Суренова Юлиана. Книга 6_Путь тени

   "И, в конце концов, чего еще можно было ждать от того, кто не ценит время?
   Однако, – пригладив бороду, Атен огляделся вокруг. – Это вовсе не означает, что нам тоже нужно бросаться драгоценными мгновениями направо и налево. Ведь вместе с ними уходит и наша жизнь. Так что…" -Не пора ли нам… – начал Атен, но страж, прервав его прежде, чем тот успел сказать еще хотя бы слово, предвосхитил его вопрос:
   – Войти в сердце города? Да. Если, конечно, вы готовы.
   – А что, впереди нас ждет нечто еще более удивительное?
   – Ну… Как сказать… Это зависит от того, что вам кажется удивительным.
   – Однако… Ладно, – повернувшись к своим, Атен быстро оглядел стоявших поблизости, встретился взглядами с некоторыми из них, и когда те, поняв его молчаливый вопрос даже лучше, чем если бы он был задан, поспешно закивали. Им не терпелось поскорее увидеть этот чудо-город, который уже захватил все их воображение.
   И ожидания не обманули их. Всего несколько мгновений, несколько шагов по ровной, словно ледяное стекло серой дороге, по обеим сторонам которой точно внимательные стражи застыли высокие клены и дубы – могучие и широкоплечие, как и люди этого города, и вот уже перед ними зеленый луг с низкой, не выше щиколотки, травой, который, казалось, служил единственной цели – быть тонкой, простой оправой, призванной подчеркивать красоту вправленного в нее камня – прекраснейшего и драгоценнейшего из алмазов.
   Собственно город – сердце оазиса окружал еще один купол – слюдяной, что лишь усиливало его сходство с камнем… Огромным камнем перстня невиданных размеров, внутри которого ободом стояли стены. Казалось, что они были вырезаны искуснейшим из мастеров из тонкой белоснежной кости, инкрустированной золотыми полосками с причудливой чеканкой.
   Несмотря на довольно большое расстояние, отделявшее караванщиков от городских стен, людям были видны все покрывавшие их рисунки, от огромных картин на сюжеты легенд, до маленьких растительных орнаментов и фигурок животных, обвивавших их со всех сторон, составляя затейливую рамку.
   И эти стены, чем-то напоминавшие внутренние покои храма, – "Только вывернутые на изнанку", – мелькнуло в голове у Евсея, заполняли пространство между высокими, мощными башнями, которые, снабженные узкими оконцами-бойницами и надежными, железными вратами, менее всего похожими на украшение.
   – Странно… – сорвалось у него с губ.
   – Тебя удивляет наше стремление защищать свой дом? – тотчас спросил страж, глаза которого смотрели на караванщика с затаенной настороженностью.
   "Почему не при встрече, а лишь сейчас…" – подумал Атен, но его размышления, не дав им пойти дальше первого вопроса, прервал голос Евсея:
   – У меня такое чувство, что эти стены призваны защищать не внутреннее от внешнего, а внешнее от внутреннего.
   – Оставь свои загадки! – зло глянул на него хозяин каравана. – Говори по-человечески!
   Он едва успел ощутить укол даже не страха – так, опасения, а брат только открыл рот, чтобы пояснить свою мысль, как окружавший город прозрачный купол озарила вспышка.
   Было такое впечатление, что луч света, путешествовавший по миру, случайно попал в ледяной шарик, заметался, ища выход, запаниковал, не находя его, отчаялся, поняв, что никогда не вырвется на свободу, и начал биться о непреодолимую преграду, крошась на части, стремясь поскорее исчезнуть.
   Когда вспышка угасла, Атен несколько раз растерянно моргнул, силясь вспомнить, что было до того, затем повернулся к своим собеседникам. Перед глазами какое-то время все плыло, а очертания напоминали солнечные блики. Прошло несколько мгновений, прежде чем они стали нормально видеть. Он думал, что забытье временно, надеялся, что вместе со зрением вернется и память, но этого не произошло.
   – Мы о чем-то говорили? – спросил караванщик, для которого одна мысль о том, что он не может вспомнить произошедшего всего какой-то миг назад, была страшной мукой, не говоря уже о попытках вспомнить. Однако остальные выглядели такими же растерянными. В их глазах застыл тот же вопрос.
   – Словно знаки, начерченные на снегу, – пробормотал Евсей. – Ты вырисовываешь их, стараешься, а налетел ветер – и от них не осталось и следа… И начинай с начала.
   – Как тень в полдень, – вторя ему, молвил чужак. – С восхода она растет, растет, а потом – миг – и исчезла… Чтобы спустя какое-то время появиться вновь. Но не той же, другой…
   – Как…
   – А, не обращайте внимания, – пренебрежительно махнул страж. – Ни к чему возвращаться назад, когда идешь вперед. Это ничего, кроме лишних остановок для ненужных размышлений, не дает.
   – Ты говоришь так, словно у вас подобное часто случается.
   – Да, – спокойно кивнул горожанин.
   – Но как можно жить, не помня!
   – Мы привыкли, – пожал плечами тот. – А что? Ничего такого.
   – Но память… Это ведь… – Евсей был так поражен, что не сразу нашел слова.- Она – олицетворение времени… Она – само время!
   – Теперь вам ясно, почему мы не ценим его?
   На мгновение караванщики застыли с открытыми ртами, глядя друг на друга ничего не понимавшими глазами.
   – Но… – повернувшись к странному собеседнику, начал Евсей. – Время ведь как тропа, которая идет к горизонту не зависимо от того, стоим мы или бежим. Мы можем не думать о его существовании, забыть, но от того не станем бессмертными.
   – Можем быть, – голос горожанина звучал спокойно и ровно. Он не спорил, не возражал, не убеждал в своей правоте, в общем, не вел себя так, как было свойственно для воина. Так что глядевший на него Лигрен даже подумал: "Если у них такие стражи, какое же служители?" – А, может быть, и нет.
   – Как же нет, когда…
   – Вы не пробовали забыть и помните, что смертны. Мы же все забыли и не знаем, смертны ли мы.
   – Потому что когда кто-то умирает, вы забываете о его смерти, – Евсей кивнул. Он начал понимать. Более того, его очень заинтересовал подобное отношение к вопросам жизни и смерти.
   – Да, – вновь кивнул страж, – именно так… Странники, я вижу, вы не простые торговцы, раз вас заботят не цены на нашем рынке, а вопросы веры. Однако я был послан встретить караванщиков. И я всего лишь страж. Остальное вам лучше обсудить со служителями. Уверен, они с радостью объяснят даже больше, чем вы хотели бы узнать, стремясь обратить в свою веру.
   – Да, спасибо, – Евсей оживился, его глаза заблестели. У него появилась цель. И стремление поскорее достичь ее.
   В душе Атена тоже шевельнулся интерес, однако, он был вызван совсем другим:
   – Что ты там говорил о ценах? – спросил он.
   – Вот, – губ горожанина коснулась тонкая улыбка, – наконец-то я вижу перед собой купца, а то все странствующие мудрецы…
   – Странствующие мудрецы? – он никогда раньше не слышал подобного сочетания слов и потому, поддавшись любопытству, отвлекся от того, что, казалось бы, должно было быть для него главным.
   – А, – небрежно махнул рукой страж, который выглядел так, словно речь шла о какой-то обыденности, – к нам приходят разные гости. В основном – ищущие что-то: правду, истину, знание, смысл жизни и счастье…
   – Странствующие мудрецы… – задумчиво проговорил Евсей. – О них говорилось в легендах. Но ведь они жили давно, очень давно. Еще в те времена, когда снежная пустыня не разделяла города.
   – Давно, недавно, – воин пожал плечами, давая понять собеседникам, что не видит особой разницы.
   "Ну конечно, – караванщики поняли его куда лучше, чем если бы он стал вдаваться в пространные объяснения, – ведь когда время безразлично, когда нет прошлого и будущего, но лишь настоящее, твои воспоминания сливаются с воспоминаниями предков, становясь единой памятью…" Так что единственное, о чем спросит Евсей, было:
   – И что с ними стало, с этими мудрецами? Они нашли то, что искали?
   – Наверно. Иначе бы не остались у нас.
   – Это чувствуется, – взглянув на странного горожанина, хмыкнул Евсей, подумав: "И их, видимо, было немало, раз кровь мудрецов проявляется в горожанах до сих пор, делая даже воина мыслителем".
   Атен же, взглянув сперва на одного собеседника, затем на другого, спросил:
   – Погодите, как остались? Ты хочешь сказать, что вы позволяете чужакам оставаться у вас…
   Вздрогнув, остальные караванщики напрягли слух, ускорили шаг, спеша подойти поближе к горожанину, чтобы не пропустить его ответ.
   Страж медлил. На его лице впервые с мига встречи отразилось чувство. И это было удивление.
   – А почему бы нет?
   Все были поражены. Люди разом открыли рты, втянули в себя побольше воздуха, чтобы потом, заговорив, не останавливаться как можно дольше. Но так как говорили все разом, не слушая друг друга, просто стремясь выговориться, то в наполнившем воздух гуле нельзя было разобрать ни слова. Впрочем, никто не обращал на это никакого внимания, продолжая в том же духе, ведь главным было не выслушать, а сказать.
   Действительно, почему нельзя остаться? Разве боги установили запрет? Они просто оставили городам право самим решать. А жители оазисов, не желая ни с кем делиться своим счастьем, предпочли отказывать всем подряд. За столетия все к этому так привыкли, что караванщики перестали спрашивать. Впрочем, бывали случаи, когда горожане предлагали разделить свое счастье… Конечно, не всем, а избранным.
   "Дело даже не в этом, – спустя какое-то время понял Евсей, погрустнев, – ведь речь идет о мудрецах. Значит, о том времени, когда города были другими, жизнь была другой. А сейчас…" Думая примерно о том же, Атен внутренне напрягся. Он слишком хорошо знал своих спутников, чтобы не понимать, что должно вот-вот произойти.
   – А мы? Мы тоже можем остаться?
   – Да.
   – Да? Ты имеешь ввиду – да?
   – Ну да, да!
   – И… – Атен глядел на него с подозрением, словно ища под снегом яму, как "нет" среди всех "да". – Мы все можем остаться? И нам не придется за это ничем платить?
   Страж провел рукой по гладко выбритому подбородку, затем почесал затылок.
   – Вообще-то, я никогда не слышал ни о какой плате. Все просто остаются.
   – Достаточно спросить разрешение у Хранителя?
   – Да. Но никто не будет против. Это просто знак вежливости… А, – затем, вспомнив что-то важное, страж хлопнул себя по лбу, – еще нужно принести клятву.
   – Богу – покровителю города?
   – Вот-вот.
   Караванщики закивали, соглашаясь. В том городе, из которого они были родом, подобную клятву приносили все горожане, причем делали это в тот же день, когда проходили испытание.
   "Город должен быть единым. Поэтому нужен один небожитель-покровитель для всех.
   Порою никто, кроме Хранителя и жреца не знал Его имени, но это и не важно.
   Главное, чтобы Он был, чтобы на Его помощь можно было рассчитывать, чтобы было кому молиться о помощи… А когда особенно любопытные спрашивали служителей, как молиться, когда не знаешь имени, – им обычно отвечали – "Называйте Его просто "господином", Он услышит вас и поймет к кому вы обращаетесь, поскольку связаны с Ним Клятвой покровителя…" И, все же, всем всегда хотелось знать, кто Он… " Евсей огляделся вокруг:
   "Говорят: "Знак бога стоит на Его творениях", – вспомнил он старую пословицу, а затем присмотрелся повнимательнее к окружавшему его миру. – Госпожа Кигаль ценит лишь душу, Ей безразлична внешняя красота оборачивающегося в тлен. К чему украшать то, что, в конце концов, станет лишь куском льда? Единственное, что может сохраниться в снегах пустыни, это храм на вершине холма. Но не окружающие город стены. Зачем же их столь старательно украшать? Они слишком прекрасны для города богини смерти.
   Господин Шамаш считает, что во всем должен быть смысл – в каждом камне, каждой возведенной над землей колонне. Если его нет – то труд напрасен. К чему строить башни? Отражать нападение разбойников? Но зачем, если единственная цель их прихода в город – стремление остаться в нем. Здесь же они могут получить это и без боя. И эти рисунки… Если стены предназначены для защиты, зачем их украшать?
   Бессмысленно…
   Госпожа Айя… Горожане не выбирают Ее покровительницей. Да и зачем Ей оазисы, когда в Ее распоряжении вся бесконечность снежной пустыни? " Он перебрал в памяти всех богов, которых знал, пытаясь понять, кто же мог быть господином Курунфа. В конце концов, решил: "Скорее всего это госпожа Инанна.
   Чудесный сад. Прекрасный, похожий на алмаз, город. И кольцо – это ведь Ее символ…
   Что ж, богиня любви – одна из старших богов, сестра повелителя небес и госпожи мира смерти. Правда, считается, что Ей не хватает Их мудрости, что Она – ветрена, непостоянна в своих пристрастиях, меняет друзей и врагов словно снежная змея кожу… Но… С другой стороны, у караванщиков вообще нет бога-покровителя".
   И, решив, что ответ уже найден, он не стал спрашивать имя. Остальным же, в сущности, было все равно. Их самые заветные мечты исполнялись – жить в городе!
   Наслаждаться красотой и теплом прекрасного оазиса, вместо того, чтобы скитаться всю жизнь по снегам пустыни! Да за это они были готовы заплатить чем угодно!
   – Мы готовы поклясться даже Губителю! – вскричал дозорный за спиной хозяина каравана.
   На него покосились неодобрительно, однако яростно возражать или испуганно шикать не стали. Зачем? Всем ведь известно, что город повелителя погибели – Куфа. И только Куфа.
   Оглядев своих спутников, Атен понял, что многие из них готовы принести клятву прямо сейчас, боясь, что горожане передумают. Ведь было бы непростительной глупостью упускать шанс, который дается раз в жизни. И, все же… Самому ему почему-то не хотелось торопиться. Не то чтобы у него были какие-то сомнения, просто…
   "Спешить тоже неправильно. Подобные решения нужно принимать, все хорошенько обдумав, а не поддаваясь первому впечатлению. Нужно увидеть Хранителя, поговорить со служителями", – рассуждал хозяин каравана.
   "Побродить по улицам города… – вторил мыслям брата Евсей. – Сперва убедиться, что нам действительно тут найдется место… Место чтобы жить…" "Судьба каравана зависит от нас, – Лис тоже не видел причины для спешки. – И нам следует быть осторожными с принятием решения", – он слишком хорошо знал, сколь велика может быть цена ошибки, а ведь не случайно говорят: "Обжегшийся об огненную воду, дует на снег".
   Тем временем они подошли достаточно близко к городу, чтобы, разглядев легкую полупрозрачную дымку, составляющую купол, понять: она не просто возвышается над стенами, но закрывает все: и их, и врата. Словно было недостаточно железных створок дверей и тяжелых кованных засовов.
   Рядом с вратами на камне сидел человек, к которому, судя по всему, страж и вел караванщиков.
   Остановившись перед ним, проводник на миг склонил голову в поклоне, а затем встретился с горожанином взглядом – и замер, не в силах отвести глаз. Впрочем, это длилось лишь мгновение, спустя которое страж резко повернулся на каблуках и зашагал прочь, не сказав ни слова на прощание.
   – А… – караванщики только успели открыть рот.
   – Странно… Он только что выглядел таким дружелюбным… – пробормотал Лис ему вслед.
   – Может быть, здесь не принято прощаться… – пожал плечами Евсей. – И, потом, мы ведь только пришли и не собираемся уходить…
   – У меня такое чувство, что он о нас просто забыл, – пробормотал Атен.
   – А это важно?
   Караванщики вздрогнули, услышав незнакомый голос. Они не сразу поняли, что с ними заговорил тот, кого гости приняли за служителя.
   – Вообще-то… – не спеша с ответом, Атен взглянул на чужака. Это был почти столь же высокий, как и страж, мужчина. Плотно сбитый, он лишь самую малость уступал в плечах воину. Для служителя он был просто богатырем. Да и одет горожанин был не совсем обычно для человека его статуса. Это одеяние… Если его и можно было с чем-то сравнить, то, наверное, с халатом, который облюбовали для себя работорговцы.
   Такой же длинный, до самой земли, запахнутый на правую сторону и не подпоясанный, но просто заколотый булавкой, он имел широкие рукава, по кроям которых серебряной лентой бежал узор, чем-то похожий на оберег. Этот узор, да еще и цвет – бледно-серый, – вот и все, что отличало его от одежды торговца рабами.
   "Странный выбор для служителя, – Лигрен, так же не спускавший с незнакомца взгляда, чуть наклонил голову, не одобряя выбора горожанина. Ему, прожившему не один год рабом, было слишком хорошо известно, почему работорговцы одевались именно так. – Все для того, чтобы выгодней продать товар… Выглядеть толстяком, чтобы любая, даже самая бесфигуристая рабыня казалась рядом стройной и привлекательной… Рукава – чтобы прятать в них деньги. Ведь покупатели должны думать о товаре, а не о плате за него…" – и, все же, несмотря ни на что, бывший жрец ни на миг не усомнился, что перед ним именно – служитель.
   Атен, вздохнув, провел ладонью по лицу, пригладил бороду:
   – Нет. Важно лишь происходящее с нами, – наконец, проговорил он, отвечая на заданный вопрос.
   Горожанин улыбнулся, не просто принимая ответ чужака, но одобряя его.
   – Нам будет позволено войти в город? – спросил Атен, хотя, казалось бы, они получили уже нечто большее, чем простое разрешение.
   – Все зависит от вас.
   – От нас? – Атен растерялся. Ведь обычно гости бесправны.
   – От вашего желания. Вашей мечты. Она привела вас сюда, позволила найти Курунф, пересечь грань оазиса. Стоит вам захотеть – и врата города сами распахнуться перед вами, – однако, видя, что гости, спеша проверить истинность его слов, двинулись вперед, служитель остановил их. – Только…
   – Только? – вот теперь все насторожились.
   – Улицы Курунфа не приспособлены для того, чтобы по ним шли повозки. Да и оленям там не место.
   – Нам придется оставить их здесь? Но страж… Он ничего не говорил… А как же торговля? Наш товар… Мы могли бы устроить торговлю и здесь. Если, конечно, вы согласитесь… – заговорили караванщики, перебивая друг друга.
   – Как хотите. Хотите здесь – торгуйте здесь. Хотите в городе – центральная площадь ваша. Рабы города перенесут товар туда. И жить вы сможете рядом, в гостевом доме.
   Переглянувшись, торговцы закивали. Почему бы нет? Если им помогут, будет не сложно все перенести. К тому же, раз они смогут остаться в городе, им больше не понадобятся ни повозки, ни олени…
   "Чем раньше мы начнем привыкать к городской жизни, тем быстрее привыкнем, – Атен был согласен со своими спутниками. Действительно, это представлялось наилучшим путем. Вот только… Он поморщился, силясь вспомнить что-то… Ведь что-то же он забыл, что-то очень важное… Но что? – Прямо напасть какая-то! Не память, а дырявая плошка!" -Гостевой дом… – чтобы как-то оправдать свое промедление, пробормотал хозяин каравана. – У вас даже такой есть? Поразительно!
   – Ты удивлен? Но почему? Разве это – не обычное дело?
   – Ну… Сам я никогда не слышал ни о чем подобном… – впрочем, ему было все равно, что это за гостевые дома такие. Главным было желание поскорее войти в этот необычный город, чтобы остаться в нем навсегда. – Ну ничего, подойдем – увидим…
   – Да уж, мимо не пройдете, – хмыкнул служитель. – Что же до вашего добра, – посерьезнев, продолжал он, – не беспокойтесь, ничего с ним не случится. У нас воров нет. Да такая мысль даже не придет никому в голову, потому что все это, – он махнул рукой в сторону застывших на месте повозок, пожевал губами, подбирая нужное, – материальное, тленное, на самом деле ничего не стоит.
   Караванщики взглянули на него с долей сомнения. Нет, конечно, именно таких слов они и ожидали от служителя. И, все же, ведь всем ясно, что в городе живут разные люди. И думают все по-разному. И ценят разные вещи… Однако никому не хотелось возражать. Зачем? К тому же, если у них и были какие сомнения и возражения, то они тотчас забылись, стоило горожанину подняться.
   Все как завороженные смотрели на служителя, который медленно двинулся в сторону врат. Казалось, что он и не идет вовсе, а плывет над землей. Стоило ему вытянуть руку – и врата открылись. Сами. Словно только и ждали этого жеста, не прикосновения. А ведь створки дверей казались такими тяжелыми… И запоры, разве они не запирали их, сжимая в сильных тисках?
   Но то же, что предстало перед взглядом караванщиков, заставило их забыть об этих странностях.
   Курунф оказался еще более удивительным, чем они могли себе представить. По обе стороны от дороги возвышались высокие, в несколько этажей, дома, стены которых были отделаны плиткой, покрыты росписью или вовсе увиты вьюном. Ни один из них не походил на другой, но, в то же время, соседние постройки каким-то удивительным образом так подходили друг к другу, что не возникало никакого сомнения в том, что они – часть чего-то единого.
   Караванщики и не заметили, как вошли в город и спустя несколько мгновений рядом со служителем остался лишь Атен.
   – Наши животные. За ними кто-нибудь присмотрит?
   – Зачем они вам? Или вы не собираетесь остаться в городе? – служитель взглянул на него чуть искоса, словно проверяя решимость чужака.
   – Собираемся, но…
   – Не навсегда?
   – Ну…
   – Если вы не задержитесь надолго, они вас дождутся. Но зверям снегов не жить в тепле оазиса. Со временем они все равно умрут.
   – Нам не продать их здесь?
   Служитель развел руками:
   – Кому они нужны? Послушай, торговец, если все дело в том, что тебе их жаль – распряги оленей, пусть убегают в снега и попытают там судьбу. Или тебя беспокоит что-то другое? Боишься сделать шаг вперед, не имея возможности отступить? Как вы это называете? "Право пойти против солнца"?
   – Нет! Дело не в этом! – возможно, Атен ответил слишком резко и быстро, чем следовало бы, но понимание этого пришло слишком поздно, вынуждая искать себе оправдание. – Они – часть нашего имущества. И немалая часть.
   – Выходит, ты просто заботишься о своей собственности? Я правильно понял? – лицо служителя было непроницаемым, так что Атен никак не мог определить, одобрял ли горожанин его поступки, или осуждал. Однако…
   "С какой стати ему осуждать? – думал он. – Да, купец понял бы все быстрее. Но и служитель…" -Конечно, я понимаю, – мягко улыбнувшись, проговорил горожанин. Атену показалось…
   Нет, он был почти уверен, что тот прочел его мысли.
   "Странно, что такая сила дана простому служителю… Хотя, может быть, передо мной сам Хранитель города…" – караванщик задумался, по-другому взглянув на собеседника. А затем его глаза чуть прищурились, взгляд стал задумчиво оценивающим.
   – Что касается вашего имущества, – как ни в чем не бывало, продолжал этот странный, непонятный человек, – мы можем купить у вас оленей.
   – На мясо? – Атен скривился. Такой вариант его совсем не устраивал. И дело было не в жалости – просто туша много дешевле живого зверя.
   – Ну, – его собеседник развел руками, – ты должен понимать: в ином виде здесь они никому не нужны.
   – А следующий караван, которому вы могли бы их продать, придет не скоро?
   – Мы не загадываем на будущее. Зачем? Что будет – то будет. Однако не ошибусь, если предположу: если у того каравана и возникнет проблема с оленями, то с их продажей, не покупкой. Поскольку его хозяин будет думать так же, как и ты, заботиться о том же…
   – Ладно, – караванщик помрачнел. Они еще не остались здесь жить, а уже тратились на это. – Что уж тут поделаешь? Повозки, так понимаю, нам тоже не продать? – со вздохом спросил он.
   – Если вы найдете покупателя, – что еще мог сказать горожанин? Он и так был сама выдержка и терпение.
   – Прости, – смутившись, пробормотал караванщик.
   – Я понимаю: всегда тяжело терять. Особенно когда думаешь только о потере, а не о том, что получаешь взамен.
   Атен взглянул на своих спутников, успевших уже довольно далеко уйти от врат города. Еще несколько мгновений – и последние из них скроются из виду.
   – Не пора ли тебе присоединиться к своим друзьям?
   – Хорошо бы… – но он не мог. Что-то удерживало его… Наконец, он вспомнил:
   Мати! О ужас! Как же он мог забыть о девочке! – Моя дочь в одной из этих повозок!
   – И почему она не выходит? – спросил служитель, в голосе которого не было ни напряжения, ни беспокойства. – Девочка больна?
   – Мы бы сказали заранее, если б это было так! Не стали скрывать! Мы… Мы знаем, что такое снежное поветрие! – Да, говоря это, он предполагал, что горожанин может не поверить в искренность его слов. Обычно подобное стремятся утаить. Он не удивился, если бы служитель не поверил бы ему. Однако чужак, оставаясь совершенно спокойным, лишь проговорил:
   – Безумие – не такая уж страшная болезнь, как о ней думают многие. Ее можно исцелить.
   – Ваши лекари столь искусны… – в его глазах было восхищение. "Если им под силу такое…" -Так в чем же дело, торговец? Или есть какая-то другая причина, по которой твоя дочь не может войти в наш город?
   – Она – Творец заклинаний.
   – Это точно? – серые глаза глядели на собеседника настороженно внимательно.
   – Да, – кивнул Атен. Он чувствовал себя – хуже некуда. "Что теперь будет?…" – Девочка уже проявила свои способности…
   – Сколько ей лет?
   – Пятнадцать.
   – Так она еще не прошла испытание! Значит, у нее пока нет своей судьбы. И ты можешь решить за нее.
   – Быть ли ей тем, кто она уже есть по своему рождению? – он вздохнул. Задумавшись над этим лишь на миг, он понял, что ни за что не стал бы ничего менять. Разве он не мечтал о чуде для своей девочке? О самом большом чуде, которое доступно смертному – нести в себе искру божественного огня?
   – Эти дни одиночества, – служитель заговорил о другом. – Да, они нужны ей. Чтобы понять силу заклятий. Но ведь не обязательно сидеть в повозке. Можно и в городе.