Охранник возле дверей переместил свой пост в глубину фойе и расположился в одном из двух кресел, стоявших возле стены.
   – Пока, – сказал Светлана и обняла Шатова за талию.
   – Бог в помощь, – буркнул охранник, как показалось Шатову, с некоторой завистью.
   – Сосредоточенный молодой человек, – сказал Шатов, когда они вышли из клуба.
   – Еще какой! – подтвердила Светлана.
   – Немного неповоротливый…
   – Славка? Он между прочим, знаешь как передвигается? – Светлана засмеялась. – Неповоротливый… А стреляет как! Из пистолета, из любой позиции.
   – Из пистолета? – Шатов немного притормозил. – У вас что, и оружие тут есть?
   – Конечно. Знаешь, сколько тут всякого дерьма может слоняться.
   Варвары, вспомнил Шатов. Они могут… Не знаю, что они могут и знать не желаю.
   – Так что, этот самый Слава и сейчас с пистолетом?
   – Да. Он прошлый раз показывал. Он у него в ящике стола, возле кресел.
   – В ящике стола… – беззвучно прошептал Шатов.
   – Ты чего остановился? – спросила Светлана.
   – Ничего, – Шатов потер лоб. – У меня в доме есть что-нибудь из выпивки? Не помнишь?
   – Выпивки? Нету. Точно нету, я знаю.
   – Погорячился, – недовольно сказал Шатов.
   – Что?
   – Тут дают выпивку на вынос? Бутылочку чего-нибудь не слишком крепкого?
   Светлана покусала нижнюю губу, глядя Шатову в глаза:
   – Можно. Я попрошу.
   – За деньги? – Шатов полез в карман.
   – Потом разберемся, – Светлана шагнула к двери клуба, споткнулась и чуть не упала. – Проклятые каблуки.
   Шатов подхватил девушку под руку, Светлана, дурачась, оттолкнула его:
   – Думаешь, я напилась?
   – Уверен, – сказал Шатов, поглаживая Светлану по бедру.
   – Напилась. И еще добавлю. Я хочу сегодня напиться. И я хочу сегодня тебя. И я… – Светлана остановилась на пороге фойе. – Славка, я схожу в бар, а мой мужчина…
   – Я подожду здесь, – сказал Шатов.
   – А мой мужчина подождет здесь, – дверь в бар распахнулась и захлопнулась, отрубая музыку, хлынувшую, было, в дверной проем.
   Охранник лениво посмотрел на Шатова и прикрыл глаза. Тупое жвачное животное. Но движется необыкновенно ловко, напомнил себе Шатов. И стреляет из любого положения.
   – Можно, я присяду в кресло? – спросил Шатов.
   – Валяй, – неторопливо процедил охранник.
   Кресло небольшое, обтянутое кожей молодого дерматина. Тяжеленькое креслице, оценил Шатов, наклоняясь над ним и приподнимая.
   Стреляет и движется Славик хорошо. Интересно, как он удары держит.
   Шатов осторожно поднял кресло.
   Так, чтоб с одного удара. И, по возможности, не убить. Вырубить, но не угробить. Никогда не доводилось бить человека мебелью. Никогда. Придется учиться. Потому, что честный открытый поединок Шатов выиграть не сможет.
   Замахнуться посильнее или хватит веса самого кресла? Замахнуться.
   Кресло медленно поднялось выше. И теперь – сильно. Удар! Шатов перевел дыхание. Давай, бей. Руки начали дрожать. Кретин, придурок, ты же начал… Ты уже начал, теперь нужно просто…
   Охранник открыл глаза. Медленно. Он слишком часто здесь дежурил. Слишком мало желающих было с ним посоперничать в силе и реакции. И очень хотелось спать.
   Глаза даже не успели стать удивленными.
   Кресло обрушилось вниз, на голову охранника. Тот всплеснул руками, будто очень сильно удивляясь. Шатов снова поднял кресло над головой, замахиваясь. Охранник упал на бок, перевалившись через ручку кресла.
   Уходит, мелькнула паническая мысль, и Шатов ударил еще раз, лежащего. И еще раз.
   Охранник замер.
   Убил? Мысль не слишком испугала Шатова. После первого удара стало значительно легче, а испуг вообще снял угрызения совести.
   Шатов подошел к столу, открыл ящик. Сейчас будет смешно – никакого пистолета в столе не окажется. Или это будет какой-нибудь газовый или пневматический пугач.
   Пистолет оказался на месте.
   «Макаров», узнал Шатов. Старый добрый «макаров», о котором у них в батальоне говорили, что выдается он офицерам, чтобы те могли застрелиться. Из такого Шатов убил Дракона.
   Шатов извлек из рукоятки магазин. Двенадцать патронов. Хорошо. И еще две обоймы в столе, вместе с резиновой палкой и наручниками.
   Патроны пригодятся, а все остальное… Шатов спрятал запасные обоймы в карманы, зарядил пистолет и поставил его на предохранитель.
   Охранник все еще лежал неподвижно.
   Я его не убил? Шатов подошел к Славику и потрогал пульс. Вроде бы живой. Сейчас появится Светлана и нужно будет ей все это как-то объяснить. Или лучше не объяснять?
   Жорика возле клуба она вырубила практически одним ударом. Не хватало еще начинать драку с ней. Извини, Света, сегодня у нас не сложилось. И не твоя в этом вина. Ты свою роль сыграла хорошо.
   Теперь я попытаюсь поиграть сам. Без ансамбля. Самбля. Один…

Глава 8

   Шатов вышел на улицу.
   В поле? К лесу?
   Этого он как-то не прикинул заранее. Было только одно желание – разобраться. А разобравшись – попытаться сделать ноги. Нормальный – нет, все равно. Уйти отсюда. Или попытаться уйти.
   И если бы не разговор с Жориком, пошел бы Шатов в леса. Но теперь появился новый фактор – варвары. Черт. И стоять здесь, на площадке перед клубом, тоже не стоит.
   Шатов свернул на первую попавшуюся улицу.
   Прохожих нет. Хорошо или плохо? Среди дня тут тоже не очень людно. Чтобы не сказать сильнее. Малонаселенное какое-то село.
   Пистолет чуть не выпал из-за пояса, и Шатову пришлось взять его в руку. Как они в фильмах умудряются носить оружие за поясом? И еще бегать с ним и прыгать.
   И еще стрелять в живых людей.
   Чистенькое село. Может, рвануть через мост и…
   И что? Постучать в дом на площади и попросить дядю милиционера, чтобы он защитил? Телефон у них явно на коммутаторе, и дежурная телефонистка сразу же поинтересуется, за каким это чертом кто-то посторонний хочет дозвониться до чужого города?
   Шатов оглянулся, борясь с желанием бежать. Не нужно привлекать к себе внимание. Они уже должны были найти охранника.
   Лежит охранник, а Шатов отсутствует. Вопросы есть? Нету вопросов. Нужно объявлять тревогу и бросаться в погоню. А ему нужно быстро-быстро делать ноги.
   Лес. Село. Река.
   В лицо потянуло свежим запахом близкой воды. Река. И лодки.
   Неплохо он будет смотреться, отгребая от села на веслах. Кто-нибудь запустит движок и возьмет Шатова прямо на середине реки. Или попытается взять, напомнил себе Шатов и зачем-то вытер ствол пистолета о штанину.
   Кто хочет нарваться на пулю?
   Никто?
   Правильное решение. Как бы вы не путали Шатову мозги, но убивать его вы почему-то не хотите. Не желаете убивать его, хотя имели массу возможностей. От перестрелки на дороге и до… В любую другую секунду.
   Но вы даже нежно пеленали его в смирительную рубашку для того, чтобы уберечь его от возможной травмы. Нужен живой и целый, насколько это возможно. Пара пинков в лицо в счет не идет.
   Шатов еще раз оглянулся. Погони все еще нет. Что же они тянут? Или бросились искать его в поле? В лесу?
   Или по селу его тоже начали искать, но тихо, чтобы не спугнуть? А чего он, собственно, ожидал? Сирены, всполохов прожекторов, суеты автоматчиков в касках и лая собак?
   Или поперек улиц должны были выстраиваться танки и бронетранспортеры?
   Решай быстренько, Шатов. Как можно быстрее. Как можно…
   Скрипнула калитка. Шатов оглянулся на звук и обмер. Со двора выходили люди. Мужчина, женщина, четверо детей, одного из них женщина держала на руках.
   Еще калитка – и снова люди. И еще. Мужчина, женщина дети. Всей семьей, среди ночи, даже не одевшись толком, люди выходили на улицы и останавливались возле калиток.
   Шатов прибавил шагу.
   Те, мимо кого он пробегал, смотрели на него испуганно, но ничего не говорили. Заплакал грудной ребенок, мать что-то тихо начала бормотать, пытаясь успокоить.
   Чей-то громкий, властный голос прозвучал позади Шатова, и люди сдвинулись со своих мест, выходя на середину улицы. Сзади Шатова образовалась шеренга.
   Взрослые и дети стояли, глядя на него.
   Шатов увидел, что и впереди него люди начали образовывать живую стену, словно собирались играть в «разрывные цепи». Они сейчас перекроют дорогу, внезапно понял Шатов. Перекроют ему путь к бегству.
   Бегству. От слова «бежать». Бежать.
   Шатов побежал.
   Это уже с ним было, обожгла вдруг мысль, он бежал, а на пути его были дети. И дети бросились на него, вцепились…
   Крик мальчишки, багровая шишка, град детских ударов…
   Шатов вильнул в сторону, увидев, что один из мужчин попытался преградить ему дорогу.
   Снова команда.
   Теперь уже мужчина и женщина метнулись к Шатову. Женщина даже не успела одеться после сна, на ней была простенькая ночная рубаха и вязанная кофта поверх нее.
   Женщину Шатов просто оттолкнул, а мужчину, который замахнулся кулаком, Шатов ударил пистолетом в лицо. Мужчина упал.
   Они здесь что, все с ума посходили?
   Шатов увидел, что еще несколько человек, в том числе и дети, стали стягиваться к нему.
   – Назад, – крикнул Шатов.
   И словно передразнивая его, спереди кто-то крикнул, точно также отрывисто. Что, Шатов не разобрал. В ушах гремела кровь.
   – Назад! – крикнул Шатов снова и поднял пистолет. – Я вооружен. Назад!
   Люди продолжали двигаться. Медленно, не торопясь, но неумолимо, словно в кошмарном сне или в фильме ужасов.
   Шатов нажал на спуск.
   Оглушительно громыхнул пистолет.
   – Назад!
   Люди продолжали смыкать вокруг Шатова кольцо.
   Шатов прицелился в ближайшего мужчину, приземистого крепыша лет сорока. Даже в свете уличных фонарей было заметно, как побелело лицо мужчины, но сам он не остановился.
   – Я буду стрелять! – неуверенным голосом сказал Шатов.
   Люди продолжали двигаться.
   Девчонка лет пяти, которую мать держала за руку, вдруг заплакала и стала вырываться.
   – Больно, – сказала девочка. – Не дави, мама.
   Шатов чуть поднял ствол пистолета и выстрелил над головами у людей. Еще раз. Люди продолжали идти. Им уже оставалось всего метров пять, чтобы прикоснуться к Шатову, и тот понимал, что сейчас может последовать команда и все они – мужчины, женщины, дети – бросятся на него. Как обитатели улья, которым все равно, что они могут погибнуть, когда нужно наказать чужака, вторгшегося в улей.
   Им страшно. Шатов видит, что им страшно, но воля того, что гонит их под выстрелы еще страшнее. Как Жорик за клубом. Он тоже хотел умереть, а не достаться варварам? Это они – варвары?
   Или варвары идут следом за ними?
   Шатов почувствовал, что уперся спиной в забор и только тогда сообразил, что медленно отступал. Все. Больше отступать некуда. Все.
   Стрелять бессмысленно. Можно было еще выстрелить в кого-нибудь из них, перепрыгнуть через тела и бежать. Но что-то подсказывало Шатову, что сейчас по всему селу люди вышли из своих домов и стоят на улицах живыми цепями, что и мост перекрыли женщины и дети. Что вырвись он из этого кольца, люди вот также молча пойдут за ним следом, пока им не дадут команды «фас».
   Они его травят. Удерживают на одном месте, до тех пор, пока не подойдут охотники. Охотники, которые сегодня охотятся на Охотника. Вот такая получается тавтология.
   Люди замерли.
   Шатов опустил руку с пистолетом. Оглянулся.
   Калитка в заборе была метрах в полутора. Они попытаются его остановить, если он двинется к калитке? Бросятся они на него? Сомнут и начнут топтать. А потом оставят в покое и займутся своими делами. Как те детишки возле школы.
   Что им до чужака! Они знают, что чужаку нельзя помогать, что даже разговаривать с чужаком смертельно опасно. Им наверняка сказали, что случилось с Раисой, которой уже никогда не придется торговать в магазине.
   Шатов осторожно двинулся вдоль забора, ощущая спиной его доски. Еще пару шагов. Еще шаг.
   Калитка подалась легко, Шатов вбежал во двор. Куда теперь? Через другой забор и на соседнюю улицу? А там куда? Снова оказаться в кольце.
   – Да что же вы делаете! – крикнул, не сдержавшись, Шатов. – Что же вы делаете?
   Люди за забором молчали. Даже грудной ребенок, заплакавший было, тоже замолчал. Они стояли молча: и взрослые и дети. Детей было много, на каждого взрослого приходилось по два-три ребенка, но не было среди них никого, старше лет семи.
   Не было также стариков. Возраст взрослых – до сорока.
   Что это дает Шатову? Ничего. Он просто теряет время, рассматривая лица. Это ему ничего не дает.
   Снова чей-то властный голос, и снова Шатов не смог рассмотреть, кто это командует за спинами людей. И снова не смог понять, что именно приказывает этот голос. Расступиться? Пропустить вперед специалистов?
   Пустой двор.
   Не получилось, засмеялся Шатов. У него ни черта не получилось. Он снова запутался в бреду и собственных соплях. И остается ему только…
   – Ты позовешь меня, – сказал Дракон. – Ты захочешь выжить и выпустишь меня назад, к людям.
   И еще раньше говорил Дракон Шатову, придя в бреду, что теперь они одно целое – Шатов, убивший Дракона, и Дракон, поселившийся в Шатове.
   Они не выдержат, эти люди, подсказал Дракон. Прострели голову кому-нибудь из них. Бабе или мужику. Пусть голова разлетится как перезрелый арбуз, пусть в воздухе запахнет окровавленными мозгами и порохом. И они побегут. Ты только не останавливайся. Стреляй и беги. Стреляй и беги. Каждый, кто встанет на твоем пути – должен погибнуть.
   Они напуганы, и ты должен испугать их сильнее.
   Вон видишь, прошептал Дракон, мать стоит с дочкой, с той, которая хныкала по поводу руки. Выстрели ей в животик. Или можно даже в ногу или руку. Не убивай, пусть ребенок кричит, пусть ее мать бросится к телу, пытаясь остановить кровь или хоть чуть-чуть уменьшить боль.
   Закричат остальные дети, матери попытаются спрятать их, прикрыть собой, а ты выстрелишь еще раз, вон в ту мамашу с грудным ребенком. У тебя получится! Нужно только одной пулей поразить и маму и младенца.
   Ребенок погибнет сразу, а мать будет кричать от своей боли и от боли своего ребенка. Ты попадешь, тут всего метров пять-шесть.
   Начнется паника, сказал Дракон, и паника эта волной покатится по улице, сметая все живые баррикады на твоем пути. Ты прорвешься.
   Ты прорвешься, повторил Дракон, ты заставишь выйти вперед тех, кто сейчас прячется за этими человечками. И тогда наступит момент истины. Ты и они. И они будут вынуждены действовать открыто.
   Давай, сказал Дракон. Только нажать на спуск.
   Давай, повторил Дракон.
   Шатов медленно поднял пистолет.
   Хорошо светят фонари, ярко. Мушка черной полоской легла на белую рубашку девочки.
   Нажми на спуск, шепнул Дракон. Давай. Я тебе помогу. Шатов почувствовал, как указательный палец начал медленно, словно само собой сгибаться. Спусковой крючок подался чуть назад.
   Это просто, сказал Дракон. Только ты мне не мешай. Я спасу тебе жизнь. Я выведу тебя отсюда.
   Спусковой крючок все проседал и проседал. Стреляя на улице Шатов не обратил внимания на его длинный холостой ход. А вот теперь…
   Теперь это дает ему шанс… Шанс одуматься.
   Нет, сказал Шатов.
   Да, сказал Дракон.
   – Я не хочу, – выкрикнул Шатов.
   – А это уже не зависит от тебя, – засмеялся Дракон. – Осталось совсем чуть-чуть.
   Грохнул выстрел. Шатов успел опустить ствол и пуля со звонам разбила что-то стеклянное на земле, почти у самых его ног.
   – Идиот, – крикнул Дракон. – Не будь слюнтяем, это ведь о твоей жизни сейчас идет разговор. Стреляй.
   Палец судорожно согнулся. Выстрел. Еще один, еще один. С каждым разом ствол пистолета поднимался все выше.
   Пятый, шестой. Седьмая пуля вышибла откуда-то из тени резиновый мячик. Пестрый шарик ударился в забор и откатился к самым ногам Шатова.
   – Да стреляй же ты, – прогремел в голове Шатова голос Дракона.
   Выстрел, пуля разорвала мячик.
   – Мой мяч, – вскрикнул детский голос и оборвался, словно ребенку зажали рот.
   Последнюю пулю Шатов выпустил торопливо, чтобы Дракон не успел сделать это за него. Тело уже переставало слушаться, выполняя команды Дракона.
   – Стреляй, – крикнул еще раз Дракон, и палец послушно нажал на спусковой крючок.
   Тишина. Затвор замер, отъехав назад и обнажив масляно отблескивающий ствол.
   Шатов левой рукой провел по лицу. Оно было мокрое, словно после дождя. Пот? Слезы?
   За спинами стоящих людей произошло какое-то движение. Пришли. Наконец, пришли охотники.
   – Вы за мной? – крикнул Шатов. – Давайте, попробуйте.
   Нужно только, чтобы его не смяли вот эти, мужчины, женщины, дети. Чтобы не хлынули во двор, не обращая внимания на его угрозы. И Шатов боится не того, что не сможет их остановить. Он боится, что не сможет совладать с Драконом.
   Зайти в дом.
   Шатов поднялся по ступенькам на крыльцо. Три ступени, средняя чуть просела под весом Шатова. Крыльцо. Если дверь сейчас будет закрыта на ключ…
   Не может, они тут живут без замков. За все время Шатов видел щеколду только на двери комнаты, где детки трахаются во время дискотеки.
   – Шатов, – окликнул кто-то неожиданно громко Шатова сзади.
   В мегафон, понял Шатов. Они приглашают его поговорить, как в американских боевиках.
   Потом. Сейчас мы очень заняты. Нам сейчас нужно закрыть за собой двери и завалить их чем-нибудь. Потом… Потом забаррикадировать еще и двери, ведущие в глубь дома. Слишком много окон, все не удержать.
   Нужно сосредоточиться на этих двух, которые выходят во двор. Хотят штурмовать, пусть штурмуют.
   Очень удачный шкафчик здесь возле внутренней двери. И дверь очень удачно открывается в эту сторону.
   Шкаф рухнул на бок, дверца открылась, и по полу покатились тарелки и кастрюли.
   Еще прижать шкаф табуретом.
   А вот эту дверь, на крыльцо, заложить ножкой стула.
   Шатов сел на пол, спиной в дальний от окон угол, задыхаясь вытащил из кармана брюк запасную обойму и попытался сунуть ее в пистолет. Только с третьей попытки сообразил, что там еще стоит пустая, расстрелянная во дворе.
   Выругавшись, Шатов выбросил ее, вставил новую. Теперь можно и перевести дыхание. Оконные рамы закрыты. Если они начнут ломиться через одно окно или через оба, у Шатова будет достаточно времени, чтобы расстрелять минимум двенадцать патронов. Перезарядить пистолет он может не успеть.
   Тогда он расстреляет одиннадцать патронов, а последний… Шатов хмыкнул, закашлялся, потом захохотал. Как в плохом кино. Чего ему стреляться? Что, там за окном смертельные враги?
   Да, враги, напомнил себе Шатов. Это они заманили тебя сюда. Это они руками тех двух сопляков убили у тебя на глазах женщину только за то, что она…
   Там враги.
   Враги, еще раз напомнил себе Шатов. Враги.
   Враги?
   А если ты снова сорвался? Тебе снова примерещилось? Ты пошел на танцы, и, увидев Жору и Антона, сорвался. И это не испуганный Жорик говорил тебе то, что ты хотел услышать, а ты сам, твое безумие. Дракон, который поселился в твоей голове. Чудовище, которое обещало когда-то стереть тебя, словно карандашный рисунок ластиком. Линию за линией. Штришок за штришком.
   И сейчас за дверью не подонки и убийцы, а обычные люди, которые пытаются спасти от тебя не только сотни других людей, но и тебя самого.
   – Шатов, – послышалось с улицы снова. – Не нужно больше стрельбы. Поговорите с нами.
   Нет, прошептал Шатов. Я знаю, что вы мне скажете. Вы скажете, что я снова сошел с ума. И еще вы скажете, что скоро, очень скоро, препарат боли начнет свое действие, и я буду корчиться, снова рухнув в адское пламя. И Дракон будет меня мучить еще сильнее, потому, что я сумел не сдаться, сумел устоять и не подчиниться его приказам.
   Воздух в комнате был необыкновенно сухой и драл горло при каждом вздохе.
   – Шатов, мы хотим вам помочь.
   Чей это голос? Мужской, уверенный в себе, голос. Дмитрий Петрович? Нет, не он. И не Игорь. Неужели Звонарев? Похоже на то. Он сейчас в форме милиционера или в белом халате?
   – Евгений Сергеевич, вы уже покалечили несколько человек…
   Нескольких? Охранника и Антона. Мальчишку – за дело. Славика жаль, он оказался не там и не в то время. Но мне очень был нужен пистолет.
   – Хватит насилия, Евгений Сергеевич…
   Хватит, кивнул Шатов. Отпустите меня. А еще лучше вызовите сюда Хорунжего Мишу и его ребят. Вызовите их сюда. Моей жене не нужно говорить. Не нужно. Ее вообще-то зовут Лилия, но ей очень не нравилось это имя, и я дал ей другое – Вита. Жизнь. И я ее всегда называю Витой. Но вам этого знать не обязательно. Ее никто, кроме меня, не называет Витой. Даже Хорунжий ее не называет Витой. Для него она Лилия, болотный цветок. А для меня – жизнь.
   – Шатов, если вы меня слышите…
   Слышу, прошептал Шатов и крикнул, надеясь, что его услышат на улице:
   – Слышу!
   – Вы слышите меня, Шатов? – повторил голос Звонарева.
   – Слышу, твою мать, – выругался Шатов, положил пистолет на пол возле своей правой ноги, поднял валявшуюся рядом металлическую миску и бросил ее в окно.
   Миска ударилась о простенок и звонко прокатилась по полу, как бумеранг вернувшись к Шатову.
   – Ответьте, Шатов!.. – Звонарев готов был повторять просьбу до утра.
   Еще раз. Шатов метнул миску. Звон стекла. Двух стекол, внутреннего и наружного. Хорошо бросил, Жека, талантливо.
   – Слышу я тебя, доктор! – крикнул Шатов.
   – Евгений Сергеевич! У вас снова начался кризис. Вы не контролируете свои действия. Вы их не можете контролировать. Вы в плену иллюзии… Хватит насилия…
   – Пошел ты, – крикнул Шатов, изо всех сил напрягая горло. – Это ты Дракону расскажешь и варварам. Или можешь рассказать это Раисе из магазина. Слышишь, доктор?
   – Я не понимаю, о чем вы говорите, Шатов, – мегафон приблизился к дому?
   Подбираетесь, протянул Шатов. К дому подкрадываетесь? В разговор меня втянуть хотите, а сами вломитесь в дом? Знаем мы ваши штучки.
   Шатов встал, тяжело опершись о стену, осторожно, вдоль стены подошел к разбитому окну. Выглянул на мгновение.
   Во дворе стояли люди. Тот самый крепыш, над головой которого послал пулю Шатов, женщина, держащая за руки двух мальчишек-близнецов лет четырех, и девочка немного старше их.
   – Уберите людей со двора! – крикнул Шатов.
   Голос сорвался.
   – Уберите… – попытался повторить свой крик Шатов, но голос снова сорвался.
   – А мы не можем их убрать, Евгений Сергеевич. Это их дом. Это вы их заставляете стоять на улице посреди ночи.
   – Я… – голос не слушался.
   – Не нужно кричать, Шатов. Сейчас мы попытаемся вам передать телефон…
   – Нет! – хрипло крикнул Шатов.
   – Не нервничайте, Шатов. Мы не хотим вас обманывать, мы хотим дать вам возможность спокойно с нами разговаривать.
   С улицы что-то крикнули. Без мегафона. Отец оглянулся, прислушался, кивнул и что-то тихо сказал дочке. Та пошла к калитке, взяла протянутый ей предмет и двинулась в сторону дома.
   – Откройте окно, – сказал мегафон, – и девочка отдаст вам радио.
   Открыть окно. Шатов внимательно посмотрел на улицу – мешали деревья, но то, что остальные жители села куда-то ушли, было видно. Наверное, им разрешили вернуться в дома.
   Окно открылось легко. Здесь все открывается необыкновенно легко, подумал Шатов.
   Девочка подошла к самому дому, и Шатов потерял ее из виду.
   – Дяденька! – позвал детский голос. – Я принесла.
   Шатов чуть не протянул руку. Стоп. Не корчи из себя идиота. А если там под окном находится кто-нибудь постарше этой шестилетней девочки? Или кто-то ждет, всматриваясь в прицел, когда Шатов выглянет в окно.
   – Ты сможешь положить это на подоконник? – спросил Шатов.
   – Тут высоко.
   – А если ты подставишь стул? Там есть стул?
   – Тут нету стула, – серьезно ответила девочка, – здесь есть только табурет.
   – Хорошо, подвинь табурет, потом стань на него и положи ту штуку на окно.
   – Ладно, – согласилась девочка.
   Что-то стукнуло, потом над подоконником появилась маленькая детская рука и положила на подоконник продолговатый черный предмет.
   – Я могу идти? – спросила девочка.
   – Да, иди, – Шатов подождал, пока она вернется к своим.
   Не хватает, чтобы они решили, что он хочет спрятаться за ребенка. Он не собирается ни за кого прятаться.
   Быстрым движением Шатов схватил посылку с окна и захлопнул раму. Отошел в угол комнаты.
   Интересно, они уже обложили весь дом? Уже за каждым деревом кто-нибудь прячется? И что это они ему передали? Не бомбу? Было бы забавно – Шатов нажимает вот на эту кнопочку и весело взлетает на небеса. Или отправляется в ад. В общем, куда-нибудь отправляется помимо своего желания.
   Шатов нажал на кнопку, поднес аппарат к уху:
   – Да.
   – Вы меня хорошо слышите, Евгений Сергеевич? – спросил Звонарев.
   – Да.
   – Слава богу, теперь мы можем поговорить спокойно, а не поднимать на уши все село.
   – Это вы его подняли.
   – А что мы должны были сделать? – спросил Звонарев.
   – Идти к чертовой матери, – посоветовал Шатов.
   – Евгений Сергеевич, – немного помолчав, сказал Звонарев. – Я вас очень прошу подойти к нашему разговору серьезно. От него зависит не только ваша судьба, а и…
   – Жизнь ни в чем не повинных людей, – подсказал Шатов, – вы ведь это сказать хотели.
   – Это.
   – Вы это мне уже говорили, – хмыкнул Шатов, – и тоже по телефону. У себя в кабинете. Вы вышли, сославшись на дела, а потом перезвонили мне. Вы еще тогда были в милицейской форме.
   – Я никогда не надевал милицейскую форму, – медленно сказал Звонарев, почти по буквам. – И я не говорил вам…