Золотько Александр. Рождество по-новорусски

* * *

   – Далеко-далеко, – сказал Али, поднимая бокал. – Так выпьем же за то, чтобы наши враги были нашими врагами, чтобы наши друзья были нашими друзьями, и чтобы и наши враги, и наши друзья нас уважали.
   Гиря выпил с готовностью. Выпила Нина. Выпил Гринчук. Выпил Али и перевернул фужер, демонстрируя, что тот пуст.
   – Слушай, Али, – сказал Гринчук. – Вам же закон запрещает пить.
   Али еле заметно улыбнулся:
   – Я очень давно живу здесь. И я знаю, что аллах не обидится на меня за маленький фужер вина, но никогда не простит, если я оскорблю уважаемого человека.
   – Ты и с аллахом договоришься, Али… – сказал Гиря.
   – Для того язык человеку и дан, чтобы договариваться с хорошими людьми. Руки человеку даны, чтобы плохого наказать, а хорошему – подарок подарить, – Али достал из сумки свернутый шелковый платок, обернулся к Гринчуку.
   – Я знаю, – сказал Али, быстро, чтобы Гринчук не успел возразить, – знаю, что вы, Юрий Иванович, никогда не берете подарков не от друзей.
   Гиря хмыкнул неопределенно, но Али на это не отреагировал.
   – И я знаю, что вы никогда не назовете недостойного человека другом.
   Гринчук пожал плечами.
   – Садреддин Гейдарович, который к своему большому сожалению не смог сюда приехать, попросил меня передать вам от него самые лучшие пожелания. И найти такой подарок, который не оскорбит вашу честь и не унизит вас.
   Гринчук снова попытался что-то сказать, но Али снова его опередил:
   – Долго думал я над поручением Садреддина Гейдаровича. И вот что решил.
   Али взял платок в две руки.
   – Мой дед подарил это мне. А ему это подарил его дед. А его деду – его дед. Всегда он был в нашем роду. Всегда он защищал честь нашего рода. Много раз он поражал сердце врага, но никогда спину.
   Али развернул платок.
   – Возьмите этот клинок, пожалуйста. Ему триста лет. Когда хотят оказать честь человеку, дарят ему самое ценное. Когда хотят оказать честь дарителю – принимают подарок и тут же забывают о нем. И мне не жалко отдать этот клинок в достойные руки, – Али протянул кинжал Гринчуку.
   Тот встал. Искоса глянул на Нину. Она улыбнулась.
   Гричук вздохнул и протянул руку.
   – Спасибо, Али.
   Али передал кинжал и поклонился:
   – А теперь мне нужно уходить. Меня ждет работа.
   Али вышел. Гринчук сел на место и посмотрел на кинжал.
   – Попал, Зеленый? – спросил Гиря.
   – А мы что, перешли на «ты»? – осведомился Гринчук. – Мне придется вас Гирей кликать?
   – А ты… вы за три месяца не подобрели, гражданин подполковник. И кстати, как это так быстро подполковником стали? – Гиря налил себе в фужер остаток коньяка и выпил. – За Андрея Петровича?
   – За кого? – спросил Гринчук.
   – Теперь уже ни за кого, – махнул рукой Гиря. – Теперь уже за жратву для червей.
   Гиря выгреб из коробки конфету, закусил.
   – А у тебя тут, Нина, хорошо. Уютно в клубе. Слышал, наркоту ты здесь перекрыла?
   – Да, – коротко ответила Нина.
   – Сама придумала, или Зеленый присоветовал? – Гиря посмотрел на Гринчука и вроде бы как спохватился. – Юрий Иванович.
   – Сама решила.
   – И как? Нормально?
   – Потихоньку.
   – Ну, тады – ой! – засмеялся Гиря. – А мне пацаны жалуются, забурела Нинка, всех посылает. Точно, мент у нее крышей. Нет?
   – Нет, – ответила Нина. – Я сама. И я…
   – Да ради бога! – замахал руками Гиря. – Хочешь – поиграйся еще. Пока бабки не кончатся. А потом, если продавать клуб будешь, ты мне его продай. Так по честному будет? А, Юрий Иванович?
   Гиря обернулся к Гринчуку. Тот молча кивнул.
   – Ну, тогда нет базара, – Гиря потянулся к коробке, – ничего, что я еще одну штучку съем?
   – Хоть всю коробку, – ответила Нина.
   – Не, всю нельзя, – Гиря демонстративно, двумя пальцами взял одну конфету, а коробку отодвинул. – Конфеты женщинам и детям.
   Гринчук молча рассматривал подарок.
   – Крутая вещь, – заметил Гиря, снова наливая себе водки. – Я в этом деле не особенно, но когда Саня спросил у Али – ваше здоровье – что тот надумал дарить, а тот показал ему пыру, Саня чуть не охренел на фиг.
   Гиря снова налил и выпил.
   – Это ж дамасская сталь, – сказал Гиря. – Он же, наверное, на вес золота стоит. А то и дороже. Ты шелком об него попробуй. Если настоящий – точно перережет. Обмоешь со мной?
   Гринчук покачал головой.
   – Ну, тогда я сам. В больнице врачи не давали, прикинь. Нервы, говорят, успокаивать нужно. А их только вот водочкой и успокоишь. Да, а с ножом фигня получается. Это, может, у них ножи дарить круто, а у нас острые вещи не дарят. У нас это плохая примета, – Гиря отхлебнул, на этот раз из бутылки. – Нужно было ему с тебя хотя бы копейку взять, вроде бы как за продажу. А так получается, что он вроде бы тебе свинью подложил. Этих горцев не поймешь! То этот Саня просто друзан классный, а то начинает такое нести…
   Гирю, похоже, начинало развозить. То ли он приехал уже теплым, то ли действительно отвык за три месяца.
   – А давай мы с тобой, Нина, выпьем за дружбу, – предложил Гиря. – За светлую и крепкую.
   – Вам обоим уже хватит, – сказал Гринчук.
   – Во! – обрадовался Гиря. – Мужик. Вовремя остановиться – это правильно. Ничего, Юрий Иванович, мы с тобой … с вами, типа, сейчас на улицу выйдем, прогуляемся по морозцу. Оно и попустит… Вы прогуляетесь со мной, Юрий Иванович?
   Гринчук встал.
   Гиря тоже вскочил. Качнулся, но удержался за спинку кресла.
   – Извини, Нина, – сказал Гринчук. – я потом подъеду, днем.
   – Извини, Нинуля, – помахал рукой Гиря, – я твоего друга заберу. Он меня домой проводит. Нельзя же меня в таком состоянии одного отпускать?
   – До свидания, Геннадий Федорович, – сказала Нина.
   – Пошли, подполковник? – Гиря остановился возле двери и, поклонившись по-шутовски, пропустил Гринчука вперед.
   Потом оглянулся на Нину и подмигнул:
   – Ты меня, Нина, прости, что праздник подпортил. Но вот зуб даю – больше не приду. Ты только позвони, как продавать эту фигню будешь.
   Гринчук успел забрать из машины куртку и шапку, когда Гиря вышел, пошатываясь, на улицу.
   – В тачке не поедим, – заявил Гиря. – Пешком пойдем.
   – На метро, – сказал Гринчук. – Сегодня всю ночь поезда ходят.
   – На метро? – Гиря засмеялся. – Прикинь, я уж и не помню, сколько на метре не ездил. Прикольно.
   Гиря шагнул, поскользнулся, но, взмахнув руками, удержался и не упал.
   – Ты б меня поддержал, Юрий Иванович, – попросил Гиря.
   Гринчук подошел к нему и молча потянул за воротник вверх.
   – Не, не, – запротестовал Гиря. – Под руку.
   Откуда-то из темноты вдруг вынырнули два крепких парня.
   – Стоять, – скомандовал Гиря. – Это свой человек. Это сам Юрий Иванович Гринчук. Он меня провожает до дому. А вы, пацаны – свободны. Слышали, что я сказал?
   Парни потоптались неуверенно, потом снова скрылись в темноте. Зажглись фары, и машина уехала.
   – Прикидываете, грааж… гражданин подполковник, я за них и забыл совсем. Блин.
   – Может хватит? – спросил Гринчук.
   – Чего хватит?
   – Пьяным притворяться. Я ж вас знаю. Вас дня три поить нужно, чтобы до такого состояния довести.
   – Умный… – с непонятным выражением сказал Гиря. – Ну, раз такой умный – тогда скажи, о чем я с тобой поговорить хочу.
   – Да еще так, чтобы посторонние не услышали, – в тон ему сказал Гринчук.
   – Чтобы не услышали, – подтвердил Гиря.
   – С Мехтиевым что-то не поделили?
   – С Саней? Не, С Саней мы сейчас кореши. Он, падла, у меня рынок овощной увел, «стометровку» откусил. Теперь хочет на оптовый рынок влезть. И в казино. Друзан, одним словом, – Гиря хохотнул. – Ладно, пошли. Где тут у вас метро.
   – А при чем здесь я? – Гринчук оглянулся – пусто, только вдалеке какая-то компания весело строила снеговика.
   – Если так глянуть, – Гиря наклонился и поднял пригоршню снега, – то ты как бы и не при делах. Но если глянуть по другому…
   Гиря сжал руку, потом бросил получившийся снежок в ствол дерева. Снежок прилип точно посередине.
   – Тебя, боюсь, это тоже коснется.
   – Я должен испугаться?
   – Ты? Нет. А вот подумать – стоит. – Гиря остановился и повернулся к Гринчуку. – Твои новые кореша знают, что это ты Сане про наезд на меня стуканул?
   – Вы это о ком? – поинтересовался подполковник. – И о чем?
   Гиря снова засмеялся:
   – Веселый у нас с тобой базар получается.
   – Новый год, – напомнил Гринчук.
   – Праздник. Ты, кстати, я, понял, подарку не удивился. И моему приезду не удивился. Кто-то у Сани стучит?
   – Зачем? Мехтиев с тех самых пор вокруг меня топчется, хочет дружить. На день милиции подарка не подарил, понимает, что в этот день взятки обычно идут. День рождения у меня в марте, ждать долго. Значит, Новый год остается. Я так и думал, что подсунет такое, от чего вроде и отказаться нельзя. С вашим визитом еще проще. Вы вышли из больницы – накопились дела. А Нина и «Кентавр» – ваши дела. Пацаны, и вправду, небось, мозги проели по этому поводу.
   – Ты, кстати, Нинку не обижай. Она баба хорошая. Я это сразу понял, еще когда в секретарши ее к себе брал. Потому и сам не обижал, и пацанам запретил. И ты ее не обижай…
   Гринчук сплюнул.
   – Не сердись, Зеленый. Ты ведь не по злобе обидеть можешь. Просто забудешь, что ей может быть больно, – неожиданно серьезно сказал Гиря. – Ты крутой парень, умный. Меня тогда со взяткой просчитал, Андрея Петровича и следака своего, Чебурашку, подставил, чтоб он в ваше гестапо не стучал.
   – Куда?
   – Ну, в эту, внутреннюю безопасность, или как вы ее там называете.
   Гирня резко обернулся на душераздирающий визг.
   Из распахнувшейся с визгом двери, на снег вылетело человек десять, с бенгальскими огнями и бутылками шампанского.
   – С Новым годом! – заорала какая-то дама и бросилась целовать Гирю и Гринчука.
   Ее оттащили. Компания отправилась дальше по улице, где виднелись огни большой елки.
   – Так вот, – вытерши снегом с лица помаду, продолжил Гиря, – ты мужик умный, но думаешь, что остальные, кто с тобой, такие же. А люди, они твари слабые. Они хотят, чтобы их жалели. Ты моих пацанов видел?
   – Очень слабые и жалкие, – сказал Гринчук.
   – Прикалываешься… А знаешь, что я на каждый праздник каждому из них подарочек вручаю? А на день рождения я накрываю ему стол. Любому, хоть своему водиле, хоть бригадиру, хоть быку… Ты у своей Нинки спроси, день рождения каждого, бабы его, жены там, или сожительницы, детей… – всю было записано. И каждого поздравляли.
   – Дорого выходило? – спросил Гринчук.
   Гиря резко обернулся к Гринчуку, потом засмеялся и погрозил пальцем:
   – Не нужно меня доставать сейчас. Я, наверное, по твоим понятиям, типа урода… но ты меня послушай. Последняя тварь все для тебя сделает, если почувствует, что ты к ней относишься, как к человеку. Ты пойми, Зеленый, они ж все – с улицы. А там живым остаться – уже счастье. Ты не думал, почему ты и другие правильные менты, все правильно делаете, а народ к нам идет. Ко мне. Не прикидывал? Они ж знают, что я их не озолочу. Знают, что у меня и грохнуть могут, что я сам могу… всяко бывает. А идут ко мне, а не в дружинники. Знаешь чего? А того, что вы им предлагаете стать такими как все, а для меня они все исключительные. Въехал?
   – Въехал, – сказал Гринчук.
   Потом взял Гирю за отвороты дубленки и встряхнул.
   – А теперь ты послушай, красавец. И не перебивай. По моим понятиям, ты – гнида, которую давно нужно было придушить. И если бы ты подох, дышать стало бы легче. И пацаны, которых ты делаешь исключительными, тогда, может, чем другим занялись бы. И уж во всяком случае, наркоты всякой на улицах стало бы меньше. И разговариваю я сейчас с тобой только потому, что…
   – А почему? – спросил сипло – горло ему Гринчук сдавил – Гиря. – Почему? Интересно тебе? Тогда поставь меня наместо.
   Гринчук разжал руки. Гиря откашлялся и поправил шарф.
   До входа в метро они прошли молча.
   – Может, такси? – предложил Гринчук.
   – Нет, на метре так на метре, – упрямо сказал Гиря. – И мы еще не поговорили.
   На станции Гиря глянул на специально вывешенное новогоднее расписание, потом посмотрел на часы:
   – О, еще минут десять есть. Присядем?
   Они сели на скамейку, стоявшую на платформе.
   – Я тебя и поблагодарить забыл, – сказал Гиря.
   – За звонок Мехтиеву? Забудьте.
   – Не за звонок, – покачал головой Гиря. – Это ж ты тогда мне гранату в кабинет поставил?
   Ничего не дрогнуло на лице Гринчука.
   – За то спасибо, что шанс мне тогда дал.
   – Для чего шанс?
   – Подумать. Я в больнице посидел, подумал… И понял, что самое главное для меня. Да для любого это самое главное, – Гиря полез было за сигаретами, но передумал.
   – И что же?
   – Живым остаться. Не дать этим уродам себя замочить.
   – Благое желание, – кивнул Гринчук. – Есть классный способ – замочить уродов раньше.
   – И замочу. Замочу. Только…
   В метро спустилась компания. Кто-то затянул «В лесу родилась елочка», кто-то с шумом открыл шампанское. Кто просто заорал от избытка чувств.
   – Ты Сане не верь, – сказал Гиря.
   – А я и не верю. И вам, кстати, тоже.
   – И мне не верь. Но Сане не верь в первую очередь. Он на тебя виды имеет. На твоих новых друзей. На тех, кто тебе новые погоны надел. Он хочет, чтобы его туда взяли, чтобы…
   – Куда взяли? – уточнил Гринчук.
   – Не знаю, как это называется. Но ты все равно меня понял. Ты умный. Он меня на это зарядил, чтобы я поискал туда выходы, – заметив на лице Гринчука улыбку, Гиря тоже усмехнулся. – Вот и я про то. Какого хера он меня на такое стремное дело подписывает? Чтобы я к тебе пришел? Или еще чего? Не знаю. Только он это крепко решил. И если договорится с этими, то он здесь все подчистит.
   – А вам-то что?
   – А меня туда не возьмут при любом раскладе. Если его возьмут, он меня здесь тоже в живых не оставит. Понял? – Гиря посмотрел на часы. – И где ж этот поезд?
   – Опаздывает, – сказал Гринчук. – Праздник.
   Людей на платформе собралось уже десятка три.
   – Праздник, – протянул Гиря. – Но Сане ты не верь. Все время оглядывайся.
   – Хорошо, – кивнул Гринчук. – Только ты, Гиря, тоже запомни – у нас это с тобой последний такой душевный разговор. Самый последний. И если ты действительно хочешь выжить – лучше со мной не пересекайся.
   – Это уж как карта ляжет, – сказал Гиря, вставая со скамейки. – Что-то мне перехотелось в метре ездить. Пока. Нинку не обижай.
   Гиря, не торопясь, прошел по платформе. Встал на эскалатор, помахал Гринчуку рукой. Тот отвернулся.
   Не хватало еще выслушивать поучения от Гири. Как-нибудь сам разберется со своими делами. И с Ниной, и с Братком. Жизнь – это как… Как, вон, поезд метро. Есть тоннель. И рано или поздно из тоннеля появится поезд. Не танк или самолет, а поезд.
   Послышалась музыка. Баян.
   Веселится народ. Радуется. Какая свадьба без баяна? Гринчук взглянул на стоящих на платформе людей. Странно, баяниста среди них не было, но звуки баяна явственно усиливались. Кто-то играл «Прощание славянки».
   Те, что стояли на правом краю платформы вдруг оживились, что-то закричали. По эскалатору спустилась дежурная по станции и двое сержантов милиции. Гринчук встал со скамейки. Подошел к краю платформы.
   Жизнь действительно похожа на метро. Ты будешь стопроцентно уверен, что должен появиться поезд, а появиться может все, что угодно. Например, пьяный мужик с баяном.
   Как он попал в тоннель?
   Шапка сбита на затылок, пальто расстегнуто, баян орет, а за спиной мужика медленно движется поезд. И лицо у машиниста не злое, а какое-то даже одухотворенное. Праздничное лицо.
   Народ закричал радостно, сержанты начали слазить с перрона за мужиком, а тот все продолжал играть.
   Гринчук вышел из метро. Осмотрелся. Достал из кармана телефон и набрал номер.
   – Нина?
   – Да.
   – Бросай все, садись на такси и поехали к Мишке. К бабе Ирине. Там сейчас и Браток. Ты как, не против?
   – Не против, – сказала Нина.
   – Тогда я жду возле подъезда.
   Гринчук вспомнил мужика с баяном и засмеялся. Праздничное настроение вдруг появилось само собой, словно подтверждая старое правило, что Новый год нельзя встретить, как запланировал. Даже если ты его решил для себя испортить. Это Новый год.
   Гиря был, в общем, доволен. Мехтиев выслушал Али и тоже остался удовлетворен. Владимир Родионыч в компании Полковника даже позволил себе выпить немного больше чем обычно, Наталье Липской удалось в постели отвлечь мужа от печальных мыслей и даже повернуть их в нужном направлении.
   Граф, провожая до утра гостей, был доволен, что ничего, кроме совершенно идиотской петли над дорогой и табурета, не омрачило общего течения праздника.
   Даже Леонид Липский, проснувшийся в номере с проституткой в полдень первого января, был доволен. Это поняли и оба охранника, потому, что Леня, против обыкновения не делал въедливых замечаний и не придирался к обслуге.
   Последнее, правда, могло быть результатом вчерашнего эксцесса, но этого Григорий и Дима обсуждать не стали.
   Чтобы не портить себе настроения, они даже не возражали, чтобы Леонид сел за руль. До города, не дальше, как клятвенно пообещал Леонид.
   Володя, Леха и Кацо тоже были довольны. Все пока складывалось по плану. Давно ожидаемый телефонный звонок прозвучал вовремя, машина завелась без проблем, снегу насыпало за ночь не много – все было чики-пики.
   Нельзя сказать, что удовлетворен был бывший охранник семьи Чайкиных, Громов, но он об этом никому не сказал. Так уж сложилось.
   Олег Анатольевич Липский за утренним кофе принял, наконец, решение отправить сына в Англию. Полковник решил, что с введением Гринчука в общество теперь проблем не будет. Граф решил, что такого удачного мероприятия ему проводить еще не доводилось.
   Дима решил, что сегодня, сдав дежурство, он поедет к своей девушке, и до послезавтра не будет вылезать из постели. Григорий решил, что…
   Все они что-то решали, будучи в полной уверенности, что от их решения что-то зависит. Оказалось, что если и зависит, то совсем немного.
   Оказалось, что достаточно мелочи, чтобы жизнь сотен людей изменилась резко и бесповоротно.
   Так иногда бывает.
   Люди только об этом предпочитают не думать. Люди солнечным ярким январским днем предпочитают смотреть на ярко-голубое небо почти счастливыми глазами, замечать, как здорово смотрится на ветках берез тонкая вязь инея… И не замечать мелочей и ерунды.
   Так, Григорий, сидя на переднем сидении «тойоты», возле Лени Липского, не заметил, как тот умудрился зацепить боком при обгоне видавшую виды зеленую «девятку». Спохватился Гриша только тогда, когда раздался неприятный скрежет.
   – Твою мать, – Гриша представил себе, что теперь ему скажет старший Липский, а когда вспомнил, что Леню за руль пускать было вообще нельзя, то от хорошего настроения вообще ничего не осталось.
   – Нет, ты видел, что этот лох на дороге вытворяет? – возмутился Леня. – Я ж ему мигал поворотом, он видел, что я шел на обгон.
   Из остановившейся «девятки» вылез парень в темной куртке и присел, что-то рассматривая на левом заднем крыле.
   Леня выключил мотор.
   – Разберись с этим уродом, – приказал он Грише.
   Тот оглянулся на Диму.
   Тот посмотрел на суетящегося возле «девятки» парня.
   – Лучше бы договориться, – неуверенно сказал Григорий. – А то…
   Что именно «а то» Дима понимал и сам. Не хватало еще разбираться с Олегом Анатольевичем. А если водила «девятки» сунется в милицию с жалобой, то возможны неприятности. Для охранников, естественно.
   – Сходи, глянь, – сказал Дима. – Не думаю, что там много бабок понадобится. На крайняк – предупреди, что он за «тойоту» будет платить.
   Гриша выпрыгнул из машины, остановился, чтобы взглянуть на свои повреждения, а потом пошел к «жигулям».
   – Что значит – забашлять? – стукнул по рулю Леонид. – Дать уроду в рыло и все. Чего с ним базарить.
   Крутой пацан, со злостью подумал Дима. Все знает, все умеет. Машину только водить не научился. В рыло. Тебя бы туда послать разбираться.
   Григорий что-то говорил, показывая в стороны «тойоты», водитель «девятки» пожал плечами и указал на свою царапину. Григорий выразительно покрутил пальцем у виска и оглянулся на машину, будто в ожидании поддержки.
   Из «девятки» медленно выбрался еще один парень, в красной куртке. Посмотрел на повреждения и что-то сказал Грише. Гришино возмущение было видно даже на расстоянии.
   – Вот они сейчас вдвоем начистят Грише рожу, а ты тут сидеть будешь, – сказал Липский.
   – Не начистят, – уверенно сказал Дима. – Он сам кому угодно начистит.
   – Ну, так и начистил бы, а то стоит такой лошок из «тойоты».
   Гриша махнул рукой и пошел к своей машине. Двое из «жигулей» пошли следом, что-то говоря вдогонку. Из машины их голоса слышны не были, но видно было, как вырывается пар изо ртов. Коротко так вырывается, энергично.
   Дима приоткрыл дверцу:
   – Что там у вас?
   – Что там у нас, – зло бросил Гриша. – Пять сотен баксов требуют. Совсем озверели!
   – Сколько? – поразился Дима. – Да весь их тарантас не стоит столько.
   – Ты думаешь, что крутой? – спросил тот из подошедших, который был в темной куртке.
   Теперь стало понятно, что она темно-серая.
   – Козлы сраные, – поддержал тот, что был в красной куртке. – Петушить вас некому.
   – Давай, Дима, – сказал Липский. – Мыль задницу.
   – Ну, ты им сам скажи, – попросил Гриша. – Как с цепи сорвались.
   – Мужики, – сказал Дима и открыл дверь пошире. – Давайте разберемся спокойно.
   – Ты пойди спокойно глянь, чего вы натворили, – «красный» добавил несколько сильных выражений, словно не боясь возможных последствий.
   Так с Димой разговаривали редко. И он не привык терпеть подобное обращение. Каким бы придурком ни был Липский-младший, но идея начистить рыло уродам показалась Диме не такой уж плохой.
   – Последний раз предлагаю спокойно разобраться, – начал Дима, выходя из машины.
   Что-то он хотел сказать еще, но не успел.
   В руке «темного» вдруг оказался пистолет.
   Выстрел.
   Пуля ударила Диму в лицо, выплеснув кровавое месиво на крышу машины. Гриша, стоявший к Диме лицом, успел обернуться к стрелявшему и даже дотянуться до пистолета в кобуре.
   Пуля «красного» ткнула его в горло.
   Гриша захрипел. Он был очень упорным человеком и, не смотря на рану, все-таки вытащил пистолет из кобуры. В глазах помутилось, но силуэты он еще видел. Если бы патрон был в стволе, то Гриша успел бы, может быть, выстрелить. А так он потратил остаток сил на то, чтобы просто давить на спусковой крючок.
   Еще одна пуля ударила в лоб, отбросив его тело к машине.
   – Вот и все, – сказал удовлетворенно Леха.
   – Как два пальца об асфальт, – сказал Кацо. – Мальчик не собирается уезжать на машине?
   – Не собирается, – сказал Леха, – он собирается тихонько перейти в нашу машину. Правда?
   – Правда, – ответил Леонид Липский, зачарованно глядя на кровь.
   На белом фоне, под яркими солнечными лучами, кровь смотрелась контрастно. Даже как-то празднично…
   … Трупы возле машины обнаружил проезжавший мимо мотоциклист. Он вначале хотел, было, что-нибудь забрать из крутой тачки, но потом здраво рассудил, что так можно и неприятностей огрести. Посему мотоциклист предпочел доехать до ближайшего милицейского поста и сообщить о своей находке.
   Еще через час приехали за подполковником милиции Юрием Ивановичем Гринчуком.

Глава 4

   Когда в дверь квартиры позвонили, Гринчук еще спал. Домой он приехал поздно, в смысле, рано утром, препроводив вначале Нину домой. Остаток новогодней ночи прошел значительно лучше начала, даже Браток немного оттаял и рассказал несколько историй из своей срочной службы.
   Доктор припомнил пару историй из своей давней лечебной практики, еще из тех далеких времен, когда его именовали по имени-отчеству, и когда он еще не стал полноправным членом славного общества бомжей.
   Смеялись все. Ирина, которая после похорон своего мужа, Тотошки, вела себя замкнуто, пару раз улыбнулась. Хорошо закончилась новогодняя ночь.
   И, как всякая хорошо проведенная новогодняя ночь закончилась она ранним визитом. Обычно приходят приятели, не догулявшие вчера. Это было первое, что вспомнил Гринчук, услышав звонок в дверь. Потом он вспомнил, что таких назойливых приятелей у него не было. Последние три месяца так точно. Представить себе, что, скажем, Гиря мог свободно припереться в охраняемый дом, в который переехал Гринчук, было сложно даже спросонья.
   Гринчук оторвал голову от подушки и осмотрелся. Мундир он все-таки аккуратно повесил на вешалку, а не швырнул в угол комнаты. Особого хаоса в комнате не было, как, впрочем, и порядка. В целом, все как обычно.
   Пистолет лежал на подоконнике.
   Снова позвонили в дверь.
   Гринчук сел на краю кровати, потер лицо. Явно кто-то из своих. Не друзей, но соседей. Чужие по дому не ходят. За чем другим, а за этим охрана следит строго. И если бы пришел кто-то со стороны, то охранник снизу, от входной двери, позвонил бы вначале Гринчуку и очень вежливо поинтересовался, а не возражает ли Юрий Иванович, чтобы к нему в гости пришел господин Пупкин.
   Но на этот раз звонили прямо в дверь.
   Гринчук встал. Не торопясь и не обращая особого внимания на участившиеся звонки. Если кто-то торопится, значит, это нужно ему. Гринчуку это не нужно. Во всяком случае, пока. Михаил или Браток открыли бы дверь своими ключами.
   Гринчук подошел в дверь и посмотрел в глазок. Привычка эта у него выработалась давно, много усилий не требовала, а в жизни пригодиться могла.