Золотько Александр. Зубы дракона

   И не было среди этого шквала детских вопросов типа «а о чем вы мечтали в детстве?”. Серьезные мальчики и девочки очень деловито воспринимали информацию, и Шатов был готов поспорить, что все услышанное от него мальчишки и девчонки не просто приняли к сведенью, но даже запомнили почти дословно.
   Два часа пролетели незаметно, и когда в библиотеку без стука вошел Дмитрий Петрович, Шатов удивленно посмотрел на часы. Двенадцать сорок.
   – Прогуляемся? – спросил Дмитрий Петрович, не глядя на сидящих за столами.
   – До свидания, – сказал Шатов ребятам.
   – До свидания, – вежливо ответили ребята.
   Шатов закрыл за собой дверь, прислонился спиной и закрыл глаза.
   – Досталось? – участливо спросил Дмитрий Петрович.
   – Не то слово, – Шатов устало улыбнулся. – Очень серьезные молодые люди.
   – Они учатся и понимают, что от уровня знаний зависит их дальнейшая судьба, – почти назидательно произнес Дмитрий Петрович.
   В отсутствие Звонарева к нему снова вернулись уверенность и барское высокомерие.
   – Сейчас у них перемена? – спросил Шатов.
   – Сейчас у них обсуждение вашей с ними встречи.
   – То есть? – Шатов растерянно посмотрел на дверь библиотеки.
   – Сейчас они обсудят то, что услышали, сверят свои впечатления, пометят все это себе в конспекты, – Дмитрий Петрович снисходительно улыбнулся, будто то, что Шатов этого не знал, свидетельствовало о его недостаточной образованности.
   – Без преподавателей?
   – Естественно. Вы забыли, что находитесь в Школе Талантов.
   – Сюда набирают только талантливых?
   – Здесь выбраковывают бесталанных и ленивых.
   – Выбраковывают… – Шатов попытался оценить это слово на вкус.
   – Именно выбраковывают. Кстати, – Дмитрий Петрович оживился, – у нас с вами есть еще время до обеда, и мы могли бы его посвятить небольшой экскурсии.
   – Если честно – я лучше продолжил бы наш утренний разговор, – медленно произнес Шатов.
   – Давайте вечером, – Дмитрий Петрович аккуратно взял Шатова за локоть. – Воспользуйтесь случаем – осмотрите школу. Не пожалеете.
   – Всю жизнь мечтал, – пробормотал Шатов. – Школа как школа.
   Минут через пять Шатов свое мнение изменил.
   И дело было вовсе не в том, что помещение было ухоженным. И не в том, что никто по школе не бегал, и что взрослые на пути также не попадались.
   Шатов в школе был давно, года четыре назад по делам газеты довелось посетить среднее учебное заведение, и с тех пор Шатов от школ не ожидал ничего хорошего. Но…
   Эта школа просто дышала благополучием и обеспеченностью. Но даже не это поразило Шатова. И не мощные компьютеры, за которыми сидели четверо пятнадцатилетних мальчишек, вчитываясь в строчки на мониторах. Выражение серьезного внимания и сосредоточенности на их лицах – вот что действительно поразило Шатова.
   – Программирование изучают? – шепотом спросил Шатов, когда они с Дмитрием Петровичем вышли из класса.
   – Нет, экономику. Биржевое дело, котировки и прочая современная ерунда, в которой я не разбираюсь.
   – Это они сейчас…
   – Насколько я знаю, в компьютерах у них сейчас программа, имитирующая экономические процессы годовой давности. Так что можно легко проверить, правильно или нет эти финансовые гении принимают решения.
   – Финансовые гении, – повторил задумчиво Шатов.
   – Ну, может быть, и не гении, но последний по времени финансовый кризис они просчитали за три месяца до начала и сумели на этом заработать очень круглые суммы. Пока, к сожалению, виртуальные, – Дмитрий Петрович остановился перед дверью. – Это галерея, сюда вы войдите один и просто пройдитесь, посмотрите работы учеников. Я не буду вам мешать.
   Шатов вышел из галереи через полчаса.
   – Ну как? – спросил Дмитрий Петрович.
   – Это работы учеников?
   – Да. На меня это тоже произвело впечатление.
   – Впечатление – это слабо сказано.
   Шатов был потрясен. В живописи и скульптуре Шатов себя специалистом не считал, выставок обычно не посещал, и однажды даже умудрился потрясти богемную даму признанием, что не знает термина «перформанс”.
   – За сколько лет это собрали? – спросил Шатов.
   – Галерею? Вы не обратили внимания на надпись возле входа? Это работы учеников выпускного класса, контрольные и экзаменационные работы за год.
   – Твою мать, – вырвалось у Шатова.
   – Бывает, – довольно засмеялся Дмитрий Петрович и взглянул на часы. – У вас как с желудком?
   – Не жалуюсь. А что?
   – У нас есть до обеда еще минут тридцать, не хотите посетить практикум по биологии у старшеклассников и выпускников?
   – Они что, тоже бегают по лужайке?
   – Нет, они с минуты на минуту приступят к демонстрации наглядных пособий. Там, кстати, будет и Светлана.
   Шатов посмотрел в окно. На огороженном участке луга продолжали бегать дети, азартно взмахивая палками.
   – Долгонько у них идут занятия… – заметил Шатов.
   – У третьего класса? Полтора часа.
   – Но они бегали еще, когда мы…
   – Это уже другой класс. Так что, идем на практикум?
   – Если вы настаиваете…
   – Пожалуй, настаиваю, – решительно сказал Дмитрий Петрович. – Нам на третий этаж и в самый конец коридора.
   Оживился дедушка. Как азартно блестят глаза! Такое чувство, что это он создал школу, или, как минимум, ее придумал и теперь хвастается перед заезжим гостем.
   Помещение, куда Дмитрий Петрович привел Шатова, напоминало классическое помещение для демонстраций хирургических операций. Стеклянная палатка посреди комнаты позволяла наблюдать, что происходит на операционном столе в комнате этажом ниже.
   – Здравствуйте, Евгений Сергеевич! – радостно сказала Светлана, быстро подошла и чмокнула Шатова в щеку.
   – Привет, – сказал Шатов.
   Подружки, которые стояли вокруг стеклянной пирамиды и оглянулись на Шатова, сейчас, судя по всему, должны были жестоко завидовать Светлане.
   – Зашли посмотреть? – громко спросила Светлана и оглянулась на подруг.
   – И тебя решил повидать, – подыграл Шатов.
   – Вы же в клуб придете? – Светлана, видимо, успела рассказать об этом всем и теперь хотела подтверждения.
   – Как обещал, после одиннадцати, – тоже громко ответил Шатов.
   Пусть девушке будет приятно. Чем она будет счастливее, тем больше шансов будет получить у нее информацию. Только нужно вовремя остановиться. Помнить, что я – женат. И что Светлане – всего семнадцать. Хотя она думает, что ей уже семнадцать.
   – Привезли, – сказал кто-то от обзорного окна, и школьники забыли о Шатове.
   Даже Светлана подошла ко всем, успев погладить Шатова по щеке.
   – Прошу к окну, – шепнул Дмитрий Петрович, подталкивая Шатова. – Сейчас будет самое интересное.
   Комната внизу была ярко освещена и блистала кафелем. Пол и потолок были выложены ослепительно-белой плиткой. Посреди комнаты стоял операционный стол, и двое молодых ребят, сверстников Светланы, с каталки перекладывали на него что-то, укрытое белой простыней.
   Шатов оглянулся на Дмитрия Петровича:
   – Это что, человек?
   – А вы как хотели? Вскрытие должно быть вскрытием. Обычная процедура.
   – И они… – Шатов посмотрел на ребят и девчонок, обступивших окно.
   – Все по очереди. Насколько я знаю – Светлана уже работала с тремя, а что? – Дмитрий Петрович чуть улыбнулся. – Я ведь спрашивал, как у вас с желудком?
   – Я не думал, что вы имели ввиду вскрытие.
   – Ага, начинают, – сказал Дмитрий Петрович.
   Двое парней внизу убрали в сторону простыню, открывая женское обнаженное тело.
   – Откуда вы берете трупы? – тихо спросил Шатов, борясь с первым приступом тошноты.
   – Некоторые привозят, некоторые – местные, – негромко, как во время спектакля или концерта ответил Дмитрий Петрович.
   – Что значит местные?
   Парни быстро закрепили тело на столе ремнями, тщательно затянув пряжки.
   – Что значит местные? – повторил свой вопрос Шатов, не отрывая взгляда от тела.
   Сколько ей? До тридцати. И, похоже, что умерла недавно. Такое впечатление, что она спит. Во всяком случае, Шатов не заметил мертвенной желтизны на коже.
   – Местные – это значит, что умер или погиб кто-то из местных жителей, – сказал Дмитрий Петрович, – и семья разрешила перед кремацией провести вскрытие. Не безвозмездно, естественно.
   – Это что, бывает так часто?
   – Не слишком часто, но бывает.
   Один из парней внизу подкатил к столику тележку с инструментами.
   Шатов сглотнул и поежился. Ему доводилось видеть трупы раньше. Одного человека он даже убил сам. Но привыкнуть к виду мертвых тел он так и не смог.
   И было в этом теле что-то, что притягивало к себе взгляд Шатова. Было что-то неправильное во всем этом, что-то такое, что придавало всему происходящему оттенок нереальности. Школьники, производящие на уроке анатомии вскрытие человеческого тела, сами по себе несколько шокировали, но было и еще что-то…
   Покойнице раздвинули челюсти и вставили что-то, похожее на кляп. Пока один из парней возился с этим, второй взял со столика шприц и точным уверенным движением ввел иглу в руку трупу.
   Шатов потер лоб. Нет. Нет, все нормально, насколько это может быть нормально на вскрытии мертвого тела. Мертвого тела незнакомой женщины.
   Незнакомой. Совершенно незнакомой.
   Это только показалось, прошептал Шатов. Ему только показалось, что он знает эту женщину. Примерещилось. Кляп исказил черты ее лица. Он просто ошибся. Это не могла быть продавщица из магазина. Не могла. Это не может быть она.
   – Пошел отсюда! Что ты хулиганишь! Милицию позову! – взорвалось в ушах у Шатова.
   Неправда, это не она. Не она. Та сейчас торгует в своем магазине на площади. На раскаленной площади, с памятником посредине.
   Шатов попытался вздохнуть и чуть не захлебнулся воздухом. Все медленно поплыло перед глазами.
   Стоять. Стоять и не падать. Это не может быть продавщица. Это просто чье-то тело. Чье-то мертвое тело, с одеревеневшими мышцами…
   Стоп. Шатов оглянулся. Все, словно зачарованные смотрели вниз, на тело. Дмитрий Петрович так увлекся, что навалился плечом на Шатова сзади. Они не заметили, что тело еще не окоченело? Кисть руки свободно свешивается со стола, и кляп они вставили легко. Она умерла совсем недавно. Совсем…
   Умерла?
   Скальпель легко коснулся кожи под грудью и провел тонкую красную линию. Красным по белому. Линия стала расползаться, потекла кровь.
   Потекла кровь. Ярко-алая живая кровь. Потекла.
   Шатов прижался лицом к стеклу.
   Еще один надрез. И снова кровь. Она залила грудь, живот и беззвучно падала на белый кафель пола.
   И тут тело напряглось. Ремни стягивали его крепко, ничто не могло шевельнуться, но Шатов увидел, как дрогнули мышцы. По всему телу. Ноги и руки. Вздулись вены.
   Еще надрез, теперь перпендикулярный первым двум. Резкое движение – широкий лоскут кожи был отодвинут, открывая прямоугольную рану.
   Шатов не отрываясь смотрел на руку, впившуюся в край стола. Она жива.
   Эта мысль застыла в мозгу Шатова. Она жива.
   Один из парней отдвинулся в сторону, и Шатов увидел широко открытые глаза. И ему показалось, что глаза эти его узнали.
   И словно прорвало плотину.
   – Стойте! – Шатов кулаком ударил в стекло. – Стойте! Она жива.
   – Успокойтесь, Евгений Сергеевич, – кто-то попытался оттащить Шатова от окна, но тот отшвырнул человека в сторону и ударил в стекло изо всей силы.
   – Прекратите!
   Стекло даже не вздрогнуло.
   – Она жива! – Шатов ударился в стекло всем телом.
   Снизу на Шатова взглянули два спокойных парня, один что-то сказал второму и снова наклонился над телом.
   – Стой, стой, стой! – стекло было прочным.
   Кто-то снова попытался оттащить Шатова. Дмитрий Петрович? Шатов наотмашь ударил его куда-то в лицо.
   Разбить стекло.
   Скальпель надрезал мышцы, открывая ребра.
   Разбить стекло.
   Шатов схватил стоящий неподалеку стул. Металлический, тяжелый стул. Вращающийся, на массивной опоре.
   Удар.
   Стекло лопнуло и осыпалось вниз крупными сверкающими ломтями.
   Стул отлетел в сторону.
   – Остановитесь, сволочи! – крикнул Шатов. – Стойте!
   Осколки не задели ни жертву, ни убийц.
   Скальпель снова двинулся вдоль тела, располосовывая плоть.
   – Прекрати, ублюдок! – Шатов ухватился рукой за раму и прыгнул вниз.
   До пола было метра четыре. Битое стекло хрустнуло под кроссовками, Шатов удержался на ногах.
   Запах крови. Он слишком хорошо помнит этот запах. Запах крови чужой и своей. Они пахнут одинаково приторно.
   Один из убийц шагнул навстречу к Шатову, Шатов попытался оттолкнуть его, но не смог. Парень легко уклонился в сторону, зацепил Шатова за плечо и рванул на себя.
   Удар пришелся в живот. Шатов вскрикнул, но на ногах устоял. Второй удар пришелся куда-то в район печени, но снова не точно, Шатов всем телом припечатал противника к стене и обернулся к операционному столу.
   Скальпель поднялся вверх, на его кончике дрогнула капля крови и отразился свет лампы.
   – Нет! – выкрикнул Шатов и рванулся, не обращая внимания на треск рвущейся рубахи.
   Скальпель не торопясь опустился вниз.
   Шатов прыгнул.
   Медленно. Очень медленно.
   Блик от лампы на скальпеле порхнул над горлом женщины. Раз. И еще раз. И еще раз.
   Шатов ударил убийцу двумя руками в спину, отшвырнул от стола. Скальпель, медленно вращаясь и разбрасывая в стороны алые капли, отлетел к стене, беззвучно ударился о нее и упал на пол.
   Не успел. Не успел.
   «Если тебе разрешать выбирать казнь – попроси, чтобы тебе перерезали горло!” – так когда-то сказал Дракон. Это одна из самых безболезненных смертей – перерезанное горло.
   Шатов оглянулся. Убийцы, семнадцатилетние мальчишки, не торопясь, приближались к нему. Халаты их было залиты кровью. На лицах…
   Злость, решимость, угроза? Что было на их лицах? Что? Шатов попятился, оскользнулся в крови и, чтобы не упасть, схватился за операционный стол. За руку убитой.
   – Разберитесь с ним! – крикнул кто-то сверху.
   – Шатов, беги! – девичий голос.
   Светлана?
   Шатов рванулся к двери, распахнул ее и вылетел в коридор. Направо или налево?
   Куда бежать?
   Все равно, лишь бы отсюда.
   Выход… Черт, где тут у них выход? Сзади, от операционной, кто-то закричал. Не оглядываться. Бегом.
   Ноги скользили по паркету, Шатов несколько раз чуть не упал.
   Он на третьем этаже. Шатов мельком глянул в окно. На втором, на один этаж он спустился, когда спрыгнул в операционную. Еще раз выбить стекло и выпрыгнуть…
   За спиной кто-то азартно свистнул.
   Не успеешь, Жека. Это тебе не кино, чтобы прыгать в стекло головой вперед. Только бежать и надеяться, что дорогу не успеют перекрыть. И до чего скользкие полы.
   – Стоять! – это сзади, это кто-то крикнул, чтобы припугнуть Шатова, чтобы сбить дыхание. Нет, он не остановится.
   Лестница.
   Шатов прыгнул через несколько ступенек, схватился за перила, чтобы не упасть. Только не подвернуть ногу и не грохнуться на ступеньках. Вообще не грохнуться.
   Еще один лестничный пролет. И снова никого. Только какие-то голоса сзади. Только бы не закрыли входную дверь. Только бы не закрыли…
   Дверь открылась легко, и Шатов выбежал из здания.
   Сердце колотилось уже где-то в горле, мешая дышать. Вдох, и словно холодным огнем обдает колотящийся комок сердца.
   Бежать. Бежать не оглядываясь, не обращая внимание на крики. Только не к реке, не к селу. Шатов затравленно оглянулся. От корпуса с дубом перед фасадом двигался Звонарев. Услышал крики или просто вышел погулять – думать некогда, и встречаться с ним не стоит. Значит, вправо.
   Шатов побежал. За спиной хлопнула дверь школы. Это преследователи. Семнадцатилетние мальчики с повадками опытных убийц? Не оглядываться.
   Шире шаг! И смотреть под ноги. Шире шаг. Как в армии, на марш-броске. Шире шаг. Только здесь нужно не добежать до финиша, а убежать от… От финиша.
   Слева река. Нельзя, прижмут. Бросаться вплавь? В одежде и обуви – догонят. Раздеться в воде – куда он потом денется голым? Через луг, к лесу.
   Шатов мельком оглянулся. Сзади – двое. В халатах. В белых халатах, испачканных чем-то спереди. Чем-то очень красным.
   Бежать.
   Не запнуться на низкой оградке. Не споткнуться. Интересно, что подумают дети, увидев дядю, перепрыгивающего через заборчик и убегающего от семнадцатилетних пацанов? Решат, что они играют в догонялки?
   Прыжок. Твою мать, толкнулся слишком рано, словно прыгал не в высоту, а в длину. Уже толкнувшись, Шатов понял, что зацепится ногой. Блин. Шатов выставил руки.
   Удар болезненно отозвался в суставах, перекат получился не лучшим образом, высокая густая трава хлестнула по лицу.
   Встать, скомандовал себе Шатов и поднялся на ноги. Теперь – снова бегом. Бегом, я сказал!
   Только бежать по траве не очень удобно. Стебли цепляют за ноги, приходится буквально выдирать ноги при каждом шаге.
   Шатов бросил взгляд через плечо – белые с красным пятна маячили где-то на полпути от школы к заборчику. Нормально. Уйду, подумал Шатов. Следующий заборчик, потом метров триста по полю, а там – лес.
   Не прозрачный сосновый, а настоящий, с подлеском и кустами. Шатов обратил на него внимание, когда шел к школе за Дмитрием Петровичем и Звонаревым.
   Добегу, пообещал себе Шатов. Добегу.
   Сзади что-то крикнули. Голос еще не совсем оформился, ломкий голос, не взрослый. Шатов не разобрал, что именно кричали сзади. Требуют, чтобы он остановился?
   Фиг вам, а не остановиться. Давненько Шатов не бегал, дыхалка уже сбилась, но он еще сможет…
   Шатов успел изменить направление, чтобы не врезаться в десятилетнего мальчишку. Куда тебя несет! Черт, Шатов снова метнулся в сторону, чтобы не затоптать еще одного ребенка.
   Третий, белобрысый мальчишка, бросился под ноги, вцепился в Шатова и что-то пронзительно закричал. Черт, да что же ты делаешь?
   Удержаться на ногах. Подбежали еще несколько детей и, не раздумывая, бросились на Шатова. Их крики слились в азартный возглас.
   В игры играют… Шатов попытался отодрать мальчишку от своих ног. Осторожно, чтобы не повредить…
   Десятки рук вцепились в одежду Шатова, в его руки, ноги волосы… Чьи-то ногти скользнули по лицу.
   – Разойдись, – крикнул Шатов страшным голосом, чувствуя, что теряет равновесие.
   Можно расшвырять их. Всего несколько ударов… Нет, Шатов еще раз попытался вырваться, стряхнуть с себя маленькие цепкие пальцы. Не получится. Не получится.
   Шатов упал навзничь, кто-то из детей закричал от боли, но крик этот потонул в общем восторженном вопле. Они победили, они свалили этого взрослого на землю, и он теперь в полной их власти.
   По несколько восторженно орущих мальчишек и девчонок навалились на руки и ноги Шатов. Остальные удерживали тело, а одна девчонка, милое создание с громадными карими глазами, стала коленями на грудь Шатова и стала бить его по лицу, часто-часто взмахивая ладошками.
   Шатов на мгновение зажмурился, потом с криком рванулся и почувствовал, что маленькие руки, терзавшие его, вдруг разом исчезли. Смолкли и вопли. Только кто-то, Шатов не мог понять кто: мальчик или девочка, тонко плакал неподалеку.
   Шатов выпрямился. Медленно, понимая, что уже можно никуда не спешить. Что теперь нужно просто встать и принять то, что для него приготовили…
   Так и есть, те двое, испачканные в крови, стояли напротив Шатова. Их взгляды были спокойны, на губах даже блуждало что-то похожее на улыбки.
   – Догнали? – переводя дыхание, спросил Шатов.
   – Догнали, – сказал тот, что стоял справа.
   У него были черные волосы и очень симпатичная ямочка на щеке.
   – Хорошо бегаешь, – сказал второй, русый и сероглазый.
   – Мерси за комплиман, – кивнул Шатов, пытаясь успокоиться. – Если бы не спиногрызы – убежал бы.
   – Вряд ли, – сказал брюнет, расстегнул пуговицы на халате и, сняв его, отбросил в сторону.
   – Мы бегаем лучше, – сказал сероглазый парень. – А если бы не догнали мы, то тебя встретили бы варвары.
   – И ты пожалел бы о том, что так хорошо бегаешь.
   – Варвары, говорите? – уже почти ровным голосом спросил Шатов.
   – Варвары, – сероглазый также отбросил халат в сторону. – Отдышался?
   – Да, – автоматически кивнул Шатов. – А что?
   – На ногах нормально стоишь? – с недоброй улыбкой спросил брюнет.
   – Не падаю пока, – Шатов понял, что основные действия сейчас только начнутся.
   Ребята молодые, подвижные, явно тренированные. Но Шатов тяжелее и злее. И Шатов еще помнит, как эти двое миляг резали живое тело.
   Брюнет легко подпрыгнул.
   Шатов успел заметить начало движения, пригнулся, чтобы уйти от удара ноги, и ему это почти удалось. Если бы они были вдвоем, Шатов и брюнет, то, промазав с первого раза, мальчишка неминуемо нарвался бы на встречный удар.
   Но противников у Шатова было двое. И слишком поздно Шатов понял, что первый, высокий удар в прыжке – всего лишь финт, уловка, чтобы заставить Шатова наклониться.
   Сероглазый также ударил ногой, без прыжка, без выкрика и без особых выкрутасов. Просто, как по мячу.
   В голове у Шатова что-то взорвалось.
   Трава метнулась к лицу. Еще удар.
   Боли Шатов не почувствовал, просто тело его вдруг дернулось и стало ватным.
   Удар, дыхание пресеклось.
   – Нравится? – долетело откуда-то сверху.
   И вспышка перед глазами.
   На это раз – в лицо. Не церемонятся, мальчики. Сволочи. Шатову удалось почти год прожить, не получая ногами в лицо. И вот теперь все началось снова.
   Ублюдки.
   Шатов перевернулся на живот. Подтянул ноги.
   Удар справа.
   Больно. Тело завалилось набок.
   Встать.
   Шатов оперся на руки. Новый удар снова свалил его.
   Суки.
   Встать.
   Опереться на руки, подтянуть ноги. Оттолкнуться от земли.
   Удар.
   Шатов устоял. Пусть бьют. Нужно только встать. Только встать. Он сможет. Он упрямый. Он упадет только мертвый.
   Встать.
   Выпрямиться.
   Перед глазами плавали цветные пятна. Оттолкнуться от земли. Оттолкнуться и не потерять равновесие. Если бы он мог рассмотреть, с какой стороны последует новый удар. Так было бы значительно легче усто…
   Слева, в корпус, хлестко и неожиданно.
   Земля больно ударила по лицу. Снова упал? Встать, прошептал Шатов. Встать!
   Руки, подтянуть ноги, оттолкнуться от земли…
   Удар.
   Руки дрожат, но еще удерживают его тело. Подтянуть ноги. Выпрямиться. Только бы земля перестала раскачиваться. Хотя бы на минуту. Он бы успел выпрямиться. Успел…
   Удар… Но Шатов устоял. Мальчики притомились. Притомились, суки. Это вам не скальпелями махать.
   Шатов помотал головой. Чего же вы не бьете, ублюдки? Вот он я. Стою, не падаю.
   Где вы?
   Словно сквозь запотевшее стекло Шатов видел два силуэта. Два неподвижных силуэта.
   – Суки, – сказал Шатов.
   Туман постепенно рассеивался.
   – Что ж вы перестали? – спросил Шатов и закашлялся.
   Брюнет что-то сказал, но Шатов не расслышал. В голове сухо струился песок, засыпая мысли и чувства.
   Сероглазый шагнул к Шатову.
   – Ну, давай, – сказал Шатов и попытался сжать кулаки.
   Не получилось. Руки плетями висели вдоль тела. Вдоль тела, которое не хотело слушаться приказов.
   – Хорошо стоишь, Евгений Шатов, – сказал сероглазый.
   – С-стараюсь, – выдавил из себя Шатов.
   – Это тебе не за спины ментов прятаться, Шатов. И не безоружному в лицо из пистолета стрелять.
   – Это ты о ком?
   – Ты знаешь о ком.
   – А… – протянул Шатов, – так ты из общества друзей Дракона…
   – Нет. Я из общества врагов Охотника, – сероглазый усмехнулся. – Обидно, что тебе наваляли семнадцатилетние пацаны?
   – Козлы… – прошептал Шатов.
   – Сейчас будет еще обиднее. Готов?
   – Пошел ты… – Шатов попытался плюнуть в лицо противнику, но не успел.
   Удар согнул его вдвое и швырнул в траву.
   Шатов захрипел, пытаясь вздохнуть.
   Удар. В лицо. Не очень сильный. Еще один. И еще. В спину, в лицо, в грудь…
   Град ударов, частых, словно капли дождя. Удары, удары, удары…
   Они были несильные, эти удары. Словно били дети…
   Так оно и было. Мальчишки и девчонки обступили лежащего Шатова и сосредоточено, словно выполняя какой-то обряд, били его ногами.
   Шатов попытался закричать, но вырвалось из груди только нечто, похожее на рычание.
   Унижение? Нет, чушь, не унижение. Ужас, вот что испытывал Шатов. Ужас от того противоестественного, что сейчас происходило с ним и с этими десятилетними мальчишками и девчонками.
   Это невозможно. Этого не должно быть. Это неправда.
   Кто-то ударом рассек Шатову бровь. Брызнула кровь. Кто-то из детей радостно закричал. Прикрыть лицо. Шатов с трудом подтянул руки к лицу.
   Вдруг удары прекратились.
   Пришли взрослые и отобрали у детей игрушку?
   Шатов осторожно открыл глаза. Дети оставили его и снова с палками в руках принялись бегать по траве.
   Серьезные дети. У них практикум по биологии. Попинали дядю, развлеклись и хватит. Нужно заняться делом. Шатов сел. Дотронулся до рассеченной брови и задумчиво посмотрел на окровавленные пальцы.
   Милые детские забавы. Куда ушли эти сволочи? Шатов посмотрел в сторону школы. Двое семнадцатилетних парней, подобрав свои халаты, не торопясь, шли к зданию. Не оглядываясь. И, как показалось Шатову, о чем-то переговариваясь.
   Шатов перевел взгляд. Светловолосый мальчишка, тот самый, что первым бросился ему под ноги, сидел, прислонившись к ограде, и тихо скулил, прижимая к груди руку.