Зинделл Дэвид. Камень Света

   Сказав это, он вытащил джелстеи и попытался выпустить стрелу пламени в герцога Юлану и его отступающих рыцарей. Но, хотя кристалл нагрелся до ярко-алого, никакого толку не вышло.
   – Прекрати! – закричал я. – Прекрати сейчас же!
   Атара вскинула лук и послала в воздух стрелу, пробившую доспехи одного из отступавших рыцарей. Тот ускакал, унося в плече оперенное древко.
   – Остановись, прошу!
   Убив троих человек, что лежали, истекая кровью на траве, я сам еле держался на ногах. Кейн убил двух рыцарей и двух Синих. Атара тоже прибавила двоих к своему счету, а Мэрэм, Альфандерри, Лильяна и мастер Йувейн с необычайным успехом отбили нападение вооруженных рыцарей и сами остались целы. Теперь агония убийств стиснула мне сердце, открывая дверь, за которой скрывалась лишь чернота. Нечто призывало меня к смерти, затягивало глубоко-глубоко, глубже, чем я когда-либо спускался. Чтобы не упасть в бездонную пропасть, я крепко сжал рукоять Элькэлэдара. Его сверхъестественное пламя открыло другую дверь, сквозь которую стремился свет солнца и звезд. Он согрел мои заледеневшие члены и вернул к жизни.
   – Вэль, ты ранен? – спросил мастер Йувейн, подходя ближе и оглядывая усеянный телами холм. – Кто-нибудь ранен?
   Никто из нас ранен не был. Сидя на возбужденно дрожащем Эльтару, я наблюдал, как остатки отряда герцога Юлану исчезают за той же возвышенностью, из-за которой явились.
   – Что теперь, Вэль? – спросила Лильяна, вытирая кровь герцога с кончика меча. – Будем преследовать?
   – Нет, на сегодня достаточно сражений. Кроме того, мы не знаем, далеко ли основные его части. – Я посмотрел на пылающее солнце, а потом на каменистые холмы Йарконы, подсчитывая время и расстояние. – Едем отсюда.
   Без дальнейших разговоров мы покинули залитый кровью холм и направили лошадей к травянистой ложбине, по которой ехали, когда столкнулись с людьми герцога. Я полагал, что проход в Кайшэм под названием Кул Джорам лежит милях в двадцати пяти – тридцати впереди. А потом нам предстояло проехать еще двадцать миль, чтобы добраться до города библиотекарей.
   Следующие пять миль мы поддерживали хороший темп, потом одна из вьючных лошадей потеряла подкову, и нам пришлось ехать гораздо тише, так как выжженный солнцем торф уступил земле, усеянной камнями. Копыта взметали в воздух клубы пыли, сухой и горячей, глянцевое небо не давало ни легчайшего дуновения ветерка.
   Лошади потели еще сильнее, чем мы. Они двигались вперед через убийственную жару, фыркая от пыли, кашляя и задыхаясь; их губы и ноздри побелели от пены. Проезжая мимо маленького ручейка, бегущего с гор, мы остановились, чтобы напоить животных, пока путь по раскаленной равнине не прикончил их.
   – Прости меня, – прошептал я Эльтару, когда тот нагнул блестящую черную шею к ручью. – Еще несколько миль, старый друг, всего несколько миль.
   Альфандерри, смотревший в ту сторону, откуда мы приехали, сказал, обращаясь ко всем:
   – Мне очень жаль… это я виноват.
   Я подошел к нему и положил руку на темные влажные кудри.
   – Нас все равно могли выследить. А без твоих песен мы вообще не заехали бы так далеко.
   – Сколько еще? – спросил мастер Йувейн, глядя на восток. – Сколько до Кул Джорама?
   Лильяна отбросила прилипшие к лицу волосы.
   – Я должна вам кое-что сказать – то, что высмотрела в грязном мозгу герцога. После битвы у Тарманама он послал к Кул Джораму войско, чтобы взять проход и обеспечить армии продвижение к Кайшэму.
   Мэрэм – склонившись у ручья, он изучал копыта своей измученной гнедой – неожиданно выпрямился.
   – О нет! Как же мы попадем в Кайшэм?
   – Не сдавайся так легко, – упрекнула его Лильяна, – Есть и другой проход.
   – Кул Морот, – сплюнул Кейн, глядя в колеблющуюся даль. – В двадцати милях от Кул Джорама. Место гораздо более узкое и опасное, однако ничего другого нам не остается.
   Мэрэм потеребил бороду и бросил на Лильяну обвиняющий взгляд.
   – Ты ведь обещала не заглядывать в чужой разум без разрешения. Ты сказала, что это священный принцип.
   – Значит, я должна была позволить этому предателю прибить тебя к кресту из-за принципа?.. К тому же я обещала тебе, а не ему.
   Ко мне подошел мастер Йувейн.
   – Похоже, ты научился воздвигать защиту от чужих мучений.
   – Нет, как раз наоборот, – ответил я, думая о троих убитых мной. – с каждым разом меня уносит все глубже в царство смерти. Вэларда, открывая меня пустоте, также открывает меня миру – всей его боли, да, но и всей его жизни. Меч, что дала леди Нимайю, только способствует этому. Когда я держу его в руке, в меня словно вливается душа всего сущего.
   С этими словами я поднял Элькэлэдар и направил в сторону востока.
   – Выходит, меч оберегает тебя от мучений дара?
   – Нет, сир. Однажды, когда я убью снова, царство смерти затянет меня так, что я уже не вернусь.
   Наставник не нашел, что на это сказать. Остальные тоже хранили молчание.
   Потом Атара, осматривавшая горизонт сзади нас, коротко вздохнула и указала на запад.
   – Они идут. Разве вы не видите?
   Вглядываясь в далекие холмы так, что стало резать глаза, мы наконец различили столб пыли, поднимающийся в небо.
   – Сколько их там? – спросил Мэрэм.
   – Трудно сказать.
   Пока мы стояли, прислушиваясь к отчаянному стуку сердец, пылевой столб вырос.
   – Думаю, слишком много, – сказал Кейн. – Едем. Мы должны бросить вьючных лошадей. Они почти охромели и замедляют нас.
   Мэрэм и Лильяна бурно запротестовали. Мэрэму претила мысль, чтобы бросить большую часть еды и питья, а Лильяна никак не могла расстаться с любимыми горшками и сковородами.
   – У тебя же есть щит, – сказала она Кейну. – Так почему бы не оставить мне по крайней мере одну кастрюлю, чтобы готовить горячую еду?
   – И как насчет бренди? – вставил Мэрэм. – С ним легче добраться до Кайшэма.
   – Добраться? – прорычал Кейн. – Мы никогда туда не попадем, если сейчас будем спорить!.. Берите кастрюлю и бренди и уходим.
   Мы быстро извлекли самые необходимые вещи из тех, что несли вьючные лошади, доверху наполнив седельные сумки верховых. Потом попрощались с верными животными, что так долго несли наши пожитки. Я молился о том, чтобы они бродили по холмистым равнинам Йарконы, пока их не приютит какой-нибудь добрый фермер.
   Теперь наша цель определилась, хотя и оставалась еще далекой. Мы ехали быстро, заставляя лошадей скакать галопом, пока не стало ясно, что такого темпа они долго не выдержат. Эльтару и Йоло были достаточно сильны, но огромный жеребец Кейна и мерин Лильяны выдохлись. Гнедая мастера Йувейна, казалось, здорово постарела с тех пор, как мы покинули Меш, а больное копыто несчастной лошади Мэрэма, теперь еще и израненное камнями, становилось все хуже с каждым фарлонгом пути. Я боялся, что скоро она падет. И Мэрэм боялся того же.
   – Наверное, вам лучше меня оставить, – выдохнул он, с трудом заставляя хромающую лошадь не отставать от остальных. – Я поеду в другую сторону. Может, люди герцога поедут за мной, а не за вами.
   Это было отважное предложение, хотя и не совсем искреннее. Думаю, он скорее надеялся, что наши враги последуют за нами, а не за ним.
   – В Вендраше поступают именно так, – кивнула Атара. – Когда быстрота означает жизнь, военный отряд не двигается со скоростью самой медленной лошади.
   Ее слова здорово встревожили Мэрэма, который на самом деле не хотел от нас уезжать. Атара заметила его беспокойство.
   – Но это не Вендраш, а мы не военный отряд.
   – Вот именно, – сказал я. – Мы либо достигнем Кайшэма в полном составе, либо не достигнем вообще.
   Однако земля становилась все суше и тверже, гнедая Мэрэма еще больше замедлила шаг, а столб пыли приблизился и сгустился в облако.
   – Что нам делать? – пробормотал Мэрэм.
   На его вопрос ответил Кейн, замыкавший отряд:
   – Ехать.
   И мы ехали. Ритм лошадиных копыт напоминал биение барабана. Стало очень жарко. Я покосился на солнце, сиявшее над скалами на востоке, – его лучи злыми гвоздями прибивали нас к земле. Пыль разъедала глаза и пробиралась в рот. Почва имела вкус соли и людских слез, если не ангельских. Здесь, в пылающей пустоши, легко могли пропасть лошади и люди – вся вода вышла бы из них вместе с потом.
   Еще через несколько миль мои помыслы устремились к видениям воды. Я вспоминал голубое спокойствие озер и рек Меша. Я думал о мягких белых облачках над горой Вэйя и ее сияющих ледниках, протаивающих в ручейки и потоки. Я начал молиться о Дожде.
   Однако небо оставалось чистым, адски горячим, добела раскаленным, словно нагретое железо. Меня не утешала мысль о том, что герцог Юлану и его люди так же страдают от чудовищной жары. Я утешался тем, что если мы будем переносить ее стойко, то все еще можем оторваться от врагов.
   Но пока они только сокращали дистанцию. Облако пыли, следующей за нами, становилось все больше и ближе.
   – Герцог может позволить себе бросать отстающих, – горько заметил Кейн, оглядываясь.
   Спустя долгие часы мы въехали в местность, где с севера на юг шла череда низких гор, напоминая ножи, воткнутые в землю Они тянулись параллельно гораздо более высокой гряде перед нами, и, если память не подвела Кейна, там ждал нас Кул Морот. От бесконечных подъемов и спусков по прожаренным солнцем складкам лошади совсем измучились.
   С вершины одной из горок, когда мы остановились подождать отчаявшихся и взмокших друзей, преследователи стали видны лучше.
   – О Боже! – прорычал Мэрэм. – Их так много!
   Ибо теперь, под кружащейся пылью на западе, мы увидели около пяти сотен всадников. Мне показалось, что я заметил проблеск красного дракона на желтом сюрко – несомненно, погоню возглавлял герцог Юлану. За ним ехали рыцари, легкая кавалерия и тяжелая и даже несколько лучников, экипированных так же, как Атара. Замыкал колонну отряд Синих на быстрых низеньких лошадках. Похоже, что герцог Юлану отправился нам мстить с половиной своей армии.
   В следующий час бегства на севере стали собираться облака, и небо потемнело. Черные тучи быстро закрыли солнце. Стало гораздо прохладнее – дар небес, за который все мы испытали исступленную благодарность.
   Герцог Юлану тоже приободрился при виде надвигающейся грозы. Он послал нескольких конных лучников в нашу сторону, и те диким галопом понеслись вперед, сделав несколько залпов. Впрочем, все стрелы упали на землю далеко от цели.
   – Гм-м, лучники не должны так тратить стрелы, – сказала Атара. – Если они еще приблизятся, я им одолжу несколько своих.
   Они приблизились. В то время как мы подъезжали к очередной возвышенности, оперенное древко воткнулось в землю всего в дюжине ярдов от лошади Кейна. Длинный изогнутый лук Атара держала снаряженным и готовым к стрельбе. Я подумал, что она станет выжидать, пока мы не взберемся на гребень холма, перед тем как стрелять в ответ.
   Стремительно холодеющий воздух был, казалось, заряжен нетерпением и смертью. Небо сотрясали раскаты грома. Я шеей почувствовал зуд, словно что-то тянуло меня за волосы. Потом стрела молнии сверкнула в облаках, зажгла воздух и ударила в возвышенность над нами, заставив пробежать меж камней синее пламя. С неба посыпали градины. Мастер Йувейн и остальные закутались в плащи, прикрывая головы. Молнии продолжали бить, заставляя вибрировать саму землю.
   Взбираться на возвышенность, навстречу яростным молниям было чистым безумием. Но за нами гнались шестеро лучников посылая из луков верную смерть. Стрелы со стальными наконечниками падали еще ближе, чем молнии. Одна из них скользнула по моему шлему как градина – но с большей силой. Звук удара о сталь заставил Атару развернуться в седле и наконец выстрелить самой. Стрела вонзилась в живот ведущего лучника, который свалился с лошади на усыпанную осколками землю. Но остальные продолжали скакать за нами.
   Я оказался ближе всех к холму вместе с Альфандерри, Лильяной, мастером Йувейном, Мэрэмом и Кейном. Атара ехала медленнее, отстреливаясь из лука. Еще две ее стрелы отыскали свои цели.
   – Двадцать семь, двадцать восемь! – воскликнула она.
   Когда она достигла вершины холма, небесный огонь раскалился до ослепительного блеска и заставлял шипеть сами камни, а град начал падать еще сильнее и бил миллионами серебряных молний. Стрелы Атары сталкивались с этими жалящими шариками, разнося их в пыль ледяных осколков. Град сбивал и стрелы приближающихся лучников. Они сделали уже множество залпов – без особого эффекта. Всего одна из их стрел разорвала развевавшийся плащ Атары как раз в то время, как две ее стрелы подняли счет то тридцати.
   Оставшийся в живых лучник, невзирая на дождь и град, сделал последний безнадежный выстрел. Сверкнула молния, гром разодрал небо, и где-то между двумя этими пугающими событиями еще более страшно тренькнула тетива. Я задохнулся, увидев как пара футов дерева и перьев торчат из груди Атары.
   – Скачите! – закричала она, посылая лошадь вперед. – Не останавливайтесь!
   Не страх заставил ее превозмочь боль от ужасной раны, но воля и мысль о том, что станет, если мы увидим, что ее силы на исходе. Я ощутил это по тому, как она махала мастеру Йувейну всякий раз, когда тот встревоженно оборачивался, по ее храбрым улыбкам Кейну и особенно по той щемящей заботе, что наполняла ее глаза при взгляде на меня. Из всех отважных деяний, которым мне случалось стать свидетелем в битвах, ее езда через последние мили степей Вайрада была самым доблестным.
   Лильяна, галопом скакавшая рядом с девушкой, решила, что мы должны остановиться и дать ей немного воды. Но Атара и на нее махнула рукой.
   – Скачи, скачи – враг слишком близко, – выдохнула она и я разглядел на ее губах кровь.
   Вскоре дождь и гром прекратились, хотя темные облака продолжали кипеть. Наконец-то стал виден горный отрог, отмечавший границу Кайшэма. Оголенный откос красноватого камня в тысячу футов высотой стоял перед нами подобно стене, и во многих местах его прорезали трещины, четко обрисовывающие образования, похожие на пирамиды или башни.
   Так началась дикая скачка к безопасности, которую сулил нам Кайшэм. Герцог Юлану и его люди подобрались совсем близко. Мы ехали так быстро, как только могли из-за хромоты лошади Мэрэма и раны Атары. Я ощущал вспышки боли, пронзавшие ее тело с каждым ударом копыт; она слабела на глазах, теряя жизненную силу.
   Ветер доносил пронзительный вой Синих, леденящий больше, чем дождь и град. Казалось, он обещал нам смерть под стальными топорами или даже от скрежещущих зубов врагов, что обезумели от жажды мести.
   Вокруг сгустилась смерть. Мы ощутили ее, как только нашли проход к Кул Мороту. Как и предупреждал Кейн, это оказалось злое место, здесь многие умирали в безнадежных сражениях. Я почти слышал мучительные крики погибших, отражавшиеся от каменных стен. Глубины прохода были темны, солнечный свет сюда пробивался с трудом, почву усеивали камни и валуны. Другие валуны и башни из песчаника громоздились вдоль стен, готовые упасть от легчайшего толчка. Давным-давно какой-то великий катаклизм открыл эту трещину в земле, и я молился, чтобы она не закрылась вновь, пока мы не выедем отсюда.
   Но едва мы повернули в темный коридор и уловили проблеск неровной земли Кайшэма в полумиле от нас, как Атара задохнулась от боли. У меня мелькнула мысль, что придется привязать ее к лошади, чтобы проехать остаток пути до города библиотекарей.
   Я быстро спешился, мастер Йувейн и Лильяна тоже. Мы добежали до Атары как раз в тот момент, когда она сползла с лошади и упала нам на руки. Отыскав среди поваленных валунов сравнительно ровное место, мы уложили девушку на холодные камни.
   – Нет времени! – прорычал Кейн, оглядываясь. – Нет времени, я сказал!
   – О Боже! – воскликнул Мэрэм, подъехав к нам. – О Боже.
   Альфандерри тоже спешился, как и Кейн. Его темные глаза сверкнули.
   – Надо усадить ее на лошадь.
   Мастер Йувейн, за мгновение осмотрев Атару, поднял взгляд.
   – Боюсь, что стрела пробила легкие. И артерию. Мы не можем просто привязать ее к лошади.
   – Тогда что же мы можем?
   – Я должен вытащить стрелу и остановить кровотечение. Иначе она умрет.
   – Думаю, она все равно умрет, – тихо промолвил Кейн.
   Времени для споров не оставалось. Атара кашляла кровью, ее лицо побелело.
   – Вэль, – прошептала Она, с трудом разлепив синие губы. – Оставьте меня здесь и спасайтесь.
   – Нет.
   – Оставьте меня – таков обычай сарнийцев.
   – Но не мой. Не обычай валари.
   В проходе послышались цоканье множества подков и ужасающий вой, становившийся громче с каждой секундой.
   – Поезжай, черт возьми!
   – Нет, я не могу тебя оставить.
   Я достал из ножен Элькэлэдар, и вид сияющего клинка глубоко отпечатался в моем сердце. Я поклялся, что убью сотню людей герцога, прежде чем позволю кому-то подойти к любимой. Я знал, что это в моих силах.
   – ОУВРРРУУЛЛЛ!
   – О Боже! – пробормотал Мэрэм, вытаскивая красный кристалл. – О Боже!
   Пока мастер Йувейн доставал из седельной сумки деревянный сундучок и разыскивал что-то среди звякающих инструментов нижнего отделения, Альфандерри положил руку на голову Атары.
   – Прости, во всем виноват я. Мое пение…
   – Твое пение – это все, что я хочу сейчас слышать, – с трудом улыбнулась Атара. – Спой мне, прошу.
   Мастер Йувейн извлек два инструмента: бритвенно-острый нож и длинную, похожую на ложку полосу стали с маленьким отверстием у конца.
   Тут Альфандерри запел:
 
   Пой же песню славы,
   Пой же песню славы,
   Ибо свет Единого
   Над миром воссияет.
 
   Мэрэм со слезами на глазах пытался поймать кристаллом хоть немного света, просачивавшегося на дно прохода.
   – Я сожгу их, если они приблизятся! Клянусь! – закричал он скалам и облачному небу над нами.
   Дикое выражение глаз Мэрэма встревожило Кейна. Он достал свой черный джелстеи и стоял, поглядывая то него, то на огнекамень Мэрэма.
   – Держи ее! – быстро сказал мне мастер Йувейн, глядя на Атару.
   Я отложил меч, сел, обхватил девушку за бока и крепко прижал. Лильяна помогала мне.
   Мастер Йувейн разрезал кожаные доспехи и мягкую рубашку, потом захватил стрелу и осторожно потянул на себя. Атара задохнулась от дикой боли, однако стрела не шелохнулась. Тогда мастер Йувейн кивнул мне, словно предупреждая, чтобы я не отходил. Печально вздохнув, он слегка расширил ножом отверстие, которое стрела проделала меж ребрами, и приказал Лильяне и мне держать Атару.
   Тело девушки извивалось и корчилось, а мастер Йувейн продолжал ее мучить. Он ввел ложку в алое отверстие в сливочно-белой коже и стал проталкивать ее вдоль стрелы, медленно нащупывая путь, глубоко проникая в рану. Глаза Атары впились в мои, из глубины горла изошло несколько сдавленных криков. Наконец мастер Йувейн удовлетворенно вздохнул. Я понял, что отверстие в кончике ложки село на острие наконечника стрелы, защищая плоть Атары и давая возможность мастеру Йувейну извлечь стрелу. Так он и поступил. С удивительной легкостью и плавностью стрела вышла наружу.
   Тут же хлынула кровь, ярко-красным ручьем стекая по груди Атары.
   Все это время Альфандерри стоял на коленях и пел:
 
   Пой же песню славы,
   Пой же песню славы,
   Ибо свет Единого
   Над миром воссияет.
 
   – Мэрэм! – раздался окрик Кейна за спиной. – Смотри, что делаешь с кристаллом!
   Быстрое цоканье копыт приближалось, равно как и ужасный вой, заполнявший проход невыносимым звуком.
   Кейн посмотрел на Атару, с трудом дышавшую; воздух вырывался из ее груди вместе с пенистыми красными брызгами.
   – Так, – сказал он. – Так.
   Мастер Йувейн прикоснулся к месту, где стрела лучника пронзила легкие. Каждый знает, что такие раны смертельны.
   – Она истечет кровью! Надо остановить кровь! – сказал я.
   Наставник снова взглянул на нее и застыл в раздумье.
   – Рана слишком сложная, слишком глубокая. Прости… боюсь, что шансов нет.
   – Нет есть!
   Я засунул окровавленную руку в его карман и вынул зеленый кристалл.
   Мастер Йувейн вздохнул и, взяв в руки исцеляющий камень, расположил его над раной Атары, а потом закрыл глаза, словно вглядываясь в себя.
   – Ничего не выходит…
   – Может, вам стоит почитать книгу? – предложил Мэрэм. – Непродолжительная медитация…
   – Некогда, – с неожиданной страстью произнес наставник. – Всегда некогда…
   – ОУВРРРУУЛЛЛ!
   Я ощущал слабеющий пульс Атары. Ее жизнь готова была угаснуть, как огонек свечи под порывом ледяного ветра. Меня совершенно не тревожило, что люди герцога Юлану сейчас нападут на нас и возьмут в плен; я хотел лишь, чтобы Атара пережила следующий день, следующую минуту, следующее мгновение. Там, где есть жизнь, всегда остается надежда и возможность спасения.
   – Прошу, сир, попытайтесь еще.
   Мастер Йувейн снова закрыл глаза, его жесткая маленькая рука сильнее стиснула джелстеи. Но вскоре он открыл глаза и покачал головой.
   – Еще раз. Прошу!
   Атара пошевелила губами, желая мне что-то сказать. Я прижал ухо к ее губам, таким холодным, что они обжигали огнем.
   – Что, Атара? – В ее глазах отражались отблески далеких мест и минувших событий. – Что ты видишь?
   В прозрачных голубых глазах возникли дед и лицо умирающей прабабки, потом наши дети, Атары и мои, что были теперь хуже чем мертвые, ибо мы никогда не вдохнем в них жизнь… Дверь в глубокую черную пропасть разверзлась под Атарой – не мне одному она грозила.
   Атара, которая могла видеть столь многое, а порой и вообще все, повернулась и прошептала:
   – Альфандерри.
   Альфандерри встал, разгладил складки туники, мокрой от пота, дождя и крови, и улыбнулся.
   – Альфандерри, пой, настало время.
   Когда герцог Юлану и его тяжеловооруженные рыцари показались из-за ближайшего поворота прохода, Альфандерри пошел к ним навстречу.
   – О Боже! Куда он идет? – проговорил Мэрэм.
   – ОУВРРРУУЛЛЛ! – завывали голоса Синих, что следовали за герцогом Юлану, бряцая топорами.
   И Альфандерри каким-то иным голосом запел:
   – Ла валаха ешама халла, лайс арда алхалла…
   Его музыка обрела новое качество, стала слаще и печальнее, чем все, что я когда-либо слышал. Похоже, он был близок к тому, чтобы отыскать вожделенные слова и звуки небес.
   – Вэлаша Элахад! – крикнул герцог Юлану, неуклонно приближаясь к нам в окружении своих палачей. – Сложи оружие, и тебя помилуют!
   Альфандерри запел громче, и герцог, натянув поводья, остановил коня. Рыцари и Синие за спиной Юлану смотрели на менестреля, как на сумасшедшего. Песня Альфандерри стала еще шире и глубже, она взлетела, как стая лебедей, стремящихся к небу. Так удивительна была созданная им музыка, что казалось, будто люди герцога не в силах двинуться.
   Что-то в этой музыке тронуло и мастера Йувейна, как я понял по отрешенному выражению его глаз. Он вглядывался в прошлое в поисках ответа на приближающуюся смерть Атары, он искал ответ в ускользающих образах памяти и строках «Сэганом Эли»… Но там он никогда бы его не нашел.
   – Посмотрите на нее. – Я взял свободную руку мастера Йувейна и положил на руку Атары, прикрыв своей рукой обе. – Посмотрите, сир.
   Я не убеждал и не просил. Я не ощущал больше негодования за то, что ему не удалось исцелить Атару; мною овладела ошеломляющая благодарность за то, что он попытался .
   Пульс Атары под моими пальцами стал глубже, шире и, несомненно, крепче. Его сладкое биение напомнило мне о том, как прекрасно быть живым, наполнило сердце лучами света. А когда я заглянул в глаза мастеру Йувейну, он отыскал в этом свете себя.
   – Я и не знал, Вэль… – прошептал он.
   Потом мастер Йувейн, повернувшись к Атаре, посмотрел – и заглянул в свое сердце. Улыбнулся, словно наконец что-то осознав, коснулся раны на груди девушки и поднес к ней варистеи.
   Я думал, что джелстеи засияет мягким исцеляющим светом. Даже Кейн, несмотря на свое отчаяние, взглянул на камень, будто ожидая, что тот вспыхнет, как волшебный изумруд.
   То, что случилось, потрясло нас всех. Яркий огонь вдруг выплеснулся из глаз мастера Йувейна; одновременно зеленые языки почти непереносимого пламени ударили из джелстеи и вонзились в рану Атары. Та закричала, пораженная горящей стрелой, но зеленый огонь продолжал наполнять отверстие в ее груди, и вскоре синие глаза потеплели от прилива жизни. Несколько мгновений спустя лишь один, последний, огонек кружился у открытой раны, словно сшивая ее сверхъестественным светом. Когда и он потускнел и постепенно потух, я моргнул, не веря собственным глазам. Ибо Атара теперь могла свободно дышать, и ее плоть вновь была целой.
   – О Боже! – выдохнул Мэрэм, стоявший над нами. – Боже!
   Похоже, ни герцог Юлану, ни его люди не видели чуда, потому что спины Лильяны и мастера Йувейна закрывали им обзор. Но им открылось чудо иное – пока Альфандерри стоял лицом к лицу с передовым отрядом целой армии, он отыскал слова того языка, поискам которого посвятил всю жизнь. Эти звуки истекали из него теперь, словно золотые капли света. Слова и музыка были едины, ибо Альфандерри пел Песнь Единого. В ее вечных гармониях и чистых тонах не сфальшивишь и не увидишь мир иным, чем он есть на самом деле, – каждое слово было истинным именем мысли или вещи.
   Я понял это, держа Атару за руку и внимая прекрасной песне – исступленно прекрасной, почти невыносимой. Ничего подобного не слышали в Эа с тех пор, как Звездный народ впервые сошел на землю. С каждым проходящим моментом слова Альфандерри делались яснее, слаще, ярче. Они растворяли время, как море соль, – и ненависть, и гордость и горечь. Они призывали вспомнить все то, что мы утратили и могли обрести вновь, они напоминали о том, кем мы были на самом деле.