Страница:
– Вон там, на углу, стоит контейнер для мусора.
Поворчав, ребята направились к нему.
Стоя у обочины, прямо напротив своего магазина, Ли видела всю сцену. Она могла бы заставить себя вычеркнуть Кристофера из своей жизни, но его вид – в полицейской форме, при исполнении служебных обязанностей – по-прежнему действовал на нее магически, завораживал, и она уже теряла власть над своими чувствами. Кругом было так шумно, что она не могла расслышать его голос, но неотрывно следила за каждым его жестом. Он выглядел, как всегда, на редкость привлекательно. Мимо прошли парадным маршем гвардейцы, но она так и не взглянула на них. Приближался оркестр, и она опять забыла проследить за слаженным шагом музыкантов. Она не отрывала взгляда от мелькавшей в толпе над головами фуражки Кристофера, надеясь на то, что он вдруг повернется в ее сторону и увидит ее. Когда мимо проносили боевые знамена, он снял фуражку и приложил ее к груди.
Он смотрел на знамена.
Она смотрела на него.
Статный, исполненный достоинства, он вызывал в ее душе такой переполох, что ей казалось, будто в ее сердце стучат барабаны.
Окончился парад гвардейцев, Кристофер надел фуражку и наклонился, говоря что-то малышу, стоявшему рядом с ним в толпе. Он засмеялся, погладил мальчика по головке, потом выпрямился и окинул взглядом улицу.
Словно почувствовав на себе чей-то взгляд, он обернулся и посмотрел в ее сторону. Их взгляды встретились. Никто из них не улыбнулся, но он начал продвигаться в ее сторону все тем же размеренным шагом, как только что приближался к мальчишкам, швырнувшим тыкву.
Смутившись, она перевела взгляд на оркестр, который как раз проходил мимо под бодрый марш. Музыка кончилась, и вступили барабаны – тум, тр-тр-трум! Улица наполнилась таким грохотом, что дрожали перепонки в ушах.
В этот момент Кристофер оказался рядом с ней, и она уже не могла удержаться, чтобы не взглянуть на его чисто выбритое лицо. Губы его шевелились. Должно быть, он поздоровался, хотя барабанная дробь глушила любые звуки. Она тоже что-то ответила, но и ее слова утонули в безумном грохоте. Хотя они и не слышали друг друга, их взгляды были красноречивее любых слов. Наконец Кристофер осознал, что слишком долго занят Ли, и, тронув козырек фуражки, поздоровался с Сильвией и Пэт Голсуорти.
За оркестром увязался какой-то мальчуган на велосипеде, явно намереваясь врезаться в задние ряды музыкантов.
– Я должен идти, – сказал Кристофер, разводя руками.
Не задумываясь над тем, что делает, Ли, проводив его глазами, продолжала следить за ним, наблюдая, как он жестом просит мальчишку на велосипеде съехать на обочину, как отвечает на чье-то приветствие из толпы.
Прошли другие участники парада – гофмаршал, дети в костюмах сказочных героев, цирковые клоуны, и опять дети…
Ли делала вид, что внимательно рассматривает шествие, но все это время не выпускала из поля зрения Кристофера. Он подходил к знакомым. Гладил детей по головкам. Поймал леденец, пущенный в толпу кем-то из клоунов, передал его одному из стоявших поблизости детишек. Он поднес к губам рацию, бросил сердитый взгляд куда-то в сторону, потом развернулся и быстро направился к своей машине. Проезжая мимо Ли, он лишь мельком взглянул в ее сторону и тут же умчался.
А парад все продолжался – казалось, ему не будет конца. Проплыли столы с дарами кулинаров средней школы Кун-Рэпидз, и опять – оркестр, и футбольная команда на грузовике, и восторженные зазывалы с конкурса красоты… Но для Ли Рестон праздник закончился задолго до того, как огромные красные машины городской пожарной службы своими оглушительными сиренами возвестили о его окончании.
Глава 10
Поворчав, ребята направились к нему.
Стоя у обочины, прямо напротив своего магазина, Ли видела всю сцену. Она могла бы заставить себя вычеркнуть Кристофера из своей жизни, но его вид – в полицейской форме, при исполнении служебных обязанностей – по-прежнему действовал на нее магически, завораживал, и она уже теряла власть над своими чувствами. Кругом было так шумно, что она не могла расслышать его голос, но неотрывно следила за каждым его жестом. Он выглядел, как всегда, на редкость привлекательно. Мимо прошли парадным маршем гвардейцы, но она так и не взглянула на них. Приближался оркестр, и она опять забыла проследить за слаженным шагом музыкантов. Она не отрывала взгляда от мелькавшей в толпе над головами фуражки Кристофера, надеясь на то, что он вдруг повернется в ее сторону и увидит ее. Когда мимо проносили боевые знамена, он снял фуражку и приложил ее к груди.
Он смотрел на знамена.
Она смотрела на него.
Статный, исполненный достоинства, он вызывал в ее душе такой переполох, что ей казалось, будто в ее сердце стучат барабаны.
Окончился парад гвардейцев, Кристофер надел фуражку и наклонился, говоря что-то малышу, стоявшему рядом с ним в толпе. Он засмеялся, погладил мальчика по головке, потом выпрямился и окинул взглядом улицу.
Словно почувствовав на себе чей-то взгляд, он обернулся и посмотрел в ее сторону. Их взгляды встретились. Никто из них не улыбнулся, но он начал продвигаться в ее сторону все тем же размеренным шагом, как только что приближался к мальчишкам, швырнувшим тыкву.
Смутившись, она перевела взгляд на оркестр, который как раз проходил мимо под бодрый марш. Музыка кончилась, и вступили барабаны – тум, тр-тр-трум! Улица наполнилась таким грохотом, что дрожали перепонки в ушах.
В этот момент Кристофер оказался рядом с ней, и она уже не могла удержаться, чтобы не взглянуть на его чисто выбритое лицо. Губы его шевелились. Должно быть, он поздоровался, хотя барабанная дробь глушила любые звуки. Она тоже что-то ответила, но и ее слова утонули в безумном грохоте. Хотя они и не слышали друг друга, их взгляды были красноречивее любых слов. Наконец Кристофер осознал, что слишком долго занят Ли, и, тронув козырек фуражки, поздоровался с Сильвией и Пэт Голсуорти.
За оркестром увязался какой-то мальчуган на велосипеде, явно намереваясь врезаться в задние ряды музыкантов.
– Я должен идти, – сказал Кристофер, разводя руками.
Не задумываясь над тем, что делает, Ли, проводив его глазами, продолжала следить за ним, наблюдая, как он жестом просит мальчишку на велосипеде съехать на обочину, как отвечает на чье-то приветствие из толпы.
Прошли другие участники парада – гофмаршал, дети в костюмах сказочных героев, цирковые клоуны, и опять дети…
Ли делала вид, что внимательно рассматривает шествие, но все это время не выпускала из поля зрения Кристофера. Он подходил к знакомым. Гладил детей по головкам. Поймал леденец, пущенный в толпу кем-то из клоунов, передал его одному из стоявших поблизости детишек. Он поднес к губам рацию, бросил сердитый взгляд куда-то в сторону, потом развернулся и быстро направился к своей машине. Проезжая мимо Ли, он лишь мельком взглянул в ее сторону и тут же умчался.
А парад все продолжался – казалось, ему не будет конца. Проплыли столы с дарами кулинаров средней школы Кун-Рэпидз, и опять – оркестр, и футбольная команда на грузовике, и восторженные зазывалы с конкурса красоты… Но для Ли Рестон праздник закончился задолго до того, как огромные красные машины городской пожарной службы своими оглушительными сиренами возвестили о его окончании.
Глава 10
Она так и не позвонила ему насчет Дня Благодарения.
Восемнадцатого ноября вернулись Хилльеры, и Пег тут же позвонила дочери. Она хотела, чтобы Ли все-таки испекла пирожки с тыквой. Праздничный обед она планировала на двадцать третье.
– Крис придет, я надеюсь? – спросила Пег.
– Я не уверена. По-моему, у него в этот день дежурство.
– Какая досада, – сказала Пег.
Ли повесила трубку, терзаясь сознанием собственной вины.
Во вторник, предшествующий Дню Благодарения, Пег и Оррин Хилльеры оказались в магазине «Красный филин», намереваясь купить индейку к праздничному столу. У прилавка замороженных продуктов Пег, неловко повернувшись, чуть не сбила с ног Кристофера, который, возвращаясь с дежурства, зашел за продуктами к ужину.
– Кристофер! Как, неужели это ты?!
– Здравствуйте, миссис Хилльер.
Она крепко обняла его, он тоже обнял ее, стараясь не задеть ее замороженным цыпленком, которого держал в руках. С Оррином они обменялись рукопожатиями. Разговорились о поездке Оррина и Пег в Новую Англию. Хилльеры восторженно рассказывали об изумительных осенних пейзажах и крытых мостах Вермонта. Восхищались архитектурными шедеврами Чарльстона и уникальными площадками для гольфа Миртл-Бич.
Потом Пег сказала:
– Я так расстроилась, узнав, что ты не сможешь прийти к нам на обед в День Благодарения.
Плохо соображая, что происходит, Кристофер тем не менее попытался скрыть свое удивление.
– Мне тоже жаль, поверьте. Вы ведь знаете, как холостяки любят домашнюю кухню.
– Я надеялась, что ты будешь свободен в этот день, но Ли сказала, что ты работаешь.
Неожиданно для самого себя он вдруг выпалил правду:
– Но только после трех.
– После трех! О, тогда решено. Мы начнем в час, и к трем ты успеешь на работу.
Он улыбнулся.
– Спасибо, миссис Хилльер. В таком случае я обязательно приду.
– Горячий сидр будет готов уже к одиннадцати, так что приходи пораньше.
– Так мило с вашей стороны, что пригласили меня. Даже не знаю, как вас благодарить.
Пег Хилльер была польщена и легонько похлопала его по плечу.
– Чепуха, – сказала она. – Ты же для нас как член семьи.
И в качестве доказательства он получил на прощание бабушкин поцелуй.
Накануне Дня Благодарения Ли составила изысканную композицию из цветов и поручила Родни доставить ее Хилльерам. Это было нежнейшее сочетание абрикосового цвета лютиков, каланхое и веточек гранатника, увитых темным плющом и перевязанных двухцветной лентой гро-гро. Она поместила свое творение в низкую овальную вазу из полированной латуни и надписала сопроводительную карточку: «Счастливого Дня Благодарения и Добро пожаловать домой. С любовью Сильвия и Ли». Работая над букетом, Ли вспоминала День Благодарения прошлого года, когда вся семья собралась в ее доме и еще был жив Грег. Сколько же месяцев прошло с его смерти? Пять, и до сих пор она не могла примириться с тем, что он ушел навсегда. Она была готова к тому, что в праздники страдания эти будут особенно мучительными.
Ли завязала последний узелок на ленте и отошла в сторону, чтобы оценить свое творение. Подошла Сильвия и восхитилась: «Ух, ты!» Они постояли, любуясь цветовой гаммой искусно подобранных растений.
– Да это просто шедевр. – Сильвия положила руку на плечо Ли. – Я бы хотела хоть раз в жизни сотворить нечто подобное.
Ли обняла сестру.
– А мне бы хотелось получше разбираться в бизнесе. Не потому ли нам так хорошо работается вместе, а?
– Маме это очень понравится.
– Мм.
Сильвии Ли показалась какой-то притихшей и сдержанной, что было так на нее не похоже.
– Что-нибудь не так?
Ли молчала, уставившись на цветы.
– Ты думаешь о Греге?
В глазах Ли закипели слезы, и Сильвия обхватила ее за плечи, прижалась виском к ее виску.
– Просто думаю о том, что этот День Благодарения… первый без него. В этот день мы должны благодарить Всевышнего за ниспосланное нам счастье, но я вовсе не чувствую себя счастливой, особенно сейчас.
– Я понимаю, – прошептала Сильвия. – Понимаю.
Они молчали, уставившись на цветы, которые вдруг разом потускнели в их глазах. Тихим, потерянным голосом Ли призналась:
– Я так одинока, Сильвия.
– О, милая, – печально произнесла сестра.
Ли часто заморгала, вытерла слезы со щек и приободрилась.
– Черт возьми, не знаю, что это вдруг на меня нашло! Мне есть кого и за что благодарить. Вот хотя бы сейчас… – И она обняла Сильвию. – Спасибо тебе, сестричка. Мне уже лучше. Выплеснула наболевшее – и сразу почувствовала облегчение.
В этот же вечер, дома, Ли убедилась в том, что ей есть за что благодарить судьбу. Выпал снег – легкий, пушистый, накрыв землю тонкой белой простыней. Приехала Дженис, Джои остался дома, и они втроем дружно занялись приготовлением праздничных блюд – испекли четыре пирога с тыквой и сделали рагу из артишоков.
Утро Дня Благодарения встретило их голубовато-серым небом и одетыми в белоснежную мантию земными далями. Снег уже прошел, было тихо и светло. Все еще в пижаме, Ли выглянула в окно и изумленно воскликнула:
– Вот это да!
Они разоделись во все самое лучшее, отправились в церковь и уже оттуда – к Хилльерам.
Пег и Оррин жили в нескольких милях севернее Аноки, прямо у излучины Рам-ривер. Их владения занимали четыре акра очень дорогостоящей земли, усаженной красными дубами. В новом белоснежном убранстве деревья смотрелись роскошно. Корявые черные сучья резко выделялись на фоне ослепительно белого снега, словно на картине, написанной пером. Подъездная аллея была длинной и извилистой; петляя меж дубов, она выводила к приземистому одноэтажному дому из оранжево-розового кирпича. Фотография его однажды украсила страницы журнала «Образцовые дома и сады». И действительно, здесь во всем чувствовался класс и хороший вкус. Когда дом перестраивался по желанию заказчика, Пег Хилльер лично отбирала все материалы для отделки, консультируясь не только со строителями, но и с дизайнером по интерьеру из Миннеаполиса, среди клиентов которого были и высшие чины корпорации «3М», и доктора клиники «Майо», и музыканты оркестра Миннесоты. Когда Ли с детьми подъехали к дому, дверь им открыла Пег – холеная, ухоженная, хотя и несколько полноватая.
– Дорогие мои. С праздником.
Все расцеловались. Подошел Оррин, помог им снять пальто и тоже кинулся обнимать дочь и внуков.
Пег сказала:
– Напитки мы выставили в кабинете, так что идите сразу туда.
Ли сказала:
– Я купила мороженое по дороге к вам, и оно уже успело растаять. Пойду вымою руки и потом сразу же присоединюсь к вам.
В ванной комнате были аккуратно расставлены горшки с голыми веточками-прутиками; вокруг ванны, имевшей форму клеверного листа, стояли гигантские корзины с белыми и черными полотенцами. Пока Ли мыла и вытирала руки, до нее доносились смех Сильвии, приветственные возгласы других гостей. Она открыла шкафчик, достала щетку Пег и пробежала ею по волосам. Раздался звонок в дверь. Пришел новый гость, в коридоре зазвучали голоса и вскоре стихли, удалившись в сторону кабинета. Марни, младшая внучка Сильвии, влетела в ванную, зашлепав подошвами туфелек по кафельному полу.
– Привет, тетушка Ли, – сказала она.
– Привет, Марни!
– А у меня новое платье! – Оно было все в кружевах и насборено, словно пачка балерины.
– Ах, какая прелесть!
– Мама сказала, чтобы я высморкалась. – Она поднялась на цыпочки, но так и не смогла дотянуться до коробки с салфетками, что лежала на туалетном столике. Ли помогла ей. Девочка не умолкала ни на минуту, рассказывая обо всем подряд – о своих новых белых колготках и о том, что мама захватила с собой сегодня брюки и ботинки для нее, чтобы после обеда она могла поваляться с братишками в снегу.
Ли выключила свет, и они вместе вышли из ванной.
– Хочешь пойти посмотреть на цветы? – спросила Ли.
Девочка кивнула головой и подала тетушке руку.
Они пересекли холл и направились в заднюю часть дома, где из смежных друг с другом столовой и гостиной открывался изумительный вид, по праву считавшийся одним из самых главных достоинств дома. Дом стоял высоко над рекой, а его задняя стена, выходившая на восток, была полностью стеклянная. Сегодня представший взору пейзаж был поистине великолепен: внизу река несла свои воды меж лесистых заснеженных берегов, а сновавшие среди деревьев белки и голубые сойки были так живописны, что ни один дизайнер не смог бы придумать лучшего украшения для интерьера.
Два стола, составленные в сводчатом проходе между комнатами, были застланы белой вышитой скатертью, и на них уже был расставлен сервиз из баварского фарфора цвета слоновой кости, который, по замыслу дизайнера, должен был дополнить традиционный декор столовой. Интерьер столовой и гостиной был выдержан в пастельных тонах: светло-серые ковровые покрытия, строгая функциональная мебель со светлой обивкой.
В чем Пег нельзя было отказать – так это в хорошем вкусе.
Марии пританцовывала вокруг столов, вытянув ножку назад и придерживаясь за спинки стульев. Она была слишком юна, чтобы оценить, сколь изысканны обстановка и сверкающая на столах дорогая посуда.
Ли еще раз окинула взглядом свою композицию из цветов: да, пожалуй, она не уступает сервировке Пег Хилльер. Она прошлась вдоль столов, отметив, что у мамы, как всегда, продумана каждая мелочь. Ну кто, кроме Пег Хилльер, еще пользуется именными карточками у приборов?
– Это ты сделала такой букет? – спросила Марии, все еще прыгая на одной ножке.
– Да, я.
– Красивый.
– Спасибо.
Марии выбежала из гостиной. Ли бросила последний взгляд на цветы и направилась к кабинету, откуда доносились радостные возгласы, шутки и смех. Это была большая комната в передней части дома, с камином, где за латунной решеткой весело полыхал огонь. Гости сидели на коричневых кожаных диванах или стояли группками, оживленно беседуя, как это обычно бывает при встрече. Пег стояла в сторонке, у круглого столика, и наливала горячий сидр в хрустальный бокал. Добавив корицы, она протянула его…
Кристоферу Лаллеку!
Ли почувствовала, как лицо ее заливает краска, стало трудно дышать.
Он взял бокал и салфетку, улыбнувшись, поблагодарил Пег и поднес бокал к губам. Рядом стояла Дженис, смотрела на него и улыбалась.
Вот она что-то сказала, и он засмеялся, потом вновь сделал глоток. И, посмотрев на дверь, увидел Ли, застывшую на пороге кабинета. В этой ситуации он проявил большее самообладание, чем она. Со стороны трудно было даже заподозрить некоторую натянутость в их отношениях. Он опустил бокал, мягко улыбнулся и сказал, обращаясь к Дженис:
– А вот и твоя мама.
Ли прошла в комнату и двинулась в его сторону – что ей еще оставалось?
Дженис, обернувшись, взволнованно воскликнула:
– Мам, почему ты мне не сказала, что придет Кристофер?
– Я думала, он сегодня работает.
– Как выяснилось, только после трех, – сказал он и наклонился поцеловать ее в щеку. – С Днем Благодарения вас, миссис Рестон. Я рад, что все-таки смог выбраться на ваш семейный обед.
– Я тоже, – ответила она, в глубине души действительно радуясь этому. Боже, как ей не хватало его все это время. Они расстались по ее же просьбе, но она понимала, что просьба эта, вызванная обстоятельствами, но не чувствами, была величайшим обманом в ее жизни. Однажды она сказала ему, что вовсе не одинока, а Сильвии вчера призналась в обратном. И она вдруг поняла, что одиночество поселилось в ее жизни с уходом Кристофера.
На нем были серые шерстяные брюки, белая рубашка, голубой цветастый галстук и тонкий вязаный свитер с воротником-шалью. Он был хорошо сложен, подтянут, и одежда ладно сидела на нем. Она привыкла видеть его в джинсах или в полицейской форме. Летом, правда, еще в шортах. Сегодня же, в этом необычном для него одеянии, он показался ей совсем иным. Чувств, всколыхнувшихся в ней, она не испытывала со времен замужества.
Что греха таить, это было сексуальное влечение. Впервые Ли призналась в этом самой себе.
Она разглядывала его, наблюдала за тем, как он ведет себя в кругу ее семьи. Здесь, похоже, все хорошо знали его. Всем он нравился. Но, интересно, какова будет их реакция, узнай они, что она начала встречаться с ним? Встречаться серьезно?
Дженис сияла. Она стояла рядом с ним, смотрела на него восхищенным взглядом, что-то говорила, он смеялся в ответ. Вот она коснулась его руки. Прикосновение было легким, как бы случайным, но Ли знала, какие чувства женщины вкладывают в подобные жесты. Конечно, это был флирт. Гладя со стороны на этих воркующих голубков, Ли была вынуждена признать, что они были великолепной парой. Он, в свои тридцать, был полон сил, ухоженный, хорошо воспитанный. Она, двадцатитрехлетняя, с темными волнистыми волосами и безупречной кожей, без единой морщинки возле рта и глаз, в полном расцвете молодости. Видит Бог, Ли никак не могла понять одного: как могло случиться, что у него вдруг возник столь странный интерес? И почему именно к ней? Почему не к Дженис, что было бы так естественно?
Из кухни раздался возглас Пег, которой понадобилась помощь, и Оррин поручил женщинам разливать напитки, а сам отправился разделывать индейку.
Когда Ли подошла к столу с графином вина, она заметила то, что прежде ускользнуло от нее: место Кристоферу было отведено между ней и Дженис.
Не задавая лишних вопросов, она пошла к холодильнику и, достав клюквенный сок, налила его в стакан Кристофера.
Рассадка гостей прошла без обычной для этой процедуры суматохи, и все благодаря каллиграфически надписанным Пег карточкам. Кристофер оказался меж двух представительниц семейства Рестонов и учтиво усадил обеих, отодвинув для них стулья, прежде чем сесть самому.
Оррин обратился к гостям:
– Давайте возьмемся за руки и прочтем молитву.
За столом образовалось живое кольцо рук. Левой рукой Ли взяла руку Джои, правой – Кристофера. Его ладонь была мягкой и теплой. Она тут же подумала о том, что ее рука – сухая и шершавая после прополки цветов и хлорированной воды. Но словно током пронзило обоих это нежное прикосновение, связавшее не только их руки, но и сердца.
Оррин склонил голову.
– Боже Всемилостивый, в этот День Благодарения мы воздаем хвалу всем сидящим за этим столом за их здоровье, процветание и счастье. Мы благодарим тебя за твою щедрость и просим, чтобы ты не оставил нас своим великодушием и в будущем году. Мы просим, чтобы ты присмотрел за Грегом, которого нет сегодня за нашим столом, но он там, с тобой…
Ли почувствовала, как пальцы Кристофера сильнее сжали ее руку, и ответила легким пожатием.
– …и чтобы ты помог каждому из нас смириться с его отсутствием, не спрашивая тебя о том, почему ты забрал его к себе. Дай побольше сил Ли, Дженис и Джои в наступающем году. До тех пор пока мы не соберемся вновь за этим столом в этот же день… спасибо тебе, Господи, за все.
Мало кто поднял голову сразу же после молитвы. Как не сразу выпустил руку Ли Кристофер, задержав ее ненадолго под скатертью, не заметив слез в ее опущенных глазах.
– Я рад, что оказался здесь, – прошептал он и крепко сжал ее руку, прежде чем выпустить.
О, этот обед. Великолепный, ужасный, требующий от нее величайшего напряжения нервов, когда Кристофер так близко, что она ощущает запах шерсти от его свитера и может коснуться его рукава, следить за движением его рук, мелькающих над тарелкой, и все время делать вид, что ничего не происходит. Родственники, видимо, объясняли необычную задумчивость Ли молитвой Оррина, хотя сами уже отвлеклись и весело болтали.
Она заставила себя заговорить с Кристофером, чтобы не обращать излишнего внимания на свою непривычную сдержанность.
– В твоем стакане клюквенный сок, – сказала она.
– Спасибо.
– Так значит, ты сегодня дежуришь?
– Да. С трех до одиннадцати.
– Будет много работы?
– Да, вечером. На уик-энд съехались домой ребята из колледжей, так что сегодня вечером бары будут полны. А вы же знаете, что такое дети и алкоголь.
Она украдкой проследила за тем, как он управился с картофелем и подливкой, что занимали половину его тарелки.
– Ну, а что у вас? – спросил он. – Завтра – денек тяжелый, а?
– Да, ты прав, завтра и в субботу придется покрутиться. С ужасом жду этого.
– А потом сразу же начинается предрождественская лихорадка.
– Она уже началась. В нашем деле надо заранее готовить рождественские композиции, ведь в уик-энд Благодарения они уже выставляются на продажу.
Беседа их была легкой и ни к чему не обязывающей, а то, что происходило на самом деле, было скрыто от посторонних глаз. Они вели себя как друг Грега и мать Грега, так, чтобы Дженис и Джои, сидевшие по обе стороны от них, могли слышать каждое слово в их разговоре.
В два Крис посмотрел на часы и сказал, обращаясь к Пег:
– Извините, что я удираю, но через полчаса я уже должен быть на перекличке, одетый по всей форме. – Он отодвинул свой стул и встал, поправляя галстук. – А это значит, что еще нужно успеть заскочить домой.
Пег была разочарована.
– Так скоро? Но ты даже еще не попробовал пирог.
– Кто-нибудь сделает это за меня. Я уже и так объелся.
– Я тебе заверну с собой.
– О, нет, совсем не обязательно. Все было так вкусно.
Говоря, он уже отходил от стола, но Пег все-таки встала, чтобы, вопреки протестам, всучить ему кусок пирога. Оррин тоже поднялся. Поколебавшись, Ли тоже пошла проводить его до двери. Оррин снял с вешалки шерстяное пальто и клетчатый шарф Кристофера и помог ему одеться. Из кухни, со свертком в руках, выплыла Пег.
– Твой пирог. Обед в День Благодарения немыслим без тыквенного пирога. Его испекла Ли.
– Спасибо, – сказал он. – Теперь я понимаю, от кого Ли позаимствовала традицию не выпускать гостей с пустыми руками. Спасибо вам за чудесный праздник. – Он поцеловал Пег в щеку, пожал руку Оррину и поцеловал в щеку Ли.
Она открыла ему дверь.
– До свидания.
– До свидания, и еще раз спасибо.
Придерживая рукой дверь, она смотрела ему вслед, пока он шел по мокрой аллее к своему «эксплореру», который оставил за углом дома.
Налетевший порыв ветра разметал концы его шарфа, пока он открывал дверцу автомобиля. Прежде чем сесть в машину, он махнул рукой; он всегда махал ей рукой на прощание, и сейчас ей вдруг стало удивительно тепло от этого ставшего привычным жеста.
И, как всегда, с его уходом краски дня поблекли.
Ли с детьми пробыла у Хилльеров до половины седьмого, пока Дженис не заявила, что ей пора домой переодеться: вечером она собиралась встретиться с друзьями.
Дома Ли и Джои в спортивных костюмах устроились у телевизора, в то время как Дженис, включив радиоприемник, закрылась в ванной, занявшись макияжем и прической, В половине девятого за ней зашли Джейн и Сэнди. Ли и Джои остались у телевизора, на экране которого мелькали кадры старых фильмов о первых колонистах.
В девять пятнадцать раздался звонок в дверь.
Ли бросила взгляд на Джои, который распластался на диване, и обнаружила, что он сладко спит.
Она встала с кресла и пошла к двери.
На пороге стоял Кристофер в форме, его патрульная машина была оставлена у обочины – двигатель работал, и фары оставались включенными.
Она открыла дверь, и он придержал ее рукой. Ли стояла перед ним в спортивном костюме и тапочках.
– Я хочу поговорить с вами, – сказал он. Ни тени улыбки на лице, ни вкрадчивости в голосе, лишь сухая констатация факта. – Не могли бы вы на минутку пройти к моей машине?
– Джои дома.
– Скажите ему, куда идете, и выйдите, пожалуйста.
– Разве мы не можем поговорить здесь?
– Нет, при Джои – нет.
Она вдруг почувствовала, что вся дрожит. Ее удивила и одновременно напугала его решимость идти напролом.
– Хорошо, – сказала она, – я только накину пиджак.
Она открыла дверцу шкафа с одеждой и крикнула в гостиную:
– Джои, пришел Кристофер. Я выйду к нему, нам надо поговорить.
Джои перевернулся на левый бок, лицом к спинке дивана, и пробормотал что-то нечленораздельное.
На улице она прошла за Кристофером к его машине. Он открыл дверцу и подождал, пока она сядет. В машине было тепло – работал обогреватель. Их сиденья разделяла баррикада из всевозможных механизмов и аппаратуры. Левым коленом Ли уперлась в ствол винтовки. На приборной доске мигало красными лампочками радио, рядом был вмонтирован громкоговоритель. За водительским креслом спрятался деревянный ящичек, в котором стояли чашки и валялись какие-то блокноты. Задний и передний салоны разделяла стеклянная перегородка со стальной сеткой.
Кристофер сел в машину и захлопнул дверцу. Радио беспрерывно трещало, и сквозь этот шум время от времени прорывался голос диспетчера. Он протянул руку и убавил звук, потом снял фуражку и пристроил ее за громкоговорителем. Не убирая левой руки с руля, он обернулся к Ли.
После неловкой затянувшейся паузы оба они заговорили разом.
– Эти последние недели… – начал он.
– Мне очень жаль, что… – вступила она.
И обе фразы повисли в воздухе недосказанными.
Ли закончила первой:
– Мне очень жаль, что так получилось с приглашением.
– Я не об этом. Я прекрасно понимаю, почему вы не позвонили мне.
– Я повела себя как эгоистка. Извини.
– Извинения приняты. А теперь позвольте мне сказать то, ради чего я сейчас здесь.
Он откинулся на спинку сиденья, глядя прямо перед собой на дверь гаража, которая наконец-то была заперта.
– Эти последние недели были кошмаром. Мне не понравилось, как мы расстались. Я чувствовал себя несчастным, а вы?
– Одинокой. – Она тоже смотрела прямо перед собой.
Он повернул голову: мерцавшие на приборной доске лампочки отбрасывали тусклые блики на ее профиль. Красная сигнальная лампа радиоприемника подкрашивала кончики ее ресниц, щеки. Рот выделялся кроваво-красным зловещим контуром.
Восемнадцатого ноября вернулись Хилльеры, и Пег тут же позвонила дочери. Она хотела, чтобы Ли все-таки испекла пирожки с тыквой. Праздничный обед она планировала на двадцать третье.
– Крис придет, я надеюсь? – спросила Пег.
– Я не уверена. По-моему, у него в этот день дежурство.
– Какая досада, – сказала Пег.
Ли повесила трубку, терзаясь сознанием собственной вины.
Во вторник, предшествующий Дню Благодарения, Пег и Оррин Хилльеры оказались в магазине «Красный филин», намереваясь купить индейку к праздничному столу. У прилавка замороженных продуктов Пег, неловко повернувшись, чуть не сбила с ног Кристофера, который, возвращаясь с дежурства, зашел за продуктами к ужину.
– Кристофер! Как, неужели это ты?!
– Здравствуйте, миссис Хилльер.
Она крепко обняла его, он тоже обнял ее, стараясь не задеть ее замороженным цыпленком, которого держал в руках. С Оррином они обменялись рукопожатиями. Разговорились о поездке Оррина и Пег в Новую Англию. Хилльеры восторженно рассказывали об изумительных осенних пейзажах и крытых мостах Вермонта. Восхищались архитектурными шедеврами Чарльстона и уникальными площадками для гольфа Миртл-Бич.
Потом Пег сказала:
– Я так расстроилась, узнав, что ты не сможешь прийти к нам на обед в День Благодарения.
Плохо соображая, что происходит, Кристофер тем не менее попытался скрыть свое удивление.
– Мне тоже жаль, поверьте. Вы ведь знаете, как холостяки любят домашнюю кухню.
– Я надеялась, что ты будешь свободен в этот день, но Ли сказала, что ты работаешь.
Неожиданно для самого себя он вдруг выпалил правду:
– Но только после трех.
– После трех! О, тогда решено. Мы начнем в час, и к трем ты успеешь на работу.
Он улыбнулся.
– Спасибо, миссис Хилльер. В таком случае я обязательно приду.
– Горячий сидр будет готов уже к одиннадцати, так что приходи пораньше.
– Так мило с вашей стороны, что пригласили меня. Даже не знаю, как вас благодарить.
Пег Хилльер была польщена и легонько похлопала его по плечу.
– Чепуха, – сказала она. – Ты же для нас как член семьи.
И в качестве доказательства он получил на прощание бабушкин поцелуй.
Накануне Дня Благодарения Ли составила изысканную композицию из цветов и поручила Родни доставить ее Хилльерам. Это было нежнейшее сочетание абрикосового цвета лютиков, каланхое и веточек гранатника, увитых темным плющом и перевязанных двухцветной лентой гро-гро. Она поместила свое творение в низкую овальную вазу из полированной латуни и надписала сопроводительную карточку: «Счастливого Дня Благодарения и Добро пожаловать домой. С любовью Сильвия и Ли». Работая над букетом, Ли вспоминала День Благодарения прошлого года, когда вся семья собралась в ее доме и еще был жив Грег. Сколько же месяцев прошло с его смерти? Пять, и до сих пор она не могла примириться с тем, что он ушел навсегда. Она была готова к тому, что в праздники страдания эти будут особенно мучительными.
Ли завязала последний узелок на ленте и отошла в сторону, чтобы оценить свое творение. Подошла Сильвия и восхитилась: «Ух, ты!» Они постояли, любуясь цветовой гаммой искусно подобранных растений.
– Да это просто шедевр. – Сильвия положила руку на плечо Ли. – Я бы хотела хоть раз в жизни сотворить нечто подобное.
Ли обняла сестру.
– А мне бы хотелось получше разбираться в бизнесе. Не потому ли нам так хорошо работается вместе, а?
– Маме это очень понравится.
– Мм.
Сильвии Ли показалась какой-то притихшей и сдержанной, что было так на нее не похоже.
– Что-нибудь не так?
Ли молчала, уставившись на цветы.
– Ты думаешь о Греге?
В глазах Ли закипели слезы, и Сильвия обхватила ее за плечи, прижалась виском к ее виску.
– Просто думаю о том, что этот День Благодарения… первый без него. В этот день мы должны благодарить Всевышнего за ниспосланное нам счастье, но я вовсе не чувствую себя счастливой, особенно сейчас.
– Я понимаю, – прошептала Сильвия. – Понимаю.
Они молчали, уставившись на цветы, которые вдруг разом потускнели в их глазах. Тихим, потерянным голосом Ли призналась:
– Я так одинока, Сильвия.
– О, милая, – печально произнесла сестра.
Ли часто заморгала, вытерла слезы со щек и приободрилась.
– Черт возьми, не знаю, что это вдруг на меня нашло! Мне есть кого и за что благодарить. Вот хотя бы сейчас… – И она обняла Сильвию. – Спасибо тебе, сестричка. Мне уже лучше. Выплеснула наболевшее – и сразу почувствовала облегчение.
В этот же вечер, дома, Ли убедилась в том, что ей есть за что благодарить судьбу. Выпал снег – легкий, пушистый, накрыв землю тонкой белой простыней. Приехала Дженис, Джои остался дома, и они втроем дружно занялись приготовлением праздничных блюд – испекли четыре пирога с тыквой и сделали рагу из артишоков.
Утро Дня Благодарения встретило их голубовато-серым небом и одетыми в белоснежную мантию земными далями. Снег уже прошел, было тихо и светло. Все еще в пижаме, Ли выглянула в окно и изумленно воскликнула:
– Вот это да!
Они разоделись во все самое лучшее, отправились в церковь и уже оттуда – к Хилльерам.
Пег и Оррин жили в нескольких милях севернее Аноки, прямо у излучины Рам-ривер. Их владения занимали четыре акра очень дорогостоящей земли, усаженной красными дубами. В новом белоснежном убранстве деревья смотрелись роскошно. Корявые черные сучья резко выделялись на фоне ослепительно белого снега, словно на картине, написанной пером. Подъездная аллея была длинной и извилистой; петляя меж дубов, она выводила к приземистому одноэтажному дому из оранжево-розового кирпича. Фотография его однажды украсила страницы журнала «Образцовые дома и сады». И действительно, здесь во всем чувствовался класс и хороший вкус. Когда дом перестраивался по желанию заказчика, Пег Хилльер лично отбирала все материалы для отделки, консультируясь не только со строителями, но и с дизайнером по интерьеру из Миннеаполиса, среди клиентов которого были и высшие чины корпорации «3М», и доктора клиники «Майо», и музыканты оркестра Миннесоты. Когда Ли с детьми подъехали к дому, дверь им открыла Пег – холеная, ухоженная, хотя и несколько полноватая.
– Дорогие мои. С праздником.
Все расцеловались. Подошел Оррин, помог им снять пальто и тоже кинулся обнимать дочь и внуков.
Пег сказала:
– Напитки мы выставили в кабинете, так что идите сразу туда.
Ли сказала:
– Я купила мороженое по дороге к вам, и оно уже успело растаять. Пойду вымою руки и потом сразу же присоединюсь к вам.
В ванной комнате были аккуратно расставлены горшки с голыми веточками-прутиками; вокруг ванны, имевшей форму клеверного листа, стояли гигантские корзины с белыми и черными полотенцами. Пока Ли мыла и вытирала руки, до нее доносились смех Сильвии, приветственные возгласы других гостей. Она открыла шкафчик, достала щетку Пег и пробежала ею по волосам. Раздался звонок в дверь. Пришел новый гость, в коридоре зазвучали голоса и вскоре стихли, удалившись в сторону кабинета. Марни, младшая внучка Сильвии, влетела в ванную, зашлепав подошвами туфелек по кафельному полу.
– Привет, тетушка Ли, – сказала она.
– Привет, Марни!
– А у меня новое платье! – Оно было все в кружевах и насборено, словно пачка балерины.
– Ах, какая прелесть!
– Мама сказала, чтобы я высморкалась. – Она поднялась на цыпочки, но так и не смогла дотянуться до коробки с салфетками, что лежала на туалетном столике. Ли помогла ей. Девочка не умолкала ни на минуту, рассказывая обо всем подряд – о своих новых белых колготках и о том, что мама захватила с собой сегодня брюки и ботинки для нее, чтобы после обеда она могла поваляться с братишками в снегу.
Ли выключила свет, и они вместе вышли из ванной.
– Хочешь пойти посмотреть на цветы? – спросила Ли.
Девочка кивнула головой и подала тетушке руку.
Они пересекли холл и направились в заднюю часть дома, где из смежных друг с другом столовой и гостиной открывался изумительный вид, по праву считавшийся одним из самых главных достоинств дома. Дом стоял высоко над рекой, а его задняя стена, выходившая на восток, была полностью стеклянная. Сегодня представший взору пейзаж был поистине великолепен: внизу река несла свои воды меж лесистых заснеженных берегов, а сновавшие среди деревьев белки и голубые сойки были так живописны, что ни один дизайнер не смог бы придумать лучшего украшения для интерьера.
Два стола, составленные в сводчатом проходе между комнатами, были застланы белой вышитой скатертью, и на них уже был расставлен сервиз из баварского фарфора цвета слоновой кости, который, по замыслу дизайнера, должен был дополнить традиционный декор столовой. Интерьер столовой и гостиной был выдержан в пастельных тонах: светло-серые ковровые покрытия, строгая функциональная мебель со светлой обивкой.
В чем Пег нельзя было отказать – так это в хорошем вкусе.
Марии пританцовывала вокруг столов, вытянув ножку назад и придерживаясь за спинки стульев. Она была слишком юна, чтобы оценить, сколь изысканны обстановка и сверкающая на столах дорогая посуда.
Ли еще раз окинула взглядом свою композицию из цветов: да, пожалуй, она не уступает сервировке Пег Хилльер. Она прошлась вдоль столов, отметив, что у мамы, как всегда, продумана каждая мелочь. Ну кто, кроме Пег Хилльер, еще пользуется именными карточками у приборов?
– Это ты сделала такой букет? – спросила Марии, все еще прыгая на одной ножке.
– Да, я.
– Красивый.
– Спасибо.
Марии выбежала из гостиной. Ли бросила последний взгляд на цветы и направилась к кабинету, откуда доносились радостные возгласы, шутки и смех. Это была большая комната в передней части дома, с камином, где за латунной решеткой весело полыхал огонь. Гости сидели на коричневых кожаных диванах или стояли группками, оживленно беседуя, как это обычно бывает при встрече. Пег стояла в сторонке, у круглого столика, и наливала горячий сидр в хрустальный бокал. Добавив корицы, она протянула его…
Кристоферу Лаллеку!
Ли почувствовала, как лицо ее заливает краска, стало трудно дышать.
Он взял бокал и салфетку, улыбнувшись, поблагодарил Пег и поднес бокал к губам. Рядом стояла Дженис, смотрела на него и улыбалась.
Вот она что-то сказала, и он засмеялся, потом вновь сделал глоток. И, посмотрев на дверь, увидел Ли, застывшую на пороге кабинета. В этой ситуации он проявил большее самообладание, чем она. Со стороны трудно было даже заподозрить некоторую натянутость в их отношениях. Он опустил бокал, мягко улыбнулся и сказал, обращаясь к Дженис:
– А вот и твоя мама.
Ли прошла в комнату и двинулась в его сторону – что ей еще оставалось?
Дженис, обернувшись, взволнованно воскликнула:
– Мам, почему ты мне не сказала, что придет Кристофер?
– Я думала, он сегодня работает.
– Как выяснилось, только после трех, – сказал он и наклонился поцеловать ее в щеку. – С Днем Благодарения вас, миссис Рестон. Я рад, что все-таки смог выбраться на ваш семейный обед.
– Я тоже, – ответила она, в глубине души действительно радуясь этому. Боже, как ей не хватало его все это время. Они расстались по ее же просьбе, но она понимала, что просьба эта, вызванная обстоятельствами, но не чувствами, была величайшим обманом в ее жизни. Однажды она сказала ему, что вовсе не одинока, а Сильвии вчера призналась в обратном. И она вдруг поняла, что одиночество поселилось в ее жизни с уходом Кристофера.
На нем были серые шерстяные брюки, белая рубашка, голубой цветастый галстук и тонкий вязаный свитер с воротником-шалью. Он был хорошо сложен, подтянут, и одежда ладно сидела на нем. Она привыкла видеть его в джинсах или в полицейской форме. Летом, правда, еще в шортах. Сегодня же, в этом необычном для него одеянии, он показался ей совсем иным. Чувств, всколыхнувшихся в ней, она не испытывала со времен замужества.
Что греха таить, это было сексуальное влечение. Впервые Ли призналась в этом самой себе.
Она разглядывала его, наблюдала за тем, как он ведет себя в кругу ее семьи. Здесь, похоже, все хорошо знали его. Всем он нравился. Но, интересно, какова будет их реакция, узнай они, что она начала встречаться с ним? Встречаться серьезно?
Дженис сияла. Она стояла рядом с ним, смотрела на него восхищенным взглядом, что-то говорила, он смеялся в ответ. Вот она коснулась его руки. Прикосновение было легким, как бы случайным, но Ли знала, какие чувства женщины вкладывают в подобные жесты. Конечно, это был флирт. Гладя со стороны на этих воркующих голубков, Ли была вынуждена признать, что они были великолепной парой. Он, в свои тридцать, был полон сил, ухоженный, хорошо воспитанный. Она, двадцатитрехлетняя, с темными волнистыми волосами и безупречной кожей, без единой морщинки возле рта и глаз, в полном расцвете молодости. Видит Бог, Ли никак не могла понять одного: как могло случиться, что у него вдруг возник столь странный интерес? И почему именно к ней? Почему не к Дженис, что было бы так естественно?
Из кухни раздался возглас Пег, которой понадобилась помощь, и Оррин поручил женщинам разливать напитки, а сам отправился разделывать индейку.
Когда Ли подошла к столу с графином вина, она заметила то, что прежде ускользнуло от нее: место Кристоферу было отведено между ней и Дженис.
Не задавая лишних вопросов, она пошла к холодильнику и, достав клюквенный сок, налила его в стакан Кристофера.
Рассадка гостей прошла без обычной для этой процедуры суматохи, и все благодаря каллиграфически надписанным Пег карточкам. Кристофер оказался меж двух представительниц семейства Рестонов и учтиво усадил обеих, отодвинув для них стулья, прежде чем сесть самому.
Оррин обратился к гостям:
– Давайте возьмемся за руки и прочтем молитву.
За столом образовалось живое кольцо рук. Левой рукой Ли взяла руку Джои, правой – Кристофера. Его ладонь была мягкой и теплой. Она тут же подумала о том, что ее рука – сухая и шершавая после прополки цветов и хлорированной воды. Но словно током пронзило обоих это нежное прикосновение, связавшее не только их руки, но и сердца.
Оррин склонил голову.
– Боже Всемилостивый, в этот День Благодарения мы воздаем хвалу всем сидящим за этим столом за их здоровье, процветание и счастье. Мы благодарим тебя за твою щедрость и просим, чтобы ты не оставил нас своим великодушием и в будущем году. Мы просим, чтобы ты присмотрел за Грегом, которого нет сегодня за нашим столом, но он там, с тобой…
Ли почувствовала, как пальцы Кристофера сильнее сжали ее руку, и ответила легким пожатием.
– …и чтобы ты помог каждому из нас смириться с его отсутствием, не спрашивая тебя о том, почему ты забрал его к себе. Дай побольше сил Ли, Дженис и Джои в наступающем году. До тех пор пока мы не соберемся вновь за этим столом в этот же день… спасибо тебе, Господи, за все.
Мало кто поднял голову сразу же после молитвы. Как не сразу выпустил руку Ли Кристофер, задержав ее ненадолго под скатертью, не заметив слез в ее опущенных глазах.
– Я рад, что оказался здесь, – прошептал он и крепко сжал ее руку, прежде чем выпустить.
О, этот обед. Великолепный, ужасный, требующий от нее величайшего напряжения нервов, когда Кристофер так близко, что она ощущает запах шерсти от его свитера и может коснуться его рукава, следить за движением его рук, мелькающих над тарелкой, и все время делать вид, что ничего не происходит. Родственники, видимо, объясняли необычную задумчивость Ли молитвой Оррина, хотя сами уже отвлеклись и весело болтали.
Она заставила себя заговорить с Кристофером, чтобы не обращать излишнего внимания на свою непривычную сдержанность.
– В твоем стакане клюквенный сок, – сказала она.
– Спасибо.
– Так значит, ты сегодня дежуришь?
– Да. С трех до одиннадцати.
– Будет много работы?
– Да, вечером. На уик-энд съехались домой ребята из колледжей, так что сегодня вечером бары будут полны. А вы же знаете, что такое дети и алкоголь.
Она украдкой проследила за тем, как он управился с картофелем и подливкой, что занимали половину его тарелки.
– Ну, а что у вас? – спросил он. – Завтра – денек тяжелый, а?
– Да, ты прав, завтра и в субботу придется покрутиться. С ужасом жду этого.
– А потом сразу же начинается предрождественская лихорадка.
– Она уже началась. В нашем деле надо заранее готовить рождественские композиции, ведь в уик-энд Благодарения они уже выставляются на продажу.
Беседа их была легкой и ни к чему не обязывающей, а то, что происходило на самом деле, было скрыто от посторонних глаз. Они вели себя как друг Грега и мать Грега, так, чтобы Дженис и Джои, сидевшие по обе стороны от них, могли слышать каждое слово в их разговоре.
В два Крис посмотрел на часы и сказал, обращаясь к Пег:
– Извините, что я удираю, но через полчаса я уже должен быть на перекличке, одетый по всей форме. – Он отодвинул свой стул и встал, поправляя галстук. – А это значит, что еще нужно успеть заскочить домой.
Пег была разочарована.
– Так скоро? Но ты даже еще не попробовал пирог.
– Кто-нибудь сделает это за меня. Я уже и так объелся.
– Я тебе заверну с собой.
– О, нет, совсем не обязательно. Все было так вкусно.
Говоря, он уже отходил от стола, но Пег все-таки встала, чтобы, вопреки протестам, всучить ему кусок пирога. Оррин тоже поднялся. Поколебавшись, Ли тоже пошла проводить его до двери. Оррин снял с вешалки шерстяное пальто и клетчатый шарф Кристофера и помог ему одеться. Из кухни, со свертком в руках, выплыла Пег.
– Твой пирог. Обед в День Благодарения немыслим без тыквенного пирога. Его испекла Ли.
– Спасибо, – сказал он. – Теперь я понимаю, от кого Ли позаимствовала традицию не выпускать гостей с пустыми руками. Спасибо вам за чудесный праздник. – Он поцеловал Пег в щеку, пожал руку Оррину и поцеловал в щеку Ли.
Она открыла ему дверь.
– До свидания.
– До свидания, и еще раз спасибо.
Придерживая рукой дверь, она смотрела ему вслед, пока он шел по мокрой аллее к своему «эксплореру», который оставил за углом дома.
Налетевший порыв ветра разметал концы его шарфа, пока он открывал дверцу автомобиля. Прежде чем сесть в машину, он махнул рукой; он всегда махал ей рукой на прощание, и сейчас ей вдруг стало удивительно тепло от этого ставшего привычным жеста.
И, как всегда, с его уходом краски дня поблекли.
Ли с детьми пробыла у Хилльеров до половины седьмого, пока Дженис не заявила, что ей пора домой переодеться: вечером она собиралась встретиться с друзьями.
Дома Ли и Джои в спортивных костюмах устроились у телевизора, в то время как Дженис, включив радиоприемник, закрылась в ванной, занявшись макияжем и прической, В половине девятого за ней зашли Джейн и Сэнди. Ли и Джои остались у телевизора, на экране которого мелькали кадры старых фильмов о первых колонистах.
В девять пятнадцать раздался звонок в дверь.
Ли бросила взгляд на Джои, который распластался на диване, и обнаружила, что он сладко спит.
Она встала с кресла и пошла к двери.
На пороге стоял Кристофер в форме, его патрульная машина была оставлена у обочины – двигатель работал, и фары оставались включенными.
Она открыла дверь, и он придержал ее рукой. Ли стояла перед ним в спортивном костюме и тапочках.
– Я хочу поговорить с вами, – сказал он. Ни тени улыбки на лице, ни вкрадчивости в голосе, лишь сухая констатация факта. – Не могли бы вы на минутку пройти к моей машине?
– Джои дома.
– Скажите ему, куда идете, и выйдите, пожалуйста.
– Разве мы не можем поговорить здесь?
– Нет, при Джои – нет.
Она вдруг почувствовала, что вся дрожит. Ее удивила и одновременно напугала его решимость идти напролом.
– Хорошо, – сказала она, – я только накину пиджак.
Она открыла дверцу шкафа с одеждой и крикнула в гостиную:
– Джои, пришел Кристофер. Я выйду к нему, нам надо поговорить.
Джои перевернулся на левый бок, лицом к спинке дивана, и пробормотал что-то нечленораздельное.
На улице она прошла за Кристофером к его машине. Он открыл дверцу и подождал, пока она сядет. В машине было тепло – работал обогреватель. Их сиденья разделяла баррикада из всевозможных механизмов и аппаратуры. Левым коленом Ли уперлась в ствол винтовки. На приборной доске мигало красными лампочками радио, рядом был вмонтирован громкоговоритель. За водительским креслом спрятался деревянный ящичек, в котором стояли чашки и валялись какие-то блокноты. Задний и передний салоны разделяла стеклянная перегородка со стальной сеткой.
Кристофер сел в машину и захлопнул дверцу. Радио беспрерывно трещало, и сквозь этот шум время от времени прорывался голос диспетчера. Он протянул руку и убавил звук, потом снял фуражку и пристроил ее за громкоговорителем. Не убирая левой руки с руля, он обернулся к Ли.
После неловкой затянувшейся паузы оба они заговорили разом.
– Эти последние недели… – начал он.
– Мне очень жаль, что… – вступила она.
И обе фразы повисли в воздухе недосказанными.
Ли закончила первой:
– Мне очень жаль, что так получилось с приглашением.
– Я не об этом. Я прекрасно понимаю, почему вы не позвонили мне.
– Я повела себя как эгоистка. Извини.
– Извинения приняты. А теперь позвольте мне сказать то, ради чего я сейчас здесь.
Он откинулся на спинку сиденья, глядя прямо перед собой на дверь гаража, которая наконец-то была заперта.
– Эти последние недели были кошмаром. Мне не понравилось, как мы расстались. Я чувствовал себя несчастным, а вы?
– Одинокой. – Она тоже смотрела прямо перед собой.
Он повернул голову: мерцавшие на приборной доске лампочки отбрасывали тусклые блики на ее профиль. Красная сигнальная лампа радиоприемника подкрашивала кончики ее ресниц, щеки. Рот выделялся кроваво-красным зловещим контуром.