В свои пятьдесят с хвостиком Анна Владимировна выглядела потрясающе – лет на пятнадцать моложе. Правда, теперь уже трудно было сказать, чем наградила Боброву природа, а что явилось результатом пластических операций. Но в симбиозе получилось неплохо. Высокая, худощавая, с густыми короткими чуть вьющимися светло-русыми волосами, правильными чертами лица, чувственными губами, потрясающей улыбкой и афродитовскими стандартами, Боброва могла конкурировать с любой суперкрасавицей. Характером эта красавица отличалась мужским: решительным, бескомпромиссным, обладала превосходным умом, быстрой реакцией и феноменальным деловым чутьем.
   На заре туманной юности Аня Боброва, отличница, спортсменка, комсомолка, уехала покорять столицу, поступила в Институт физкультуры, занималась художественной гимнастикой, была очень перспективной спортсменкой. На одном из соревнований за рубежом познакомилась с молодым иностранным дипломатом, оказавшимся к тому же единственным сыном богатого отца, попросила политического убежища, удачно вышла замуж, несколько лет прожила в браке, приняв гражданство и выучив язык страны, в которой собиралась остаться навсегда. Но человек, как говорится, предполагает, а бог располагает. Случилось так, что молодой муж Бобровой погиб в автомобильной катастрофе вместе со своим отцом. Так в одну минуту Анна Владимировна стала вдовой и миллиардершей. Неизвестно, как сложилась бы ее жизнь, не сядь в тот злополучный день за руль ее муж. Пылкие чувства молодоженов через год-другой могли угаснуть, красавец-плейбой нашел бы новую пассию и развелся с Анной, определив ей небольшое содержание.
   Но жизнь сложилась так, как сложилась. В СССР возврата не было, Боброва переехала в Штаты, где находились основные капиталы. Получила экономическое и юридическое образование и начала управлять империей. Успела еще пару раз сходить замуж за людей состоятельных, которые приумножили ее капиталы, помогли советом. Так уж получилось, что второй и третий мужья Анны благополучно скончались: один – от инфаркта, другой – утонул на своей яхте после бурной вечеринки.
   Вскоре в России началась перестройка, строительство капитализма с человеческим лицом. Анна вернулась в Россию, купила особнячок в, Москве, окунулась в столичную жизнь, завела полезные знакомства, открыла модельное агентство. На одном из светских приемов познакомилась с известным предпринимателем, занимающимся “черным золотом”, из тех, кого принято называть олигархами. Супружеская жизнь была недолгой – из жены Боброва быстренько превратилась во вдову олигарха, убитого во время бандитских разборок. После смерти мужа Анна затосковала по родным местам, побывала в Тулупинске, приобрела недвижимость и время от времени появлялась в родном городе: занималась благотворительностью. Большую же часть года, если не путешествовала, жила в Европе.
   Парадокс: чем больше у человека, покинувшего родину, денег, тем сильнее ностальгия. Оно и понятно: когда наш бывший соотечественник вкалывает с утра до вечера на трех работах, стараясь достигнуть американской мечты – стать средним слоем, ему о родине думать некогда. И возвращаться на нее, родимую, не хочется: не на что, да и незачем. А когда денег куры не клюют, неважно, каким образом они приобретены, ужасно хочется вернуться. То ли показать, что ты теперь на белом коне, то ли совесть мучает, что денежки дурно попахивают. В последние годы в Россию вернулась такая уйма людей, считавшихся в свое время мошенниками, аферистами, предателями, что просто диву даешься. Теперь к ним относятся с уважением. Правда, в случае с Бобровой все по закону и ее появление на родине скорее исключение, чем правило...
   Все это Олег почерпнул из многочисленных статей, интервью, кое-что записал для памяти. К “атаке” Олег готовился тщательно, это был его последний шанс, и допустить промашку он не имел права. Олег прошелся по всем маршрутам ее обычных прогулок, побывал в ресторане, посидел за столиком, который обычно занимала Боброва. В углу, с видом на реку. Пара купюр развязала язык официанту, и он поделился с Олегом своими наблюдениями. Парамонов заказал все то, что обычно заказывала женщина.
   Домой он пришел усталый и разбитый. Скелет и Толстый, как он и приказал, сидели дома, на хозяйстве.
   – Олег Константинович, ужинать будете? – выглянул из кухни Скелет с полотенцем на плече. – Сейчас посуду домою, и можно будет...
   Олег отрицательно покачал головой: не то что есть, не было сил говорить. Он едва держался на ногах, сполоснулся в душе и, вытираясь полотенцем, присел на банкетку – не мог стоять. Минут через десять дверь ванной приоткрылась, туда осторожно заглянул Толстый. Олег спал, завернувшись в банный халат, прислонив голову к стенке. Толстый тихо прикрыл дверь.
   – Ну, чего он там? – шепотом спросил Скелет.
   – Спит, представляешь, на банкетке. Может, разбудить?
   – Не-е, заругает, пусть спит, ты свет потуши и одеялом его укрой. Проснется – в кровать ляжет, – посоветовал Скелет, убирая третью тарелку в кухонный шкафчик. – Сам садись есть, а то я готовил, готовил, остынет все...
   – Интересно, где он целый день мотался? – задумчиво произнес Толстый, отправляя в рот очередной кусок бифштекса с хрустящей картошечкой. – Придумал чего или так, вхолостую?..
   – Придумает что-нибудь. У него голова как компьютер, – отозвался Скелет.
   Ему хотелось верить, что все обойдется. Больно уж быстро начал он привыкать к нормальной жизни с чистой постелью, регулярным ужином и горячей водой. А главное – без тумаков, пинков и прочих знаков неприязни окружающих.
   – Помочь бы ему как-нибудь, но как? – рассуждал сам с собой Толстый.
   Если честно, ему хотелось остаться рядом с Олегом. Парамонов продемонстрировал свой талант виртуозного мошенника, организаторские способности, смекалку, брал на себя не только руководство тем или иным делом, но и всю ответственность за него. Работа с Олегом напоминала плавание в открытом море, а все, что было в прошлом, – барахтанье в грязной луже. С Олегом и вода была почище, и корабль побольше.
   Проснулся Олег от того, что у него затекла шея. Спросонья никак не мог сообразить, где он. Было темно, рядом что-то капало. На миг Парамонову показалось, что он снова в ангаре у Иванова. Однако руки оказались свободными, Олег ощупал лицо, одежду. На нем почему-то был банный халат. Вот придурок, в ванной заснул, с облегчением понял Олег. Так, ему что-то снилось, важное, очень важное. Ему приснилось, как привлечь внимание Бобровой. Он напрягся, вспоминая, и снова отчетливо увидел свой сон. Выход найден. Олег едва сдержался, чтобы не закричать во весь голос. Он ощутил зверский голод – появился шанс выбраться из этой переделки живым.
   На кухне Олег нашел ужин, заботливо оставленный его товарищами. Он с аппетитом поел и, почти счастливый, заснул.
   Утром он поделился своим планом с подельниками. Им отводилась в его выполнении не последняя роль. Весь день они посвятили отработке деталей плана и подготовке к его осуществлению. Узнали, где и когда появится в городке госпожа Боброва. На следующий день должно было состояться открытие нового корпуса тулупинского детского дома, оборудованного по последнему слову техники. Новый корпус с бассейном, спортивным залом, мастерскими. Все это стало возможным лишь благодаря спонсорской помощи госпожи Бобровой.
   Открытие прошло успешно, народу собралось, как на праздничном гулянье. Тут были и простые тулупинцы, собравшиеся поглазеть на знаменитую дамочку, и представители городской администрации, надеявшиеся раскрутить ее на нужды города.
   На лужайке в английском стиле играл оркестр тулупинской филармонии, журналисты и фотографы то и дело щелкали камерами. Чистенько отмытые, аккуратно причесанные, нарядно одетые по случаю торжеств детишки чинно сидели на скамеечках. Ребятня сосредоточенно повторяла слова стишков, наспех заученных для торжественно-благодарственного концерта, устроенного силами воспитанников детского дома.
   Боброва появилась за пять минут до намеченного времени. Бесшумно подъехала огромная иномарка с тонированными стеклами, из нее выскочили здоровенные охранники. Двое прикрывали выход, третий открывал дверцу, помогая хозяйке выбраться из машины. Боброва появилась в сером с вышивкой костюме, в крохотной элегантной шляпке. Собравшиеся с жадностью пожирали ее глазами, Олег со своего места хорошо видел женщину. Бывшие, мужья Бобровой обладали отличным вкусом, от этой женщины исходила какая-то притягательная сила. К Анне Владимировне подскочил лысый коротышка с пышными усами – заместитель мэра города, рассыпаясь в извинениях, объяснил, что мэр не смог прийти на праздник из-за сильного переутомления.
   Журналисты тут же зашушукались. Все знали, чем вызвано переутомление мэра. “Мерин” Тулупинска обожал русскую баню, с водочкой и девочками. Причем водочки и девочек должно быть много, а бани чуть-чуть.
   Боброва, не останавливаясь, на ходу выслушивая объяснения, направилась к директрисе заведения, полноватой улыбчивой даме, смахивающей на пожилую учительницу младших классов. Она была старше Бобровой лет на десять, но выглядела старушкой.
   – Здравствуйте! Здравствуйте, деточка, – мягко пропевая слова, поздоровалась она с миллиардершей, пожимая ее руки своими пухленькими ладошками. – Дети, дети, давайте поприветствуем Анну Владимировну. Три-четыре!
   Дети по команде воспитателей хором, слаженно – вероятно, долго репетировали – проскандировали:
   – Здравствуйте, тетя Аня, спасибо, тетя Аня! Боброва тряхнула головой, пытаясь остановить этот официоз. На импровизированной трибуне уже стоял коротышка заместитель, топорща свои тараканьи усищи. Он достал здоровенную бумаженцию и начал читать речь. Дети, уставшие сидеть, зашевелились, зашептались, кто-то кого-то пихнул, кто-то кого-то дернул за косичку. Молоденькие воспитательницы пытались навести порядок, но процесс вышел из-под контроля. Какой-то карапуз достал трубочку от шариковой ручки и выстрелил в говорящего. Заместитель как раз наклонился над листочком, разбирая какое-то слово, над трибуной торчала его лысина. Кусочек жеваной бумаги шлепнулся в самый центр лысины.
   Это послужило сигналом остальным озорникам, сидевшим поодаль от воспитателей. Они достали ручки, раскрутили и тоже начали плеваться в сторону трибуны. Заместитель побагровел, вытирая вспотевшую лысину клетчатым платком. Он не знал, как себя вести: орать на детей вроде неудобно, дети же, и народу много...
   Воспитательницы метались, пытаясь навести порядок, отобрать трубочки.
   Боброва встала и поднялась на трибуну, заместитель уступил место даме. Появление нового лица несколько утихомирило малышей. Боброва сказала всего пару слов:
   – Ребята, поздравляю вас с новым домом, надеюсь, вам понравятся спальни, мастерские, бассейн, библиотека. Берегите свой дом. На новоселье принято дарить подарки, я подарю вам несколько компьютеров и игровых приставок, а также музыкальный центр для вашего актового зала.
   К трибуне двинулись молодые люди в униформе с большими коробками в руках.
   Дети повскакали со своих мест, заулюлюкали, засвистели, захлопали в ладоши.
   Потом выступила директриса детского дома. Дети спели и сплясали, и всех пригласили осмотреть новый корпус и отобедать в столовой. Анна Владимировна перерезала ленточку и первой поднялась по лестнице. Охранникам приказала остаться на улице, демонстрируя демократизм и близость к народу.
   Все это несколько шокировало Парамонова, он не ожидал увидеть Боброву такой. В его голове уже сформировался облик циничной, деловой, жесткой и жестокой акулы делового мира, этакой бизнес-леди без страха и упрека, а тут... Парамонов взял себя в руки. Наплевать ему на нее. Своя жизнь дороже, он сделает все, как задумал, получит деньги. Олег глазами разыскал Толстого со Скелетом. Ребята здесь – операция началась.
   Скелет незаметно прокрался к Бобровой, окруженной детьми, просунул руку, раскрыл сумочку и выловил кошелек с органайзером. Он спустился по ступенькам, отошел на безопасное расстояние и кинулся бежать.
   – Держите его, держите, держите вора! – закричал Олег, кидаясь вслед за Скелетом. Боброва схватила раскрытую сумочку и вскрикнула... Народ кинулся в погоню за воришкой.
   Скелет ждал Олега за углом, он отдал ему вещицу и, перебежав через дорогу, нырнул в ближайший проходной дворик. Олег переждал еще пару секунд и кинулся обратно, размахивая “добычей”. Ему оставалось перейти дорогу, где почти не было движения, как вдруг из-за угла на приличной скорости выскочил старый “жигуленок” непонятной окраски, с номерами, заляпанными грязью. За рулем сидел рыжеволосый толстяк с кудрявой рыжей бородой. Олег поздно заметил машину, водитель почему-то не затормозил и сбил его. Парамонов подскочил, как резиновый мячик, и, раскинув руки словно крылья, шлепнулся на асфальт. Женщины закричали, мужчины охнули. Водитель умчался с места происшествия, а к Олегу кинулись люди. В погоню за водителем “Жигулей” бросились несколько человек. Машину нашли неподалеку, водитель с перепугу оставил ее на ближайшем пустыре. В милиции выяснили, что она уже несколько дней числится в угоне.
   Молодой человек был без сознания. Боброва, расталкивая зевак, склонилась над лежащим на земле, нащупала пульс.
   – Живо в Дорожную больницу, звоните Кацману...
   Телохранители осторожно уложили Олега в машину Бобровой, впереди ехал милицейский “газик”, распугивая автовладельцев и прохожих сиреной и мигалкой. Через четверть часа Олег уже лежал в одной из лучших палат Дорожной больницы, а вокруг него собрался консилиум. Его щупали, теребили, простукивали, просвечивали. Больной наконец пришел в сознание, огляделся.
   – Что случилось? Где я?
   – Не волнуйтесь, молодой человек, вы в больнице. Как вас зовут?
   Больной уставился на доктора, силясь вспомнить, но не смог. На лице его отразилась растерянность.
   – Доктор, я не знаю.
   – Не волнуйтесь, так и должно быть. А в каком городе вы живете?
   Пострадавший отрицательно покачал головой. Точно такой же была реакция на другие вопросы – он ничего не помнил. Исследование его карманов тоже не принесло результатов. В дорогом бумажнике были деньги, но ни визитки, ни квитанций – ничего, что могло бы пролить свет на его личность.
   – Выпустите меня отсюда, – занервничал пациент, пытаясь подняться с кровати, но силы оставили его, и он отключился.
   – Доктор, что с ним? – с тревогой спросила Боброва.
   – Ничего, бывает, частичная амнезия, последствия удара либо шока. Но молодой человек, можно сказать, в рубашке родился, только царапины и ушибы, никаких серьезных повреждений нет. Он вам кто? Родственник?
   Боброва покачала головой:
   – Я его не знаю, у меня украли кошелек, он погнался за похитителем, догнал, и, когда возвращался, его сбила машина. Доктор, он поправится?
   – Время, на это нужно время. Память восстановится. Полежит у нас, наши специалисты над ним поколдуют... Поставим его на ноги.
   Боброва разглядывала молодого человека, мучительно размышляя, что делать. Наконец решилась:
   – Доктор, а можно я его к себе увезу? Вы будете его посещать, пригласим специалистов... Я ему вроде как обязана... Если бы не этот дурацкий кошелек, с ним бы ничего не случилось.
   – Анна Владимировна, зачем вам это нужно? У нас за ним будет надлежащий уход...
   Боброва упрямо замотала головой, отметая возражения профессора.
   – Ну-с, не смею настаивать, мы его к вам на “Скорой” доставим. Я опытную медсестру пришлю, на всякий случай, вы уж ей за ночные дежурства надбавьте немного, – смущенно произнес доктор. – Ему пару дней нужен полный покой, потом снимочки сделаем, может, сейчас чего-то не разглядели. Пища легкая, витамины. Да, не настаивайте на том, чтобы он сразу все вспомнил. Старайтесь не волновать его. Звоните в любое время дня и ночи, телефончик у вас есть.
   Боброва улыбнулась:
   – Давид Исаакович, вы давно жаловались, что у вас оборудование в реаниматорской устарело, списочек составьте, что необходимо. Попробуем этот вопрос решить.
   – Анна Владимировна, благодетельница, спасибо большое, мне даже неловко... Но я обязательно... спасибо большое... Вы наш ангел-хранитель. – Старик достал платок и протер запотевшие стекла очков.
   Через полчаса Олег оказался там, куда так стремился попасть, – в доме Бобровой. Ему выделили роскошные апартаменты в тихой части дома. Олег едва дождался, пока его оставят одного. Нужно спешить, пока не появилась сиделка. Он огляделся и присвистнул – люкс в “Интертулупинске” по сравнению с его новым жильем настоящий сарай.
   Не будем описывать роскошь и стильность апартаментов, дабы не раздражать читателей описанием шика. Боброва могла себе позволить все, что угодно, на том и остановимся.
   Олег нашел телефон и набрал номер своей квартиры. Трубку поднял Толстый:
   – Олег, живой? Уф, от сердца отлегло, а то я чуть инфаркт не получил, ты так натурально шлепнулся...
   – Все нормально, план сработал, меня не ищите, если надо, я сам вас найду. Ничего не предпринимайте: вы мне можете в любую минуту понадобиться... Квартиру смените, присмотрите что-нибудь другое на время... В гостиницу не суйтесь, вы там засветились... Денег вам хватит, чтоб без всякой дешевой самодеятельности... Да, позвоните Капусткину, скажите, что на нас московская братва наехала и мы теперь не у дел, все претензии к Иванову. Понял? Это сообщи по телефону, никаких личных встреч. Ясно? Может, у них разборки начнутся, постреляют друг друга, вдруг нам повезет? Скелету привет!
   Олег едва успел положить трубку, как в коридоре послышались шаги. Олег быстренько лег в кровать и закрыл глаза. В комнату заглянула Боброва. Она приблизилась к кровати, прислушалась к его дыханию, дотронулась холодной рукой до лба, определяя, нет ли жара. Проделав все это, тихо удалилась. Парамонов перевел дух.
   Первая часть плана выполнена, что дальше? Дальше нужно сделать все возможное, чтобы Боброва привязалась к нему, и не только привязалась. Информация, которую он собрал, указывала на одно слабое место в броне “деловой леди” – романтичность натуры. Правда, Боброва успешно скрывала эту слабость, сдерживая эмоции.
   Весь вечер и всю ночь Олег провалялся в постели, изображая умирающего лебедя. Это время он использовал для раздумий и тактической подготовки к наступательной операции под названием “Женитьба”. Анна Владимировна больше не заглядывала к нему в комнату, вероятно, считая, что выполнила свой моральный долг перед благородным юношей. Зато сиделка, которую определили в соседнюю с Олегом комнату, появлялась при каждом шорохе, доносившемся из его комнаты.
   Сиделка оказалась пожилой говорливой теткой, смахивающей на бабулек, оккупирующих лавочки у подъездов. К тому же бабулька была образцово-показательной: несколько раз ставила градусник, переворачивала его с боку на бок, поила какими-то таблетками и микстурами, кормила геркулесовой кашей и парными котлетками. Свободно передвигаться по особняку в ее присутствии было почти невозможно. Оставалась надежда, что завтра ее уже не будет. Придется срочно стать ходячим больным, чтобы спровадить ее из дома. Страдать амнезией можно и на ногах.
   Рано утром его посетили профессор Кацман и молоденькая врачиха-невропатолог. Давид Исаакович справился о самочувствии, осмотрел ушибы и царапины и сообщил хозяйке особняка, что физическому здоровью пациента ничто не угрожает. Легкая хромота пройдет, синяки исчезнут, все до свадьбы заживет (Кацман не подозревал, как близок он к истине. Свадьба была блицкригом его пациента).
   Затем в комнату заглянула невропатолог. Она привела Олега в хорошее расположение духа. Очень хорошенькая, она то и дело заливалась румянцем, провести ее не составляло труда. Олег шутил, а она старалась с серьезным видом задавать вопросы, выслушивать ответы, хотя на ее лице частенько появлялась улыбка.
   – Доктор, а я вас раньше не знал... Ну, до аварии. Может быть, мы с вами были знакомы? – держа ее за руку, проговорил Олег.
   Евгения Леонидовна, так ее звали, отрицательно покачала головой.
   – Ну вот, – вздохнул Парамонов, – я очень переживаю, но не из-за того, что не помню своего имени, а потому, что не знаю, кого люблю. Представляете, выйду на улицу, а навстречу моя девушка. Если я ее не узнаю, она ужасно обидится. А может, у меня и нет никакой девушки? Евгения Леонидовна, побудьте моей девушкой, пока я все не вспомню.
   Олег вскочил с кровати, встал на одно колено перед докторшей и, прижав руки к сердцу, произнес:
   – Доктор, вы же давали клятву Гиппократа, вы должны спасти мне жизнь. Будьте моей девушкой?
   Евгения Леонидовна кинулась поднимать больного.
   – Вставайте, вставайте, вы что? Вдруг кто-нибудь войдет?
   Олег, поднимаясь с колена, с самым серьезным видом продолжил:
   – Странно, про себя все забыл, а про Гиппократа помню. Доктор, память вернется?
   Евгения Леонидовна принялась его успокаивать:
   – Так бывает, в первую очередь пропадает личностная информация, бывает, конечно, что человек забывает все. Вам повезло, что не надо заново учиться читать, писать, ложку держать.
   – Да... и на этом спасибо. Доктор, а я смогу... любить, я имею в виду сам процесс? – шепнул он на ушко девушке. Та зарделась и хотела что-то ответить, но не успела.
   Разговор прервался, на пороге появилась Анна Владимировна с уложенной прической и макияжем, в элегантном домашнем платье.
   – Доброе утро, как вы себя чувствуете? – произнесла она, пристально разглядывая Олега.
   – Спасибо, хорошо. Когда мне можно будет уйти? – отозвался он, вставая с кровати.
   – Вы что-нибудь вспомнили? Как вижу, ваше общение с пациентом идет ему на пользу. Раз он собирается уходить, наверное, есть куда? – поинтересовалась она, поворачиваясь к докторше и внимательно рассматривая ее.
   Та покраснела до кончиков ушей и покачала головой.
   – Так куда же вы пойдете? Без документов, без денег, без имени, без друзей? – спросила она.
   Олег улыбнулся и развел руками:
   – Н-не знаю, куда-нибудь.
   – Считайте, что это куда-нибудь и есть мой дом, пока вы не вспомните.
   – Мне бы не хотелось вас стеснять, наверняка ваш муж или дети не рады чужому. Да... и вас я не знаю... Впрочем, я сейчас никого не знаю.
   – Тогда и говорить не о чем. Профессор сказал, что вам можно вставать, ходить, но не переутомляться. Завтрак уже подали в гостиной. Это на первом этаже. Обед в два, ужин в восемь. На кухне вас накормят в любое время, как только вы проголодаетесь. Бассейн во дворе. Дня через три вы, если вспомните куда, сможете уйти, – тоном, не терпящим возражений, проговорила она.
   – Простите, вы не представились, мне неловко, но я не знаю или не помню вашего имени, – остановил ее Олег.
   Боброва улыбнулась, от чего ее строгое холодное лицо оживилось.
   – Боброва Анна Владимировна.
   – Очень приятно, – произнес Олег, целуя ей руку. – А вот как мне представиться, даже не знаю. Мистер Икс, Антуан, Гавриил, Патрик, Фердинанд, Маугли или Олег, как вам больше нравится.
   – Обойдемся без Фердинандов и Патриков, на Маугли вы не похожи, лучше уж Олег, – предложила она.
   – Ну вот, у меня появилось имя. Я начинаю адаптироваться к жизни. Надеюсь, что это новое имя я не забуду. Теперь я точно знаю уже две вещи: я мужчина, и зовут меня Олег.
   – Все обойдется, память обязательно вернется к вам, вы еще будете жалеть об этом времени, – отозвалась Боброва. – Может быть, у вас сварливая жена, изменяющая вам с вашим лучшим другом, и десять душ детей-балбесов...
   Олег резко отвернулся, будто от пощечины.
   – О, простите... Олег, я неудачно пошутила. Шутки до завтрака – мое слабое место.
   – Нет-нет, ничего. Все нормально, – перебил ее Олег. – Я бы хотел переодеться... Где моя одежда? – меняя тему, спросил он.
   – Сейчас вам все принесут. Простите меня, – с этими словами Боброва стремительно вышла.
   Докторша покинула комнату еще в начале их разговора. Олег с облегчением вздохнул: пронесло! Боевое крещение прошло отлично. И с именем удачно получилось, а то пришлось бы выдумывать что-нибудь, потом путаться... Необходимо и дальше развивать у Бобровой комплекс вины перед ним. От жалости до любви – один шаг.
   Через пару минут в комнате появилась женщина лет сорока, как выяснилось – экономка Бобровой, Зинаида Михайловна. Олегу она сразу не понравилась. Женщина смотрела на него с нескрываемой неприязнью. Ее худая, щепкообразная фигура, унылый длинный нос, широкие скулы, желтоватый цвет лица, волосы неопределенного цвета, холодные прозрачные глаза-щелочки выдавали в ней стопроцентную мужененавистницу. Еще бы! С такими внешними данными на нее и в молодости, наверное, ни один мужик не взглянул.
   Олег, принимая из ее рук вещи, улыбнулся, сказал пару слов, пытаясь обаять экономку, но тут же получил резкий отпор:
   – Не трудитесь, молодой человек, на меня ваши штучки-дрючки не действуют. Я вас насквозь вижу, у вас на уме только одно – похотливые мыслишки и желание засунуть лапу в кошелек хозяйки, – отрезала она. – Предупреждаю: я буду за вами приглядывать, на всякий случай, чтобы фамильное серебро не стащили, – заявила она и вышла.