Зинделл Дэвид. Камень Света

   Потом я играл и другие песни; Атара отложила свои стрелы и глядела на меня. В ее глазах отражались блики костра – и что-то еще. Невольно вспомнились слова, которые Мэрэм произнес несколько дней назад: «ее глаза, что к звездам окна». Он забыл строки своего нового стихотворения еще быстрее, чем жену герцога Горадора. Но я их помнил. Помнил я и те стихи, что он читал в пиршественной зале моего отца.
 
   О, ты сияешь, как звезда
   В глубоких небесах.
   Кружась, мы падаем с тобой,
   Как искорки в ночи.
 
   Вот и потрескивающий костер выбрасывал во тьму снопы искр, а меня охватило странное чувство, что мы с Атарой однажды пришли с какой-то безымянной звезды. Когда она смотрела на меня, казалось, что мы туда возвратились.
   Мы целую вечность просидели на камне под древними созвездиями, пока мир летел в пустоте, а звезды тихо мерцали. Целую вечность я смотрел в ее глаза. Что я видел там? Только свет. Даже если она каким-то чудом исполнит свои обеты, как удержать его? Могу ли я выпить море и все океаны звезд?
   Она тихонько протянула руку и положила ее поверх моей. Прикосновение пронзило меня, словно молния. Вся ее невыразимая печаль наполнила мою душу – но и вся ее жажда жизни тоже. Тепло пальцев Атары не имело ничего общего со страстью или желанием близости, но обещало, что мы будем добры друг к другу и никогда не предадим. И что мы должны помнить, откуда пришли и кем должны стать. Это был самый священный обет из всех данных мной; я знал: и Атара, и я будем хранить его.
   Когда люди стремятся превратить истину в ложь, хорошо быть уверенным хотя бы в чем-то. В тишине ночи мы затерялись в глазах друг друга, и наше дыхание слилось в одно.
   Так за несколько часов я стал счастливее, чем был. Однако когда дверь в закрытую комнату наконец распахнулась, не только свет хлынул туда, но и терпеливо поджидавшая тьма. В своей растущей надежде, в жажде всегда быть с Атарой я не мог себе и представить, что мое сердце стало открыто для величайшего ужаса.

Глава 12

   Рано утром у меня снова начались кошмары. Я с криком проснулся, увидев во сне, будто земля под моим спальником раскрылась и я падаю в черную бездну. Мои крики всех разбудили. Мастер Йувейн подбежал туда, где около мерцающих янтарем углей лежал я, и потрогал мой лоб.
   – Лихорадка вернулась. Я сделаю тебе чай.
   Он отошел набрать воды и приготовить горький напиток, а Атара намочила в ручье кусок ткани и положила мне на лоб. Ее пальцы – загрубевшие от многих лет стрельбы из лука – были волшебно нежны, когда она перебирала мои промокшие от пота волосы. Она молчала, беспокойно поджав полные губы.
   – Думаете, рана воспалилась? – спросил Мэрэм у мастера Йувейна. – Я считал, что он пошел на поправку.
   – Посмотрим. – Тот был занят кипячением воды. – Давай освободим тебя от кольчуги, Вэль.
   Они раздели меня до пояса, потом мастер Йувейн размотал бинты и осмотрел рану. Ощупав мой бок, он заключил, что рана чистая и хорошо заживает. Перевязав ее снова, он помог мне одеться, потом сел около горшка с кипящей водой и посмотрел на меня в замешательстве.
   – Думаете, это киракс? – спросил Мэрэм.
   – Нет. Впрочем, возможно.
   – А что такое киракс? – поинтересовалась Атара.
   Мастер Йувейн кинул на меня взгляд, словно спрашивая, можно ли ей знать.
   – Яд. Страшный яд.
   Он рассказал, как стрела убийцы ранила меня в лесах Сильвашу, и объяснил, что клирики Каллимуна используют киракс, когда убивают по повелению Морйина.
   – Однако у тебя могущественные враги, – заметила Атара.
   – Похоже на то. – Я улыбнулся им всем. – Но и лучшие в мире друзья.
   – А почему Морйин хочет, чтобы ты умер?
   Я и сам не прочь был бы узнать ответ. Но мне нечего было сказать, поэтому я пожал плечами и перевел взгляд на зарево зари, встающее на востоке.
   – Ну, если тот человек, Кейн, один из его посланцев, то у меня есть для него подарочек. – Атара вытянула из колчана стрелу и направила ее на запад, в сторону Аргатты. – Не только убийцы Морйина умеют метать стрелы.
   Потом я выпил горький чай и немного поел. Хотя лихорадка прошла с наступлением дня, тупая головная боль мучила меня по-прежнему. Большие темные тучи двигались с севера, и я словно чувствовал, как они давят на лес. Не успели мы собрать посуду и упаковать вещи, как пошел дождь: крупные холодные капли пробивали листву и падали нам на головы. Мастер Йувейн заметил, что в лесу было бы суше, чем на открытой дороге, и предложил остаться здесь на день.
   – Нет, – сказал я. – Мы не можем отдыхать, пока не доберемся до Трайи.
   Мастер Йувейн, который иногда мог быть очень упрямым, покачал головой.
   – Ты устал, Вэль. И лошади тоже устали.
   В конце концов именно состояние лошадей заставило меня согласиться. Им пришлось много миль проскакать без отдыха, а зерно они в последний раз получали в замке герцога Горадора. Травы не хватало – особенно Эльтару, которому требовался овес, чтобы поддерживать силы в огромном теле. Последние два дня он намекал, что голоден, но я не прислушивался. Поэтому я решил, что предложение мастера Йувейна вполне разумно, и, невзирая на протесты Мэрэма, отдал лошадям большую часть овса, служившего нам для приготовления утренней каши. Я напомнил ему, что у нас есть еще сыр и орехи, а также немного сухих бисквитов.
   Дождь с каждым часом усиливался. Мы съежились под ненадежной защитой деревьев, прислушиваясь к каплям, что барабанили по листьям. Я был очень рад плащу, который подарила мне мать, – завернулся в него и еще надел белый шерстяной шарф, связанный бабушкой. Через некоторое время достал подаренные Джонатэем шахматы и сыграл несколько партий с Мэрэмом и Атарой. К моему удивлению, она все время выигрывала, хотя я и не подозревал, что сарнийцы увлекаются шахматами. Я мог бы списать свою плохую игру на головную боль, но не хотел омрачать ее победы.
   – Может, ты со мной сыграешь? – спросила Атара у Мэрэма после того, как я сдал четвертую партию. – Чего зря сидеть?
   – Нет, спасибо. С удовольствием посмотрю, как Вэль проигрывает.
   Мэрэм жалко дрожал под своим красным плащом.
   – Я замерз, я устал, я намок… Впрочем, дождь по крайней мере загонит медведей в берлоги. Их вроде пока не видно, а?
   – Нет, – сказал я, чтобы подбодрить его. – Медведи не любят дождь.
   – И Кейна не видно, и никого другого, да?
   Мастер Йувейн и Атара уверили его в том, что леса так же спокойны, как и мокры. Я бы тоже хотел подтвердить это. Но не мог – сам не чувствовал себя в безопасности. С тех самых пор, как я пробудился от ночного кошмара, меня не покидало грызущее чувство, что какая-то тварь охотится за мной, пытаясь уловить мой запах сквозь пелену дождя. Сумерки сгущались, неприятное чувство опасности делалось все сильнее. Я решил свернуть лагерь и с первыми же лучами солнца выехать, невзирая на дождь, лихорадку или усталость лошадей.
   Ночью кошмары усилились. Лихорадка вернулась, чай мастера Йувейна помогал плохо. Но я пообещал себе, что утром мы будем в дороге.
   До чего противно – тащиться сквозь дождь по мокрым булыжникам! Мир сузился до каменного тоннеля, ведущего на восток через темные зеленые леса под еще более темным серым небом. Мастер Йувейн объяснил, что в Алонии дожди порой идут целыми неделями. Мэрэм громко удивлялся, как это небеса могут вмещать в себя океаны воды. Атара сказала, что в Вендраше дожди проливные, зато непродолжительные. Потом, чтобы нас подбодрить, она запела песню, по идее прогоняющую дождь.
   Под вечер мы разбили лагерь в промокшем насквозь лесу. Дождь наконец прекратился. Жаль, что моя лихорадка не прекратилась вместе с ним. Похоже, она завладела моей головой, иссушая все чувства, спекая мозг. Этой ночью мне не снились кошмары только потому, что я не мог спать. Я лежал без сна на холодной сырой земле, ворочаясь и мечтая о том, чтобы небо прояснилось и показались звезды. Но облака оставались плотными и тяжелыми. Жидкий свет утра с трудом пробился сквозь серый туман, скрывавший верхушки деревьев.
   – Ты все еще горишь, – сказал мастер Йувейн, потрогав мой лоб. – И ты очень бледный, Вэль. Боюсь, что тебе становится хуже.
   По правде говоря, мне было так плохо, что я с трудом мог держать чашку с чаем и даже разговаривать. Я обязан был предупредить друзей о том, что нас преследуют.
   – За нами кто-то идет.
   Новости встревожили Мэрэма, а Атара удивленно выгнула светлые брови.
   – Мы никого не видели с тех пор, как проехали холмы. Почему ты решил, что нас преследуют?
   – Вэль чувствует такие вещи, – попытался объяснить мастер Йувейн.
   Атара посмотрела на меня долгим испытующим взглядом, а потом кивнула. Казалось, она понимает меня, как никто другой. Она верила мне, верила в меня, и я любил ее за это.
   – Ты говоришь, кто-то едет за нами… – пробормотал Мэрэм, стоя у костра и оглядывая лес. – Почему ты нам раньше не сказал?
   Я тоже поднялся и оглядел окрестности. Я не говорил ничего, так как сам ни в чем не был уверен, даже сейчас. Только два дня назад, радуясь, что нашел Атару, я открыл себя миру и был поражен красотой неба и земли, свежестью цветов, деревьев и ветра. Но что, если мой дар, усиленный кираксом, открыл меня и для другого? Что, если теперь я чувствую каждую лису, охотящуюся за кроликами или полевками? Что, если теперь я способен воспринять жажду убийства каждого медведя, енота или ласки – и лягушки, охотящейся за мухами, и птицы, выкапывающей червей, и всех существ вокруг нас? Мог ли я ошибиться в этом потоке естественных инстинктов, думая, что кто-то охотится именно за мной?
   Но в том, что я чувствовал, была какая-то неестественность , приводившая меня в ужас. Что-то мерзкое и нечистое хотело присосаться к моей шее, клубок червей вгрызался в живот. Я боялся, что они выпьют из меня саму жизнь, если только им позволить. И так как я боялся, что эта ужасная вещь может произойти с Атарой и с остальными, я решил наконец предупредить их.
   – Прости, что не сказал раньше. Я хотел убедиться. Здесь что-то не так.
   Мэрэм, хорошо помнивший, как мы чуть не погибли у Врат Телемеша, коротко вздохнул.
   – Еще один медведь?
   – Нет, что-то другое. Ни одно животное не производит такого впечатления.
   – Ни одно, кроме Красного Дракона, – пробормотал Мэрэм.
   – Если нас преследуют люди, то нам стоит ехать как можно быстрее, – сказал мастер Йувейн.
   – Если это люди, пусть покажутся – мои стрелы будут преследовать их , – заметила Атара, поглаживая колчан.
   Она предложила спрятаться и подождать того, кто поедет по дороге следом за нами. Но я не мог хладнокровно стрелять в людей из-за деревьев, так как недавно чуть не застрелили меня самого. Не мог больше выносить убийства.
   И мы поехали. Почти целый час мы проскакали галопом. Копыта наших лошадей ударялись о покрытие дороги в трехтактном ритме, железо звенело о камень: клоп-клип-клоп, снова и снова. Когда кони начали уставать, мы перешли на рысь, а через некоторое время остановились передохнуть.
   Атара спешилась и приложила ухо к дороге.
   – Что-нибудь слышишь? – крикнул Мэрэм с обочины.
   – Я не слышу никого, кроме тебя. Помолчи, прошу.
   Через некоторое время она подняла голову и медленно покачала головой.
   – Тогда в путь. Мне не нравится, как выглядит этот лес, – сказал Мэрэм.
   Я улыбнулся, так как Мэрэма вряд ли тревожили деревья или растения. Вот уже несколько миль, как мы снова ехали по холмистой местности – но не такой пересеченной, как у ущелья Шошанских гор. Здешние холмы были низкими и округлыми, в широкой долине росли буки, орешник, сикоморы, вязы и серебряные клены. Многие из лесных гигантов были увиты жимолостью и диким виноградом. Прелестный лес, пахнущий фруктами и звенящий от птичьих трелей… Жаль, что одного человека достаточно для того, чтобы привнести в него зло.
   Так мы ехали почти целый день. К полудню солнце прогнало остатки тумана, небо сделалось бледно-голубым. Припекало, испарения земли наполняли воздух, превратив его в подобие пряного супа. Я трясся в лихорадке, распространившейся с головы на все тело. Под сюрко, кольчугой и поддоспешником выступил пот. Довольно долго я терпел это мучение, как меня и учили. Но потом черви в животе, казалось, превратились в палящие языки пламени, кожа горела, словно облитая маслом и подожженная. Хотелось сбросить эту горящую плоть вместе со всей одеждой и доспехами и окунуться в ручей, что протекал вдоль дороги. Вместо этого я устремил взгляд к раскаленному добела солнечному диску, неторопливо совершавшему свой путь по небу. Я закричал бы от муки, если бы не помнил, что воин валари должен скрывать свою боль.
   На ночь мы разбили лагерь среди вязов у ручья в полумиле от дороги. Огонь не разводили, пока не стемнело и дым уже не был заметен издалека. Ужин выдался на редкость холодным и безрадостным: открыв вьюки, мы обнаружили, что половина бисквитов и весь наш сыр поросли толстым слоем зеленой плесени. Хотя мастер Йувейн обрезал ее, как мог, ни Мэрэм, ни Атара не проявили особого аппетита к тому, что осталось.
   Обо мне и говорить нечего: не в силах прожевать полоску сушеного мяса, что предложила Атара, я прислонился к дереву и пил холодную воду. Я пытался настоять на том, чтобы сторожить первому – и, может быть, всю ночь, – но почти немедленно заснул, Я даже не чувствовал, как руки друзей перенесли меня на постель из шкур перед маленьким костерком.
   Весь мокрый, я в полузабытьи метался на земле большую часть ночи, потом, должно быть, заснул и неожиданно обнаружил, что нахожусь где-то за много миль от нашей стоянки в большой, роскошно обставленной комнате. Я стоял у кровати под великолепным балдахином, любуясь позолоченными сундуками и шкафами вдоль стен. Еще там были три высоких зеркала, вставленных в золотые рамы. Потолок напоминай шахматную доску, где квадраты резного белого дерева соседствовали с черным. Ковер, покрывавший пол, был украшен сложным орнаментом, изображавшим фигуры людей и животных. Я не мог найти ни одного окна или двери и стоял, покрываясь потом от страха, так как не понимал, где нахожусь.
   Потом зеркало напротив меня покрылось рябью, словно спокойная вода, в которую кто-то кинул камень. Оттуда вышел человек – чуть выше среднего роста, стройный, мускулистый, с белой как снег кожей. Его короткие волосы отливали золотом, а правильные черты лица сияли неземной красотой. Дыхание мое пресеклось, когда я заглянул в глаза незнакомца – тоже золотые. Он был одет в золотую же тунику, отделанную черным мехом. На груди туники красовался герб, немедленно привлекший мое внимание: это было изображение огромного и свирепого красного дракона.
   – Ты стоишь на моей голове, – произнес незнакомец сильным глубоким голосом. – Будь добр, убери с нее ботинки.
   Я посмотрел вниз и увидел, что действительно стою на глазах красного дракона, вытканного в центре ковра. Я поймал себя на том, что невольно отступаю назад. Ни один король, которого я знал – ни король Хэдэру, ни даже мой отец, – не говорил с такой властностью, как этот прекрасный человек.
   – Ты знаешь, кто я? – спросил он.
   – Да. – Пот тек с меня ручьями. Больше всего на свете мне хотелось закрыть глаза и закричать, но я не мог отвести взгляда. – Ты Красный Дракон.
   – У меня есть имя. Так произнеси же его.
   – Нет, я не стану.
   – Сейчас же!
   – Морйин, – проговорил я против воли. – Твое имя Морйин.
   – Лорд Морйин. А ты Вэлаша Элахад, сын Шэвэшера Элахада, одного из рода Элемеша, Эрамеша и Телемеша. Ты знаешь, что эти люди сделали мне?
   – Они победили тебя.
   – Победили? Я выгляжу побежденным? – Морйин подошел к одному из зеркал и поправил складки туники. Его лицо приняло свирепое и непримиримое выражение; казалось, он искал в себе огонь и железо и нашел их в изобилии. Он долго глядел в золотые глаза своего отражения, потом повернулся ко мне. – Нет, в итоге я победил их. Они мертвы, а я жив.
   Он подошел ближе.
   – Но они бросили мне вызов. Так же, как и ты, Вэлаша Элахад.
   – Нет, – сказал я. – Нет, нет.
   – Нет… что?
   – Нет, лорд Морйин.
   – Разве не ты убил одного из моих рыцарей?
   – Это неправда – убийца не может быть рыцарем!
   – Ты вонзил в него нож. Ты убил его, так что ты должен ему жизнь. А так как это был мой человек, ты должен свою жизнь мне.
   – Ложь. Ты лорд Лжи.
   – Неужели?
   – Ты Повелитель Иллюзий, Палач, Великий Зверь.
   – Я только человек, подобный тебе.
   – Нет! Это ложь, худшая из всех! Ты не имеешь ничего общего со мной!
   Морйин улыбнулся, показав мелкие белые зубы.
   – Так ты никогда не лжешь?
   – Нет – моя мама учила меня не лгать. И мой отец тоже.
   – Это первая твоя ложь, Вэлаша. Но не последняя.
   – Да! – Я прижал руку к раскалывающейся голове. – Я имел в виду – нет! Я не лгал, когда говорил, что лгать неправильно.
   – В самом деле? – Он подошел еще на шаг. – Мне нравится, что ты лжешь. Почему бы не быть правдивым, как делают все люди? Ты чтишь правду? Ты Элахад? Тогда слушай правду, которую мне нетрудно тебе сообщить: тому, кто знает правду, легче всего солгать. Так что человек, искусный во лжи, – самый правдивый.
   – Ложь! – Голова болела так сильно, что я с трудом мог сказать, что истинно, а что нет. Я постарался закрыть уши от музыки его серебряного языка, постарался закрыть глаза и сердце… а он просто стоял, улыбаясь мне с симпатией, словно брат или лучший друг.
   – Значит, между нами должна быть правда? Мы уже знаем правду друг о друге – в глубине души.
   – Нет, ты ничего обо мне не знаешь!
   – Разве?
   Морйин указал длинным пальцем мне на грудь.
   – Я знаю, что ты влюблен. Покажи мне ее, прошу.
   Я закрыл глаза и покачал головой. Перед моим мысленным взором возник сияющий образ Атары, пожимающей мне руку, и я немедленно запер его в каменном замке сердца, как величайшее из сокровищ.
   – Благодарю. Я должен был предвидеть всю иронию того, что рыцарь валари влюбится в сарнийского воина. Ты можешь поздравить себя с благородным умением превращать врагов в друзей?
   – Нет!
   – Ну, она привлекательная женщина, в животном таком смысле. Впрочем, ты же любишь ездить верхом, не так ли?
   – Будь ты проклят! – Я протянул руку к мечу, но обнаружил, что его нет со мной.
   – Прошу меня простить, таково мое мнение. Как видишь, на самом деле я добрейший из людей. Однако истина в том, что этой женщине так же далеко до тебя, как земляному червю.
   – Я люблю ее!
   – Неужели? Или ты любишь лишь выгоды этой любви? Когда мужчина жаждет женщину, все остальные тревоги исчезают. Скажи мне, Вэлаша, ты спас ее от моих людей, потому что полюбил ее или потому что не хотел ощущать ее мучения и смерть?
   Я сжал кулак, чтобы ударить собеседника, однако он лишь улыбнулся, словно бы напоминая о моей клятве не причинять боли другим.
   – Ты считаешь, что чтишь истину… Иногда она бывает довольно болезненной, верно? И тогда, как и все люди, ты лжешь себе. – Морйин выразительно повел рукой, подчеркивая свои слова. Казалось, в нем горит такое яркое пламя, что он не в силах остановиться. – Не казни себя. Невинная ложь дает нам возможность продолжать жить. А жизнь драгоценна, правда? Самый драгоценный из даров Единого. Так что ложь, высказанная для того, чтобы послужить Единому, – благородна.
   Я стоял, прижав руки к ушам, и чувствовал себя так, будто какой-то зверь пытался пробраться мне в голову.
   – Тебе говорили, что я – зло, но где-то в глубине души ты сомневаешься в этом. – Морйин кивнул мне, и я неожиданно кивнул в ответ. – Оно причиняет тебе страдания, это сомнение?.. Больше всего, полагаю, ты сомневаешься в себе самом.
   Я снова кивнул.
   – Но не лучше ли жить без всяких сомнений?
   Да, да, – подумал я. – Это было бы прекрасно.
   – Как узнать зло? Похоже ли оно на свет, исходящий от Единого?
   – Нет, конечно же, нет, напротив. – Я процитировал из «Законов»: – «Тьма – это отрицание Единого. Тьма – это иллюзия того, что все вещи отделены от света Единого».
   – Ты понял. Прошу, не отделяй себя от тех даров, что я предлагаю тебе, Вэлаша. Не отвергай меня.
   Он сделал ко мне последний шаг и улыбнулся.
   Я неожиданно ощутил исходящий от него запах роз и хотел отойти, но обнаружил, что не могу. Я твердил себе, что не должен его бояться, что он не может причинить мне вреда… Морйин поднял руку – длинную, изящную, с тонкими пальцами – и приложил указательный палец к шраму на моем лбу. Медленно провел по изгибам шрама, усиливая нажатие, тепло улыбнулся и возложил руку мне на голову. Несмотря на мягкость прикосновения, я чувствовал железную твердость и достаточно силы, чтобы сокрушить мой череп, как яичную скорлупу. Вместо этого он ласково притронулся к моим вискам и глубоко вздохнул, словно вбирая боль в себя. И неожиданно моя голова перестала болеть.
   Он отошел назад и помолчал немного.
   – Решил, что твое валарийское воспитание воспрещает тебе поблагодарить меня? Так тяжело произнести эти слова, да?
   – Лорду Лжи? Палачу?
   – Люди не понимают.
   – Они понимают то, что видят.
   – А что видишь ты, юный Вэлаша?
   Он снова улыбнулся, и комната осветилась, будто залитая солнцем. На мгновение мне почудилось, что я вижу ангела света; такими я представлял себе Элийинов.
   – Они понимают, что ты делаешь . Ты поработил половину Эа и истязаешь всех, кто тебе противостоит.
   – Поработил? Когда твой отец принимает присягу от рыцарей – это порабощение? Когда наказывает за преступления – это истязание?
   – Мой отец – король.
   – А я – король королей. Мое королевство – Сакэй и вся округа. Давным-давно та земля, через которую ты проезжаешь со своими друзьями, принадлежала мне. И будет принадлежать снова.
   – По какому праву?
   – По праву правды. Ты помнишь, что написано в твоей книге?
   Он указал на мою руку, и я неожиданно увидел, что сжимаю в ней экземпляр «Сэганом Эли», принадлежавший мастеру Йувейну.
   Лицо Морйина просияло, и он процитировал из «Комментариев»:
   – «Лорд по имени Морйин намного превосходит остальное человечество».
   – Ты кое-что пропустил! – возразил я. – Вот полный текст. «Лорд по имени Морйин намного превосходит остальное человечество в искусстве лжи ».
   – Мои враги добавили эти слова, после того как заточили меня в Дамууме и никто не мог опровергнуть их ложь.
   Я наблюдал за быстрыми и выразительными движениями его рук.
   – Мне больше семи тысяч лет. И я достиг бессмертия не случайно.
   – Нет, ты достиг бессмертия, похитив камень Света.
   – Может ли человек похитить то, что ему и так принадлежит?
   – Камень Света принадлежит всему Эа.
   – Он принадлежит тому, кто его создал.
   Я недоверчиво посмотрел на него, но золотые глаза были такими яркими и убеждающими, что я не знал, что и думать.
   – Камень Света принесли в мир Элахад и Звездный народ.
   Морйин рассмеялся. В его смехе не чувствовалось насмешки, звучали только ирония и печаль.
   – Знай, Вэль – могу я тебя так называть? – знай, что это всего лишь выдумка. Я собственноручно создал камень Света в конце эры Мечей.
   – Но во всех легендах сказано, что ты похитил камень, а Эрамеш отвоевал в битве при Сарбэрне!
   – Победители той битвы заставили историков написать то, что им хотелось. И Эрамеш был победителем – пока смерть на забрала его в свои когти.
   Я невольно перевел взгляд на когти дракона, вышитого на тунике.
   – Камень Света принадлежит мне. И ты поможешь мне вернуть его.
   – Нет.
   – Да. Дар пророчества не относится к моим величайшим талантам, однако это я могу предсказать: настанет день, когда ты вложишь его мне в руки.
   – Никогда.
   – Ты должен мне свою жизнь. Человек, который не платит долги, – вор, разве не так?
   – Я ничего тебе не должен.
   – Не смей перечить! – прогремел он, неожиданно ударив кулаком в раскрытую ладонь. Лицо Морйина налилось кровью, и на него стало неприятно смотреть. – И ты все еще укрываешь того, кто хуже, чем вор!
   – Что ты имеешь в виду?
   – Кто стоит за тобой? – Он указал на меня пальцем.
   – Я тебя не понимаю – за мной никого нет!
   Но, похоже, кто-то все-таки был. Я обернулся и увидел мальчика, стоявшего в тени, которую я отбрасывал на ковер, – лет шести на вид, с тонкими чертами лица, копной смоляных волос и шрамом на лбу.
   – Вот, – сказал Морйин, уставив на него длинный палец. – Почему ты стараешься защитить его?
   Морйин попытался обойти меня и схватить мальчика. Когда я поднял руку, чтобы остановить его, он дотронулся до моего бока чем-то острым. Я опустил взгляд и увидел, что его палец превратился в длинный черный коготь, выпачканный в синеватой субстанции, похожей на киракс. Мое тело словно охватило огнем, и я понял, что не в силах двинуться с места.
   – Иди сюда, Вэлаша, – велел Морйин и схватил мальчика. Но мальчик ударил его по лицу и как-то ухитрился откусить его коготь. Морйин посмотрел на рану на руке.
   – Помоги.
   – Нет, никогда! – процедил я, стискивая зубы.
   – Дай мне стрелу!
   Одной рукой он прижал к стене бьющегося ребенка, а другую протянул ко мне. Я понял, что держу на самом деле не книгу мастера Йувейна, а стрелу с вороньим оперением и бритвенно-острым наконечником – ту самую стрелу, что выпустил в меня неизвестный убийца в лесу.