Спенсер Лавирль. Сила любви

   Дженис подняла на нее жалобный взгляд. Слезы закипали в ее глазах.
   – Но, мама, он же друг Грега. Он… он годится тебе в сыновья.
   – Нет. Это ты так считаешь, но не я. За последние восемь месяцев наши отношения в корне изменились. Может быть, тебе небезынтересно будет знать, что прежде мы стали очень, очень хорошими друзьями, а уж потом началась наша близость.
   В голосе Дженис, когда она заговорила, прозвучал вызов:
   – А что скажет бабушка?
   Ли подавила в себе острое желание обратиться за помощью к Кристоферу.
   – Бабушка выскажется вполне откровенно. Не скрою, это будет разговор не из приятных. Но, в конце концов, не она решает мою судьбу. А я сама.
   – Что ж, вижу, что любые мои возражения отметаются с порога. Так что я отправляюсь спать. Я полночи не спала, все ждала тебя, да и зуб чертовски болит.
   – Почему ты не позвонила? Думаю, ты догадывалась, что я у Кристофера. Я бы приехала домой.
   – Потому что хотела убедиться окончательно. Теперь мне все предельно ясно.
   Она развернулась и направилась в свою комнату. Хлопнула дверь, и Ли с Кристофером, ошеломленные и растерянные, остались вдвоем – на кухне, где воздух еще был накален яростью Дженис. Мерно капала вода из крана. Ли подошла к мойке и завинтила его, но монотонный звук, казалось, не стихал. Кристофер приблизился к ней и положил руки ей на плечи. Не говоря ни слова, притянул к себе и обнял.
   – Извини, – сказала она, чувствуя, что вот-вот разрыдается. – Представляю, каково тебе пришлось.
   – Я примерно этого и ожидал. А ты?
   – Да, к ее обвинениям я была готова. Меня удивила собственная реакция.
   – Удивила? – спросил он.
   – Я думала, что придется оправдываться. Но когда она начала вершить суд, я почувствовала, что закипаю от гнева. Какое она имеет право диктовать мне, как жить? Беда в том, что мои дети никогда не воспринимали меня как женщину. Для них я всегда оставалась лишь мамой. С тех пор как умер Билл, я жила только ими, и, наверное, они рассчитывали, что так будет всегда. Одна лишь мысль о том, что мне может понадобиться мужчина для этого, приводит их теперь в ужас.
   – И все-таки я не уверен, что тебе следовало говорить об этом.
   – Говорить о чем? – Она бросила на него колючий взгляд.
   – О том, что у нас близкие отношения.
   – А почему нет? Я имею на это право, черт побери, с тобой или с кем угодно. Я хотела, чтобы она это знала.
   – И тем не менее, конечно, для нее это было потрясением.
   – Я хотела, чтобы это прозвучало в открытую.
   – И тебе это удалось, уж точно.
   – Кристофер, я не хочу ссориться еще и с тобой! – Она вырвалась из его объятий, схватилась за подставку для кастрюль, лежавшую на прилавке, и с грохотом отправила ее в ящик шкафа. – И вообще я не понимаю: о чем мы с тобой спорим? Сначала ты говоришь, что мне нужно рассказать обо всем детям, и мы ссоримся, потому что я этого не хочу. Потом я все-таки рассказываю, и мы ругаемся из-за того, что я это сделала.
   – Ли… Ли… – Он вновь обнял ее за плечи, заставляя повернуться к нему лицом. – Не надо, успокойся. Я же тоже переживаю из-за этого. Просто я пытаюсь придумать, как лучше объясниться с остальными членами твоей семьи. Мне кажется, нам предстоит выслушать гораздо больше того, что сказала Дженис. И, думаю, особенно резки будут твои мать и сестра. Уж они-то точно заклеймят тебя позором.
   Она нырнула в его объятия и крепко прижалась к нему.
   – О, Кристофер, я ненавижу все эти дрязги. Я люблю тебя. Хочу, чтобы мы были вместе, но посмотри, как реагирует первый же человек, кому мы открылись, а ведь я еще не заикалась о замужестве.
   Он изумленно посмотрел на нее.
   – Ты все-таки думаешь об этом?
   – Ну конечно. Как же иначе? Я люблю тебя. И не хочу остаток дней своих провести в одиночестве.
   – О, Ли… – Взгляд его красноречиво сказал, насколько она удивила его своим признанием. Но прежде чем предаваться восторгам, он решил предостеречь ее:
   – Тогда обещай мне, что будешь держать себя в руках, когда тебе начнут говорить, что ты совращаешь младенца. Когда станут обвинять в том, что ты – одинокая, убитая горем женщина, не сознающая, что делаешь. И когда скажут, что тобой лишь пользуются и что я охочусь за твоим домом, машиной и Бог знает чем еще. Что ты мне надоешь, как только в поле моего зрения появится какая-нибудь молоденькая пташка в узких шортах, соблазнительно виляющая задом. Если мне не изменяет интуиция, тебе придется выслушать все это и даже больше. И лучший способ победить в такой ситуации – это доказать, что мы счастливы вместе, но ни в коем случае не падать духом, о'кей?
   Она уперлась лбом в его подбородок и устало прикрыла глаза.
   – Неужели они и в самом деле скажут все это?
   – Я так думаю.
   Они какое-то время стояли молча, прижавшись друг к другу, черпая силы в этой близости.
   Наконец Ли спросила:
   – А такое действительно возможно?
   – Ты о чем?
   – Ну, что я тебе надоем, как только первая попавшаяся пташка вильнет перед тобой задом?
   Он тронул ее за подбородок.
   – А ты как думаешь?
   – Я как-то думала об этом – не буду лгать тебе.
   – Знаешь, в этом случае слова бессильны. Есть доверие или нет его. Если я говорю, что люблю тебя и хочу провести с тобой всю свою жизнь, ты просто должна поверить мне. О'кей?
   В душе ее разлился покой. Как убедителен он был! Как мудр! Начни он клясться и божиться, что никогда не взглянет ни на кого, она бы засомневалась. Но его простые слова убеждали, что он и в самом деле ухватил стержень длительного и счастливого семейного союза – доверие. Их брак – случись он, конечно, – держался бы на этом.
   Она встала на цыпочки и поцеловала его – не звонко и смачно, как шлепают штемпелем по сургучу, но легко и нежно, благодаря за обретенный ею душевный покой.
   – Я, пожалуй, пойду проверю, что там у Дженис с зубом. Она слишком упряма, чтобы вернуться сюда, а мне кажется, щеку у нее разнесло прилично.
   – Мне остаться или лучше уйти?
   – Останься. Ты пришел на завтрак, и он будет. Но сначала я все-таки загляну к ней.
 
   Дженис лежала на боку, лицом к стене, когда Ли присела рядом на кровати.
   – Он ушел?
   – Нет, он еще здесь. Я собираюсь приготовить ему завтрак. Что с твоим зубом? Он что, внезапно разболелся?
   – Там все воспалено. Придется удалять.
   – Какой? Нижний или верхний?
   – Нижний.
   – Повернись ко мне.
   – Тебе не стоит беспокоиться обо мне. Я сама о себе позабочусь, – заявила Дженис.
   – Девочка моя, не будь такой упрямой. Я не перестану заботиться о тебе из-за того лишь, что встречаюсь с ним.
   Дженис перевернулась на спину и уставилась в дальний угол комнаты. Ли воспользовалась этим, чтобы пощупать ей лоб.
   – Боже мой, девочка, да у тебя жар. Ты принимала аспирин?
   – Да.
   – Давно?
   – Часа в три утра. – Укор был налицо: она не спала, ожидая возвращения матери.
   – Я принесу тебе еще. Сейчас очень болит?
   – Ощущение не из приятных, но что мне остается делать в уик-энд? Только терпеть. Утром позвоню доктору Уингу.
   – Открой рот. Дай я взгляну.
   – Мама, там все опухло. Что смотреть?
   – Флюс есть?
   Дженис закатила глаза.
   – Да, флюс есть. Но до утра я не умру, так что оставь меня в покое.
   У Ли не было выбора. Вернувшись с аспирином и стаканом воды, она сказала:
   – Чтоб ты знала, есть и экстренная стоматологическая помощь. Если будет совсем невмоготу, я отвезу тебя в больницу.
   Дженис проглотила таблетку и запила ее водой, вернула стакан матери и тут же отвернулась к стене. Всем своим видом она давала понять: Я не благодарю тебя. Не прощаю тебя. И не хочу твоей материнской заботы!
   Ли посмотрела на спину дочери и, вздохнув, вышла из комнаты.
 
   В понедельник в час дня хирург-стоматолог удалил Дженис оба правых зуба мудрости. Один был воспален и сидел глубоко в десне. Другой, по словам доктора, вскоре тоже должен был заявить о себе.
   Дженис очнулась от тяжелой пентатолово-натриевой дремы и невольно разрыдалась – естественная реакция на наркоз. Одна из медсестер подсказала Ли, как следует ухаживать за пациенткой, предупредила, что Дженис первое время будет крайне возбудима. Посоветовала, чем кормить ее, чтобы не бередить свежие раны. Ли покидала кабинет дантиста, имея на руках рецепт на обезболивающие пилюли и поддерживая ослабевшую дочь, которая не переставая хныкала и лепетала:
   – Я не знаю, почему я плачу. Я просто не знаю.
   – Это от наркоза, – успокаивала ее Ли. – Примерно через час это пройдет.
   Дома Ли уложила Дженис в постель, подложив под щеку полотенце и поставив рядом миску, в которую можно было сплевывать кровь и слюну. Она дала дочери обезболивающую таблетку и предложила теплого куриного бульона, но взгляд Дженис затуманился, и она погрузилась в сон.
   Ли склонилась над ней, убрала со лба волосы и поцеловала.
   В этот момент она вновь испытала радость материнства, вспомнив те далекие годы, когда ее дети были еще малышами. Пощупать лобики, заставить выпить лекарство, приготовить специальную еду, когда им нездоровилось, – что может быть трогательнее этих обязанностей? Она вдруг почувствовала, как затягивается в душе рана, нанесенная дочерью, как теплеет на сердце от этих нежных прикосновений к любимому существу.
   «Дженис, – подумала она, – пожалуйста, не лишай меня своей любви. Пожалуйста, не заставляй выбирать между тобой и Кристофером. Не надо, дорогая, ты разобьешь мое сердце, если отвернешься от меня».
 
   Кристофер позвонил почти перед самым ужином.
   – Как Дженис?
   – Она сейчас спит, но ночью ей придется несладко. Хотя ей выписали обезболивающие таблетки.
   – Ей что-нибудь нужно? Могу я хоть как-то тебе помочь?
   – Просто постарайся и дальше быть терпимым к моим детям, – попросила она. – Чтобы завоевать их любовь, потребуется время.
   – Это уж я смогу. Тем более есть ради чего стараться. Как насчет того, чтобы выйти за меня замуж?
   – Я только об этом и думаю.
   – Ну, и?..
   – Звучит очень заманчиво, но я все равно еще не готова ответить.
   – Знаешь что? – сказал он.
   – Что?
   – Я ведь сейчас опять этим занимаюсь.
   – Чем?
   – Играю роль мужа и отчима, как раз в эту минуту. Задумайся над этим, Ли.
 
   Закончив дежурство, он заехал к ней по пути домой.
   – Привет, – поздоровался он, когда Ли открыла ему дверь. – Задержаться у тебя не смогу. У меня встреча с Джудом, но я хотел передать кое-что для Дженис. Скажи, что я надеюсь, ей это понравится.
   И он протянул аудио-кассеты с записью последнего бестселлера.
   – Я подумал, ей сейчас будет приятнее слушать, нежели читать.
   Она поцеловала его в щеку и поняла, что ей становится все труднее отказаться от его предложения.
   И опять… он опять делал то, что делает хороший муж и заботливый отец.
 
   – Кристофер принес тебе это.
   Дженис мельком взглянула на кассеты, которые мать положила на кровать, и сурово сказала:
   – Я уже это читала.
   Так и не притронувшись к пленкам, она опять отвернулась к стене.
   Пренебрежение, продемонстрированное Дженис, ранило Ли куда больше, чем она могла ожидать.
   Не встретив понимания у дочери, она, естественно, потянулась к сыну. В надежде заручиться хотя бы его поддержкой – пусть даже в виде дружеской улыбки. Вечером она зашла в комнату Джои. Он сидел на полу и старательно оклеивал серебристой пленкой свои любимые старые кроссовки.
   – Привет, – сказала она, прислонившись к косяку двери.
   – О, привет! – оглянувшись, воскликнул он.
   – Можно войти?
   – Конечно. Как Дженис?
   – Спит. Все еще хандрит.
   – Господи, надеюсь, со мной такого никогда не случится. Отец Денни говорит, что у него до сих пор целы зубы мудрости и ни разу не болели.
   – Если бы ее беспокоили только зубы…
   – А что еще? – Он отложил кроссовки в сторону и удивленно посмотрел на Ли. Она прошла к кровати и молча села, застыв, как индийская статуя. На ней был широкий лилового цвета спортивный свитер, рукава которого она засучила до локтей.
   – Она обижена на меня.
   – Из-за чего?
   – Я буду откровенна с тобой, Джои, потому что на самом деле все это очень важно для меня.
   – Она, должно быть, вычислила вас с Крисом, да?
   Ли не удалось скрыть своего изумления.
   – А ты, кажется, ничуть не шокирован этим? И давно ты все знаешь?
   Он пожал плечами и провел рукой по краю серебристой пленки, аккуратно разглаживая ее на подошве ботинка.
   – Не знаю. Я как-то вечером видел, что вы целовались, но догадался еще раньше.
   – Ну и как ты к этому относишься?
   – Черт возьми, спокойно.
   Ли ухмыльнулась. Кто говорил, что девочек воспитывать проще? Пусть Бог подарит тому сына. Похоже, мальчишки совсем не так суровы и кровожадны.
   – Это ведь у вас серьезно, правда, мам?
   – Да, правда.
   – Я так и подумал. Ну, и что, женщины твоего возраста выходят замуж за таких молодых?
   – Я не знаю подобных примеров, а ты?
   Он опять пожал плечами и отрезал еще полоску ленты.
   – Тебе не помешает, если я выйду за него замуж?
   – Да брось ты, конечно же, нет. Почему это должно мне мешать?
   – Тебя могут дразнить, говорить, что твоя мать совращает младенцев – ну, в общем, что-то в этом роде.
   – Господи, люди могут быть такими занудами. Если они и скажут что-нибудь подобное, значит, они просто не знают тебя. Или Криса.
   – Вчера вечером он сделал мне предложение, – призналась она.
   – Выйти за него замуж?
   – Да.
   – А Дженис знает?
   – Еще нет.
   – А бабушка?
   – Бабушка еще ни о чем не догадывается.
   – Представляю, как она взовьется, когда узнает.
   Ли не смогла удержаться от смеха.
   – Тебе не следует употреблять такие выражения, юноша.
   – Хорошо. В общем, можешь рассчитывать на мою поддержку, мам.
   Боже, как быстро он взрослеет. Пожалуй, ей будет легко с ним в ближайшие года три. Он был так подкупающе прямолинеен.
   – Ну, и что ты сказала Крису? – спросил Джои.
   – Я сказала, что это заманчиво.
   – Ты хочешь выйти за него?
   – Да, хочу.
   – Но боишься того, что скажет бабушка? Я прав?
   – Бабушка, Дженис, Сильвия, ты. Хотя нет, тебя уже больше не боюсь. По-моему, ты меня понял.
   – Черт возьми, конечно. С тех пор как умер папа, ты все время одна. Я не представляю, как ты с этим справляешься. То есть я хочу сказать, мы с Денни иногда болтаем на эти темы, понимаешь? Вот, скажем, в тот вечер, когда я в первый раз увидел, как вы с Крисом целовались… Я позвонил ему и сказал, что с Крисом ты стала ужасно счастливой и что, похоже, ты не целовалась целую вечность.
   – Ты имеешь в виду, не целовалась с мужчинами? Но я никогда не хотела, пока не появился Крис.
   – Правда, мам? – Он криво ухмыльнулся и посмотрел на мать. – Тогда, я думаю, тебе надо соглашаться.
   Несомненно, с сыном ей повезло. Ли сидела на кровати и улыбалась, глядя, как он управляется с кроссовками.
   – Я очень люблю тебя. – И перевела разговор. – А ты что, собираешься ходить в них?
   Он посмотрел на свое творение.
   – Еще бы. Это самый писк!
   – Я, кажется, покупала тебе к Рождеству новые.
   – Да, конечно, я тебя тоже люблю, мам, но не настолько, чтобы выбрасывать кроссовки, которые еще можно починить. Тем более любимые.
   Она недоуменно покачала головой, встала с кровати, поцеловала сына в макушку и направилась к себе, чтобы позвонить Кристоферу и представить ему свежий «Отчет о поведении детей».
 
   Дженис пробыла дома еще один день, потом вернулась в колледж, так и не помирившись с матерью.
   В тот день Ли, как всегда, трудилась в магазине, но вернулась домой чуть пораньше, чтобы успеть приготовить ужин. Но сначала она спустилась в подвал, в прачечную, переложить в сушилку белье после утренней стирки. Она поднималась обратно вверх, когда раздался звонок.
   – Мама, ты?! – воскликнула она, открывая дверь. – Что тебя принесло? И Сильвия…
   Всего лишь полчаса назад они распрощались в магазине.
   Пэг Хилльер с официальным видом прошла мимо Ли, на ходу стягивая перчатки.
   – Мы пришли поговорить с тобой, Ли.
   Ли достаточно было взглянуть на спину матери – прямую как палка, увидеть, как взметнулись при ходьбе полы ее пальто, как напряглась ее шея, чтобы почувствовать себя в опасности.
   – Я, кажется, догадываюсь о чем.
   – Я тоже так думаю. – Пэг повернулась к дочери. – Мне позвонила Дженис.
   Ли спокойно предложила:
   – Может быть, ты все-таки пройдешь в гостиную, мама? Снимешь пальто? Присядешь, может, и чашечку кофе выпьешь? Ты тоже, Сильвия. – Она выглянула во двор. – Вы только вдвоем или привели с собой целое войско? Где же папа… и Ллойд? Им бы тоже следовало прийти, не так ли?
   – Твои попытки поупражняться в остроумии меня ничуть не смущают, Ли. Закрой дверь и скажи мне лучше, какой бес в тебя вселился! В твои-то годы вешаться на мальчишку, который в сыновья тебе годится!
   Ли покорно закрыла дверь и сказала:
   – Бросьте свои пальто на диван. Я все-таки сварю кофе.
   – Я не хочу никакого кофе! Я жду объяснений!
   – Во-первых, он не годится мне в сыновья. Ему тридцать лет, и…
   – А тебе сорок пять. Боже мой, Ли, ты что, сошла с ума?
   – Едва ли, мама. Я влюбилась.
   – Влюбилась! – У Пэг глаза на лоб полезли. – Ты это так называешь? Да ты спишь с этим мальчишкой! Дженис сказала, что ты сама призналась в этом.
   Сильвия добавила:
   – Ли, это так отвратительно.
   – Так… значит, мама тут же позвонила тебе и все выложила. И вы решили прийти сюда и вдвоем обрушиться на меня?
   – Я согласна с мамой. То, что ты завела роман с Кристофером, – это позор для тебя, но мы понимаем, какому стрессу ты подверглась в связи с гибелью Грега. Вполне естественно, тебе хочется, чтобы рядом был кто-то. Но, Ли, не такой же мальчишка!
   – Он не мальчишка! И прекратите его так называть!
   – Но по сравнению с тобой он действительно мальчишка.
   Снова вступила Пэг:
   – Должна признать, что я и от него никак не ожидала подобной выходки. Мне он всегда казался таким славным молодым человеком. Ему-то что понадобилось?
   – Понадобилось?
   – Конечно! Такому молодому от старухи.
   – Старухи… Что ж, спасибо, мама.
   – Тебе, может, и приятно обманываться на этот счет, но меня не проведешь. Ему понадобилось именно то, что он уже и получил! Вы только вдумайтесь: и это после того, как ты была так добра к нему, распахнула перед ним двери своего дома, ввела в свою семью, отнеслась к нему, как мать. И он еще надеялся, что ты позволишь ему соблазнить тебя!
   – Мама, я же говорю тебе: мы полюбили друг друга. Тебя послушать – так выходит, что умер Грег и на следующий же день я залезла в постель к Кристоферу! Все было не так. Мы часто виделись, нам было хорошо и интересно вместе, и только потом уже, несколько месяцев спустя, наши отношения стали близкими.
   – Не хочу даже слышать этого. – Пэг страдальчески сморщилась и отвернулась.
   Эстафету подхватила Сильвия.
   – Ты призналась своей дочери в том, что спала с ним… Ли, о чем ты думала?
   – Я что, уже считаюсь бесполым существом? Ты это хочешь сказать?
   Мать и сестра изумленно уставились на Ли, а та продолжала:
   – Или мне навечно отведена роль преданной своим чадам мамочки, только и ожидающей, когда можно постирать их носочки и приготовить их любимые блюда? Я что, уже не имею права на личную жизнь?
   Сильвия ответила:
   – Конечно, имеешь, но, ради всего святого, найди для этого кого-нибудь другого, кто ближе тебе по возрасту.
   – Почему? Что страшного в том, что я выбрала Кристофера?
   – Ли, посмотри правде в глаза, – увещевала Сильвия. – Все это так нелепо. Сколько лет ты относилась к нему как к сыну? Потом, когда умер Грег, вы становитесь неразлучны. А вскоре оказываетесь и в постели. Как, по-твоему, это выглядит? И как долго ты рассчитываешь удержать его возле себя?
   – Может, тебе интересно будет узнать, Сильвия, что Кристофер просил меня выйти за него замуж.
   – О Боже, – только и вымолвила Пэг и, зажав рот рукой, тяжело рухнула на кухонный стул.
   – Замуж? – Сильвия тоже плюхнулась на стул рядом с матерью.
   – Да. И я как раз обдумываю это предложение.
   – О, Ли, ты не соображаешь, что делаешь. Не прошло еще и года после смерти Грега, и, безусловно, тебе нужен человек, который помог бы тебе пережить этот трудный период. Но связывать себя на всю жизнь с таким молодым… Сколько же может продержаться такой союз?
   – Кто знает, Сильвия, насколько долговечен брак вообще? Взгляни на сегодняшнюю статистику разводов по стране. Если любишь человека, веришь ему и выходишь за него замуж – значит, надеешься на то, что этот союз будет вечным, потому что оба поклялись в этом.
   Вмешалась Пэг.
   – Ты вот никогда не посещала собраний скорбящих, но, если бы ты послушала, о чем там говорят, ты бы поняла, что совершаешь в точности то, от чего предостерегают: вступаешь в близкие отношения, повинуясь отчаянию. Ты одинока, ты прошла через страшное испытание, потеряв Грега, и недалеко то время, когда твои взрослые дети тебя покинут. Я все это понимаю, дорогая, но загляни вперед. Когда тебе стукнет шестьдесят, ему будет сорок пять. Неужели ты всерьез думаешь, что его не потянет к женщине помоложе?
   Ли не стала отвечать.
   – И как насчет детей? – вставила Сильвия. – Разве он не хочет иметь своих?
   – Нет.
   – Это противоестественно.
   – А уж это и в самом деле тебя не касается, Сильвия, ты не находишь? Все, что вы мне сегодня выложили, мы уже обсуждали с Кристофером. Если я все-таки решусь выйти за него замуж, попрошу вас уважать мой выбор.
   Пэг и Сильвия обменялись красноречивыми взглядами, говорящими о том, что Ли и впрямь не в себе и, несмотря на все их уговоры, готова совершить большую ошибку. Пэг горестно вздохнула и отсутствующим взглядом уставилась на корзинку с фруктами, стоявшую на столе. Она решила зайти с другой стороны.
   – Интересно, что бы сказал Билл.
   – О, Бог мой. – Ли закатила глаза. – Билла нет в живых, мама. А я жива. И у меня впереди еще много лет. И нечестно с твоей стороны предлагать мне хранить верность умершему человеку.
   – О, не будь так глупа. Я вовсе не предлагаю этого. Но Билл был отцом твоих детей. А кем может стать для них этот человек? И есть еще одно неприятное обстоятельство. Дженис сказала мне, что не так давно призналась тебе в своих чувствах к Кристоферу.
   – Да, это верно. А она случайно не сказала тебе, давал ли ей Крис хотя бы малейший повод надеяться на взаимность?
   Пэг промолчала, и Ли поспешила закрепить свое преимущество:
   – Нет, не давал. Ее увлечение Кристофером осложняло наши с ним отношения, но мы обсудили и это и решили, что и наше счастье чего-то стоит. А мы счастливы, только когда вместе.
   – Так ты, значит, не намерена положить этому конец?
   – Нет. Он приносит мне счастье. Я делаю счастливым его. Почему я должна от этого отказываться?
   – Придет день, когда ты об этом пожалеешь.
   – Может быть. Но то же самое можно сказать и о половине совершаемых нами поступков. С другой стороны, этот день может никогда не наступить. Представляешь, как будет грустно и обидно, что я напрасно отказалась от своего счастья!
   – Так ты что, в самом деле собираешься за него замуж? – спросила Сильвия.
   – Думаю, что да… да, Сильвия.
   – Честно говоря, Ли, если это только из-за… ну, ты знаешь… – Сильвия разволновалась.
   – Я думаю, Сильвия, что слово, которое ты пытаешься произнести и боишься, – «секс». Но если бы все дело было только в нем, уж я, наверное, давно бы нашла себе мужчину – как ты считаешь? Секс – это лишь одна грань наших отношений. Не скрою, что после стольких лет воздержания заниматься им в свое удовольствие и в любое время, когда захочется, – это не сравнимое ни с чем ощущение. Но дружба и уважение значат для нас не меньше.
   Сильвия порозовела, как полусырой бифштекс, и не знала, куда спрятать глаза от стыда и смущения.
   – Извини, Сил. Я знаю, что ты избегаешь разговоров на эту тему, но, согласись, не я его завела.
   Сильвия, поджав губы, надменно произнесла:
   – Я так понимаю, ты всю ночь в субботу провела в его квартире. Что подумают твои дети?
   – Мой сын думает, что я должна выйти замуж за Криса.
   – Ему четырнадцать лет. Что он знает?
   – Он знает Кристофера. Любит его. И он мне сказал: «Знаешь, ма, я думаю, тебе стоит согласиться».
   Пэг бросила пренебрежительный взгляд на свою младшую дочь.
   – И даже если ты последуешь совету Джои, я все равно убеждена в том, что ты когда-нибудь об этом пожалеешь.
   – Думаю, тебе лучше свыкнуться с этой мыслью, мама, потому что я намерена сказать Кристоферу «да».
   Пэг закрыла лицо руками и сидела, облокотившись на стол.
   – Боже праведный, что скажут мои друзья?
   – А… Вот наконец ты и коснулась главной своей проблемы, не так ли, мама?
   – Да, это действительно проблема! – выпалила Пэг, резко подняв голову. – Ты же знаешь: начнутся пересуды.
   – Да, это точно. Их уже, собственно, начала моя собственная дочь – спасибо тебе, Дженис!
   – И ты еще смеешь обвинять Дженис! – Пэг все больше распалялась. – Она поступила правильно, позвонив мне.
   – О да, представляю. Это, наверное, была очень познавательная беседа. Я все прекрасно понимаю, мама. Свой главный аргумент ты припасла напоследок: что скажут люди. Тебя всегда это беспокоило. Что скажут, если на похоронах своего сына я поставлю мелодию Винса Джилла? Если похороню Грега в его любимой кепке? Если выйду замуж за красивого тридцатилетнего мужчину, а не за какого-нибудь лысеющего зануду, рядом с которым я всегда буду чувствовать себя на свой возраст? По правде говоря, мама, меня совершенно не волнует, что подумают люди. Потому что те, кто будет тыкать в меня пальцем, недостойны того, чтобы считаться моими друзьями.