– Благодарю. – Морйин забрал ее и неожиданно вонзил в бок мальчика.
   Мы оба закричали от обжигающей боли. За секунду киракс сковал члены несчастного так, что он не мог шевельнуться.
   – Есть у тебя молоток и гвозди?
   Морйин принял три кованых гвоздя, что я держал в левой руке, и тяжелый железный молот, как-то оказавшийся в правой. Я понял, что ошибался – в комнате была дверь: мощная дубовая плита как раз за мальчиком. Морйин прибил руки и ноги пленника к этой двери. Крики несчастного заглушали звон железа о железо.
   – Так, – произнес Морйин, закончив распинать его. Затем печально улыбнулся. – Теперь отдай то, что принадлежит мне.
   – Нет! – закричал я.
   – Король должен иногда наказывать, так же как твой отец наказывал тебя. И воин должен убивать в благородных целях, как убивал ты.
   – Но мальчик!.. Он ничего не сделал – он невиновен!
   – Невиновен? Он совершил преступление худшее, чем кража или убийство.
   – Какое преступление?
   – Он алкал камень Света для себя, – просто ответил Морйин. – Он был не в силах нести дар, что вручил ему Единый, так что, услышав от деда о золотой чаше, исцеляющей все раны, возжелал владеть ею сам.
   – Нет, это неправда!
   Морйин подошел к мальчику ближе и слизал кровь, струившуюся из пронзенных рук.
   – Нет, нет!
   – Ты должен помочь мне. Ты должен принести мне клятву верности, Вэлаша Элахад, королевский сын. Ты должен вернуть мне мое.
   Я не мог шевельнуть даже пальцем, однако нашел в себе силы покачать головой.
   – Открой мне свое сердце, Вэлаша. Только так ты обретешь мир.
   Его глаза пылали, как два золотых солнца. Длинные черные когти, похожие на драконьи, выросли на месте пальцев.
   – Не причиняй ему вреда! – закричал я. – Ты не можешь причинить ему вред!
   – Так ли?
   – Не можешь, это только сон.
   – Ты так думаешь? Тогда попробуй проснуться.
   Морйин повернулся к напуганному мальчику и, издав возглас сожаления, разорвал ему грудь. А потом поднял все еще трепещущее сердце в когтях так, чтобы я мог его видеть.
   Ты убил его! – Мне хотелось кричать… Но лишь горький всхлип вырвался из пересохшего горла.
   – Говорят, если умрешь во сне, то умрешь и в жизни. – Морйин посмотрел на бьющееся сердце. – Нет, Вэль, я не убил его. Пока.
   С этими словами он вложил сердце в грудь мальчика и исцелил рану, прикоснувшись к ней золотыми губами. Мальчик открыл глаза и с ненавистью посмотрел на Морйина.
   – Видишь, – с тяжелым вздохом произнес тот, – я не могу требовать , чтобы ты открыл мне свое сердце. Такие дары преподносят только добровольно.
   Я закусил губу и почувствовал вкус крови. Темная солоноватая жидкость увлажнила горящее горло.
   – Этому не бывать!
   – Нет? – гневно спросил Морйин. – Тогда ты и вправду умрешь.
   Его голова вдруг сделалась огромной, удлинилась, покраснела и покрылась чешуей. Глаза стали красно-золотыми и ярко вспыхнули. Раздвоенный язык затрепетал, словно пробуя на вкус страх, разлитый в воздухе. Потом он раскрыл пасть и выпустил струю огня, окатившую мальчика с головы до окровавленных ног. Тот закричал, когда плоть начала обугливаться. Закричал и я, умоляя прекратить пытку.
   Но Морийин не остановился и изрыгал пламя, словно отдавая всю свою горечь и ненависть. Я чувствовал, как моя кожа покрывается пузырями, и понял, что скоро Морйин исцелит ее прикосновением губ и снова и снова будет жечь меня, пока я не сдамся или не умру. Я чувствовал, что если буду бороться с ужасным пламенем, оно не потухнет никогда. Так что я поддался ему, позволил проникнуть глубоко в кровь. Я ощутил жжение киракса в моей крови и неожиданно понял, что могу двигаться. Сжав кулак, я обрушил его на голову Морйина. Внезапный удар оглушил его, и я успел пробежать сквозь огонь, исходивший из его рта, к почерневшей окровавленной двери. Мальчик, весь черный, корчился и кричал, умоляя помочь ему. Я как-то освободил его, разрывая плоть и ломая кости; потом, прижимая мальчика к себе, ощущая дикий стук его сердца и его крики, как свои собственные, отворил дверь…
   Надо мной склонилась Атара, прижимая ко лбу холодную мокрую ткань. Моя голова покоилась на ее бедре. Я лежал на мокрых от пота шкурах около костра и через мгновение понял, что все еще кричу. Тогда я закрыл рот и прикусил окровавленную губу, борясь с чудовищным жжением в теле. Мастер Йувейн, заваривший еще чая, держал мою руку, щупая пульс. Мэрэм сидел рядом, в беспокойстве теребя густую бороду.
   – Мы не могли тебя разбудить, – сказал он. – Хотя ты кричал так, что поднял бы и мертвого.
   Я сжал руку Атары, благодаря ее за заботу, и сел, обнаружив, что все еще прижимаю другую руку к сердцу, однако раненый мальчик исчез.
   – Теперь-то ты в порядке?
   Глаза тоже жгло. Деревья казались неясными серыми тенями. Сверчки стрекотали в кустах, немногочисленные птицы выводили свои первые утренние песенки. Это было то ужасное время между ночью и утром, когда весь мир по-своему борется со смертью.
   Я поднялся, содрогаясь при виде пламени, которое, казалось, по-прежнему жгло мою кожу, и отступил от костра.
   – Все еще ночь, – сказала Атара. – Куда ты?
   – Спущусь к ручью, искупаюсь. – Мне хотелось отмыть обгоревшую кожу с рук и охладить пылавшее тело в прохладной воде.
   – Не иди в одиночку. Сейчас, только лук захвачу…
   – Нет! Все будет в порядке, я возьму с собой меч.
   С этими словами я взял кэламу, лежавшую неподалеку, и пошел к ручью.
   В сером лесу слышалось какое-то жуткое движение. Мне почудилось, что я вижу темные серые тени, наблюдающие за мной из-за деревьев. Но, присмотревшись, я понял, что это только кусты: стрельник и ведьмин орех, и еще другие, чьи названия я толком не помнил. Я шел по лесу, шурша старой листвой и наступая на веточки, чувствуя запах звериного помета, папоротников и запах собственного страха.
   Потом я неожиданно вышел на поляну и увидел ручей. Он журчал среди камней, словно серебряная лента под звездами. Я поднял взор к светлеющему небу с великой радостью, что могу видеть эти сияющие источники света. На востоке над темной полосой леса вставало созвездие Лебедя. Рядом с ним сияла Вэлаша, Утренняя звезда – почти такая же яркая, как луна. Я задержал взгляд на своем тезке и преисполнился великой надежды.
   Тут я ощутил, что холодная рука трогает меня за плечо, и сначала рассердился, решив, что Мэрэм или Атара все-таки последовали за мной. Но повернувшись с раздражением, увидел, что передо мной стоит Морйин.
   – Ты в самом деле хотел сбежать от меня?
   Я уставился на его золотые волосы и огромные золотые глаза, отливавшие в ночи серебром. Когти куда-то исчезли; он был одет в шерстяной дорожный плащ поверх своей драконьей туники.
   – Как ты попал сюда? – выдохнул я.
   – Разве ты не знаешь? Я следую за тобой из самого Меша.
   Я схватился за рукоять меча. Может, это все еще сон? Или иллюзия, созданная Морйином так же, как художник создает изображение на холсте при помощи красок? Ведь он – Повелитель Иллюзий… Увы, это все-таки была не иллюзия. И он сам, и пламенные слова, исходившие из его уст, казались вполне реальными.
   – Поздравляю тебя – ты сумел найти выход из моей комнаты. Меня это и удивило, и обрадовало.
   – Обрадовало? Почему?
   Морйин объяснил, что происходившее со мной во сне было лишь испытанием и способом пробудить меня. Похоже, он опять лгал, однако я все равно его слушал.
   – Я говорил тебе, что добр. Но иногда сострадание губительно.
   – Ты говоришь о сострадании?
   – Да, потому что знаю о нем больше, чем любой человек.
   Он рассказал мне, что мой дар ощущать горести и радости других имеет название – вэларда . Оно означает сердце звезд и страсть звезд. Потом Морйин указал на Утреннюю звезду и на яркие Солару и Эльтару в созвездии Лебедя. Весь Звездный народ, живущий среди этих огней, обладает даром вэларды. Потомки Элахада и других валари, пришедших в Эа давным-давно, утратили дар во время упадка последующих тысяч лет. Теперь лишь немногие благословленные души, подобные мне, знакомы с ужасной красотой вэларды.
   – Она знакома и мне. Но есть путь положить конец страданиям.
   – Как?
   Он вытянул ладони, и они вдруг наполнились золотым сиянием, словно полированная чаша.
   – Ты горишь, Вэлаша? Мучает ли еще тебя киракс с моей стрелы? Хотел бы ты исцелиться от яда и заодно от глубочайших твоих страданий?
   – Как? – Несмотря на прохладу, исходившую от ручья, меня снова пожирала лихорадка.
   – Я могу освободить тебя от этого дара. Или от боли, которую он причиняет.
   Морйин указал на кэламу, которую я все еще сжимал в руке.
   – Видишь ли, вэларда – как обоюдоострый меч. Ты можешь использовать ее только одним способом.
   По его словам, истинные валари, как он называл Звездный народ, могли не только воспринимать чувства других, но и передавать свои.
   – Ты испытываешь ненависть, Вэлаша? Случается ли тебе стискивать зубы, чтобы удержать бушующую внутри злость? Я знаю , что да. Но ты можешь использовать ее как оружие, которое сокрушит твоих врагов. Хочешь, я покажу тебе, как заострить клинок этого меча?
   – Нет! – закричал я. – Это неправильно! Это исказит яркое лезвие, выкованное самим Единым. Пусть вэларда и обоюдоострая, как ты сказал, но я никогда не использую священный дар во вред другим. Так же, как не использую для убийства кэламу.
   – Ты будешь убивать этим мечом. – Он указал на кэламу. – И вэлардой тоже. Знаешь, Вэлаша, отдавать свою боль другим – единственный способ не чувствовать их боль.
   Я закрыл глаза, ища в себе то ужасное оружие, о котором говорил Морйин, и боясь отыскать его.
   – Все, что ты говоришь, – неправда, – выдохнул я. – Это зло.
   – Разве неправильно убивать своих врагов? Разве не они – то зло, что противостоит самым благородным твоим мечтам?
   – Тебе не понять, о чем я мечтаю.
   – Неужели? Разве твоей самой заветной мечтой не является прекращение войн? Послушай меня, Вэлаша, послушай очень внимательно: я ничего не хочу так, как остановить войны.
   Я вслушивался в журчание ручья, в слова, слетавшие с золотых губ, и боялся, что он говорит правду.
   Морйин продолжал:
   – Короли и знать Эа любят войны, так как те дают им власть над жизнью и смертью других. И они принадлежат тьме, тогда как мечтатели, подобные тебе и мне, принадлежат свету. Смерть и сама великий враг. Наш страх перед ней. Поэтому мы должны вернуть камень Света. Только он принесет людям дар истинной жизни.
   – Но в «Законах» написано, что лишь Элийины и Галадины обладают такой жизнью.
   Глаза Морйина вспыхнули ненавистью в неверном утреннем свете.
   – Все Галадины были когда-то Элийинами, тогда как Элийины были когда-то людьми. Но они ревниво относятся к своему могуществу. Теперь они будут удерживать людей, подобных тебе, от путешествия, которое сами когда-то проделали.
   – Мне не нужно бессмертие.
   – Ложь, – мягко произнес он.
   – Все люди умирают.
   – Не все, – заметил Морйин, расправляя складки плаща.
   – Страшиться смерти не стыдно. Истинная храбрость в том…
   – Лги мне, если хочешь, Вэлаша, но не лги себе самому. – Он взял меня за руку, и тонкие пальцы сжались с угрожающей силой. – Смерть каждого делает трусом. Думаешь, истинная храбрость состоит в том, чтобы поступать правильно, даже если боишься? Но ты совершаешь поступки, не зная, что на самом деле правильно, так как страшишься собственного страха и не желаешь взглянуть ему в глаза.
   Я молча закусил губу.
   – Истинная храбрость должна быть бесстрашной. Разве не этому учат валари?
   – Этому.
   Он улыбнулся, словно знал о валари все. Потом процитировал строки, так хорошо мне известные:
 
   Соединится с тьмой
   Глухой, слепой, немой.
   И света мертв источник
   В ничто безбрежной ночи.
 
   – Есть путь сохранить этот свет, – сказал он, нежно трогая меня за плечо. – Позволь тебе показать.
   Его глаза были окнами в иные миры, откуда люди пришли давным-давно – и где все еще живут, превзойдя свою сущность. Я почувствовал его желание вернуться туда. Оно было так же реально, как ветер, или ручей, или земля под ногами. Я ощутил его одиночество, как собственную щемящую тоску. Что-то невыносимо яркое взывало ко мне с диких холодных звезд. Я знал, что имею силу спасти его от ужаса, как спас Атару от людей холмов. И это знание жгло меня острее, чем драконий огонь и киракс в жилах.
   – Позволь показать тебе. – Он вновь сложил ладони чашей. Из них хлынул яростный золотой свет, почти слепящий. – Слуг у меня много. А друзей нет совсем.
   Я чувствовал его глубокое дыхание, а сам дышал быстро и неровно.
   – Я сделаю тебя королем Меша и всех Девяти королевств. У меня есть в вассалах и короли – но король королей, пришедший ко мне с открытым сердцем и праведным мечом… О, это будет замечательно!
   Я смотрел на свет, льющийся из его ладоней, и на мгновение перестал дышать.
   – Помоги мне найти камень Света, Вэлаша, и ты будешь жить вечно. Мы будем править Эа вместе, а войны прекратятся навсегда.
   Да, да, – хотел сказать я. – Я помогу тебе.
   Но есть голос, шепчущий в глубине души. Он есть у всех. Иногда он звучит ясно, словно звон серебряного колокольчика, иногда становится неуловимым, как дыхание далеких звезд. Но его всегда можно узнать. И он всегда говорит правду, даже если мы не хотим ее слышать.
   – Нет, – сказал я наконец.
   – Нет?
    Нет, ты лжешь. Ты лорд Лжи.
   – Я лорд Эа, и ты поможешь мне!
   Я положил руку на рукоять меча, данного мне отцом, и медленно покачал головой.
   – Будь ты проклят, Элахад. Ты обрек себя на смерть!
   – Да будет так.
   – Да будет так. Я открою тебе истинный секрет вэларды: единственная возможность избавиться от страха смерти – убивать других. И я убью тебя, Элахад.
   Его ненависть обжигала, словно лава. Я понял: страх перед смертью привел к тому, что он теперь ненавидит жизнь. Так же, как мой страх перед Морйином заставил меня ненавидеть его.
   А я ненавидел его так, что закипала черная желчь и кровь застила взор. Я ненавидел его, как огонь ненавидит дерево и тьма ненавидит свет. Больше всего я ненавидел его за то, что он играл на моих страхах и отравил душу этой глубокой и ужасной ненавистью.
   Прежде чем выросли драконья голова и когти, прежде чем раскрылась страшная пасть, я выхватил кэламу из ножен и вонзил острие прямо в дракона, вышитого на тунике.
   Я словно пронзил собственное сердце. Невыносимая боль заставила меня закричать. Меч разлетелся на тысячи осколков, горящих оранжево-красным огнем; они падали на землю и тонули в ручье, выбрасывая брызги кипящей воды. Я с ужасом смотрел на то, как Морйин тоже кричит и его лицо меняется – из драконьей морды оно стало моим собственным. Клубки кишащих красных червей принялись пожирать его глаза – мои глаза. Все его тело загорелось, и он исчез в ничто, из которого возник.
   Потом я долго стоял у ручья, ожидая, что он вернется. Но напоминала о нем лишь ужасная пустота, сжимавшая мое сердце. Лихорадка спала, и в сумраке утра я вдруг понял, что замерз. Внутри меня пульсировали слова поэмы о Морйине, которые я никогда уже не смогу забыть.
 
 
Он вор, укравший золото,
Кинжал он зла и холода.
Дыхание прервет —
И тут же смерть придет.
 

Глава 13

   Через некоторое время на берег ручья выбежали Атара, мастер Йувейн и пыхтящий Мэрэм. Атара сжимала в руках лук, а Мэрэм размахивал мечом. Мастер Йувейн держал «Сэганом Эли»; мысль о том, что он будет цитировать ее Морйину или швырнет в него книгой, заставила меня дико расхохотаться.
   – Что случилось? Мы слышали, как ты кричал.
   – Да, мы слышали, как ты разговаривал сам с собой и кричал. На кого ты кричал, Вэль? – спросил прямолинейный Мэрэм.
   – На Морйина. Или просто на иллюзию – трудно сказать.
   Я посмотрел на стальное мерцание своего клинка, каким-то образом вновь целого.
   – Морйин был здесь? – спросила Атара. – Разве такое возможно? И куда он делся?
   Я указал на слабый свет солнца на востоке. Потом на лес, на север, запад и юг и наконец ткнул куда-то в небо.
   – Отведите Вэля в лагерь, – велела Атара мастеру Йувейну и Мэрэму, словно отдавая приказ, и направилась в лес.
   – Ты куда?
   – Посмотреть, – просто ответила она.
   – Нет, не ходи! – Я шагнул вперед, желая остановить ее, но понял, что теряю сознание. Я покачнулся и упал бы, если бы Мэрэм не подхватил меня мощной рукой.
   – Отведите его в лагерь! – повторила Атара, скрываясь за деревьями.
   Мастер Йувейн и Мэрэм отволокли меня в лагерь, будто пьяницу, усадили у костра, прикрыли плащом. Пока Мэрэм растирал мне шею и холодные руки, мастер Йувейн нашел какую-то красноватую траву в своем деревянном сундучке и приготовил чай, отдававший железом и горькими ягодами. Мне стало теплее. Однако ледяное ничто, которым Морйин коснулся моей души, все еще сидело внутри.
   – По крайней мере твоя лихорадка прошла, – сказал Мэрэм.
   – Да. Умирать от холода гораздо приятней, – заметил я.
   – Ты не умираешь, Вэль. Что тебе сделал Морйин?
   Я постарался рассказать им о своем сне – и о том, что произошло у ручья. Но слова куда-то пропали. Невозможно описать бесконечный и бездонный ужас. По крайней мере я не смог.
   Через некоторое время подействовал горячий чай, моя голова прояснилась, и я полностью пришел в себя. Светало, солнечные лучи тронули деревья. Я прислушался к песенке алого тангара, распевавшего на ветке дуба, любовался звездоподобными белыми чашечками златонитника, росшего в тени березы, жадно впитывал каждый блик, звук и запах. Мир казался замечательно и чудесно реальным.
   Я уже собирался взять меч и пойти посмотреть, как там Атара, когда она неожиданно вернулась.
   Девушка вышла из-за деревьев тихо, как лань. В ярком свете ее лицо было пепельно-серым. Она подошла и села рядом со мной у огня.
   – Ну? – спросил Мэрэм. – Что ты видела?
   – Люди. – Трясущимися руками Атара дотянулась до котелка с чаем. – Серые люди.
   – Серые люди? Что ты имеешь в виду?
   – Девять или больше. Одеты во все серое и на серых лошадях. Их лица отвратительны: серого цвета, словно сланец.
   Она замолчала и глотнула чаю, а на лбу Мэрэма выступили крупные капли пота.
   – Может быть, их лица такого цвета из-за сумерек, хотя вряд ли. Похоже, это не совсем люди.
   Мастер Йувейн присел рядом и тронул ее за плечо.
   – Прошу, продолжай.
   – Один из них посмотрел на меня. У него не было глаз; точнее, его глаза не такие, как у людей – серые и прикрыты пленкой. Но он не слеп. Так посмотрел на меня… Словно я обнажена, а он знает обо мне все.
   Атара глотнула еще чаю, потом взяла меня за руку.
   – Глядеть в его глаза – все равно что глядеть в ничто. Так пусто, так холодно… я заледенела. Я чувствовала, что он хочет со мной сделать. Я… я не могу описать. Это хуже, чем люди холмов. Смерти я не боюсь, пыток, наверное, тоже. Но этот человек… он хотел убивать меня вечно и выпить мою душу!
   – И что ты сделала? – спросил Мэрэм.
   – Попыталась выстрелить в него. Однако мои руки застыли. Я собрала всю волю, чтобы поднять лук и прицелиться, но было слишком поздно – он проехал мимо.
   – Отлично! – Мэрэм поморщился. – Похоже, Вэль прав. Нас действительно преследуют – серые люди без душ.
   Солнце поднималось все выше, а мы по-прежнему сидели у костра и обсуждали, кто такие наши таинственные преследователи. Мэрэм боялся, что человек, с которым столкнулась Атара, – сам Морйин. Как еще объяснить ужасный сон и видение, посетившее меня?
   Мастер Йувейн сказал, что это могли быть посланцы Морйина.
   – У лорда Лжи множество слуг, и самые ужасные из них – это те, что отдали ему свои души.
   – Может, их нанял Кейн? Вдруг он поджидает меня дальше по дороге в компании каменнолицых убийц?
   – Если они хотели убить тебя, почему просто не спустились к ручью? – осведомился Мэрэм.
   У меня не было ответа. Также я не мог сказать, почему серый человек и его спутники не напали на Атару.
   – Кем бы они ни были, они знают, где мы. Что нам теперь делать, Вэль?
   – Здесь, на дороге, мы станем легкой добычей, – ответил я, немного подумав.
   – Будь добр, мой друг, не называй нас добычей .
   – Извини, – сказал я, улыбаясь. – И все-таки, не вернуться ли нам в лес?
   Судя по карте, которую я изучал в Меше, Нарский тракт изгибается к северу перед ущельем в Шошанской гряде и перед Сумой. Там же заканчивается огромный лес и начинаются более обжитые места.
   – Мы можем через лес добраться до Сумы. Там будут холмы, которые укроют нас, и ручьи, которые помогут скрыть следы.
   – Ты имеешь в виду реки, в которых мы утонем, и холмы, за которыми спрячутся убийцы. – Мэрэм с минуту раздумывал, пощипывая густую бороду. – Меня беспокоит, что дорога изгибается к северу. Почему? Древние алонийские строители обходили какое-то место? Что, если леса скрывают еще одну Черную трясину – или нечто худшее?
   – Смелее, мой друг. – Я снова улыбнулся. – Хуже Черной трясины ничего быть не может.
   С этим все согласились. Поспорив еще немного, мы пришли к выводу, что надо ехать через лес.
   Мы быстро свернули лагерь и поехали между деревьями прочь от дороги, забирая на запад. Я предполагал, что Сума лежит в тридцати – сорока милях к северо-западу. Если бы мы слишком далеко зашли в новом направлении, то оставили бы ее на юге. Эта перспектива не пугала меня – уверенные, что оторвались от преследователей, мы могли бы вернуться назад и отыскать Нарский тракт. Правду сказать, я хотел уехать подальше от дороги и углубиться в лес.
   Деревья стали тоньше и выше, в основном нам попадались дубы, возвышавшиеся над тополями и каштанами. Пока ехать было нетрудно, так как подлесок состоял из низких папоротников, да и лошади легко находили себе пропитание. Я возглавлял отряд, за мной следовал мастер Йувейн с двумя вьючными лошадьми, Атара и Мэрэм замыкали группу. Все – за исключением мастера Йувейна – снарядили луки и при первой опасности готовы были выхватить мечи.
   Мы встретили несколько оленей, лакомившихся листвой, и множество белок, но не заметили никаких признаков присутствия Каменноликих, как Мэрэм назвал серых людей. Солнце стояло уже высоко, меня вновь охватила лихорадка, а кровь текла расплавленным железом. Казалось, кто-то мечет в меня стрелы ненависти – я почти физически ощущал, как бритвенно-острые лезвия вонзаются мне в голову.
   – Прости, что не могу дать тебе лекарства от твоей хвори, – сказал мастер Йувейн. Он заметил, как я тру голову, и смотрел на меня с тревогой.
   – Может, от этого и нет лекарства. Красный Дракон такой злой… Как он может быть таким злым?
   – Он слеп, ибо не видит различия между добром и злом. Или думает, что делает добро, тогда как на самом деле – нечто противоположное.
   Наставник считал, что Красный Дракон не считает себя злым. Однако я в этом сомневался. Что-то в разуме Морйина говорило о том, что он наслаждается тьмой.
   – Мы с ним беседовали. И теперь я не могу выбросить из головы его слова.
   А как узнать, где правда, а где ложь, если не слушать?
   Приноровившись к неровной поступи лошади, мастер Йувейн пролистал страницы «Сэганом Эли», Отыскав нужную, он прочистил горло и стал читать.
   – Я бы посоветовал тебе медитировать. Ты помнишь Вторую медитацию Света? Она вроде твоя любимая?
   Я кивнул, скривившись от боли, так как помнил ее прекрасно: закрыв глаза, я словно погрузился в ночную тьму. Потом, глядя в темное небо, представил себе Утреннюю звезду, сиявшую ярко, как солнце. Ее свет надо заключить внутри себя, как обещание того, что за ночью всегда следует день.
   – Тяжело, – сказал я после нескольких бесплодных попыток. – Повелитель Иллюзий делает свет похожим на тьму, а тьму – похожей на свет.
   – Худшая ложь та, для которой используют истину. Теперь ты должен все время присматриваться, чтобы понять, где правда, Вэль.
   – Ты имеешь в виду, что я прислушивался ко лжи Морйина?
   – Не произноси его имя, прошу! Да, это я и имею в виду. Хотел испытать свою храбрость? Но никогда не смей слушать его, даже во сне.
   – Это мои сны? Или его?
   – Твои. Однако биться за то, чтобы они и остались твоими, надлежит ещё более яростно, чем за то, чтобы меч врага не достиг твоего сердца.
   – Как?
   – Научившись просыпаться и видеть в снах.
   – Это возможно?
   – Конечно. Даже во сне ты вполне владеешь собой, не так ли?
   – Нет, иначе Красный Дракон не выпустил бы меня из своей комнаты.
   Мастер Йувейн кивнул и улыбнулся.
   – Видишь, наша воля к жизни ускоряет понимание. А понимание влечет пробуждение. Вот упражнения для работы со снами, с которыми ты должен работать, если не хочешь вылететь из школы.
   – Вы научите меня?
   – Попытаюсь, Вэль. Искусству сновидения нужно учиться очень долго.
   Пока мы забирались все глубже в лес, он объяснял основы этого древнего искусства. Каждую ночь, ложась спать, я должен был стараться понимать сны. Более того, я мог создавать союзника – сновидение, которое бодрствовало бы и приглядывало за мной, пока я сплю.
   – Помнишь медитацию заньшин, которой я учил тебя перед поединком с лордом Сальмелу?
   – Ее невозможно забыть.
   – Тогда используй ее. Главное, правильно воспринимать свою сущность. Постоянно задавай себе вопрос: «Кто я?» Если ты думаешь, что знаешь, спроси себя: откуда исходит знание? Тот, кто знает, – и есть твой союзник. Тот, кто всегда остается рядом и бодрствует, когда ты спишь.
   Он предложил мне выполнить древнее упражнение, которое можно найти в «Медитациях». Следовало представить у себя в горле прекрасный мягкий цветок лотоса. Его лепестки нежно-розовые, слегка выгнутые, а в центре – яркое красно-оранжевое пламя. На кончике пламени нужно было сосредоточиться, так как пламя представляет сознание, а лотос символизирует его пробуждение.