Страница:
– Демид. Как жаль… – Лека сидела, прислонившись к стене, мокрая и бледная, смотрела на него пустым безучастным взглядом. Пистолет с расколотым стволом валялся на полу. – Я убила тебя… Ты не можешь быть жив после этого…
Отчаянно болела голова. Демид посмотрел вверх – глазные яблоки его ворочались со скрипом, не умещаясь в орбитах – в стене над ним, там, где только что был прислонен его затылок, чернела дыра от пули, волосы и кровь прилипли вокруг нее. Он попытался пошевелить пальцами, но тела снова не было. Была только боль.
– Демид, прости. – Белое лицо Леки качалось и расплывалось в тумане. – Это была игра. Всего лишь игра. Я хотела… Это он… Он заставил меня… Тебе очень плохо, Демид?
– Omne animal triste… – Демид шипел как гусь, каждое слово булькало в тишине хриплым кровавым пузырем. – …triste post coitum. [31]
– Демид, ты воскрес? Ты бог?
Демид качнул головой. Он не хотел быть богом. Даже ради того, чтобы жить вечно.
– Демид, ОН идет сюда, я знаю это! Нужно уходить. Дема! Потерпи, пожалуйста! Мы успеем! Врачи спасут тебя…
– Нуклеус… – просипел Демид почти беззвучно.
– Что? Что ты говоришь? – Лека попыталась приподнять Демида за плечи и голова его безвольно откинулась назад. – Демочка, не умирай, милый мой!
Рука Демида, вцепившаяся в плечо Леки, разжалась и упала на пол.
ГЛАВА 21.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА 1.
Отчаянно болела голова. Демид посмотрел вверх – глазные яблоки его ворочались со скрипом, не умещаясь в орбитах – в стене над ним, там, где только что был прислонен его затылок, чернела дыра от пули, волосы и кровь прилипли вокруг нее. Он попытался пошевелить пальцами, но тела снова не было. Была только боль.
– Демид, прости. – Белое лицо Леки качалось и расплывалось в тумане. – Это была игра. Всего лишь игра. Я хотела… Это он… Он заставил меня… Тебе очень плохо, Демид?
– Omne animal triste… – Демид шипел как гусь, каждое слово булькало в тишине хриплым кровавым пузырем. – …triste post coitum. [31]
– Демид, ты воскрес? Ты бог?
Демид качнул головой. Он не хотел быть богом. Даже ради того, чтобы жить вечно.
– Демид, ОН идет сюда, я знаю это! Нужно уходить. Дема! Потерпи, пожалуйста! Мы успеем! Врачи спасут тебя…
– Нуклеус… – просипел Демид почти беззвучно.
– Что? Что ты говоришь? – Лека попыталась приподнять Демида за плечи и голова его безвольно откинулась назад. – Демочка, не умирай, милый мой!
Рука Демида, вцепившаяся в плечо Леки, разжалась и упала на пол.
ГЛАВА 21.
Никогда Лека не думала, что Демид такой тяжелый. Сотни раз на тренировках она перекидывала его через себя, швыряла, как пушинку. Теперь же обмякшее его тело налилось мертвой тяжестью. Лека с трудом оттащила Демида на диван и оглядела комнату. Уходить? Да, конечно, убираться немедленно! Страх ледяными пальцами сжал ее сердце. Снова сознание ее замутило от псиного запаха чужой воли. Враг был где-то рядом, он приближался, сметая все на своем пути. Лека почувствовала, что сила ее сминается в пустой бумажный ком под натиском волны серного смрада. Он приближался. Он вытекал из всех щелей, он заполнял все ее существо густым туманом цвета вывернутых потрохов.
Волк, чертов волк. Демид когда-то учил Леку, как справиться с волком. И у нее было за что бороться. Она опустилась на колени, закрыла глаза и мысленно нарисовала знак Тигра.
Свист ветра в верхушках сосен… Огромная полосатая кошка осторожно ставит лапы в снег, садится рядом – большой рыжий зверь, страж спокойствия.
Лека открыла глаза – защитный знак остался висеть в воздухе, приобретая все более определенные черты тигриной головы. Рядом с ним появилось черное пятно с двумя красными пятнами, горящими, как глаза разъяренного волка. Пятно колебалось на сквозняке, не было еще в нем настоящей силы – только ненависть, черная, как сама Тьма.
Лека провела пальцами по полу. Камень мягко лег в ее ладонь. "Враг мой, враг друзей моих, враг жизни моей, – прошептала она, впиваясь взглядом в Знак Волка, мерцающий в полумраке. – Будь ты проклят во веки веков, будь ты сметен силою Божией, будь ты пожран тигром сим, будь разбит камнем сим. Да пребудет воля Господа, гореть тебе синим пламенем в нощи, рассыпаться во прах наваждению лютому. Аминь!"
Она вытянула ладонь перед собой и дунула на камень. Он медленно заскользил вдоль пальцев, поплыл по воздуху и врезался в черную кляксу, расплескав ее на тысячи крутящихся шариков. Жуткий вой потряс комнату.
Из носа у Леки побежала тонкая алая струйка, Лека шмыгнула и провела рукой по лицу, размазав кровь.
Она получила передышку. Короткую передышку – не более того.
Лека вскочила на ноги и подбежала к сейфу. Она знала, что Демид считал самым большим своим сокровищем. Несколько серебряных пластинок, белый меч и цепочка с кольцами – Демид берег их, как зеницу ока. Лека дотронулась губами до сейфа. Она не знала, сработает ли это, но Демид всегда делал именно так. Нежный поцелуй в стеклянный прямоугольник – считывающее устройство.
Дверца беззвучно раскрылась.
Лека вытащила из сейфа футляр для виолончели – старинный, из благородной темно-коричневой кожи, с серебряной накладкой, по которой шла гравировка по-немецки. Демка любил такие штучки.
Лека щелкнула застежкой, подняла крышку. Во всю футляра длину вытянулся меч. Остальное лежало здесь же: серебряная цепь, увенчанная тремя кольцами, стопка металлических пластинок, несколько трубок с китайскими свитками. Все самое ценное на случай бегства
"Tinsnake[32] – вот настоящее имя цепи, – вспомнила Лека слова Демида. – Будь осторожна с ней – так же, как и с мечом. Меч и цепь помогут справиться с врагом, но силу черпают они у своего хозяина, и могут выпить его жизнь до конца, если схватка будет слишком долгой".
Лека достала цепочку, сунула ее в карман быстрым движением. Кинула в футляр пять пачек долларов из сейфа. Обвела комнату взглядом – что может еще понадобиться? Нуклеус… Демид говорил про какой-то Нуклеус. Что это может быть?
Демид со стоном повернулся на бок и мысли сразу же вылетели из головы Леки. Она бросилась к Демиду, подняла его руку – пульс едва прощупывался. Быстрее, быстрее… Лека схватила клейкую ленту, крепко стянула ей футляр, закинула его за спину и примотала к поясу. Ужасно неудобно, зато свободны руки. Лека приподняла Демида под мышки, и, пятясь спиной, потащила через дверь. Вниз, на улицу… Ноги Демида глухо застучали по ступенькам, тапка его свалилась и улетела в лестничный пролет. В подъезде было темно, воняло кошачьей мочой, тяжелое дыхание Леки эхом отдавалось в ее собственных ушах. Враг прятался везде – в щербинах на бетонном полу, в оконной паутине, в шорохе подвальных крыс.
С каким удовольствием она обменяла бы сейчас странную цепочку на шестизарядный револьвер! Кольт тридцать восьмого калибра – Лека верила ему, носатому железному убийце, но он подвел ее. Он убил Демида. А Демид убил его. Его челюсти оказались крепче железа. Демид раздробил ствол своими челюстями, которые оказались крепче железа. Нельзя безнаказанно стрелять в богов.
Лека выволокла Демида на снег и ледяной ветер схватил ее в цепкие объятия. Двадцать шагов до машины показались вечностью. Лека уже не понимала, что делает, но ноги ее понимали. Они шли и шли и шли и шли, они упирались в лед пятками и тащили ее задом наперед и тащили вместе с ней Демида, потому что Лека не могла отпустить его.
Лека прислонила Демида спиной к автомобилю. Голова его свесилась на грудь. Лека пыталась открыть дверь – проклятый замок замерз, ключ не вставлялся. Лека прижалась к скважине, пытаясь отогреть ее своим дыханием. Пальцы онемели, превратившись в деревяшки.
Что-то тупо заскрежетало в замке и ключ медленно повернулся. Лека осторожно, боясь сглазить, нажала на ручку – дверь открылась. И тут же белая молния полоснула по глазам. Это снова был он . Он приближался, подобно гончей, идущей по следу. Лека ощутила жажду крови в его путаных, получеловеческих мыслях.
Лека сунула руку в карман и сжала в руке Тинснейк. Боль в глазах утихла. Лека распахнула заднюю дверцу, кинула туда футляр и втащила Демида на заднее сиденье, оставив широкую кровавую полосу. "Милый потерпи еще немножко еще пожалуйста ну милый пожалуйста ". Захлопнула дверцу, плюхнулась на переднее сиденье и вставила ключ в замок зажигания. "Поедем сейчас поедем завести машинку не посадить аккумулятор больше меня ничего не волнует …"
Лека подняла глаза и увидела Его . В дальнем конце улицы возникла черная рычащая дуга – волк мчался, едва касаясь лапами снега. Глаза его горели красным огнем. Лека с визгом захлопнула дверцу. Машина завелась с полоборота – безотказная подружка Демида, она не подвела и в этот раз. Лека поставила обороты до предела, пытаясь быстрее прогреть мотор. Машина выигрывала соревнование в реве – улица испуганно вздрогнула сквозь сон. Вурдалак, не снижая скорости, врезался в капот. Удар был силен – Лека полетела вперед, едва не влепилась лбом в стекло, но успела схватиться за руль.
Монстр отскочил в сторону. Рваная рана на его плече меняла цвет – кровь впитывалась в шерсть, края смыкались неровной багровой полосой. Волк, хромая, медленно обходил машину и принюхивался. Затем вцепился зубами в бампер и потянул машину на себя. Машину неудержимо потащило вперед, раздался скрежет сминаемого металла. Лека резко ударила по тормозам. Бампер оторвался, волк не удержался на ногах, по инерции отлетел в сугроб. Лека вытянула из кармана серебряную цепь и медленно намотала ее на руку.
Оборотень поднял голову и уставился на нее.
Она знала, что нужно уезжать как можно скорее, уезжать как можно скорее, скорее. Скорее. Она тупо смотрела на врага, не в силах отвести взгляд от его рубиновых глаз. Мозг ее превратился в маленькую ледышку. Глухо звякнув, он покатился по пустому черепу, провалился в какую-то дырку и растаял на спине густой холодной кляксой.
Волк принюхался к заднему колесу и начал остервенело грызть резину.
Голубые искорки пробежали по серебряной цепочке – на мгновение Леке почудилось, что Тинснейк поднял свою голову, состоящую из колец, коснулся ее губ в легком поцелуе. Лека сделала глубокий вздох и очнулась. Рука ее врубила заднюю передачу, нога, освободившись от невидимого капкана, нажала на газ до предела. Машина взревела, колеса взрыли снег, превращая вурдалачью морду в кровавое месиво. Зверь с воем покатился по земле и алые пятна расплылись по снегу.
Лека крутанула руль и вылетела на обледенелую дорогу. Машину понесло боком, удар об столб смял заднее крыло. Лека перевела дыхание и в оглянулась. Волк скреб передними лапами по снегу, пытаясь подняться. На залитой кровью морде вурдалака проступили человеческие черты – мутные глаза глядели с мукой и ненавистью. Девушка перекрестилась, плавно выжала сцепление и поехала.
Путь ей предстоял неблизкий.
Волк, чертов волк. Демид когда-то учил Леку, как справиться с волком. И у нее было за что бороться. Она опустилась на колени, закрыла глаза и мысленно нарисовала знак Тигра.
Свист ветра в верхушках сосен… Огромная полосатая кошка осторожно ставит лапы в снег, садится рядом – большой рыжий зверь, страж спокойствия.
Лека открыла глаза – защитный знак остался висеть в воздухе, приобретая все более определенные черты тигриной головы. Рядом с ним появилось черное пятно с двумя красными пятнами, горящими, как глаза разъяренного волка. Пятно колебалось на сквозняке, не было еще в нем настоящей силы – только ненависть, черная, как сама Тьма.
Лека провела пальцами по полу. Камень мягко лег в ее ладонь. "Враг мой, враг друзей моих, враг жизни моей, – прошептала она, впиваясь взглядом в Знак Волка, мерцающий в полумраке. – Будь ты проклят во веки веков, будь ты сметен силою Божией, будь ты пожран тигром сим, будь разбит камнем сим. Да пребудет воля Господа, гореть тебе синим пламенем в нощи, рассыпаться во прах наваждению лютому. Аминь!"
Она вытянула ладонь перед собой и дунула на камень. Он медленно заскользил вдоль пальцев, поплыл по воздуху и врезался в черную кляксу, расплескав ее на тысячи крутящихся шариков. Жуткий вой потряс комнату.
Из носа у Леки побежала тонкая алая струйка, Лека шмыгнула и провела рукой по лицу, размазав кровь.
Она получила передышку. Короткую передышку – не более того.
Лека вскочила на ноги и подбежала к сейфу. Она знала, что Демид считал самым большим своим сокровищем. Несколько серебряных пластинок, белый меч и цепочка с кольцами – Демид берег их, как зеницу ока. Лека дотронулась губами до сейфа. Она не знала, сработает ли это, но Демид всегда делал именно так. Нежный поцелуй в стеклянный прямоугольник – считывающее устройство.
Дверца беззвучно раскрылась.
Лека вытащила из сейфа футляр для виолончели – старинный, из благородной темно-коричневой кожи, с серебряной накладкой, по которой шла гравировка по-немецки. Демка любил такие штучки.
Лека щелкнула застежкой, подняла крышку. Во всю футляра длину вытянулся меч. Остальное лежало здесь же: серебряная цепь, увенчанная тремя кольцами, стопка металлических пластинок, несколько трубок с китайскими свитками. Все самое ценное на случай бегства
"Tinsnake[32] – вот настоящее имя цепи, – вспомнила Лека слова Демида. – Будь осторожна с ней – так же, как и с мечом. Меч и цепь помогут справиться с врагом, но силу черпают они у своего хозяина, и могут выпить его жизнь до конца, если схватка будет слишком долгой".
Лека достала цепочку, сунула ее в карман быстрым движением. Кинула в футляр пять пачек долларов из сейфа. Обвела комнату взглядом – что может еще понадобиться? Нуклеус… Демид говорил про какой-то Нуклеус. Что это может быть?
Демид со стоном повернулся на бок и мысли сразу же вылетели из головы Леки. Она бросилась к Демиду, подняла его руку – пульс едва прощупывался. Быстрее, быстрее… Лека схватила клейкую ленту, крепко стянула ей футляр, закинула его за спину и примотала к поясу. Ужасно неудобно, зато свободны руки. Лека приподняла Демида под мышки, и, пятясь спиной, потащила через дверь. Вниз, на улицу… Ноги Демида глухо застучали по ступенькам, тапка его свалилась и улетела в лестничный пролет. В подъезде было темно, воняло кошачьей мочой, тяжелое дыхание Леки эхом отдавалось в ее собственных ушах. Враг прятался везде – в щербинах на бетонном полу, в оконной паутине, в шорохе подвальных крыс.
С каким удовольствием она обменяла бы сейчас странную цепочку на шестизарядный револьвер! Кольт тридцать восьмого калибра – Лека верила ему, носатому железному убийце, но он подвел ее. Он убил Демида. А Демид убил его. Его челюсти оказались крепче железа. Демид раздробил ствол своими челюстями, которые оказались крепче железа. Нельзя безнаказанно стрелять в богов.
Лека выволокла Демида на снег и ледяной ветер схватил ее в цепкие объятия. Двадцать шагов до машины показались вечностью. Лека уже не понимала, что делает, но ноги ее понимали. Они шли и шли и шли и шли, они упирались в лед пятками и тащили ее задом наперед и тащили вместе с ней Демида, потому что Лека не могла отпустить его.
Лека прислонила Демида спиной к автомобилю. Голова его свесилась на грудь. Лека пыталась открыть дверь – проклятый замок замерз, ключ не вставлялся. Лека прижалась к скважине, пытаясь отогреть ее своим дыханием. Пальцы онемели, превратившись в деревяшки.
Что-то тупо заскрежетало в замке и ключ медленно повернулся. Лека осторожно, боясь сглазить, нажала на ручку – дверь открылась. И тут же белая молния полоснула по глазам. Это снова был он . Он приближался, подобно гончей, идущей по следу. Лека ощутила жажду крови в его путаных, получеловеческих мыслях.
Лека сунула руку в карман и сжала в руке Тинснейк. Боль в глазах утихла. Лека распахнула заднюю дверцу, кинула туда футляр и втащила Демида на заднее сиденье, оставив широкую кровавую полосу. "Милый потерпи еще немножко еще пожалуйста ну милый пожалуйста ". Захлопнула дверцу, плюхнулась на переднее сиденье и вставила ключ в замок зажигания. "Поедем сейчас поедем завести машинку не посадить аккумулятор больше меня ничего не волнует …"
Лека подняла глаза и увидела Его . В дальнем конце улицы возникла черная рычащая дуга – волк мчался, едва касаясь лапами снега. Глаза его горели красным огнем. Лека с визгом захлопнула дверцу. Машина завелась с полоборота – безотказная подружка Демида, она не подвела и в этот раз. Лека поставила обороты до предела, пытаясь быстрее прогреть мотор. Машина выигрывала соревнование в реве – улица испуганно вздрогнула сквозь сон. Вурдалак, не снижая скорости, врезался в капот. Удар был силен – Лека полетела вперед, едва не влепилась лбом в стекло, но успела схватиться за руль.
Монстр отскочил в сторону. Рваная рана на его плече меняла цвет – кровь впитывалась в шерсть, края смыкались неровной багровой полосой. Волк, хромая, медленно обходил машину и принюхивался. Затем вцепился зубами в бампер и потянул машину на себя. Машину неудержимо потащило вперед, раздался скрежет сминаемого металла. Лека резко ударила по тормозам. Бампер оторвался, волк не удержался на ногах, по инерции отлетел в сугроб. Лека вытянула из кармана серебряную цепь и медленно намотала ее на руку.
Оборотень поднял голову и уставился на нее.
Она знала, что нужно уезжать как можно скорее, уезжать как можно скорее, скорее. Скорее. Она тупо смотрела на врага, не в силах отвести взгляд от его рубиновых глаз. Мозг ее превратился в маленькую ледышку. Глухо звякнув, он покатился по пустому черепу, провалился в какую-то дырку и растаял на спине густой холодной кляксой.
Волк принюхался к заднему колесу и начал остервенело грызть резину.
Голубые искорки пробежали по серебряной цепочке – на мгновение Леке почудилось, что Тинснейк поднял свою голову, состоящую из колец, коснулся ее губ в легком поцелуе. Лека сделала глубокий вздох и очнулась. Рука ее врубила заднюю передачу, нога, освободившись от невидимого капкана, нажала на газ до предела. Машина взревела, колеса взрыли снег, превращая вурдалачью морду в кровавое месиво. Зверь с воем покатился по земле и алые пятна расплылись по снегу.
Лека крутанула руль и вылетела на обледенелую дорогу. Машину понесло боком, удар об столб смял заднее крыло. Лека перевела дыхание и в оглянулась. Волк скреб передними лапами по снегу, пытаясь подняться. На залитой кровью морде вурдалака проступили человеческие черты – мутные глаза глядели с мукой и ненавистью. Девушка перекрестилась, плавно выжала сцепление и поехала.
Путь ей предстоял неблизкий.
Раздраженный затишьем ветер налетел на черную пелену в небе и растерзал ее в клочья. Луна высунула бледную физиономию в небесное окно и увидела маленькую машину, оставляющую под колесами километры заледеневшего пути.
Когда яркая луна с юго-запада освещает дорогу,
бессмертие растягивает свою бесконечную тропу.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ДУХ БЕЗЫМЯННЫЙ
ГЛАВА 1.
Лека вырулила у приземистого двухэтажного особнячка, и затормозила, прижавшись к бордюру.
Если бы Демид увидел этот дом, он вспомнил бы, как вытаскивал отсюда Яну, как бежал отсюда с Алексеем и пули свистели ему вдогонку. Но в теперешнем своем положении Демид вряд ли мог что-то помнить. Он лежал на заднем сиденье и едва дышал.
Лека извлекла из салона виолончельный футляр, кинула его в багажник и закрыла на ключ.
– Куда? – Парень у входа преградил Леке путь.
– Пусти, надо.
– Не понял. – Парень важно оттопырил губу. – Ты вообще, типа знаешь, куда ломишься?
– Крот, Крот мне нужен, понял? Кротов.
– Не знаю. Никакого Крота не знаю. Вали.
Некогда Леке было разбираться со всякими идиотами. И поэтому через две секунды хлопчик валялся в сугробе в легкой отключке.
Лека открыла дверь, быстро прошла по коридору. Когда-то она часто бывала в офисе Крота. Всего полгода прошло с тех пор, как она была здесь в последний раз, но теперь ей казалось, что это происходило в какой-то другом, потустороннем мире. Изменилась вся жизнь Леки, изменилась и она сама, и мало кто из прежних знакомых узнал бы ее сейчас.
Крот находился у себя в кабинете, на втором этаже. Здание вполне официально принадлежало малому предприятию, изготовляющим пластмассовые цветочные горшки и Крот был одним из его соучредителей. Скромным таким компаньоном. И на кабинете его красовалась табличка: "Отдел рекламы". Лека приоткрыла дверь и просунула голову внутрь.
– Юрий, можно на минутку?
Не хватило у нее наглости назвать Кротом человека в двубортном костюме, сидевшего на столе в полоборота к ней и держащего в руке мобильный телефон. Крот мельком глянул на нее, прижал палец к губам и отвернулся.
– Юрий, мне очень срочно! Человек умирает!
Кротов сделал яростные глаза, махнул рукой в сторону кресла, показывая Леке, чтобы она садилась, и тут же заорал в трубку:
– Але! Але! Это Хабаровск? Это Кротов! Да! Федорыч, это ты? Ну? Ты сам знать должен. Да, три вагона! Три, говорю! А что они? Ну, ни хрена себе! А платежки прошли? Ты мозги-то не пудри. Все ты сам сделаешь! Сам! Если что, ссылайся на меня! Только не очень громко. Без лишнего шухера! Ну ладно, даю тебе пять дней сроку. И чтоб все в ажуре! Пока!
Он нажал кнопку и телефон дал мелодичный отбой. Крот повернулся к Леке и она едва узнала его. Пластическая операция вернула глазу Крота нормальный вид. Кротов выглядел ныне хоть и не интеллигентом, но, по крайней мере, не бандитом с большой дороги.
– Значит, Юра я теперь стал? Тогда уж Юрий Степаныч зови. – Кротов достал сигарету из пачки, лежащей на столе. – Так-так… Видать, совсем у тебя дела плохи, если ты сюда пожаловала?
– Плохи. Демиду голову прострелили. Срочно нужна помощь.
– Ну а я тут причем? – Крот выпустил струйку дыма. – Я тебе что, хирургия, что ли? Вы со своим Демидом у меня уже вота где сидите. – Крот похлопал себя по животу. – В печенках. Если Динамит на горизонте появился, значит, опять шахер-махер начался. Все кувырком! С какой стати я теперь спасать его должен? Работал бы со мной, никто бы ему башку не прострелил. Я ведь сколько ему предлагал? Видишь, я теперь честный частный предприниматель. А он мужик башковитый, хоть и хитрый, как лис. На зоне таких профессорами зовут…
– Я заплачу за все, – быстро сказала Лека. – Бабки у меня есть, дам сколько скажешь. – Она положила на стол пачку долларов. – Только быстрее надо. Надо, чтоб выжил он.
Крот взял деньги, подкинул их на руке. Хмыкнул. Затем набрал номер.
– Бажан? Это я. Значит, так: вызывай Усачева. Я знаю, он сейчас на работе. В темпе, со всей его реанимацией. Там, внизу, Динамит валяется. В "пятерке". Мне нужно, чтобы он был жив. И в Арефино его – живо, на всех парах. К Равилю. Клиент платит. И Динамит мне нужен живой. Понял? Да, подожди маленько…
Крот обернулся к Леке:
– Кто в него стрелял?
– Неважно.
– Слушай, ты конспирацию не разводи, а? Все равно все узнаю. Охрана нужна ему? "Хвост" мне не привела?
– Не привела. – Лека знала, что враг может найти их без особого труда, но не чувствовала его поблизости. Она была уверена, что оборотню понадобится время, чтобы зализать раны.
– Охрана нужна?
– Еще как нужна. Человек десять.
– Ты что, дура? Да десять моих хлопцев роту за пять минут в кашу замесят. Одного человека тебе за глаза хватит.
– Четыре.
– Слышь, Бажан? – заорал Крот в трубку. – И два человека пошли с ними – Оляпку и Седого. Да, их! Там дело серьезно может быть. Если Динамит сам с ними не справился, значит, серьезно. Только гранат не брать. Этим молодцам волю дай – всю больничку мне разнесут. Давай, пока.
Крот подошел к окну и посмотрел вниз.
– Все, уже увозят твоего Демида. На носилочках понесли. Вперед ногами… – Он повернулся к Леке. – Зря я с вами связался. Плохо это кончится, нутром чую.
– Я туда побегу, – встрепенулась Лека. – К Демиду. С ним надо аккуратно.
– Сиди. Никуда не пойдешь. Там без тебя справятся. А нам с тобой побазарить надо.
– Куда его?
– Всяко не в санаторий. В больничку его повезли. Есть у меня тут один человек в районе, хирургом работает. Палата у нас там куплена – без особого шика, но и без рисовки лишней. Подальше от вопросов. Знаешь, с нашими ребятишками всякое случается. То пулька в ногу попадет, то потроха разошьют, то морду поправит какой-нибудь резвый, навроде твоего Динамита. Привозят туда развалины, а выходит уже практически живой человек.
– А что за доктор? У него квалификация хорошая?
– Татарин он. Равиль.
– Я тебя не про национальность спрашиваю.
– Умелец он что надо. И ума большого. Мертвеца с того света вытащит. Аппаратуру мы ему купили почище, чем в Москве. Так что не дрефь. Спасут твоего Демида. Наверное… Если есть там еще что спасать…
Крот внимательно посмотрел на Леку. Открыл матовую панель в стене, оказавшуюся дверцей бара, достал бутылку коньяка.
– Будешь?
– Нет.
– Ну, как хочешь. По мне, так тебе сейчас не помешало бы. Видок у тебя, как будто молотком по голове съездили. И вся в кровище.
– Это не моя кровь. Демида.
– Может, тебе подколоться нужно? Могу посодействовать.
– Нет. Я завязала.
– Да уж вижу – здорово переменилась. Была ведь доходягой… Это он тебя с иглы снял?
– Он.
– И кем же ты у него? Секретаршей? Любовницей?
– И то и другое. Юрий, зачем тебе это?
– Понять хочу. Такой вот я человек дотошный. Вот ты, к примеру. Я тебя насквозь вижу. Хоть ты и переменилась, и ума, вроде, набралась, и считаешь себя крутой, да только ничего в тебе нет такого, чего бы я не видел в своей жизни. Хочешь, скажу, чем вы там с Демой занимались? Карате он тебя учил. По рукам твоим вижу и по повадке. Да и доложили мне давно, как в зале вы там занимаетесь, даже как целуетесь взасос на глазах у всех. Ну ладно, это я понять могу. Бабенка ты, что и говорить, эффектная, есть на что посмотреть. Ну, поддерживал бы он тебя в форме, это тоже понять можно. Но ведь он же из тебя бойца сделал, можно сказать, убийцу. Зачем?
Леку передернуло. Никогда Крот не говорил с ней так откровенно, не лез в душу. Леке казалось, что более безразличного к людям типа ей не приходилось встречать. И вот нате – оказывается, бывший рецидивист Кротов по натуре – психолог-любитель. Вынь да положь ему – кто такой Демид и чем он занимается?
– Не знаю я, Крот. Сама не знаю. Можешь мне поверить. Демид не из разговорчивых. И чтоб сказать что-нибудь о том, что он задевать не хочет – ни-ни! Скорее умрет.
– Может, и кто стрелял в него, не знаешь?
– Не знаю, ей-богу, – согрешила Лека. – Я домой пришла, а он уже лежит с дыркой во лбу. В доме все разворочено, словно гранатой. Может, ты знаешь, кто это? Ты же все знаешь, Крот. Ума не приложу, кому понадобилось в него стрелять. У него и врагов никогда не было.
– Вот это ты зря. – Крот ухмыльнулся. – Я лично мог бы назвать тебе десяток людей, кто готов наставить на него пушку. Стреляли в Динамита не раз и не два, только без толку – он же заговоренный! В одном ты только права: сейчас в него никто стрелять не должен был. Не висит на нем сейчас никаких дел. Так что разбирайся сама.
Лека прислушалась. Она попыталась настроиться на волну Демида, поймать хоть отзвук его мыслей откуда-то издалека. Пусто…
– Расскажи мне о Демиде, Юрий, – вдруг попросила она. – Я живу с ним бог знает сколько времени, но так ничего толком про него и не знаю.
– Ладно, расскажу. – Крот опустился в кресло и сцепил огромные свои клешни перед собой. – Вообще, Демида твоего я уважаю. Достоин он уважения. Обиду только всегда я держал, что не у меня он работает. Говорил мне Динамит, что ничей он – сам за себя, и нет у него никаких начальников. Только не верил я в это. Не бывает у нас, чтобы жил такой человек сам по себе и никто на него лапу не наложил. Госбезопасность? Это тоже лапша на уши. Не из тех он. Знаю я этих молодцов – сидят там все в одной коробке, по разным этажам и отделам, и следят, чтобы никто друг дружку не обошел. Раньше, когда Советский Союз еще был, карьеру им проще делать было. Было им с кем работать… Антисоветчики там разные, шпионы, художники-авангардисты. Сидел я как-то с одним таким художником. Забавный такой мазила – здоровенный, бородатый. Выпускал анархистский листок. Ну и впаяли ему три года за порнографию – мол, голых баб рисовал. У них ведь все расписано, у этих комитетчиков – когда какое звание тебе светит, какие пайки получать, кабинет тебе отдельный положен или только стол на двоих с другим старлеем. Субординация! Чтоб Динамит в такую систему влез – да никогда в жизни! Так-то вот…
А увидел в первый раз я Демида, когда он еще пацаненком был. Лет пятнадцать назад. Я тогда после второй ходки только на свободу вышел. Три года – так, по мелочи. Волей наслаждался – вино, бабье, кореша старые. Ну, и попутно присматривался, чем заняться – знаешь, в зрелые года входил, не хотелось, как в малолетстве, гоп-стопом заниматься. Потом с одним человеком знакомство свел – да ты ж его знаешь! Григорий это был. Гриша. Это он теперь такой суровый стал – простому человеку не подступиться. А тогда был учителем физкультуры – здоровенный, носатый, в очках. Рожа добрая… Пацаны на нем висли гроздьями. Кружок самбо он вел. Вот я и стал к нему захаживать по вечерам. Вроде, как поднакачаться, здоровье поправить.
Карате тогда не приветствовалось. Самбо – вот это да, это вроде как по-нашему, по-советски. Ну, а где самбо, там и дзю-до, и бойцы оттуда нередко выходили. По мне-то, что самбо, что карате, одна хренотень, я и без этого кому угодно башку могу проломить. – Крот покачал перед носом своим пудовым кулаком. – Да, про Демида, значит. "Вот, – Гриша показывает мне, – видишь того мальчонку? В шпагате сидит. Вот это будет боец несравненный, талант у него от бога". Демка твой маленький был, но жилистый. Девятиклассников лупил так, что только тапки в разные стороны летели. Знаешь, чем до этого занимался твой Демка? Балетом! Это ж курам на смех! Пацан – и балет танцует! Мамка у него учительница была, интеллигентного такого воспитания. А отца не было. Вот и отдала его в балет – пускай, дескать, сынок к прекрасному приобщается. Издевались над Демой бедным за это все, кому не лень. Лупили. До поры до времени. А потом он огрызаться стал, и очень даже не хило. Трое нападут – так он и троим накатит. Четверым, так четверым. А лет в десять проявил характер. Ушел он из этого балета, несмотря на слезы мамкины, и пришел заниматься в самбо. Тут-то ему, видать, балетная школа и пригодилась – растяжка и всякое такое. Быстрый он был – я сам видел. Это ведь непросто дается – быстрота такая. Пока дылда какой-нибудь к нему подберется, чтобы за грудки схватить, он его шутя с ног собьет. Замкнутый был парнишка, серьезный очень. И тренировался не по-детски, не жалел себя.
Это я так, потом уж вспомнил, когда случай меня уже со взрослым Демидом свел. А тогда мне, честно говоря, плевать было на всех этих пацанов. Я их гревом не занимался, у меня свои проблемы были. Много там таких парнишек было. Многие из них потом к нам попали. Многие и срока свои получили. Но только не Демид, не таким он оказался. Хитрый Гриша ведь как действовал? Придет к нему бывший ученик: "Вот, мол, Гриша, пропился я, проигрался, башлей нет, может, подмогнешь?" Гриша: "Отчего ж не помочь? Работенка найдется." И находилась работенка. Я, знаешь, спортсменов всегда больше любил, чем шпану простую. Спортсмены – они люди рисковые, чувство страха в них еще в детстве убили.
"Любишь… – подумала Лека. – Кого ты вообще любишь, Крот? Один продает своих воспитанников, другой их покупает. Пытаешься изобразить из себя благодетеля? Может быть, ты еще и меценат – отстегиваешь бабки на какую-нибудь спортшколу? Может, еще и на церковь жертвуешь? Никому не будет счастья от твоих грязных денег, скотина! Ну, расскажи теперь, как ты Демида пытался втянуть во все это дерьмо. Для его же счастья, разумеется…"
– Вот. И про Демида теперь, – продолжил Крот, словно уловив мысли Леки. – Увидел я его снова нескоро. Опять повязали меня – хищение государственной собственности. Вот бляха-муха! Знаешь, уж как загремел один раз на зону, считай – дорожка проторена. Хотели мне максимальный впаять, как рецидивисту. Хрен вот вам! Выкрутился, получил опять-таки три года. Тюрьма-то, она знаешь какая? Все с воли покупается. И грев оттуда идет, и срока определяются – все за бабки… – Крот задумчиво посмотрел на перстни, вытатуированные на пальцах. Их было три – по числу его отсидок. – Ладно… Вышел. Андропов как раз помер. Он тут пытался гайки закрутить, да здоровья не хватило. Стало быть, опять вольница началась, шаляй-валяй. При Черненке. При нем только ленивый не крал. Ну а я думаю себе: "Все, хватит, Крот. Ты свое отсидел. Умные люди не сидят. Ты же всю эту кухню изнутри знаешь – кто как работает, кто кому и сколько в лапу дает, кто деньги получает, а кто срок очередной. Больше ты не замажешься".
И стал я подбирать себе ребяток умных. Сама понимаешь – пришел с зоны гол сокол, на хрен он кому нужен! Работенку подкинуть – это пожалуйста, а если сам в паханы лезет – это уж западло. "Все места блатные расхватали" – так, вроде, в песенке поется? Пришлось кое-кого подвинуть…
Особенно "черных" я не любил. И не люблю. По мне, так от них все паскудство идет. Нецивильные они люди!
"Ну-ну, – снова усмехнулась про себя Лека. – "Черные", значит, бяки, а Крот у нас – носитель добра и света". Ни от кого она не слыхала столько слов о чести, правилах, о хороших и плохих людях, как от воров. Лека знала, что по старым воровским законам разделение блатного народа по национальному признаку не приветствовалось и обычно Крот не проявлял открыто своего национализма. Но сейчас стесняться было некого.
– Худо-бедно, а занял я свое место. Года два заняли эти разборки. А тут и перестройка подвалила – кооперативы стали появляться, индивидуальная трудовая деятельность. Трудовики наши подпольные, которых мы все эти годы на корме держали, живо на поверхность рванули. Ур-ра! Гласность и всякое такое. Только я живо смекнул, что не время еще рожу свою показывать, дело свое в открытую ставить. Кооперативщиков, которые прикрытия хорошего не имели, живенько начали щипать все, кому не лень. И государство, и гопники, и шваль всякая. Что ж поделать – сами ко мне люди пошли. "Разберись, мол, Крот. Лучше уж с тобой дело иметь, чем с дерьмом этим залетным". Ладно, для хорошего человека ничего не жалко…
Если бы Демид увидел этот дом, он вспомнил бы, как вытаскивал отсюда Яну, как бежал отсюда с Алексеем и пули свистели ему вдогонку. Но в теперешнем своем положении Демид вряд ли мог что-то помнить. Он лежал на заднем сиденье и едва дышал.
Лека извлекла из салона виолончельный футляр, кинула его в багажник и закрыла на ключ.
– Куда? – Парень у входа преградил Леке путь.
– Пусти, надо.
– Не понял. – Парень важно оттопырил губу. – Ты вообще, типа знаешь, куда ломишься?
– Крот, Крот мне нужен, понял? Кротов.
– Не знаю. Никакого Крота не знаю. Вали.
Некогда Леке было разбираться со всякими идиотами. И поэтому через две секунды хлопчик валялся в сугробе в легкой отключке.
Лека открыла дверь, быстро прошла по коридору. Когда-то она часто бывала в офисе Крота. Всего полгода прошло с тех пор, как она была здесь в последний раз, но теперь ей казалось, что это происходило в какой-то другом, потустороннем мире. Изменилась вся жизнь Леки, изменилась и она сама, и мало кто из прежних знакомых узнал бы ее сейчас.
Крот находился у себя в кабинете, на втором этаже. Здание вполне официально принадлежало малому предприятию, изготовляющим пластмассовые цветочные горшки и Крот был одним из его соучредителей. Скромным таким компаньоном. И на кабинете его красовалась табличка: "Отдел рекламы". Лека приоткрыла дверь и просунула голову внутрь.
– Юрий, можно на минутку?
Не хватило у нее наглости назвать Кротом человека в двубортном костюме, сидевшего на столе в полоборота к ней и держащего в руке мобильный телефон. Крот мельком глянул на нее, прижал палец к губам и отвернулся.
– Юрий, мне очень срочно! Человек умирает!
Кротов сделал яростные глаза, махнул рукой в сторону кресла, показывая Леке, чтобы она садилась, и тут же заорал в трубку:
– Але! Але! Это Хабаровск? Это Кротов! Да! Федорыч, это ты? Ну? Ты сам знать должен. Да, три вагона! Три, говорю! А что они? Ну, ни хрена себе! А платежки прошли? Ты мозги-то не пудри. Все ты сам сделаешь! Сам! Если что, ссылайся на меня! Только не очень громко. Без лишнего шухера! Ну ладно, даю тебе пять дней сроку. И чтоб все в ажуре! Пока!
Он нажал кнопку и телефон дал мелодичный отбой. Крот повернулся к Леке и она едва узнала его. Пластическая операция вернула глазу Крота нормальный вид. Кротов выглядел ныне хоть и не интеллигентом, но, по крайней мере, не бандитом с большой дороги.
– Значит, Юра я теперь стал? Тогда уж Юрий Степаныч зови. – Кротов достал сигарету из пачки, лежащей на столе. – Так-так… Видать, совсем у тебя дела плохи, если ты сюда пожаловала?
– Плохи. Демиду голову прострелили. Срочно нужна помощь.
– Ну а я тут причем? – Крот выпустил струйку дыма. – Я тебе что, хирургия, что ли? Вы со своим Демидом у меня уже вота где сидите. – Крот похлопал себя по животу. – В печенках. Если Динамит на горизонте появился, значит, опять шахер-махер начался. Все кувырком! С какой стати я теперь спасать его должен? Работал бы со мной, никто бы ему башку не прострелил. Я ведь сколько ему предлагал? Видишь, я теперь честный частный предприниматель. А он мужик башковитый, хоть и хитрый, как лис. На зоне таких профессорами зовут…
– Я заплачу за все, – быстро сказала Лека. – Бабки у меня есть, дам сколько скажешь. – Она положила на стол пачку долларов. – Только быстрее надо. Надо, чтоб выжил он.
Крот взял деньги, подкинул их на руке. Хмыкнул. Затем набрал номер.
– Бажан? Это я. Значит, так: вызывай Усачева. Я знаю, он сейчас на работе. В темпе, со всей его реанимацией. Там, внизу, Динамит валяется. В "пятерке". Мне нужно, чтобы он был жив. И в Арефино его – живо, на всех парах. К Равилю. Клиент платит. И Динамит мне нужен живой. Понял? Да, подожди маленько…
Крот обернулся к Леке:
– Кто в него стрелял?
– Неважно.
– Слушай, ты конспирацию не разводи, а? Все равно все узнаю. Охрана нужна ему? "Хвост" мне не привела?
– Не привела. – Лека знала, что враг может найти их без особого труда, но не чувствовала его поблизости. Она была уверена, что оборотню понадобится время, чтобы зализать раны.
– Охрана нужна?
– Еще как нужна. Человек десять.
– Ты что, дура? Да десять моих хлопцев роту за пять минут в кашу замесят. Одного человека тебе за глаза хватит.
– Четыре.
– Слышь, Бажан? – заорал Крот в трубку. – И два человека пошли с ними – Оляпку и Седого. Да, их! Там дело серьезно может быть. Если Динамит сам с ними не справился, значит, серьезно. Только гранат не брать. Этим молодцам волю дай – всю больничку мне разнесут. Давай, пока.
Крот подошел к окну и посмотрел вниз.
– Все, уже увозят твоего Демида. На носилочках понесли. Вперед ногами… – Он повернулся к Леке. – Зря я с вами связался. Плохо это кончится, нутром чую.
– Я туда побегу, – встрепенулась Лека. – К Демиду. С ним надо аккуратно.
– Сиди. Никуда не пойдешь. Там без тебя справятся. А нам с тобой побазарить надо.
– Куда его?
– Всяко не в санаторий. В больничку его повезли. Есть у меня тут один человек в районе, хирургом работает. Палата у нас там куплена – без особого шика, но и без рисовки лишней. Подальше от вопросов. Знаешь, с нашими ребятишками всякое случается. То пулька в ногу попадет, то потроха разошьют, то морду поправит какой-нибудь резвый, навроде твоего Динамита. Привозят туда развалины, а выходит уже практически живой человек.
– А что за доктор? У него квалификация хорошая?
– Татарин он. Равиль.
– Я тебя не про национальность спрашиваю.
– Умелец он что надо. И ума большого. Мертвеца с того света вытащит. Аппаратуру мы ему купили почище, чем в Москве. Так что не дрефь. Спасут твоего Демида. Наверное… Если есть там еще что спасать…
Крот внимательно посмотрел на Леку. Открыл матовую панель в стене, оказавшуюся дверцей бара, достал бутылку коньяка.
– Будешь?
– Нет.
– Ну, как хочешь. По мне, так тебе сейчас не помешало бы. Видок у тебя, как будто молотком по голове съездили. И вся в кровище.
– Это не моя кровь. Демида.
– Может, тебе подколоться нужно? Могу посодействовать.
– Нет. Я завязала.
– Да уж вижу – здорово переменилась. Была ведь доходягой… Это он тебя с иглы снял?
– Он.
– И кем же ты у него? Секретаршей? Любовницей?
– И то и другое. Юрий, зачем тебе это?
– Понять хочу. Такой вот я человек дотошный. Вот ты, к примеру. Я тебя насквозь вижу. Хоть ты и переменилась, и ума, вроде, набралась, и считаешь себя крутой, да только ничего в тебе нет такого, чего бы я не видел в своей жизни. Хочешь, скажу, чем вы там с Демой занимались? Карате он тебя учил. По рукам твоим вижу и по повадке. Да и доложили мне давно, как в зале вы там занимаетесь, даже как целуетесь взасос на глазах у всех. Ну ладно, это я понять могу. Бабенка ты, что и говорить, эффектная, есть на что посмотреть. Ну, поддерживал бы он тебя в форме, это тоже понять можно. Но ведь он же из тебя бойца сделал, можно сказать, убийцу. Зачем?
Леку передернуло. Никогда Крот не говорил с ней так откровенно, не лез в душу. Леке казалось, что более безразличного к людям типа ей не приходилось встречать. И вот нате – оказывается, бывший рецидивист Кротов по натуре – психолог-любитель. Вынь да положь ему – кто такой Демид и чем он занимается?
– Не знаю я, Крот. Сама не знаю. Можешь мне поверить. Демид не из разговорчивых. И чтоб сказать что-нибудь о том, что он задевать не хочет – ни-ни! Скорее умрет.
– Может, и кто стрелял в него, не знаешь?
– Не знаю, ей-богу, – согрешила Лека. – Я домой пришла, а он уже лежит с дыркой во лбу. В доме все разворочено, словно гранатой. Может, ты знаешь, кто это? Ты же все знаешь, Крот. Ума не приложу, кому понадобилось в него стрелять. У него и врагов никогда не было.
– Вот это ты зря. – Крот ухмыльнулся. – Я лично мог бы назвать тебе десяток людей, кто готов наставить на него пушку. Стреляли в Динамита не раз и не два, только без толку – он же заговоренный! В одном ты только права: сейчас в него никто стрелять не должен был. Не висит на нем сейчас никаких дел. Так что разбирайся сама.
Лека прислушалась. Она попыталась настроиться на волну Демида, поймать хоть отзвук его мыслей откуда-то издалека. Пусто…
– Расскажи мне о Демиде, Юрий, – вдруг попросила она. – Я живу с ним бог знает сколько времени, но так ничего толком про него и не знаю.
– Ладно, расскажу. – Крот опустился в кресло и сцепил огромные свои клешни перед собой. – Вообще, Демида твоего я уважаю. Достоин он уважения. Обиду только всегда я держал, что не у меня он работает. Говорил мне Динамит, что ничей он – сам за себя, и нет у него никаких начальников. Только не верил я в это. Не бывает у нас, чтобы жил такой человек сам по себе и никто на него лапу не наложил. Госбезопасность? Это тоже лапша на уши. Не из тех он. Знаю я этих молодцов – сидят там все в одной коробке, по разным этажам и отделам, и следят, чтобы никто друг дружку не обошел. Раньше, когда Советский Союз еще был, карьеру им проще делать было. Было им с кем работать… Антисоветчики там разные, шпионы, художники-авангардисты. Сидел я как-то с одним таким художником. Забавный такой мазила – здоровенный, бородатый. Выпускал анархистский листок. Ну и впаяли ему три года за порнографию – мол, голых баб рисовал. У них ведь все расписано, у этих комитетчиков – когда какое звание тебе светит, какие пайки получать, кабинет тебе отдельный положен или только стол на двоих с другим старлеем. Субординация! Чтоб Динамит в такую систему влез – да никогда в жизни! Так-то вот…
А увидел в первый раз я Демида, когда он еще пацаненком был. Лет пятнадцать назад. Я тогда после второй ходки только на свободу вышел. Три года – так, по мелочи. Волей наслаждался – вино, бабье, кореша старые. Ну, и попутно присматривался, чем заняться – знаешь, в зрелые года входил, не хотелось, как в малолетстве, гоп-стопом заниматься. Потом с одним человеком знакомство свел – да ты ж его знаешь! Григорий это был. Гриша. Это он теперь такой суровый стал – простому человеку не подступиться. А тогда был учителем физкультуры – здоровенный, носатый, в очках. Рожа добрая… Пацаны на нем висли гроздьями. Кружок самбо он вел. Вот я и стал к нему захаживать по вечерам. Вроде, как поднакачаться, здоровье поправить.
Карате тогда не приветствовалось. Самбо – вот это да, это вроде как по-нашему, по-советски. Ну, а где самбо, там и дзю-до, и бойцы оттуда нередко выходили. По мне-то, что самбо, что карате, одна хренотень, я и без этого кому угодно башку могу проломить. – Крот покачал перед носом своим пудовым кулаком. – Да, про Демида, значит. "Вот, – Гриша показывает мне, – видишь того мальчонку? В шпагате сидит. Вот это будет боец несравненный, талант у него от бога". Демка твой маленький был, но жилистый. Девятиклассников лупил так, что только тапки в разные стороны летели. Знаешь, чем до этого занимался твой Демка? Балетом! Это ж курам на смех! Пацан – и балет танцует! Мамка у него учительница была, интеллигентного такого воспитания. А отца не было. Вот и отдала его в балет – пускай, дескать, сынок к прекрасному приобщается. Издевались над Демой бедным за это все, кому не лень. Лупили. До поры до времени. А потом он огрызаться стал, и очень даже не хило. Трое нападут – так он и троим накатит. Четверым, так четверым. А лет в десять проявил характер. Ушел он из этого балета, несмотря на слезы мамкины, и пришел заниматься в самбо. Тут-то ему, видать, балетная школа и пригодилась – растяжка и всякое такое. Быстрый он был – я сам видел. Это ведь непросто дается – быстрота такая. Пока дылда какой-нибудь к нему подберется, чтобы за грудки схватить, он его шутя с ног собьет. Замкнутый был парнишка, серьезный очень. И тренировался не по-детски, не жалел себя.
Это я так, потом уж вспомнил, когда случай меня уже со взрослым Демидом свел. А тогда мне, честно говоря, плевать было на всех этих пацанов. Я их гревом не занимался, у меня свои проблемы были. Много там таких парнишек было. Многие из них потом к нам попали. Многие и срока свои получили. Но только не Демид, не таким он оказался. Хитрый Гриша ведь как действовал? Придет к нему бывший ученик: "Вот, мол, Гриша, пропился я, проигрался, башлей нет, может, подмогнешь?" Гриша: "Отчего ж не помочь? Работенка найдется." И находилась работенка. Я, знаешь, спортсменов всегда больше любил, чем шпану простую. Спортсмены – они люди рисковые, чувство страха в них еще в детстве убили.
"Любишь… – подумала Лека. – Кого ты вообще любишь, Крот? Один продает своих воспитанников, другой их покупает. Пытаешься изобразить из себя благодетеля? Может быть, ты еще и меценат – отстегиваешь бабки на какую-нибудь спортшколу? Может, еще и на церковь жертвуешь? Никому не будет счастья от твоих грязных денег, скотина! Ну, расскажи теперь, как ты Демида пытался втянуть во все это дерьмо. Для его же счастья, разумеется…"
– Вот. И про Демида теперь, – продолжил Крот, словно уловив мысли Леки. – Увидел я его снова нескоро. Опять повязали меня – хищение государственной собственности. Вот бляха-муха! Знаешь, уж как загремел один раз на зону, считай – дорожка проторена. Хотели мне максимальный впаять, как рецидивисту. Хрен вот вам! Выкрутился, получил опять-таки три года. Тюрьма-то, она знаешь какая? Все с воли покупается. И грев оттуда идет, и срока определяются – все за бабки… – Крот задумчиво посмотрел на перстни, вытатуированные на пальцах. Их было три – по числу его отсидок. – Ладно… Вышел. Андропов как раз помер. Он тут пытался гайки закрутить, да здоровья не хватило. Стало быть, опять вольница началась, шаляй-валяй. При Черненке. При нем только ленивый не крал. Ну а я думаю себе: "Все, хватит, Крот. Ты свое отсидел. Умные люди не сидят. Ты же всю эту кухню изнутри знаешь – кто как работает, кто кому и сколько в лапу дает, кто деньги получает, а кто срок очередной. Больше ты не замажешься".
И стал я подбирать себе ребяток умных. Сама понимаешь – пришел с зоны гол сокол, на хрен он кому нужен! Работенку подкинуть – это пожалуйста, а если сам в паханы лезет – это уж западло. "Все места блатные расхватали" – так, вроде, в песенке поется? Пришлось кое-кого подвинуть…
Особенно "черных" я не любил. И не люблю. По мне, так от них все паскудство идет. Нецивильные они люди!
"Ну-ну, – снова усмехнулась про себя Лека. – "Черные", значит, бяки, а Крот у нас – носитель добра и света". Ни от кого она не слыхала столько слов о чести, правилах, о хороших и плохих людях, как от воров. Лека знала, что по старым воровским законам разделение блатного народа по национальному признаку не приветствовалось и обычно Крот не проявлял открыто своего национализма. Но сейчас стесняться было некого.
– Худо-бедно, а занял я свое место. Года два заняли эти разборки. А тут и перестройка подвалила – кооперативы стали появляться, индивидуальная трудовая деятельность. Трудовики наши подпольные, которых мы все эти годы на корме держали, живо на поверхность рванули. Ур-ра! Гласность и всякое такое. Только я живо смекнул, что не время еще рожу свою показывать, дело свое в открытую ставить. Кооперативщиков, которые прикрытия хорошего не имели, живенько начали щипать все, кому не лень. И государство, и гопники, и шваль всякая. Что ж поделать – сами ко мне люди пошли. "Разберись, мол, Крот. Лучше уж с тобой дело иметь, чем с дерьмом этим залетным". Ладно, для хорошего человека ничего не жалко…