– Таково мое решение!
   "Ты… Ты только что совершила самую главную, самую страшную ошибку в своей жизни! – голос, который еще мгновение назад заполнял собой весь мир между небом и землей, стал слабеть, сжимаясь, рождая при этом чувство, словно это вся бесконечная пустыня стискивается в одну крошечную снежинку. – Ты будешь жалеть об этом вечность! Даже дольше! Все закончится. Исчезнет мир, а ты будешь жалеть о потерянной мечте! Всегда! Начиная с этого самого мига!" – эти слова, звучавшие как проклятья, заставили Мати вздрогнуть, вскинуть руки, закрывая ладонями лицо, будто пытаясь таким образом заслониться.
   "Нет!" – в ужасе кричало ее сердце, готовое разорваться на части.
   Тень осталась. Но она больше не была живой, говорящей, вновь из хозяйки превратившись в бессловесную рабыню.
   "Все верно, – с безразличным спокойствием текла мысль. – Я поступила так, как должна была. Это была не я. Это был кто-то из демонов. Один из демонов Курунфа, обернувшийся… назвавшийся моей тенью, чтобы обмануть меня, вынудить подчиниться. Потому что… – на миг она умолкла, почувствовав, как полнятся слезами глаза, затем упрямо мотнула головой, прогоняя сомнения. – Потому что был уверен, что я не смогу противиться голосу своего сердца! А я смогла! – она даже почувствовала некоторую гордость за себя. – Надо же, впервые в жизни я проявила такую твердость, приняв первое в своей жизни настоящее решение. То, от которого зависит все мое будущее. То, которое лежит в начале тропы моей собственной судьбы. Теперь я не боюсь испытания! Если я выдержала это, выдержу и все остальное! Вот только… – голова склонилась на грудь, а с приоткрытых губ белым облаком соскользнул вздох. – Это последнее, прощальное проклятие… Демоны ведь мастера проклятий. И я уже чувствую на себе его действие. Я всегда буду мечтать о том, что могла бы иметь, жалеть о том, что потеряла, и… И как ни буду я пытаться ощутить хотя бы вздох счастья, мне никогда не быть счастливой! Ну что же… Такова, наверно, моя судьба… – она готова была с этим смириться. Потому что была уверена: "Это продлиться недолго. Моя жизнь будет коротка. Я только спасу свой караван, выведу его из-под власти Курунфа, а потом… Самоубийство – страшный грех. И, думаю, он перевесит подвиг спасения. На моей душе будет вина.
   И боги смерти не наградят меня, а накажут… Что может быть страшнее для смертного кары забвения? Пустоты бездны, в которой нет ни снов, ни чувств, ничего… – набрав полную грудь воздуха, она со свистом выдохнула, словно его сцеживая сквозь неплотно сжатые зубы. – Но только это освободит меня от проклятия. И позволит обрести покой…" -Мати! – окликнул ее кто-то издалека.
   Она обернулась. Так медленно, словно для каждого движения ей требовалась целая вечность.
   К ней от полога шатра бежала Инна.
   – Фу… – она запыхалась. – Я так и знала, что ты здесь! – едва успев отдышаться, сообщила она радостно. – Хотя Нани и уверяла, что ты забралась в какую-нибудь складскую повозку, сосешь кусок сахара и дрожишь.
   – Почему дрожу?
   – Выходит, со всем остальным ты согласна? – девушка прыснула в варежку от смеха.
   Мати только пожала плечами, поморщившись. Ей не нравились ни переданные Инной слова Нани, ни все эти смешки и пересуды, ни более всего – что ее зачем-то искали и нашли.
   "Зачем? – спрашивало ее сердце, замирая от страха. – Что еще случилось?" -Что молчишь? Ну да ладно! Не важно! – Инна махнула рукой. Она торопилась и потому говорила быстро, не особенно дожидаясь ответов, которые, собственно, были ей не нужны. Ей нужна была Мати. – Пошли скорее!
   – Куда? – девушке не хотелось возвращаться под шатер, и она стала упираться, когда караванщица схватила ее за руку в нетерпении и потянула за собой.
   – Так ты ничего не знаешь!
   – Чего я не знаю? Да не хочу я ничего…
   Одна упиралась, вторая тянула, и при этом ни одна не особенно слушала другую.
   – Пошли! Пошли скорее! Послушай! – наконец, ей надоело волочить за собой упиравшуюся чужачку и она выплеснула на нее все свое накопившееся возмущение. – В конце концов, кому это все нужно? Мне или тебе?
   – Ну… – Мати нервно дернула плечами. Может быть, в другое время она бы опустила голову, оставляя свое мнение при себе, но в этот миг она решила: "А почему собственно я должна молчать? Она пришла ко мне, не я к ней. И вообще, после того, что случилось, мне уже все равно!" – Мне не нужно ничего!
   Инна даже растерялась, остановилась, воззрилась на нее широко распахнутыми глазами, непонимающе моргая. А на приоткрывшихся губах застыли, так и не сорвавшись, обернувшиеся молчанием слова.
   – Мати! – к ним подбежал Киш. – Слава богам, отыскалась! А то все уже волноваться начали!
   – С чего это вдруг?
   – Решили, что ты убежала из каравана! Гареш даже хотел отправлять на твои поиски дозорных, позвал их… Они и успокоили, сказали, что ты стоишь возле шатра. И не собираешься никуда уходить. Хвала богам!
   – Она могла бы! – подозрительно прищурившись, прошептала Инна.
   – А ты тоже хороша! – быстро повернулся к ней Киш. – Вместо того, чтобы вести ее назад, как тебе велели, встала рядышком, завела разговор. Ну вот что вы за существа такие, девчонки: вам бы только поболтать! – он пытался пошутить, разрядив улыбкой висевшее над землей напряжение, но его никто не понял. Хотя услышали.
   – Да ни о чем мы не говорим!-зло глянув на него, процедила сквозь стиснутые зубы Инна.-Будь моя воля, все бы уже давно были под шатром, в тепле и безопасности! И я вообще никуда бы не пошла, если бы знала, что эта дура начнет упираться упрямой оленихой! Я что, должна надрываться, таща ее на себе?!
   – Пошли, Киш, – Мати поджала губы. Ее глаза почернели, в них читалось: "Куда угодно! Хоть в Курунф, хоть в саму Куфу! Только бы не оставаться здесь, с этой…
   Да лучше бы уж я попала в какой угодно, самый черный, самый безжалостно-жестокий город, не знавший ничего о возвращении Шамаша, обо мне… Тогда бы, стоя на грани конца и страха, я бы сняла этот демонский браслет, и все! И ни о чем бы не думала! Не сомневалась бы даже, правильно поступила или нет! Какая разница? Ну, не выдержала испытание, и все! Кто бы ждал, что я выдержу его, такое трудное? И ни о чем бы не жалела. И все бы закончилось, так и не успев начаться. А тут…
   Ну сплошные мучения! Великие боги, разве же я заслужила все это? Чем? Ну чем, скажите мне!" -Я… Я хотел тебе сказать… – стоило им отойти от Инны на расстояние, достаточное, чтобы та не могла услышать их разговор, начал Киш. Его движения были скованны, а голос нервозно напряжен. – Я сам ничего не знал до сегодняшнего утра, и… Но все равно, прости меня, Мати, я должен был предупредить… Найти способ все разузнать…
   – Это все неважно…
   – Нет, Мати, важно! – резко одернул ее юноша.
   – Пойдем…
   – Подожди! – продолжал упрямо стоять на своем Киш, и девушка, не ожидавшая от него такой настойчивости, остановилась, повернула усталостью лицо:
   – Ну что еще? – спросила она, хотя с ее губ были готовы сорваться совсем другие слова – "Как вы мне все надоели!" Но это было бы невежливо. В конце концов, разве он не о ней заботился?
   – Ты должна знать.
   – Хорошо. Должна. И узнаю. Когда придет время.
   – Тогда будет поздно что-то изменить!
   – А почему ты уверен, что я захочу?
   – Я знаю тебя!
   – Ну да, конечно.
   – Не смейся, Мати, это все очень серьезно.
   – Я и не смеюсь. Но, право же, я не хочу ничего знать раньше времени! Пусть все идет как идет, – она улыбнулась ему. И хотя ее глаза были печальны, в них было больше покоя, чем во всем окружавшем караван мире.
   – Мати! Да пойми ты наконец! Они решили провести обряд испытания прямо сейчас!
   – Кто – "они"? – спросила девушка с долей интереса, но скорее участливого, чем искреннего.
   – Хозяева каравана! Ты должна будешь пройти испытание уже сейчас!
   – Только я?
   – Нет. Я тоже. Но я и сам хотел этого! Я давно готов, а ожидание… От этой неопределенности только хуже!
   – А почему ты думаешь, что я не готова? Может быть, мне тоже хочется, чтобы все осталось позади. Пойдем.
   – Мати, перестань! Я совсем не шучу!
   – Я и не думаю, что ты шутишь.
   – Ты что, не понимаешь: если ты вернешься в шатер, то уже не сможешь уйти!
   Дозорные не позволят тебе! Тебя заставят. В общем, если хочешь, нам нужно бежать прямо сейчас…
   – Я не собираюсь никуда бежать. Киш, пусть произойдет то, что должно произойти. Я хочу, наконец, узнать свою судьбу, заглянуть ей в глаза. А бежать… – поморщившись, она качнула головой. – Мне ли не знать, что это глупо, бесполезно и ни к чему хорошему не приведет, – девушка тяжело вздохнула, а затем вдруг неожиданно улыбнулась ему – спокойно и кротко. – Ну что, пошли?
   – Мати… – Киш даже попятился от нее, не узнавая. – Что вдруг с тобой случилось?
   Это из-за Инны, да? Она тебе что-то сказала?
   – Что она могла мне сказать? Она всего лишь простая караванщица.
   – Конечно, та, с которой говорят небожители, может позволить себе не слушать смертных, но душа… Я знаю, что такое обида, какой она может быть тяжелой и жестокой…
   – Да, все это так, но не сейчас. Все дело во мне. И только во мне. Я, наконец, поняла, что нельзя до бесконечности стоять на месте. Если собираешься жить дальше, нужно идти вперед. И… И Гареш прав. Да будет на все воля госпожи Айи.
   Пойдем. А то я уже начинаю думать, что дело не во мне, а в тебе. Боишься, что они возьмут да и объявят о нашей помолвке прямо сегодня? Ты как там, еще не передумал? – она пыталась пошутить – довольно неуклюже, но, все же, это возымело свое действие.
   Киш смущенно улыбнувшись, покраснел, словно горизонт на заре, кашлянул, прочищая горло. А затем, приняв ее игру, подмигнул.
   – Не передумал, – его движения стали свободнее, Мати даже показалось, что он вздохнул с облегчением. Действительно, шутка всегда была его стихией, в которой он чувствовал себя солнечным лучом на снегу, – впрочем, ты не радуйся, у меня еще остается время. Вот возьму в последний миг и передумаю. Убегу в снега…
   – Ну уж нет! – она схватила его за руку. – Я тебя не отпущу!
   – Не станешь же ты меня тащить силом! Фу! Все скажут, что это ты берешь меня в свою повозку, а не я тебя!
   – А тебе не все равно, что говорят другие?
   – Как тебе сказать… – тот сделал вид, что глубоко задумался. – Это очень серьезный вопрос. Подобное можно счесть за оскорбление. Не хотелось бы начинать свою взрослую жизнь с драки… Впрочем, все ведь так просто решается, – он сделал шаг к девушке, перехватил ее руку: – Вот и все. Теперь я поведу тебя, а не ты меня. Как и должно быть.
   – А мне что теперь, упираться что есть силы?
   – Было бы неплохо. А то ведь люди могут усомниться в твоей скромности. Я же приму сомнения за оскорбление и…
   – И бросишься на обидчиков хорошо если с кулаками, а то и с мечом.
   – Меч – это, конечно, замечательно. Кулаки – тоже неплохо. Но у меня есть куда более грозное оружие.
   – Что? Копье?
   – Язык. У тебя еще не было возможности убедиться в этом, но можешь не сомневаться – он острее самого хорошо наточенного разделочного ножа.
   – Да, смертельное оружие, – хмыкнула Мати. – После его применения за остальным рука уже сама потянется.
   – Ну, тут уж как сложится. Всякое бывает. Всякое может случиться…
   – Мне все понятно. Так… Что же мы с этим будем поделать?
   – "Будем поделать" – ну ты и сказанула!
   – Я еще не так умею.
   – Не знал, не знал.
   – Это дело поправимое… – она с головой ушла в начатую ей игру и очень быстро успокоилась. В конце концов, что может быть легче, когда видишь в жизни только игру? – Так, где там моя коса? Конечно, по такому случаю ее нужно было бы переплести. И ленту подобрать получше, побогаче, да кто ж знал…
   – Хочешь, чтобы я тащил тебя за волосы? – его бровь чуть приподнялась.
   – А что, будет очень поучительно. И никаких сомнений, кто в нашей повозке будет хозяином, а кто – скромной спутницей.
   – И, стало быть, для драки не будет причины. Что верно то верно. Вот только что скажут на это боги?
   – А что боги? Разве не Они дали смертным обряд помолвки?
   – Но тянуть за косу, словно какую-то рабыню, дочь одной из небожительниц… Это как-то… слишком.
   – Ну, – поразительно, но в этот раз она была готова даже из этого сделать шутку.
   – Даже если я и дочь богини, то непризнанная. Никто ведь не присылал ко мне вестников, которые бы объявили мне, а заодно и всему свету: Мати, ты – вот такая и сякая.
   – И все же…
   – Хорошо, можно обойтись и так… Тем более, что мы уже пришли.
   – Как пришли? – притворно удивился Киш. – Уже?
   – Все, хватит, – она пихнула его локтем в бок. – Перед испытанием не принято смеяться.
   – Ну да, смех может призвать демонов, которые, видя, как нам весело, захотят все испортить. И некоторые люди тоже решат не отставать и поспешат внести свою монету… И совсем не золотую, как это могло бы показаться.
   – Это точно!
   Миновав повозку внешнего круга, Мати и Киш вошли в сердце шатра, устроенное на подобие торговой площади города, только, разумеется, без прилавков и вороха товара на них.
   – А вот, наконец, и они! – успокоенный их приходом, хозяин каравана потирал руки, словно торговец в предвкушении выгодной сделки. – Надеюсь, – продолжал он, с настороженной внимательностью поглядывая на Мати, – вы знаете, по какой причине нынче караван собрался на круг и почему вы здесь? – Гареш встал рядом с девушкой, готовый, в случае чего, поддержать ее, или, что вернее – удержать, будучи уверен, что она попробует сбежать, узнав, в чем дело.
   Однако ничего не произошло. Она восприняла известие даже слишком спокойно. И караванщик надеялся – не потому, что все еще верила в чудо.
   – Да, мы знаем, – между тем кивнула Мати, отвечая на его вопрос.
   – Вот и отлично! – улыбнувшись, проговорил он. – Все это несколько необычно, ведь и ты, и Киш еще не достигли совершеннолетия… Прежде чем начинать, я хотел бы все вам объяснить. Чтобы вы не сомневались, не беспокоились по поводу причин происходящего, не допускали даже мысли о том, что это неправильно или, тем более, незаконно. В общем, успокоить.
   – А мы и не беспокоимся! – поглядывая на подругу, проговорил Киш, однако не то чтобы его голос звучал очень уверенно. В конце он вообще дрогнул, выдавая неуверенность. Да и как можно быть в чем-то уверенным, когда явь стала настолько невероятна, что скорее походила на сон, чем на реальность?
   – Позволь мне все-таки продолжать, – старик строго глянул на юношу, чье волнительное напряжение он понимал, однако при этом отнюдь не одобрял той сумасбродной дерзости, которая позволяла прерывать хозяина каравана да еще и в столь ответственный момент. Тем более что произносимое говорилось не столько для Киша, сколько для Мати, от которой, в отличие от рожденного в своем караване, он ждал не столько послушания, сколько понимания. – Так вот. Закон, единый в этом вопросе и для города, и для каравана, говорит, что обряд может быть проведен до срока, если на то будет воля богов. В том, что сейчас как раз такой случай, не усомнится никто в караване, не просто остановленном в снегах самой госпожой Айей, но удерживаемом на месте, словно в ожидании чего-то очень важного. Мы, – он развел руками, показывая, что имел в виду не только себя и своих помощников, но всех свободных караванщиков, – считаем, что речь идет о вас двоих. Почему о вас.
   Ведь испытания ждут и другие. Потому что боги выбирают для своего участия только самые важные из важнейших событий. А для вас в этот единственный день должны соединиться несколько обрядов. Для Киша два, для тебя, Мати, три – удочерение, помолвка и испытание. Ты согласна с таким нашим выводом? – он и сам не удивился своему вопросу. Ведь не собирался ни о чем спрашивать, да и было как-то уже поздно для вопросов. И вот… Словно кто-то его за язык потянул. Не то демон, не то дух-помощник.
   – Вы меня спрашиваете? – подняла на караванщика несколько озадаченный взгляд девушка. – Я ведь еще не прошла испытание и, значит, не имею права голоса, – напомнила она.
   – И, все же. Как ты думаешь, мы правы, предполагая…
   – Старый, ты что?! – нахмурившись, нервно зашептала ему на ухо Лари. – Что ты творишь! -но было уже поздно останавливаться. Подумав несколько мгновений, Мати проговорила, отвечая на вопрос хозяина каравана.
   – Раз госпожа Айя остановила караван, значит, этому есть причина. Что-то должно произойти. Если вы считаете, что пришло время обрядам – что же…
   – А ты сама как считаешь? Госпожа Айя ничего не говорила тебе? Не присылала Своих слуг, чтобы они донесли до тебя весть? Если не наяву, то, может быть, во сне?
   – Я уже несколько ночей не вижу снов. Словно все они закончились, или их развеяли ветра.
   – А до этого?
   – Да, было несколько… – она не сразу начала свой рассказ. Первой ее мыслью, такой же резкой и упрямой, которой еще совсем недавно видела она себя, было – "С какой радости я должна рассказывать! Сны – они мои! Только мои!" Нет, Мати не собиралась, не хотела открывать кому-то, тем более – всем сразу свою душу. Но спустя несколько мгновений… Ее плечи поникли, взгляд померк, упорство сменилось смирением. Караванщики имели право знать ее сны. Потому что во сне боги говорили с людьми. А когда решение смертных исходит из предположения воли небожителей, каждый намек бесценен. – Мне снилось многое такое, во что меньше всего на свете хочется верить. И следующий сон спешил отвергнуть предыдущий. Я почти уверена, что большинство из них были придуманы… – она хотела по привычке назвать повелителей сновидений по имени, но в последний миг решила, что тем, кто слушал ее в этот миг со всем вниманием, на которое были способны, это могло показаться неуважительным. И поэтому назвала его: – Обманщиком. Но вот все ли – не знаю.
   – Расскажи, – попросил старик, в то время как все остальные молчали, не решаясь вымолвить и слова.
   – Мне приснилось, что мой отец мертв, – проговорила она ровным, бесцветным голосом, достаточно громким, чтобы его услышали все вокруг.
   – Ой, бедная! – всплеснув руками, охнула Лари. Ее глаза наполнились сочувствием и сопереживанием. И не только ее. Караванщики тихо, чуть слышно зашептались, вздыхая и качая головами.
   – Я понимаю – это был только сон, но… Но это было тяжело – пережить такое. Даже не наяву.
   – Говорят, – вкрадчиво промолвил Гареш, – есть такая примета: видеть во сне смерть к долгой жизни.
   – Да, дочка, верно, – поспешила поддержать мужа Лари. Подойдя к Мати, она приобняла ее за плечи.
   – Хорошо, если так, – девушка смотрела куда-то в сторону, не мигая, толи действительно безразличная ко всему, толи – прячущая за этим безразличием свои истинные чувства. – В общем, в одном сне мне сказали, что он мертв, во втором – он призраком пришел ко мне…
   – А зачем? – во власти любопытства спросила старуха, а затем, устыдившись, поспешно зашептала: – Нет, нет, не отвечай. Прости меня, дочка.
   – Он хотел, чтобы я сняла браслет.
   – Тот самый браслет? – Гареш наклонил голову. Он тоже думал об этом. "Не гоже носить вещь Губителя. Даже если она призвана защищать…" Хозяин каравана, да и не только он, вынужден был признать, что чувствовал себя неуютно рядом с тем, на чем стоит печать Врага. И сейчас, по его мнению, было наилучшим временем для того, чтобы от избавиться от этой вещи. – Может быть, тебе действительно будет лучше… – начал он, но Мати не дала ему договорить.
   – Нет! – она резко вскинула голову. В ее глазах была такая решимость и твердость, что хозяин каравана не стал с ней спорить. Во всяком случае, не в этот день. "Ладно, – не вышло сразу – Гареш не видел ничего такого в том, чтобы отступить.-На время…" -Может быть, – мягко продолжал он, – тогда ты расскажешь о других снах? Дочка, я понимаю, как тебе тяжело вспоминать о дурном, тем более говорить, но… Милая, это может оказаться очень важным.
   – Да, конечно… Тем более, что рассказывать осталось немного. И самое худшее уже позади. Потому что к тому времени, как пришла пора нового сна, я уже поняла, что все, увиденное мною – только сон… А когда знаешь, что спишь… Даже если не в силах изменить сон, если мысль об этом просто не приходит в голову, все равно – на душе много спокойнее. И тише…
   – Сон есть сон, – согласно закивали люди. Им это было понятно.
   – Сон есть сон… – повторила девушка, потом – толи вздохнула, толи зевнула, и, решив, что достаточно ходить вокруг да около, продолжала. – Ко мне приходила золотая волчица…
   Хозяин каравана встрепенулся. На какое-то мгновение ему подумалось – "неужели наяву? Неужели мы пропустили появление священного зверя?" Но уже через несколько мгновений он понял: – "Нет. Девочка имеет в виду сон. Что ей приснилась волчица", – и успокоился.
   – Она, – между тем продолжала Мати, – говорила, что я должна их спасти.
   – Кого? – не поняли люди.
   – Моих родных. Мой… Тот караван, из которого я родом.
   – Но он под защитой повелителя небес!
   Мати с силой сжала губы.
   "Я расскажу все о себе. Но ни слова о Нем! – решила она, памятуя, как набросились на нее девчонки за всего лишь маленькую снежинку правды о боге солнца. Теперь Мати думала: – Может быть, они и правы. Не случайно же только летописцу небожители позволяют записывать легенды. Летописцу, который избран Ими.
   Этому должна быть причина. Как и тому, что в жизни дней много больше, чем в легендах…" -Эта волчица… Ашти – не совсем обычное создание. Она была рождена не в снегах, а в караване… – Мати так спешила увести разговор подальше от бога солнца, что даже не заметила, как нарушила одно из правил Шамаша, которым почти все в караване пытались следовать. Конечно, ей не следовало говорить о другом, тем более о священном звере, в жизни которого лишь немногим меньше таинственности, чем в существовании самих небожителей.
   – Да, и ее роды принимала сама госпожа Айя! – глаза людей восторженно сверкали.
   Еще бы, когда еще удастся поговорить о священном звере с той, которой он отдан в служение!
   – Вместе с госпожой Нинтинуггой! – о, все они прекрасно знали легенды нового времени! И считали, что могут пересказать их ничуть не хуже летописца.
   Но Мати мягко прервала их:
   – Я знаю, – напомнила она, – я была там.
   – Да, верно, – смущенно пробормотали чужаки. Они даже как-то сникли, чувствуя, что самая лучшая часть истории заледеневшей веревкой ускользает из их рук.
   – Порой мне кажется, – продолжала девушка, – что Ашти привязана к каравану столь же сильно, как горожанин к своему оазису. Они с Ханом защищают его…
   – Такова воля госпожи и господина!
   – Значит, – напомнил, возвращая Мати к разговору, Гареш, – золотая волчица являлась к тебе затем, чтобы сказать – "Ты должна вернуться…" -Да, – кивнула девушка.
   – Но… – он поджал губы, свел брови, раздумывая, когда не был готов к такому повороту событий. Окажись это правдой, многое изменилось бы… Да что многое – все!
   "А что если, – вдруг пришла ему в голову мысль, – девочка именно поэтому так спокойна? Потому что знает, что ничего не произойдет? Никто ведь не пойдет против воли богини, – вообще, все было довольно логично. За исключением одного.
   – Вот только тогда непонятно, зачем госпожа Айя остановила наш караван. Если только… – он скосил взгляд на жену, нервно повел плечами, уловив в ее глазах те же мысли. – Если только не хотела, чтобы мы прогнали девочку. Как когда-то стая золотых волков прогнала Шуллат и Ханиша, возвращая их в караван…" Гареш прекрасно понимал, что должен сделать следующий шаг в своих размышлениях, однако не мог. Кто прав? Лари с ее свадебными предчувствиями, или… Да и девочка, ведь всего несколько мгновений назад она говорила, что большинство снов, пришедших к ней, были от Обманщика. Что если и этот сон тоже?
   "Если так, получается, – он стоял, покусывая губу, – что Обманщик хочет подставить нас. Одурачить, заставить выгнать ту, к которой благоволят величайшие из богов. Да… – он тяжело вздохнул. – Не было проблем, да ветра надули… И что теперь делать?" -Вот такие дела… – пробормотал он.
   Конечно, хозяину каравана следовало бы самому во всем разобраться, но… Но, право же, он не видел никакого решения.
   – Ладно, – Гареш решил – раз дорога вперед не видна, значит, не пришло время и идти. Будем ждать. – Священный зверь… Он ничего больше не говорил тебе? – спросил он Мати, надеясь, что ответ на все его вопросы где-то совсем рядом.
   – Ашти? Многое…
   – Так расскажи.
   – Я… Хорошо, – кивнула девушка, – но я сразу хочу предупредить, что не знаю, она ли говорила со мной. Это мог быть кто-то другой, явившийся в ее облике. Я…
   Со мной так уже бывало.
   – В городе дракона, – кивнул Гареш.
   – Это хорошо, когда не нужно ничего объяснять… Все и так все знают… – пробормотала Мати, добавив про себя: "Хотя на самом деле ничего хорошего в этом нет…" – Ашти сказала, что я должна немного подождать, что скоро все изменится.
   Когда я пройду испытание, у меня появится возможность одолеть демонов Курунфа.
   – Подожди, ты ведь сказала, что, по словам зверя, должна покинуть наш караван… – все окончательно запуталось. – Получается…
   – Да нет, все логично, – поморщилась девушка. "Если бы!" – в этот миг ей были нужны сомнения. Потому что они давали бы надежду. А так… – Она ведь говорила, чтобы я ушла из каравана после того, как пройду испытание.
   – Ну… – караванщики смотрели на нее оценивающе, совсем как работорговцы, думающие не о рабыне, а лишь о том, как бы ее повыгоднее продать. – Если все так… – для них после этих слов все решилось – окончательно и бесповоротно. Наилучшее решение всех проблем – пусть девчонка пройдет испытание, став полноправным человеком, способным самостоятельно решать свою судьбу, а потом уходит на все четыре стороны. И никто из небожителей не осудит их, если что выйдет не так, потому что это будет не их ошибка, а ее сознательная воля.