Золотько Александр. Зубы дракона

   Девочка не плакала. Сидела и гладила брата по голове. Сидела и гладила мертвого брата по голове.
   Шатов шагнул на крыльцо.
   Пусть они делают с ним, что хотят. Пусть делают, что угодно. Он это заслужил. Он виноват в том, что погибли люди.
   Тела лежали на земле. Мать и сын.
   Шатов сел на ступеньках крыльца. Нужно было выйти. Ты струсил, Шатов. Тебе показалось, что спрятаться в доме – это героизм. Что, отстреливаясь, ты кому-нибудь, что-нибудь докажешь. А они не стали нападать. Они стали убивать.
   Они хорошо знают, как разбираться с такими храбрецами как ты.
   И все получилось так, как хотели они. Только с кровью, пролитой по твоей вине.
   Из дома, мимо Шатова прошел тот самый человек, который спас Шатову жизнь. Спас жизнь, убив доведенного до отчаяния отца. Отца, который ясно понимал, кто виноват в смерти его близких.
   – Пойдем, – сказал человек в черном.
   – Зачем? – спросил Шатов, попытался рассмотреть лицо и увидел только черную маску.
   – Тебя ждут.
   – Там девочка… – сказал Шатов.
   – Там никого нет, – ответила черная маска.
   – Там девочка, – повторил Шатов.
   – Там больше никого нет, – снова ответила черная маска.
   Там больше никого нет, мысленно повторил Шатов. Больше – нет. Он не услышал выстрела. Глушитель очень надежный. Больше никого нет. Слышишь, Шатов? Больше никого нет.
   Они… Ты убил всех. Всю семью. Пять человек. Ты. Убил. Своими руками. Только для того, чтобы доказать… Что доказать? Что ты мог доказать?
   Ты струсил, и они умерли.
   Шатов поднялся со ступеней, придерживая наливающуюся огнем руку.
   Можешь уходить, Шатов, тут ты уже сделал все, что мог. Все. Тут ты сделал все. Свободен. Иди, и пусть теперь они делают все, что захотят.
   Шатов прошел через двор к калитке. Черный человек бесшумно шел следом, как дьявол, сопровождающий душу в ад.
   У калитки Шатов остановился, борясь с желанием оглянуться. Там больше никого нет. Только трупы. Школьникам будет, чем заняться на уроках анатомии. Ты сорвал прошлые занятия, но обеспечил их материалом на другие. А если им понадобится поработать с живым… Ты ведь не будешь, Шатов, возражать против того, чтобы поработали над тобой? Не будешь.
   – Нет, – громко сказал Шатов, – не буду. Все честно.
   – Куда теперь? – спросил Шатов у дьявола.
   – Домой дойдешь?
   – Домой? – усмехнулся Шатов. – Это в поселок на холме, что ли?
   – Туда.
   – Дойду. Если варвары не перехватят.
   – Не перехватят. Я тебя провожу, – сказал дьявол.
   Шатов засмеялся, прижимая кровоточащую руку к груди.
   – Дай я перевяжу, – предложил дьявол.
   – Это входит в список услуг? – Шатов протянул руку.
   Рваная, не слишком глубокая рана. Стамеской глубоко не ударишь. Кровь идет не очень сильно – сосуды не задеты. И дьявол очень ловко управляется с бинтом.
   И больше никого нет кругом. Пустая улица.
   – А где все? – спросил Шатов.
   Дьявол не ответил, закончил перевязку и отступил в сторону.
   – Что, идти? – Шатов оглянулся на дом. – Пошли.
   Можно идти.
   Здесь – все.
   В голове пустота – только одна мысль ярко светится посреди этой пустоты – это ты виноват. Ты сам. Только ты.
   Шатов шел, словно во сне, повторяя раз за разом – ты виноват, сам виноват. Ты виноват, сам виноват. Ты виноват…
   Дьявол бесшумно шагал рядом, освещая дорогу фонарем. Они идут через поле, отстраненно подумал Шатов. Еще немного и поселок. Его ждут? Или разрешат ему спокойно добраться до своей постели?
   Похоже, он все-таки в аду.
   Дракон просто обманывал его, говоря о том, что Шатов попал туда только во сне. Он в аду. Просто Дракон обречен гореть, а тебе, Шатов, выпало пожирать самого себя.
   – Ты знал Дракона? – спросил Шатов дьявола.
   – Да, – не задумываясь, ответил тот.
   – Хорошо знал?
   – Да.
   – Ты приезжал к нему в город на охоту?
   – Нет, – ответил дьявол, – мы с ним охотились здесь.
   – Тоже на людей?
   – На людей, – спокойно подтвердил дьявол.
   – А ты не боишься, что тебя накажут за разговоры со мной?
   – Не накажут.
   Шатов почувствовал запах хвои, луч скользнул по желтым стволам сосен.
   – И что мне делать сейчас? – спросил Шатов.
   – Не знаю.
   – А кто знает?
   – Замок. Он решит.
   – Замок? – Шатов оперся рукой о дерево и наклонился, чтобы отдышаться.
   Сил совершенно не было, ноги дрожали, и голова кружилась. Он плохо переносит потерю крови.
   – А кто это – Замок?
   Дьявол молча стоял рядом.
   – Ты видел этот… этого…
   – Может быть… – голос спокойный и очень серьезный.
   – Ты не хочешь говорить?
   – Я не знаю, – сказал дьявол. – Никто не знает, кто именно Замок. Может быть, это не один человек. А, может быть, это и не человек вовсе.
   – Люцифер, – пробормотал Шатов.
   – Люцифер, – без выражения повторил за ним черный силуэт. – Идти можешь? Или помочь?
   – Я сам, – выдохнул Шатов.
   В ушах нарастал звон, а перед глазами начали порхать рваные лоскуты тьмы.
   Смешно может получиться – он потеряет сознание и упадет на том самом месте, на тропинке, на котором уже дважды приходил в себя. И окажется, что уже дважды он проходил эту ночь. Только не помнил этого. И теперь он будет до Страшного суда возвращаться в тот дом, видеть, как шестилетняя девочка гладит по волосам убитого брата, а потом слышать, что там больше никого не осталось.
   Шатова качнуло так сильно, что пришлось ухватиться за дерево.
   – Руки! – прикрикнул Шатов на своего проводника, когда тот попытался его поддержать. – Я сам.
   – Ладно.
   Ты сам, Жека, ты все сам. Ты все-все сам. Молодец. Ты все сам делаешь. Ты сам выбираешь, и за твой выбор расплачиваются другие.
   Вот и домики.
   Окна не светятся. Спят? Или прижались лицами к стеклам в темных комнатах и смотрят, расплющив носы, как Шатов идет к дому. Как он в очередной раз выбирает дом. И сейчас снова Дмитрий Петрович закричит радостно, что снова блестяще выбрал Шатов, что такого он от него не ожидал.
   Ты бредишь, Шатов. Ты просто бредишь. Понятно тебе? Ты напуган, потерял немного крови, ты слишком сильно надеялся на чудо. Теперь…
   Как быстро вращается земной шар! С такой скоростью, что дни и ночи должны сменяться, как всполохи маяка. Шатов даже посмотрел на небо, не появится ли там солнце, чтобы тут же снова исчезнуть за другим краем горизонта.
   Не появилось.
   Шатов сел на свое крыльцо.
   Дьявол остановился рядом.
   – Иди, дальше я сам, – сказал, с трудом переводя дыхание, Шатов.
   – Хорошо, – сказал дьявол.
   – Слышишь, – окликнул его Шатов вдогонку.
   – Что?
   – А почему все так восхищаются моим выбором дома? Ты не в курсе?
   – А ты сам еще не понял? – ответил вопросом на вопрос дьявол.
   – Нет, – тихо ответил Шатов.
   – Удачи тебе, Шатов, – донеслось из темноты.
   Удачи тебе, Шатов, повторил Шатов, поднимаясь на крыльцо. Удачи. А в петельку не хочешь? Как они не боятся, что ты можешь добровольно шагнуть в петлю. Или писануть себя по венам? Как это они не боятся?
   Или они раньше тебя поняли, что ты не станешь спрыгивать с поезда вот таким пошлым образом? Что ты будешь держаться за свою жизнь обеими руками? Чего ты больше хочешь, Шатов? Понять, что с тобой происходит, или выжить?
   Чего тебе хочется больше?
   В комнате горела люстра. Шатов поморщился от ее яркого света. Что теперь?
   Комната начала угрожающе покачивать стенами.
   Ложись спать, Шатов. Просто ложись спать. А там… Шатов толкнул дверь в спальню, включил свет и замер. На постели, прямо на покрывале, лежала Светлана. В своем шикарном черном платье.
   Туфли валялись на полу.
   Шатов постоял в дверях, потом выключил свет и вышел в гостиную. Ноги почти совсем не держали. На тахту, приказал себе Шатов.
   Снять обувь сил у Шатова уже не хватило. Как только он лег на тахту, та начала бешено вращаться, совершая мертвые пели, одну за одной, одну за одной…
   Перегрузка вдавила Шатова в подушки. Комок подступил к горлу.
   Шатов закрыл глаза. Перед ним разверзлась бездна, в которую водопадом уносилась вселенная. Звезды и туманности, размазываясь по черной бумаге пространства, превращались в желтые полоски, переплетающиеся друг с другом в толстый упругий жгут.
   Жгут раскалился до белого цвета, Шатов попытался зажмуриться и вспомнил, что и так лежит с закрытыми глазами. Комок огня рос, заполняя собой вселенную, огненная, покрытая оспинами лопающихся пузырей, поверхность – приближалась к Шатову. Шатов попытался оттолкнуть ее. Левой рукой.
   Ладонь прилипла к раскаленному комку, боль пронзила каждую клеточку Шатова, словно это вернулся приступ. Шатов закричал, боль разом исчезла, и все вокруг заполнила тишина. Мертвая, безжизненная тишина.
   Шатов попытался застонать, но тишина проглотила и это звук.
   И дышать этой тишиной было необыкновенно трудно. Она не хотела проникать в горло. Она не хотела наполнять легкие. Она, проникнув наконец в них, не хотела убираться наружу. Она хотела поглотить Шатова.
   И послышался звук.
   Далекий и слабый, словно звон комара. И, словно звон комара, раздражающий и несущий в себе угрозу.
   – Шатов, – донеслось с другого края вселенной. – Ты куда пропал, Евгений Шатов?
   Вита, это Вита, узнал Шатов и испугался. Снова испугался. На этот раз – за Виту. Что она делает здесь, в ледяной тишине? Ей нельзя здесь быть. Нельзя. И ей нельзя сейчас видеть Шатова. У него все еще на руках кровь. Чужая, бессмысленно пролитая кровь.
   – Шатов! – снова позвала Вита. – У тебя родился сын. Евгений Шатов, у тебя родился сын.
   Шатов попытался зажать руками уши, но тело ему не подчинялось. Оно подчинялось только тишине, а та требовала одного – неподвижности.
   Они неподвижно стоят перед домом. Вита, Шатов и их сын. Ему уже почти сем лет, их сыну. И они стоят во дворе собственного дома. Ночь. Безжизненный свет уличного фонаря. Они не могут попасть в свой дом.
   Там кто-то есть. Там кто-то, кого уговаривают сделать что-то, совершенно непонятное ни Шатову, ни Вите. Они могут только стоять и ждать. Стоять, сжимая руки своего сына, и надеяться, что все это скоро пройдет.
   Шатов помнит… Шатов твердо знает, что это не может закончиться благополучно. Он это знает, но не может предупредить Виту. Не может ее предупредить, губы не двигаются, их выморозила бесконечность. Их выморозила бесконечность, и парализовал страх.
   Что-то происходит за темными стеклами дома. Что-то, решающее их судьбу. Страшно. Начинает хныкать сын, и Вита что-то спокойно говорит ему. Голос звучит четко и ясно, но Шатов не может понять ни слова. Только звук голоса.
   И пронизывающий взгляд сзади. Шатов чувствует, как ледяное жало этого взгляда, скользит по спине, оставляя набухающие болью раны.
   Толчок, Шатов не видит, что происходит с его сыном, но понимает, что происходит что-то страшное, что-то, что не должно происходить с ними. Но происходит. Шатов понимает это по страшному крику жены. И Шатов не может пошевелиться, он словно пришпилен ледяным взглядом к холодной земле.
   Снова кричит Вита. Кричит страшно, надсадно.
   Она не должна так кричать. Нельзя этого допускать. Шатов напрягается, двигается вперед и чувствует, как зазубренный взгляд раздирает его плоть. Ничего, нельзя останавливаться, нужно продолжать движение. Не обращая внимания на боль. Двигаться и соскользнуть с этого жала.
   Боль внезапно кончилась, оставив после себя только пустоту. И в пустоту эту, в эту рану устремилась темнота, заполняя душу Шатова.
   Устоять. Устоять.
   Шатов пытается оглянуться, увидеть Виту, но темнота уже захлестнула мозг, и перед глазами Шатова какая-то другая женщина бьется над убитым сыном, а сзади к ней приближается черный силуэт.
   Медленно наплывает из безмолвия, взмахивает рукой… Плавный жест, словно рука движет смычком, но в руке нож. Женщина захлебывается кровью, а Шатов захлебывается болью и темнотой.
   Черный силуэт медленно поворачивается к Шатову. Очень медленно. Лицо скрыто под черной маской, рука медленно поднимается к ней.
   Шатов знает, чье лицо скрыто под маской. Знает, но все равно не может отвести взгляд.
   Дракон. Клочья плоти, обожженные огнем выстрелов в упор. Пустая глазница светится багровым.
   – Привет, – говорит Дракон.
   – Привет… привет… привет… – тягуче растекается вокруг. Эхо.
   – Напрасно ты… – говорит Дракон.
   – напрасно… напрасно… напрасно… напрасно… напрасно… – Бесконечный ряд пустых слов заполняет все пространство вокруг, словно паутина, жгуче липнет к лицу…
   – Напрасно ты не позвал меня…
   – Ты пришел незваным…
   – Но ты меня не выпустил. У меня почти получилось. Почти получилось. Еще немного – и мы бы с тобой…
   – Я бы убил людей…
   – Ты их и так убил.
   – Но я теперь на свободе, могу идти, куда хочу… И что мне это дало? – голос Шатова теперь звучал глухо, увязая в паутине.
   – Ты на свободе… А я?.. – спросил Дракон.
   – А ты в аду, – ответил Шатов, – и ты навсегда там останешься.
   – А ты? – Дракон исчез в путанице пустых слов, словно в коконе.
   – А что я?
   – Ты еще не хочешь поменяться со мной местами? Ты еще не понял, что здесь я только испытываю муки, как наказание за грехи. Только наказание. Никто не может его уменьшить, но и увеличить его никто не может. А ты…
   …ты… ты… ты… ты… ты… ты… ты…
   – Ты уже знаешь свою судьбу? Ты знаешь ту боль, которую для тебя уготовили? Знаешь, что еще придумают для тебя эти люди? – кокон вокруг Дракона становится туже, и голос звучит глуше.
   – Мне все равно, – отвечает Шатов.
   – Все равно?
   – Хуже уже не будет, – Шатов пытается стереть с рук кровь, но она въелась в его кожу.
   – Ты так полагаешь? – Дракона уже почти не слышно, отдаленный отзвук, не более.
   Но эхо все равно подхватывает шелестящее …полагаешь… полагаешь… полагаешь…
   – Это только начало. Ты называл меня чудовищем, Шатов, а как ты назовешь тех, кто меня в это чудовище превратил? Как ты их назовешь?…
   …назовешь… назовешь… назовешь… назовешь…
   – Они не просто уничтожать тебя, нет, они обдерут с тебя прошлое и настоящее, как кожу. С тебя живого. И начнут втирать в открытую рану соль лжи. Ты думаешь, что уже знаешь боль? Ты познал только ту ее крупицу, которую соизволили тебе подарить они…
   – Кто они? Замок? – Шатов попытался отбросить паутину с лица, но рука прилипла к бесконечной путанице слов и их отражений.
   – Замок… – прошептал кокон. – Это только название. Только название… название… название… название…
   И тишина. И эхо отражало тишину, заполняя ее шершавой плотью все сознание Шатова.
   Бесшумно Шатов протянул руку к кокону. Бесшумно провел по его окаменевшей поверхности ладонью. По непроницаемой каменной поверхности.
   Окликнуть? Стукнуть в нее? Зачем? Он что-то хотел спросить у Дракона. Что важное. Такое, на что может ответить только Дракон. Шатов еще раз провел рукой.
   Тишина.
   И вдруг тишина сменилась грохотом. По кокону пробежала трещина, разветвляясь и извиваясь, как молния. Кокон взорвался, расшвыривая в стороны обрывки паутины и клочья тишины.
   Слова вспыхнули, как тополиный пух, пламя мгновенно пробежало по всей вселенной, жадно обняло Шатова. На месте кокона поднималось облако взрыва, поднималось медленно, набухая кровью и переливаясь огнем.
   Облако пульсировало, словно под его поверхностью пряталось нечто… И Шатов попятился, зная, что сейчас произойдет.
   И полыхнула вспышка, сжигая все, сжигая даже огонь. И из вспышки этой родился Дракон.
   Распахнувшиеся крылья заполонили все небо, а кривые когти на чешуйчатых лапах так вцепились в землю, что по ее поверхности пробежала сетка трещин, как по кокону перед взрывом, будто и сама земля всего лишь кокон, скрывающая в себе чудовище.
   Дракон счастливо захохотал, опрокидывая звуком своего голоса скалы.
   – Мне больше не нужно ждать твоего приглашения, – крикнул Дракон, и с неба горстью песка осыпался Млечный путь. – Я теперь могу сам выйти наружу, прорасти сквозь время и сквозь твою плоть.
   Шатов молча смотрел на чудовище, прикрыв глаза от песка рукой.
   Он уже все знал. Все. Знание это было в Шатове с самого начала, еще до того, как он впервые встретился с Драконом, еще до того, как Дракон попытался сделать из него свою гончую.
   У Шатова было знание и было предназначение. Оно было в нем всегда, как тайна в ларце, от которого, играя, потеряли ключ. И сейчас это знание пробивалось наружу, как Дракон из кокона.
   – Ты не сможешь причинить мне вреда, – сказал Шатов.
   – Ты сам уничтожишь себя, – сказал Дракон, и поток жидкого огня ударился в небо и потек к горизонту, оставляя на небе прогоревшие дорожки сажи.
   – Я уничтожу тебя, – сказал Шатов.
   – Для этого тебе придется уничтожить и себя, – пророкотал Дракон, и новые ручейки сажи пролегли по небу.
   – И я уничтожу тех, кто породил тебя, – крикнул Шатов.
   – Нет, – выдохнул столб черного огня Дракон. – Ты не сможешь их уничтожить. У тебя есть шанс. Есть шанс!
   Теперь уже по небу пробежала трещина, начала осыпаться голубая штукатурка.
   – Какой шанс? – спросил Шатов.
   – Какой шанс? Ну, ты же умный, Шатов, придумай. Сам придумай!
   – Какой шанс? – снова крикнул Шатов.
   Глаза Дракона оказались вдруг возле самого лица Шатова.
   – Ответь на мою загадку, а потом я отвечу на твой вопрос, – предложил Дракон. – Ответишь – подскажу.
   Голубая штукатурка осыпалась, обнажая ноздреватую поверхность старой кирпичной кладки.
   Шатов попытался отвернуться, но глаза Дракона держали его крепко.
   – Ответишь – подскажу, – снова прошипел Дракон.
   – Спрашивай, – выдохнул Шатов.
   – Ай-ай-ай-ай!.. – небо осыпалось большими влажными кусками.
   Упало и с жестяным звуком покатилось к горизонту солнце.
   – Скажи мне, Шатов, почему всех так поразил твой выбор дома?
   Обман. Это обман. Шатов сам хотел бы это узнать у Дракона. Он уже спрашивал это у черного силуэта дьявола. И ему не ответили.
   – Я не знаю ответа, – сказал с обидой Шатов.
   – Ты не должен его знать, ты должен его придумать. Придумать…
   Жарко. Отливающая бронзой чешуя дракона пышет огнем. Нечем дышать. Придумать? Придумать ответ на вопрос, который мучит Шатова уже так долго? Придумать…
   Почему этот вопрос так волновал Шатова? Почему так поразил выбор Шатова Дмитрия Петровича и Игоря? Почему вокруг этого пустяка вдруг столько всего завертелось? Что бы Шатов сейчас ни придумывал, все это не может быть правдой.
   Придумай, приказал Дракон. Придумай.
   Почему именно этот дом. Почему именно то, что ты выбрал его, так всех поразило. Придумай. Тебя ничего не связывает с этими людьми. Ровным счетом ничего. Только…
   Шатов почувствовал, как каменеет его лицо. Так просто. Все так просто. И они действительно не могли ему этого объяснить. До сегодняшнего дня они этого объяснить ему не могли. Это могло нарушить их планы, какими бы эти планы ни были.
   И понятно, почему он не смог подобрать пароль к компьютеру. И теперь Шатов совершенно точно понял, в чьем доме он живет, и почему это так всех поразило.
   – Дракон! – позвал Шатов.
   – Я никуда не уходил, – ответил Дракон.
   – Я живу в твоем доме? – спросил Шатов. – В твоем?
   – Это твой ответ? Или ты спрашиваешь у меня?
   – Я живу в твоем доме, – сказал Шатов.
   – Да, – усмехнулся Дракон.
   – И пароль в компьютере – Дракон?
   – Угадал, – засмеялся Дракон. – Может быть, ты угадаешь, какой пароль там был до встречи с тобой?
   – Охотник, – легко сказал Шатов. – Ты называл себя охотником.
   – А потом охотником стали называть тебя. Ты похитил мое имя.
   – Мне не нужно это имя, – крикнул Шатов.
   – А это уже от тебя не зависит. Ты Охотник. Тебя любят, ненавидят и боятся именно под этим именем, – Дракон растворился в обступившей Шатова темноте.
   – Ты обещал ответить! – голос Шатова исчез в темноте, не найдя от чего отразиться. – Дракон!
   – Я здесь, – ответила темнота. – Я держу свое слово.
   – Тогда отвечай!
   – Хорошо… Я отвечу… Только…
   – Не выкручивайся!
   – Я держу данное слово, – повторил Дракон. – Держу.
   – Не всегда. Ты пытался меня обмануть, когда убил ту школьницу. Помнишь?
   – Помню, – ответил Дракон. – Я не вру.
   – Тогда почему тянешь с ответом?
   – А мой ответ ничем тебе не поможет, – слова Дракона стали собираться в капли и гулко падать в бездну. – Это не зависит от тебя. Вернее, это уже предопределено. Тобой, мной, Замком. И ты можешь спастись только, если…
   Снова тишина.
   – Я жду ответа, – напомнил темноте Шатов.
   – А ты обратил внимание, что сегодня мы с тобой впервые просто разговариваем? Не угрожаем друг другу, не пытаемся использовать друг друга… Может, мы начинаем привыкать друг к другу? Срастаться?
   – Нет! – Шатов выкрикнул это «нет», будто отшвырнул рукопожатие врага. – Нет!
   – Отчего так решительно? – печально спросил Дракон.
   – У нас не может быть ничего общего, ничего…
   – У нас уже общий дом.
   – Он…
   – Что? Не твой? Ты просто в нем живешь? А это не делает его твоим? Вспомни, как ты рассматривал библиотеку. И игры. Ты ведь подумал тогда, что и сам мог бы собрать такую коллекцию. Забыл? – Дракон не пытался уязвить Шатова или укорить.
   Он печально спрашивал. Печально. И печаль его была искренней – Шатов это чувствовал.
   – Я не хочу иметь с тобой ничего общего, – как мог решительно ответил Шатов.
   – Ты сам уже не веришь в то, что говоришь.
   – Я знаю, что не хочу… не желаю иметь с тобой ничего общего.
   – Не хотеть и не иметь – это две большие разницы, – засмеялся Дракон.
   – Ответ! – потребовал Шатов.
   – Конечно. Ответ… – Дракон снова оказался рядом с Шатовым.
   Они стояли на краю скалы, а внизу, почти у самых их ног, медленно вращался рой звезд. Сполохи звездного света освещали Дракона снизу, играя бликами на его чешуе. И они были почти одного роста – Дракон и Охотник. И стояли они рядом, плечо к плечу.
   Дракон повернул голову, посмотрел на Шатова.
   – Все уже решено, – сказал Дракон. – И никто не знает, что именно произойдет. Но это произойдет. Так или иначе. Произойдет так, как это заложено тобой и мной. Как это заложено Замком, и тем, кто, являясь частью Замка, хочет его гибели. Но главным орудием судьбы будет…
   Что-то вспыхнуло у них под ногами, словно камешек упал в светящуюся лунным светом воду.
   – Тебя ведь не существует, – сказал Шатов. – Я разговариваю с самим собой…
   – Ты признаешь, что я поселился в тебе? – ощерился Дракон.
   – Нет, я придумываю тебя…
   – Это почти одно и то же… Так ты хочешь знать, что судьба избрала своим орудием? Подсказать? Или ты придумаешь сам?
   – Ты обещал, – сказал Шатов.
   – Хорошо, – Дракон взмахнул крыльями и легко взлетел, обдав Шатова ветром и звездной пылью.
   – Отвечай! – крикнул Шатов, запрокинув голову вверх.
   – Тебя окружает ложь. И она сильнее тебя. Сильнее… Она сильнее всех, сильнее Замка. Гораздо сильнее Замка. Но ты можешь быть сильнее ее. Если найдешь точку опоры, если ты сможешь распознать ложь, как бы больно тебе не было… – крыло Дракона рассекло темноту над головой Шатова, – тебе могут помочь зубы дракона.
   Еще один росчерк драконьего крыла, и сквозь открывшуюся дыру на Шатова обрушился поток света. Не жгучая жидкость огня, а прохладная, исцеляющая влага.
   – Шатов, – крикнул Дракон, – у тебя есть шанс. И если ты выживешь, благодаря зубам дракона, мы еще встретимся.
   – Ты хочешь, чтобы я выжил? – удивился Шатов, купаясь в прохладном сиянии утра.
   – Это единственный шанс для меня. Выжить и выбраться к людям.
   – Охотник! – прокричал Дракон. – Ты хороший боец! Ты мог бы победить, если бы это зависело от тебя. Но это зависит только от зубов дракона и от лжи. От лжи и от зубов дракона.
   – Запомни, Шатов, зубы дракона.

ЧАСТЬ 3

Глава 9

   Проснулся он около полудня, Светлана молча сидела в кресле возле тахты, подперев щеку кулаком. Когда Шатов посмотрел на нее, Светлана улыбнулась болезненной испуганной улыбкой, и встала.
   Она уже успела переодеться в джинсы и рубашку, снова став симпатичной и немного взбалмашной девчонкой. Возбуждающая самка осталась в ночном клубе.
   – Я принесу позавтракать? – спросила Светлана.
   – Принеси, – согласился Шатов.
   Нужно переодеться, напомнил себе Шатов, осмотрел одежду и увидел, что на ней и руках остались бурые пятна. Кровь.
   Ему ничего не приснилось. Все было на самом деле. Что они снова попытаются придумать? Оставят ему драку в туалете? А все другое назовут бредом?
   Диктофон. Шатов похлопал правой рукой по карманам брюк. Вытащил пистолетную обойму, так и не израсходованную ночью. А диктофона нет. Пропал диктофон.
   Болела рука. Это его стамеской, или порезался стеклом, когда пролазил сквозь окно клуба? Когда ему начнут врать?
   Шатов осторожно снял с себя рубаху, аккуратно, чтобы не побеспокоить рану, стащил рукав через повязку. Бинт пропитался кровью и засох.
   Рубаху можно выбросить. Рваная и в крови. Шатов скомкал рубаху и швырнул ее в угол комнаты. Снял с руки электронные часы и с силой запустил ими в стену.
   Не нужно мне врать.
   Душ, полотенце, спортивный костюм и кроссовки.
   Шатов вышел в гостиную и увидел, что Светлана уже накрыла стол и стоит рядом, спрятав руки за спину.