Страница:
Олег молчал, патлатый продолжал говорить сам с собой:
– Это современное гениальное произведение. Это наше сегодняшнее “На дне”, это “Преступление и наказание” нового тысячелетия. Это слова мессии, гуру, которого никто не слышит. Злые, мерзкие обыватели, им подавай красивенького, сказочку, выдумку... Мы живем в дерьме, и писать надо о дерьме. – Патлатый зарыдал, уткнувшись лицом в тарелку с закуской.
Тут в буфет влетела молоденькая девушка, она кинулась к патлатому и стала тормошить его:
– Товарищ Петров, вы опять пьете, через пять минут вам выступать, ребята заканчивают уже. Вставайте, вставайте... Андрей, ну, пожалуйста, поднимайтесь, вам же аванс за выступление выдали, – чуть не плача, говорила девушка, пытаясь оторвать Петрова от стола. – Мужчина, вы мне не поможете, – обратилась она к Олегу, – дотащить его до сцены?
– Конечно, помогу, – отозвался Олег, – но мне кажется, он просто не в состоянии сейчас выступать. Надо полагать, это автор пьесы, которую показывают? – уточнил Олег, подходя к столу драматурга.
Девушка кивнула. Парамонов без труда поднял тело драматурга и подтащил к умывальнику.
– Откройте кран, – попросил он девушку, наклонив голову Петрова над раковиной. Дырку слива предусмотрительно заткнул платком, вынутым из кармана Петрова.
Девушка отвернула кран, и вода заполнила раковину. Олег на несколько секунд опустил голову Петрова в импровизированную чашу с водой. Драматург открыл глаза, его нос и рот заполнились водой. Он задергался, пытаясь высвободиться из крепких объятий Олега.
– Ой, он захлебнется! – испуганно взвизгнула девушка.
Олег чуть ослабил хватку, Петров поднял голову и принялся жадно хватать ртом воздух.
Олег снова погрузил его голову в воду. Петров, который уже почти очухался от выпитого, отбивался более осознанно и энергично.
– Помогите, топят, убивают! – отплевываясь, прошипел он в очередной раз, когда ему позволили “вынырнуть”, но воплей драматурга никто не услышал.
– Товарищ Петров, вы протрезвели? – осторожно спросила девушка.
– Да, твою мать, да... Пустите меня, я в порядке, – заорал он.
Парамонов отпустил его. Драматург, продолжавший вырываться, шлепнулся на пол.
– Вы в порядке? – Девушка помогла Петрову подняться и привести себя в порядок. – Вас зрители ждут, спектакль окончен. Спасибо вам, меня Лариса зовут, я администратор труппы. Хотите, я вас потом за кулисы провожу, с ребятами познакомитесь?
Олег улыбнулся:
– Хочу.
– Подождите меня здесь, я его отведу и вернусь за вами, только никуда не уходите, я ваша должница.
Лариса подхватила Петрова и потащила к дверям.
Через десять минут Олег был представлен актерам. Ребята оказались умненькими, смышлененькими и страдающими, как большинство студентов, хроническим безденежьем.
– Ребята, у меня к вам небольшая просьба: пельменя одного разыграть надо. Не бесплатно, разумеется. С меня в честь вашей премьеры ящик шампанского и кое-какая закуска.
Предложение Олега ребята встретили с энтузиазмом, свойственным молодым здоровым людям.
Вечером того же дня в Дорожной больнице появилась странная делегация: трое смуглых молодых людей в одинаковых костюмах с белыми головными уборами, смахивающими на тюрбаны, которые говорили на каком-то иностранном языке, и стройная красивая девушка, говорящая на русском. На девушке было что-то похожее на сари и кимоно одновременно, на голове тоже тюрбан, только поменьше.
– Здравствуйте, – приветствовала девушка дежурную медсестру. – Мы хотели бы навестить друга, господина Капусткина, нам передали, что он лежит в этой больнице, в палате номер пятнадцать.
– Да... пожалуйста, по коридору налево, – произнесла дежурная, с любопытством разглядывая иностранцев.
Делегация нашла нужную палату, девушка постучала в дверь и, дождавшись приглашения, заглянула внутрь.
– Добрый день, господин Капусткин, – произнесла она певучим голосом.
– Заходи, заходи, чего в дверях встала! – восхищенно крякнув, оглядывая красавицу, произнёс Вован. – Вот это сервис, не успел позвонить, уже доставили.
Девушка, улыбнувшись, прошла в палату, молодые люди остались в коридоре.
– Господин Капусткин, мои хозяева преподносят вам вот этот скромный подарок и справляются о вашем здоровье, – произнесла витиеватую фразу девушка, передавая Вовану корзину, полную апельсинов, бананов и других экзотических фруктов.
– Жрать потом будем, а сейчас в постельку, – выхватив из ее рук корзину, заявил Вован, опрокидывая девушку на кровать.
– Господин Капусткин, вы меня не за ту приняли, я переводчица! – вырываясь, закричала девушка.
– Мне какая на хрен разница, переводчица, налетчица, главное, чтоб профессионалка...
– Убери руки, урод, – отбиваясь, завопила переводчица, – к вам делегация из княжества Даун-Лохунг, а вы...
– Не понял, – почесывая шишку на лбу, отозвался Капусткин, – ты из борделя или нет?
– Русским языком вам говорю, что я переводчица... Младший князь с советниками за дверью дожидается...
– Чего-то я не того... не въеду... Зови, разберемся, – задумчиво предложил Капусткин, усаживаясь на кровати.
Девушка открыла дверь и впустила делегацию:
– Страфствюй, дрюк, я Карим Зия-Хангук, – на ломаном русском произнес один из пришедших, чей тюрбан был усыпан сверкающими камушками, а затем перешел на свой родной.
Капусткин с изумлением рассматривал вошедших, пытаясь понять, кто они.
Переводчица начала переводить сказанное.
Не станем утомлять читателя оригиналом и переводом, вряд ли кто-нибудь владеет языком княжества Даун-Лохунг в совершенстве.
Карим Зия-Хангук в витиеватой манере, принятой у восточных народов, возносил хвалу Капусткину, его личным и деловым качествам, мудрости его родителей, сотворивших его, стране, воспитавшей его, и т.д. и т.п. На десятой минуте он наконец-то перешел к делу – к строительству “Городка развлечений”. Оказывается, сто двадцать пятая жена отца Карима Зия-Хангука – русская, родом из города Тулупинска. В память о любимой жене Берим Зия-Хангук, отец Карима, хотел сделать городу приятное. Создано небольшое предприятие на паях с известной московской фирмой, собраны деньги, получены все документы, остается найти влиятельного человека в самом Тулупинске. Выбор после тщательных исследований пал на господина Капусткина. Карим Зия-Хангук просит сохранить в тайне участие иностранного капитала в предприятии – такова была воля его отца.
Капусткин слушал все это в течение получаса и все время щипал себя за руку: ему казалось, что происходящее – сон. Рука начала синеть и опухать, а Капусткин все никак не просыпался. Неужели все это правда? Иностранное финансирование, московские фирмы, конкурирующие за этот заказ, и он, Капусткин? Может, это последствия травмы – галлюцинация? Как в стишках про наркоманов: “Тук-тук, кто там? Это мы, глюки, открывайте люки”? – эти строки Вован бормотал одновременно с пощипыванием руки.
Значит, незнакомый посетитель не врал, значит, дело это стоящее. А он, придурок, не поверил, а он его послал. Ну ничего, не все еще потеряно, он еще развернется...
– Ну типа... я того, согласен, короче... это... лады, – пробормотал он, почесывая затылок. – Когда приступаем?
Переводчица перевела вопрос, опустив многочисленные “э... типа” и “короче”, и ответила:
– Господин Карим Зия-Хангук говорит, что наш человек свяжется с вами позднее.
Делегация церемонно раскланялась и торжественно удалилась.
– Ну ты, Лариска, даешь, – давясь от смеха, на чистейшем русском языке произнес господин Карим Зия-Хангук, – я бы на твоем месте к нам в училище пошел. Сцена по тебе плачет.
– Да ладно, – улыбнулась девушка, – вы тоже здорово смотрелись. Пошли в общагу, там нас шампанское ждет, мы его честно отработали.
– Ну-с, господа-товарищи, разрешите вас поздравить с началом нашей деятельности, – провозгласил тост Олег, разливая по бокалам шампанское.
Часы показывали шесть утра. Невыспавшиеся, с перекошенными физиономиями компаньоны Олега без особого “энтузиазизма” смотрели на него. Ни Толстый, ни Скелет никак не могли взять в толк, чему радуется Парамонов. Они ведь не знали об операции, проведенной накануне Олегом.
– Чего кислые такие, други? – поинтересовался Парамонов, осушая бокал превосходного напитка.
– Олег Константинович, тут народ интересуется, когда мы за номер заплатим. Прошло уже три дня, а мы их обещаниями кормим. Коситься уже начали, – признался Толстый.
– Антон Антонович, у нас с вами скоро столько денег будет, что вы сможете всю эту гостиницу купить, – захохотал Парамонов. – Еще чуть-чуть, и денежки потекут к нам рекой.
– Ага, – кивнул Толстов, но свою мысль продолжил: – Это когда будет? А они требуют уже сейчас.
– Сколько? – поинтересовался Олег, вытаскивая из кармана бумажник.
– Десять тысяч, – едва слышно произнес Толстов.
– Сколько-сколько? – переспросил Олег, округляя глаза, в его голосе послышались металлические нотки. – За этот номер?
Скелет втянул голову в плечи и попытался незаметно улизнуть из комнаты.
– Куда? – грозно рявкнул Парамонов, хватая Скелета за полу пижамы. Жорику удалось выскользнуть из нее и скрыться в ванной комнате. Олег так и остался стоять с пижамой в руках.
Почувствовав себя за закрытой дверью в безопасности, Жорик крикнул:
– Я не виноват, что тут жратва такая дорогая, я только пирожков горяченьких попросил принести, они и принесли. Кто ж знал, что они с семгой, шампиньонами и икрой. Я бы и с картошечкой, по два рубля за штуку, с удовольствием... И вообще, у них тут ни гамбургеров, ни хот-догов нет, только гадостью дорогущей кормят. Я все время голодный хожу, у меня организм растущий... – Скелет выдохся после гневной тирады и надолго замолчал, боясь высунуть нос из своего убежища.
– Вот вам деньги, – Олег бросил на стол пачку, – сегодня же съезжаете отсюда, завтракать будете в какой-нибудь общепитовской столовой. Я вас с вашими аппетитами и запросами прокормить не смогу. Легче вас пристрелить, чем... – Парамонов махнул рукой и сменил тему: – Пора приступать к следующему этапу.
К обеду того же дня, на окраине Тулупинска, на здоровенном пустыре, граничащем с городской свалкой, начались работы. Появилась техника, с десяток рабочих в яркой униформе с надписью на спине: “ХХХ-корпорейшн. Лас-Дисн. Тулупинск”.
Метрах в ста от строительства появилась небольшая будочка с табличкой “Акционерное общество открытого типа ХХХ-корпорейшн”. Ниже висело объявление: “Продаем акции населению”. Гарантия прибыли сто пятьдесят процентов. С условиями можно ознакомиться у менеджеров компании”.
Население каким-то чудом, а вернее, благодаря слухам, разнесшимся по Тулупинску, с быстротой молнии кинулось в контору. Вагончик был украшен шариками, флажками, из динамиков доносилась громкая музыка, возле вагончика стояло несколько лотков с пивом, газированной водой, пирожками (Олег, заплатив некоторую сумму, предусмотренную на представительские расходы, переманил сюда несколько бабулек с базара).
Любопытствующих оказалось много, покупателей пока ни одного. Когда набралось достаточное количество зрителей, на пороге конторы появился Олег, представившийся менеджером фирмы. Он приветствовал собравшихся, продемонстрировав макеты будущего чуда, подсчитал экономическую прибыль для города Тулупинска в целом и каждого тулупинца в частности: открытие новых рабочих мест, приток туристов, создание зоны отдыха, ликвидация ненавистной мусорки и прочее, прочее. Собравшимся были розданы цветные плакаты, еще пахнувшие типографской краской, с изображением будущего чуда, на обратной стороне указаны условия продажи акций, стоимость, сроки и многое другое. Однако рядовые тулупинцы не спешили нести свои кровные, ждали, кто первый. И первый явился.
На пороге конторы возник бородатый дедок в новом костюмчике с блестевшей на лацкане пиджака медалькой “Ветеран труда” и надраенных ботинках. Он решительно поднялся по ступенькам и вошел в контору.
– Ну, Митрич, молодец, не ожидал, – произнес Олег, пожимая ему руку. – Медалька-то настоящая? – поинтересовался он.
– Обижаешь, – хитро усмехнулся в усы Митрич, – моя, честно заработанная.
Олег отсчитал несколько купюр и вручил старику.
– Кого-нибудь привел? – спросил Олег, передавая зеленоватые листочки, напоминающие доллары. На каждом было написано “Акция”, дальше шли реквизиты фирмы, печати и другая серьезная информация.
– Только соседку по даче. Раньше надо было сказать, я бы поискал. Сам понимаешь, не каждому довериться можно.
Народ, собравшийся перед вагончиком, не предполагал, что Митрич – подставной, засланный казачок. “Засланцев” было еще несколько: Лариса, администратор студенческого театра, и пара-тройка студентов-артистов, которые превосходно справились с ролью жителей княжества Даун-Лохунг.
Олег проводил первого клиента до порога, пожал ему руку и объявил:
– Начало положено, товарищи! Среди первых ста участников по номерам акций будут разыграны ценные призы и подарки. Товарищ получил именной купон, дающий право на участие в нашей лотерее. Первым ста покупателям в подарок бутылка шампанского!
От толпы отделилась симпатичная молодая девушка. Лариса незаметно подмигнула Олегу и направилась к конторе. На девушке был скромненький костюмчик, волосы аккуратно собраны в пучок, в руках пакет с книжками и маленькая сумочка. На хорошеньком носике красовались круглые металлические очки. Лариса напоминала скромную учительницу или библиотекаршу. Представительницу интеллигенции, желающую повысить свое благосостояние. Такие вкладчики должны были придать фирме вес в глазах окружающих. Митрич и Лариса являли собой союз пролетариев и интеллигенции.
Олег любезно пригласил девушку пройти внутрь, предложил воды, спросил телефончики, анкетные данные. Толстый со слегка измененной внешностью, сидевший за столиком, аккуратным почерком внес все это в свои бумаги.
– Спасибо, ты меня уже второй раз выручаешь. С меня букет роз и ужин в любом ресторане, – шепнул он на ушко девушке.
“И нетолько”, – подумал Олег, разглядывая Ларису. Парамонов рассчитывал на то, что ужин плавно перетечет в завтрак, если девушка, конечно, не против. А, судя по ее улыбке, она была не против. Тем более что администраторш, пусть и студенческой труппы, у Олега еще не было.
Олег открыл дверь, помог девушке сойти вниз. Бутылка шампанского в ее руке была красноречивее всяких слов.
От толпы, почти созревшей для покупки акций, отделилась тройка молодых симпатичных парней, по виду студентов. Они громко пересчитывали свою наличность, привлекая внимание окружающих. Читатель, конечно же, догадался, что это были студенты-актеры, с которыми нам уже приходилось встречаться.
– Сидоров, не жадничай, все равно проешь эти деньги. Ты и так всю стипендию в унитаз спускаешь, не поешь один месяц гамбургеров с хот-догами, получишь раз в десять больше, – убеждал упитанного юношу приятель. – Эти акции, когда парк работать начнет, такие деньги тебе принесут, что красную икру будешь ложками есть...
– А я квартиру куплю и от родителей отделюсь, – мечтательно произнес третий.
Переговариваясь, они вошли в вагончик. Сыграно было так искренне, так правдоподобно, что у дверей образовалась небольшая очередь желающих приобрести акции. Будь среди собравшихся господин Станиславский, обязательно крикнул бы: “Верю!” и наверняка понес бы деньги.
Почти весь день, не поднимая головы от бумаг, просидели в вагончике Толстый со Скелетом. Они кропотливо вносили данные владельцев акций в документы, отсчитывали сдачу, прятали деньги. Для них выручка первого дня казалась огромной, до сих пор побаивающиеся Парамонова, они зауважали его. За три дня собралась такая сумма, которая не могла присниться им даже в самых радужных снах.
– Олег Константинович, может, нам того... пора сваливать? – в очередной раз пересчитав полученное, поинтересовался Скелет. – Мы уже достаточно хапнули. Это же надо, можно каждый день шашлык кушать!
– Жорик, Жорик, куда ты все ешь? Шашлык каждый день! Неужели об этом ты мечтаешь, когда смотришь в звездное небо, об этом мечтал, когда был младенцем? – усмехнулся Олег. – Нет, узко ты мыслишь, Скелет, только на уровне своего желудка.
– А может, он прав, Олег Константинович? Пора делиться и сваливать отсюда, пока обман не раскрылся? – подал голос в защиту товарища Толстый.
– Делить мы пока ничего не будем. Нечего еще делить, вы, между прочим, свои долги еще не отработали, а уже требуете денег. Я вас и так кормлю-пою за свой счет.
– Почему это нечего делить, а вот это? – возмущенно произнес Скелет, указывая на ровные кучки денег, разложенные по всей квартире Олега.
– А это – в дело, на технику и зарплату рабочим.
– Ни фига себе! Мы, значит, вкалываем, а нам шиш с маслом... Рабочим-то за что платить? – взвизгнул Толстый. – Дайте мне мою долю, я хочу выйти из дела.
– Я тебе дам, я тебе так дам твою долю, что мало не покажется! – заорал Олег, запустив в Толстого аккуратно перевязанной пачкой денег.
Удар был точный, пачка наотмашь хлопнула Толстого по физиономии. На щеке закраснел прямоугольный отпечаток.
– Учи, учи вас, дураков, уму-разуму – бесполезно. Так и будете до старости в лохотрон на копейки играть да от Кондрата бегать, пока не посадят. Разве это деньги? Это мусор, на месяц нормальной человеческой жизни. Я вам предлагаю небо в алмазах, а вы довольствуетесь тремя коньячными звездочками. Шире надо смотреть, шире.
Толстый, потирая щеку, обиженно забубнил:
– Вы бы, Олег Константинович, по-человечески все объяснили сначала, а потом уже морду били. Мы, между прочим, вам доверились полностью, башку свою в петлю сунули, а стульчик в ваше полное распоряжение предоставили: хотите – выбивайте, хотите – нет. А вы вот нам не доверяете, тайны у вас какие-то, с Капусткиным запираетесь.
– Икрой, между прочим, его кормите, сам видел, – подал голос Скелет, – и денег даете. Вчера полный пакет насовали. А сколько там? Я вот у вас вчера пятьсот рублей попросил, а вы не дали. Мне, между прочим, за все эти писульки жалованье полагается. Вон от ручки какие мозоли на пальце, чернила в кожу въелись, – помахал длинными худыми руками Скелет.
– Вам о моих планах знать ничего не нужно, меньше знаете – аппетит лучше. Нам с вами рыбку покрупнее дождаться нужно, тогда и делиться будет чем, – перешел на миролюбивый тон Олег. – Придется вам в качестве моральной компенсации жалованье выдать, – добавил он, вставая с дивана. – А вы, Антон Антонович, можете себе за мордобой еще и эту пачку присовокупить.
Олег вытянул из ближайшей кучки две пачки и протянул компаньонам.
Парамонов удалился в ванную, оставив Толстого со Скелетом наслаждаться видом собственных денег.
– Толстый, а Толстый, ты ему веришь? – шепотом проговорил Скелет, пересчитывая деньги.
– Поживем – увидим, – произнес Толстяк, прибирая свои деньги в надежное место – в нагрудный карман на майке, к животу поближе.
Парамонов, конечно же, не стал распространяться, каким образом к ним приплывет крупная рыба. В этом ему должен был помочь Капусткин. Он сводил с нужными людьми, не бесплатно, разумеется. Договорился о парочке кредитов под залог строительства (шельмец помог заложить одно и то же здание шести разным мелким банкам) и даже сам лично на льготных условиях приобрел пакет акций. Через неделю пошла крупная рыба, местные воротилы поверили в прибыльность проекта, пришлось дополнительно открывать несколько контор, нанимать служащих, покупать оргтехнику.
Самое любопытное, что нигде личность и имя Олега не фигурировали, он представлялся наемным служащим этой самой компании, не возлагая на себя никакой ответственности за последствия. Если что, виноваты руководители фирмы, а с меня, скромного менеджера, получающего зарплату, взятки гладки. Олег рассчитывал на то, что, пока в столице будут искать парочку владельцев фирмы, пока Интерпол будет рыскать по Востоку в надежде отыскать господина Карима Зия-Хангука и его папашу, он успеет улизнуть от одураченных вкладчиков. Возможно, придется делать пластическую операцию – об этом он подумает позже.
“Мечты, мечты, где ваша сладость?”, кажется, так сказал поэт. Но автор возьмет на себя смелость и перефразирует эти прекрасные строки: “Мечты, мечты, в чем ваша слабость?” Парамонов и не подозревал, какие тучи сгущаются над его головой. А виной всему современные средства массовой информации, вернее – телевидение. Олег так увлекся своим проектом, что забыл об осторожности.
В один прекрасный день на стройке появилась съемочная группа, чтобы снять репортаж о чудо-стройке, новом проекте. До этого Парамонов наотрез отказывался сниматься, не давал интервью, старался быть незаметным, довольствовался вторым планом. Но в тот день он увлекся разговором с хорошенькой столичной журналисткой, приглашавшей его на ужин. Он и не заметил, как камера краешком ухватила его физиономию.
Случаю было угодно, чтобы перед телевизором в нужное время оказался нужный человек. Олега увидел и узнал не кто иной, как Иван Иванович Иванов, чьи люди безуспешно искали Парамонова в ближнем и дальнем зарубежье. Иванов поклялся, что найдет Парамонова, и дело тут было не в деньгах, денег у человека с обычной фамилией и дерматиновым бумажником хватало. Дело в принципах: попал – плати, устроился – отстегни крыше. А этот сморчок мало того, что сбежал, так и всякую совесть потерял – демонстрирует свою физиономию на всеобщее обозрение.
Иван Иванович Иванов позвонил кому следует и уже через несколько часов ехал в вагоне СВ в город Тулупинск вершить свое, “ивановское правосудие”. Только Олег об этом еще не знал, Олег крутил роман с потрясающей журналисткой, успевая в перерывах исправно собирать деньги.
– Олежек, бросай ты все это, едем в Москву, с твоим обаянием надо на телевидении работать. Ты же звезда... – проговорила, целуя лежащего рядом Олега, Натали Вадраева, журналистка одного из российских каналов.
Репортаж, из-за которого ее прислали в Тулупинск, уже давно отсняли и прогнали в эфир, съемочная группа тогда же уехала. Вадраева задержалась, она без памяти влюбилась в этого таинственного красавца, который почти ничего не рассказывал о своих хозяевах, скромно умалчивая о собственной роли в проекте, скрываясь за должностью рядового менеджера фирмы.
К своим двадцати пяти годам Натали успела повидать и перепробовать многое, в пятнадцать лет стала королевой одного из конкурсов красоты, получила возможность стажировки за границей, прокатилась по Европе в турне, отклонила предложение руки и сердца одного арабского шейха, известного африканского певца, закончила факультет журналистики и работала на телевидении на одном из известных каналов. И вот она влюбилась, потеряла голову настолько, что собиралась бросить многочисленных любовников, поклонников и предложить Парамонову руку и сердце. Это решение пришло ей в голову несколько дней назад. Она уговаривала Олега переехать.
– Наташа, опять ты за свое, я же тебе говорил, что не могу обмануть доверие владельцев фирмы. Я обещал...
– А мне ты ничего не хочешь обещать? – прервала она его, смешно надув хорошенькие пухлые губки. – Между прочим, из Москвы каждый день звонят, ждут возвращения...
– Так в чем же дело? Возвращайся, – произнес Олег, вставая. Ему уже порядком надоела Натали. Пора сворачиваться, тем более что параллельно Олег встречался с милой девушкой Ларисой и рядом с ней чувствовал себя гораздо комфортнее. Он не боялся поворачиваться к ней спиной, мог расслабиться и не ожидать коварного удара в спину – Лариса с самого начала заявила, что замуж за него не собирается и ничего ей от него не нужно. С Натали же все было по-другому, приходилось все время играть, держать ухо востро, быть начеку.
Их романчик, рассчитанный на пару съемочных дней, затянулся. Девушка все чаще и чаще заговаривала о серьезности своего чувства, пыталась выдавить из Олега какие-то обещания.
– Что? – возмутилась девушка. – Ты меня выпроваживаешь из города? Я тебе надоела? Да ты знаешь, какие мужчины просили моей руки – не чета тебе! – Ярость исказила черты ее красивого лица. Она бросилась на Олега с кулаками, он едва успел увернуться.
– Так езжай в Москву и принимай их, – спокойно заявил Олег. – А еще раз попробуешь меня ударить, получишь сдачи, – холодно добавил он.
Олег быстро оделся и вышел из номера, спустился к подземному гостиничному гаражу, открыл дверцу машины и получил страшный удар по голове. В глазах у него потемнело, он почувствовал, что его куда-то тащат, и вырубился.
– Я же говорил, что он мне нужен живой, – произнес чей-то голос.
– Да я так, легонечко, кто же знал, что у него тыква такая слабая, он сразу – брык! Ничего, щас нашатырю нюхнет, и все в порядке будет. Вон он уже в себя пришел, смотрите, глаза дергаются.
Олег застонал и открыл глаза. Потолок в комнате слегка покачивало, сверху на него кто-то смотрел. Олег сфокусировал взгляд и подумал, что у него галлюцинации. Над ним склонился Иван Иванович Иванов собственной персоной.
– Ты глаза-то открой, открой, касатик, вижу, узнал, – произнес Иванов. – Волосатый, подними его, усади на стул да воды принеси, пусть очухается.
– Это современное гениальное произведение. Это наше сегодняшнее “На дне”, это “Преступление и наказание” нового тысячелетия. Это слова мессии, гуру, которого никто не слышит. Злые, мерзкие обыватели, им подавай красивенького, сказочку, выдумку... Мы живем в дерьме, и писать надо о дерьме. – Патлатый зарыдал, уткнувшись лицом в тарелку с закуской.
Тут в буфет влетела молоденькая девушка, она кинулась к патлатому и стала тормошить его:
– Товарищ Петров, вы опять пьете, через пять минут вам выступать, ребята заканчивают уже. Вставайте, вставайте... Андрей, ну, пожалуйста, поднимайтесь, вам же аванс за выступление выдали, – чуть не плача, говорила девушка, пытаясь оторвать Петрова от стола. – Мужчина, вы мне не поможете, – обратилась она к Олегу, – дотащить его до сцены?
– Конечно, помогу, – отозвался Олег, – но мне кажется, он просто не в состоянии сейчас выступать. Надо полагать, это автор пьесы, которую показывают? – уточнил Олег, подходя к столу драматурга.
Девушка кивнула. Парамонов без труда поднял тело драматурга и подтащил к умывальнику.
– Откройте кран, – попросил он девушку, наклонив голову Петрова над раковиной. Дырку слива предусмотрительно заткнул платком, вынутым из кармана Петрова.
Девушка отвернула кран, и вода заполнила раковину. Олег на несколько секунд опустил голову Петрова в импровизированную чашу с водой. Драматург открыл глаза, его нос и рот заполнились водой. Он задергался, пытаясь высвободиться из крепких объятий Олега.
– Ой, он захлебнется! – испуганно взвизгнула девушка.
Олег чуть ослабил хватку, Петров поднял голову и принялся жадно хватать ртом воздух.
Олег снова погрузил его голову в воду. Петров, который уже почти очухался от выпитого, отбивался более осознанно и энергично.
– Помогите, топят, убивают! – отплевываясь, прошипел он в очередной раз, когда ему позволили “вынырнуть”, но воплей драматурга никто не услышал.
– Товарищ Петров, вы протрезвели? – осторожно спросила девушка.
– Да, твою мать, да... Пустите меня, я в порядке, – заорал он.
Парамонов отпустил его. Драматург, продолжавший вырываться, шлепнулся на пол.
– Вы в порядке? – Девушка помогла Петрову подняться и привести себя в порядок. – Вас зрители ждут, спектакль окончен. Спасибо вам, меня Лариса зовут, я администратор труппы. Хотите, я вас потом за кулисы провожу, с ребятами познакомитесь?
Олег улыбнулся:
– Хочу.
– Подождите меня здесь, я его отведу и вернусь за вами, только никуда не уходите, я ваша должница.
Лариса подхватила Петрова и потащила к дверям.
Через десять минут Олег был представлен актерам. Ребята оказались умненькими, смышлененькими и страдающими, как большинство студентов, хроническим безденежьем.
– Ребята, у меня к вам небольшая просьба: пельменя одного разыграть надо. Не бесплатно, разумеется. С меня в честь вашей премьеры ящик шампанского и кое-какая закуска.
Предложение Олега ребята встретили с энтузиазмом, свойственным молодым здоровым людям.
Вечером того же дня в Дорожной больнице появилась странная делегация: трое смуглых молодых людей в одинаковых костюмах с белыми головными уборами, смахивающими на тюрбаны, которые говорили на каком-то иностранном языке, и стройная красивая девушка, говорящая на русском. На девушке было что-то похожее на сари и кимоно одновременно, на голове тоже тюрбан, только поменьше.
– Здравствуйте, – приветствовала девушка дежурную медсестру. – Мы хотели бы навестить друга, господина Капусткина, нам передали, что он лежит в этой больнице, в палате номер пятнадцать.
– Да... пожалуйста, по коридору налево, – произнесла дежурная, с любопытством разглядывая иностранцев.
Делегация нашла нужную палату, девушка постучала в дверь и, дождавшись приглашения, заглянула внутрь.
– Добрый день, господин Капусткин, – произнесла она певучим голосом.
– Заходи, заходи, чего в дверях встала! – восхищенно крякнув, оглядывая красавицу, произнёс Вован. – Вот это сервис, не успел позвонить, уже доставили.
Девушка, улыбнувшись, прошла в палату, молодые люди остались в коридоре.
– Господин Капусткин, мои хозяева преподносят вам вот этот скромный подарок и справляются о вашем здоровье, – произнесла витиеватую фразу девушка, передавая Вовану корзину, полную апельсинов, бананов и других экзотических фруктов.
– Жрать потом будем, а сейчас в постельку, – выхватив из ее рук корзину, заявил Вован, опрокидывая девушку на кровать.
– Господин Капусткин, вы меня не за ту приняли, я переводчица! – вырываясь, закричала девушка.
– Мне какая на хрен разница, переводчица, налетчица, главное, чтоб профессионалка...
– Убери руки, урод, – отбиваясь, завопила переводчица, – к вам делегация из княжества Даун-Лохунг, а вы...
– Не понял, – почесывая шишку на лбу, отозвался Капусткин, – ты из борделя или нет?
– Русским языком вам говорю, что я переводчица... Младший князь с советниками за дверью дожидается...
– Чего-то я не того... не въеду... Зови, разберемся, – задумчиво предложил Капусткин, усаживаясь на кровати.
Девушка открыла дверь и впустила делегацию:
– Страфствюй, дрюк, я Карим Зия-Хангук, – на ломаном русском произнес один из пришедших, чей тюрбан был усыпан сверкающими камушками, а затем перешел на свой родной.
Капусткин с изумлением рассматривал вошедших, пытаясь понять, кто они.
Переводчица начала переводить сказанное.
Не станем утомлять читателя оригиналом и переводом, вряд ли кто-нибудь владеет языком княжества Даун-Лохунг в совершенстве.
Карим Зия-Хангук в витиеватой манере, принятой у восточных народов, возносил хвалу Капусткину, его личным и деловым качествам, мудрости его родителей, сотворивших его, стране, воспитавшей его, и т.д. и т.п. На десятой минуте он наконец-то перешел к делу – к строительству “Городка развлечений”. Оказывается, сто двадцать пятая жена отца Карима Зия-Хангука – русская, родом из города Тулупинска. В память о любимой жене Берим Зия-Хангук, отец Карима, хотел сделать городу приятное. Создано небольшое предприятие на паях с известной московской фирмой, собраны деньги, получены все документы, остается найти влиятельного человека в самом Тулупинске. Выбор после тщательных исследований пал на господина Капусткина. Карим Зия-Хангук просит сохранить в тайне участие иностранного капитала в предприятии – такова была воля его отца.
Капусткин слушал все это в течение получаса и все время щипал себя за руку: ему казалось, что происходящее – сон. Рука начала синеть и опухать, а Капусткин все никак не просыпался. Неужели все это правда? Иностранное финансирование, московские фирмы, конкурирующие за этот заказ, и он, Капусткин? Может, это последствия травмы – галлюцинация? Как в стишках про наркоманов: “Тук-тук, кто там? Это мы, глюки, открывайте люки”? – эти строки Вован бормотал одновременно с пощипыванием руки.
Значит, незнакомый посетитель не врал, значит, дело это стоящее. А он, придурок, не поверил, а он его послал. Ну ничего, не все еще потеряно, он еще развернется...
– Ну типа... я того, согласен, короче... это... лады, – пробормотал он, почесывая затылок. – Когда приступаем?
Переводчица перевела вопрос, опустив многочисленные “э... типа” и “короче”, и ответила:
– Господин Карим Зия-Хангук говорит, что наш человек свяжется с вами позднее.
Делегация церемонно раскланялась и торжественно удалилась.
– Ну ты, Лариска, даешь, – давясь от смеха, на чистейшем русском языке произнес господин Карим Зия-Хангук, – я бы на твоем месте к нам в училище пошел. Сцена по тебе плачет.
– Да ладно, – улыбнулась девушка, – вы тоже здорово смотрелись. Пошли в общагу, там нас шампанское ждет, мы его честно отработали.
* * *
– Ну-с, господа-товарищи, разрешите вас поздравить с началом нашей деятельности, – провозгласил тост Олег, разливая по бокалам шампанское.
Часы показывали шесть утра. Невыспавшиеся, с перекошенными физиономиями компаньоны Олега без особого “энтузиазизма” смотрели на него. Ни Толстый, ни Скелет никак не могли взять в толк, чему радуется Парамонов. Они ведь не знали об операции, проведенной накануне Олегом.
– Чего кислые такие, други? – поинтересовался Парамонов, осушая бокал превосходного напитка.
– Олег Константинович, тут народ интересуется, когда мы за номер заплатим. Прошло уже три дня, а мы их обещаниями кормим. Коситься уже начали, – признался Толстый.
– Антон Антонович, у нас с вами скоро столько денег будет, что вы сможете всю эту гостиницу купить, – захохотал Парамонов. – Еще чуть-чуть, и денежки потекут к нам рекой.
– Ага, – кивнул Толстов, но свою мысль продолжил: – Это когда будет? А они требуют уже сейчас.
– Сколько? – поинтересовался Олег, вытаскивая из кармана бумажник.
– Десять тысяч, – едва слышно произнес Толстов.
– Сколько-сколько? – переспросил Олег, округляя глаза, в его голосе послышались металлические нотки. – За этот номер?
Скелет втянул голову в плечи и попытался незаметно улизнуть из комнаты.
– Куда? – грозно рявкнул Парамонов, хватая Скелета за полу пижамы. Жорику удалось выскользнуть из нее и скрыться в ванной комнате. Олег так и остался стоять с пижамой в руках.
Почувствовав себя за закрытой дверью в безопасности, Жорик крикнул:
– Я не виноват, что тут жратва такая дорогая, я только пирожков горяченьких попросил принести, они и принесли. Кто ж знал, что они с семгой, шампиньонами и икрой. Я бы и с картошечкой, по два рубля за штуку, с удовольствием... И вообще, у них тут ни гамбургеров, ни хот-догов нет, только гадостью дорогущей кормят. Я все время голодный хожу, у меня организм растущий... – Скелет выдохся после гневной тирады и надолго замолчал, боясь высунуть нос из своего убежища.
– Вот вам деньги, – Олег бросил на стол пачку, – сегодня же съезжаете отсюда, завтракать будете в какой-нибудь общепитовской столовой. Я вас с вашими аппетитами и запросами прокормить не смогу. Легче вас пристрелить, чем... – Парамонов махнул рукой и сменил тему: – Пора приступать к следующему этапу.
К обеду того же дня, на окраине Тулупинска, на здоровенном пустыре, граничащем с городской свалкой, начались работы. Появилась техника, с десяток рабочих в яркой униформе с надписью на спине: “ХХХ-корпорейшн. Лас-Дисн. Тулупинск”.
Метрах в ста от строительства появилась небольшая будочка с табличкой “Акционерное общество открытого типа ХХХ-корпорейшн”. Ниже висело объявление: “Продаем акции населению”. Гарантия прибыли сто пятьдесят процентов. С условиями можно ознакомиться у менеджеров компании”.
Население каким-то чудом, а вернее, благодаря слухам, разнесшимся по Тулупинску, с быстротой молнии кинулось в контору. Вагончик был украшен шариками, флажками, из динамиков доносилась громкая музыка, возле вагончика стояло несколько лотков с пивом, газированной водой, пирожками (Олег, заплатив некоторую сумму, предусмотренную на представительские расходы, переманил сюда несколько бабулек с базара).
Любопытствующих оказалось много, покупателей пока ни одного. Когда набралось достаточное количество зрителей, на пороге конторы появился Олег, представившийся менеджером фирмы. Он приветствовал собравшихся, продемонстрировав макеты будущего чуда, подсчитал экономическую прибыль для города Тулупинска в целом и каждого тулупинца в частности: открытие новых рабочих мест, приток туристов, создание зоны отдыха, ликвидация ненавистной мусорки и прочее, прочее. Собравшимся были розданы цветные плакаты, еще пахнувшие типографской краской, с изображением будущего чуда, на обратной стороне указаны условия продажи акций, стоимость, сроки и многое другое. Однако рядовые тулупинцы не спешили нести свои кровные, ждали, кто первый. И первый явился.
На пороге конторы возник бородатый дедок в новом костюмчике с блестевшей на лацкане пиджака медалькой “Ветеран труда” и надраенных ботинках. Он решительно поднялся по ступенькам и вошел в контору.
– Ну, Митрич, молодец, не ожидал, – произнес Олег, пожимая ему руку. – Медалька-то настоящая? – поинтересовался он.
– Обижаешь, – хитро усмехнулся в усы Митрич, – моя, честно заработанная.
Олег отсчитал несколько купюр и вручил старику.
– Кого-нибудь привел? – спросил Олег, передавая зеленоватые листочки, напоминающие доллары. На каждом было написано “Акция”, дальше шли реквизиты фирмы, печати и другая серьезная информация.
– Только соседку по даче. Раньше надо было сказать, я бы поискал. Сам понимаешь, не каждому довериться можно.
Народ, собравшийся перед вагончиком, не предполагал, что Митрич – подставной, засланный казачок. “Засланцев” было еще несколько: Лариса, администратор студенческого театра, и пара-тройка студентов-артистов, которые превосходно справились с ролью жителей княжества Даун-Лохунг.
Олег проводил первого клиента до порога, пожал ему руку и объявил:
– Начало положено, товарищи! Среди первых ста участников по номерам акций будут разыграны ценные призы и подарки. Товарищ получил именной купон, дающий право на участие в нашей лотерее. Первым ста покупателям в подарок бутылка шампанского!
От толпы отделилась симпатичная молодая девушка. Лариса незаметно подмигнула Олегу и направилась к конторе. На девушке был скромненький костюмчик, волосы аккуратно собраны в пучок, в руках пакет с книжками и маленькая сумочка. На хорошеньком носике красовались круглые металлические очки. Лариса напоминала скромную учительницу или библиотекаршу. Представительницу интеллигенции, желающую повысить свое благосостояние. Такие вкладчики должны были придать фирме вес в глазах окружающих. Митрич и Лариса являли собой союз пролетариев и интеллигенции.
Олег любезно пригласил девушку пройти внутрь, предложил воды, спросил телефончики, анкетные данные. Толстый со слегка измененной внешностью, сидевший за столиком, аккуратным почерком внес все это в свои бумаги.
– Спасибо, ты меня уже второй раз выручаешь. С меня букет роз и ужин в любом ресторане, – шепнул он на ушко девушке.
“И нетолько”, – подумал Олег, разглядывая Ларису. Парамонов рассчитывал на то, что ужин плавно перетечет в завтрак, если девушка, конечно, не против. А, судя по ее улыбке, она была не против. Тем более что администраторш, пусть и студенческой труппы, у Олега еще не было.
Олег открыл дверь, помог девушке сойти вниз. Бутылка шампанского в ее руке была красноречивее всяких слов.
От толпы, почти созревшей для покупки акций, отделилась тройка молодых симпатичных парней, по виду студентов. Они громко пересчитывали свою наличность, привлекая внимание окружающих. Читатель, конечно же, догадался, что это были студенты-актеры, с которыми нам уже приходилось встречаться.
– Сидоров, не жадничай, все равно проешь эти деньги. Ты и так всю стипендию в унитаз спускаешь, не поешь один месяц гамбургеров с хот-догами, получишь раз в десять больше, – убеждал упитанного юношу приятель. – Эти акции, когда парк работать начнет, такие деньги тебе принесут, что красную икру будешь ложками есть...
– А я квартиру куплю и от родителей отделюсь, – мечтательно произнес третий.
Переговариваясь, они вошли в вагончик. Сыграно было так искренне, так правдоподобно, что у дверей образовалась небольшая очередь желающих приобрести акции. Будь среди собравшихся господин Станиславский, обязательно крикнул бы: “Верю!” и наверняка понес бы деньги.
Почти весь день, не поднимая головы от бумаг, просидели в вагончике Толстый со Скелетом. Они кропотливо вносили данные владельцев акций в документы, отсчитывали сдачу, прятали деньги. Для них выручка первого дня казалась огромной, до сих пор побаивающиеся Парамонова, они зауважали его. За три дня собралась такая сумма, которая не могла присниться им даже в самых радужных снах.
– Олег Константинович, может, нам того... пора сваливать? – в очередной раз пересчитав полученное, поинтересовался Скелет. – Мы уже достаточно хапнули. Это же надо, можно каждый день шашлык кушать!
– Жорик, Жорик, куда ты все ешь? Шашлык каждый день! Неужели об этом ты мечтаешь, когда смотришь в звездное небо, об этом мечтал, когда был младенцем? – усмехнулся Олег. – Нет, узко ты мыслишь, Скелет, только на уровне своего желудка.
– А может, он прав, Олег Константинович? Пора делиться и сваливать отсюда, пока обман не раскрылся? – подал голос в защиту товарища Толстый.
– Делить мы пока ничего не будем. Нечего еще делить, вы, между прочим, свои долги еще не отработали, а уже требуете денег. Я вас и так кормлю-пою за свой счет.
– Почему это нечего делить, а вот это? – возмущенно произнес Скелет, указывая на ровные кучки денег, разложенные по всей квартире Олега.
– А это – в дело, на технику и зарплату рабочим.
– Ни фига себе! Мы, значит, вкалываем, а нам шиш с маслом... Рабочим-то за что платить? – взвизгнул Толстый. – Дайте мне мою долю, я хочу выйти из дела.
– Я тебе дам, я тебе так дам твою долю, что мало не покажется! – заорал Олег, запустив в Толстого аккуратно перевязанной пачкой денег.
Удар был точный, пачка наотмашь хлопнула Толстого по физиономии. На щеке закраснел прямоугольный отпечаток.
– Учи, учи вас, дураков, уму-разуму – бесполезно. Так и будете до старости в лохотрон на копейки играть да от Кондрата бегать, пока не посадят. Разве это деньги? Это мусор, на месяц нормальной человеческой жизни. Я вам предлагаю небо в алмазах, а вы довольствуетесь тремя коньячными звездочками. Шире надо смотреть, шире.
Толстый, потирая щеку, обиженно забубнил:
– Вы бы, Олег Константинович, по-человечески все объяснили сначала, а потом уже морду били. Мы, между прочим, вам доверились полностью, башку свою в петлю сунули, а стульчик в ваше полное распоряжение предоставили: хотите – выбивайте, хотите – нет. А вы вот нам не доверяете, тайны у вас какие-то, с Капусткиным запираетесь.
– Икрой, между прочим, его кормите, сам видел, – подал голос Скелет, – и денег даете. Вчера полный пакет насовали. А сколько там? Я вот у вас вчера пятьсот рублей попросил, а вы не дали. Мне, между прочим, за все эти писульки жалованье полагается. Вон от ручки какие мозоли на пальце, чернила в кожу въелись, – помахал длинными худыми руками Скелет.
– Вам о моих планах знать ничего не нужно, меньше знаете – аппетит лучше. Нам с вами рыбку покрупнее дождаться нужно, тогда и делиться будет чем, – перешел на миролюбивый тон Олег. – Придется вам в качестве моральной компенсации жалованье выдать, – добавил он, вставая с дивана. – А вы, Антон Антонович, можете себе за мордобой еще и эту пачку присовокупить.
Олег вытянул из ближайшей кучки две пачки и протянул компаньонам.
Парамонов удалился в ванную, оставив Толстого со Скелетом наслаждаться видом собственных денег.
– Толстый, а Толстый, ты ему веришь? – шепотом проговорил Скелет, пересчитывая деньги.
– Поживем – увидим, – произнес Толстяк, прибирая свои деньги в надежное место – в нагрудный карман на майке, к животу поближе.
Парамонов, конечно же, не стал распространяться, каким образом к ним приплывет крупная рыба. В этом ему должен был помочь Капусткин. Он сводил с нужными людьми, не бесплатно, разумеется. Договорился о парочке кредитов под залог строительства (шельмец помог заложить одно и то же здание шести разным мелким банкам) и даже сам лично на льготных условиях приобрел пакет акций. Через неделю пошла крупная рыба, местные воротилы поверили в прибыльность проекта, пришлось дополнительно открывать несколько контор, нанимать служащих, покупать оргтехнику.
Самое любопытное, что нигде личность и имя Олега не фигурировали, он представлялся наемным служащим этой самой компании, не возлагая на себя никакой ответственности за последствия. Если что, виноваты руководители фирмы, а с меня, скромного менеджера, получающего зарплату, взятки гладки. Олег рассчитывал на то, что, пока в столице будут искать парочку владельцев фирмы, пока Интерпол будет рыскать по Востоку в надежде отыскать господина Карима Зия-Хангука и его папашу, он успеет улизнуть от одураченных вкладчиков. Возможно, придется делать пластическую операцию – об этом он подумает позже.
“Мечты, мечты, где ваша сладость?”, кажется, так сказал поэт. Но автор возьмет на себя смелость и перефразирует эти прекрасные строки: “Мечты, мечты, в чем ваша слабость?” Парамонов и не подозревал, какие тучи сгущаются над его головой. А виной всему современные средства массовой информации, вернее – телевидение. Олег так увлекся своим проектом, что забыл об осторожности.
В один прекрасный день на стройке появилась съемочная группа, чтобы снять репортаж о чудо-стройке, новом проекте. До этого Парамонов наотрез отказывался сниматься, не давал интервью, старался быть незаметным, довольствовался вторым планом. Но в тот день он увлекся разговором с хорошенькой столичной журналисткой, приглашавшей его на ужин. Он и не заметил, как камера краешком ухватила его физиономию.
Случаю было угодно, чтобы перед телевизором в нужное время оказался нужный человек. Олега увидел и узнал не кто иной, как Иван Иванович Иванов, чьи люди безуспешно искали Парамонова в ближнем и дальнем зарубежье. Иванов поклялся, что найдет Парамонова, и дело тут было не в деньгах, денег у человека с обычной фамилией и дерматиновым бумажником хватало. Дело в принципах: попал – плати, устроился – отстегни крыше. А этот сморчок мало того, что сбежал, так и всякую совесть потерял – демонстрирует свою физиономию на всеобщее обозрение.
Иван Иванович Иванов позвонил кому следует и уже через несколько часов ехал в вагоне СВ в город Тулупинск вершить свое, “ивановское правосудие”. Только Олег об этом еще не знал, Олег крутил роман с потрясающей журналисткой, успевая в перерывах исправно собирать деньги.
* * *
– Олежек, бросай ты все это, едем в Москву, с твоим обаянием надо на телевидении работать. Ты же звезда... – проговорила, целуя лежащего рядом Олега, Натали Вадраева, журналистка одного из российских каналов.
Репортаж, из-за которого ее прислали в Тулупинск, уже давно отсняли и прогнали в эфир, съемочная группа тогда же уехала. Вадраева задержалась, она без памяти влюбилась в этого таинственного красавца, который почти ничего не рассказывал о своих хозяевах, скромно умалчивая о собственной роли в проекте, скрываясь за должностью рядового менеджера фирмы.
К своим двадцати пяти годам Натали успела повидать и перепробовать многое, в пятнадцать лет стала королевой одного из конкурсов красоты, получила возможность стажировки за границей, прокатилась по Европе в турне, отклонила предложение руки и сердца одного арабского шейха, известного африканского певца, закончила факультет журналистики и работала на телевидении на одном из известных каналов. И вот она влюбилась, потеряла голову настолько, что собиралась бросить многочисленных любовников, поклонников и предложить Парамонову руку и сердце. Это решение пришло ей в голову несколько дней назад. Она уговаривала Олега переехать.
– Наташа, опять ты за свое, я же тебе говорил, что не могу обмануть доверие владельцев фирмы. Я обещал...
– А мне ты ничего не хочешь обещать? – прервала она его, смешно надув хорошенькие пухлые губки. – Между прочим, из Москвы каждый день звонят, ждут возвращения...
– Так в чем же дело? Возвращайся, – произнес Олег, вставая. Ему уже порядком надоела Натали. Пора сворачиваться, тем более что параллельно Олег встречался с милой девушкой Ларисой и рядом с ней чувствовал себя гораздо комфортнее. Он не боялся поворачиваться к ней спиной, мог расслабиться и не ожидать коварного удара в спину – Лариса с самого начала заявила, что замуж за него не собирается и ничего ей от него не нужно. С Натали же все было по-другому, приходилось все время играть, держать ухо востро, быть начеку.
Их романчик, рассчитанный на пару съемочных дней, затянулся. Девушка все чаще и чаще заговаривала о серьезности своего чувства, пыталась выдавить из Олега какие-то обещания.
– Что? – возмутилась девушка. – Ты меня выпроваживаешь из города? Я тебе надоела? Да ты знаешь, какие мужчины просили моей руки – не чета тебе! – Ярость исказила черты ее красивого лица. Она бросилась на Олега с кулаками, он едва успел увернуться.
– Так езжай в Москву и принимай их, – спокойно заявил Олег. – А еще раз попробуешь меня ударить, получишь сдачи, – холодно добавил он.
Олег быстро оделся и вышел из номера, спустился к подземному гостиничному гаражу, открыл дверцу машины и получил страшный удар по голове. В глазах у него потемнело, он почувствовал, что его куда-то тащат, и вырубился.
– Я же говорил, что он мне нужен живой, – произнес чей-то голос.
– Да я так, легонечко, кто же знал, что у него тыква такая слабая, он сразу – брык! Ничего, щас нашатырю нюхнет, и все в порядке будет. Вон он уже в себя пришел, смотрите, глаза дергаются.
Олег застонал и открыл глаза. Потолок в комнате слегка покачивало, сверху на него кто-то смотрел. Олег сфокусировал взгляд и подумал, что у него галлюцинации. Над ним склонился Иван Иванович Иванов собственной персоной.
– Ты глаза-то открой, открой, касатик, вижу, узнал, – произнес Иванов. – Волосатый, подними его, усади на стул да воды принеси, пусть очухается.