— Раньше вы были кораблевладельцем? — спросила Кыс.
   — Я был владельцем и капитаном. Семьдесят девять лет. Как говорится, поймал удачу за хвост и отправился сюда, чтобы насладиться ею. Послушайте, ведь мои финансовые агенты оформили все мои отчеты в вашем департаменте и выплатили все полагающиеся налоги. У меня все документы в порядке.
   — Действительно, — произнес Нейл.
   Он открыл маленькую черную папку и извлек из нее информационный планшет.
   — Ваши финансовые советники проявили максимум усердия и тщательности. Тем не менее, мы обнаружили одно упущенное ими несоответствие.
   Лицо Страйксона помрачнело:
   — Надеюсь, что вы ошибаетесь. Обустройство резиденции в этом мире мне обошлось в кругленькую сумму. Я делал все в точности по справочникам, оплатил услуги юристов. Мне пришлось выплатить немалый налог на то, чтобы департамент восстановил сведения о месте моего рождения. Кроме того, были дополнительные поборы, выплаты за оформление гражданства, компенсации. Для того чтобы стать — как бы это получше сказать — простым гражданином этого прекрасного мира, мне пришлось расстаться с неприлично крупной суммой денег. И я легко на это пошел. Не думал, что после этого с меня еще что-нибудь потребуют.
   — Конечно, не ожидали, — сказала Кыс.
   — Но, думаю, это вам лучше обсудить с вашими финансовыми агентами, — добавил Нейл.
   — Мы просто выполняем свою работу, — произнесла Кыс.
   — Знаю, знаю, — слегка улыбнувшись и успокаивающе подняв руку, произнес Страйксон.
   Я мягко прощупал его, пока он отвлекся на разговор. Серебряный кулон на его шее содержал довольно мощный пси-блокиратор, но это устройство не могло тягаться со мной. К тому времени, как он улыбнулся и поднял руку, я уже дезактивировал блокиратор и вторгся в его сознание.
   Там я обнаружил удивительную смесь раздражения и облегчения. Страйксону действительно доложили о гибели Чайковой. Его предупредил звонок Акунина. Тот был в ярости оттого, что Трайс отказался от встречи и обсуждения возникшей проблемы.
   — Этот ублюдок не воспринял меня всерьез, — сказал Акунин Страйксону. — Он думает, что Чайкову убрали конкуренты с черного рынка.
   — Но ведь это возможно, верно? — спросил Страйксон.
   — Мы ее выбрали в первую очередь потому, что она играла чисто, — сказал Акунин. — Против нее не осмелился бы выступить ни один клан преступного мира. Будь осторожен, Афин. Если кто-то начал на нас охоту, то ты будешь следующим. Тебя легче найти, чем остальных.
   Напуганный Страйксон заперся у себя и стал ждать худшего. Когда мы постучались в двери, его нервы не выдержали. Он был готов удариться в панику. А теперь выяснялось, что его всего лишь посетили официальные представители налогового департамента. Облегчение его было невероятным. Ведь на какое-то время ему показалось, что какая-то карающая сила, уничтожившая до того Чайкову со всей ее свитой, настигла и его. Но все равно он был рассержен. Оперативные работники министерства, контролировавшие оформление документов, уверяли его, что проблем с департаментом сборов и пошлин не возникнет. Это было одно из преимуществ, дарованных Тринадцатым Контрактом.
   В его поверхностных мыслях я видел все то, что он считал скрытым и что, как он боялся, могло выплыть наружу. Недекларированное имущество, незаконное владение акциями, подставные счета, неоплаченные долги за…
   Тут мне пришлось остановиться. Я не собирался врываться в его сознание и выворачивать его наизнанку. Мне не хотелось, чтобы он осознал, что происходит. Данная форма телепатической манипуляции родственна гипнозу, мягкому убеждению, заманиванию. Его разум был настолько занят финансовыми проблемами, что был готов выложить все, что угодно.
   — Господин Страйксон, — впервые за время встречи заговорил я. — Дело касается технологических пошлин.
   Я произносил слова, придавая голосу Матуина мягкий тон, оказывая гипнотическое воздействие на его восприимчивое сознание. Слова подкреплялись телепатическим эхом. И именно это эхо пробирало его до глубины души.
   — Технологических пошлин?
   — На продажу вашего судна «Букентавр» [6]. Если аффидавиты фискальных прибылей и отступные письма, заверенные вашими агентами, точны, то значение налога постановки на якорь и коммерческие сделки выше на тридцать два процента.
   На самом деле ошибка была в двадцать шесть процентов, но мне необходимо было его смутить. Удивленным разумом куда легче управлять.
   — Тридцать два?
   — Один только владелец пристани недополучил девять десятых прибыли. Но сильнее всего нас заботит заключение торговых сделок — основное поле деятельности нашего департамента. Печати на перевозку были просрочены на…
   —  Восемь лет.
   - Восемь лет, — сказал Нейл, делая вид, что сверяется со своим планшетом.
   — Восемь лет? — произнес Страйксон, присаживаясь.
   —  И неправильно заявлен тоннаж.
   - И неправильно заявлен тоннаж, — сказала Кыс.
   —  «Букентавр» — судно седьмого класса.
   — Поскольку «Букентавр» — судно седьмого класса, — закончила она.
   — О Трон, — прошептал Страйксон. — Так сколько я еще должен?
   — На текущий момент, — произнес я, — учитывая пени, вы должны…
   —  Должны, Афин, сказать нам, как долго вы работали на картель?
   Слишком захваченный мыслями о возникших финансовых проблемах, Страйксон пожал плечами.
   — Не более четырех лет. — Он думал, что рассказывает нам о грузовых печатях.
   —  Кто пригласил вас?
   — Акунин и Выголд.
   —  Сколько рейсов к Оплавленным Мирам вы совершили?
   - Девять, — пробормотал Страйксон, полагая, будто только что объяснил нам, как трудно было просчитать фискальный резерв, чтобы увеличить закладную ставку при продаже корабля.
   — Да, это всегда не просто, — произнес я вслух.
   — Сделкой занимались брокеры от Навис Нобилите, — сказал Страйксон. — Это было просто ужасно. Мне необходимо выпить кофеина. Желаете кофеина?
   —  Вам не нужен кофеин.
   — Мне не нужен кофеин, — сказал он, снова опускаясь в кресло. — Простите, о чем вы только что спрашивали?
   —  Почему вы вышли из картеля?
   - Я уже достаточно заработал. Точнее говоря, больше, чем мог мечтать. Я устал от космоса. И тут представилась хорошая возможность… — Он помедлил, поднял взгляд и озадаченно забормотал: — Неужели… я только что рассказал, почему вышел из дела?
   Я слегка сжал свою ментальную хватку, точно борец, меняющий захват.
   —  Нет, Афин. Вы только что рассказывали мне, на кого работали. Кто организовал Тринадцатый Контракт?
   — Ах да. Всем шоу заправлял Акунин. Начиналось все с него и Феклы. Потом уже они набрали всех остальных. Акунин любил бахвалиться тем, что заказы поступают от самого Жадера Трайса. Но, как однажды мне рассказал Фекла, это была болтовня. Акунину нравилось делать вид, будто бы он напрямую связан с главным управляющим министерства. На самом деле приказы поступали через секретистов.
   —  Кто такие секретисты?
   Страйксон посмотрел на нас и улыбнулся. Ему казалось, будто бы он радостно рассказывает нам, что брокерам Навис Нобилите нельзя доверять продажу хорошего корабля, если они могут с этого навариться. Но рот его говорил:
   — Не знаю. В этом-то и суть. Секретисты работают тайно. Они несут волю Диадоха. Они прикрывают его деятельность и защищают его. И они чертовски хорошо справляются с этой задачей. Трон, не хотелось бы мне перейти кому-нибудь из них дорогу! Однажды за ужином я повстречался с одним из них. Его звали Ревок. Главный контакт Акунина. Этот человек ужасен. Каменный убийца.
   —  Что еще вы можете рассказать мне об этом Ревоке?
   - Практически ничего. Мне запомнились только его желтые глаза. Чертовы желтые глаза… — Голос Страйксона затих.
   Впоследствии он помнил, что сказал нам только:
   — Никогда не доверяйте брокерам. Они не включают в свои оценки налоги на сверхприбыли и пытаются ухватить тринадцать процентов выгоды при продаже.
   —  Кто такой Диадох?
   — Наследник. Преемник. Тот, что должен быть!
   —  Жадер Трайс- Диадох?
   Страйксон громко рассмеялся и поднялся из кресла.
   — Ну, конечно же, нет! Он только его главный помощник! Правая рука Диадоха.
   —  Сядь.
   Он резко сел, подчинившись мне.
   —  Значит, Диадох стоит выше, чем главный управляющий?
   - Да. Конечно, — тихо проговорил Страйксон. Глазами Зэфа я поглядел на Кыс и Гарлона.
   —  Какова цель Тринадцатого Контракта?- Чарующий голос Кыс прозвучал в его голове.
   Страйксон посмотрел на нее.
   — Доставка систем обработки данных с Оплавленных Миров, а в особенности со Спика Максимум. Мы должны были поставлять их министерствам Юстиса Майорис.
   —  Зачем?
   Страйксон заморгал.
   — Честно говоря, не имею понятия, — сказал он. Он не лгал.
   — Давайте посмотрим ваши налоговые декларации и компенсационные выплаты, — произнес я.
   — Ох, ладно… — вздохнул Афин Страйксон.
 

Глава шестнадцатая

   К концу дня город за окнами размыло дождем. В такой час в офисе особого отдела обычно бывало людно. Но этим утром представители департамента внутренних расследований временно отстранили всех от службы, а техники демонтировали все когитаторы и унесли их вместе с горами картонных коробок, набитых бумажными отчетами.
   В офисе стояла траурная тишина. Выключены были даже системы вентиляции. Рикенс мерил шагами зал, постукивая тростью. Все это было неправильно. За все годы своей преданной службы он никогда…
   Он услышал, как за его спиной открылся люк, и обернулся. Санкельс, огромный и похожий на ходячую бочку в своей униформе, прошел между пустыми столами и встал возле Рикенса. В отличие от сутулого начальника особого отдела Санкельс имел прямую спину, был значительно моложе, выше и массивнее. Он посмотрел на Рикенса из-под полуопущенных век.
   — Вы получили мое послание?
   — Да, — сказал Рикенс.
   — Так будет лучше, — произнес Санкельс. — Человек с вашим послужным списком и такой отличной репутацией имеет хорошие перспективы после отставки. Просто подумайте над этим. Начинается ужасная неразбериха, Рикенс, и вам незачем тонуть в ней. Тихий уход на пенсию, отставка по состоянию здоровья. У вас будет стабильная пенсия. И главное, вы не будете запятнаны, если что-нибудь всплывет в процессе расследования.
   — А вы, как только я уйду, сможете навести здесь свои порядки?
   — Если говорить по-простому, — сказал Санкельс и протянул руку. — Ну, так как?
   — Что — как?
   — Пора на отдых, представитель Рикенс?
   — Вы честно думали, что я сдамся и упрощу вам задачу, Санкельс? — спросил Рикенс.
   Глава департамента внутренних расследований побагровел и убрал руку.
   — Не делайте этого, — прошипел он сквозь зубы. — Не стоит даже пыта…
   — Я офицер Имперского Магистратума, — произнес Рикенс. — Я давал присягу защищать законы государства и правосудие Императора Человечества. Я стою на страже кодексов и прав, гарантирующих нашу общую свободу. И не собираюсь отходить в сторону или помогать вам.
   Санкельс вначале отвернулся и собрался уйти, но затем вновь резко метнулся обратно, нацеливая палец прямо в лицо Рикенсу. Представитель Магистратума вздрогнул.
   — Вы даже не представляете, с чем имеете дело! — закричал Санкельс.
   — Действительно, не представляю, — спокойно признал Рикенс. — Я абсолютно не понимаю, что происходит и почему департамент внутренних расследований пытается укутать все великой тьмой. Мне ясно только то, что мой департамент наткнулся на что-то очень важное и потому был выбран козлом ощущения.
   — Вы…
   — Я закончу то, что начал говорить, Санкельс. Мне известно, что ваш отдел тесно связан с министерством торговли субсектора, как известно и то, что вы сами напрямую связаны с его главой. Не стану ставить под сомнение то, что попытка покушения на жизнь управляющего Трайса, совершенная прошлой ночью, была угрозой всем нам. Признаю, что могут существовать какие-то внутренние секреты и государственные тайны, к которым я не могу быть допущен. Но я не позволю, чтобы мой отдел принесли в жертву. Если я уйду в отставку, никто не будет проводить расследования. Ничто не сможет воспрепятствовать быстрому и полному уничтожению отдела по расследованию особых преступлений.
   Рикенс достал из кармана плаща стопку бумаг.
   — Сегодня, сэр, я списался с Юстициарием, департаментом Адвокатуры и управлением Арбитрес субсектора. Я советовался с юрисконсультом. Если я откажусь уйти в отставку, вам придется открыть в отношении меня судебное преследование. А это в любом случае приведет к полномасштабному расследованию происшествия. Все вскроется. Никаких больше тайн. Если обвинения, выдвинутые вами против моего департамента и служащих в нем людей, верны, вы сможете доказать это при разбирательстве дела Юстициарием. И если мы виновны, пусть нас признают виновными. Я не собираюсь участвовать в этом тайном перевороте и незаконной узурпации власти департаментом, который, на мой взгляд, и без того уже слишком могуществен. Отдел внутренних расследований, Санкельс, лишь исполнитель закона, а не сам закон.
   — И вы откажетесь от спокойного ухода на пенсию только для того, чтобы доказать это утверждение?
   — Я не уйду, Санкельс. В этом мой долг перед Троном.
   Санкельс медленно смерил Рикенса взглядом.
   — Расследование и суд уничтожат вас, Рикенс. Ваша репутация, ваше доброе имя. Я пытался избавить вас от позора и забвения.
   — Не думаю, что вы пришли за этим, — сказал Рикенс, обходя Санкельса и направляясь к двери. — Я ухожу домой. Завтра же утром я первым делом отправлюсь к консулу Юстициария, чтобы приготовиться к этому вашему расследованию. Несомненно, они затребуют доступ ко всем тем бумагам и электронной документации, которую вы изъяли из этого офиса. И я уверен, мне сразу же порекомендуют связаться с орденом Инквизиции, чтобы проинформировать их о предстоящем суде.
   Санкельс уже собирался что-то сказать, но потом сжал губы.
   — Доброй вам ночи, сэр, — сказал Рикенс, покидая комнату.
   Санкельс постоял немного в одиночестве, а затем достал из мешочка на поясе мобильный вокс. Он выбрал защищенный канал.
   — Это Санкельс. Мне необходима встреча с главным управляющим в самые кратчайшие сроки.
   Орфео Куллин потягивал крапивный чай и предавался чтению, когда его без предупреждения навестили представители Братии. Начинало смеркаться, и климат-контроль в номере Регентства Вайсроя противостоял ненастью, бушующему за окнами. Куллин сидел за столом, заваленном старыми рукописями, книгами и документами древности, закодированными на планшеты. Том, что Орфео сейчас держал в руках, был написан на одном из ксенокодов, и приходилось, словно театральный бинокль, держать перед глазами громоздкий оптический переводчик. Под столом играла симивульпа.
   Орфео Куллин уже почти полностью забил память информационного планшета извлечениями. Энунция. Его терзало любопытство. Может ли это быть правдой?
   — К вам пришли из Братии, — произнесла Лейла Слейд.
   — Уже? — Куллин опустил бинокль.
   — Мне сказать им, что вы заняты?
   — Нет, я в их полном распоряжении. Приведи их. Но, Лейла…
   — Да, сэр?
   — Прошу тебя, будь начеку.
   Она кивнула и пригласила монахов.
   — Брат Артуа. Брат Стефой, — поприветствовал их Куллин, поднимаясь из кресла.
   Мужчины поклонились. «Сегодня они не столь учтивы», — подумал Куллин. Их настоящие глаза были закрыты повязками.
   — Мы смотрим на вас, Орфео Куллин, — сказал Стефой.
   — Я не ждал вашего визита, — сказал Куллин. — Желаете выпить?
   — Нет, спасибо, — ответил Артуа.
   Он достал из кармана сложенный шелковый платочек и развернул его своими изувеченными пальцами. В платке хранился покореженный кусочек фокусирующего кольца.
   — Вы просили его для своей коллекции.
   Куллин взял осколок и принялся разглядывать.
   — Замечательно. Благодарю вас. Но не думаю, что вы пришли только затем, чтобы отдать мне эту вещицу.
   — Нет, — сказал Стефой. — Магус-таинник попросил доставить вам свежую информацию по пророчеству.
   — Согласно вашему совету, — сказал Артуа, — Братия изучила линзу, чтобы выяснить, какие детерминативы могли измениться и как произошедшее могло отразиться на вероятности пророчества.
   — Думаю, вам будет приятно узнать, что процент вероятности не уменьшился. На самом деле, — произнес Стефой, — он, может быть, даже вырастет. Хотя Трайс до сих пор жив, его детерминативная роль изменяется.
   — Так я и предполагал. Трайс напуган и будет осторожничать. Он будет держаться в стороне, чем очень нас обяжет. Отлично. Я рад.
   Артуа извлек из кармана кусочек бумаги.
   — А вот и один из свежайших детерминативов, чья роль стремительно выросла за последние десять часов.
   — Интересно. Его роль отрицательна? — спросил Куллин.
   — Нет, он оказывает позитивное воздействие, — ответил Артуа.
   Куллин взял бумажку и прочитал написанное на ней слово.
   — Опять имя. Нам известно, кто это? На что оно указывает?
   — Пытаемся выяснить, — ответил Стефой.
   — Белкнап, — пробормотал себе под нос Куллин. — Белкнап…
   Добрый доктор ушел, чтобы вернуться только на следующий день. Кара спала, и в «Доме грусти» было тихо. Карл Тониус оставил свои гудящие когитаторы и стену, обклеенную бумажными карточками, и зашагал по коридорам и лестницам дома, намереваясь прочистить мозги и дать отдых рукам.
   Он чувствовал себя больным и знал почему. Карл старался выкинуть это из головы, но ничего не получалось. Ломка. Нельзя было доводить до этого. Нельзя. Карл понимал, что совершает большую глупость и что если он не остановится, то все выплывет наружу и будет…
   Все будет очень плохо.
   Карл остановился перед зеркалом в прихожей. Он увидел себя: утомленного и явно больного. Его кожа была бледной и сухой, под глазами образовались темные мешки. «Но, тем не менее, — подумал он, — я все еще выгляжу потрясающе». Черные туника и брюки, черные ботинки. Сегодня он выбрал скромную утонченность, изящно подчеркнутую казуритовой брошкой на отвороте.
   Затем Карл понял, что делает. Он смотрит в зеркало. Смотрит в зеркало, в зеркало, в…
   Он попытался отвести глаза, но его затянуло уже слишком глубоко. Тониус отправился в свою комнату, открыл потайное отделение саквояжа и достал оттуда один из красных бумажных свертков.
   Он развернул его трясущимися руками, сделал глубокий вдох и уставился во флект. Какие чудеса он увидит в этот раз? Какой экстаз он…
   Он ослеп. Нет, не ослеп. Оглох. Нет, не оглох…
   Падение. Он падал. В яму, наполненную чернейшим дымом Старой Ночи… И вспыхивали забытые светила, проваливаясь в забвение, и охающее стенание потрескивало, точно ненастроенный вокс.
   И что-то кружило рядом в темноте, сопровождая его в бесконечном падении… Рот Тониуса раскрылся в крике, но не издал ни звука.
   Рядом мчалось нечто бледное и холодное и в то же время пылающее, нечто страдающее от боли и изувеченное, нечто древнее.
   Нечто ужасное. Необъятный, невыразимый страх скрутил тело Карла Тониуса и задышал, точно зверь, за стенкой его глаз.
   Кровь Карла превращалась в лед, потрескивающий в венах. Сердце остановилось, налив грудь мертвой, свинцовой тяжестью. Его глаза наполнились огнем.
   И он умер.
 

Глава семнадцатая

   Жуткий, ошеломляющий удар сотряс его затылок. Это оказался пол. Он лежал на спине, дергаясь и издавая горлом булькающие звуки, но затем затих.
   Секунды текли с неторопливостью ледника. Когитаторы, переведенные в автоматический режим, пощелкивали и гудели. Свет ламп играл на коробочке с загадками и осколках флекта на полу.
   Карл неожиданно захрипел и сел. Одышка терзала легкие, глаза постоянно смаргивали. Он пытался вспомнить, где находится. И кто он. Во рту тек отвратительный привкус.
   Он огляделся и начал вспоминать. Увидел лежащий рядом с ним на полу флект.
   — О боги… — пробормотал Тониус. Глупо, глупо, глупо…
   Он с трудом поднялся на ноги. Кожу под холодной и промокшей от пота одеждой покрывали мурашки. Он старался не думать о том, что увидел в этот раз. Глупо! ГЛУПО!
   — Плохой приход, — произнес он дрожащим голосом. — Ничего больше. Просто плохой приход. И все это только твоя дурацкая ошибка…
   Он наклонился и собрал осколки флекта, завернув их обратно в бумагу и спрятав в саквояже.
   Неожиданно он резко развернулся. Как долго продолжалась отключка? Карл посмотрел на хрон, стоящий на столе. Час. Как минимум пропал целый час.
   Что-то закричало, заставив его подпрыгнуть на месте. На долю секунды ему показалось, что это снова то плачущее стенание, что сопровождало его в падении в яму и…
   Не было никакой ямы. Никакой тьмы. Никакого стенания. Он тяжело задышал, пытаясь справиться с паникой. Все это было только сном, просто спазмами его сознания. Все было в порядке.
   Снова раздался крик. Он доносился из коридора.
   — Проклятье! — произнес Карл. — Скох!
   Тониус отпер дверь и заглянул внутрь. Скох сидел на стуле, уставившись на него.
   — Ну, наконец-то, — сказал он. — Я звал тебя. Кричал целую вечность.
   — Хорошо, я уже здесь. В чем дело?
   Скох поднял скованные руки.
   — Все то же самое. Судороги.
   — Я думал, что доктор дал тебе мазь, — сказал Карл.
   — Для кожи, но не от судорог, — произнес Скох.
   — Ладно. — Карл вошел в комнату и остановился на самой границе досягаемости цепи. — Ты уже все знаешь. Показывай.
   Скох поднял руки, демонстрируя, что наручники туго стискивают его запястья.
   Карл достал из кармана ключ и бросил его Скоху. Охотник поймал его, отпер наручники и принялся растирать запястья.
   — Хватит, — сказал через некоторое время Карл.
   — Еще минутку, — ответил Скох, разминая воспаленные суставы.
   — Немедленно, — сказал Карл.
   Бросив на него злобный взгляд, Скох снова замкнул наручники. А затем бросил ключ обратно Карлу.
   — Показывай.
   — А что с твоим носом-то случилось? — спросил Скох.
   — Чего?
   — У тебя кровь идет, — произнес Скох.
   Карл потрогал лицо и увидел красные капли на своих пальцах.
   — Проклятье! — выругался он и выбежал, захлопнув и заперев за собой дверь.
   Он поспешил к зеркалу в коридоре. Кровь не только обильно текла из носа, кровью ужасно налились его глаза.
   — О Трон… — прошептал Карл.
   Фивер Скох подождал несколько секунд, а потом высвободил руки из наручников. Хотя он и неплотно замкнул их, но они все равно ободрали ему руки. Жирная мазь, которую дал доктор, помогла. Без этой мази…
   Он направился к двери, зная, что она заперта. Осторожничать времени не было. Это был шанс… мимолетный шанс.
   Скох был крепким мужчиной, и отчаяние только придавало ему сил. Один удар ноги снес дверь с петель.
   Карл обернулся на грохот. Но Скох уже несся на него, подобно быку. Охотник налетел всем весом на Карла и вогнал его в стену, разбив зеркало. Тониус пытался бороться со Скохом, но тот был значительно сильнее. Фивер снова приложил дознавателя об стену, а затем ударил кулаком по голове. Карл отлетел назад, врезался в дверной косяк и без сознания повалился на пол.
   Скох хотель закончить начатое. Он с радостью бы прикончил проклятого дознавателя. Но охотник понимал, что времени на это у него нет. Если по близости были другие, они должны услышать шум. Фивер бросился к лестнице и практически слетел с нее.
   В пижамных штанах и рубашке из своей комнаты появилась Кара.
   — Карл? Что за чертовщ…
   Она увидела Скоха, спрыгивающего с лестницы.
   — Проклятье, нет! — завопила она и бросилась за ним, не обращая внимания на боль в животе.
   У Скоха было хорошее преимущество. Он выбежал в прихожую раньше, чем она смогла миновать и половину лестницы. Увидев ее, Фивер развернулся и метнул один из стульев, стоявших в коридоре. Кара увернулась, и тот разбился, ударившись о громоздкие перила.
   Скох был уже у входной двери, откидывая в сторону запор, и затем он уже бежал по дороге, вырвавшись в холод пасмурного вечера.
   Босиком, кривясь от боли, Кара продолжала преследование. Она выскочила на улицу — широкий тихий проспект. Ни машин, ни пешеходов. Только высокие, увитые плющом стены соседних особняков, фонари и сигнальные вышки.
   Несмотря на боль, она двигалась быстро. Выкладываясь в полную силу, она стала настигать беглеца. Ему было не скрыться. Он просто не мог. Его побег нарушил бы все планы.
   Они были уже на углу улицы. Кара теперь могла дотянуться до Фивера, но, когда она попыталась схватить его, ее нога оскользнулась на влажных листьях, и Свол распласталась возле стены.
   Кара взвыла. Что-то лопнуло. Скорее всего, это были швы, аккуратно наложенные Белкнапом. Она попыталась подняться, но не смогла. Боль оказалась ужасающей. Кровь пропитала ее рубашку.
   Скох исчез в конце улицы.
   Через нее перепрыгнул Карл Тониус. Не сбавляя скорости, он оглянулся назад. Его лицо представляло собой сплошное кровавое месиво.
   — Возвращайся! — прокричал он. — Возвращайся и запри дом! Вызови остальных!
   — Карл!
   — Сделай это! А я достану Скоха!
   Одной рукой опираясь о стену, а другую прижимая к животу, Кара медленно похромала обратно к «Дому грусти».
   Дерек Рикенс, как обычно, вышел из вагона на одну остановку раньше и прошел последние два километра до дома пешком. Так он поступал уже много лет, в первую очередь для того, чтобы оставить хоть немного движения в своей жизни. Но, кроме того, ему нравился ночной вид поверхностных улиц общего блока Е. Людные кафе, общественные столовые и варьете тянулись вдоль Стены Грисельды.