В конце концов мы любим наше собственное вожделение, а не предмет его.
 
   Чужое тщеславие приходится нам не по вкусу только тогда, когда оно задевает наше тщеславие.
 
   Бывает невинность во лжи, и она служит признаком сильной веры в какую-нибудь вещь.
   Следствия наших поступков хватают нас за волосы, совершенно не принимая во внимание того, что мы тем временем «исправились».
 
   Бесчеловечно благословлять там, где тебя проклинают.
 
   Фамильярность человека сильнейшего раздражает, потому что за нее нельзя отплатить тою же монетой.
 
   «Не то, что ты оболгал меня, потрясло меня, а то, что я больше не верю тебе».
 
   Бывает заносчивость доброты, имеющая вид злобы.
 
   «Это не нравится мне». – Почему? – «Я не дорос до этого». – Ответил ли так когда-нибудь хоть один человек?
 
   Праздность есть мать всей психологии. Как? разве психология – порок?
 
   И самый мужественный из нас лишь редко обладает мужеством на то, что он собственно знает…
 
   Чтобы жить в одиночестве, надо быть животным или богом, говорит Аристотель. Не хватает третьего случая: надо быть и тем и другим – философом.
 
   Я хочу раз навсегда не знать многого. – Мудрость полагает границы также и познанию.
 
   В своем диком естестве отдыхаешь лучше всего от своей неестественности, от своей духовности…
 
   Как? разве человек только промах Бога? Или Бог только промах человека?
 
   Из военной школы жизни. – Что не убивает меня, то делает меня сильнее.
 
   Помогай себе сам: тогда поможет тебе и каждый. Принцип любви к ближнему.
 
   Не надо проявлять трусости по отношению к своим поступкам! не надо вслед за тем бежать от них! – Угрызения совести неприличны.
 
   Может ли осел быть трагичным? – Что гибнешь под тяжестью, которой не можешь ни нести, ни сбросить?.. Случай философа.
 
   Если имеешь свое почему? жизни, то миришься почти со всяким как! – Человек стремится не к счастью; только англичанин делает это.
 
   Мужчина создал женщину – но из чего? Из ребра ее бога – ее «идеала»…
 
   Что? ты ищешь? ты хотел бы удесятерить себя, увеличить во сто раз? ты ищешь приверженцев? – Ищи нулей!
 
   Посмертных людей – меня, например, – хуже понимают, чем современных, но лучше слушают. Говоря точнее: нас никогда не поймут – и отсюда наш авторитет…
 
   Вот художник, каких я люблю, скромный в своих потребностях: он хочет собственно только двух вещей, своего хлеба и своего искусства, – panem et circen…
 
   Кто не умеет влагать в вещи своей воли, тот по крайней мере все же влагает в них смысл: т. е. он полагает, что в них уже есть воля (Принцип «веры»).
 
   Довольство предохраняет даже от простуды. Разве когда-нибудь простудилась женщина, умевшая хорошо одеться? – Предполагаю случай, что она была едва одета.
   Как? вы выбрали добродетель и возвышенные чувства, а вместе с тем коситесь на барыши людей бесцеремонных? – Но, выбрав добродетель, отказываются этим от «барышей»… (на входную дверь антисемиту).
 
   Совершенная женщина занимается литературой так же, как совершает маленький грех: для опыта, мимоходом, оглядываясь, замечает ли это кто-нибудь, и чтобы это кто-нибудь заметил…
 
   Становиться исключительно в такие положения, когда нельзя иметь кажущихся добродетелей, когда, напротив, как канатный плясун на своем канате, либо падаешь, либо стоишь – либо благополучно отделываешься…
 
   «У злых людей нет песен». – Отчего же у русских есть песни?
 
   Я не доверяю всем систематикам и сторонюсь их. Воля к системе есть недостаток честности.
 
   Ища начал, делаешься раком. Историк смотрит вспять; в конце концов он и верит тоже вспять.
 
   Женщину считают глубокой – почему? потому что у нее никогда не достанешь дна. Женщина даже и не мелка.
 
   Если женщина имеет мужские добродетели, то от нее нужно бежать; если же она не имеет мужских добродетелей, то бежит сама.
 
   «Как много приходилось некогда кусать совести! Какие хорошие зубы были у нее! – А нынче? чего не хватает?» – Вопрос зубного врача.
 
   Люди редко совершают одну неосмотрительность. В первой неосмотрительности всегда делают слишком много. Именно поэтому совершают обыкновенно еще вторую – и на этот раз делают слишком мало…
 
   Червяк, на которого наступили, начинает извиваться. Это благоразумно. Он уменьшает этим вероятность, что на него наступят снова. На языке морали: смирение.
 
   Есть ненависть ко лжи и притворству, вытекающая из чувствительности в вопросах чести; есть такая же ненависть, вытекающая из трусости, поскольку ложь запрещена божественной заповедью. Слишком труслив, чтобы лгать…
 
   On ne peut penser et ecrire qu'passis (Г. Флобер). – Вот я и поймал тебя, нигилист! Усидчивость есть как раз грех против духа святого. Только выхоженные мысли имеют ценность.
 
   Бывают случаи, когда мы уподобляемся лошадям, мы, психологи, и впадаем в беспокойство: мы видим перед собой нашу собственную колеблющуюся тень. Психолог должен не обращать на себя внимания, чтобы вообще видеть.
 
   Как мало нужно для счастья! Звук волынки. – Без музыки жизнь была бы заблуждением. Немец представляет себе даже Бога распевающим песни.
 
   Наносим ли мы, имморалисты, вред добродетели? – Так же мало, как анархисты царям. Только с тех пор, как их начали подстреливать, они вновь прочно сидят на своем троне. Мораль: нужно подстреливать мораль.
 
   Ты бежишь впереди? – Делаешь ты это как пастух? или как исключение? Третьим случаем был бы беглец… Первый вопрос совести.
 
   Настоящий ли ты? или только актер? Заместитель или само замещенное? – В конце концов ты, может быть, просто поддельный актер… Второй вопрос совести.
 
   Разочарованный говорит. – Я искал великих людей, а находил всегда лишь обезьян их идеала.
 
   Из тех ли ты, кто смотрит как зритель? или кто участвует? – или кто не обращает внимания, идет стороной?.. Третий вопрос совести.
 
   Хочешь ты сопутствовать? или предшествовать? или идти сам по себе?.. Надо знать, чего хочешь и хочешь ли. Четвертый вопрос совести.
 
   Это были ступени для меня, я поднялся выше их, – для этого я должен был пройти по ним. Они же думали, что я хотел сесть на них для отдыха…
 
   Что в том, что я остаюсь правым! Я слишком прав. – А кто нынче смеется лучше всего, тот будет также смеяться и последним.
 
   Формула моего счастья: Да, Нет, прямая линия, цель…

Новалис (Фридрих фон Хартенберг)

   (1772—1801 гг.)
   писатель и философ

   Безумие и колдовство очень схожи. Кудесник – это художник безумия.
 
   В основе, каждый человек живет в своей воле. Твердое намерение есть общеуспокаивающее средство.
 
   Все случаи нашей жизни – это материалы, из которых мы можем делать, что хотим. Кто богат духом, тот делает много из своей жизни. Всякое знакомство, всякое происшествие было бы для всецело вдохновенного человека первым звеном бесконечной вереницы, началом бесконечного романа.
 
   Вся жизнь наша – богослужение.
 
   Всякое благо в мире есть непосредственная деятельность Бога. В каждом человеке мне может явиться Бог.
 
   Всякая философия, или наука науки, есть критика. Идея о философии – это схема Будущего.
 
   Гений есть как бы душа души; это есть соотношение между душой и духом. Субстрат или схему гения уместно будет назвать идолом; идол есть подобие человека.
 
   Грядущей жизнью можно спасти и возвысить жизнь прошедшую.
 
   Есть только Единый храм в мире и это – человеческое тело. Нет ничего священней, чем этот высокий образ. Низкий поклон пред человеком есть присяга на верность этому откровению во плоти. (Божеское почитание Лингама, грудей, изваяний). Касаются неба, если прикасаются к человеческому телу.
 
   Жизнь есть болезнь духа, – деятельность, возбуждаемая страстями. Духу свойственно быть в покое.
   Играть – это производить опыты со случаем.
 
   Инстинкт есть искусство без намерения.
 
   Истина есть совершенная ошибка, точно так же, как здоровье – совершенная болезнь.
 
   Кривая линия – победа свободной природы над правилом.
 
   Нет ничего отрадней, как говорить о наших желаниях, если они уже исполняются.
 
   Пространство переходит во время, как тело в душу.
 
   Прочное счастье – удел честного человека.
 
   Ребенок – это любовь, ставшая зримой. – Мы сами – сделавшийся зримым росток любви между природой и духом или искусством.
 
   Смерть есть прекращение обмена между внутренним и внешним возбуждением, между душой и миром.
 
   Смерть – это романтизирующее начало нашей жизни.
 
   Судьба и характер – это разные названия одного и того же понятия.
 
   Философия – тоска по родине, желание везде быть дома.
 
   Характер есть вполне сложившаяся воля.
 
   Человеком стать – это искусство.
 
   Не только Англия, но и каждый англичанин – остров.
 
   Гражданин должен платить налоги с тем же чувством, с каким влюбленный дарит своей возлюбленной подарки.
 
   Поэзия – это проза среди искусств.

Август Платен

   (1796—1835 гг.)
   поэт

   Понимать, что справедливо, чувствовать, что прекрасно, желать, что хорошо, – вот цепь разумной жизни.

Леопольд фон Ранке

   (1795—1886 гг.)
   историк

   Победы можно быстро добиться, трудно ее закрепить.

Вильгельм Рошер

   (1817—1894 гг.)
   ученый-экономист

   Чем выше культура, тем выше ценится труд.

Арнольд Руге

   (1803—1880 гг.)
   философ и писатель

   Дух современной нам истории – дух сознательный…
 
   Исторический путь – это связь теории с историческими формами существования духа, это критика, причем историческое движение само есть объективная критика […].
 
   Ощущение, созерцание, знание истины есть самоцель, это верно; но сама истина есть историческая определенность, мир противостоит ее новым формам. Самоцели нельзя достигнуть абстрактно, а можно только в связи с уже достигнутой внешней действительностью, т. е. как определенную конечную цель и как продукт конечной действительности. И свобода в стихии теоретического духа есть не абсолютная, ни с чем не связанная и полная свобода, но только освобождение духа из определенной связанности внешним или формы существования. Против таковой, хотя бы это и была его собственная форма мысли и образованности, дух всегда должен обращаться. Это – критика и практика.
 
   Развитие перестало быть абстрактным, время стало политическим, хотя многого еще не хватает, чтобы оно было достаточно политическим […].
 
   Уже потому нельзя государство рассматривать как абсолютное, изымая его из истории, что всякое понятие государства и вообще всякая определенная философия – исторический продукт; но еще и потому невозможно понимать как вечную форму государственное устройство, т. е. определенное государство, что определенное государство – это не что иное, как существование духа, в чем исторически осуществляет себя дух. […]

Фридрих Рюккерт

   (1788—1866 гг.)
   поэт и ученый

   Два раза не живут, а много и таких, которые и одного жить не умеют.
 
   Кто раз соврал, тот неизбежно будет врать.
   Одну ведь ложь семью другими нужно поддержать.

Людвиг Андреас Фейербах

   (1804—1872 гг.)
   философ

   В быстро вянущих лепестках цветка больше жизни, чем в грузных тысячелетних глыбах гранита.
 
   В восторженном состоянии человек в силах сделать то, что иначе прямо невозможно. Страсти творят чудеса, то есть действия, которые превышают силы органа в обычном, бесстрастном состоянии.
 
   …Вера в бессмертие выражает не что иное, как истину и факт, что человек, утрачивая свое телесное существование, не теряет своего существования в духе, в воспоминаниях, в сердцах живых людей.
 
   Воля – это стремление к счастью.
 
   Всякий бог есть существо, созданное воображением, образ, и притом человека, но образ, который человек полагает вне себя и представляет себе в виде самостоятельного существа.
   Где мораль утверждается на теологии, а право – на божьих постановлениях, там можно оправдать и обосновать самые безнравственные, несправедливые и позорные вещи.
 
   Где начинаются глаза и руки, там кончаются боги.
 
   Где нет простора для проявления способности, там нет и способности.
 
   Где нет стремления к счастью, там нет и стремления вообще. Стремление к счастью – это стремление стремлений.
 
   Желание есть потребность, чтобы что-нибудь было, чего нет.
 
   …Имеется не только одиночный или индивидуальный эгоизм, но также и эгоизм социальный, эгоизм семейный, корпоративный, общинный, патриотический.
 
   Именно самые простые истины человек постигает позже всего.
 
   Каковы отличительные признаки истинно человеческого в человеке? Разум, воля и сердце. Совершенный человек обладает силой мышления, силой воли и силой чувства. Сила мышления есть свет познания, сила воли – энергия характера, сила чувства – любовь.
 
   Лишенное потребностей существование есть ненужное существование.
 
   Лишь тот что-то значит, кто что-то любит. Не быть ничем и ничего не любить – одно и то же.
 
   Любовь к науке – это любовь к правде, поэтому честность является основной добродетелью ученого.
 
   Мир жалок лишь для жалкого человека, мир пуст лишь для пустого человека.
   Моя совесть есть не что иное, как мое Я, ставящее себя на место оскорбленного Ты…
 
   На практике все люди – атеисты: своими делами, своим поведением они опровергают свою веру.
 
   Настоящие писатели – совесть человечества.
 
   Настоящие свойства человека обнаруживаются лишь тогда, когда наступает время проявить, доказать их на деле.
 
   Наш идеал – не кастрированное, лишенное телесности, отвлеченное существо, наш идеал – это цельный, действительный, всесторонний, совершенный, образованный человек.
 
   Ничем не может человек распорядиться в большей степени, чем временем.
 
   Общение облагораживает и возвышает, в обществе человек невольно, без всякого притворства держит себя иначе, чем в одиночестве.
 
   Обязанности в отношении к себе только тогда имеют моральный смысл и ценность, когда они признаются косвенными обязанностями в отношении к другим… к моей семье, к моей общине, к моему народу, к моей родине.
 
   Основа жизни – это основа и для морали. Там, где от голода, от нищеты ты не имеешь никакого материала в теле, там нет основы и материала для морали и в твоей голове, в твоем сердце и в твоем чувстве.
 
   Первая твоя обязанность заключается в том, чтобы сделать счастливым самого себя. Если ты сам счастлив, то ты сделаешь счастливыми и других. Счастливый может видеть только счастливых кругом себя.
 
   Потусторонний мир есть лишь эхо посюстороннего мира.
 
   …Представление о нравственно совершенной сущности есть… практическое представление, требующее действия, подражания и служащее источником моего разлада с самим собой, потому что оно предписывает мне, чем я должен быть, и в то же время без всякого лицеприятия указывает мне, что я не таков.
 
   Принцип морали есть счастье, но не такое счастье, которое сосредоточено на одном и том же лице, а счастье, распределенное между различными лицами…
 
   …Различайте между злым, бесчеловечным и бессердечным эгоизмом и эгоизмом добрым, участливым, человечным; различайте между незлобивым, невольным себялюбием, находящим удовлетворение в любви к другим, и себялюбием произвольным, намеренным, находящим удовлетворение в равнодушии или даже в прямой злости по отношению к другим.
 
   Религия нуждается в вечном мраке невежества, нужды, технической беспомощности, некультурности.
 
   Религия противоречит нравственности тем самым, что она противоречит разуму. Чувство добра тесно связано с чувством истины. Испорченность рассудка влечет за собой испорченность сердца. Кто обманывает свой рассудок, не может обладать искренним, честным сердцем…
 
   С книгами у нас обстоит дело так же, как и с людьми. Хотя мы со многими знакомимся, но лишь некоторых избираем себе в друзья, в сердечные спутники жизни.
 
   Со всякой религией связано суеверие: суеверие же способно ко всякой жестокости и бесчеловечности.
 
   Совесть ведет свое происхождение от знания или связана со знанием, но она обозначает не знание вообще, а особый отдел или род знания – то знание, которое относится к нашему моральному поведению и нашим добрым или злым настроениям и поступкам.
 
   Совесть представляет вещи иначе, чем они кажутся; она микроскоп, который увеличивает их для того, чтобы сделать отчетливыми и заметными для наших притупившихся чувств. Она – метафизика сердца.
 
   Сознание есть отличительный признак совершенного существа.
 
   …Там, где нет различия между счастьем и несчастьем, между радостью и горем, там нет различия и между добром и злом. Добро – это утверждение; зло – отрицание стремления к счастью.
 
   Там, где прекращается желание, прекращается и человек.
 
   Только муж и жена вместе образуют действительность человека; муж и жена вместе есть бытие рода, ибо их союз есть источник множества, источник других людей.
 
   Тот, кто любит Бога, не может более любить человека, он потерял понимание человеческого; но и наоборот: если кто любит человека, поистине от всего сердца любит, тот не может более любить Бога…
 
   Тщеславен только тот, кто восхищается своей личной красотой, а не человеческой красотой вообще.
 
   Хорошо и нравственно – это одно и то же. Но хорош только тот, кто хорош для других.
 
   Человек в религии имеет глаза, чтобы не видеть, чтобы оставаться слепым; он имеет разум, чтобы не мыслить, чтобы оставаться глупым.
 
   Человек есть начало, человек есть середина, человек есть конец религии.
 
   Человек лишь там чего-то добивается, где он верит в свои силы.
 
   Человеческая сущность налицо только в общении, в единстве человека с человеком, в единстве, опирающемся лишь на реальность различия между Я и Ты.
 
   Чем ограниченнее кругозор человека, чем меньше он знаком с историей, природой и философией, тем искреннее его привязанность к своей религии.
 
   …Чистая совесть есть не что иное, как радость по поводу радости, причиненной другому человеку, нечистая совесть есть не что иное, как страдание и боль по поводу боли, причиненной другому человеку…
 
   Чтобы познать человека, нужно его полюбить.
 
   Юмор переносит душу через пропасть и учит ее играть со своим горем.
 
   Догма есть не что иное, как прямой запрет мыслить.

Иоганн Готлиб Фихте

   (1762—1814 гг.)
   философ, представитель немецкого классического идеализма

   В понятии человека заложено, что его последняя цель должна быть недостижимой, а его путь к ней – бесконечным.
 
   […] В том, что мы называем познанием и рассмотрением вещей, мы познаем и рассматриваем всегда только самих себя; во всем нашем сознании мы не знаем ничего, кроме нас самих и наших собственных определений.
 
   В человеке есть разные стремления и задатки, и назначение каждого из нас – развить свои задатки по мере возможностей.
 
   […] Все, что действительно существует, существует с безусловной необходимостью и с безусловной необходимостью существует именно так, как существует; оно не могло бы не существовать или быть иным, чем оно есть.
 
   Женщина не видит дальше любви, и ее природа не идет дальше любви.
 
   Крепнет чувство нашего достоинства и нашей силы, когда мы говорим себе: мое существование не тщетно и не бесцельно, я – необходимое звено великой цепи, которая тянется от развития у первого человека сознания его бытия – в вечность.
 
   […] Личность должна быть приносима в жертву идее; та жизнь, которая осуществляет это, есть единственно истинная и справедливая жизнь, и, следовательно, с точки зрения истины и подлинной действительности индивидуум вовсе не существует, ибо не должен иметь никакого значения и должен погибнуть, и, напротив, существует единственно род, ибо последний должен быть рассматриваем как единственно существующий.
 
   […] Личная жизнь должна быть посвящаема идее, личное существование само по себе и по истине есть ничто, ибо от него должно отречься, напротив, жизнь только в идее, ибо только такую жизнь должно утверждать и осуществлять.
 
   Не для праздного самосозерцания и размышления над самим собой и не для самоуслаждения своими благочестивыми чувствами, нет – для деятельности существуешь ты; твое действование, и только оно одно, определяет твою ценность.
 
   Ничто так не умерщвляет неукоснительно любовь женщины, как подлость и бесчестность мужчины.
 
   Общее совершенствование, совершенство– вание самого себя посредством свободно использованного влияния на нас других и совершенствование других путем обратного воздействия на них как на свободных существ – вот наше назначение в обществе.
 
   Последняя высшая цель общества – полное согласие и единодушие со всеми возможными его членами. Но так как достижение этой цели, достижение назначения человека вообще предполагает достижение абсолютного совершенства, то и первое и второе равно недостижимо, пока человек не перестанет быть человеком и не станет Богом.
   Пусть покинет меня все остальное, только б не покинуло мужество.
 
   Пусть ученый забудет, что он сделал, как только это уже сделано, и пусть думает о том, что он еще должен сделать.
 
   […] Сам разум не может быть теоретическим, не будучи практическим: в человеке невозможна никакая интеллигенция, если в нем нет некоторой практической способности…
 
   Свобода […] мыслима только в разумных существах, но в них она, несомненно, мыслима.
 
   Стоять и жаловаться на человеческое падение, не двинув рукой для его уменьшения, значит поступать по-женски. Карать и злобно издеваться, не сказав людям, как им стать лучше, – не по-дружески. Действовать! Действовать! – вот для чего мы существуем.
 
   Трусость есть косность, мешающая нам утверждать нашу свободу и самостоятельность в отношениях с другими.
 
   У каждого есть обязанность не только вообще желать быть полезным обществу, но и направлять по мере сил своих и разумения все свои старания к последней цели общества, именно все более облагораживать род человеческий, т. е. все более освобождать его от гнета природы, делать его все более самостоятельным и самодеятельным, и таким-то образом благодаря этому новому неравенству возникает новое равенство – именно однообразное развитие культуры во всех индивидуумах […]
 
   Ученый по преимуществу предназначен для общества: он, поскольку он ученый, больше, чем представитель какого-либо другого сословия, существует только благодаря обществу и для общества.
 
   […] Ученый, поскольку мы до сих пор развили понятие о нем, по своему назначению учитель человеческого рода.
   Но он обязан познакомить людей не только в общем с их потребностями и средствами для удовлетворения последних, – он должен в особенности указывать им во всякое время и на всяком месте потребности, появившиеся именно сейчас, при этих определенных условиях, и определенные средства для достижения сейчас поставленных целей. Он видит не только настоящее, он видит также и будущее, он видит не только теперешнюю точку зрения, он видит также, куда человеческий род теперь должен двинуться, если он хочет остаться на пути к своей последней цели и не отклоняться от него и не идти по нему назад. Он не может требовать, чтобы род человеческий сразу очутился у той цели, которая только привлечет его взор, и не может перепрыгнуть через свой путь, а ученый должен только позаботиться о том, чтобы он не стоял на месте и не шел назад. В этом смысле ученый – воспитатель человечества.
 
   […] Человеческий род в своих древнейших поколениях должен был без всякого усилия или свободы быть совершенно разумным по крайней мере в одном пункте своего существования. По крайней мере в одном пункте последнего, говорю я; ибо истинная цель его существования все же не разумное бытие, а разумное становление через свободу.
 
   Я подчинен неумолимой силе строгой необходимости; если она определяет меня к тому, чтобы быть глупым и порочным, я, без сомнения, стану глупым и порочным; если она определяет меня к тому, чтобы быть мудрым и добрым, я, несомненно, стану мудрым и добрым. В этом нет вины или заслуги ни с ее стороны, ни с моей. Она подчинена своим собственным законам, я же – ее законам; раз я это понял, раз мое бытие уже вполне подчинено ей, я достигну наибольшего спокойствия, если подчиню ей также и свои желания.
 
   Человек предназначен для жизни в обществе; он должен жить в обществе; он не полный, законченный человек и противоречит самому себе, если он живет изолированно.