Страница:
– Как ты сделал это? – Демид похлопал себя рукой по груди. – Неплохое туловище, ты любил его больше других. Как тебе удалось вернуть его?
– О, это пустячок! – Табунщик улыбнулся и зубы его блеснули ровным рядом. – Я научу тебя этому. Конечно, если ты не будешь делать глупостей. Когда-то ты умел вытворять фокусы и поинтереснее, Кергши. Жаль, что ты не помнишь того славного времени. Времени до Мятежа. Знаешь, я не ожидал, что ты отважишься на такую опасную штуку, как Мятеж. Идея давно носилась в воздухе – я думаю, что многие Духи Тьмы, гораздо сильнее тебя, хотели бы этого – закрыть Врата для остальных своих собратьев и остаться единоличными игроками на земле. Но никто, кроме тебя, не додумался до такого приема – СМЕНИТЬ ИМЯ ! Только это сделало тебя неуязвимым для остальных Абаси. Может быть, ты научишь меня, как сделать это? Тогда мы сможем остаться здесь вдвоем. Тебе будет не так скучно, к тому же вдвоем мы будем невероятно сильны. Никто больше не сможет вырваться из Врат и помешать нам развлекаться.
– Вот как? – Защитник склонил голову набок и задумчиво посмотрел на Табунщика. – Ты знаешь, это очень дорогой товар – смена Имени. Что ты мне можешь предложить за него?
– Ты прекрасно знаешь, что. Память твоя повреждена. Когда ты сражался с великим Нокки-Тексатлем, Первым Из Пожирателей, пытаясь изгнать его в Мир Тьмы, он вышиб из тебя самые существенные знания об Абаси. С тех пор ты стал неполноценным Духом, Кергши. Каким-то образом ты частично восстановил свою память, хотя все мы считали, что ты станешь полным идиотом после удара Молотом Забвения.
– Не зови меня Кергши, у меня есть другое Имя. Все было очень просто, Табунщик. Я подстраховался, создал артефакт высшего порядка, в который вложил основную информацию. Он переживает мои телесные оболочки, и новые тела, снизведенные до уровня "идиота", как ты изволил выразиться, быстро восстанавливают знания и набирают силу, когда входят с ним в контакт. Да, я лишен всеобщей памяти, но мне это и не нужно. Я перехитрил вас.
– Зачем ты рассказываешь мне это, Мятежник?
– Я думаю, со временем ты поймешь сам, почему. Ты, конечно, догадываешься, что каждый из Абаси, когда я припирал его к стенке, предлагал мне дружбу, и сотрудничество, и любовь, и все, что угодно. Сотни раз я уже слышал ваши лживые соблазнения, но до сих пор не слышал ничего, что убедило бы меня не отрубить врагу голову и не отправить Дух его обратно в гнилой Мир Тьмы. Что еще ты можешь предложить мне?
– Во-первых, ты не сможешь отправить меня в Мир Тьмы, потому что не знаешь моего Имени. Но у тебя есть вероятность когда-нибудь узнать его, а поэтому я предпочитаю договориться с тобой сейчас, пока ты не имеешь козырей на руках. Как видишь, я тоже откровенен с тобой. Я не являюсь поборником Мира Тьмы. Он надоел мне, я не собираюсь возвращаться туда никогда, гори он в аду! Ты был прав, когда запер ублюдков-Абаси в этом черном мешке – большего они не заслуживают. Но я-то не таков, Мятежник! Я не хочу разрушать Цветной Мир. Я уже говорил тебе об этом…
– Я помню. Все еще пытаешься мне доказать, что ты – мальчик-паинька? Я уже достаточно насмотрелся на твои художества, чтобы понять, что ты из себя представляешь. Это все, что ты мне хочешь сказать?
– Врата. – Табунщик вцепился в баранью лопатку и жир потек по его рукам. – Врата, – сказал он с чавканьем. – Я покажу тебе, где Врата, и закроешь их окончательно. Разве это слабый аргумент?
– Я и так знаю, где Врата, – Демид почувствовал, что пальцы его предательски дрожат. – Я ведь неспроста пришел сюда, Табунщик. Я проделал большую работу, чтобы определить их местонахождение.
– Дерьмо это, а не работа. – Герман продолжал поглощать еду так жадно, словно не ел неделю. – Где они, твои Врата? Ты понятия не имеешь, как они выглядят. Может быть, они находятся в ночном горшке под моей кроватью? Или в анальном отверстии статуи бога Кепенопфу? Или в клюве вот этой куропатки, которую я сейчас сожру? Ищи, Мятежник, если тебе не лень, могу выдать тебе тонну золотой парчи, чтобы затыкать ей любую дырку, которая покажется тебе подозрительной. Но можешь быть уверен, что Врат ты не найдешь. Об этом я позабочусь.
– Я подумаю, – сказал Защитник. – Время у меня есть.
– Думай, думай. Только не помри от голода. Не хочешь разделить со мной трапезу? Я гостеприимен нынче.
Демид сел на стул и откинулся на высокую спинку.
– Давай, – сказал он. – Кто прислуживает тебе за столом? Может быть, ты сам готовил все это?
– Почему же? – Табунщик вытер холеные руки об одежду и хлопнул в ладоши. – Сейчас я познакомлю тебя со своим слугой. Очень исполнительный раб, смею заметить!
Человек, который немедленно появился у стола и захлопотал, сметая огрызки, был знаком Демиду.
Алексей, это был он. Алексей Петрович Куваев.
Демид увидел свежие рубцы и кровоподтеки, избороздившие лицо Алексея. Петрович прятал глаза, стараясь не смотреть в лицо бывшему своему ученику.
– Алексей… – Гнев захлестнул душу Демида, он едва сдержался, чтобы не запустить в Алексея тяжелым металлическим блюдом. – Как ты смог опуститься до такого? Ты, на которого я едва не молился? Ты, который не захотел стать рабом даже Духа Мятежного? Теперь вылизываешь тарелки за этой нежитью?
– Можешь говорить, Петрович, – милостиво махнул рукой Табунщик. – Объясни ему, как ничтожен человек, лишившийся поддержки Духа Тьмы. Может быть, тогда он почувствует себя в твоей шкуре?
– Я ничего не могу сделать, – глухо произнес Алексей. – Я ненавижу его, но он дал мне новую жизнь. Он ничуть не лучше и не хуже Духа Мятежного. По крайней мере, он еще не предавал меня так, как ты, Мятежник. Тебя я ненавижу больше.
– Я такая же жертва Мятежника, как и ты, Алексей. Ты что, забыл, как я сопротивлялся тому, чтобы стать Защитником?
– Ты не Демид! – Алексей резко повернулся к Защитнику и глаза его яростно сверкнули. – Я любил Демида, но ты – не он! Ты – Кергши. Ты убил Демида – так же, как убил тысячи людей до него. Ты обманул их, поманив иллюзией всевластия и бессмертия, и выкинул на помойку их души, когда настал черед найти себе новое тело!
Алексей набросился на Защитника, как разъяренный медведь. Он раздавил бы его в своих железных тисках, но Демид змеей вильнул в сторону и наотмашь ударил Алексея по голове тяжелым блюдом. Фаянсовое блюдо разлетелось на осколки, Петрович свалился на пол.
– Вот видишь, каковы они, старые друзья? – Герман флегматично ковырял зубочисткой во рту. – Убить готовы, если заподозрят, что ты получил выгоду большую, чем они. Я предлагаю тебе свою дружбу бескорыстно, ибо то, что ты можешь дать мне, в тысячу раз меньше того, чем обладаю я. Ты уже перестал быть человеком, дружище. Так что оставь свои атавистические эмоции и подумай о деле.
Алексей поднялся, и медленно поплелся прочь, приложив руки к разбитой голове.
– Каков наглец! – заметил Табунщик. – У меня их тут целая коллекция – твоих бывших друзей и недругов. И все обладают отвратительным характером. Все пытаются сохранить свои идеалы – бессмысленные и ненужные до отвращения. Иногда я жалею, что связался с ними, но до твоего прихода я решил их сохранить. Все же ты любил когда-то многих из них. А будешь себя неправильно вести – снова убью их. Удивительно, но все эти оживленные твари удивительно цепко держатся за свое жалкое существования. Они вовсе не хотят снова умирать!
ГЛАВА 25.
– О, это пустячок! – Табунщик улыбнулся и зубы его блеснули ровным рядом. – Я научу тебя этому. Конечно, если ты не будешь делать глупостей. Когда-то ты умел вытворять фокусы и поинтереснее, Кергши. Жаль, что ты не помнишь того славного времени. Времени до Мятежа. Знаешь, я не ожидал, что ты отважишься на такую опасную штуку, как Мятеж. Идея давно носилась в воздухе – я думаю, что многие Духи Тьмы, гораздо сильнее тебя, хотели бы этого – закрыть Врата для остальных своих собратьев и остаться единоличными игроками на земле. Но никто, кроме тебя, не додумался до такого приема – СМЕНИТЬ ИМЯ ! Только это сделало тебя неуязвимым для остальных Абаси. Может быть, ты научишь меня, как сделать это? Тогда мы сможем остаться здесь вдвоем. Тебе будет не так скучно, к тому же вдвоем мы будем невероятно сильны. Никто больше не сможет вырваться из Врат и помешать нам развлекаться.
– Вот как? – Защитник склонил голову набок и задумчиво посмотрел на Табунщика. – Ты знаешь, это очень дорогой товар – смена Имени. Что ты мне можешь предложить за него?
– Ты прекрасно знаешь, что. Память твоя повреждена. Когда ты сражался с великим Нокки-Тексатлем, Первым Из Пожирателей, пытаясь изгнать его в Мир Тьмы, он вышиб из тебя самые существенные знания об Абаси. С тех пор ты стал неполноценным Духом, Кергши. Каким-то образом ты частично восстановил свою память, хотя все мы считали, что ты станешь полным идиотом после удара Молотом Забвения.
– Не зови меня Кергши, у меня есть другое Имя. Все было очень просто, Табунщик. Я подстраховался, создал артефакт высшего порядка, в который вложил основную информацию. Он переживает мои телесные оболочки, и новые тела, снизведенные до уровня "идиота", как ты изволил выразиться, быстро восстанавливают знания и набирают силу, когда входят с ним в контакт. Да, я лишен всеобщей памяти, но мне это и не нужно. Я перехитрил вас.
– Зачем ты рассказываешь мне это, Мятежник?
– Я думаю, со временем ты поймешь сам, почему. Ты, конечно, догадываешься, что каждый из Абаси, когда я припирал его к стенке, предлагал мне дружбу, и сотрудничество, и любовь, и все, что угодно. Сотни раз я уже слышал ваши лживые соблазнения, но до сих пор не слышал ничего, что убедило бы меня не отрубить врагу голову и не отправить Дух его обратно в гнилой Мир Тьмы. Что еще ты можешь предложить мне?
– Во-первых, ты не сможешь отправить меня в Мир Тьмы, потому что не знаешь моего Имени. Но у тебя есть вероятность когда-нибудь узнать его, а поэтому я предпочитаю договориться с тобой сейчас, пока ты не имеешь козырей на руках. Как видишь, я тоже откровенен с тобой. Я не являюсь поборником Мира Тьмы. Он надоел мне, я не собираюсь возвращаться туда никогда, гори он в аду! Ты был прав, когда запер ублюдков-Абаси в этом черном мешке – большего они не заслуживают. Но я-то не таков, Мятежник! Я не хочу разрушать Цветной Мир. Я уже говорил тебе об этом…
– Я помню. Все еще пытаешься мне доказать, что ты – мальчик-паинька? Я уже достаточно насмотрелся на твои художества, чтобы понять, что ты из себя представляешь. Это все, что ты мне хочешь сказать?
– Врата. – Табунщик вцепился в баранью лопатку и жир потек по его рукам. – Врата, – сказал он с чавканьем. – Я покажу тебе, где Врата, и закроешь их окончательно. Разве это слабый аргумент?
– Я и так знаю, где Врата, – Демид почувствовал, что пальцы его предательски дрожат. – Я ведь неспроста пришел сюда, Табунщик. Я проделал большую работу, чтобы определить их местонахождение.
– Дерьмо это, а не работа. – Герман продолжал поглощать еду так жадно, словно не ел неделю. – Где они, твои Врата? Ты понятия не имеешь, как они выглядят. Может быть, они находятся в ночном горшке под моей кроватью? Или в анальном отверстии статуи бога Кепенопфу? Или в клюве вот этой куропатки, которую я сейчас сожру? Ищи, Мятежник, если тебе не лень, могу выдать тебе тонну золотой парчи, чтобы затыкать ей любую дырку, которая покажется тебе подозрительной. Но можешь быть уверен, что Врат ты не найдешь. Об этом я позабочусь.
– Я подумаю, – сказал Защитник. – Время у меня есть.
– Думай, думай. Только не помри от голода. Не хочешь разделить со мной трапезу? Я гостеприимен нынче.
Демид сел на стул и откинулся на высокую спинку.
– Давай, – сказал он. – Кто прислуживает тебе за столом? Может быть, ты сам готовил все это?
– Почему же? – Табунщик вытер холеные руки об одежду и хлопнул в ладоши. – Сейчас я познакомлю тебя со своим слугой. Очень исполнительный раб, смею заметить!
Человек, который немедленно появился у стола и захлопотал, сметая огрызки, был знаком Демиду.
Алексей, это был он. Алексей Петрович Куваев.
* * *
– Ну, каков? – Табунщик подмигнул Демиду. – Не думай, что это копия. Он и есть. Твой учитель Алексей Куваев. Ты же знаешь, дух его не умер, так что никакого труда не составило вернуть его на землю и восстановить телесную оболочку. Конечно, поначалу он был очень строптив. Пришлось много поработать, пока он не понял, кто здесь хозяин.Демид увидел свежие рубцы и кровоподтеки, избороздившие лицо Алексея. Петрович прятал глаза, стараясь не смотреть в лицо бывшему своему ученику.
– Алексей… – Гнев захлестнул душу Демида, он едва сдержался, чтобы не запустить в Алексея тяжелым металлическим блюдом. – Как ты смог опуститься до такого? Ты, на которого я едва не молился? Ты, который не захотел стать рабом даже Духа Мятежного? Теперь вылизываешь тарелки за этой нежитью?
– Можешь говорить, Петрович, – милостиво махнул рукой Табунщик. – Объясни ему, как ничтожен человек, лишившийся поддержки Духа Тьмы. Может быть, тогда он почувствует себя в твоей шкуре?
– Я ничего не могу сделать, – глухо произнес Алексей. – Я ненавижу его, но он дал мне новую жизнь. Он ничуть не лучше и не хуже Духа Мятежного. По крайней мере, он еще не предавал меня так, как ты, Мятежник. Тебя я ненавижу больше.
– Я такая же жертва Мятежника, как и ты, Алексей. Ты что, забыл, как я сопротивлялся тому, чтобы стать Защитником?
– Ты не Демид! – Алексей резко повернулся к Защитнику и глаза его яростно сверкнули. – Я любил Демида, но ты – не он! Ты – Кергши. Ты убил Демида – так же, как убил тысячи людей до него. Ты обманул их, поманив иллюзией всевластия и бессмертия, и выкинул на помойку их души, когда настал черед найти себе новое тело!
Алексей набросился на Защитника, как разъяренный медведь. Он раздавил бы его в своих железных тисках, но Демид змеей вильнул в сторону и наотмашь ударил Алексея по голове тяжелым блюдом. Фаянсовое блюдо разлетелось на осколки, Петрович свалился на пол.
– Вот видишь, каковы они, старые друзья? – Герман флегматично ковырял зубочисткой во рту. – Убить готовы, если заподозрят, что ты получил выгоду большую, чем они. Я предлагаю тебе свою дружбу бескорыстно, ибо то, что ты можешь дать мне, в тысячу раз меньше того, чем обладаю я. Ты уже перестал быть человеком, дружище. Так что оставь свои атавистические эмоции и подумай о деле.
Алексей поднялся, и медленно поплелся прочь, приложив руки к разбитой голове.
– Каков наглец! – заметил Табунщик. – У меня их тут целая коллекция – твоих бывших друзей и недругов. И все обладают отвратительным характером. Все пытаются сохранить свои идеалы – бессмысленные и ненужные до отвращения. Иногда я жалею, что связался с ними, но до твоего прихода я решил их сохранить. Все же ты любил когда-то многих из них. А будешь себя неправильно вести – снова убью их. Удивительно, но все эти оживленные твари удивительно цепко держатся за свое жалкое существования. Они вовсе не хотят снова умирать!
ГЛАВА 25.
Первым, кого встретил Демид в своих блужданиях по замку, был Олег. Он выглядел так же, как всегда – маленький человечек с мокрыми руками и сломанным носом, в глазах которого застыло неукротимое желание немедленно напиться.
– Олег, ты? Что ты делаешь здесь? Ты разве умер?
– Да. – Олег шмыгнул носом. – ТАМ я сдох, слава Богу. Жизнь там превратилась в полное дерьмо, и во многом благодаря тебе.
– Это я убил тебя?
– Нет. К сожалению. Если бы ты пристукнул меня тогда, я бы хоть имел полные доказательства, что ты – сволочь последняя. А так… Я просто упился, заснул под забором и меня пырнули ножом, чтобы снять дешевые часы. Идиотская смерть.
– Ты все еще считаешь меня виновным во всем?
– Конечно! Единственное положительное влияние, которое ты оказал на мою судьбу – то, что из-за тебя я загремел после смерти в этот охренительно помпезный сарай. По крайней мере, жратвы и выпивки здесь – навалом. И никакого похмелья – пей литрами, пока башка не отключится. Хозяин – мужик хороший, в отличие от тебя. Только вот никак не выпрошу у него для себя Ирку. "Не померла она еще, – говорит. – Не могу живого человека сюда перетащить". Скорей бы она сдохла, что ли! Скучно одному квасить.
– А ты что, один здесь? Твой Хозяин сказал мне, что в замке, кроме тебя, должно быть еще полно народу.
– Не знаю. Никого пока не встречал. Скучища смертная.
"Сразу две неувязки, – подумал Демид. – Ладно, возьмем их на заметку".
– Господи, Демид! – всплеснул старикан руками. – Значит, вы тоже… Мягко выражаясь, почили в бозе. Какая жалость! Вам бы еще жить да жить…
– Виктор Сергеевич, вы что, хотите сказать, что я умер?
– Ну да, разумеется. Если вы оказались здесь, в раю, значит, ваше тело прекратило, так сказать, свое бренное существование.
– И это вы называете раем? – Демид обвел рукой огромное помещение, заставленное бесконечными шкафами с книгами.
– Да. А почему бы и нет? Знаете, Демид, наверное, рай – для каждого человека свой. Люди ведь созданы по-разному. А рай – место, где должны осуществляться самые потаенные, самые несбыточные желания. Для кого-то это разливанное море вина, для кого-то – толпы красивых, жаждущих любви женщин, для кого-то – серафимы в белых хламидах, поющие религиозные псалмы. А для меня рай – вот такой! Я долго не мог понять, куда я попал. Я бродил по сему загадочному замку, пока не встретил Хозяина и не изложил ему свои сокровенные мечты. Он был так добр – обаятельное и совершенное божество. Он просто воплощение Бога! Все мы находимся в плену стереотипов. Мы уже не можем представить себе Бога не так, как нам предписано господствующей религией. Но в самом деле, почему мой Бог должен выглядеть стариком в длинном белом балахоне, с седой бородой до пояса и сияющим венцом над головой? Если я попадаю, мягко выражаясь, на тот свет и встречаю там красивого молодого человека с хорошими манерами, который выслушивает меня с любовью и пониманием, почему я должен убеждать себя, что он – не Бог, по той лишь причине, что он не соответствует стереотипам? Я счастлив, Демид. Я откровенно счастлив! Здесь, в этой библиотеке, находятся все сокровища, которые созданы человеческим гением! Тома, разрушенные временем, погибшие в пламени Александрийской библиотеки, похороненные в земле и уничтоженные святой инквизицией мрачного средневековья! Здесь я могу найти все, что бы ни пожелал! Более того, я могу прочитать книгу, написанную на любом языке, даже если я не знал его никогда дотоле! Докажите мне, что это – не рай…
"Пожалуй, я не буду говорить ему, что его бог – то же существо, что лишило его жизни, – подумал Демид. – Иллюзии оказались для него раем. Зачем я буду разрушать их? Я не нужен ему, он нашел свое место. Интересно, найду ли я здесь человека, которому я был бы нужен?"
– Виктор Сергеевич, позвольте, я задам вам вопрос.
– Да-да, конечно!
– Скажите, куда вы попали, когда… когда умерли? Вы помните что-нибудь?
– Нет. Я сразу попал сюда, в это место. – Голос профессора был совершенно уверенным.
"Еще одна неувязка. И это очень похоже на… Впрочем, пока рано делать выводы".
Демид повернулся и вышел из библиотеки.
Помещение, в котором обитал Крот, было превращено в огромный спотртзал. Даже запах здесь стоял обычный для спортзала – резина и пот. Крот, в одних трусах, молотил кулачищами боксерскую грушу. Демид отметил, что выглядит Кротов замечательно. От раны в животе остался лишь маленький белый рубец. Крот подтянулся, мышцы так и перекатывались под его кожей.
– Ого, Динамит! – Крот так и подпрыгнул на месте. – Вот ни хрена себе! Значит, теперь и ты на него работаешь? Здорово! А то я уж с тоски сам с собой разговаривать начал! Слушай, ты не в курсе, когда мы отсюда двинем?
– Ты надеешься покинуть это место?
– Верняк! Я вроде оклемался достаточно. Пора делом заняться.
– Каким делом?
– А что, Хозяин тебе не говорил? – Крот посмотрел на Демида с подозрением. – Дело он большое затевает. Поначалу, может, поснимать кой-кого придется, но потом башли большие пойдут. Не дрефь, Дема! Я всегда говорил, что мы с тобой сработаемся. Ираклия ты расчебранил на кусочки, я знаю! За это ты молодец!
– Откуда ты знаешь про Ираклия?
– Ну, он мне сказал. Хозяин. Говорил, башку ты Ирокезу оттяпал. И все сделал, как надо. Так что нам в самый раз вернуться и порядок навести. Там, небось, братву мою без меня совсем прижали. Ты не в курсе?
– Прижали, прижали, – сказал Демид. – Значит, живой ты, Степаныч? И не умирал совсем?
– А как же? – Крот шлепнул себя по животу. – Вот, видишь, какую дыру Бача мне нарисовал? До кишок меня раскатил. Только я живучий, Дема. Уж думал, совсем душа на тот свет отъехала. Да нет! Очухиваюсь – а я тут, в этом месте. И дыра в пузе уже затянулась. Это он меня спас, Хозяин. Я на него работать буду. Нравится он мне, с понятием мужик. Понимает, что такие, как я, на дороге не валяются!
– Ага, – кивнул Демид.
Он вспомнил окровавленный, скрючившийся на снегу труп Крота. Вспомнил похороны Крота, на которые съехалось полгорода бывших друзей и прихлебателей. ЭТОТ Кротов не знал, что он мертв. Не знал, что Хозяин, так великодушно вытянувший его с того света и ненавистный Ирокез – лишь разные обличья одного и того же существа. Демид не стал растолковывать Кроту, что к чему. В этом не было ни малейшего смысла.
– Алексей, – бормотал Защитник. – Где ты? Что решил ты для себя?
Дема нашел Алексея в кухне. Петрович и вправду подвизался у Табунщика в должности повара – стоял в клубах пара, окруженный шипящими от жира сковородами и ловко орудовал огромным ножом, разрубая на доске тушки куропаток.
– Ну, как тебе новое амплуа? – Защитник скрестил руки на груди и прислонился к стене. – Так и будешь кромсать дичь? Или присоединишься к Табунщику в его новом крестовом походе?
– А почему бы и нет? – Алексей воткнул нож в доску и вытер руки о фартук. – Не думай, что у меня совсем нет выбора. Снова умереть – не такая уж плохая развязка для игры, в которой я проиграл по всем статьям. Не вижу смысла снова отправляться на тот свет. Я еще многое сумею сделать для людей.
– Под командой Табунщика? – Защитник усмехнулся. – Чего же стоила твоя борьба? Ради чего столько лет ты охотился за Духом Тьмы? Чтобы поднять лапки?
– Я охотился за другим Абаси, – пробурчал Алексей. – За Гоор-Готом, Сычом чертовым. И в конце концов выкинул его из Среднего Мира. С Табунщиком я не воевал никогда. Это уже твоя работа, Мятежник. Табунщик устраивает меня.
– Почему?
– Он не так уж и плох, этот Табунщик. Он не хуже тебя, Мятежник. А может быть, в чем-то и лучше. Почему ты присвоил себе право быть единственным Духом Тьмы на земле? Табунщик – такой же, как ты. Вы похожи друг на друга как братья. Вы оба – лживые твари, готовые предать любого, кто не вписывается в ваши грандиозные планы. Оба относитесь к людям как к живым игрушкам, не имеющим права на собственную жизнь. Но у обоих вас есть одно качество, которое позволяет мне примириться с вами – вы дьявольски умны. Достаточно умны, чтобы понять, что малая игра может доставить удовольствие, а большая игра может уничтожить все игрушки и оставить вас без любимого развлечения. А поэтому я уверен, что вред для человечества, который вы несете, можно свести к минимуму. Лучше, если вас будет двое. Вы будете делать вид, что сотрудничаете и даже дружите, но ваше время будет уходить на мелкие интриги и козни против друга. Вы не позволите другим Абаси выйти из Мира Тьмы и вмешаться в ваши авантюры. И чаши будут уравновешены. Как бы то ни было, чаши должны быть уравновешены. Равновесие добра и зла – где каждый из вас будет и добром, и злом. Потому что один лишь Бог сможет отделить козлищ от агнцев.
– Ты прав, – сказал Защитник. – Да, ты безусловно прав. Спасибо тебе, Алексей. Даже здесь, в этом дурацком мирке, ты сумел помочь мне.
– Чего ты хочешь от меня, Абаси?
– Я хочу, чтобы ты стал моим союзником. Разве разговоры с воскресшими не убедили тебя? Разве не уверился ты, как просто стать богом в этом мире, жаждущем увидеть бога воочию?
– В этих разговорах я нашел мало удовольствия. Я никогда не стремился стать богом.
– Ты стремился к этому всегда, Дух Мятежный. И ты уже стал богом! Разве Тайдисянь – не божество? Пускай он являлся предметом поклонения лишь для малой, избранной части людей, но он имеет все признаки высшего существа. Теперь тебе не будет нужды скрывать свое божественное начало. Позволь себе стать тем, кем ты являешься на самом деле, и ты убедишься – только такое существование является естественным для тебя. Я не тщеславен, Мятежник, я даже не претендую на роль младшего божества. Я еще не насладился теми прелестями, которые дает существование в обличье обычного человека. Но ты… Когда я верну тебе память, ты сможешь познать все, что может предоставить тебе вселенная. Бессмертие – опасная штука, Мятежник. Оно станет твоим проклятием, если ты замкнешься в фазе мелочного человеческого существования. Пройдут десятки, сотни лет, и ты обнаружишь, что твое человеческое тело, которое ты пока еще так любишь, стало для тебя тюрьмой. Свифтовский струльдбург покажется беззаботным юнцом-оптимистом в сравнении с тобой. Ты будешь пытаться вырваться из этого круга, но выхода не будет. Потому что для Духа, лишенного памяти, есть только один выход – смерть. И ты снова будешь умирать с каждым своим телом, и терять с ним всю свою накопленную силу, и снова возрождаться в новой телесной оболочке – медленно и мучительно. И в этот момент, когда ты будешь беззащитен, Мятежник, я найду и убью тебя. Убью за одно то, что ты отверг величайший дар Памяти. Слабым нет места в этом мире. Ты предпочитаешь остаться слабым? Что ж, это твое дело. Но помни – в этом случае я буду беспощаден.
– Абаси… – Защитник говорил медленно, голос его был искажен сомнением. – Подожди, Абаси, не подстегивай меня. Я уже принял решение. Но, чтобы убедиться в его правильности, мне нужно увидеть еще одного человека. Сколько времени тебе понадобится, чтобы оживить его? Он умер давно, еще до моего рождения. И я никогда не видел его. Сумеешь ли ты…
– Не беспокойся. – Губы Табунщика растянулись в дружелюбно-снисходительной усмешке. – Я знал, что ты захочешь увидеть его, и заранее озаботился о том, чтобы вернуть его с того света. Пусть это будет моим подарком тебе – в знак самых благих моих намерений. Он действительно интересный человек. И теперь он – мой лучший друг, смею заметить! Только помни – большие надежды приводят к большим разочарованиям!
Табунщик вышел из зала и помчался по коридорам своим легким шагом. Демид едва успевал за ним. "Это будет мастерская, – подумал он. – Мастерская художника начала века. А обитатель этой мастерской будет одет в синий бархатный балахон, на шее его будет черный галстух, а на носу – пенсне без шнурка. И если будет именно так, то я прав в своих выводах!"
– Иван Дмитриевич, к вам гость! – провозгласил Табунщик, входя в большую мастерскую. Стены ее были увешаны незаконченными картинами, на полу в живописном беспорядке валялись раздавленные тюбики краски и высохшие кисти. Колонны, увитые гипсовыми листьями, овоидные арки и асимметричные, причудливые ниши стен представляли собой кричащие образцы русского модерна. Человек стоял за огромным мольбертом и Демид мог видеть только его ноги в полосатых брюках, почти закрытые длинным балахоном из синего бархата.
– Да-да, Герман Феоктистович, проходите! Всегда рад вас видеть! Кого привели вы на этот раз? Живописную цыганку? Борца французского стиля? Обитателя ночлежки с Большой Рождественской? – Художник сделал шаг из-за своего укрытия и Демид увидел молодого человека в пенсне и маленькой светлой бородкой. Он был красив. Демид понял, почему женщины высшего света отдавались ему с такой страстью. Длинные светлые волосы художника ниспадали на плечи, фигура поражала изяществом и внутренней силой.
– Добрый день… – произнес художник растерянно. Глубоко посаженные серые глаза вцепились в Демида так, что тот не выдержал и опустил взгляд. – С кем имею честь?..
– Я думаю, представление излишне. – Табунщик стоял, сложив руки на груди и явно наслаждался сценой. – Отец и сын! Трогательная встреча через тридцать с лишним лет после смерти первого и через месяц после метаморфозы последнего!
– Отец, ты? – Демид не слышал слов Табунщика. Он осторожно дотронулся до руки Яузы. – Отец… Я даже не знаю, что тебе сказать. Я так хотел увидеть тебя…
– Я тоже хотел увидеть тебя. – В молодых глазах Яузы жила привычная боль. – Увы… Боюсь, что я опоздал.
– Опоздал? Что ты хочешь этим сказать? Я же Демид, твой сын. Вот он – я, стою перед тобой! Почему ты смотришь на меня как на покойника?
– Я скорблю, – сказал Яуза. – Я скорблю по своему сыну. Ты сожрал его, Мятежник! Ты отдал меня Гоор-Готе, когда убедился, что я уже неспособен создавать картины-миры. Я слишком долго засиделся на этом свете. Я был плохо приспособлен для этого века – суматошного и неромантичного. И ты позволил Агею убить меня, а сам перебрался в Алексея. А теперь ты сожрал моего сына, ты смотришь на меня его глазами, и пытаешься вызвать во мне любовь к тебе? Я любил тебя, Мятежник… Но теперь мне нет до тебя дела. У меня теперь новый Хозяин. И он вернул мне мой чудесный дар! С ним вдвоем мы сможем сделать то, что никогда бы не сделали с тобой. Ты был слишком скрытен, ты не доверял самому себе. Ты пытался переиграть самого, а это всегда приводит к поражению…
– Что же мне делать сейчас? – Демид перебил Яузу, голос его стал высок и резок, казалось, еще мгновение, и он набросится на художника с кулаками. – Все вы обвиняете меня! Я так много сделал для вас! А сейчас вы плюете мне в лицо и заявляете, что я вас предал! Скажи тогда, что мне делать?
– Согласись с Германом, стань его союзником. То, что он предлагает – единственный выход для тебя! – Демид краем глаза увидел, как шевелятся губы Табунщика. Он шептал слова, и Иван Яуза повторял их, как марионетка . – Открой ему свой секрет, и он поможет возродиться тебе во всей своей силе…
"Вот наконец-то свершилось, – подумал Демид. – Я поймал тебя за яйца, Табунщик! Пока ты об этом не знаешь, но скоро завизжишь как кастрированный боров. Ты будешь вторым в моей коллекции. Вторым после Агея. Вторым, но не последним!"
– Подожди, подожди, Иван. – Голос Защитника неожиданно стал мягким и вкрадчивым. – В каком году ты родился?
– Какое это имеет значение? – Яуза явно был смущен. – Много лет прошло с тех пор. Это было… Это было в тысяча восемьсот пятнадцатом году.
– Неправда! Ты появился на свет в тысяча восемьсот двенадцатом, в год начала Отечественной войны. Ты всегда помнил эту дату, ты не мог ее забыть!
– К чему это? – Яуза устало махнул рукой. – Ты просто пытаешься сгладить горечь поражения, Мятежник. Твои булавочные уколы…
– Не спеши, Абаси. – Демид резко повернулся к Табунщику. – Если твой Яуза и вправду человек, пусть сам отвечает на вопросы. – Он зашагал по мастерской, расшвыривая попадающиеся под ноги кисти, художник провожал его недоуменным взглядом. – Скажи, Иван, ты и вправду – гениальный живописец?
– Олег, ты? Что ты делаешь здесь? Ты разве умер?
– Да. – Олег шмыгнул носом. – ТАМ я сдох, слава Богу. Жизнь там превратилась в полное дерьмо, и во многом благодаря тебе.
– Это я убил тебя?
– Нет. К сожалению. Если бы ты пристукнул меня тогда, я бы хоть имел полные доказательства, что ты – сволочь последняя. А так… Я просто упился, заснул под забором и меня пырнули ножом, чтобы снять дешевые часы. Идиотская смерть.
– Ты все еще считаешь меня виновным во всем?
– Конечно! Единственное положительное влияние, которое ты оказал на мою судьбу – то, что из-за тебя я загремел после смерти в этот охренительно помпезный сарай. По крайней мере, жратвы и выпивки здесь – навалом. И никакого похмелья – пей литрами, пока башка не отключится. Хозяин – мужик хороший, в отличие от тебя. Только вот никак не выпрошу у него для себя Ирку. "Не померла она еще, – говорит. – Не могу живого человека сюда перетащить". Скорей бы она сдохла, что ли! Скучно одному квасить.
– А ты что, один здесь? Твой Хозяин сказал мне, что в замке, кроме тебя, должно быть еще полно народу.
– Не знаю. Никого пока не встречал. Скучища смертная.
"Сразу две неувязки, – подумал Демид. – Ладно, возьмем их на заметку".
* * *
Следующим был профессор Подольский. Естественно, он находился в библиотеке. Сидел там, обложенный фолиантами по макушку и ловил кайф от общения с книгами. Он явно меньше страдал от отсутствия людей, чем Олег.– Господи, Демид! – всплеснул старикан руками. – Значит, вы тоже… Мягко выражаясь, почили в бозе. Какая жалость! Вам бы еще жить да жить…
– Виктор Сергеевич, вы что, хотите сказать, что я умер?
– Ну да, разумеется. Если вы оказались здесь, в раю, значит, ваше тело прекратило, так сказать, свое бренное существование.
– И это вы называете раем? – Демид обвел рукой огромное помещение, заставленное бесконечными шкафами с книгами.
– Да. А почему бы и нет? Знаете, Демид, наверное, рай – для каждого человека свой. Люди ведь созданы по-разному. А рай – место, где должны осуществляться самые потаенные, самые несбыточные желания. Для кого-то это разливанное море вина, для кого-то – толпы красивых, жаждущих любви женщин, для кого-то – серафимы в белых хламидах, поющие религиозные псалмы. А для меня рай – вот такой! Я долго не мог понять, куда я попал. Я бродил по сему загадочному замку, пока не встретил Хозяина и не изложил ему свои сокровенные мечты. Он был так добр – обаятельное и совершенное божество. Он просто воплощение Бога! Все мы находимся в плену стереотипов. Мы уже не можем представить себе Бога не так, как нам предписано господствующей религией. Но в самом деле, почему мой Бог должен выглядеть стариком в длинном белом балахоне, с седой бородой до пояса и сияющим венцом над головой? Если я попадаю, мягко выражаясь, на тот свет и встречаю там красивого молодого человека с хорошими манерами, который выслушивает меня с любовью и пониманием, почему я должен убеждать себя, что он – не Бог, по той лишь причине, что он не соответствует стереотипам? Я счастлив, Демид. Я откровенно счастлив! Здесь, в этой библиотеке, находятся все сокровища, которые созданы человеческим гением! Тома, разрушенные временем, погибшие в пламени Александрийской библиотеки, похороненные в земле и уничтоженные святой инквизицией мрачного средневековья! Здесь я могу найти все, что бы ни пожелал! Более того, я могу прочитать книгу, написанную на любом языке, даже если я не знал его никогда дотоле! Докажите мне, что это – не рай…
"Пожалуй, я не буду говорить ему, что его бог – то же существо, что лишило его жизни, – подумал Демид. – Иллюзии оказались для него раем. Зачем я буду разрушать их? Я не нужен ему, он нашел свое место. Интересно, найду ли я здесь человека, которому я был бы нужен?"
– Виктор Сергеевич, позвольте, я задам вам вопрос.
– Да-да, конечно!
– Скажите, куда вы попали, когда… когда умерли? Вы помните что-нибудь?
– Нет. Я сразу попал сюда, в это место. – Голос профессора был совершенно уверенным.
"Еще одна неувязка. И это очень похоже на… Впрочем, пока рано делать выводы".
Демид повернулся и вышел из библиотеки.
* * *
"Кого я встречу следующим? Пожалуй, Крота. Он надлежащим образом мертв и многого не успел сказать мне при жизни. Эй, Табунщик, я готов! Давай Крота!"Помещение, в котором обитал Крот, было превращено в огромный спотртзал. Даже запах здесь стоял обычный для спортзала – резина и пот. Крот, в одних трусах, молотил кулачищами боксерскую грушу. Демид отметил, что выглядит Кротов замечательно. От раны в животе остался лишь маленький белый рубец. Крот подтянулся, мышцы так и перекатывались под его кожей.
– Ого, Динамит! – Крот так и подпрыгнул на месте. – Вот ни хрена себе! Значит, теперь и ты на него работаешь? Здорово! А то я уж с тоски сам с собой разговаривать начал! Слушай, ты не в курсе, когда мы отсюда двинем?
– Ты надеешься покинуть это место?
– Верняк! Я вроде оклемался достаточно. Пора делом заняться.
– Каким делом?
– А что, Хозяин тебе не говорил? – Крот посмотрел на Демида с подозрением. – Дело он большое затевает. Поначалу, может, поснимать кой-кого придется, но потом башли большие пойдут. Не дрефь, Дема! Я всегда говорил, что мы с тобой сработаемся. Ираклия ты расчебранил на кусочки, я знаю! За это ты молодец!
– Откуда ты знаешь про Ираклия?
– Ну, он мне сказал. Хозяин. Говорил, башку ты Ирокезу оттяпал. И все сделал, как надо. Так что нам в самый раз вернуться и порядок навести. Там, небось, братву мою без меня совсем прижали. Ты не в курсе?
– Прижали, прижали, – сказал Демид. – Значит, живой ты, Степаныч? И не умирал совсем?
– А как же? – Крот шлепнул себя по животу. – Вот, видишь, какую дыру Бача мне нарисовал? До кишок меня раскатил. Только я живучий, Дема. Уж думал, совсем душа на тот свет отъехала. Да нет! Очухиваюсь – а я тут, в этом месте. И дыра в пузе уже затянулась. Это он меня спас, Хозяин. Я на него работать буду. Нравится он мне, с понятием мужик. Понимает, что такие, как я, на дороге не валяются!
– Ага, – кивнул Демид.
Он вспомнил окровавленный, скрючившийся на снегу труп Крота. Вспомнил похороны Крота, на которые съехалось полгорода бывших друзей и прихлебателей. ЭТОТ Кротов не знал, что он мертв. Не знал, что Хозяин, так великодушно вытянувший его с того света и ненавистный Ирокез – лишь разные обличья одного и того же существа. Демид не стал растолковывать Кроту, что к чему. В этом не было ни малейшего смысла.
* * *
Замок и в самом деле был полон людей, но каждый из них являлся только поодиночке. У Демида уже кружилась голова от разговоров. Жильцы замка, выуженные из закоулков деминой памяти – давно умершие, забытые, любимые, ненавистные и почти незнакомые, – появлялись из полумрака, хватали его за одежду, если он молча пытался пройти мимо. Они жаждали разговора с ним, признавались в любви и бросали ему в лицо обвинения – страшные в своей правдивости. Демид шел под каменным градом давно похороненных воспоминаний, разгребал ногами проклятия, как осеннюю листву. Никогда не думал он, что причинил столько горя людям, которые верили в него. Когда-то он любил их, но теперь они были для него лишь ожившими тенями. Все они боготворили Хозяина, давшего им новую жизнь. "Хозяин, Хозяин, Хозяин…" – звучало в ушах Демида. Не было в мире существа добрее и человечнее Хозяина. Защитник встряхивал головой, отгонял наваждение, и мрачно брел вперед. Он знал, что ему было нужно. Но тот, кого он искал, никак не попадался на его пути. Только он мог разрешить его сомнения.– Алексей, – бормотал Защитник. – Где ты? Что решил ты для себя?
Дема нашел Алексея в кухне. Петрович и вправду подвизался у Табунщика в должности повара – стоял в клубах пара, окруженный шипящими от жира сковородами и ловко орудовал огромным ножом, разрубая на доске тушки куропаток.
– Ну, как тебе новое амплуа? – Защитник скрестил руки на груди и прислонился к стене. – Так и будешь кромсать дичь? Или присоединишься к Табунщику в его новом крестовом походе?
– А почему бы и нет? – Алексей воткнул нож в доску и вытер руки о фартук. – Не думай, что у меня совсем нет выбора. Снова умереть – не такая уж плохая развязка для игры, в которой я проиграл по всем статьям. Не вижу смысла снова отправляться на тот свет. Я еще многое сумею сделать для людей.
– Под командой Табунщика? – Защитник усмехнулся. – Чего же стоила твоя борьба? Ради чего столько лет ты охотился за Духом Тьмы? Чтобы поднять лапки?
– Я охотился за другим Абаси, – пробурчал Алексей. – За Гоор-Готом, Сычом чертовым. И в конце концов выкинул его из Среднего Мира. С Табунщиком я не воевал никогда. Это уже твоя работа, Мятежник. Табунщик устраивает меня.
– Почему?
– Он не так уж и плох, этот Табунщик. Он не хуже тебя, Мятежник. А может быть, в чем-то и лучше. Почему ты присвоил себе право быть единственным Духом Тьмы на земле? Табунщик – такой же, как ты. Вы похожи друг на друга как братья. Вы оба – лживые твари, готовые предать любого, кто не вписывается в ваши грандиозные планы. Оба относитесь к людям как к живым игрушкам, не имеющим права на собственную жизнь. Но у обоих вас есть одно качество, которое позволяет мне примириться с вами – вы дьявольски умны. Достаточно умны, чтобы понять, что малая игра может доставить удовольствие, а большая игра может уничтожить все игрушки и оставить вас без любимого развлечения. А поэтому я уверен, что вред для человечества, который вы несете, можно свести к минимуму. Лучше, если вас будет двое. Вы будете делать вид, что сотрудничаете и даже дружите, но ваше время будет уходить на мелкие интриги и козни против друга. Вы не позволите другим Абаси выйти из Мира Тьмы и вмешаться в ваши авантюры. И чаши будут уравновешены. Как бы то ни было, чаши должны быть уравновешены. Равновесие добра и зла – где каждый из вас будет и добром, и злом. Потому что один лишь Бог сможет отделить козлищ от агнцев.
– Ты прав, – сказал Защитник. – Да, ты безусловно прав. Спасибо тебе, Алексей. Даже здесь, в этом дурацком мирке, ты сумел помочь мне.
* * *
– Ну что, Мятежник, не принял еще решение? – Табунщик сидел и грел ноги у камина. – Конечно, спешить нам некуда, но мне все же жаль терять время. Столько удовольствий ждет нас в Цветном Мире! Какой смысл сидеть в этом мрачном замке и оттягивать то, что неизбежно?– Чего ты хочешь от меня, Абаси?
– Я хочу, чтобы ты стал моим союзником. Разве разговоры с воскресшими не убедили тебя? Разве не уверился ты, как просто стать богом в этом мире, жаждущем увидеть бога воочию?
– В этих разговорах я нашел мало удовольствия. Я никогда не стремился стать богом.
– Ты стремился к этому всегда, Дух Мятежный. И ты уже стал богом! Разве Тайдисянь – не божество? Пускай он являлся предметом поклонения лишь для малой, избранной части людей, но он имеет все признаки высшего существа. Теперь тебе не будет нужды скрывать свое божественное начало. Позволь себе стать тем, кем ты являешься на самом деле, и ты убедишься – только такое существование является естественным для тебя. Я не тщеславен, Мятежник, я даже не претендую на роль младшего божества. Я еще не насладился теми прелестями, которые дает существование в обличье обычного человека. Но ты… Когда я верну тебе память, ты сможешь познать все, что может предоставить тебе вселенная. Бессмертие – опасная штука, Мятежник. Оно станет твоим проклятием, если ты замкнешься в фазе мелочного человеческого существования. Пройдут десятки, сотни лет, и ты обнаружишь, что твое человеческое тело, которое ты пока еще так любишь, стало для тебя тюрьмой. Свифтовский струльдбург покажется беззаботным юнцом-оптимистом в сравнении с тобой. Ты будешь пытаться вырваться из этого круга, но выхода не будет. Потому что для Духа, лишенного памяти, есть только один выход – смерть. И ты снова будешь умирать с каждым своим телом, и терять с ним всю свою накопленную силу, и снова возрождаться в новой телесной оболочке – медленно и мучительно. И в этот момент, когда ты будешь беззащитен, Мятежник, я найду и убью тебя. Убью за одно то, что ты отверг величайший дар Памяти. Слабым нет места в этом мире. Ты предпочитаешь остаться слабым? Что ж, это твое дело. Но помни – в этом случае я буду беспощаден.
– Абаси… – Защитник говорил медленно, голос его был искажен сомнением. – Подожди, Абаси, не подстегивай меня. Я уже принял решение. Но, чтобы убедиться в его правильности, мне нужно увидеть еще одного человека. Сколько времени тебе понадобится, чтобы оживить его? Он умер давно, еще до моего рождения. И я никогда не видел его. Сумеешь ли ты…
– Не беспокойся. – Губы Табунщика растянулись в дружелюбно-снисходительной усмешке. – Я знал, что ты захочешь увидеть его, и заранее озаботился о том, чтобы вернуть его с того света. Пусть это будет моим подарком тебе – в знак самых благих моих намерений. Он действительно интересный человек. И теперь он – мой лучший друг, смею заметить! Только помни – большие надежды приводят к большим разочарованиям!
Табунщик вышел из зала и помчался по коридорам своим легким шагом. Демид едва успевал за ним. "Это будет мастерская, – подумал он. – Мастерская художника начала века. А обитатель этой мастерской будет одет в синий бархатный балахон, на шее его будет черный галстух, а на носу – пенсне без шнурка. И если будет именно так, то я прав в своих выводах!"
– Иван Дмитриевич, к вам гость! – провозгласил Табунщик, входя в большую мастерскую. Стены ее были увешаны незаконченными картинами, на полу в живописном беспорядке валялись раздавленные тюбики краски и высохшие кисти. Колонны, увитые гипсовыми листьями, овоидные арки и асимметричные, причудливые ниши стен представляли собой кричащие образцы русского модерна. Человек стоял за огромным мольбертом и Демид мог видеть только его ноги в полосатых брюках, почти закрытые длинным балахоном из синего бархата.
– Да-да, Герман Феоктистович, проходите! Всегда рад вас видеть! Кого привели вы на этот раз? Живописную цыганку? Борца французского стиля? Обитателя ночлежки с Большой Рождественской? – Художник сделал шаг из-за своего укрытия и Демид увидел молодого человека в пенсне и маленькой светлой бородкой. Он был красив. Демид понял, почему женщины высшего света отдавались ему с такой страстью. Длинные светлые волосы художника ниспадали на плечи, фигура поражала изяществом и внутренней силой.
– Добрый день… – произнес художник растерянно. Глубоко посаженные серые глаза вцепились в Демида так, что тот не выдержал и опустил взгляд. – С кем имею честь?..
– Я думаю, представление излишне. – Табунщик стоял, сложив руки на груди и явно наслаждался сценой. – Отец и сын! Трогательная встреча через тридцать с лишним лет после смерти первого и через месяц после метаморфозы последнего!
– Отец, ты? – Демид не слышал слов Табунщика. Он осторожно дотронулся до руки Яузы. – Отец… Я даже не знаю, что тебе сказать. Я так хотел увидеть тебя…
– Я тоже хотел увидеть тебя. – В молодых глазах Яузы жила привычная боль. – Увы… Боюсь, что я опоздал.
– Опоздал? Что ты хочешь этим сказать? Я же Демид, твой сын. Вот он – я, стою перед тобой! Почему ты смотришь на меня как на покойника?
– Я скорблю, – сказал Яуза. – Я скорблю по своему сыну. Ты сожрал его, Мятежник! Ты отдал меня Гоор-Готе, когда убедился, что я уже неспособен создавать картины-миры. Я слишком долго засиделся на этом свете. Я был плохо приспособлен для этого века – суматошного и неромантичного. И ты позволил Агею убить меня, а сам перебрался в Алексея. А теперь ты сожрал моего сына, ты смотришь на меня его глазами, и пытаешься вызвать во мне любовь к тебе? Я любил тебя, Мятежник… Но теперь мне нет до тебя дела. У меня теперь новый Хозяин. И он вернул мне мой чудесный дар! С ним вдвоем мы сможем сделать то, что никогда бы не сделали с тобой. Ты был слишком скрытен, ты не доверял самому себе. Ты пытался переиграть самого, а это всегда приводит к поражению…
– Что же мне делать сейчас? – Демид перебил Яузу, голос его стал высок и резок, казалось, еще мгновение, и он набросится на художника с кулаками. – Все вы обвиняете меня! Я так много сделал для вас! А сейчас вы плюете мне в лицо и заявляете, что я вас предал! Скажи тогда, что мне делать?
– Согласись с Германом, стань его союзником. То, что он предлагает – единственный выход для тебя! – Демид краем глаза увидел, как шевелятся губы Табунщика. Он шептал слова, и Иван Яуза повторял их, как марионетка . – Открой ему свой секрет, и он поможет возродиться тебе во всей своей силе…
"Вот наконец-то свершилось, – подумал Демид. – Я поймал тебя за яйца, Табунщик! Пока ты об этом не знаешь, но скоро завизжишь как кастрированный боров. Ты будешь вторым в моей коллекции. Вторым после Агея. Вторым, но не последним!"
– Подожди, подожди, Иван. – Голос Защитника неожиданно стал мягким и вкрадчивым. – В каком году ты родился?
– Какое это имеет значение? – Яуза явно был смущен. – Много лет прошло с тех пор. Это было… Это было в тысяча восемьсот пятнадцатом году.
– Неправда! Ты появился на свет в тысяча восемьсот двенадцатом, в год начала Отечественной войны. Ты всегда помнил эту дату, ты не мог ее забыть!
– К чему это? – Яуза устало махнул рукой. – Ты просто пытаешься сгладить горечь поражения, Мятежник. Твои булавочные уколы…
– Не спеши, Абаси. – Демид резко повернулся к Табунщику. – Если твой Яуза и вправду человек, пусть сам отвечает на вопросы. – Он зашагал по мастерской, расшвыривая попадающиеся под ноги кисти, художник провожал его недоуменным взглядом. – Скажи, Иван, ты и вправду – гениальный живописец?