратегический характер, вызвали лишь небольшие, временные перебои в работе советской военной промышленности и в действительности были булавочными уколами, не оказавшими никакого стратегического влияния на ход войны».
На самом деле беспокоящие налеты небольшими силами хотя и не приводили к большим разрушениям и дезорганизации работы промышленности, тем не менее играли важную роль, поскольку заставляли советское командование постоянно усиливать ПВО тыловых объектов. На это уходили офицерские кадры, люди, различная техника, которые тем самым невозможно было использовать на фронте. Кроме того, даже «булавочные уколы»сильно воздействовали на моральный дух склонного к панике мирного населения, отвлекали значительные материальные и людские ресурсы на обеспечение маскировки, строительство укрытий и выполнение других мероприятий по местной противовоздушной обороне.
Тем временем внимание всего мира было приковано к южному сектору советско-германского фронта. 3 июля 1942 г. немецкие танки захватили плацдарм на восточном берегу Дона и вскоре вышли к Воронежу. Таким образом, за неделю стремительного наступления Вермахт преодолел 150 км. Узнав об этих событиях, пусть и в искаженной форме, из сводок Совинформбюро, жители Саратова испытали страх. Даже любой школьник мог без труда посчитать, что расстояние от волжского города до линии фронта сократилось ровно на четверть. Да тут еще пришло известие о падении Севастополя, означавшее, что весь Крым отныне в руках немцев. Саратовцы еще не оправились от недавних налетов авиации, и в силу всего этого в городе в эти жаркие июльские дни царила очень возбужденная обстановка. Тем более люди, приезжавшие на поездах, рассказывали, что немцы бомбят железные дороги где-то в районе Борисоглебска и Уварово.
Напряжение чувствовалось и в Сталинграде. 4 июля городской комитет обороны принял постановление «О мерах усиления противопожарной обороны г. Сталинграда», в котором, в частности, говорилось:
«Начальнику МПВО Д.М. Пигалеву (председателю горсовета депутатов трудящихся) в декадный срок:
а) привести в полную боевую готовность все имеющиеся противопожарные звенья групп самозащиты жилых домов, учреждений и предприятий и Комсомольске-молодежные взводы и участковые команды МПВО, полностью их укомплектовать и оснастить положенным по табелю имуществом…,
в) установить непрерывное несение пожарной постовой службы в жилых, общественных и производственных зданиях…»
Принимались и другие меры по усилению средств местной противовоздушной обороны: совершенствовались линии телефонной и радиосвязи для зенитной артиллерии и прожекторных станций, повысилась требовательность к соблюдению светомаскировки. Все формирования МПВО отныне находились на казарменном положении. Жители города вновь принялись рыть пожарные водоемы, восстанавливать старые и строить новые убежища и щели. Многие делали это с неохотой, поскольку не верили в возможность массированной бомбежки города, находящегося далеко от линии фронта.
В те дни, пожалуй, только руководство «Волготанкера» пребывало в хорошем настроении. К этому времени из Астрахани были вывезены практически все запасы нефтепродуктов. Только за июнь по волжской артерии прошли более 1,3 млн т! Нефтебазы в Камышине, Саратове, Сызрани, Казани, Горьком и др. городах были заполнены до отказа. Что будет дальше, никто не знал, поэтому едва с Каспийского моря прибывал очередной танкер, нефть сразу же перекачивали на речные суда и как можно быстрее отправляли вверх по течению.
Обстановка в небе Южного Поволжья становилась все более напряженной. В начале июля немецкие самолеты нанесли серию ударов по периферийным городам и железнодорожным станциям, Так, 8 и 9 июля бомбардировке дважды подвергся важный железнодорожный узел Ртищево, расположенный на железной дороге Тамбов – Саратов. 8 июля на аэродром Кутейниково, в 50 км юго-восточнее Донецка, прибыла I./KG55 «Грайф», и уже на следующую ночь ее «Хейнкели» совершили налет на Сталинград, сбросив фугасные бомбы на промышленные объекты Кировского района города и железнодорожную станцию Бекетовка.
К этому моменту город на Волге, на который было нацелено острие германского наступления, являлся одним из важнейших промышленных центров Советского Союза, уступая в значении разве что Горькому. Достаточно сказать, что Сталинградский тракторный завод им. Дзержинского производил половину всех средних танков Т-34, а металлургический завод «Красный Октябрь» был основным производителем высококачественных сталей для танковой, авиационной и подшипниковой промышленности. Поэтому противовоздушная и сухопутная оборона Сталинграда имела огромное значение для поддержания боеспособности Красной Армии.
Производство и поставки в Люфтваффе этих бомб начались незадолго до начала операции «Блау». Опыт бомбардировок городов в 1939—1941 гг. показал, что зажигательные бомбы наносят гораздо больший ущерб кварталам и промышленным объектам, чем самые крупные фугасные боеприпасы. Возникновение одновременно десятков и сотен очагов пожаров затрудняло тушение, чаще всего приводило к неконтролируемому распространению огня и как результат к уничтожению целых кварталов и заводских корпусов. Мелкие одно– и двухкилограммовые зажигалки типа Bl, B2EZ и B2.2EZ доказали свою надежность и эффективность, однако для достижения большего разрушительного эффекта требовались новые типы бомб.
В 1942 г. на вооружение были приняты семь типов тяжелых зажигательных бомб: Brand C50A массой 40 кг, Brand C50B и Spreng Brand 50Амассой по 35 кг; FLAM KC250 массой 110 кг; Brand C250A массой 250 кг, FLAM C250 массой 250 кг и FLAM500 весом 500 кг. В бомбах типа Brand в качестве начинки использовалась смесь нефти, бензина, чистого каучука (или полистирена) и фосфора, за исключением Brand 50B, которая снаряжалась только белым фосфором. В бомбах типа FLAM, помимо смеси нефти с бензином, использовался небольшой заряд тротила. Взрываясь, он воспламенял и разбрызгивал горючую жидкость вокруг места падения на 15—20 м, существенно увеличивая площадь одновременного возгорания. Наиболее сложная по конструкции бомба Spreng Brand 50A оснащалась 76 термитными зарядами, которые при подрыве небольшого заряда тротила разлетались в радиусе 30 м и затем воспламенялись.
12 июля война во всей своей ужасной красе пришла в Морозовскую – небольшой городок, расположенный в степи, в 140 км юго-западнее областного центра. Ее дыхание и так уже наваливалось на эти места. Через станцию днем и ночью грохотали эшелоны, по улицам то и дело проходили отступающие части, грузовики и подводы с беженцами. И вот в разгар жаркого июльского дня со стороны солнца внезапно появились шесть «Юнкерсов» и, спикировав, сбросили бомбы на железнодорожный узел. В результате вспыхнули сразу два санитарных состава, битком набитые ранеными. Разогретые летним жаром деревянные вагоны горели как солома, бойцы, которые могли передвигаться, выпрыгивали из окон, лежачие пытались ползти, кому-то помогали санитарки. Однако помощи на всех не хватило, и сотни раненых сгорели заживо.
Все чаще самолеты со свастиками появлялись и над самим Сталинградом. Сталин, у которого вошло в моду посылать сюда разных высоких начальников, отправил проверить на месте состояние ПВО города генерала Михаила Громадина. За несколько дней тот успел посетить почти все зенитно-артиллерийские части, а также аэродромы 102-й ИАД. При этом командующий ПВО страны получил возможность лично убедиться в том, насколько плохо обстоит дело с ранним обнаружением и идентификацией немецких самолетов.
Зенитчица 784-го ЗенАП М. И. Матвеева вспоминала о том, как при посещении ее батареи Громадин стал свидетелем беспокоящего налета на Сталинград одиночного бомбардировщика. «Стою на вышке, утроив, как говорится, бдительность. Слышу ноющий, до тошноты уже знакомый звук моторов „Хейнкеля“. Громко кричу: „Воздух!“
Командир и командующий поднялись на вышку. Докладываю:
– Курс 90, один Хе-111, высота 6!
Громадин смотрит строго. Недоуменно пожимает плечами и обращается к Рутковскому:
– Корпус тревоги не объявлял. Посты ВНОС о цели не докладывали. В чем дело?
Я, посмотрев на командира полка, настаиваю на своем. Рутковский поддержал меня:
– Товарищ генерал, я своим разведчикам верю. У них хороший слух и острое зрение.
Генерал прервал его и приказал проверить, что дает КП корпуса. Через несколько секунд оттуда сообщили, что идет свой тяжелый бомбардировщик ТБ-3.
– Ну? – вопросительно смотрит на меня и командира полка Громадин.
А я уже явственно вижу характерные очертания «Хейнкеля» и еще более отчетливо слышу звук его моторов… Я еще увереннее докладываю:
– Воздух!«Хейнкель-111», курс 90!
Корпус, однако, настаивает на своем, дает отбой. Громадин, чувствуется, очень недоволен нами. Рутковский подмигнул мне и приказал открыть огонь дежурной батарее. Командующий покачал головой, но ни во что не стал вмешиваться. И вот мы все видим, как «свой ТБ-3», вокруг которого вспухли светлыми шапками разрывы зенитных снарядов, вывалил из брюха несколько бомб, выполняя противозенитный маневр, развернулся и ушел восвояси».
Однако проблемы были не только в невнимательности постов ВНОС. Несмотря на постоянные подкрепления, сил и средств у ПВО явно не хватало. Так, в 102-й ИАД полковника И. И. Красноюрченко оставались всего 18 «МиГов» и «Яков», способных реально бороться с немецкими разведчиками и бомбардировщиками. Все они базировались в Бекетовке и целыми днями гонялись за противником по всей Сталинградской области. В то же время из западных районов области и пригородов в обком партии поступали панические донесения. В частности, сообщалось, что вражеские самолеты сбрасывают на колонны беженцев «бочки с дерьмом свистульки и даже телефонные будки»,а также «бомбят» линии электропередач обрубками рельсов.
В самом городе все больше ощущалось напряжение. Официальные сводки Совинформбюро скупо освещали происходящее, и толпы беженцев, наводняющих вокзалы и улицы, рассказывали страшные истории об ужасе отступления и неумолимо надвигающейся с запада опасности. Как обычно, на рынках и площадях распространялись самые невероятные слухи о том, что немецкие танки уже подходят к городу, что Сталин решил без боя отдать Сталинград Гитлеру в обмен на то, что тот откажется от захвата Москвы, что в городе кончился хлеб, вот-вот не будет воды и т.п. Постоянно появлялись «сведения» о сотнях немецких шпионов и диверсантов, орудующих в городе.
В магазинах стали быстро исчезать последние продукты, а очереди удлиняться на сотни метров. Продавцы на продуктовых рынках, всегда остро реагировавшие на «информацию» о делах на фронте, стремительно взвинчивали цены. Поскольку население города за счет беженцев с каждым днем росло, а поставить всех на карточный учет было совершенно нереально, единственным законным способом прокормиться у людей оставался обмен на продовольствие привезенного с собой барахла. Поэтому то тут, то там возникали импровизированные «обменные пункты». Те же, кому менять было нечего, вынуждены были в лучшем случая побираться, в худшем – заниматься грабежами и кражами. Рост преступности в Сталинграде в июле стал практически неконтролируемым. Председатель горкомитета обороны Чуянов вспоминал об этих днях: «Сталинград переполнен эвакуируемым населением. Скопилось огромное количество автомашин с фронтовым и заводским имуществом, домашним скарбом. Кое-где орудуют темные личности, особенно в очередях, на эвакопунктах, на пристанях, на вокзалах и бараках».Жилья для беженцев также не хватало, и тысячи людей ночевали в подъездах, на скамейках или попросту на траве.
Тем временем лавина эвакуации все сильнее захлестывала Нижнее Поволжье. 13 июля в Камышине, Горном Балыклее, Дубовке, Каменном Яре началась организация переправ для перегона скота и тракторов на восточный берег. В Сталинградском речном порту скапливались бесконечные ящики с оборудованием, станки, прессы, разобранные краны и многое другое, загромождая причалы и их окрестности. Все это невозможно было скрыть от глаз жителей и люди со все большей неохотой отправлялись по утрам на работу, все их мысли занимал вопрос, куда и когда бежать из города. Между тем никто толком не знал, что же все-таки происходит на фронте. В тот же день началось бегство из донской станицы Серафимовичи. Из-за отсутствия мостов переправа на северный берег Дона осуществлялась на нескольких паромах, скот преодолевал реку вплавь, жители – на лодках и самодельных плотах.
15 июля части 6-й армии Вермахта захватили г. Миллерово и находились уже в 300 км от Сталинграда. В этот день Сталину стало окончательно ясно, что остановить немцев западнее Дона не удастся. Вечером он лично позвонил в обком Чуянову и приказал готовить город к обороне. Тут же начиналось спешное строительство четвертого городского оборонительного рубежа, на которое ежедневно стали выгонять многие тысячи сталинградцев. Так, в Ерманском, Дзержинском и Ворошиловском районах на возведение укреплений были направлены по 10 тыс. человек. Жители Краснооктябрьского, Тракторозаводского и других районов Сталинграда также активно участвовали в строительстве «окопов». Многие учреждения, работа которых могла быть без ущерба для интересов фронта приостановлена, временно закрывались с оставлением в них лишь дежурных, а весь коллектив мобилизовывался «на окопы». В конце июля на строительстве городского обвода работали свыше 57 тыс. человек. Все необходимое для строительства добывалось на месте.
Решениями транспортного комитета при ГКО от 14 и 15 июля и последующими его указаниями на волжский речной транспорт возлагались все возраставшие перевозки грузов для заводов, выпускавших броневую сталь, танки, артиллерийские орудия и другую важнейшую военную продукцию, а также перевозки боеприпасов. В Вольске, Саратове, Камышине и Сталинграде были созданы фронтовые базы снабжения, в Казани, Сызрани и Ульяновске срочно усиливались пункты перевалки воинских грузов с железных дорог на водный транспорт и обратно. Всего по решению Госкомитета обороны было необходимо принять с железных дорог на волжскую магистраль 6000 вагонов воинских и 3550 – хозяйственных грузов. Волжские порты не были подготовлены к переработке столь огромного грузопотока, поэтому в Куйбышеве, Батраках и Саратове в спешном порядке сооружали дополнительные причалы для тяжеловесных грузов. Затем при помощи воинских частей началась реконструкция пристаней в Камышине и Вольске. Тем не менее перегрузка с вагонов в пароходы и баржи происходила с огромными трудностями. Зачастую портовые краны не выдерживали нагрузки и опрокидывались, происходили многочисленные аварии и несчастные случаи. А эшелоны все прибывали и прибывали.
Между тем германские танки стремительно приближались к Сталинграду. Кризис в Южном Поволжье нарастал. Сюда стекались толпы беженцев, составы с эвакуированным оборудованием, разбитые воинские части. Ситуация осложнялась и тем, что директивой Сталина от 20 июля была запрещена на восточный берег Волги эвакуация450тыс. сталинградцев, а так же 150тыс. беженцев, которые прибыли сюда в основном из Украины. Зато уже на третий день после получения директивы из города бешеными темпами начали переправлять в тыл заводское оборудование и имущество предприятий. На паромах и баржах через Волгу перевозились грузовики, трактора, комбайны и другая сельхозтехника, сотни тысяч голов скота. Вывозили даже заключенных из тюрем. Мирных же жителей к переправам не подпускали, им обещали, что город не сдадут. Впрочем, наиболее дальновидные граждане, чувствуя нарастающую опасность, все же покидали Сталинград по суше вместе со своими семьями, направляясь на север, в сторону Саратова, или на юго-восток, в Астрахань.
20 июля в город приходит копия постановления ГКО об отгрузке и вывозе из Сталинградской области запасов хлеба, в соответствии с которым было необходимо в течение месяца дополнительно отгрузить 540 тыс. т. В тот же день бюро обкома принимает постановление о практических мероприятиях по скорейшему сбору и вывозу всего лома цветных металлов с доставкой своим транспортом к железной дороге и пристаням. В зале заседаний Сталинградского горкома ВКП(б) в местном Кремле срочно собрался партийный актив города, в т.ч. представители предприятий, коммунальных служб, речного транспорта. Первый секретарь обкома Чуянов в нервозной обстановке сообщил присутствующим о полученных им указаниях из Москвы, суть которых состояла в следующем: покончить с эвакуационными настроениями, обеспечить бесперебойную работу промышленности, усилить ПВО. После этого по залу пронесся небольшой ропот негодования, ведь многие работники заводов уже паковали вещи в надежде на скорое решение об эвакуации из города, но вслух, естественно, никто не высказался. На партактиве также была обсуждена информация о состоянии с торговлей продуктами, обеспечением общественного порядка. Чуянов заявил, что обком располагает сведениями о заброске в районы области немецких агентов и диверсантов, задачей которых было вывести из строя важнейшие предприятия.
Над самым южным городом Поволжья тоже нависала угроза. С объявлением военного положения в Сталинградской области в Астрахани постановлением горкомитета обороны 21 июля был введен комендантский час. Всякое движение автотранспорта и хождение по городу с 23.00 и до 05.00 разрешалось лишь по специальным пропускам. Особое внимание было уделено соблюдению светомаскировки. Горкомитет обороны обязал усилить охрану нефтебаз, пристаней, флота от воздушного нападения и действий диверсионных групп. Начальнику пароходства было предложено запретить скапливание в одном месте судов, ожидающих разгрузки.
Таким образом, нижегородцы отделались легким испугом, а вот Саратовскому шарикоподшипниковому заводу достал ось по полной программе. Возник большой пожар, озаривший июньское небо. В ликвидации последствий налета на ГПЗ-3 участвовала объектовая команда МПВО (в составе команды управления из 12 чел., команды охраны порядка – 74чел., аварийно-восстановительной команды – 15 чел. и медико-санитарной команды – 12 чел.) и 500 мобилизованных рабочих цехов. Штаб МПВО Саратова направил в очаги поражения команды медико-санитарной службы города, бригады по восстановлению водопровода, электросети и связи. На подмогу прибыли и 368 солдат из воинских частей. Пожары были в основном ликвидированы за четыре часа, а через восемь часов завод частично возобновил работу в цехах, не пострадавших от налета. Всего в ходе бомбежки на заводе погибли 30 и были ранены 202 человека.
Эти слабые точечные удары германских бомбардировщиков, хотя и не нанесли сильного ущерба военной промышленности Поволжья, в очередной раз выявили многочисленные недостатки в организации ПВО и МПВО тыловых городов. 27 июня на ГПЗ-3 в Саратове прошло закрытое партсобрание. На нем были приняты решения о создании дополнительных пожарных звеньев, усилении аварийно-восстановительных команд и оборудовании укрытий. Восстановительные работы предполагалось в основном завершить к 7 июля.
В этот же день начальник управления НКВД Горьковской области майор госбезопасности Рясной издал приказ № 057, в котором говорилось:
«Налеты авиации противника на города области показали, что:
а) дежурство на КП штабов городов, районов, объектов несут не ответственные работники штабов, а второстепенные лица, совершенно незнакомые или малознакомые с работой штаба по оповещению населения и рабочих объектов путем подачи сигнала «Воздушная тревога», со способами приведения в боевую готовность всех сил и средств местной ПВО, что ведет к опозданиям с подачей сигнала и развертывания сил [94] , как это было 30.5. в Горьком,
б) приведение в боевую готовность сил и средств городов и объектов происходит медленно и неполностью – не везде полная явка личного состава в участковые и объектовые команды, в группы самозащиты, пожарные посты. Группы самозащиты не усиливают наблюдения за светомаскировкой, не принимают мер к укрытию населения в бомбоубежищах,
в) штабы не ведут разведки очагов поражения путем высылки на место специальной разведки, а питаются случайными данными, на практике это ведет к потере времени, к неправильным решениям по ликвидации очагов поражения и дезинформации вышестоящих штабов и начальников,
г) штабы не занимаются контролем за развертыванием сил и средств по сигналу «ВТ», за работой формирований в очагах поражения, подведением итогов работы и изучением опыта. На практике это ведет к тому, что недочеты не устраняются, качество работы и дисциплина не повышаются…»
Между тем в ночь на 28 июня немцы впервые совершили налет на Астрахань. В течение двух часов самолеты сбрасывали бомбы на переправу через Волгу, строящийся железнодорожный мост и жилые кварталы. В городе возникли десятки пожаров, появились первые жертвы среди мирного населения. Всего в ходе бомбежки были разрушены 19 кирпичных и четыре деревянных дома, во многих местах вышли из строя осветительные линии и водопровод. Так жители самого южного волжского города впервые воочию увидели, что такое война: разрезанное лучами прожекторов небо, надрывная пальба зениток, гулкие разрывы «фугасок», пожары и крики раненых.
Многие астраханцы явились свидетелями пуска с земли осветительных ракет. Особенно много их взлетело в промышленном секторе города и в районе нефтебаз. Стало ясно, что и здесь орудуют вражеские шпионы. Впрочем, астраханским контрразведчикам повезло, прямо во время бомбежки на улице были задержаны два «сигнальщика». Последующий допрос в окружном отделе НКВД выявил, что оба агента в прошлом являлись военнослужащими Красной Армии, которые, попав в 1941 г. в плен, согласились сотрудничать с немцами. Впоследствии, после кратковременной учебы в абверовской школе в Полтаве, они вместе с еще тремя диверсантами в марте 1942 г. были высажены с самолета в Южном Поволжье. И что самое важное, шпионы имели задание давать сигналы ракетами во время налета бомбардировщиков, о примерной дате которого им было сообщено! Этот факт наконец раскрыл тайну ракетчиков. По всей видимости, зная о готовящихся налетах на тыловые города, Абвер заранее забрасывал в них группы шпионов, экипируя их среди прочего и сигнальными ракетницами. Будучи информированными о дате налета или просто услышав гудки воздушной тревоги, диверсанты занимали места в малолюдных районах городов и пускали ракеты. При этом различные группы действовали автономно и независимо друг от друга, что затрудняло их поимку и разоблачение.
В ночь на 29 июня несколько «Хейнкелей» из I./KG4 совершили налет на Тамбов. На этом серия беспокоящих налетов на тыловые города, предваряющая операцию «Блау», целью которой был захват Кавказа и выход к Волге, закончилась. Начальник штаба авиационного командования «Ост» Герман Плохер вспоминал: «Эти налеты, хотя и носили стратегический характер, вызвали лишь небольшие, временные перебои в работе советской военной промышленности и в действительности были булавочными уколами, не оказавшими никакого стратегического влияния на ход войны».
На самом деле беспокоящие налеты небольшими силами хотя и не приводили к большим разрушениям и дезорганизации работы промышленности, тем не менее играли важную роль, поскольку заставляли советское командование постоянно усиливать ПВО тыловых объектов. На это уходили офицерские кадры, люди, различная техника, которые тем самым невозможно было использовать на фронте. Кроме того, даже «булавочные уколы»сильно воздействовали на моральный дух склонного к панике мирного населения, отвлекали значительные материальные и людские ресурсы на обеспечение маскировки, строительство укрытий и выполнение других мероприятий по местной противовоздушной обороне.
Тем временем внимание всего мира было приковано к южному сектору советско-германского фронта. 3 июля 1942 г. немецкие танки захватили плацдарм на восточном берегу Дона и вскоре вышли к Воронежу. Таким образом, за неделю стремительного наступления Вермахт преодолел 150 км. Узнав об этих событиях, пусть и в искаженной форме, из сводок Совинформбюро, жители Саратова испытали страх. Даже любой школьник мог без труда посчитать, что расстояние от волжского города до линии фронта сократилось ровно на четверть. Да тут еще пришло известие о падении Севастополя, означавшее, что весь Крым отныне в руках немцев. Саратовцы еще не оправились от недавних налетов авиации, и в силу всего этого в городе в эти жаркие июльские дни царила очень возбужденная обстановка. Тем более люди, приезжавшие на поездах, рассказывали, что немцы бомбят железные дороги где-то в районе Борисоглебска и Уварово.
Напряжение чувствовалось и в Сталинграде. 4 июля городской комитет обороны принял постановление «О мерах усиления противопожарной обороны г. Сталинграда», в котором, в частности, говорилось:
«Начальнику МПВО Д.М. Пигалеву (председателю горсовета депутатов трудящихся) в декадный срок:
а) привести в полную боевую готовность все имеющиеся противопожарные звенья групп самозащиты жилых домов, учреждений и предприятий и Комсомольске-молодежные взводы и участковые команды МПВО, полностью их укомплектовать и оснастить положенным по табелю имуществом…,
в) установить непрерывное несение пожарной постовой службы в жилых, общественных и производственных зданиях…»
Принимались и другие меры по усилению средств местной противовоздушной обороны: совершенствовались линии телефонной и радиосвязи для зенитной артиллерии и прожекторных станций, повысилась требовательность к соблюдению светомаскировки. Все формирования МПВО отныне находились на казарменном положении. Жители города вновь принялись рыть пожарные водоемы, восстанавливать старые и строить новые убежища и щели. Многие делали это с неохотой, поскольку не верили в возможность массированной бомбежки города, находящегося далеко от линии фронта.
В те дни, пожалуй, только руководство «Волготанкера» пребывало в хорошем настроении. К этому времени из Астрахани были вывезены практически все запасы нефтепродуктов. Только за июнь по волжской артерии прошли более 1,3 млн т! Нефтебазы в Камышине, Саратове, Сызрани, Казани, Горьком и др. городах были заполнены до отказа. Что будет дальше, никто не знал, поэтому едва с Каспийского моря прибывал очередной танкер, нефть сразу же перекачивали на речные суда и как можно быстрее отправляли вверх по течению.
Обстановка в небе Южного Поволжья становилась все более напряженной. В начале июля немецкие самолеты нанесли серию ударов по периферийным городам и железнодорожным станциям, Так, 8 и 9 июля бомбардировке дважды подвергся важный железнодорожный узел Ртищево, расположенный на железной дороге Тамбов – Саратов. 8 июля на аэродром Кутейниково, в 50 км юго-восточнее Донецка, прибыла I./KG55 «Грайф», и уже на следующую ночь ее «Хейнкели» совершили налет на Сталинград, сбросив фугасные бомбы на промышленные объекты Кировского района города и железнодорожную станцию Бекетовка.
К этому моменту город на Волге, на который было нацелено острие германского наступления, являлся одним из важнейших промышленных центров Советского Союза, уступая в значении разве что Горькому. Достаточно сказать, что Сталинградский тракторный завод им. Дзержинского производил половину всех средних танков Т-34, а металлургический завод «Красный Октябрь» был основным производителем высококачественных сталей для танковой, авиационной и подшипниковой промышленности. Поэтому противовоздушная и сухопутная оборона Сталинграда имела огромное значение для поддержания боеспособности Красной Армии.
Новые зажигательные бомбы Люфтваффе
8 июля в 400 км юго-западнее Сталинграда произошло важное, но почти никем не замеченное событие в истории воздушной войны на Восточном фронте. В этот день в ходе массированной бомбардировки Ростова-на-Дону одновременно с фугасными и мелкими зажигательными бомбами германская авиация впервые применила зажигательные бомбы крупного калибра. Падая на крыши зданий, они разбрызгивали вязкую горючую жидкость, напоминавшую расплавленную резину, которая растекалась по стенам и перекрытиям, поджигая все на своем пути. Потушить ее водой или песком было нельзя, а если огонь и сбивался, то вскоре вспыхивал вновь. В результате в городе одновременно возникли десятки крупных очагов пожара, и целые кварталы были объяты пламенем. Кроме новых бомб, самолеты сбрасывали куски рельсов и пустые бочки, которые, падая, создавали оглушительный вой, усиливая панику.Производство и поставки в Люфтваффе этих бомб начались незадолго до начала операции «Блау». Опыт бомбардировок городов в 1939—1941 гг. показал, что зажигательные бомбы наносят гораздо больший ущерб кварталам и промышленным объектам, чем самые крупные фугасные боеприпасы. Возникновение одновременно десятков и сотен очагов пожаров затрудняло тушение, чаще всего приводило к неконтролируемому распространению огня и как результат к уничтожению целых кварталов и заводских корпусов. Мелкие одно– и двухкилограммовые зажигалки типа Bl, B2EZ и B2.2EZ доказали свою надежность и эффективность, однако для достижения большего разрушительного эффекта требовались новые типы бомб.
В 1942 г. на вооружение были приняты семь типов тяжелых зажигательных бомб: Brand C50A массой 40 кг, Brand C50B и Spreng Brand 50Амассой по 35 кг; FLAM KC250 массой 110 кг; Brand C250A массой 250 кг, FLAM C250 массой 250 кг и FLAM500 весом 500 кг. В бомбах типа Brand в качестве начинки использовалась смесь нефти, бензина, чистого каучука (или полистирена) и фосфора, за исключением Brand 50B, которая снаряжалась только белым фосфором. В бомбах типа FLAM, помимо смеси нефти с бензином, использовался небольшой заряд тротила. Взрываясь, он воспламенял и разбрызгивал горючую жидкость вокруг места падения на 15—20 м, существенно увеличивая площадь одновременного возгорания. Наиболее сложная по конструкции бомба Spreng Brand 50A оснащалась 76 термитными зарядами, которые при подрыве небольшого заряда тротила разлетались в радиусе 30 м и затем воспламенялись.
Конструкция немецких тяжелых зажигательных бомб: слева – Brand C50B, справа – FLAM C250
Взрыв зажигательной авиабомбы крупного калибра (фото из музея ГАЗа)
Примечательно, что, хотя тяжелые зажигательные бомбы Люфтваффе имели разную массу, 8 июля в Ростове и в последующие годы войны советская служба МПВО фиксировала применение лишь «ЗАВ весом 50 и 250 кг».Бомбы, имевшие подрывной заряд тринитротолуола, обычно обзывали «фугасно-зажигательными»или «комбинированными»,что совершенно не соответствовало действительности. И это при том, что несработавшие зажигалки нередко доставались русским.Тревога в Сталинграде
Линия фронта в эти жаркие дни проходила еще далеко, и лишь немногие предполагали, что здесь, на берегах Волги, вскоре развернется самое кровопролитное сражение Второй мировой войны. Однако усилившаяся активность немецкой авиации вызывала беспокойство. Различные объекты на территории Сталинградской области все чаще подвергались ударам.12 июля война во всей своей ужасной красе пришла в Морозовскую – небольшой городок, расположенный в степи, в 140 км юго-западнее областного центра. Ее дыхание и так уже наваливалось на эти места. Через станцию днем и ночью грохотали эшелоны, по улицам то и дело проходили отступающие части, грузовики и подводы с беженцами. И вот в разгар жаркого июльского дня со стороны солнца внезапно появились шесть «Юнкерсов» и, спикировав, сбросили бомбы на железнодорожный узел. В результате вспыхнули сразу два санитарных состава, битком набитые ранеными. Разогретые летним жаром деревянные вагоны горели как солома, бойцы, которые могли передвигаться, выпрыгивали из окон, лежачие пытались ползти, кому-то помогали санитарки. Однако помощи на всех не хватило, и сотни раненых сгорели заживо.
Все чаще самолеты со свастиками появлялись и над самим Сталинградом. Сталин, у которого вошло в моду посылать сюда разных высоких начальников, отправил проверить на месте состояние ПВО города генерала Михаила Громадина. За несколько дней тот успел посетить почти все зенитно-артиллерийские части, а также аэродромы 102-й ИАД. При этом командующий ПВО страны получил возможность лично убедиться в том, насколько плохо обстоит дело с ранним обнаружением и идентификацией немецких самолетов.
Зенитчица 784-го ЗенАП М. И. Матвеева вспоминала о том, как при посещении ее батареи Громадин стал свидетелем беспокоящего налета на Сталинград одиночного бомбардировщика. «Стою на вышке, утроив, как говорится, бдительность. Слышу ноющий, до тошноты уже знакомый звук моторов „Хейнкеля“. Громко кричу: „Воздух!“
Командир и командующий поднялись на вышку. Докладываю:
– Курс 90, один Хе-111, высота 6!
Громадин смотрит строго. Недоуменно пожимает плечами и обращается к Рутковскому:
– Корпус тревоги не объявлял. Посты ВНОС о цели не докладывали. В чем дело?
Я, посмотрев на командира полка, настаиваю на своем. Рутковский поддержал меня:
– Товарищ генерал, я своим разведчикам верю. У них хороший слух и острое зрение.
Генерал прервал его и приказал проверить, что дает КП корпуса. Через несколько секунд оттуда сообщили, что идет свой тяжелый бомбардировщик ТБ-3.
– Ну? – вопросительно смотрит на меня и командира полка Громадин.
А я уже явственно вижу характерные очертания «Хейнкеля» и еще более отчетливо слышу звук его моторов… Я еще увереннее докладываю:
– Воздух!«Хейнкель-111», курс 90!
Корпус, однако, настаивает на своем, дает отбой. Громадин, чувствуется, очень недоволен нами. Рутковский подмигнул мне и приказал открыть огонь дежурной батарее. Командующий покачал головой, но ни во что не стал вмешиваться. И вот мы все видим, как «свой ТБ-3», вокруг которого вспухли светлыми шапками разрывы зенитных снарядов, вывалил из брюха несколько бомб, выполняя противозенитный маневр, развернулся и ушел восвояси».
Однако проблемы были не только в невнимательности постов ВНОС. Несмотря на постоянные подкрепления, сил и средств у ПВО явно не хватало. Так, в 102-й ИАД полковника И. И. Красноюрченко оставались всего 18 «МиГов» и «Яков», способных реально бороться с немецкими разведчиками и бомбардировщиками. Все они базировались в Бекетовке и целыми днями гонялись за противником по всей Сталинградской области. В то же время из западных районов области и пригородов в обком партии поступали панические донесения. В частности, сообщалось, что вражеские самолеты сбрасывают на колонны беженцев «бочки с дерьмом свистульки и даже телефонные будки»,а также «бомбят» линии электропередач обрубками рельсов.
В самом городе все больше ощущалось напряжение. Официальные сводки Совинформбюро скупо освещали происходящее, и толпы беженцев, наводняющих вокзалы и улицы, рассказывали страшные истории об ужасе отступления и неумолимо надвигающейся с запада опасности. Как обычно, на рынках и площадях распространялись самые невероятные слухи о том, что немецкие танки уже подходят к городу, что Сталин решил без боя отдать Сталинград Гитлеру в обмен на то, что тот откажется от захвата Москвы, что в городе кончился хлеб, вот-вот не будет воды и т.п. Постоянно появлялись «сведения» о сотнях немецких шпионов и диверсантов, орудующих в городе.
В магазинах стали быстро исчезать последние продукты, а очереди удлиняться на сотни метров. Продавцы на продуктовых рынках, всегда остро реагировавшие на «информацию» о делах на фронте, стремительно взвинчивали цены. Поскольку население города за счет беженцев с каждым днем росло, а поставить всех на карточный учет было совершенно нереально, единственным законным способом прокормиться у людей оставался обмен на продовольствие привезенного с собой барахла. Поэтому то тут, то там возникали импровизированные «обменные пункты». Те же, кому менять было нечего, вынуждены были в лучшем случая побираться, в худшем – заниматься грабежами и кражами. Рост преступности в Сталинграде в июле стал практически неконтролируемым. Председатель горкомитета обороны Чуянов вспоминал об этих днях: «Сталинград переполнен эвакуируемым населением. Скопилось огромное количество автомашин с фронтовым и заводским имуществом, домашним скарбом. Кое-где орудуют темные личности, особенно в очередях, на эвакопунктах, на пристанях, на вокзалах и бараках».Жилья для беженцев также не хватало, и тысячи людей ночевали в подъездах, на скамейках или попросту на траве.
Тем временем лавина эвакуации все сильнее захлестывала Нижнее Поволжье. 13 июля в Камышине, Горном Балыклее, Дубовке, Каменном Яре началась организация переправ для перегона скота и тракторов на восточный берег. В Сталинградском речном порту скапливались бесконечные ящики с оборудованием, станки, прессы, разобранные краны и многое другое, загромождая причалы и их окрестности. Все это невозможно было скрыть от глаз жителей и люди со все большей неохотой отправлялись по утрам на работу, все их мысли занимал вопрос, куда и когда бежать из города. Между тем никто толком не знал, что же все-таки происходит на фронте. В тот же день началось бегство из донской станицы Серафимовичи. Из-за отсутствия мостов переправа на северный берег Дона осуществлялась на нескольких паромах, скот преодолевал реку вплавь, жители – на лодках и самодельных плотах.
15 июля части 6-й армии Вермахта захватили г. Миллерово и находились уже в 300 км от Сталинграда. В этот день Сталину стало окончательно ясно, что остановить немцев западнее Дона не удастся. Вечером он лично позвонил в обком Чуянову и приказал готовить город к обороне. Тут же начиналось спешное строительство четвертого городского оборонительного рубежа, на которое ежедневно стали выгонять многие тысячи сталинградцев. Так, в Ерманском, Дзержинском и Ворошиловском районах на возведение укреплений были направлены по 10 тыс. человек. Жители Краснооктябрьского, Тракторозаводского и других районов Сталинграда также активно участвовали в строительстве «окопов». Многие учреждения, работа которых могла быть без ущерба для интересов фронта приостановлена, временно закрывались с оставлением в них лишь дежурных, а весь коллектив мобилизовывался «на окопы». В конце июля на строительстве городского обвода работали свыше 57 тыс. человек. Все необходимое для строительства добывалось на месте.
Решениями транспортного комитета при ГКО от 14 и 15 июля и последующими его указаниями на волжский речной транспорт возлагались все возраставшие перевозки грузов для заводов, выпускавших броневую сталь, танки, артиллерийские орудия и другую важнейшую военную продукцию, а также перевозки боеприпасов. В Вольске, Саратове, Камышине и Сталинграде были созданы фронтовые базы снабжения, в Казани, Сызрани и Ульяновске срочно усиливались пункты перевалки воинских грузов с железных дорог на водный транспорт и обратно. Всего по решению Госкомитета обороны было необходимо принять с железных дорог на волжскую магистраль 6000 вагонов воинских и 3550 – хозяйственных грузов. Волжские порты не были подготовлены к переработке столь огромного грузопотока, поэтому в Куйбышеве, Батраках и Саратове в спешном порядке сооружали дополнительные причалы для тяжеловесных грузов. Затем при помощи воинских частей началась реконструкция пристаней в Камышине и Вольске. Тем не менее перегрузка с вагонов в пароходы и баржи происходила с огромными трудностями. Зачастую портовые краны не выдерживали нагрузки и опрокидывались, происходили многочисленные аварии и несчастные случаи. А эшелоны все прибывали и прибывали.
Между тем германские танки стремительно приближались к Сталинграду. Кризис в Южном Поволжье нарастал. Сюда стекались толпы беженцев, составы с эвакуированным оборудованием, разбитые воинские части. Ситуация осложнялась и тем, что директивой Сталина от 20 июля была запрещена на восточный берег Волги эвакуация450тыс. сталинградцев, а так же 150тыс. беженцев, которые прибыли сюда в основном из Украины. Зато уже на третий день после получения директивы из города бешеными темпами начали переправлять в тыл заводское оборудование и имущество предприятий. На паромах и баржах через Волгу перевозились грузовики, трактора, комбайны и другая сельхозтехника, сотни тысяч голов скота. Вывозили даже заключенных из тюрем. Мирных же жителей к переправам не подпускали, им обещали, что город не сдадут. Впрочем, наиболее дальновидные граждане, чувствуя нарастающую опасность, все же покидали Сталинград по суше вместе со своими семьями, направляясь на север, в сторону Саратова, или на юго-восток, в Астрахань.
20 июля в город приходит копия постановления ГКО об отгрузке и вывозе из Сталинградской области запасов хлеба, в соответствии с которым было необходимо в течение месяца дополнительно отгрузить 540 тыс. т. В тот же день бюро обкома принимает постановление о практических мероприятиях по скорейшему сбору и вывозу всего лома цветных металлов с доставкой своим транспортом к железной дороге и пристаням. В зале заседаний Сталинградского горкома ВКП(б) в местном Кремле срочно собрался партийный актив города, в т.ч. представители предприятий, коммунальных служб, речного транспорта. Первый секретарь обкома Чуянов в нервозной обстановке сообщил присутствующим о полученных им указаниях из Москвы, суть которых состояла в следующем: покончить с эвакуационными настроениями, обеспечить бесперебойную работу промышленности, усилить ПВО. После этого по залу пронесся небольшой ропот негодования, ведь многие работники заводов уже паковали вещи в надежде на скорое решение об эвакуации из города, но вслух, естественно, никто не высказался. На партактиве также была обсуждена информация о состоянии с торговлей продуктами, обеспечением общественного порядка. Чуянов заявил, что обком располагает сведениями о заброске в районы области немецких агентов и диверсантов, задачей которых было вывести из строя важнейшие предприятия.
Над самым южным городом Поволжья тоже нависала угроза. С объявлением военного положения в Сталинградской области в Астрахани постановлением горкомитета обороны 21 июля был введен комендантский час. Всякое движение автотранспорта и хождение по городу с 23.00 и до 05.00 разрешалось лишь по специальным пропускам. Особое внимание было уделено соблюдению светомаскировки. Горкомитет обороны обязал усилить охрану нефтебаз, пристаней, флота от воздушного нападения и действий диверсионных групп. Начальнику пароходства было предложено запретить скапливание в одном месте судов, ожидающих разгрузки.