Страница:
Проблемы мирового футбола? Да нет у него проблем. Это такой огромный механизм, который на полном дыхании продолжает развиваться! Это такая цветущая отрасль мирового шоу-бизнеса! Огромные перспективы, нет пока в мире никаких признаков остывания интереса к футболу, а значит, все в порядке.
А основные проблемы нашего футбола в том, что он слабый. В том, что мы не смогли его уберечь после развала Советского Союза. Пожалуй, футбол как мало что другое оказался под ударом. Потому что несмотря на то, что у советской школы футбола были свои минусы (мы, в частности, говорили о его социальных болезнях, неизбежных при том строе; нужно помнить и о наших климатических особенностях – все-таки в такой стране, как наша, труднее играть в футбол, чем в такой стране, как Бразилия), тем не менее у нас был футбол! Не выдающийся, но крепкий, сильный, со своим лицом. Наш футбол был продуктом взаимодействия нескольких футбольных культур, это был котел, в котором вываривались футбольные школы: московская; в последние годы, хоть и в меньшей степени, – питерская; украинская и грузинская – могучие футбольные школы; очень интересные и сильные армянская и азербайджанская; белорусская футбольная школа – все это «в одном флаконе». И когда у нас в одной команде играли выдающиеся мастера из московских «Спартака» или «Динамо», ЦСКА или «Торпедо», из украинских «Динамо» (Киев), «Днепра» или «Шахтера», из тбилисского «Динамо», из «Арарата», все с разными почерками, с разными манерами в одной команде – это был футбол!
Что такое российский футбол сейчас? Московский футбол. Одна школа! Из всех вышеперечисленных осталась только одна школа – московская. Какой это процент того футбола, который был в Советском Союзе? Отсечен украинский футбол, отсечен грузинский, армянский, все вышеперечисленные. Что осталось? Одна Москва. Вот московские команды друг с другом и дерутся. У нас еще не создана достаточная финансовая основа, нет прозрачности, нет финансовой чистоты в клубах. Нет законодательства. Очень много криминала. Когда все это очистится, когда все это станет прозрачным, тогда постепенно начнет развиваться футбол.
Но вообще это история долгая – футбол непредсказуем. Вдруг вырастет футбольное поколение, которое достигнет результатов, – и пойдут мальчишки в футбольные школы. Увеличится количество денег (деньги уже сейчас неплохие платят) в наших ведущих клубах – уже мальчикам есть смысл идти в футбол. А ведь чтобы родители отдавали детей в футбол, нужно, чтобы футбол был популярен. И чтобы там деньги платили, иначе не отдадут. Постепенно, я думаю, начнет… Это замкнутый круг: не идут дети – плохой взрослый футбол, плохой взрослый футбол – не идут дети. Во многом это связано с деньгами, но, конечно, достигнуть былого уровня советского футбола очень сложно по объективным причинам, которые я уже назвал.
Но есть же Голландия – снова вспомним эту крошечную страну, которая кормит всю Европу своими сельхозпродуктами, молоком, молочными продуктами, при этом на каждом кусочке земли, которая отвоевана у моря, у них футбольное поле. В Голландии народу меньше, чем в Москве, а классных игроков больше, чем во всей России. Сравнить даже нельзя уровень футбола! Значит, и у нас можно.
Я думаю, что от руководителя футбола мало что зависит, – здесь многое зависит от общего состояния страны. Пока страна не станет более благополучной и сытой… Бразилия далеко не сытая страна, но это другой пример, потому что в Бразилии футбол – это национальная религия. Там это другое, сравнивать не нужно. Атак все-таки в основном в футбол хорошо играют в достаточно развитых странах.
Еще одно исключение кроме Бразилии – это Аргентина… но это тоже Южная Америка. А вообще неплохо играет вся Европа. Так как в Европе живут неплохо, то и играют неплохо.
Что зависит от футбольных руководителей: не делать откровенных глупостей – ну, скажем, не наступать на одни и те же грабли в плане совмещения постов тренера клубной команды и тренера сборной. Это уж точно зависит от футбольного руководства. Потому что даже на том уровне, на котором у нас сейчас играют в футбол, мы могли бы добиваться и большего, но здесь уже идут ошибки другого плана, которые тоже, наверное, не с глупостью связаны, а с чем-то еще. Дураков-то вообще мало, как известно. И я никого в глупости не имею права и не буду обвинять. Здесь не глупость – здесь я не знаю что. А в какой мере это зависит от руководства футболом и способствует расцвету этой игры в стране? Да в минимальной! Это такая штука, которая от характера и личности начальника мало зависит.
Яков Уринсон
Зураб Соткилава
А основные проблемы нашего футбола в том, что он слабый. В том, что мы не смогли его уберечь после развала Советского Союза. Пожалуй, футбол как мало что другое оказался под ударом. Потому что несмотря на то, что у советской школы футбола были свои минусы (мы, в частности, говорили о его социальных болезнях, неизбежных при том строе; нужно помнить и о наших климатических особенностях – все-таки в такой стране, как наша, труднее играть в футбол, чем в такой стране, как Бразилия), тем не менее у нас был футбол! Не выдающийся, но крепкий, сильный, со своим лицом. Наш футбол был продуктом взаимодействия нескольких футбольных культур, это был котел, в котором вываривались футбольные школы: московская; в последние годы, хоть и в меньшей степени, – питерская; украинская и грузинская – могучие футбольные школы; очень интересные и сильные армянская и азербайджанская; белорусская футбольная школа – все это «в одном флаконе». И когда у нас в одной команде играли выдающиеся мастера из московских «Спартака» или «Динамо», ЦСКА или «Торпедо», из украинских «Динамо» (Киев), «Днепра» или «Шахтера», из тбилисского «Динамо», из «Арарата», все с разными почерками, с разными манерами в одной команде – это был футбол!
Что такое российский футбол сейчас? Московский футбол. Одна школа! Из всех вышеперечисленных осталась только одна школа – московская. Какой это процент того футбола, который был в Советском Союзе? Отсечен украинский футбол, отсечен грузинский, армянский, все вышеперечисленные. Что осталось? Одна Москва. Вот московские команды друг с другом и дерутся. У нас еще не создана достаточная финансовая основа, нет прозрачности, нет финансовой чистоты в клубах. Нет законодательства. Очень много криминала. Когда все это очистится, когда все это станет прозрачным, тогда постепенно начнет развиваться футбол.
Но вообще это история долгая – футбол непредсказуем. Вдруг вырастет футбольное поколение, которое достигнет результатов, – и пойдут мальчишки в футбольные школы. Увеличится количество денег (деньги уже сейчас неплохие платят) в наших ведущих клубах – уже мальчикам есть смысл идти в футбол. А ведь чтобы родители отдавали детей в футбол, нужно, чтобы футбол был популярен. И чтобы там деньги платили, иначе не отдадут. Постепенно, я думаю, начнет… Это замкнутый круг: не идут дети – плохой взрослый футбол, плохой взрослый футбол – не идут дети. Во многом это связано с деньгами, но, конечно, достигнуть былого уровня советского футбола очень сложно по объективным причинам, которые я уже назвал.
Но есть же Голландия – снова вспомним эту крошечную страну, которая кормит всю Европу своими сельхозпродуктами, молоком, молочными продуктами, при этом на каждом кусочке земли, которая отвоевана у моря, у них футбольное поле. В Голландии народу меньше, чем в Москве, а классных игроков больше, чем во всей России. Сравнить даже нельзя уровень футбола! Значит, и у нас можно.
Я думаю, что от руководителя футбола мало что зависит, – здесь многое зависит от общего состояния страны. Пока страна не станет более благополучной и сытой… Бразилия далеко не сытая страна, но это другой пример, потому что в Бразилии футбол – это национальная религия. Там это другое, сравнивать не нужно. Атак все-таки в основном в футбол хорошо играют в достаточно развитых странах.
Еще одно исключение кроме Бразилии – это Аргентина… но это тоже Южная Америка. А вообще неплохо играет вся Европа. Так как в Европе живут неплохо, то и играют неплохо.
Что зависит от футбольных руководителей: не делать откровенных глупостей – ну, скажем, не наступать на одни и те же грабли в плане совмещения постов тренера клубной команды и тренера сборной. Это уж точно зависит от футбольного руководства. Потому что даже на том уровне, на котором у нас сейчас играют в футбол, мы могли бы добиваться и большего, но здесь уже идут ошибки другого плана, которые тоже, наверное, не с глупостью связаны, а с чем-то еще. Дураков-то вообще мало, как известно. И я никого в глупости не имею права и не буду обвинять. Здесь не глупость – здесь я не знаю что. А в какой мере это зависит от руководства футболом и способствует расцвету этой игры в стране? Да в минимальной! Это такая штука, которая от характера и личности начальника мало зависит.
Яков Уринсон
Кандидат в мастера спорта по футболу,
доктор экономических наук,
заместитель председателя РАО «ЕЭС России»,
болельщик
Все у нас получится!
Я как-то особо не задумывался, в чем секрет популярности футбола, но, наверное, у моего поколения, поколения конца семидесятых, и тех, кто родился в восьмидесятые годы, футбол был популярен потому, что реальных развлечений, кроме футбола и кино, и не было. Кино ты смотришь издали, а футбол – тут ты сам как-то участвуешь. Это первое. А второе, футбол даже в советское время, со всеми тогдашними подковерными играми, в некотором роде был моделью жизни, которая не искажалась внешними факторами. И это, конечно, сильно повышало его, так сказать, общественную притягательность.
Намой взгляд, сегодня притягательность футбола существенно снижается, поскольку появляется масса других отдушин для любого человека – и в общественной жизни, и в спортивной, и в производственной, и в какой угодно. Раньше у нашего человека была стабильная, монотонная жизнь, он знал, что на свою зарплату в лучшем случае может раз в году съездить в Сочи (мечтать поехать на Багамы, купить автомобиль или тем более прорваться в партийное или государственное начальство – да вы что!). Такая жизнь, такой способ существования резко ограничивал круг интересов любого человека, и все мечты кончались зачастую бутылкой или тихим разговором на кухне. Сегодня сфера участия человека во всех сторонах жизни, его возможности резко расширились: ты можешь ехать не только в Малаховку, в Сочи, но и куда угодно, ты можешь в любое время заработать – то ли на продаже водки, то ли на гениальном изобретении, ты можешь прорваться на любую ступень иерархической лестницы. И все это, конечно, резко снижает притягательность футбола. Неслучаен его спад в крупных городах (в мелких, наоборот, всю досуговую деятельность человека составляют футбол или хоккей). Для мальчишки, который живет в Москве, есть масса возможностей продвигаться на других фронтах, а такие возможности у него открываются сразу же и мгновенно; конечно, в этом смысле снижается притягательность футбола как вида занятий и досуга.
Футбол для меня то же самое, что для многих молодых людей моего поколения. Футбол был единственной мощной отдушиной и способом некоторого самоутверждения, начиная от уровня своего двора, кончая уровнем школы или института, кругом каких-то друзей и знакомых. Я футболом увлекался, буквально жил им благодаря тому, что мой отец очень любил футбол. Мой дед «имел честь» отсидеть в одной камере со Старостиным, поэтому все, начиная с деда, болели за «Спартак». Естественно, я сам мальчишкой ходил на футбол на «Динамо» – с отцом, дед-то умер рано – и у Николая Петровича на коленках сидел… У меня есть его книжка, им подписанная. Так что естественно, что я рано увлекся футболом… с одной стороны, может быть, субъективно («Спартак», Старостин), а с другой – объективно: во дворе гоняли в футбол и днем, и ночью. И хотя я был мальчиком из очень интеллигентной еврейской обеспеченной культурной семьи, гонял в футбол, ругался матом, дрался, как все… Поэтому так получилось, что тот круг, где я общался, сильно расширился. Скажем, я жил на Кировской улице (она называлась тогда – впрочем, и сейчас – Мясницкая) и почти полжизни играл там в футбол с Игорем Чис-ленко. Игорь был старше меня, он с 1941 года, я с 1944-го. Он меня привел в секцию к Николаю Тимофеевичу Дементьеву, который на «Красном Знамени» тогда тренировал. У нас двор очень мощный был: через проходной двор на Сретенке жил Игорь Нетто, напротив, дом 24, – там жили Борис Оленков, Татушин. Все эти ребята жили футболом, все им интересовались, как сейчас молодежь интересуется Интернетом. Для нас эти старшие были кумирами, а у нас это подстегивалось еще и тем, что все эти кумиры «живьем» были с нами. Причем напротив нас был «Арарат» (он и сейчас там, в переулке), и после игр все кумиры приезжали сюда, в дом 24. Там такой садик был… Распивали «Дары Арарата», играли в футбол через скамейки вместе с нами. Единственный, кто никогда не участвовал в этих играх, – Николай Сергеевич Сальников, но все остальные великие с нами бегали с удовольствием. Я играл в ФШМ у Николая Тимофеевича Дементьева. Позже нас собрали в команду под маркой «Торпедо» (Москва). Наша юношеская сборная впервые поехала на турнир в Италию. Отбирали футболистов, когда на «Красном Знамени» была какая-то игра, и в этой игре я сильно покалечился – до сих пор чуть прихрамываю. После этого я лежал в больнице в Сокольниках, там мне ногу чуть не ампутировали: когда меня привезли, колено было полностью разбито. Это зимой было, мы играли на снегу. К мячу, к месту, куда мяч опускался, бежали двое. Я бил по мячу, а парень, который в этот момент тоже бил (он был очень крепкий), попал мне в коленку. Были сильно нарушены капилляры, которые с трущихся поверхностей жидкость впитывают, нога начала сохнуть – «все, давайте ногу отрезать!» Но моя мать, тоже врач, не дала этого сделать, привезла меня в другую больницу – слава Богу, там эти сосуды сшили. Я там долго лежал. Сейчас хожу нормально, даже бегаю иногда в футбол.
После того случая мне Николай Тимофеевич сказал: «Все, парень, ты у нас не тянешь!» и порекомендовал меня к Квасникову в «Динамо» – он тогда тренировал вторую команду «Динамо» (это была юношеская команда). Было мне тогда тринадцать лет – 1957 год. Там, на «Динамо», я играл еще какое-то время. Выяснилось, что Николай Тимофеевич и Квасников дружили с деканом одного из факультетов института (а у меня десятый класс, учился я тогда плохо, потому что в футбол гонял, как профессионал) – вот они меня и порекомендовали в Московский государственный экономический институт на факультет материально-технического снабжения. Когда там открылся факультет математики и кибернетики, я перевелся туда. Там были толковые ребята, с которыми мы, кстати, и в футбол в институтской команде играли, а вскоре стали чемпионами Москвы. Зимой у нас играло много очень толковых наших студентов, из киевского «Динамо», из «Локомотива» многие играли.
Я играл все время вплоть до аспирантуры, хотя травма ноги, конечно, иногда мешала. Потом все время я играл в «Торпедо». У нас учился Валера Фадеев, Михаил Ржевцев, хоккеист, Андрианов, хоккеист, так что у нас команда толковая была. Все пять лет учебы и в аспирантуре играл! После института я работал и всегда играл. Там Шаталин у нас даже играл в команде. Там рубка была не на жизнь, а на смерть. Когда я работал у Головачева в Госплане, наша команда играла на первенство госучреждений Москвы.
Потом, в 1992 году, когда я попал в Правительство России вместе с Егором, у нас была правительственная команда, которую возглавлял Гайдар, он был капитаном команды. Старшим тренером был Борис Николаевич Ельцин. А реально все это организовывал Геннадий Бурбулис – как выяснилось, он в Свердловске был профессиональным футболистом, когда-то в «ЦС Динамо» играл (он до сих пор, кстати, на профессиональном уровне играет). Вот мы и играли. Борис Николаевич за нас приходил болеть всегда. Две-три игры были самые главные – с командой правительства Москвы, которую всегда возглавлял Юрий Михайлович Лужков. Настоящие рубки были на стадионе в «Лужниках», на основном поле. В первой игре у нас там были сплошные травмы. Коля Федоров, который сейчас Чувашию возглавляет, играл у нас и в первой же игре сломал ногу. Его увезли в больницу, он полгода лечился, бедняга. Во второй раз, это был матч в сентябре, Павел Грачев на высоте навесной мяч взял головой, гол забил и лбом «врубился» в штангу – Борис Николаевич аж с трибуны прибежал проверить, не погиб ли министр обороны. Вот такие игры были вплоть до 1998 года. Потом как-то все остановилось. Сейчас, я знаю, команда опять существует, процветает, во главе команды Андрей Шаронов, первый заместитель министра экономики.
Ну конечно, все перечисленные Вами факторы влияют на футбол. Но я считаю, что главное и решающее – это мастерство. А с точки зрения привлекательности игры… это практически невозможно – при всей работе с судьями, при всем финансировании, при всем влиянии, как раньше это было, членов Политбюро на результат. Можно повлиять на результат одной игры, но повлиять на уровень команды, даже при всех возможностях в советское время того же Щербицкого, при всех возможностях сегодняшнего финансирования (белого и черного) невозможно. И это одно из главных, что играет роль в притягательности футбола.
Если говорят, что шахматы – это сочетание науки, спорта и искусства, то футбол сегодня мы представляем тоже как сочетание достаточно серьезной науки, серьезного спорта (не физкультуры, конечно) и искусства. А поскольку к науке и к спорту присоединяется искусство – отсюда непредсказуемость футбола, самое главное в этой игре.
Насчет роли футбола в формировании националистических и прочих настроений. Это как в любом общественном явлении – все зависит от инструмента. Это, знаете, как математическое образование: можно перемалывать пшеницу – и сделать хлеб, а можно перемалывать плевелы – и произвести отходы. То же самое и футбол. Я не вижу, чтобы футбол сам по себе мог способствовать либо националистическим, либо, наоборот, этим велико-патриотическим настроениям. Скажу по своему опыту и по опыту моих друзей. Валера Уринсон, тоже футболист, мой дальний родственник, кстати… так вот я ни разу в футбольной среде не видел проявления серьезного антисемитизма. Бытовой антисемитизм – он есть во всех областях, сферах деятельности. Но в футболе, если ты умеешь играть, ты играешь в футбол, и, в общем-то, к тебе относятся, как к «другу, товарищу и брату». Не умеешь – не умеешь. Независимо от твоей национальности. Это же касается и шовинизма, и патриотизма, и национализма, и фашизма. Можно, конечно, сорганизовать болельщиков, и футбол может быть средством такой организации, но для этого нужны очень изощренные методы, очень изощренные, в лоб не проходит. Это наш советский опыт хорошо показывает.
Если говорить о том, способствует ли футбол формированию мировоззрения человека, то, в общем, я склонен думать, что да. Неслучайно большинство футболистов, которых лично я хорошо знаю, которые достигли чего-то в футболе, в состоянии достигнуть высокого результата и в любой другой области жизни. Эти люди явно формируются футболом, и я даже не знаю исключений. Начиная с великих людей, с кумиров, с Симоняна, который до сих пор сохранил удивительный для своих лет интеллект, понимание, интеллигентность, кончая людьми, которые в отличие от Симоняна никогда не блистали особой образованностью, например покойный Игорь Численко.
Пушкин говорил: «Гений и злодейство несовместны». Так вот хороший футбол и злодейство тоже несовместимы, мой личный жизненный опыт об этом говорит: дружил с Численко, удалось дружить и с Никитой Павловичем Симоняном, знаю некоторых других выдающихся футболистов. До сих пор очень дружу с Толей Бышов-цом. К нему можно по-разному относиться, но он прекрасный человек. Все они разные, но в моем представлении – еще раз: «Футбол и злодейство несовместим».
Можно говорить о социальном типе футболиста, безусловно. Как ученые говорят, социальный тип формируется в обществе. Социальный тип футболиста, допустим, СССР в семидесятых – восьмидесятых годах и социальный тип футболиста сегодня – конечно, они абсолютно различны.
О коммерциализации. Вот здесь интересная вещь, по-моему, происходит. На мой взгляд, наш российский футбол, с одной стороны, пребывает в таком романтическом состоянии, когда футбол – это что-то великое, что-то такое приподнятое, гордое… называйте как угодно. (Романтика, на мой взгляд, всегда была характерна для российского футбола, еще со времен Льва Кассиля, Кандидова, великих футболистов Федотова, Бутусова, футболистов поколения пятидесятых годов, когда за поражение их отлучали от футбола; поколения семидесятых-восьмиде-сятых, живших в той удушающей атмосфере.) С другой стороны, футбол, как и любой другой вид общественной деятельности, сильно коммерциализируется, и сегодня пока еще не найдено некоторого оптимального баланса, сочетания между той романтикой и нынешним прагматизмом.
Мне все же кажется, что это романтическое отношение к футболу сохранилось даже у сегодняшних ребят, которые, казалось бы, играют не зачесть клуба или Родины, а за большие деньги. Но желание заработать (вполне справедливое, нормальное) и романтизм еще не слились, с тем чтобы создать какое-нибудь естественное сочетание. И это, я думаю, одна из крупных бед наших. Я считаю полной глупостью, когда говорят, что у нас нет хороших футболистов. Говорят: в Европе есть, у нас нет, причем это доказывают все, не только Мостовой, Онопко или Аленичев. Все время забываем про других прекрасных футболистов – и наших, и украинских. Шалимов, например, и другие футболисты, которые прекрасно там играли. Не говоря уже о Шевченко.
Я не считаю, что футбол для России означает что-то такое особое, отличное, допустим, от промышленности, или телевидения, или художественной литературы, или искусства. Это такое же общественное явление – не хуже и не лучше, чем все другие. Поскольку огромное количество людей считает (так всегда было), что они прекрасно все разбираются в медицине, то уж в футболе – тем более. Конечно, это футболу вредит.
Некоторые предлагают из футбола сделать даже национальную идею, что в моем представлении абсолютная глупость. Другие считают, что футболисты – идиоты и дебилы. А футбол – это серьезное общественное явление, как, не знаю, киноискусство, как авиационная промышленность, как что-либо еще. Так к нему и надо относиться. Заканчивая эту мысль, я бы сказал так: проблемы, которые существуют сегодня в нашем футболе, не в футболистах и не в их мастерстве. На мой взгляд, футбольные руководители, меценаты (без иронии говорю, что считаю их действительно квалифицированными спортивными менеджерами, в частности и Колоскова, – но он менеджер вчерашнего дня) – так вот футбольные руководители и меценаты не создали систему футбольного хозяйства.
К сожалению, теряется качество тренерского цеха – сегодня это все понимают, и меньше всего стоит винить футболиста, который умеет или любит хорошо играть. А то, что из футбола кто-то пытается сделать то национальную идею, то, наоборот, чуть ли не фашисты какие-то побоища собираются устраивать вокруг стадионов, – это патология. Вот это все пережитки того, что никак не установится нормальное понимание того явления, которое называется футбол. Это действительно явление, это вид бизнеса, это спорт, это искусство, это философия. И это наша жизнь.
Это некая цивилизация, как и всякая другая. Как у шахматистов, как у математиков, здесь свои поговорки, свои выражения, свои обращения – свой язык. Футбол – это тоже некоторая цивилизация, которая живет по своим законам. Футболисты разных стран найдут между собой общий язык… также известно, что футболист и нефутболист никогда друг друга не поймут. Некоторые политики пытаются говорить насчет футбола полную галиматью. Хорошо помню всю эту эпопею с нашей сборной, которая началась с Бышовца… потом пришел Романцев… на переходном этапе всем этим активно занимался Черномырдин, другие ответственные люди и болельщики футбола – это одно, но когда этим пытаются заниматься люди, которые хотят сделать на этом свой политический бизнес, получается чистый анекдот. Поэтому футбол – это жизнь.
Что ждет наш футбол? Ну Вы знаете, это то же самое, когда спрашивают, что ждет Россию. Россия – это огромная часть суши с огромными, гигантскими природными ресурсами. И будет все прекрасно, чтобы там ни было! Для меня это все не требует доказательств. То же самое и футбол: он велик, многолик, им занималось и будет заниматься огромное число людей; с появлением более высокого уровня жизни населения, естественно, будут меняться формы занятий футболом; есть и альтернативы – другие прекрасные виды спорта. Но футбол, очевидно, имеет что-то такое особенное, что позволяет ему развиваться без материальной базы. Сегодня во всех видах спорта уже достигнуто какое-то (первичное, как я считаю) равновесие: баскетбол российский прекрасно развивается, легкая атлетика, шахматы… они нашли оптимальное сочетание спорта и бизнеса. В футболе и, к сожалению, в хоккее, который еще хуже, чем футбол сегодня, это еще только предстоит выработать.
Намой взгляд, сегодня притягательность футбола существенно снижается, поскольку появляется масса других отдушин для любого человека – и в общественной жизни, и в спортивной, и в производственной, и в какой угодно. Раньше у нашего человека была стабильная, монотонная жизнь, он знал, что на свою зарплату в лучшем случае может раз в году съездить в Сочи (мечтать поехать на Багамы, купить автомобиль или тем более прорваться в партийное или государственное начальство – да вы что!). Такая жизнь, такой способ существования резко ограничивал круг интересов любого человека, и все мечты кончались зачастую бутылкой или тихим разговором на кухне. Сегодня сфера участия человека во всех сторонах жизни, его возможности резко расширились: ты можешь ехать не только в Малаховку, в Сочи, но и куда угодно, ты можешь в любое время заработать – то ли на продаже водки, то ли на гениальном изобретении, ты можешь прорваться на любую ступень иерархической лестницы. И все это, конечно, резко снижает притягательность футбола. Неслучаен его спад в крупных городах (в мелких, наоборот, всю досуговую деятельность человека составляют футбол или хоккей). Для мальчишки, который живет в Москве, есть масса возможностей продвигаться на других фронтах, а такие возможности у него открываются сразу же и мгновенно; конечно, в этом смысле снижается притягательность футбола как вида занятий и досуга.
Футбол для меня то же самое, что для многих молодых людей моего поколения. Футбол был единственной мощной отдушиной и способом некоторого самоутверждения, начиная от уровня своего двора, кончая уровнем школы или института, кругом каких-то друзей и знакомых. Я футболом увлекался, буквально жил им благодаря тому, что мой отец очень любил футбол. Мой дед «имел честь» отсидеть в одной камере со Старостиным, поэтому все, начиная с деда, болели за «Спартак». Естественно, я сам мальчишкой ходил на футбол на «Динамо» – с отцом, дед-то умер рано – и у Николая Петровича на коленках сидел… У меня есть его книжка, им подписанная. Так что естественно, что я рано увлекся футболом… с одной стороны, может быть, субъективно («Спартак», Старостин), а с другой – объективно: во дворе гоняли в футбол и днем, и ночью. И хотя я был мальчиком из очень интеллигентной еврейской обеспеченной культурной семьи, гонял в футбол, ругался матом, дрался, как все… Поэтому так получилось, что тот круг, где я общался, сильно расширился. Скажем, я жил на Кировской улице (она называлась тогда – впрочем, и сейчас – Мясницкая) и почти полжизни играл там в футбол с Игорем Чис-ленко. Игорь был старше меня, он с 1941 года, я с 1944-го. Он меня привел в секцию к Николаю Тимофеевичу Дементьеву, который на «Красном Знамени» тогда тренировал. У нас двор очень мощный был: через проходной двор на Сретенке жил Игорь Нетто, напротив, дом 24, – там жили Борис Оленков, Татушин. Все эти ребята жили футболом, все им интересовались, как сейчас молодежь интересуется Интернетом. Для нас эти старшие были кумирами, а у нас это подстегивалось еще и тем, что все эти кумиры «живьем» были с нами. Причем напротив нас был «Арарат» (он и сейчас там, в переулке), и после игр все кумиры приезжали сюда, в дом 24. Там такой садик был… Распивали «Дары Арарата», играли в футбол через скамейки вместе с нами. Единственный, кто никогда не участвовал в этих играх, – Николай Сергеевич Сальников, но все остальные великие с нами бегали с удовольствием. Я играл в ФШМ у Николая Тимофеевича Дементьева. Позже нас собрали в команду под маркой «Торпедо» (Москва). Наша юношеская сборная впервые поехала на турнир в Италию. Отбирали футболистов, когда на «Красном Знамени» была какая-то игра, и в этой игре я сильно покалечился – до сих пор чуть прихрамываю. После этого я лежал в больнице в Сокольниках, там мне ногу чуть не ампутировали: когда меня привезли, колено было полностью разбито. Это зимой было, мы играли на снегу. К мячу, к месту, куда мяч опускался, бежали двое. Я бил по мячу, а парень, который в этот момент тоже бил (он был очень крепкий), попал мне в коленку. Были сильно нарушены капилляры, которые с трущихся поверхностей жидкость впитывают, нога начала сохнуть – «все, давайте ногу отрезать!» Но моя мать, тоже врач, не дала этого сделать, привезла меня в другую больницу – слава Богу, там эти сосуды сшили. Я там долго лежал. Сейчас хожу нормально, даже бегаю иногда в футбол.
После того случая мне Николай Тимофеевич сказал: «Все, парень, ты у нас не тянешь!» и порекомендовал меня к Квасникову в «Динамо» – он тогда тренировал вторую команду «Динамо» (это была юношеская команда). Было мне тогда тринадцать лет – 1957 год. Там, на «Динамо», я играл еще какое-то время. Выяснилось, что Николай Тимофеевич и Квасников дружили с деканом одного из факультетов института (а у меня десятый класс, учился я тогда плохо, потому что в футбол гонял, как профессионал) – вот они меня и порекомендовали в Московский государственный экономический институт на факультет материально-технического снабжения. Когда там открылся факультет математики и кибернетики, я перевелся туда. Там были толковые ребята, с которыми мы, кстати, и в футбол в институтской команде играли, а вскоре стали чемпионами Москвы. Зимой у нас играло много очень толковых наших студентов, из киевского «Динамо», из «Локомотива» многие играли.
Я играл все время вплоть до аспирантуры, хотя травма ноги, конечно, иногда мешала. Потом все время я играл в «Торпедо». У нас учился Валера Фадеев, Михаил Ржевцев, хоккеист, Андрианов, хоккеист, так что у нас команда толковая была. Все пять лет учебы и в аспирантуре играл! После института я работал и всегда играл. Там Шаталин у нас даже играл в команде. Там рубка была не на жизнь, а на смерть. Когда я работал у Головачева в Госплане, наша команда играла на первенство госучреждений Москвы.
Потом, в 1992 году, когда я попал в Правительство России вместе с Егором, у нас была правительственная команда, которую возглавлял Гайдар, он был капитаном команды. Старшим тренером был Борис Николаевич Ельцин. А реально все это организовывал Геннадий Бурбулис – как выяснилось, он в Свердловске был профессиональным футболистом, когда-то в «ЦС Динамо» играл (он до сих пор, кстати, на профессиональном уровне играет). Вот мы и играли. Борис Николаевич за нас приходил болеть всегда. Две-три игры были самые главные – с командой правительства Москвы, которую всегда возглавлял Юрий Михайлович Лужков. Настоящие рубки были на стадионе в «Лужниках», на основном поле. В первой игре у нас там были сплошные травмы. Коля Федоров, который сейчас Чувашию возглавляет, играл у нас и в первой же игре сломал ногу. Его увезли в больницу, он полгода лечился, бедняга. Во второй раз, это был матч в сентябре, Павел Грачев на высоте навесной мяч взял головой, гол забил и лбом «врубился» в штангу – Борис Николаевич аж с трибуны прибежал проверить, не погиб ли министр обороны. Вот такие игры были вплоть до 1998 года. Потом как-то все остановилось. Сейчас, я знаю, команда опять существует, процветает, во главе команды Андрей Шаронов, первый заместитель министра экономики.
Ну конечно, все перечисленные Вами факторы влияют на футбол. Но я считаю, что главное и решающее – это мастерство. А с точки зрения привлекательности игры… это практически невозможно – при всей работе с судьями, при всем финансировании, при всем влиянии, как раньше это было, членов Политбюро на результат. Можно повлиять на результат одной игры, но повлиять на уровень команды, даже при всех возможностях в советское время того же Щербицкого, при всех возможностях сегодняшнего финансирования (белого и черного) невозможно. И это одно из главных, что играет роль в притягательности футбола.
Если говорят, что шахматы – это сочетание науки, спорта и искусства, то футбол сегодня мы представляем тоже как сочетание достаточно серьезной науки, серьезного спорта (не физкультуры, конечно) и искусства. А поскольку к науке и к спорту присоединяется искусство – отсюда непредсказуемость футбола, самое главное в этой игре.
Насчет роли футбола в формировании националистических и прочих настроений. Это как в любом общественном явлении – все зависит от инструмента. Это, знаете, как математическое образование: можно перемалывать пшеницу – и сделать хлеб, а можно перемалывать плевелы – и произвести отходы. То же самое и футбол. Я не вижу, чтобы футбол сам по себе мог способствовать либо националистическим, либо, наоборот, этим велико-патриотическим настроениям. Скажу по своему опыту и по опыту моих друзей. Валера Уринсон, тоже футболист, мой дальний родственник, кстати… так вот я ни разу в футбольной среде не видел проявления серьезного антисемитизма. Бытовой антисемитизм – он есть во всех областях, сферах деятельности. Но в футболе, если ты умеешь играть, ты играешь в футбол, и, в общем-то, к тебе относятся, как к «другу, товарищу и брату». Не умеешь – не умеешь. Независимо от твоей национальности. Это же касается и шовинизма, и патриотизма, и национализма, и фашизма. Можно, конечно, сорганизовать болельщиков, и футбол может быть средством такой организации, но для этого нужны очень изощренные методы, очень изощренные, в лоб не проходит. Это наш советский опыт хорошо показывает.
Если говорить о том, способствует ли футбол формированию мировоззрения человека, то, в общем, я склонен думать, что да. Неслучайно большинство футболистов, которых лично я хорошо знаю, которые достигли чего-то в футболе, в состоянии достигнуть высокого результата и в любой другой области жизни. Эти люди явно формируются футболом, и я даже не знаю исключений. Начиная с великих людей, с кумиров, с Симоняна, который до сих пор сохранил удивительный для своих лет интеллект, понимание, интеллигентность, кончая людьми, которые в отличие от Симоняна никогда не блистали особой образованностью, например покойный Игорь Численко.
Пушкин говорил: «Гений и злодейство несовместны». Так вот хороший футбол и злодейство тоже несовместимы, мой личный жизненный опыт об этом говорит: дружил с Численко, удалось дружить и с Никитой Павловичем Симоняном, знаю некоторых других выдающихся футболистов. До сих пор очень дружу с Толей Бышов-цом. К нему можно по-разному относиться, но он прекрасный человек. Все они разные, но в моем представлении – еще раз: «Футбол и злодейство несовместим».
Можно говорить о социальном типе футболиста, безусловно. Как ученые говорят, социальный тип формируется в обществе. Социальный тип футболиста, допустим, СССР в семидесятых – восьмидесятых годах и социальный тип футболиста сегодня – конечно, они абсолютно различны.
О коммерциализации. Вот здесь интересная вещь, по-моему, происходит. На мой взгляд, наш российский футбол, с одной стороны, пребывает в таком романтическом состоянии, когда футбол – это что-то великое, что-то такое приподнятое, гордое… называйте как угодно. (Романтика, на мой взгляд, всегда была характерна для российского футбола, еще со времен Льва Кассиля, Кандидова, великих футболистов Федотова, Бутусова, футболистов поколения пятидесятых годов, когда за поражение их отлучали от футбола; поколения семидесятых-восьмиде-сятых, живших в той удушающей атмосфере.) С другой стороны, футбол, как и любой другой вид общественной деятельности, сильно коммерциализируется, и сегодня пока еще не найдено некоторого оптимального баланса, сочетания между той романтикой и нынешним прагматизмом.
Мне все же кажется, что это романтическое отношение к футболу сохранилось даже у сегодняшних ребят, которые, казалось бы, играют не зачесть клуба или Родины, а за большие деньги. Но желание заработать (вполне справедливое, нормальное) и романтизм еще не слились, с тем чтобы создать какое-нибудь естественное сочетание. И это, я думаю, одна из крупных бед наших. Я считаю полной глупостью, когда говорят, что у нас нет хороших футболистов. Говорят: в Европе есть, у нас нет, причем это доказывают все, не только Мостовой, Онопко или Аленичев. Все время забываем про других прекрасных футболистов – и наших, и украинских. Шалимов, например, и другие футболисты, которые прекрасно там играли. Не говоря уже о Шевченко.
Я не считаю, что футбол для России означает что-то такое особое, отличное, допустим, от промышленности, или телевидения, или художественной литературы, или искусства. Это такое же общественное явление – не хуже и не лучше, чем все другие. Поскольку огромное количество людей считает (так всегда было), что они прекрасно все разбираются в медицине, то уж в футболе – тем более. Конечно, это футболу вредит.
Некоторые предлагают из футбола сделать даже национальную идею, что в моем представлении абсолютная глупость. Другие считают, что футболисты – идиоты и дебилы. А футбол – это серьезное общественное явление, как, не знаю, киноискусство, как авиационная промышленность, как что-либо еще. Так к нему и надо относиться. Заканчивая эту мысль, я бы сказал так: проблемы, которые существуют сегодня в нашем футболе, не в футболистах и не в их мастерстве. На мой взгляд, футбольные руководители, меценаты (без иронии говорю, что считаю их действительно квалифицированными спортивными менеджерами, в частности и Колоскова, – но он менеджер вчерашнего дня) – так вот футбольные руководители и меценаты не создали систему футбольного хозяйства.
К сожалению, теряется качество тренерского цеха – сегодня это все понимают, и меньше всего стоит винить футболиста, который умеет или любит хорошо играть. А то, что из футбола кто-то пытается сделать то национальную идею, то, наоборот, чуть ли не фашисты какие-то побоища собираются устраивать вокруг стадионов, – это патология. Вот это все пережитки того, что никак не установится нормальное понимание того явления, которое называется футбол. Это действительно явление, это вид бизнеса, это спорт, это искусство, это философия. И это наша жизнь.
Это некая цивилизация, как и всякая другая. Как у шахматистов, как у математиков, здесь свои поговорки, свои выражения, свои обращения – свой язык. Футбол – это тоже некоторая цивилизация, которая живет по своим законам. Футболисты разных стран найдут между собой общий язык… также известно, что футболист и нефутболист никогда друг друга не поймут. Некоторые политики пытаются говорить насчет футбола полную галиматью. Хорошо помню всю эту эпопею с нашей сборной, которая началась с Бышовца… потом пришел Романцев… на переходном этапе всем этим активно занимался Черномырдин, другие ответственные люди и болельщики футбола – это одно, но когда этим пытаются заниматься люди, которые хотят сделать на этом свой политический бизнес, получается чистый анекдот. Поэтому футбол – это жизнь.
Что ждет наш футбол? Ну Вы знаете, это то же самое, когда спрашивают, что ждет Россию. Россия – это огромная часть суши с огромными, гигантскими природными ресурсами. И будет все прекрасно, чтобы там ни было! Для меня это все не требует доказательств. То же самое и футбол: он велик, многолик, им занималось и будет заниматься огромное число людей; с появлением более высокого уровня жизни населения, естественно, будут меняться формы занятий футболом; есть и альтернативы – другие прекрасные виды спорта. Но футбол, очевидно, имеет что-то такое особенное, что позволяет ему развиваться без материальной базы. Сегодня во всех видах спорта уже достигнуто какое-то (первичное, как я считаю) равновесие: баскетбол российский прекрасно развивается, легкая атлетика, шахматы… они нашли оптимальное сочетание спорта и бизнеса. В футболе и, к сожалению, в хоккее, который еще хуже, чем футбол сегодня, это еще только предстоит выработать.
Зураб Соткилава
Солист Большого театра,
народный артист СССР,
профессор Московской консерватории,
бывший игрок «Динамо» (Тбилиси),
болельщик
Лучшего зрелища не существует
Вы знаете, я не стесняюсь об этом говорить: самая лучшая игра, которую придумало человечество, – это футбол. Это очень умная игра, интеллектуальная, и когда играют умные, высокотехничные футболисты, когда они это все показывают, то лучшего зрелища не существует. Это своего рода театр. Все секреты, которые имеют футболисты, которые они дают разгадывать своему сопернику, нам со стороны видны лучше, мы все замечаем, и когда у них получается, мы просто в восторге от их задумок, от их комбинаций, а уж когда кураж… Поэтому я считаю, что это лучшее зрелище. Я думаю, что футбол – это народная игра. Как только мы встаем на ноги – мальчики и даже девочки – мы начинаем колотить мяч, бить по нему ногами. Постепенно мы осваиваем азы футбола и получаем огромное удовольствие от всего этого. Поэтому мне кажется, что как будто нет секретов… на самом деле в футболе очень много загадок, которые надо разгадывать соперникам. И в этом прелесть этой игры.
Ну в каком еще виде спорта такое может быть? В хоккее слишком быстро как-то: их там мало и площадка маленькая, и хотя там тоже бывают прекрасные комбинации, передачи, голы… там даже есть такое, чего нет в футболе. Там очки засчитываются и тому, кто выдает последний пас. В футболе это тоже должно быть. Я смотрел «Милан»: явно стоит Шевченко, который может забить, если ему дать мяч, а партнер не дает и сам бьет по воротам. Если бы было, как в хоккее, он бы, по-моему, отдал, и ему бы эта голевая подача засчиталась.
Теперь то, что касается других игр. Все игры интересные, но для меня – это мое субъективное мнение – лучшей игры не существует.
Футбол для меня лично… Я вырос в городе, где было очень много полянок, в городе Сухуми. На этих полянах я, сколько себя помню, играл в футбол от восхода солнца до заката. Потом мы купались в море, плавали, как-то физически развивались. На этих площадках в Сухуми выросли потрясающие футболисты – такие, как Голбе-ридзе, как Никита Симонян, Борис Хаса, Моргани. Эти сухумские ребята потом стали мировыми футболистами. Вообще в Абхазии было довольно много хороших футболистов. Там и Владимир Баркая, и Георгий Сати-нава, и Демитриади, и братья Громотикополо. В общем, так много, что я боюсь даже пропустить, не назвать кого-то. И это пошло с полянок, где не было тренера, а вот играли сами. А тренеры потом приходили и говорили: «Вот ты пойдешь за сборную города, ты пойдешь за сборную республики». Так попадали в какие-то команды.
Меня с полянки взял тренер Чита, очень известный в Сухуми. Он взял меня в спортшколу, в первую команду спортшколы, я был совсем маленький.
После спортшколы я тут же пятнадцатилетним попал играть за сухумское «Динамо». Оттуда в шестнадцать лет меня забрали в тбилисское «Динамо». Так что я футболу благодарен за то, что он дал мне такое огромное удовольствие, когда я был юношей и играл в эту замечательную игру. А самое большое удовольствие – что я встречался на поле с замечательными людьми-футболистами. И как-то было так, что футбол не имел национальности. Футбол имел одну красоту! Кто-то играл хороший пас, кто был твоим партнером, и это было самое великое счастье, по-моему, в этой игре. И сама игра, сам футбол, команда объединяла людей. Например, проводилось первенство кварталов города. Играл наш квартал – все его жители собирались, болели за нашу команду, и мы гордились, что к нам приходят все сюда и смотрят на нас. Мы играли за Сухуми, и весь Сухуми болел за нас. Потом было тбилисское «Динамо»…
В Грузии, как вы знаете, много национальностей, очень много, а вот тбилисское «Динамо» своей игрой объединяло республики в одну нацию. Народ превращался в единую многонациональную республику. И радость была одна, и горечь, когда проигрывали, тоже была одна для всех. Я играл мало, с 13 до 19 лет, – получается, всего лишь пять-шесть лет.
Когда я был маленький и играл в футбол, то моя мать считала, что это несерьезно. Я все время где-то на улице, и меня надо к чему-то «привязать», чтобы я больше занимался и не был целый день на улице. Нас воспитывала улица. Кстати, в то время улица была главным воспитателем и воспитывала очень неплохо, я так считаю, – не то что сейчас (мы с Вами одного возраста, поэтому Вы это очень хорошо знаете). И мои родители решили, чтобы я больше не играл в футбол, а занимался чем-то серьезным, – меня мама повела в музыкальную школу. Хотела, чтобы я занимался на фортепьяно (как раз они купили пианино «Красный Октябрь» – до сих пор помню). Мама хотела очень, чтобы я занимался. Но для того, чтобы заниматься пением, туда надо идти в пять-шесть лет, а мне уже было одиннадцать-двенадцать. Ей сказали: «Нет, давайте пусть лучше он на виолончели занимается!» Я ответил, что я этот гроб таскать не буду, – короче, я это бросил.
Ну в каком еще виде спорта такое может быть? В хоккее слишком быстро как-то: их там мало и площадка маленькая, и хотя там тоже бывают прекрасные комбинации, передачи, голы… там даже есть такое, чего нет в футболе. Там очки засчитываются и тому, кто выдает последний пас. В футболе это тоже должно быть. Я смотрел «Милан»: явно стоит Шевченко, который может забить, если ему дать мяч, а партнер не дает и сам бьет по воротам. Если бы было, как в хоккее, он бы, по-моему, отдал, и ему бы эта голевая подача засчиталась.
Теперь то, что касается других игр. Все игры интересные, но для меня – это мое субъективное мнение – лучшей игры не существует.
Футбол для меня лично… Я вырос в городе, где было очень много полянок, в городе Сухуми. На этих полянах я, сколько себя помню, играл в футбол от восхода солнца до заката. Потом мы купались в море, плавали, как-то физически развивались. На этих площадках в Сухуми выросли потрясающие футболисты – такие, как Голбе-ридзе, как Никита Симонян, Борис Хаса, Моргани. Эти сухумские ребята потом стали мировыми футболистами. Вообще в Абхазии было довольно много хороших футболистов. Там и Владимир Баркая, и Георгий Сати-нава, и Демитриади, и братья Громотикополо. В общем, так много, что я боюсь даже пропустить, не назвать кого-то. И это пошло с полянок, где не было тренера, а вот играли сами. А тренеры потом приходили и говорили: «Вот ты пойдешь за сборную города, ты пойдешь за сборную республики». Так попадали в какие-то команды.
Меня с полянки взял тренер Чита, очень известный в Сухуми. Он взял меня в спортшколу, в первую команду спортшколы, я был совсем маленький.
После спортшколы я тут же пятнадцатилетним попал играть за сухумское «Динамо». Оттуда в шестнадцать лет меня забрали в тбилисское «Динамо». Так что я футболу благодарен за то, что он дал мне такое огромное удовольствие, когда я был юношей и играл в эту замечательную игру. А самое большое удовольствие – что я встречался на поле с замечательными людьми-футболистами. И как-то было так, что футбол не имел национальности. Футбол имел одну красоту! Кто-то играл хороший пас, кто был твоим партнером, и это было самое великое счастье, по-моему, в этой игре. И сама игра, сам футбол, команда объединяла людей. Например, проводилось первенство кварталов города. Играл наш квартал – все его жители собирались, болели за нашу команду, и мы гордились, что к нам приходят все сюда и смотрят на нас. Мы играли за Сухуми, и весь Сухуми болел за нас. Потом было тбилисское «Динамо»…
В Грузии, как вы знаете, много национальностей, очень много, а вот тбилисское «Динамо» своей игрой объединяло республики в одну нацию. Народ превращался в единую многонациональную республику. И радость была одна, и горечь, когда проигрывали, тоже была одна для всех. Я играл мало, с 13 до 19 лет, – получается, всего лишь пять-шесть лет.
Когда я был маленький и играл в футбол, то моя мать считала, что это несерьезно. Я все время где-то на улице, и меня надо к чему-то «привязать», чтобы я больше занимался и не был целый день на улице. Нас воспитывала улица. Кстати, в то время улица была главным воспитателем и воспитывала очень неплохо, я так считаю, – не то что сейчас (мы с Вами одного возраста, поэтому Вы это очень хорошо знаете). И мои родители решили, чтобы я больше не играл в футбол, а занимался чем-то серьезным, – меня мама повела в музыкальную школу. Хотела, чтобы я занимался на фортепьяно (как раз они купили пианино «Красный Октябрь» – до сих пор помню). Мама хотела очень, чтобы я занимался. Но для того, чтобы заниматься пением, туда надо идти в пять-шесть лет, а мне уже было одиннадцать-двенадцать. Ей сказали: «Нет, давайте пусть лучше он на виолончели занимается!» Я ответил, что я этот гроб таскать не буду, – короче, я это бросил.