Суренова Юлиана. Книга 6_Путь тени

   Тебя луной… Ох, бог ты мой,
   Виной всему любовь и страх.
   Что будет все совсем не так,
   Как мне б хотелось, что придет
   Разлуки год, обид черед:
   Что мы расстанемся, когда
   Растает день мой без следа…
   Но нынче мне уж все равно,
   Что было сном, что будет сном.
   Я об одном прошу: "Позволь
   Мне быть с тобой, любимый мой!" Она старательно выводила символ за символом. Их рисунок был четок и красив.
   Удивительно, обычно у нее получалось все совсем не так – словно ветер чертил по покрову снегов. А тут…
   "Наверное, что-то действительно получилось… – в глазах Мати была грусть. – Только не молитва. Так объясняются в любви, а не… Эх! Вечно у меня все не так, как нужно! Что с предсказанием, что с заклинаниями… И правильно, что у меня нет настоящего дара Хранителя. Если бы был, я б умудрилась натворить столько бед…!
   Хотела бы согреть, а вместо этого спалила бы все к демонам!" – ее пальцы быстрым, заученным движением свернули свиток, рука засунула его поглубже под подушку.
   Сначала она хотела взять и сразу же порвать лист, но потом пожалела.
   "Пусть это не молитва, но тоже что-то… что-то, в чем теперь живет частица меня…" Несколько мгновений Мати сидела, бездумно глядя в пустоту и теребя край одеяла.
   Потом, забыв о том, сколько ей лет, девушка сунула палец в рот и начала сосредоточенно грызть ноготь, совсем как маленький ребенок, еще не доросший до того возраста, когда родители начинают шлепать за это по губам, отучая от дурной привычки.
   Вокруг воцарилась тишина, в которой был слышен лишь хруст снега да скрип повозки.
   "Девчонки, наверно, уснули… – решила Мати. – Странно, ведь еще рано, а они обычно засиживаются до полуночи, шепчась о чем-то…" – она не стала добавлять – "мешая мне спать", – хотя это было именно так.
   Она была не такой, как Нани и Инна. И эта несхожесть проявлялась подчас в самых неожиданных вещах. Вот, например: Мати всегда ложилась рано, еще на закате, сразу после ужина. Но так же рано и вставала – землю еще укутывала ночная мгла, в которой величественной госпожой шествовала по небу луна, и было еще далеко до рассвета. Чужачки же, наоборот, казалось, только вечером и начинали жить: что-то делали, обсуждали, бегали в гости или звали к себе. И при этом бывали очень недовольны, когда Мати случайно будила их до полудня.
   Это было так неудобно – подстраиваться под них! Ей никак не удавалось выспаться, она чувствовала себя все время разбитой, полусонной, и Мати даже начало казаться, что ей перестали сниться сны потому, что она просто не успевала заснуть к их приходу, вновь и вновь опаздывая на встречу.
   "Может быть, сегодня, наконец… " Она осторожно приоткрыла полог повозки, выглянула наружу. Ветер стих. И даже немного потеплело. Дыхание снегов было свежим, дурманящим и таким спокойным, что Мати не смогла сдержать зевок.
   "Как же мне хочется спать! " – она чувствовала себя так, словно за месяц, проведенный в чужом караване, ни разу не сомкнула глаз.
   Мати быстро надела полушубок, натянула на ноги валенки со снегоступами.
   "Выскочу на мгновение, а потом сразу спать".
   Она торопилась, мечтая о сне, придумывая на ходу, что бы ей могло присниться.
   "Сказочный мир. Полный чудес… Такой, как тот, в котором я была на день рождения… Вот бы вернуться во сне в тот день, пережить его еще раз, с самого начала – того мига, когда я проснулась, и до позднего вечера, когда, усталая, уснула, прижимая к груди Шуши… Тогда все было иным… Я была иной… Мир казался таким прекрасным… Несмотря на все беды, которые жили в нем… " Мати была почти уверена – если ей удастся заснуть, думая об этом, она сможет призвать свой сон-мечту. Нужно было только очень постараться, не потерять нить, сохранить чувство, которое полнило сладостью дух.
   "Это не сложно, – подбадривала она себя, быстрой серой мышкой забираясь обратно в повозку. Одна рука поспешно задернула полог, в то время как вторая уже расстегивала одежду, – у меня все полу…" – она замерла на половине слова, половине движения, едва увидела чужачек, сидевших на ее одеялах. Нани держала в руках только что вытащенный из-под подушки свиток.
   – Отдай! – дико вскрикнув, Мати бросилась к ней, но Инна схватила ее за руку, останавливая на половине пути. Девушка попыталась вырваться, но тщетно: удивительно, какой силой оказалась на деле та, которая виделась всего лишь красивой дурочкой.
   Она забилась зверем, нанизанным охотником на копье, а ее спутницы по повозке только смеялись.
   – Посмотрим, что тут у нас, – Нани начала разворачивать свиток.
   – Не смей! Это мое! – кричала, продолжая сопротивляться, Мати. – Боги…
   – Боги? – брови Нани приподнялись в наигранном удивлении, в то время как ее губы скривились в усмешке. – При чем тут боги?
   – Они покарают вас!
   – За что? Мы не совершаем ничего предосудительного!
   – Вы… Вы крадете…
   – Она еще оскорбляет! Ты слышишь, Инна?
   – Да, – процедила сквозь стиснутые зубы ее подруга, которой с каждым новым мигом становилось все труднее удерживать чужачку. Но она тоже не собиралась сдаваться.
   – Если кто-то что-то записывает, значит, хочет, чтобы прочли другие.
   – Нет!
   – Не нет, а да! Какой иначе смысл переводить драгоценную бумагу, созданную силой Хранителя?
   – И вообще, – подхватила ее мысль Инна, – все слова, которые обрели знак, не просто могут, но должны быть прочитаны! Это их предназначение!
   – И наше тоже!
   – И нам уже давно пора выполнить свое предназначение! Читай, Нани!
   – Нет!
   Но караванщицы только презрительно фыркнули. Они играли. И эта игра казалась им все более и более забавной.
   – Читай же, Нани! Не томи!
   – О да, я готова!
   "Я непокорна и горда
   Была всегда…
   – Забавно! Это что? Легенда о самой себе?
   Я об одном прошу: "Позволь
   Мне быть с тобой, любимый мой!" -Нет, подруга, это не легенда, это – признание в любви!
   – Потрясающе! Любовь – и легенда! Такого не было со времен великого Гамеша!
   – Тогда все было наоборот. Он любил, и…
   – И вообще – тогда это было…
   – Ведь это был Хранитель.
   – И не простой Хранитель.
   – А тут…
   – Фу-фу!
   – Фу! Кому это может быть интересно?
   – Да никому!
   – Вот только… Хотелось бы мне знать, в кого это влюблена наша загадочная гостья?
   – Какое вам дело! – процедила сквозь зубы покрасневшая от ярости и смущения девушка.
   – Просто так!
   – Просто так!
   – А, вообще, это ведь не важно, правда, Инна!
   – Конечно, Нани! Это должен быть кто-то из ее родного каравана. А, значит, она никогда не вернется к нему.
   – И если останется здесь, то выйдет за другого.
   – Точно! Даже если будет против! Хозяева каравана не упустят шанса породниться…
   А-й! – Инна вскрикнула от боли. – Эта мышь еще и царапается! – выпустив чужачку, она быстро поднесла руку к вспыхнувшей огнем щеке, взглянула на ладонь – она испачкалась алым. – До крови! – взвыла девушка. – Если ты изуродовала меня… – Инна оттолкнула от себя девушку с такой силой, что та, отлетев в угол повозки, ударилась спиной о край сундука так сильно, что ей в какой-то миг даже показалось: внутри что-то лопнуло, сломалось, залив сознание жуткой болью.
   А Инна уже была рядом.
   – Да я тебя…! – ее пальцы вцепились в волосы.
   – Остынь! – вынуждена была прикрикнуть на подругу Нани.
   – Но она изуродовала мне лицо! – та была взбешена и готова на все.
   – Нет!
   – Что нет? Ты видишь это? – она сунула руку прямо в лицо своей спутницы.
   – Я вижу это! – та ткнула пальцем ей в щеку.
   – Ай! Больно же!
   – Не скули!
   – Она оцарапала мне лицо!
   – Всего лишь царапина! А ты можешь ее серьезно покалечить!
   – С каких это пор ты заступаешься за чужачку? И в такой момент! Это выглядит как предательство! Это и есть предательство!
   – Мы хотели только пошутить! Пусть все и остается шуткой!
   – Ха-ха! Мне почему-то совсем не хочется смеяться!
   – Вы… – очнувшись, Мати зашевелилась, застонала от боли. – Вы сломали мне спину!
   – Разве? Почему же ты тогда шевелишься? У нас в караване был один. Чинил полозья.
   Но что-то пошло не так. В общем, повозка рухнула прямо на него. Вытащить его вытащили. И он даже был еще жив. Но не мог и пальцем двинуть. Вот у него действительно была сломана спина. А ты… Ты больше притворяешься!
   – Я не… – начала она, но умолкла, поняв, что все ее слова, даже самые искренние, пропитанные болью как слеза солью, будут только высмеяны. Девушка тяжело вздохнула, поморщившись, шевельнулась, отодвигаясь от жесткого угла сундука, подтянула ноги к животу, надеясь, что так боль будет слабее, но она только усилилась.
   И Мати вновь выпрямилась.
   – Ладно, пошли спать, – окинув ее презрительным взглядом, проговорила Нани.
   – Если утром на моей щеке будет хотя бы пятнышко – пеняй на себя! – угрожающе проворчала Инна, однако последовала вслед за подругой. – Всю шутку испортила.
   – Ну и пусть. Зато теперь мы знаем ее тайну. Любовную тайну!
   – Я…
   – Что ты? – резко оборвали ее чужачки.-Что ты можешь? Расцарапать мне все лицо?
   – А еще укусить! Она ведь мышь! А мыши кусаются! Так что держись от нее подальше!
   Мало ли что ей взбредет в голову!
   – Я – Творец заклинаний, и…
   – Ты слышала! Она! Творец заклинаний! – они прыснули от смеха.
   – Животики надорвешь! Ой, держите меня, я больше не могу! – Нани согнулась пополам.
   – Это правда! – Мати же была готова заплакать. Обида смешалась со страхом, а стыд с брезгливостью. В же груди все росла и росла ярость, такая сильная, что, казалось, еще мгновение – и она, вспыхнув костром ярче солнца, сожжет все вокруг.
   – И если я сложу слова…
   – В заклинание, да? Что же ты до сих пор этого не сделала?
   – Вместо того чтобы царапаться?
   – Нани! Не напоминай мне об этом, а то…
   – Что? Тоже сочинишь заклинание? У нас тут одни Творцы заклинаний! – фыркнула она.
   А Мати глядела на чужачек, и ее губы все сильнее сжимались.
   "Ну хорошо же! – глаза наполнились алой дымкой злости. – Хорошо! Сейчас…
   Сейчас я вам покажу! Я… Я отомщу за все те обиды, всю ту боль…" – ей страшно захотелось заставить их страдать, хотя бы в половину того, как страдала она.
   – Пусть все как в зеркале назад
   Оборотится, встретив взгляд,
   Который… – она остановилась, чувствуя себя, словно бежала куда-то быстро-быстро и вдруг, со всего маху налетела на стену-невидимку, преграждавшую путь.
   – И это все? – глаза ее спутниц, в которые в то мгновение, когда прозвучали первые слова заклинания, начал вползать страх, стоило ей замолчать, вновь развеселились. Они смеялись даже громче, чем их губы, которые были заняты другим:
   – А где гром с небес? Или что там должно быть? Вон даже метель утихла.
   – Неудачница! – фыркнула Инна.
   – Неудачница! – пренебрежительно бросила Нани. – Пошли. А то может быть это заразно! – и они двинулись в сторону своих одеял.
   – Подождите! – вскрикнула им вслед Мати.
   – Что? – те остановились. – Ты придумала продолжение?
   – Интересно будет послушать. Особенно гром среди ясного неба. Я никогда прежде не слышала…
   – Я тоже.
   – Так что же, Творец заклинаний? Мы ждем!
   – С нетерпением!
   – Почему вы так жестоки? В чем я виновата? Я ведь ничего не сделала!
   – Я говорю – неудачница! – скривилась в усмешке Нани. – Ей был дан шанс, о котором можно только мечтать, а она умудрилась все испортить!
   – Точно! Ну что еще тебе от нас нужно?
   – Отдайте свиток! Пожалуйста! – она сдалась, перестав сопротивляться, готовая на все, что угодно, любые унижения, лишь бы вернуть его.
   – Попроси получше! – сразу поняв это, ухмыльнулась Инна.
   – Да ладно, хватит, – Нани широко зевнула. – А то спать очень хочется. Прямо невмочь! – она снова зевнула, а потом небрежно швырнула Мати свиток, не сказав даже "забирай".
   – А-ах, – Инна тоже зевнула. – Ты права, подруга. Я чувствую себя так, словно уже наполовину сплю!
   – Странно это, вроде только что совсем не хотелось…
   – Не забивай себе голову ерундой. Сон – он от богов. Если он пришел – значит, такова воля госпожи Айи.
   – Да будет воля Ее.
   – До самого пробуждения от вечного сна.
   – До пробуждения, – и, завершив обычный обряд отхода ко сну, они провели ладонями по лицу, смахивая с него словно капельки пота следы минувшего дня, освобождаясь от прошлого ради грядущего.
   – Да будет Ее воля… – сама не зная почему, повторила Мати, потом всхлипнула, потерла глаза, из которых так и не пролилось ни одной слезы.
   "Плохо, как же мне плохо!" – ей хотелось кричать от боли, реветь, выть, рвать волосы, а она не могла даже заплакать. Потому что слезы… С тех пор, как она увидела стены Курунфа, они замерзли в глазах, превратились в кусочки льда, огненного льда, которые все время тлели угольками, выжигая душу.
   Мати шевельнулась, стараясь дотянуться до отлетевшего в сторону свитка, глухо вскрикнув от резкой боли в ушибленной спине.
   "Хорошо хоть они не поняли, кому я признавалась у любви, – мелькнуло у нее в голове и это была единственно хорошая мысль. – Если бы они только узнали… – ей было и подумать страшно о том, как бы она чувствовала себя, если бы эти стервы узнали о Шамаше. И стали смеяться, издеваться… – Я бы не выдержала. Убежала бы в снега… А сейчас… – она нахмурилась. – Интересно, почему на этот раз у меня не получилось с заклинанием-молитвой? – нет, она не особенно верила, что в сложенных ею словах будет сила. Все-таки, она не была настоящим Творцом заклинаний, а… Мати и сама не знала, кто она. – Они правы. Я неудачница. Хотя…
   Может быть, и хорошо, что так. Потому что… Не знаю, смогла бы я жить, если бы этой силой, этим даром убила… Пусть даже самых мерзких, противных людей на свете. Потому что… Дар не может, не должен убивать… – она зажмурилась, боясь самих мыслей об этом. Хотя еще каких-то несколько мгновений назад она только об этом и мечтала – чтобы их не стало, готовая заплатить всем, чем угодно. – Дура! – сжав губы, прошептала она. – И трусиха! Ничего-то ты не можешь! Только мечтать…
   В это миг Мати ненавидела себя так сильно, что даже почти желала себе смерти.
   Обычно когда она думала о вечном сне, ей становилось страшно. Не потому что она не верила, что смерть – не конец, а лишь сон, как раз наоборот – верила. Так же сильно, как верила в богов, существование которых, конечно же, не вызывало у нее и тени сомнений. Как может сомневаться в этом человек, который идет тропой бога солнца? Она верила – поэтому и боялась. Ей не хотелось засыпать навсегда, ведь пробуждения придется ждать целую вечность, которая, кто знает, как долго продлиться. Она боялась потерять себя вместе с душой, которая должна будет уйти в подземный мир. Что если она не вернется и потом, после пробуждения? И какой она вернется? И вообще, так было – и все.
   Но на этот раз она чувствовала себя иначе. Мысль о смерти несла в себе покой.
   Даже подумалось, что это – лучшее решение всех ее проблем.
   "Не будет боли. Не будет забот…" Не будет вообще ничего, за исключением сна – но это ее беспокоило куда меньше того, что случится утром, когда ей придется проснуться.
   "Они ведь не забудут. И вновь начнут издеваться… – Мати тяжело вздохнула. – Ладно. Это все будет только утром… Утром… Станет совсем невмоготу – вон они, снега пустыни, сделай незаметно в ночи несколько шагов в сторону – и все…" -Это неправильно, – донесся до ее слуха голос. – Смертный не должен звать смерть.
   – Кто здесь? – Мати вскинула голову, огляделась вокруг – и с облегчением вздохнула, увидев, что больше не сидит в повозке. Вокруг блистал своим ярким светом полный зелени и цветочных ароматов мир сновидений. Рядом же, на причудливом камне, чем-то походим на трон, восседал Лаль. – А, это ты… – наверное, впервые за все время их знакомства, Мати была даже рада видеть повелителя сновидений.
   – Просто чудо какое-то, – поняв это, довольный, хмыкнул Лаль, – знал бы, что чужаки так благотворно на тебя подействуют, давно бы перенес в другой караван.
   – Благотворно? – вместо того, чтобы броситься на него с кулаками в приступе ярости, она лишь как-то укоризненно снисходительно взглянула на него.
   – А как же иначе! Ты только сейчас начала жить.
   – Разве прежде я не жила?
   – Нет. Это была не жизнь. Вернее – не жизнь смертного. Это была легенда.
   – Мне нравилось жить легендой.
   – Может быть. Это занятно. Но не правильно.
   – Почему?
   – Любой смертный рождается с каким-то предназначением. Большим, маленьким – не важно.
   – А разве легенда – не…
   – Нет, – грустно улыбнувшись, Лаль качнул головой. – Ты, конечно, можешь мне не верить, но это так.
   – Откуда ты знаешь? Ведь ты – не смертный, ты бог!
   – Вот именно – бог. А боги, видишь ли, они всеведущи. Но ты мне все равно не веришь, что бы я ни сказал, как бы искренен ни был при этом.
   – Верю – не верю… – Мати вздохнула. – Какая разница?…А я так и думала, что это ты… – вдруг проговорила она.
   – Я? – брови Лаль удивленно приподнялись. – Что – я? Будешь снова обвинять меня во всех гадостях мироздания?
   – Ты перенес меня сюда.
   – В мир сновидений? Конечно.
   – Нет! – она начала злиться. – В караван Гареша!
   – Вообще-то, если честно – не я.
   – Как это? – она так растерялась, что даже забыла возмутиться, обвиняя собеседника во лжи.
   – Вот так… – Лаль развел руками. – Мне даже самому странно, как это получилось.
   – Как я оказалась в этом караване?
   – Да нет, это-то мне как раз понятно. Но вот как получилось, что все произошло не по моей воли. И самое такое, я ведь собирался. Во всяком случае, сделать нечто подобное. Но все раздумывал, куда бы тебя отправить.
   – Как это "куда"?! Где еще мне было бы так плохо? Где еще меня могли так расстроить, унизить, оскорбить, обидеть, сделать все возможное и невозможное, чтобы я стала легкой для тебя добычей?!
   – Где-где… – проворчал Лаль, а потом и вовсе вздохнул.- Возможностей масса. И куда более подходящих, чем эта, уж поверь мне.
   – А если не поверю?
   – Ну… – он хмыкнул. – Тогда мне придется объяснять, тратя на это время.
   – Разве у нас мало времени? Я ведь только что заснула. Впереди вся ночь.
   – Когда ты, наконец, поймешь, – недовольно поморщился бог сновидений, – что в моем краю время течет совсем не так, как на земле! И один миг…
   – Здесь может равняться вечности там. Я помню. Но еще я помню, что в твоих владениях все происходит так, как ты того хочешь. И если ты захочешь, все будет наоборот.
   – Да, да, конечно, – поспешно закивал Лаль. – А ты цепкая.
   – Какая есть. Так в чем дело?
   – А дело, – Лаль поднялся со своего трона, подошел к девушке так близко, что она увидела рисунок ночного неба, отразившийся в его глазах, – собственно, в том, что я слишком хорошо знаю, какая ты упрямая. Ты должна быть в безвыходном положении, чтобы сдаться.
   – На твою милость. Так ты признаешь, что добивался именно этого?
   – Чего? – он вздохнул, умолкнув, несколько мгновений жевал губу, потом продолжал:
   – Ты, конечно, видишь во мне причину всех своих бед…
   – А в ком же еще!
   – Девочка, я никогда не был твоим врагом.
   – Как же тогда…
   – Я использовал тебя. Да, это правда. Признаю. Но не более того. Смертному, даже если ему покровительствует сам повелитель небес, не поздоровилось бы, угоразди его завести врага среди богов.
   – Ты мой враг! – упрямо прошептали губы Мати.
   – Думай, что хочешь. Ненавидь меня, если тебе так легче. Но… Х-х. Среди богов есть те, кто любят многих и так же многих ненавидят. Есть же однолюбы и малолюбы.
   Так вот, я – одноненавистник. Я ненавидел, ненавижу и буду ненавидеть только одно существо на свете – мою безжалостно-жестокую сестру. Все, что я делаю – это стремлюсь ей отомстить. Все, чего я хочу – причинить ей как можно больше боли.
   Чтобы она поняла, каково страдать. Ради этого я готов делать все, что угодно, творя самые мерзкие дела, становясь в глазах людей… Как бишь говорят эти караванщики, твои новые спутники? "Обманщиком, который немногим лучше Губителя", – он криво усмехнулся, затем, вздохнув, за миг закрыл глаза. – Право же, мне совсем не хочется быть таким.
   – Так совершай добрые поступки, а не…
   – Ты не поняла, девочка. Я не хочу быть "немногим лучше". Если быть плохим – то самым плохим. Так же и с добром. "Совершай добрые поступки", говоришь ты. Зачем?
   Тут мне совсем ничего не светит. Я не дурак и прекрасно понимаю, что с Шамашем мне не сравниться. Да и как-то не особенно хочется. Потому что, попытайся я, мне пришлось бы отказаться от планов мести. А я никогда этого не сделаю. Так что…
   Буду пытаться стать хуже Нергала. Тем более что, с твоей помощью, кажется, мне удастся это сделать. Ведь благодаря тебе он становится лучше… – он вдруг умолк, взглянул на нее, спросил: – О чем это я?
   – Ты собирался доказать, что ты мог бы выбрать для меня и что-то похуже этого каравана.
   – Да, конечно.
   – Хуже быть не может!
   – О, девочка, девочка! Что ты понимаешь! Обидели ее! Подумаешь! Но посмотри на это иначе. Ты в полной безопасности, среди людей, которые знают, что ты – спутница бога солнца со всем вытекающим из этого. Они боятся Его гнева, а потому не тронут и волоса на твоей голове.
   – Не все… – шевельнулись губы Мати, в то время как глаза блеснули алым пламенем злости.
   – О, – заметив это, Лаль, довольный, улыбнулся, – как мне знаком этот блеск!
   Хочешь отомстить им? За боль, за унижение? Я могу помочь.
   – Чего ради ты станешь мне помогать? – недоверчиво взглянула на него молодая караванщица.
   – Ну… Почему бы нет? Месть она, знаешь ли, тоже объединяет… В некотором роде.
   Так что, – он развел руки, словно говоря: "Прошу. Только пожелай. И эти двое пожалеют о том, что вообще явились на землю людей".
   – И… И какую цену ты запросишь за помощь?
   – Цена! Ну при чем тут цена! Неужели нельзя ничего сделать просто так? Нет, ты, все- таки, совсем не та возвышенная душа, какой кажешься в первый миг. Торговка – она и есть торговка.
   – Я не стыжусь своего пути! – она гордо выпрямила спину, расправила плечи. – Всему есть цена. Просто она не всегда заключена в блеске монет. Что я должна буду сделать для тебя? Стать твоей посвященной?
   – Цена… Ладно, давай говорить на том языке, который тебе понятен. Если хочешь что-то продать, ты ведь не станешь запрашивать цену, большую той, которую покупатель может заплатить, верно? Вот и я не собираюсь требовать от тебя ничего невозможного. Да я… В сущности, заплатив эту "цену", ты получишь ничуть не меньше меня!
   – Ты хочешь, чтобы я отказалась от снов Матушки метелицы, и приняла…
   – Да нет же! – не выдержав, вскричал, всплеснув руками, бог сновидений. – Ну что за глупая девчонка! Оставайся ее рабыней. Если тебе этого хочется!
   – Я не рабыня…
   – А кто же еще? Если кто-то кому-то служит, он – раб!
   – Слуга!
   – О, какая огромная разница! Девочка, а ты разве не думала о том, что если не я закинул тебя в этот караван, то единственный, кто это мог сделать, это твоя любимая Матушка метелица?
   Мати опустила голову на грудь, пряча глаза. Конечно, ей приходила в голову эта мысль. Но признаться в этом, и кому – Лалю! Нет! Ни за что и никогда!
   – Никто другой не стал бы пользоваться для этого сном, – между тем продолжал повелитель сновидений. – Шамаш… Он, конечно, способен на все. Богу солнца подвластны все стихии. Он мог решить, что вдали от того места, где остановился ваш караван, тебе будет безопаснее…
   – Он бы сказал мне!
   – Не обязательно. Ты… Ты смотришь на него… как бы это сказать… очень особенными глазами. Которые видят только достоинства, и при этом не замечают недостатков. Хотя… На мой взгляд, способность решать за других – не недостаток, а… необходимость, без которой бог не был бы богом… Х-х… – громко выдохнул Лаль. – Но дело даже не в этом. Мне оказалось достаточно понять одну, всего лишь одну вещь, чтобы убедиться: Шамаш тут ни при чем. Хочешь узнать, что это?
   – Нет, – неожиданно для него и для самой себя Мати качнула головой. – Какая разница?
   – Подумай, девочка. Подумай. Раз это не Шамаш, значит, Он вовсе не хотел, чтобы ты была где-то вдали, в чужом караване. И ты не нарушишь Его волю, если…
   – Чего ты от меня хочешь? – караванщица подняла на бога сновидений измученный взгляд покрасневших глаз.
   – Чтобы ты вернулась назад, в свой караван! Только и всего! Уверен, в этом наши желания совпадают, так что…
   – Так давай, верни меня! Если ты сделаешь это… – она чуть было не сказала: "Я буду вечно благодарна Тебе за помощь!" – но в последний миг умолкла, словно кто-то украл ее слова, прежде чем они успели сорваться с губ.
   – Я не могу! Айя! Она удерживает тебя здесь силой так же, как когда-то заперла меня во крае сновидений!
   – Что же тогда делать? – она готова была опустить руки, смирившись с волей богини, но сердце так билось, так рвалось на свободу из серой клетки… – Браслет! – вдруг поняла Мати.
   – Браслет, – мрачно повторил за ней Лаль. – Бездна его забери!
   – Ты хочешь, чтобы я сняла его? Это твоя цена?
   – Да носила бы ты его хоть всю жизнь! Мне какое дело? Мне даже лучше – он знак того, что Нергал не черен, словно слепая ночь, что и у него в душе есть место для звезды, а, значит, для меня есть возможность превзойти его. Но… – скривившись, Лаль на миг умолк с таким видом, словно только что съел самую горькую, самую кислую ягоду на земле. – Это была не моя игра! – процедил он сквозь сжатые губы. – Я вообще не хотел в нее вмешиваться! Угораздило же меня…