ваша карьера пошла в несколько неожиданном для нас направлении...
Дункан склонил голову, уловив это "мы"; обращение Арилана было
относительно нейтральным, но, с другой стороны, это можно было понять иначе.
Следовало вести себя очень осторожно, пока они не поймут, какова же на самом
деле позиция епископов. Он посмотрел на Моргана. Тот явно ждал, что Дункан
заговорит первым.
- Прошу прощения, что разочаровал вас, ваше преосвященство, - произнес
он. - Надеюсь, то, что я сообщу вам, встретит с вашей стороны хотя бы
понимание. Я уж не рассчитываю на прощение.
- Посмотрим. Однако что же привело вас именно сюда?
Морган прочистил горло.
- Отчасти то, что вы вступили в переписку с королем. Он должен был
сообщить вашему преосвященству, почему мы так настойчиво искали этой
встречи.
- Верно, - сказал Арилан. - Но я хотел бы услышать это от вас. Вы
намерены опровергнуть обвинения, выдвинутые против вас Курией, и
ходатайствовать об отмене отлучения?
- Да, ваше преосвященство, - прошептал Дункан, опускаясь на колено и
вновь склоняя голову. Морган, поймав взгляд кузена, последовал его примеру.
- Хорошо. Пожалуй, мы поймем друг друга. Думаю, мы поговорим о том, что
же действительно произошло в гробнице Святого Торина, с каждым отдельно. -
Арилан встал. - Милорд Аларик, вы пойдете со мной, а епископа Кардиеля и
отца Мак-Лайка мы оставим в этой комнате. Сюда, будьте добры.
Посмотрев на Дункана, Морган поднялся с колен и последовал за Ариланом
в крошечную комнату, где было лишь одно узкое окошко под самым потолком. На
столе у противоположной стены стоял подсвечник с зажженными свечами. Арилан
выдвинул из-за стола кресло с прямой спинкой и сел, дав Моргану знак закрыть
дверь. Морган повиновался и безмолвно повернулся к епископу. Рядом с
креслом, у стены, стояла низкая скамеечка, но Моргану не предлагали сесть, а
садиться без приглашения он не решился. Сдерживая чувства, он встал на одно
колено и склонил голову, положив на второе связанные руки. Он искал верные
слова, не зная, с чего начать; подняв глаза, Морган встретил пристальный
взгляд Арилана.
- Это обычная исповедь, ваше преосвященство?
- Только если вы этого хотите, - ответил Арилан с чуть заметной
улыбкой. - А я не думаю, что это так. И еще, я должен буду обсудить все, что
вы скажете, с Кардиелем. Вы освободите меня от обета молчания?
- С Кардиелем - да. Наши действия уже ни для кого не секрет; все знают,
что мы Дерини. Но я могу сказать вам кое-что такое, что лучше сохранить в
тайне от посторонних.
- Я понимаю. А другие епископы? Как много я могу сказать им, если
потребуется?
Морган опустил глаза.
- Предоставляю вам решать это самому, ваше преосвященство. Раз мне
нужен мир, я не могу диктовать условия. Вы скажете им столько, сколько
найдете нужным.
- Благодарю вас.
Последовала короткая пауза, и Морган понял, что пора начинать. Он с
трудом заговорил, понимая, как много зависит сейчас от его слов.
- Будьте снисходительны ко мне, ваше преосвященство. Мне очень нелегко
говорить... Последний раз я стоял на коленях, исповедуясь, у ног человека,
собиравшегося убить меня. Варин де Грей устроил мне засаду в гробнице
Святого Торина; там был и монсеньор Горони. Они принуждали меня сознаться в
грехах, которых я не совершал... Но закончить исповедь я не успел.
- Надеюсь, никто не принуждал вас приходить сюда, Аларик?
- Никто.
Арилан помолчал и, вздохнув, спросил:
- Утверждаете ли вы, что невиновны в том, в чем обвинила вас Курия?
Морган покачал головой.
- Нет, ваше преосвященство. Боюсь, что большую часть того, в чем нас
обвиняют, мы действительно совершили. Я хочу только рассказать вам, что
заставило нас поступить таким образом, и спросить, могли мы, по-вашему,
поступить иначе, чтобы выбраться из ловушки, в которую нас вероломно
завлекли.
- Ловушка? - Арилан в раздумье коснулся указательным пальцем губы. -
Ну-ка расскажите об этом поподробнее.
Морган посмотрел было на Арилана, но понял, что лучше ему не встречать
взгляда епископа, если он хочет рассказать о случившемся спокойно. Со
вздохом опустив глаза, он начал свой рассказ; говорил он тихо, так что
епископу пришлось склонить голову, чтобы расслышать его.
- Мы ехали, чтобы убедить Курию не накладывать отлучения на Корвин, -
начал Морган. Он отвел глаза от руки Арилана и заставил себя сосредоточить
взгляд на кресте, который тот держал. - Вы и ваши собратья в Дхассе тоже
были не согласны с этой мерой наказания. Мы рассчитывали, что если
предстанем перед Курией, то, по крайней мере, пострадаем мы одни, а не целое
герцогство.
Его голос прервался. Ужас того дня всплыл в его памяти.
- Наша дорога лежала через гробницу Святого Торина, и мы, как все,
должны были посетить ее. Ведь никто не может въехать в город без
официального приглашения епископа. А пригласить меня во время заседания
Курни епископ Кардиель не решился бы.
- Вы недооцениваете его. Но продолжайте.
Морган вздохнул и продолжил:
- Когда Дункан, посетив гробницу, вернулся, туда вошел я. А там - на
зазубрине замка алтарных врат - была... мераша. Знаете, что это такое,
епископ?
- Да.
- Я... я оцарапал руку и почти сразу потерял сознание, а когда очнулся,
то был уже в плену у Варина де Грея и дюжины его людей. С ними был монсеньор
Горони. Мне сказали, что епископы отдали меня на волю Варина, если он сможет
поймать меня, и что Горони послан только чтобы принять мою исповедь,
облегчить душу, если я захочу покаяться.
Они хотели сжечь меня, Арилан, - прошептал Морган. - Уже и столб был
приготовлен, чтобы привязать меня к нему. Они и не собирались меня
выслушивать. Но тогда я этого еще не знал. - Он сомкнул губы и с усилием
сглотнул слюну.
- В общем, Варин решил, что со мной пора кончать. Я был совершенно
беспомощен, с трудом мог стоять на ногах, не то что пользоваться своим
могуществом. А потом он сказал, что казнь может быть отсрочена немного, если
перед смертью я захочу исповедаться отцу Горони. Единственная ясная мысль,
которая пришла мне тогда в голову, - протянуть время, в расчете, что Дункан
придет на помощь.
- И вы склонили голову перед Горони, - сказал Арилан.
Морган закрыл глаза, лицо его болезненно передернулось.
- И готов был исповедоваться в чем угодно, лишь бы протянуть время,
готов был придумывать грехи...
- Это можно понять, - пробормотал Арилан. - И что же вы сказали ему?
Морган покачал головой.
- Я ничего не успел сказать. В этот момент кто-то как будто услышал мои
молитвы. Дункан буквально ввалился в комнату через отверстие в потолке с
обнаженным мечом. И тут началась резня...

В соседней комнате Дункан стоял на коленях перед Томасом Кардиелем.
Хотя руки священника были связаны, он сумел сложить пальцы в молитвенном
жесте. Голова его была склонена, но голос звучал твердо.
- Не знаю, скольких я убил - четверых или пятерых, должно быть. А когда
Горони попытался ударить меня ножом, я схватил его за руку. Я только тогда
понял, что это священник, когда проволок его за собой через полкомнаты.
Аларика чуть не убили, я с трудом спас его. А когда мы добрались до двери,
усыпальница уже загорелась...
- И тогда вы разоблачили себя как Дерини? - спросил Кардиель.
Дункан кивнул.
- Когда Аларик попробовал открыть дверь, мы поняли, что она заперта
снаружи. Аларику раньше доводилось, пользуясь магическими силами, открывать
замки, но сейчас он был не в состоянии сделать это. А я... я попытался - и у
меня получилось. И Горони это видел. А часовня уже занялась. Тут уж мы
ничего не могли поделать, нам нужно было уходить, мы сели на коней и
ускакали. Погони за нами не было. Это из-за пожара, не то бы нас поймали.
Аларик едва держался на ногах.
Он склонил голову и закрыл глаза, пытаясь отогнать тяжкие воспоминания;
Кардиель изумленно покачал головой.
- Что дальше, сын мой? - мягко спросил он.

Когда Морган закончил свой рассказ, его голос обрел обычную твердость,
и он опять решился посмотреть на Арилана. Лицо прелата было непроницаемым,
но Морган по его взгляду понял, что тот глубоко поражен его рассказом.
Епископ сложил руки на груди, и на пальце его вспыхнул епископский перстень.
Он встал и повернулся лицом к Моргану.
- Аларик, а как вы проникли во дворец? Судя по вашей одежде, вы сняли
ее с каких-то бедных монахов Таласа. Надеюсь, вы не причинили им вреда?
- Нет, ваше преосвященство. Вы найдете их спящими под воздействием чар
Дерини в главном алтаре. Боюсь, что это был единственный путь проникнуть к
вам, не причинив никому вреда. Я уверяю вас, они не испытывали и не
испытывают ни малейших страданий.
- Хорошо, - сказал Арилан. Он задумчиво посмотрел на
коленопреклоненного Моргана, потом, сложив руки за спиной, взглянул в окно.
- Я не могу дать вам отпущение грехов, Аларик, - сказал он.
Морган поднял голову, собираясь что-то сказать.
- Нет, постойте, - не дал ему заговорить Арилан. - Я имею в виду, что
не могу отпустить вам грехи пока. В вашей истории есть детали, в которых я
должен разобраться. Но сейчас не время говорить об этом. Если Кардиель и
Дункан закончили, - он перекрестил воздух и открыл дверь, - мы скажем им,
что можно приступать к дальнейшему.
Морган встал на ноги, с любопытством глядя на Арилана. Они вернулись в
большую комнату. Дункан сидел у окна, опустив глаза, а у другого окна стоял
Кардиель и барабанил пальцами по раме. Увидев их, он хотел что-то сказать,
но Арилан покачал головой.
- Пойдемте, Томас. Надо потолковать. С ними может остаться охрана.
Арилан открыл дверь, и стражники вошли, держа ладони на рукоятях мечей.
По знаку Арилана они стали по углам комнаты, со страхом глядя на пленников.
Когда дверь за епископами закрылась, Морган пересек комнату и сел на
скамейку у окна рядом с кузеном. Он чувствовал дыхание Дункана, когда,
опершись на подоконник, закрыл глаза и сосредоточился.
"Надеюсь, мы поступили правильно, Дункан? - мысленно спросил Морган. -
Каковы бы ни были наши намерения, но если Арилан и Кардиель не поверят нам,
это значит, что мы своей рукой подписали себе смертный приговор. Как, ты
думаешь, поступит Кардиель?"
"Не знаю, - ответил Дункан после долгой паузы. - Я действительно не
знаю".

    ГЛАВА Х



"Я образую свет и творю тьму"[10].
- Ну и что ты думаешь о Моргане и Мак-Лайне? - спросил Арилан.
Двое восставших епископов снова уединились в домашней часовне Кардиеля
за закрытой дверью, под охраной стражи. Арилан небрежно облокотился об
ограду алтаря слева от центрального нефа, перебирая пальцами тяжелый
серебряный крест, висящий на цепочке у него на шее. Кардиель беспокойно
расхаживал перед ним из стороны в сторону, оживленно жестикулируя по ходу
разговора.
- Я, конечно, не уверен, Денис, - смущенно начал он, - и хотя я
понимаю, что надо быть осторожнее, все равно склоняюсь к тому, чтобы
поверить им. Их рассказы вполне правдоподобны, более правдоподобны, чем те,
которые я слышал ранее. С какой бы стороны ни подойти, они совпадают с тем,
что нам сообщил Горони в тот день, когда все это произошло. Откровенно
говоря, я не могу себе представить, как еще они могли действовать и при этом
остаться в живых. Я бы скорее всего действовал так же.
- Что, и магией бы воспользовался?
- Да, если бы владел ею.
Арилан задумчиво покусывал цепочку.
- Это что-то новое, Томас. Ведь, пожалуй, не так важно, что они
сделали, важно, как они это сделали, вот о чем речь: магия, магия,
безрассудное пользование ею.
- А что, разве защита от нападения - безрассудство?
- Нет, в том случае, если нападающий первым употребил магию. Нас так
учили, и мы так учим людей.
- Да, но может быть, мы ошибались, - рассердился Кардиель, - и не
только в этом. Вы же знаете, не будь Морган с Дунканом Дерини, они получили
бы прощение после того, как сами пришли к нам. Да их в этом случае вообще бы
не отлучили.
- Но они Дерини, их отлучили и их не простят, - возразил Арилан, - и из
первого вытекает второе и третье. Видите, как выходит. Однако разумно ли это
- осуждать человека только за то, что он имел несчастье родиться Дерини?
Ведь не сами же мы выбираем себе родителей!
Кардиель раздраженно покачал головой.
- Нет, конечно. Странно было бы, если бы вы стали утверждать, что вы
лучше меня на том основании, что у вас глаза синие, а у меня - серые. Мы же
их себе не выбираем! - Он разрубил воздух указательным пальцем. - Важно, что
мы видим этими глазами и какие из этого делаем выводы. А то, что у вашей
матери, скажем, один глаз голубой, а другой - серый, не имеет никакого
значения.
- У моей матери оба глаза были серыми, - улыбнулся Арилан.
- Ну, вы понимаете, что я имею в виду.
- Понимаю. Но сравнивать голубые глаза с серыми - это одно, а добро со
злом - совсем другое. Все упирается в вопрос о том, является ли само по себе
злом то, что кто-то имел несчастье родиться Дерини.
- То есть вы не думаете, что моя аналогия правомерна?
- Не совсем, Томас. Я уже говорил вам, что не уверен в том, что все
Дерини - порождение зла. Но как вы убедите в этом простого человека,
которого последние триста лет учили ненавидеть Дерини? В частности, как вы
убедите его в том, что Аларик Морган и Дункан Мак-Лайн не злодеи, когда
церковь утверждает противоположное? А сами-то вы до конца в этом уверены?
- Может быть, и нет, - пробормотал Кардиель, отводя взгляд, - но иногда
приходится кое-что принимать на веру, независимо от всяких религиозных,
философских и иных соображений.
- Принимать на веру... - пробормотал Арилан. - Хотел бы я, чтобы это
было так просто...
- Но сейчас необходимо поверить, именно сейчас, и я хочу в это
поверить. Очень хочу. Потому что если я ошибаюсь, если Дерини действительно
такие, какими их считали столетиями, то для нас все потеряно. Если Дерини -
проклятое племя, тогда Морган и Мак-Лайн предадут нас так же, как и наш
король, а силы Венцита Торентского падут на нас как возмездие.
Арилан долго молчал, потупив взгляд и по привычке теребя наперстный
крест. Потом, смиренно вздохнув, он подошел к Кардиелю и, положив руку ему
на плечо, повлек его за собой в левую часть часовни, к известному ему одному
участку мозаичного пола.
- Пойдемте. Я вам кое-что покажу.
Кардиель удивленно взглянул на собрата, а тем временем они остановились
у бокового алтаря. Белая лампада отбрасывала серебристые отблески на головы
обоих прелатов. Лицо Арилана было непроницаемо.
- Не понимаю, - пробормотал Кардиель, - я уже видел...
- То, что я собираюсь вам показать, вы не видели, - твердо сказал
Арилан. - Посмотрите на потолок, туда, где балки перекрещиваются.
- Но там ничего... - начал было Кардиель, покосившись в темноту.
Арилан закрыл глаза; нужные слова тут же возникли у него в сознании, и
он почувствовал под ногами знакомую дрожь. Крепко обхватив Кардиеля за пояс,
он произнес последнее заклинание.
Кардиель ошеломленно вскрикнул, и часовня опустела.

Когда их накрыла тьма, Кардиель пошатнулся, как пьяный, и, стараясь
сохранить равновесие, вытянул вперед руки, подобно слепому. Арилана,
казалось, не было рядом, вдобавок он ничего не видел в темноте. Мысли его
смешались в тщетных попытках дать какое-то разумное объяснение тому, что он
только что испытал, а также сориентироваться в полной темноте и тишине. Он
выпрямился, осторожно пытаясь ощупать одной рукой, что перед ним, и
прикрывая глаза другой. Наконец, когда он уже набрался храбрости для того,
чтобы заговорить, ужасное подозрение пришло ему в голову.
- Денис? - позвал он слабым голосом, не зная, ответят ли ему.
- Я здесь, друг мой.
Позади него в нескольких ярдах раздался еле слышный шелест ткани, а
затем вспыхнул свет. Кардиель медленно повернулся, и краска сошла с его
лица, когда он увидел источник света.
Арилан стоял в мягком серебряном сиянии, лицо его обрамлял серебристый
ореол; вспыхивая и угасая, он мерцал, как нечто живое. Лицо Арилана было
спокойным и безмятежным, а взгляд фиалковых глаз - мягким и ободряющим. В
руках он держал шар, который светился ярким холодным светом и разбрасывал
вокруг себя быстрые, как ртуть, искорки, которые падали на лицо, руки и
епископскую мантию священника. Кардиель секунд пять смотрел на него,
удивленно вытаращив глаза; в ушах гулко отдавались удары сердца.
Тут комната закружилась, завертелась у него перед глазами, и он упал.
Очнувшись, он понял, что лежит на чем-то мягком и упругом, с плотно
зажмуренными глазами. Чья-то заботливая рука приподняла его голову, к его
губам поднесли сосуд. Он приоткрыл глаза. Холодное вино полилось ему в горло
- это встревоженный Арилан склонился над ним с хрустальным кубком в руках.
Кардиель совсем открыл глаза и улыбнулся.
Он моргнул и снова посмотрел - Арилан не исчез. Он по-прежнему был
рядом, только теперь вокруг его головы не сиял серебряный ореол, а комнату
освещали самые обычные свечи. В камине слева был разведен слабый огонь.
Можно было разглядеть неясные очертания мебели, расставленной вдоль стен.
Лежал он на какой-то шкуре. Приподнявшись на локтях, он рассмотрел, что это
шкура какого-то огромного бурого медведя, чью свирепо оскаленную морду он
увидел немного в стороне. Все еще будучи вне себя от изумления, Кардиель
вытер пот со лба. К нему понемножку возвращалась память.
- Вы... - прошептал он, глядя на Арилана с благоговением и даже
страхом. - Верить ли мне глазам своим?
Арилан кивнул, сохраняя ледяное спокойствие, и встал.
- Я - Дерини, - спокойно сказал он.
- Вы - Дерини... - повторил Кардиель. - Так значит то, что вы говорили
о Моргане и Мак-Лайне...
- Чистая правда, - произнес Арилан, - и вам надо кое-что обдумать для
себя, прежде чем принимать какие-либо решения, касающиеся Дерини.
- Дерини, Дерини, - пробормотал Кардиель, постепенно приходя в себя. -
А Морган и Мак-Лайн - они знают что-нибудь?..
Арилан покачал головой.
- Они - нет. И хотя я сожалею об этом, им этого пока говорить не
следует. Теперь вы знаете обо мне больше, чем кто-либо из смертных. И мне
нелегко было поделиться этой тайной с вами.
- Но если вы Дерини...
- Постарайтесь войти в мое положение, - со вздохом продолжил Арилан, -
я - единственный Дерини, носивший когда-либо епископскую мантию.
Единственный за двести лет. К тому же я - самый младший из двадцати двух
епископов Гвинедда, это тоже ставит меня в особое положение. - Арилан
потупил взгляд. - Я представляю, о чем вы сейчас подумали: о том, что я
бездействовал тогда, когда обсуждался вопрос о Дерини, и что это умножило
число бед, что многие погибли от рук фанатиков вроде Лориса. Я знаю об этом
и каждую ночь мысленно прошу прощения в моих молитвах. - Он поднял глаза и
встретил взгляд Кардиеля, не дрогнув. - Но я верю, Томас, что терпение -
величайшая добродетель. Иногда приходится платить поистине неслыханную цену,
цену, противную всему твоему существу, чтобы выжить, дождаться своего часа.
Я только надеюсь, что ждать осталось недолго.
Кардиель отвел глаза, не в состоянии выдержать более взгляд этих
фиалковых глаз.
- Где мы? Как мы сюда попали?
- Через Переносящий Ход, - равнодушно ответил Арилан. - Он построен
очень давно и проходит под полом вашей часовни.
- Как, магия Дерини?
- Да.
Кардиель опустился на шкуру, обдумывая услышанное.
- Так вот куда вы исчезли из часовни, когда остались там прошлой ночью
после нашего разговора? Я заглянул туда через несколько минут - вас там не
было.
- Этого-то я и боялся, - кротко улыбнулся Арилан, - боялся, что вы
вернетесь. К сожалению, не могу вам сказать, где я был. - Он протянул
Кардиелю руку, чтобы помочь ему встать, но тот не пошевелился.
- Не можете или не хотите сказать?
- Не имею права, - с сожалением ответил Арилан. - Во всяком случае,
сейчас. Потерпите еще немного вместе со мной, Томас.
- Если я правильно понял, вы находитесь под чьей-то властью?
- Есть вещи, о которых я пока не могу вам поведать, - прошептал Арилан
и, все еще протягивая руку, спросил с мольбой в голосе: - Вы верите мне,
Томас? Клянусь, я не обману вашего доверия.
Кардиель долго смотрел на протянутую ему руку. В его немного испуганных
глазах все еще стояло удивление. Потом он подался вперед, сжал руку Арилана
и с его помощью встал на ноги. Они так и стояли несколько секунд, взявшись
за руки и глядя в глаза друг другу, словно надеясь там что-то прочесть.
Наконец Арилан улыбнулся и похлопал Кардиеля по плечу.
- Пойдемте же, брат мой, у нас много дел нынче ночью. Если я убедил вас
принять в наши ряды Моргана и Мак-Лайна, то надо сказать им об этом, чтобы
они подготовились. К тому же надо согласовать вопрос с нашими собратьями по
Собору; впрочем, они, полагаю, согласятся с вами.
Кардиель беспокойным жестом пригладил седые волосы и недоверчиво
покачал головой.
- Вы можете так быстро перемещаться всегда, когда захотите, Денис?
Извините, я, кажется, некоторое время туго соображал, мне сразу было никак
не переварить всего, что я узнал.
- Ну, разумеется, - улыбнулся Арилан и снова повел Кардиеля в центр
комнаты, к немного выступавшему участку пола. - Нам пора возвращаться в нашу
часовню, а то стража начнет беспокоиться.
Кардиель встревоженно оглядел пол.
- Это что, и есть Переносящий Ход, о котором вы говорили?
- Он самый, - отозвался Арилан, приблизившись к Кардиелю и снова
обхватив его за плечи. - Теперь расслабьтесь, я все сделаю сам. Не бойтесь.
Успокойтесь, ни о чем не думайте.
- Постараюсь, - прошептал Кардиель.
Пол опять ушел у них из-под ног, и открылась темная бездна.

Часом позже Моргану и Дункану сообщили решение епископов. Нельзя
сказать, что встреча была радушной: для этого обе стороны были слишком
осторожны, слишком сдержанны. Беглецы так долго уже пребывали вне церкви,
находясь под отлучением, что для них было вполне естественным некоторое
недоверие к обоим весьма могущественным прелатам. Нужно ли добавлять, что
это чувство было взаимным.
Но епископы отнеслись к ним достаточно дружелюбно - создавалось
впечатление, что если они и хотят исповедовать их перед тем, как принять
решение, то лишь потому, что пекутся о душевном благополучии этих заблудших
детей церкви.
Кардиель был необычно молчалив и произнес всего несколько слов. Моргана
это удивило, так как он помнил блестящий стиль писем, адресованных Келсону,
что вышли из-под пера этого священнослужителя за последние три месяца.
Епископ Дхасский лишь поглядывал на Арилана с какой-то странной мольбой во
взгляде, и Морган ничего не мог понять: от этого зрелища у него почему-то
волосы на затылке вставали дыбом.
Арилан, напротив, был спокоен и остроумен. Серьезность положения его,
казалось, не угнетала. Сказать им он почти ничего не успел, так как вскоре
все четверо уже подошли к залу, где их ожидал весь Собор, лишь бросил на
ходу, что настоящие неприятности только начинаются. За дверью собрались
шестеро епископов, которых предстояло убедить в невиновности и
чистосердечном раскаянии обоих лордов Дерини. А позднее предстояло убедить в
этом одиннадцать непреклонных епископов из Корота. И все это необходимо было
сделать до начала схватки с Венцитом Торентским.
Как только все четверо вошли в комнату, раздался слабый ропот, Сивард
вскрикнул, Гилберт украдкой перекрестился, ища своими бегающими свиными
глазками поддержки у собратьев, и даже старый вспыльчивый Вольфрам де
Бланнет, самый стойкий противник отлучения, немного побледнел. Никто из них
прежде не видел настоящего, не скрывающего своего происхождения Дерини, а
сразу двоих - и подавно.
Но, как бы то ни было, епископы Гвинедда были людьми благоразумными. И
хотя они никогда не испытывали особо теплых чувств к Дерини вообще, сейчас
они допускали, что эти двое Дерини не столько согрешили сами, сколько стали
жертвой оговора. И раз они раскаялись, нужно отменить отлучение и дать им
отпущение грехов.
Конечно, их решение - это еще не все, какими бы ни были епископы Дхассы
просвещенными и здравомыслящими людьми, как бы ни были они неподвержены
суевериям и приступам истерии. Другое дело - простонародье, и об этом нельзя
забывать. Человек из народа искренне верил, что Дерини - проклятое племя,
что само их существование несет с собой только разрушение и смерть. И еще до
этого злосчастного дня в гробнице Святого Торина, когда о Моргане говорили
только как о верном слуге Бриона и Келсона, а репутация Дункана была
безупречной, на них уже лежала тень: в их родне были Дерини, об этом всегда
помнили.
Нужно было представить веские доказательства, что оба они отрекаются от
своего могущества. Простое отпущение грехов ни в чем не убедит народ:
горожан, солдат, ремесленников и мастеровых, которые снаряжали армию и сами
вступали в ее ряды. Их простодушное благочестие требовало более суровых
условий примирения, более веского доказательства смирения и покаяния обоих
лордов Дерини. Поэтому решили устроить публичную церемонию, которая бы
наглядно продемонстрировала народу полное согласие между епископами и этими
двумя Дерини.
Через два дня, в соответствии с военными планами, войско епископов
должно было выступить, поскольку Морган и Дункан сказали, что Келсон
прибудет на условленное место встречи не раньше, чем через четыре дня. Но
дорога до этого места как раз займет не меньше двух суток.
Посему для публичного покаяния был избран вечер второго дня, накануне
отъезда на место встречи с Келсоном. А в оставшееся время лорды Дерини будут
обсуждать с епископами и их военачальниками стратегические планы предстоящей