Чего топчешься, Женя? Чего не идешь в дом, в кабинет? Там тебя ждет замечательное чтение.
   Не хочется. Ничего особо веселого там явно быть не может. Не может.
   Шатов потер руки. Он думал, что, выступая перед изумленной публикой с обличениями, он достиг уже предела своего организма по выработке адреналина. Как же, как же!
   То был просто ручеек, жалкая струйка из клизмы. Сейчас в голове начинал гудеть водопад из адреналина. Стоит сжать зубы, и адреналин брызнет во все стороны. Цвиркнет, как говаривал их ротный старшина.
   И совершенно не понятно, отчего такое волнение. От того, что так серьезен был Звонарев? Так это его проблемы. От того, что так настойчиво он просил, не требовал, а именно просил Шатова хотя бы дочитать документы до конца, а потом поговорить хоть с кем-нибудь из них.
   Что же там они ему приготовили?
   Шатов поднялся по ступенькам на крыльцо, открыл дверь. Люстра снова горит. В спальне никого нет, в ванной и туалете – тоже.
   Посмотрел? Еще на кухню взгляни, Женя, это здорово помогает тебе тянуть время, как маленькому мальчику тянуть время перед отходом ко сну. Иди в кабинет, иначе твой страх сожрет тебя заживо.
   – Привет, Светлана, – сказал Шатов.
   – Ой, – девушка вскочила с кресла возле стола. – Я тут немного поиграла.
   – Империя, – констатировал Шатов, заглянув в монитор. – Любимая игра?
   – Да, у нас даже чемпионат по ней проходил в школе.
   – И ты победила?
   – Нет, у нас оказался чемпионом тот паренек, с которым я вас знакомила в клубе.
   – Их там было много.
   – Первый, ваш тезка, – Светлана несколько раз щелкнула мышкой, выходя из игры. – Выключать компьютер?
   – Пусть работает, – махнул рукой Шатов.
   – Я возьму книжку, почитаю в гостиной? – спросила Светлана.
   – Возьми, а я почитаю папочку. Где, кстати, она?
   – Ваша папка? – каким-то больным голосом спросила Светлана.
   – Да, мне сказали, что на столе…
   – Вот она, – Светлана открыла ящик стола. – Ее занесла Галя, а я…
   – Хорошо-хорошо, – рассеяно ответил Шатов, беря в руки папку.
   – Я в гостиной посижу, – сказала еле слышно Светлана.
   – Хорошо, сиди, где хочешь, – Шатов сел в кресло и положил папку на стол перед собой, отодвинув в сторону клавиатуру компьютера.
   – Если что – позовите, – Светлана осторожно прикоснулась к его плечу.
   – Если что? – обернулся Шатов.
   В глазах Светланы, кажется, дрожала слеза.
   – Если будет нужно. В любую секунду, – Светлана отвернулась и выбежала из комнаты, так и не взяв книгу.
   Папка. Достаточно дешевое картонное вместилище для бумаг. Не новое. Такое впечатление, что папку открывали неоднократно, и не всегда аккуратно над ней ели что-то жирное. Уголки заломились, коричневая обложка приобрела буроватый, потертый оттенок.
   Евгений Сергеевич Шатов, было написано посередине обложки. Даты, когда оно было заведено, это личное дело Евгения Шатова, не было. Не было также даты рождения, и, слава богу, кончины.
   В правом верхнем углу стояла какая-то пометка, еле заметная надпись карандашом. Шатов присмотрелся и с трудом прочитал: «В архив». Но потом кто-то эту надпись попытался стереть. И еще кто-то написал внизу зеленым фломастером несколько слов. Теперь зарисованных тем же фломастером.
   Но не слишком тщательно, так что, всмотревшись, Шатов смог разобрать надпись. Убийца Драконов, было написано в низу папки. Кто-то закрасил эту надпись, и таким же фломастером написал: «Сволочь» и снабдил это заявление тремя восклицательными знаками.
   И снова кто-то закрасил эту надпись, не добавляя больше ничего, словно подведя итог конфликту. Так что, сразу бросались в глаза имя и фамилия Шатова и яркая красная надпись, которую никто и не пытался ни зачеркнуть, ни стереть.
   Красным по бурому. Как свежей кровью, по драконьей шкуре.
   Охотник.

Глава 10

   Странное это ощущение – читать свое досье. Читать то, что другие собрали о тебе, подглядели через твое плечо, услышали от тебя… Читать о том, что ты уже давно забыл и то, о чем ты даже и не помнил никогда.
   И фотографии, которых ты никогда не видел.
   Ты выходишь из здания редакции. Ты разговариваешь с приятелем в летнем кафе и даже не представляешь, какое странное выражение может принимать твое лицо в момент, когда скрытый фотоаппарат щелкает затвором.
   Твой распорядок жизни, описанный сторонним наблюдателем, может казаться и нелепым и многозначительным, но сам бы ты никогда не обратил внимания на то, что возвращаешься домой обычно по левой стороне улицы, очень часто останавливаясь возле продовольственного киоска, но, как правило, ничего не покупая.
   Ты где-то подсознательно сознавал, что тебя интересуют симпатичные девушки, но то, что ты особенно остро реагируешь на улице на светло-русых девушек со спортивной фигурой ростом до ста семидесяти сантиметров, ты бы сам не смог сказать сходу. А наблюдатели это заметили. Заметили и подробно описали.
   В трех из пяти случаев ты предпочитал в качестве прохладительного напитка колу, а в семи из десяти закусок под открытым небом – пирожки с картошкой. Жаренные, и в девяти случаях из ста – возле кафе «Уголек» на Иванова.
   Что это дает? Бог его знает, но наблюдатели все это заметили и занесли в отчет.
   Шатов посмотрел на даты и присвистнул – его, оказывается, пасли почти три месяца, прежде чем передали Дракону. В сопроводительной бумаге было особо отмечено, что журналист Шатов склонен к импульсивным действиям, плохо контролирует себя в критической ситуации и способен сохранять работоспособность в течение длительного времени.
   Как это умудрились срисовать наблюдатели, Шатов даже и не пытался понять, просто переворачивал страницы, одну за одной.
   Дальше уже пошли записи Дракона.
   Шатов попытался читать их внимательно, но покойный Дракон слог имел тяжеловесный и в подшитых записках явно отвечал на какие-то запросы или инструкции. Оправдывался перед большой буквой З. И поносил некоего Д.П. за недостаточно подробно разработанный сценарий.
   Д.П. – надо полагать, это Дмитрий Петрович. И выходит, что писатель сочинял сценарии убийств, которые потом реализовывал Дракон. Сами сценарии были заботливо из папки извлечены, оставив только нарушение нумерации страниц.
   Фотографии. Их становилось больше по мере продвижения в глубь досье. Вот снимок, явно сделанный с видеопленки – Шатов сидит на полу, а над ним склонились двое.
   Шатов закрыл на минуту глаза. Это он помнит. Через минуту оба стоящих уже будут мертвы, а Дракон впервые явится пред очи Шатова. В качестве спасителя. Для начала.
   Вот Шатов бросает пистолет в болото. И это тоже Дракон умудрился увековечить. На всякий случай. Видимо, его слова о том, что из Шатова первоначально хотели сделать козла отпущения, не были пустой угрозой.
   Несколько снимков запечатлели гибель группы Ямпольского. Качество снимков оставляют желать лучшего, но Шатов помнит все, что происходило тогда очень ярко и подробно. И забыть не сможет этого, похоже, до самой смерти. Не зависимо от того, скоро или нет она наступит.
   Потом доклад Дракона о драке над болотом. Нужно отдать должное, Дракон не врал и не пытался выкручиваться. Он белее – менее точно описал происходящее, не забыв описать историю с Шатовским ясновидением.
   Напротив этого абзаца стоит красная пометка и две латинских буквы NB – особо важно. Или обратить внимание. Шатов, изучавший латынь в университете, ничего кроме первых двух строф «Гаудеамуса» на древнем языке не запомнил.
   Кого-то, выходит, заинтересовала способность Шатова чувствовать Дракона на расстоянии и даже видеть события его глазами. Правда, потом кто-то приложил записку, что данный феномен объяснению не поддается и нужно просто принять это к сведению.
   Дракон проходил курс пластической хирургии, а за Шатовым продолжали следить. Плотно и пристально. Теперь, правда, с гораздо большего расстояния. Иначе ребята Хорунжего срисовали бы наружное наблюдение на второй минуте.
   Несколько снимков Шатова, выходящего из подъезда. Снимок Виты, с сумками поднимающейся на крыльцо. Несколько страниц снова пропущено. Похоже, новые планы относительно Шатова.
   Малоприятное зрелище, но ничего такого, что могло бы очень уж шокировать Шатова, в папке обнаружить пока не удалось.
   Чего это они все так запереживали? И с чего решили, что Шатов, прочитав эти скучные рапорта и отчеты, вдруг сразу поймет, что с ним происходит сейчас?
   Еще снимок – Шатов сидит на полу, на это раз на бетонном полу пустого ангара, рядом с ним майор милиции Сергиевский, а вокруг несколько человек в форме и в штатском.
   Странно. Дракон к тому моменту, когда Шатов, мокрый и с рассеченной щекой ввалился в ангар, был уже мертв почти пятнадцать минут, а камера, установленная им, все еще продолжала снимать и передавать изображение. Ее потом нашли специалисты Хорунжего, но больше ничего выяснить не удалось.
   Все, подумал Шатов. Финал. Исчез Дракон и пора листкам заканчиваться. Разве что, заключение кого-нибудь из специалистов. Что-нибудь типа подведения итогов и рекомендаций на будущее. Типа, не трогать больше, или наоборот – мочить в первом же ближайшем сортире.
   Потом… Шатов прочитал текст на листке еще раз. Помотал головой. Прочитал снова.
   Чушь.
   Шатов даже умудрился хмыкнуть иронично. Они что, с ума сошли? Ерунда какая.
   Шатов перевернул страницу, но потом открыл ее снова и прочитал еще раз. Да нет, конечно, ерунда. Не зря Звонарев говорил, что Шатов им не поверит. Ерунда.
   Этого не могло быть. Не могло. Не могло!
   Шатов ударил кулаком по столу. Что-то слетело со стола и покатилось по полу.
   Он прекрасно все помнит. Прекрасно. Они расписались с Витой тридцатого января, там что-то не получалось со сроками, и Хорунжему пришлось немного надавить на чиновницу. Даже не надавить, а принести ей коробку конфет, шампанское и предупреждение, что вышестоящий чиновник очень заинтересован в браке Шатова Е.С.
   Была свадьба. Маленькое, почти микроскопическое торжество: Шатов, Вита, Хорунжий, соратница Виты по аптеке и Сергиевский с дамой сердца. Стол обеспечил Сергиевский в качестве подарка в ресторане «Нота».
   Потом была медовая неделя, больше не получилось, а потом…
   Потом уже немного пожелтевший листок бумаги в досье Шатова утверждал, что десятого февраля машина, в которой ехал Шатов вместе с женой, была обстреляна неизвестными.
   Бред. Не было ничего такого. Они жили с Витой, обсуждали ее беременность и спорили об имени будущего ребенка. Вита работала. Шатов работал. Не происходило ничего такого, чтобы это можно было назвать событием. Просто тихое семейное счастье.
   «Десятого февраля, в двенадцать часов пятнадцать минут, на улице Борисова, напротив дома номер пять, группой неизвестных была расстреляна машина «жигули» номерной знак…»
   Фотография машины прилагалась. «Жигуленок» стоял, приткнувшись возле обочины, левая дверца была открыта, и возле нее кто-то лежал бесформенной кучей. Лобового стекла не было.
   Капот был испещрен частыми черными отверстиями от пуль, будто кто-то пользовался здоровенной швейной машинкой.
   Из записки выходило, что машина эта была частным такси, водитель в результате обстрела погиб на месте, гражданин Шатов Е.С. отделался несколькими ушибами и легким сотрясением мозга, а супруга его, гражданка Шатова Л…
   Шатов оттолкнул папку.
   Ерунда. Ясное же дело – ерунда. Не могла Вита скончаться от полученных ран в больнице неотложной помощи.
   Как это – скончалась? В феврале…
   Она всего чуть меньше недели назад собрала Шатову сумку и проводила его до двери. Шатов поцеловал ее в щеку, погладил по животу и…
   Как это погибла?
   Шатов растерянно перевернул страницу и обнаружил две выписки из истории болезни. Своей и Витыной.
   Легкое сотрясение мозга, от госпитализации отказался, выписан в удовлетворительном состоянии. Не было ничего такого.
   – Не было ничего такого, – повторил Шатов вслух, будто это могло как-то изменить написанное. – Не было.
   Не было и не могло быть и трех проникающих огнестрельных ранений и у Виты. Пробитое легкое, и две пули в области живота.
   Это они так решили ему отомстить. Вот таким вот образом. Сказать, что он не помнит событий почти полугода своей жизни. И что он не помнит, как погибла его жена. И что его жена погибла. Вита погибла?
   Шатов вскочил с кресла и швырнул папку на пол. Какой-то листок вылетел, порхнул по комнате и залетел куда-то под кресло.
   Конечно, Шатов этого не помнит. Не помнит, потому, что этого не было. И не могло быть. Вита, конечно, жива.
   Шатов засмеялся. Придумать такое. Да еще решить, что Шатов в это поверит. Не поверит, как бы вы его не убеждали, как бы не пытался Звонарев…
   А он именно это и говорил, чтобы Шатов не верил сразу, чтобы настроился на эту мысль и дочитал досье до конца. Именно это советовал доктор.
   Шатов вышел из-за стола, наклонился и поднял папку. Смешно. Они не могут рассчитывать, что Шатов поверит в эту глупость. Вита жива. Они расстались с Шатовым всего неделю назад. Или они хотят сказать, что Шатов мог такое забыть?
   Свидетельство о смерти, заверенное печатью. Копия. Документы на место на кладбище. Тоже копия. Вырезка из газеты с некрологом и соболезнованием. Это «Новости», в которых Шатов работал год назад.
   «Выражаем соболезнование нашему бывшему сотруднику, Евгению Шавтову в связи с трагической гибелью его жены, Лилии…»
   Перевернув вырезку, Шатов обнаружил на обратной стороне часть какого-то кроссворда и засмеялся. Хорошо поработали. Замечательно наклепали липы. Теперь нужно только в нее поверить. Поверить в то, что Виты больше нет?
   Фотография могилы. Цветы почему завявшие? Лилии Шатовой от мужа.
   Ну-ну, хмыкнул Шатов. Ну-ну. Продолжайте в том же духе, милые. Шатов помнит…
   Он приходит с работы, открывает своим ключом дверь, Вита выходит с кухни, уютная и пахнущая покоем, подставляет щеку для поцелуя… Когда это было? Каждый день.
   – Здравствуй, Евгений Шатов! – говорила она.
   – Здравствуй, – отвечал Шатов и осторожно, будто в первый раз прикасался губами к ее щеке.
   – У тебя холодное лицо, – говорила она, – замерз?
   – Есть немного, – смеялся Шатов и шел переодеваться, рассказывая на ходу все, что с ним приключилось за день.
   Он это помнит. Он помнит как пахла ее кожа, помнит ее прикосновения… Естественно, это не может быть правдой.
   «-Вы же вдовец, « – сказала Светлана. Позавчера? А потом страшно испугалась и начала извиняться. Он подумал, что это она сболтнула по глупости, или чего-то не поняла…
   Она что, читала это досье?
   Шатов, словно слепой ощупал поверхность папки. Она взяло эту папку и прочитала. Они все могли взять эту папку и ознакомиться с личной жизнью Евгения Шатова. И узнать, что его жена погибла.
   Сам он выжил, отделавшись легким сотрясением мозга, а жена умерла в больнице неотложной помощи.
   Шатов еще раз перелистал документы. Его подпись. Это он сам оформлял документы на кладбище, заказывал надгробье…
   Подделали. Конечно, подделали…
   И дальше они подделали все… Выписка из истории болезни Евгения Шатов, год рождения… Какой болезни?
   Психо-неврологическая клиника… Ее еще называют Сабурова дача. Или просто – Соборка. Почему Шатова…
   Навязчивая идея, вспышки агрессии. Больной продолжает утверждать, что его жена жива, постоянно говорит о том, что она беременна и даже называет приблизительные сроки родов. Любое возражение принимает как попытку обмана, со стороны некоего Дракона…
   Состояние ухудшается. Необходима срочная госпитализация.
   Срочная госпитализация… Копии энцефалограмм, результатов анализов и обследований.
   Причина психического расстройства – шок в результате гибели жены. Сильное нервное истощение, вызванное участием в работе следственной группы областного управления министерства внутренних дел. Шок.
   Если верить бумагам…
   Им нельзя верить. Иначе получается, что Шатов, похоронив жену, отказался в это поверить и продолжал жить с ее призраком. Его пытались успокоить, а он проваливался все дальше. Его сунули в сумасшедший дом.
   Предписания, лекарства, снова предписания. Результаты очередного обследования. Без улучшения.
   Он мог прожить полгода, веря в то, что Вита все еще жива? Она и вправду жива. Жива. Эти бумажки… Они ни о чем не говорят… Они врут. Бессовестно и бессмысленно лгут.
   Два последних листка в папке – кто-то предлагает изъять Шатова из клиники и перевезти его в Гнездо. Предлагается ряд мероприятий, которые, по мнению этого неизвестного, могут привести к восстановлению памяти Евгения Шатова, и к восстановлению мыслительных процессов…
   Шатов перевернул предпоследний листок.
   Вывезти Шатова, подыграть ему в том, что жена его жива. Командировка, приезд в районный центр, ночевка в гостинице, а потом – помещение в условия, когда Шатов начнет сам искать причины потури памяти. Заставить его психику искать решение загадки, подхлестнув воздействием болевого и психического шока.
   Заставить его усомниться в реальности происходящего, с тем, чтобы он сам начал искать выход. Сам включился в работу про восстановлению своей психики.
   Шатов осторожно закрыл папку.
   Его аккуратно перевезли из гостиницы сюда, положили на тропинку и стали ждать. Он должен был почувствовать, что ему врут и начать искать ответ.
   Искать ответ.
   Его постоянно щелкали по носу, чтобы заставить действовать активнее. Его злили и подстегивали. Кровью и абсурдом. Он должен был захотеть разобраться, где правда. А, начав разбираться…
   Когда все дело зашло уже далеко, когда он смог сам в чем-то разобраться, ему предложили эту папку. Чтобы он сопоставил все, что с ним было, и понял, что его жена действительно мертва, а он…
   Не понял, а поверил. Слышишь, Шатов? Не понял, поверил. Потому, что если он поймет, то признает ее смерть. Он и поверить не может. Не хочет.
   Шатов ударил кулаком по столу.
   Не хочу. Этого не может быть. Это не правда.
   Не правда.
   Кресло опрокинулось, папка упала на пол. Жарко. Душно и жарко.
   Клиника, кладбище, засохшие цветы на могиле… Он перестал ходить туда? Конечно, ведь для него Вита все еще была жива. Он что, приходил в пустой дом, разговаривал с призраком, обсуждал с ним свою работу, рассказывал окружающим, как они собрались назвать сына… Все отводили взгляды, а когда пытались что-то возразить, он бросался в драку.
   А кто мог стрелять в него? Дракон уже был мертв.
   Шатов сильно потер ладонью щеку. В это нельзя верить. Нельзя. Конечно нельзя. И это ерунда, что в него могли стрелять. Если поверить тому, что он чудом выжил в той машине, то получается, что кто-то хотел его убить, но у него ничего не получилось.
   Эти, из Замка? Они могли. Они могли захотеть отомстить ему за Дракона… Хотя, они готовы друг другу рвать глотки, поэтому понятие мести для них не должно существовать. Выгода. А от убийства Шатова им не было ни какой выгоды.
   Вита, пробормотал Шатов. Нет, об этом не нужно. Звонарев – подонок, но он правильно посоветовал – отнеситесь к этому, как к вымыслу. Обману и проанализируйте.
   Его могли убить легко. Вон, вместо фотографа в доме напротив, посадить снайпера. Хотели убить Виту, чтобы досадить Шатову посильнее – тот же снайпер мог нажать на спуск в любой момент. Одна Вита шла или с Шатовым.
   И если это проклятый Замок вытащил его сюда из сумасшедшего дома, то зачем им было в него стрелять?
   Не клеится тут у вас, парни. Совершенно не клеится.
   Шатов присел на корточки возле стены, потер виски.
   Думаем, Шатов. Думаем. Не психуем, льем преждевременные слезы, а именно думаем. Вита жива. Ясное дело – жива. Ты просто думаешь, зачем тебе подбросили эту папочку, и какую ошибку допустили эти фокусники.
   Они должны были допустить ошибку. Они ее наверняка допустили, потому что исходят из того, что Шатов может поверить в…
   Никогда.
   Кто мог в меня стрелять?
   Стреляли в меня, не в Виту. Если стреляли. Ладно, на минуту представим себе, что десятого февраля они действительно попали под автоматный огонь. Представим только на минуту, потому, что это ерунда, и через минуту дыры в их сценарии станут заметны, и он сможет ткнуть им в рожу…
   Хотели убить его и ее? Снайпер в доме напротив. Они имели такую возможность, ничем, практически, при этом не рискуя.
   Выстрел, Шатов спотыкается, падает и остается лежать на утоптанном снегу возле подъезда. Пока кто-то сообразит, что человек слишком долго лежит, пока подойдут, пока увидят кровь и поймут, что упавший мертв, стрелок спокойно спустится на лифте, сядет в машину и растает в автомобильном потоке.
   У них ведь все равно человек уже сидел в доме напротив шатовского.
   Зачем стрельба на улице, где автоматчик может и не успеть… Кстати, Шатов встал, подобрал папку и открыл ее в самом конце. Здесь ничего не говорится о стрелке. Задержан или нет. Не говорится.
   Ушел? Или, все-таки, был схвачен? Или убит.
   Кто?
   Дракон? Пришел с того света и лично из автомата расстрелял машину? Зачем лично?
   Он ведь говорил тогда, очень давно, что может просто заказать Шатова кому-нибудь из уголовников. Заплатить деньги и назвать срок и способ.
   Подстраховаться на всякий случай. Если вдруг Шатову повезло, и он выжил бы, то просто нанять отморозка с автоматом. С запасом по времени. Чтобы все успокоились и перестали охранять Шатова и его супругу.
   Что же ты, Хорунжий? Как же ты не предусмотрел этого? Ты же говорил, что вы прочесали всех потенциальных исполнителей заказа, запустили слух, что трогать Шатова нельзя, иначе обидится некто господин Гаврилин, который поддерживает каким-то образом мир и порядок среди городской братвы, пользуется непререкаемым авторитетом у воров, а сам, кажется, представляет неофициальную, но очень влиятельную и эффективную организацию.
   Хорунжий говорил, что риска почти нет. Остается вероятность, что Дракон мог передать заказ в другой город, но гастролер был бы сразу замечен и взят. Местными уголовниками.
   И все-таки, кто стрелял…
   Мог бы стрелять, быстро поправил себя Шатов. Мог бы. Он не стрелял, не было ничего этого. Это только игра мысли, логическая задача, которую нужно решить. Только умом. Никаких эмоций.
   Только умом.
   Хорунжий говорил…
   Кстати, почему здесь нигде не упоминается Хорунжий? С одной стороны, понятно, Хорунжий своей деятельности не афиширует. И ребята его умеют эффективно работать, оставаясь незаметными.
   Тихо и эффективно, чтобы не попасть в поле зрения организации Дракона. Они верно поняли, что за Драконом кто-то стоит. Они это поняли еще до того, как это сообразил Шатов. Но только Шатов смог просчитать цели этой организации. Заработок на городских сафари. Тир для желающих безопасно получить острые ощущения.
   Ребята Хорунжего очень хотели выйти на хозяев Дракона…
   Кстати, зачем?
   Уничтожить? Кто сказал? Хорунжий этого не говорил. У Шатова не было времени и желания расспрашивать Хорунжего о дальнейших планах.
   Они только знали, что хозяева Дракона могут выйти на Шатова. И, наверняка, могли его пасти, держа в качестве приманки. То, что Хорунжий стал почти другом Шатова, ничего не значило. Ровным счетом ничего.
   Шатов прошелся по комнате.
   Но они сдали его в дурку. Не в элитную и безопасную клинику «Гиппократ», а в самую обычную дурку, где нечего жрать, и санитары лупят непослушных пациентов.
   Куда логичнее было бы его поместить в «Гиппократ»… Логичнее? А зачем?
   Проморгали стрелка. Может быть, даже взяли его после стрельбы. Обнаружили, что это просто наемник, а не посланец тайной организации, втихую грохнули его и обнаружили, что Женя Шатов ведет семейную жизнь с призраком…
   Спокойно, Жека! Сидеть, не дергаться. Не нужно истерики. Это только анализ данной версии. Только анализ их дерьмовой версии.
   Итак, Хорунжий обнаружил, что Шатов съехал крышей. Конкретно и серьезно. На хрена Хорунжему такой Шатов? Не самому Хорунжему, тут еще можно строить какие-то иллюзии, а начальству Хорунжего, тому же Гаврилину? Ценность Шатова была в потенциальном интересе к нему со стороны хозяев Дракона. А чокнутый Шатов им тоже не нужен. И Шатова списывают. Отправляют на пожизненное лечение.
   Или даже на смерть, потому, что…
   Он постоянно подсчитывал, если верить бумагам из клиники, сколько дней осталось до родов. Он и вправду постоянно помнил эту дату. И уже оставалось не так много дней.
   Как бы он перенес то, что роды…
   Спокойно. Спокойно.
   Если верить этим бумагам, то все выглядит так. Шатова настигла давняя заготовка Дракона. Мозги не выдержали, и ценность Шатова упала до нуля.
   И все. И его вышвырнули. А эти… А Замок его подобрал и зачем-то решил вылечить. Зачем?
   Из человеколюбия?
   Ерунда. Они дали ему понять, что заинтересованы в нем. Хотят из него сделать нового Дракона? И поэтому их так восхитил выбор Шатовым домика, в котором Дракон жил. Что из этого следует?
   И как они могли бы использовать Шатова, похитив его? Как бы ты сам это придумал, Шатов? Как?
   Ты сидишь в дурке, о тебе забыли практически все. Женщина, которую ты любил – мертва.
   Не дергайся, это только предположение.
   Вита – мертва, тот, кого ты почти считал своим другом, тебя бросил. И жить, вроде бы, незачем. И никто к тебе серьезно не относится. Все уже тебя причислили к умалишенным.
   Как можно тебя использовать, чтобы все-таки осуществить план замены Дракона? Как? Думай, Шатов, думай…