Теодор Фонтане

   (1819—1898 гг.)
   писатель

   Простота – это не только самое лучшее, но и самое благородное.

Густав Фрейтаг

   (1816—1895 гг.)
   писатель

   В душе каждого человека находится миниатюрный портрет его народа.

Карл Фрелих

   (1759—1829 гг.)
   философ, мыслитель

   В основе любой деятельности лежит чувство силы. Если с юности это чувство воспитывается и направляется работой, то тем самым возникает необходимость применения своих сил, но способ этого применения отчасти определяется сознательно выработанным направлением, отчасти же народным вкусом. Должно ли, следовательно, господствовать трудолюбие, и какой вид труда должен преобладать, – все это зависит от целенаправленного формирования сил, всегда склонных к тому, чтобы перерастать продукты собственной деятельности. За эти силы борются различные страсти, и в зависимости от того, высокое или низкое представление о своей жизни сложилось у человека – я говорю здесь о рядовом человеке, – побеждает честолюбие или корыстолюбие. Любовь к собственности подобно горняку с волшебным жезлом в руках показывает, где лежит золото, и человек вгрызается в землю, пока не выроет себе могилу. Следовательно, как частная собственность, так и честолюбие, не создав деятельность, направляют ее на свои цели. Если же силы человека так и остались несформированными – а это почти никогда не зависит от воли самого человека, – то даже и сильнейшее стремление к приобретательству не в состоянии внушить ему трудолюбия. Без плана и без цели кружится он тогда, не в силах выйти из-под воздействия обстоятельств. Его действия, диктуемые чувственностью, представляют собой отдельные, изолированные движения, причины которых он сам зачастую не понимает.
 
   Тот несчастный, которому обычный путь к прибыли кажется слишком долгим и слишком трудным, ворует или просит милостыню.
 
   Равнодушие, с которым жизнерадостная молодость воспринимает предписания педагогики, противоречащие духу времени, в известной мере объясняется тем, каковы сами служители педагогики, этот класс людей, отделенный от остального мира особыми склонностями, собственными слабостями и убожеством. Тот идеал совершенства, который воплощают в себе учителя, слишком малопривлекателен, чтобы к нему стремиться. Молодежь, с утра до вечера предающаяся фривольным удовольствиям, предпочитает отказу от развлечений и радостей общения разрыв со школьной мудростью.
 
   Поскольку значительное число людей видит свое счастье в вещах, подверженных случаю, то не удивительно, что лишь немногие довольны своей участью. Природа не может уделять равного внимания всем, и возникающая отсюда конкуренция, приводящая к недовольству, подводит нас к предположению, что мир в том виде, в каком он существует, мало приспособлен для всеобщего счастья. Каждый из этих почтенных заимодавцев снабжен действительнейшей распиской, и те требования, которые подчас способствуют сбору счастья, так увеличиваются из-за жадности, что вся его масса оказывается исчерпанной еще задолго до того, как большинство успеет предъявить свои претензии. Всеобщее недовольство достаточно обоснованно, ибо многим отказано даже в том, на что они имеют право в силу своих потребностей. С другой стороны, с увеличением нашего имущества мы все более стараемся расширить наши потребности. Слишком уж привлекательная внешность у изобилия, чтобы можно было ожидать добровольного отказа от него.
 
   Человеческая природа составлена таким образом и допускает такие бесконечно многочисленные модификации, что ее формирование от дьявола до ангела – и именно здесь заложена основа ее величия – позволяет ожидать появления всех ступеней совершенства; и мы, несомненно, ошибаемся, если хотим найти природу человека в нашей природе, сформированной временем и обстоятельствами.

Каспар Давид Фридрих

   (1774—1840 гг.)
   писатель, живописец

   Человек судит ближнего своего по делам и поступкам, но высшее существо судит по тому, от каких поступков человек отказался и как боролся с самим собою.

Кристиан Фридрих Хеббель (Геббель)

   (1813—1863 гг.)
   драматург, теоретик драмы

   Благодарность – одна из самых больших добродетелей. Но еще большая добродетель – чувство меры в претензии на благодарность.
 
   В жизни ничего наверстать невозможно – эту истину каждый должен усвоить как можно раньше.
 
   Жизнь – это бесконечное совершенствование. Считать себя совершенным – значит убить себя.
 
   Когда человек краснеет, начинается его более благородное "я".
 
   Настоящее горе стыдливо.
 
   Повторное чтение уже прочитанных книг – самый надежный пробный камень образованности.
 
   Смерть страшнее, чем думают. Она помрачает свет, она задувает один за другим все светильники, так пестро и весело сверкающие вокруг нас; везде становится темно, но в сердце загорается свет, так делается светло, и многое, очень многое становится видно, чего раньше нельзя было видеть.

Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг

   (1775—1854 гг.)
   философ

   Истинная свобода состоит в согласии с некоторой святой необходимостью, воспринимаемой нами в постигающем сущность действительности познании, ибо дух и сердце, связанные лишь своим собственным законом, добровольно утверждают необходимое. Если зло состоит в разладе обоих начал, добро может состоять только в совершенном их единении, и связь, соединяющая их, должна быть божественной, ибо они – едины не условно, но совершенно и безусловно.
 
   […] Как ни свободны и безусловны действия умопостигаемого существа, оно не может действовать иначе, нежели сообразно своей внутренней природе, или, что то же, поступок может вытекать из его внутренней природы лишь сообразно закону тождества и с абсолютной необходимостью, которая одна есть также и абсолютная свобода; ибо свободно то, что действует только сообразно с законами своей собственной сущности и не определяется ничем другим, ни находящимся в нем, ни вне его.
 
   […] Именно сама внутренняя необходимость умопостигаемой сущности и есть свобода; сущность человека есть его собственное деяние; необходимость и свобода существуют одна в другой, как одна сущность, лишь рассматриваемая с различных сторон и потому являющаяся то одним, то другим; в себе она – свобода, с формальной стороны она – необходимость. Я, говорит Фихте, есть свое собственное деяние; сознание есть самопоставление, и Я не есть что-либо отличное от последнего, но тождественно с ним. Но это сознание, поскольку оно мыслится только как самопостижение или самопознание Я, не есть изначальное, первое и, как все, что есть только познание, предполагает бытие в собственном смысле.
 
   Счастье есть состояние пассивности. Чем мы счастливее, тем мы пассивнее по отношению к объективному миру. Чем свободнее мы становимся, чем более приближаемся к разумности, тем меньше мы нуждаемся в счастье.
 
   Свобода является единственным принципом, к которому… все возводится, и в объективном мире мы не усматриваем ничего вне нас существующего, но лишь внутреннюю ограниченность нашей собственной свободной деятельности. Бытие вообще является лишь выражением заторможенной свободы.
 
   Архитектура – это застывшая музыка.
 
   Всякое знание зиждется на соответствии между объективным и субъективным. – Ибо знать можно только истинное; истину же, вообще говоря, нужно полагать в соответствии представлений их предметам.

Леопольд Шефер

   (1784—1862 гг.)
   писатель

   У человека не может быть иной цели как быть настоящим человеком.

Иоганн Фридрих Шиллер

   (1759—1805 гг.)
   поэт, драматург, мыслитель,
   основоположник немецкой классической литературы

   Благодарность забывчивей всего.
 
   В игре детей есть часто смысл глубокий.
 
   В лице своих богов человек рисует свой собственный портрет.
 
   В том и состоит пагубность дурного поступка, что он таит в себе зародыш новых мерзостей.
 
   Великие души переносят страдания молча.
 
   Верная любовь помогает переносить все тяготы.
 
   Воля есть отличительный признак человеческого рода, а сам разум – только вечное правило для руководства волею.
 
   Все то, что чувствует наша душа в виде смутных, неясных ощущений, театр преподносит нам в громких словах и ярких образах, сила которых поражает нас.
 
   Всемирная история – это всемирный суд.
 
   Всякая безнравственность проистекает из коллизии доброго с приятным, страстей с разумом – и имеет источником силу чувственных побуждений и слабость моральной воли.
 
   Глупец тот, кто бросает дело на полдороге и смотрит, разинув рот, со стороны, что из всего этого выйдет.
 
   Горе мне, если мои убеждения будут колебаться в зависимости от биения моего сердца.
 
   Дилетант принимает темное за глубокое, дикое – за мощное, неопределенное – за бесконечное, бессмысленное – за сверхчувственное.
 
   Для хороших актеров нет дурных ролей.
 
   Достоинство выражает сопротивление духа инстинкту.
 
   Достойные мысли закаляют сердце мужа и не страшатся дневного света.
 
   Дружба не такой жалкий огонек, чтобы потухнуть в разлуке.
 
   Едва ли даже принципы могут сохранить в большей чистоте целомудренность души, чем сохраняется любовью благородство сердца. Часто, когда принципы еще ведут борьбу, любовь уже одержала за них победу.
 
   Если хочешь познать самого себя, то посмотри, как это делают другие; если же хочешь других понять, то посмотри в свое собственное сердце.
 
   Если я ненавижу, я отнимаю у себя нечто; если я люблю, я обогащаю себя тем, что я люблю. Человеконенавистничество – медленное самоубийство; себялюбие – величайшая нищета живого создания.
 
   Живопись жизнью пусть дышит; ума я ищу у поэта:
   Но полигиния пусть выскажет тайны души.
 
   Именно потому, что подлинное искусство стремится к чему-то реальному и объективному, оно не может удовлетвориться только видимостью правды.
 
   Искусство оказывает нравственное действие не только потому, что доставляет наслаждение путем нравственных средств, но и потому, что наслаждение, доставляемое искусством, служит само путем к нравственности.
 
   Истина – зеркало, отражение которого невыносимо для притворства и лицемерия.
 
   Истина ничуть не страдает от того, что кто-либо ее не признает.
 
   Истинная нравственность вырабатывается лишь в школе несчастий; постоянное счастье легко может стать роковой пучиной для добродетели.
 
   Как для одних наука кажется небесною богиней,
   Так для других – коровой жирною, что масло им дает.
 
   Как ненавистна мудрость мне,
   Которая зовет вас к крови!
 
   Когда, восхищаясь картиной, мы забываем о художнике, то для него это самая изощренная похвала.
 
   Когда мы страстно любим кого-либо, кто заслуживает нашего презрения, мы болезненно ощущаем оковы природы.
   Когда шутник смеется своей остроте, она теряет цену.
 
   Коль дело есть – скорей его кончай.
 
   Красота – тоже добродетель, красивая женщина не может иметь недостатков.
 
   Крутой правитель властвует недолго.
 
   Кто жизнью не рискует, тот никогда ее не обретет.
 
   Кто кается не краснея, тот кается постоянно.
 
   Кто не доверится страсти, которая с такой мощью берет под защиту лучшее в человеческой природе и так победоносно борется с природным врагом всякой нравственности – эгоизмом!
 
   Кто чист душой, тот разума победу над собой признает.
 
   Лишь беда души великой благородство испытывает.
 
   Лучше страшный конец, чем бесконечный страх.
 
   Любовь быть хочет жертвою свободной.
 
   Любовь возвышает великие души.
 
   …Любовь единственное в природе, где даже сила воображения не находит дна и не видит предела!
 
   Любовь и голод правят миром.
 
   Май жизни только раз цветет.
   Малодушие возбуждает в нас одно только презрение.
 
   Мерилом справедливости не может быть большинство голосов.
 
   Мнимое бескорыстие некоторых добродетелей сообщает им поверхностную чистоту, дающую им смелость потешаться над долгом; нередко воображение играет странную игру с человеком, которому кажется, что он и выше нравственности и разумнее разума.
 
   Мужество растет с опасностью: чем туже приходится, тем больше сил.
 
   Насколько живое воспроизведение действует сильнее, чем мертвая буква и холодный пересказ, настолько сцена производит более глубокое и длительное впечатление, чем мораль и законы.
 
   Настоящая дружба правдива и отважна.
 
   Нашей совести претит безнравственное средство, которое может принести пользу.
 
   Не в годах – в полноте жизни, вот в чем ценность бытия!
 
   Нередко под страхом ложного стыда люди предаются постыдному.
 
   Ничего так не делает жизнь легко переносимой, как деятельность, направленная к одной цели.
 
   Одного вдохновения для поэта недостаточно – требуется вдохновение развитого ума.
 
   Поэтическое произведение должно само себя оправдывать, ибо там, где не говорит само действие, вряд ли поможет слово.
 
   Просвещенный разум облагораживает нравственные чувства; голова должна воспитывать сердце.
 
   Разве солнце светит мне сегодня для того, чтобы я раздумывал о вчерашнем дне?
 
   Родители меньше всего прощают своим детям те пороки, которые они сами им привили.
 
   Родные – все, кто силой духа схож.
 
   Свободен лишь тот, кто владеет собой.
 
   Свободным от страданий еще никто не рождался.
 
   Сильнее всех побед – прощение.
 
   Слова пустые сердца не облегчат.
 
   Слово всегда отважнее дела.
 
   Средь скверного скверней всего язык колючий.
 
   Театр наказует тысячи пороков, оставляемых судом без наказания, и рекомендует тысячи добродетелей, о которых умалчивает закон. Театр вытаскивает обман и ложь из их кривых лабиринтов и показывает дневному свету их ужасную наружность. Театр развертывает перед нами панораму человеческих страданий. Театр искусственно вводит в сферу чужих бедствий и за мгновенное страдание награждает нас сладостными слезами и роскошным приростом мужества и опыта.
 
   Только тот может горячо любить добро, кто способен от всей души, непримиримо ненавидеть зло.
 
   У человека с открытой душой и лицо открытое.
   Убежденному убеждать других не трудно.
 
   Человек вырастает по мере того, как растут его цели.
 
   Человек не только может, но и должен связать удовольствие с долгом: он должен радостно повиноваться своему разуму.
 
   Человек отражается в своих поступках.
 
   Чем сильнее заблуждение, тем более торжествует истина.
 
   Чем случайнее наша нравственность, тем необходимее позаботиться о законности.
 
   Честность красит звание любое.
 
   Честь дороже жизни.
 
   Чтобы все спасти – нужно на все решиться. Тяжелая болезнь нуждается в решительном средстве.

Август Вильгельм Шлегель

   (1767—1845 гг.)
   историк литературы,
   поэт, переводчик

   Господствующий принцип древней музыки – ритм и мелодия, новой – гармония.
 
   Лирическое стихотворение – это музыкальное выражение душевных переживаний с помощью языка.

Фридрих фон Шлегель

   (1772—1829 гг.)
   философ, критик,
   писатель, лингвист

   Историк – это пророк, обращенный в прошлое.
 
   Несправедливо, когда приводят только неудачные попытки и тем пытаются подорвать доверие к лучшему человеческому стремлению – стремлению к знанию и к исследованию истины.

Фридрих Кристоф Шлоссер

   (1776—1861 гг.)
   историк

   Сохранять в себе равновесие, распределять по своим местам сильное и мягкое, кроткое и суровое, – задача, которую должен ставить себе каждый человек в своем самовоспитании.

Артур Шопенгауэр

   (1788—1860 гг.)
   философ

   Абсолютная заповедь (категорический императив) есть противоречие. Ибо всякая заповедь условна. Безусловно же необходимое обязательно как закон. Моральный закон совершенно условный. Есть мир и воззрение на жизнь, которых он вовсе не касается и в которых не имеет никакого значения. Мир, в котором мы живем, как индивидуумы, есть собственно реальный, и всякое моральное отношение к нему равносильно отрицанию его и собственной нашей индивидуальности. Такое воззрение на жизнь следует закону основания, в противоположность другому воззрению – с помощью идей.
 
   Болезнь есть целебное средство самой природы с целью устранить расстройство в организме; следовательно, лекарство приходит лишь на помощь целительной силе природы.
 
   Большинство людей вместо того, чтобы стремиться к добру, жаждет счастья, блеска и долговечности; они подобны тем глупым актерам, которые желают всегда играть большие, блестящие и благородные роли, не понимая, что важно не то, что и сколько играть, а как играть.
   Бытие мира, по моему учению, объясняется всемогуществом воли. Также и факты животного магнетизма и сродных с ним явлений свидетельствуют, что магические действия, которые прежде считались делом дьявола, совершаются силой воли. Благодаря тому, что эти действия имеют эмпирическую достоверность, мое учение не будет отныне казаться столь парадоксальным и станет более понятным. В самом деле, если воля человека может иногда сделать то, что считалось только во власти дьявола, то в ее власти совершить и то, что до сих пор приписывается только всемогуществу богов.
 
   В математике ум исключительно занят собственными формами познавания – временем и пространством, следовательно, подобен кошке, играющей собственным хвостом.
 
   В минуту смерти эгоизм претерпевает полное крушение. Отсюда страх смерти. Смерть поэтому есть некое поучение эгоизму, произносимое природой вещей.
 
   В некоторых частях света водятся обезьяны, в Европе же водятся французы, – что почти одно и тоже.
 
   Вместе с законом основания (в виде основания причинности) дана и материя; ибо, если хорошо вникнуть, то она тождественна с ним. Действительно, материя – не что иное, как причинность; бытие ее заключается в воздействии одной материи на другую (т. е. в действии на само себя во всех частях пространства). Что одна часть материи (именно органическая) есть непосредственный объект субъекта, это объясняется тем, что объект, т. е. мир, материя, существует только с субъектом и для субъекта. Но настоящая сущность материи заключается исключительно лишь в ее действительности (материя без действия, т. е. без силы, немыслима как внутреннее противоречие), – и все, на что она действует, есть опять-таки только материя, т. е. она сама. Сущность ее, таким образом, есть с одной стороны связь ее с самой собой, а с другой – отношение ее к субъекту.
 
   В старости нет лучшего утешения, чем сознание того, что все силы в молодости отданы делу, которое не стареет.
 
   В одиночестве каждый видит в себе то, что он есть на самом деле.
 
   Воля человеческая направлена к той же цели, как у животных, – к питанию и размножению. Но посмотрите, какой сложный и искусный аппарат дан человеку для достижения этой цели, – сколько ума, размышления и тонких отвлеченностей употребляет человек даже в делах обыденной жизни! Тем не менее и человеком, и животными преследуется и достигается одна и та же цель. Для большей ясности приведу два сравнения: вино, налитое в глиняный сосуд и в искусно сделанный кубок, остается одним и тем же; или два совершенно одинаковых клинка из одного и того же металла и в одной и той же мастерской сработанные могут иметь разные рукояти: один золотую, другой – из латуни.
 
   Вопрос о реальности морали сводится к тому, есть ли действительно обоснованный принцип, противоположный принципу эгоизма? Так как эгоизм требует благополучия только для отдельной личности, то противоположный принцип должен был бы распространить это требование на всех.
 
   Все естественные науки имеют тот неизбежный недостаток, что они рассматривают природу исключительно с объективной стороны, забывая о субъективной стороне ее. Между тем, все дело, вся суть в этой последней, и она по необходимости достается на долю философии.
 
   Все интеллектуальное (творческие произведения, способности и заслуги) относится к моральному, как образ к действительности.
 
   Все общие правила поведения потому недостаточны, что они основаны на ложном предположении о равенстве людей, – предположении, установленном в системе Гельвеция; между тем, коренное различие людей в умственном и нравственном отношении беспредельно.
   Всякое ограничение осчастливливает. Чем уже наш кругозор, сфера действия и соприкосновения, тем мы счастливее; чем шире, тем чаще чувствуем мы мучения и тревогу. Ибо с расширением их умножаются и увеличиваются наши желания, заботы и опасения.
 
   Всякое человеческое совершенство родственно какому-нибудь недостатку, в который оно может перейти; но точно так же и, наоборот, каждому недостатку соответствует известное совершенство. Поэтому заблуждение, в которое мы впадаем иногда относительно какого-либо человека, часто основывается на том, что мы в начале знакомства смешиваем его недостатки с родственными им совершенствами или же наоборот. Оттого нам тогда осторожный кажется трусом, бережливый – скупым, или же расточитель – щедрым, грубость – прямотою и откровенностью, наглость – благородною самоуверенностью и т. д.
 
   Гениальный человек, живя и творя, жертвует своими личными интересами ради блага всего человечества. Поэтому он не обязан жертвовать собою в частности – для интересов отдельных лиц, а следовательно – вправе отказаться от некоторых требований, которые обязательны для других. Ведь он страдает, а между тем дает гораздо больше других.
 
   Гений не может быть извергом, потому что злоба есть выражение неукротимого хотения, требующего всего интеллекта для удовлетворения нужд ее, следовательно, исключающего возможность чистого созерцания. Изверг может обладать большим умом, но он может употреблять его только на то, что имеет отношение к воле. Злой человек может поэтому быть великим завоевателем, государственным деятелем и т. п. У него, наконец, может быть даже талант. Это слово, как известно, в древности значило деньги, а теперь им обозначают такие способности, которыми приобретается одобрение толпы, а следовательно – и деньги.
 
   Глупец гоняется за наслаждениями и находит разочарование; мудрец же только избегает горя.
 
   Главная черта национального характера итальянцев – полное бесстыдство. Бесстыдный человек ведет себя или слишком дурно, и тогда он бывает дерзок и заносчив, или же слишком скромно, и тогда он бывает низок. Напротив, человек стыдливый бывает то слишком застенчив, то слишком горд. Итальянец же ни застенчив, ни горд, но всегда или труслив или заносчив.
 
   Глупые люди большей частью бывают злы по той же причине, почему бывают злы уроды и вообще безобразные люди. С другой стороны, гениальность и святость тоже имеют между собой нечто общее. Как бы ни был прост святой человек, все-таки в нем заметны некоторые черты гениальности, и, наоборот, как бы ни был испорчен характер гениального человека, все-таки он отличается возвышенным настроением, близким к святости.
 
   Гениальный человек не есть только моральное существо, каким бывают обыкновенные люди; напротив, он носитель интеллекта многих веков и целого мира. Он поэтому живет больше ради других, чем ради себя.
 
   Гордость есть внутреннее убеждение человека в своей высокой ценности, тогда как тщеславие есть желание вызвать это убеждение в других, с тайной надеждой усвоить его впоследствии самому.
 
   Действие по инстинкту отличается от всех других действий тем, что понятие о цели вытекает из него как следствие, а другим действиям это понятие предшествует. Инстинкт, следовательно, есть a priori данное правило какого-либо действия, цель которого, поэтому, может быть еще неизвестной, так как для достижения этой цели нет надобности в понятии о ней. Напротив, разумное или благоразумное действие совершается по правилу, составленному согласно понятию о цели, и потому оно может оказаться ошибочным, тогда как инстинкт никогда не ошибается.
   Делаемся ли мы высокомерными или, напротив, смиренными при виде убожества других? На одного оно действует так, на другого иначе – и в этом сказывается различие характеров.