Абнетт Дэн. Возвращение Рейвенора

активны.И мне казалось весьма маловероятным, чтобы пассивный дар мог стать колыбелью для демона. Подобные твари с неизбежностью проникали в наш мир через сознания, оскверненные одержимостью, жадностью, психозом или мощными, активными силами псайкера. Например, как в моем случае. Его имя, его странные, обезоруживающие поступки, его пугающий дар… Заэль Эффернети явно представлял для нас опасность. Слишком явно.
   Но я решил сдерживаться до тех пор, пока мне не представится возможность изучить его. Если, конечно, представится. Я был слишком многим обязан Заэлю, чтобы отринуть презумпцию невиновности.
   И конечно же, существовала четвертая причина. Если Слайт скрывался в глубине сознания коматозного мальчика, если Слайт был действительно настолько могуществен, как я предполагал, то приставлять оружие к голове Заэля было бы очень, очень неумной затеей. Столь скоропалительный поступок мог бы навечно поселить демона в нашем мире.
   Пока что Заэль спал. И если Слайт таился в нем, то, по крайней мере, сейчас, он тоже спал.
   — Сэр? — Это был Карл. — Наконец-то хорошие новости. Только что звонил Нейл. Говорит, ему удалось связаться с Пэйшэнс. Она позвонила ему с общественного вокса в общем блоке L.
   — Общем блоке L?
   — Судя по всему, ей пришлось побывать в плену. С Кыс все в порядке, хотя ей и ввели какой-то препарат, ограничивающий ее псионические силы. По этой причине мы и не могли ее найти. Пэйшэнс уже направляется к нам. Надо полагать, у нее есть для нас важная информация.
   — Энунция, — произнесла Пэйшэнс Кыс. Повисло напряженное молчание.
   — Ты уверена? — спросил я.
   — Когда Молох пытался найти ее, я вместе с ним совершила путешествие до самой Зенты Малхайд. Он не рассказывал мне многого и не делил со мной этого знания, но мне известен ее запах, ее привкус. Министерство Трайса занимается разработкой словаря Энунции.
   Хотя мысль эта и была пугающей, но многое ставила на свои места.
   — Мне кажется, что они прорабатывают ее понемногу, постепенно, — сказала Кыс, — выискивая по одной морфеме зараз. Они не расшифровывают их, считывая с какого бы то ни было археологического объекта или древнего манускрипта. Они сплетают их из известных основ нашего собственного языка.
   — Ты хочешь сказать, случайным образом? — засомневался Тониус.
   — Да, — кивнула Кыс. — Они берут основные языковые формулы, основные знаки, буквы, стили письма, слоги, цифры, основы счисления, этимоны и корни слов, синтаксис и грамматические структуры, разрушая их до минимальнейших элементов дафонем и морфем, которые затем перекомбинируются случайным образом, образуя все мыслимые перестановки.
   — Перекомбинируются? — фыркнул Нейл.
   — Всеми возможными способами, — сказала Кыс. — Их шифруют, дешифруют, транслитерируют, делают подстановки. Они прогоняют этот сырой материал через анаграммы, акростихи, панграммы, даже рифмуют их, черт возьми. На самом базовом уровне они поочередно перебирают морфемы, составляя из них всевозможные комбинации. И время от времени получают результаты. Таким образом они обретают очередной элемент Энунции, который могут идентифицировать и добавить в… Короче говоря, мне кажется, что они создают букварь.
   — Очень напоминает сборку мозаики, — произнес я. — Чем больше фрагментов они находят, тем проще им становится ставить на место и остальные.
   — Постойте, постойте! — воскликнул Карл, вскакивая на ноги. — Я понимаю, о чем ты говоришь, но это очень трудоемкий процесс. Исключительно трудоемкий! Одно только составление информационной базы и создание всех возможных случайных перестановок заняло бы несколько тысяч лет!
   — Но это могло быть сделано, — сказал я. — Вспомни старую шутку о бесконечном количестве обезьян, севших за бесчисленное множество скрипторов. С какой вероятностью они создадут полное собрание сочинений Вейтена?
   — Ага, — посмотрел на меня Карл, — только не стоит забывать, что этого всего лишь шутка.
   — Может, бесчисленного множества обезьян у них и нет, — произнесла Кыс. — Но как насчет всех сил Администратума столицы субсектора? Как насчет миллионов писарей, которым с Оплавленных Миров доставили еще по крайней мере пять миллионов когитаторов? А шестьдесят центральных дата-станов?
   — Шестьдесят… — выдохнул Карл.
   — Так все представляется более вероятным, я права? — улыбнулась Кыс. — И большинство этих бесконечных обезьян не имеют ни малейшего представления о том, чем они занимаются. Эти люди как роботы обрабатывают то, что ложится на стол перед ними. Да, конечно, время от времени кто-нибудь из них неожиданно обнаруживает или создает какой-либо компонент Энунции, но надсмотрщики из министерства тут же затирают следы.
   — Что ж, это объясняет, почему та информация, которую вы мне посылали, не имела никакого смысла, — сказал Карл, — а затем спалила мои машины. Должно быть, потому они и используют загрязненные варпом когитаторы. Наверное, те более устойчивы к воздействию этого материала.
   — Или же более чувствительны, — сказал я.
   — У меня, если это может быть, есть вопрос.
   Мы оглянулись. Ануэрт, с тех пор как пришел вместе с Кыс, сидел в углу комнаты, а Белкнап промывал и перевязывал его раны. В очередной раз мне захотелось извиниться перед ним за то, что ему пришлось все это вынести из-за меня.
   — Чем, превосходя к вопросу, — сказал он, — является эта Энунция? И прошу вас, сэр, не затмевайте меня, пытаясь убрать мой нос из ваших дел ради моего же блага.
   От этих слов я вздрогнул и развернулся к нему.
   — Капитан, Энунцией ученые древности окрестили утраченный язык, существовавший еще до возникновения человечества. Его происхождение может иметь отношение либо напрямую к варпу, либо восходить к каким-то древним и великим расам, некогда обитавшим в нашей Вселенной. Мы иногда натыкаемся на осколки этого языка. Нам неизвестно, для чего он был создан изначально и как именно использовался. Возможно, именно в нем кроются истоки искусства, которое сейчас мы назвали бы волшебством. Проще говоря, язык был орудием, инструментом. Властью одних только слов материю реальности можно изменять, преобразовывать, управлять ею, перекраивать по собственному желанию. Это фундаментальное средство созидания.
   — Или разрушения, — добавила Кыс.
   — Тот звук, который вы издали, — обратился Ануэрт к Пэйшэнс. — В камере. От которого нашему тюремщику стало неуютно. Это была Энунция?
   — Совсем незначительный ее фрагмент, практически лишенный смысла, — ответила Кыс. — Но, да, это она.
   Ануэрт немного пораздумывал.
   — Всю свою жизнь я переворачивал слова, но до сих пор ни единая остроумность из них не заставляла человека тошнить.
   — Ну, я бы не был столь категоричен… — усмехнулся Нейл.
   — Откуда вы узнали? — спросил Ануэрт.
   — Мы и прежде сталкивались с этим, — ответил я. — Несколько лет назад мы преследовали еретика по имени Молох. Он пытался собирать Энунцию, организуя ксеноархеологические экспедиции, чтобы выучиться рудиментарным командам. Пэйшэнс внедрилась к нему и помогла выследить его. Молох был убит.
   — Молох обучался в Когнитэ, — сказала Кыс. — Не стоит ли обеспокоиться тем, что и в этой драме замешаны люди с теми же связями?
   — Мы должны держать это в уме, — сказал я. — Либо агенты Когнитэ снова пытаются заполучить Энунцию, либо мы столкнулись с прямым продолжением работы Молоха.
   — И что Трайс или его тайные хозяева будут делать с Энунцией, когда получат ее? — спросил Нейл.
   — Думаю, — сказал я, — все, что пожелают.
   В дверь позвонили.
   — Открою, — произнес Фраука, поднявшись и затушив папиросу. — Ох, подвязки и крепкие белые ягодицы.
   На него оглянулись все, даже Белкнап.
   — Простите, просто прочитал вслух, — сказал Фраука, откладывая информационный планшет. — Ах, эта сила слов.
   За дверью оказалась Кара — последний представитель моей команды, добравшийся до общего блока J. Она появилась в сопровождении брюнетки с милыми чертами бледного и усталого лица.
   — Это Мауд Плайтон, — сказала Кара. — Младший маршал Магистратума.
   — Отдел расследований особых преступлений, — сказала Плайтон, с подозрительным видом косясь на мое бронированное кресло.
   — Рейвенор, — ответил я, спроецировав инсигнию.
   — Судя по всему, Мауд единственная выжившая из своего отдела, — сказала Кара. — Несколько дней назад они кое-что случайно обнаружили, и эта находка доставила министерству такие проблемы, что ему показалось проще ликвидировать сотрудников отдела. На жизнь Мауд тоже покушались. Ее престарелый дядя погиб при этом.
   — Мне очень жаль, что так произошло, — сказал я. — Не могли бы вы рассказать, что именно представляла собой находка.
   — Конечно, — ответила Плайтон, вынимая из-под мышки папку с бумагами. — На то, чтобы все объяснить, уйдет некоторое время. Открытие было сделано в старой ризнице, примыкающей к великому темплуму…
   — В общем блоке А, — закончил я за нее. — Это случайно не то место, где вы встретились?
   Кара одарила меня озорной усмешкой.
   — Заэль, значит, тебе подсказал? Ну и ну…
   — Кара, маршал Плайтон, мне не терпится услышать все, что вы собираетесь мне рассказать. Но сначала, Кара, я должен поговорить с тобой о Заэле. И Зэфе.
 

Глава тридцать вторая

   Самый великий день в жизни Жадера Трайса начался рано. Он годами приучал свои тело и разум не нуждаться более чем в трех или четырех часах сна, но в эту превосходную ночь ему удалось урвать только один. Его личная прислуга разбудила его в три, когда над городом все еще висела ночь и до рассвета оставалось еще четыре часа.
   Слуги включили свет в его апартаментах, помогли Трайсу умыться и одеться, принесли ему завтрак. Согласно написанным для самого себя инструкциям, он принял ванну без ароматических масел и солей и облачился в простое темно-серое платье. Он не стал надевать ни колец, ни перстней, никаких отличительных знаков, говоривших о его статусе или благосостоянии. Исключение он сделал только для великолепного карманного хрона. Потом ему предстояло расстаться и с ним, но пока что остается необходимость тщательно следить за временем.
   В этот раз за завтраком ему пришлось обойтись без привычного кофеина, свежевыпеченных сладких булочек и джема. Слуги принесли ему несколько спелых фруктов, чай и пшеничные бисквиты.
   Он поел без особого энтузиазма и, вчитываясь в список предстоящих дел, принесенный ему сенешалем, осознал, что чувствует себя совершенно подавленным. Об этом дне он мечтал более двадцати пяти лет. Пятнадцать лет продумывал, а потом еще десять усердно работал над реализацией планов.
   Трайс гордился тем, с какой точностью, выдержкой и внимательностью он все это сделал. Без этих навыков ему бы ни за что не подняться до чина главного управляющего и не удержать всю ситуацию под контролем. Первый акт Энунциации. Начало ритуала Восхождения.
   Жадер дотошно просчитал каждую мелочь, учитывая даже фактуру ткани, использованной для пошива одежды. В этот раз все очень сильно отличалось от тех шабашей и спиритуалистических сеансов, которые он с друзьями по Когнитэ устраивал, учась в школуме. В этот раз цена ошибки была непредставима. Гармония должна быть абсолютной.
   И вот, после всей этой мучительной подготовки, планирования, самодисциплины, ему приходилось действовать сломя голову. Диадох проявил неподобающую поспешность! Это неправильно! Когда работа над словарем близка к завершению, зачем рисковать, столь беспечно пытаясь ускорить начало первого акта Энунциации?
   Трайс проглотил последний кусочек фрукта, а затем встал и направился к резиденции Диадоха, надеясь уговорить его подумать еще раз. Должен же он прислушаться к доводам разума?
   Нет. Конечно нет. Спорить с Диадохом было бессмысленно. Как только повелитель принимал решение, ничего уже нельзя было изменить. А теперь еще и этот проклятый посредник, сладкоголосый Куллин, завладел слухом Диадоха. Куллин был «ускорителем». Самый характер его профессии заключался в том, чтобы все случалось как можно быстрее и самым прямым способом. Орфео Куллин, без сомнения, очень умен, но в случае с Энунциацией нельзя следовать по пути наименьшего сопротивления. Здесь нельзя торопиться, нельзя давить, нельзя ускорять.Их случай был слишком сложным и запутанным для этого.
   Спустя сорок пять минут после пробуждения Трайса к губернаторскому дворцу прибыл военный пинас полковника СПО Юстиса Майорис, сопровождаемый четырьмя боевыми лифтерами. Он прибыл прямо от наблюдательного поста СПО, космического форта Луперкаль, находящегося на геостационарной орбите над Петрополисом. Полковник был в полной униформе и нес прикованный к запястью чемоданчик с документами. Секретисты сопроводили его в покои главного управляющего.
   Ревок лично провел человека внутрь и стоял рядом, пока полковник представлялся.
   — По вашему распоряжению прибыл, мой лорд, — объявил офицер, опуская кейс на пол и вскидывая руки в знамении аквилы.
   — Император храни, — ответил Трайс, поднимаясь. — Доброе утро. Вы получили отчеты со станций слежения за погодой и глобальные пространственные параметры?
   — Да, лорд. Как и приказано, прогноз от полуночи, экваториальный, на тридцать шесть часов. Пространственные параметры рассчитаны дежурными офицерами станций Луперкаль, Фрейлис, Антропи и Каскин и триангулированы астропатами военно-космических флотилий Цакстона, Ленка, Танкреда и Гудрун. В дальнейшем эти результаты были подтверждены Адептус Астрокартографус, станцией дальней связи на Кобише, большим радарным пунктом на Высотах Локмора и обсерваторией Кристофа Картеня.
   — Степень погрешности?
   — Две десятитысячные, сэр.
   Трайс кивнул. Полковник поднял кейс, ввел код и протянул главному управляющему небольшую желтую дата-карту.
   — Благодарю вас, полковник.
   — Спасибо, сэр. — Офицер отсалютовал и вышел из комнаты.
   Трайс снова сел и вставил дата-карту в когитатор, стоявший возле его стола.
   Экран загорелся, и по нему побежали данные. Это был подробный отчет о сидерическом выравнивании Юстиса Майорис: положение планеты в пространстве описывалось с предельной для имперской науки точностью. Трайс стал прокручивать текст, изучая развитие относительного участка на протяжении тридцати шести часов. Затем он наложил на эту информацию погодные сводки и проверил снова.
   — Проклятье! — наконец прошептал он.
   — Что-то не так? — спросил Ревок.
   — Нет, — ответил Трайс. — В том-то и беда. Позиционные колебания идеальны, погода также соответствует нашим целям. Более того, этому временному периоду соответствует третичный уровень выравнивания. Очень хорошее совпадение. Фазовое распределение почти вторично. Боги! Всего неделю назад данные на эту ночь предупреждали о просто чудовищном выравнивании. Но теперь, когда мы ввели истинный центр, все…
   — Идеально? — предположил Ревок.
   — Идеальное соответствие возникает раз в шестнадцать тысяч лет, Торос. Почти идеальное- раз в пять веков. Мы понимали, что такой степени выравнивания нам не дождаться. По старым вычислениям неплохиеусловия должны были сформироваться к фестивалю Середины Зимы. А теперь выходит, что приемлемоевыравнивание возникнет уже сегодня. В восьмом часу с точностью до шести минут. Тебе это странным не кажется? Такое ощущение, будто он все знал.
   — А может быть, он действительно знал? — сказал Ревок.
   — Может быть… — эхом откликнулся Трайс.
   — Не понимаю, что вам не нравится, — произнес Ревок. — Если уж эта ночь так хорошо подходит, почему вы разочарованы?
   Трайс извлек желтую карточку из машины и поднял ее перед собой.
   — Я надеялся, что предзнаменования будут плохими, мой друг. Будь это так, мне, возможно, удалось бы убедить Диадоха отложить ритуал. Он принимает факты и никогда не спорит с ними. Это была моя последняя надежда. Но прогноз хороший. Поэтому я ничего не могу поделать.
   — Вы действительно надеялись на отсрочку?
   — Да, Торос, — кивнул Трайс. — Очень надеялся. Все произошло слишком быстро, слишком поспешно…
   — Но все уже готово, сэр.
   — Конечно! И это именно моя заслуга! Но я так долго просчитывал этот момент. Так долго, так тяжело… А теперь меня самого предупреждают в последнюю секунду, заставляя носиться сломя голову.
   Ревок опустил взгляд.
   — Мне грустно слышать это, сэр. Очень тяжело видеть ваше разочарование. Возможно, мне стоит поговорить с Диадохом от вашего имени?
   — В этом нет смысла, Торос, — улыбнулся Трайс. — Первые из моих запечатанных конвертов с приказами уже вскрыты, верно?
   — Да, сэр.
   — Первые церемонии уже в стадии реализации?
   — Да, сэр.
   — Значит, камень уже покатился, и горе тому, кто встанет на его пути. Даже если это главный управляющий. Позволь мне, пока еще не слишком поздно, поблагодарить тебя за твою преданность. Потом мне может не представиться такого шанса.
   Ревок почувствовал себя неловко.
   — Спасибо, сэр, — сказал он.
   Трайс поднялся и бросил желтую карточку Ревоку. Торос ловко поймал ее.
   — Это понадобится геометристам. Убедитесь, что информация внесена во все элементы. Восемь часов плюс-минус шесть минут. С этого момента министерство переводится в состояние готовности «дельта».
   Если уж нас вынуждают действовать сейчас, то все должно быть сделано идеально.
   — Да, сэр.
   — Начинайте мессы.
   — Уже начали, — ответил Ревок.
   По всему улью в предрассветном сумраке зазвонили колокола храмов, созывая верующих к молитве. Большинство святилищ заполняли обычные сонные посетители, пришедшие по привычке или обязанности. Но этим утром в девятьсот девяносто девять городских храмов пришли граждане, которые проснулись и приготовились к службе за несколько часов до рассвета.
   В течение трех с половиной лет секретисты проводили тайные мессы в этих девятистах девяноста девяти церквях. Внешне прикрываясь имперской символикой, эти службы представляли собой тщательно просчитанный и хитроумный процесс приведения людей в надлежащее состояние. Для этого использовались разнообразные методы, далеко не последним из которых была тонкая настройка колоколов, чей перезвон содержал в себе зов, совращавший сознание прихожан. Первые несколько месяцев секретисты проверяли паству, тихо избавляясь от всякого верующего, который на биометрических проверках показывал себя невосприимчивым или несоответствующим. Затем священнослужители, отвечающие за мессы, начали встраивать в свои службы гипнотический подтекст, используя зашифрованные формы Энунции, принуждая прихожан к абсолютному повиновению. Ни один человек из пришедших на молебен не мог даже заподозрить, что мессы, в которых он принял участие, не имели никакого отношения к Имперскому Кредо. Этим утром никто из оказавшихся в девятистах девяноста девяти храмах даже не моргнул, когда священнослужители развернули свои триптихи, где изображались отнюдь не Бог-Император и его святые, а яркие психоделические символы Энунции. Как никто не вслушивался и в произносимые на самом деле слова.
   И при этом прихожане, подпавшие под это влияние, не были бедными, необразованными людьми. Многие из тайных месс проводились в храмах, обслуживавших граждан знатного происхождения. Аристократы, академики, адвокаты, педагоги, торговцы, судьи, государственные служащие. В особенности стоило упомянуть храм Святого Пиломеля, излюбленное место Официо Инквизиции планеты, которое посещали более сотни дознавателей, истолкователей и прочих служителей ордоса. Это в особенности восхищало Диадоха — это позволяло не задаваться вопросом, как им избавиться от внимания Инквизиции на время подготовки к Энунциации. К тому же только ввиду географического положения этого храма Инквизиция не только самостоятельно заткнула себе рот, но и превратилась в активного участника процесса. «Вселенская ирония», как определил это Диадох.
   Расположение девятисот девяноста девяти выбранных храмов было далеко не случайным. Для того, чтобы понять это, необходимо было провести через них прямые линии на карте Петрополиса, которые оказались бы точными, невидимыми осями городской планировки. На первый взгляд улей напоминал бесформенное, беспорядочное нагромождение, лабиринт пересекающихся улиц и перекрывающихся административных округов. Но стоило провести линии так, как были они прочерчены на сверхточной карте на полу Зала Воплощения, как город обретал симметрию.
   Линии обнажали его запланированное и изящно реализованное совершенство. Показывали, что Петрополис — это не нагромождение домов и магазинов, а огромный и сложный механизм.
   Трайс в очередной раз сверился со своим карманным хроном. До восхода солнца теперь оставалось только шесть минут. Последние тридцать пять минут он проводил заключительный инструктаж оперативных групп. Вначале он переговорил с командой из восьми секретистов, которые должны были вылететь сразу после рассвета в Карбонополис, второй по величине город Юстиса Майорис, огромный улей возле Южного полюса. Там в течение дня им предстояло установить и взорвать несколько устройств и распространить дезинформацию, предупреждающую о культе, готовящемся совершать систематические нападения. К ночи там уже будет введено чрезвычайное положение, и Карбонополис станет зоной особого внимания для СПО, гарнизонов Имперской Гвардии и Военно-космического флота. Отвод глаз должен приобрести просто грандиозные масштабы.
   Затем Трайс проинформировал руководителей технических отделов министерства, задача которых состояла в том, чтобы перехватить средствами когитации, дигитации и вокса все новостные передачи, аудиовещание и пикт-каналы. Некоторые требовалось отключить, другие — заставить передавать заранее подготовленные материалы.
   После этого Жадер отправился на следующую встречу, на ходу читая последние сводки, доставленные ему Ревоком. На мгновение он почувствовал себя приободренным, наслаждаясь тем, с каким изяществом воплощаются его долго просчитываемые планы.
   Все мелочи до последней становились точно на свои места.
   Но потом жгучее отчаяние вернулось. Поспешность. Глупая поспешность!
   Третий инструктаж проводился с командой из восьмидесяти секретистов, возглавляемой Толеми. Ближе к вечеру им предстояло совершить налет на центральный офис Астропатикус. Они должны были представиться сотрудниками Инквизиции, прикрываясь легендой о том, что в нападении на дипломатический дворец обнаружен след Хаоса. В каждом астропатическом центре предстояло установить высокомощные ингибиторы, благодаря чему к ночи всякая законная телепатическая активность в улье и его окрестностях будет прекращена.
   А теперь до восхода солнца оставалось всего шесть минут. По кивку Трайса Ревок открыл двери, ведущие в чертоги шифровальщиков. Перфекты — дюжина людей в длинных зеленых балахонах — уже ждали его. Они поклонились и произнесли формальные слова приветствия.
   — Они готовы? — спросил Трайс.
   Старший перфект, сухощавый мужчина по имени Маттарей, подозвал главного управляющего и продемонстрировал ему длинные ряды запечатанных аналоев, в которых лежали похожие как две капли воды диски, прикрытые глушащим полем. Их было девятьсот девяносто девять штук. К концу дня их предстояло герметично запечатать в инертные пакеты, разложить по чемоданчикам и разослать с курьерами-секретистами по девятистам девяноста девяти осевым церквям и храмам.
   — Диски проверены? — спросил Трайс.
   — По девять раз каждый, — сказал перфект Маттарей. — Все проделано с такой предельной точностью, что восемь перфектов заработали ментальные травмы. Двое скончались.
   — Услуги шифровальщиков не будут забыты, — заверил его Жадер. — Это экстраординарное достижение. Это шаг к божественному. Для всех нас.
   — Да, — поклонился Маттарей. — Какой стыд, мой лорд, что приходится делать все так поспешно. Мы не понесли бы страданий и потерь, если бы нам предоставили больше времени на завершение кодирования.
   Трайс кивнул.
   «И снова, — подумал он, — поспешность Диадоха. Чистота моего плана расстраивается его требованиями».
   В этом и таилось ядро его отчаяния. Было время, когда схема Трайса стремительно развивалась и находилась уже в стадии реализации, когда не было никакого Диадоха. Пять лет назад. Неужели это было всего пять лет назад? Всего пятью годами раньше сложная, тайная сеть информаторов и помощников Трайса вывела его на изуродованного мужчину, и так, почти случайно, начались их отношения. Блестящий интеллект и невероятные таланты этого человека были слишком нужны Жадеру, чтобы отказываться от его помощи. План тут же сделал квантовый прыжок вперед, приобретя грандиозные и величественные масштабы, о которых Трайс раньше мог разве что только мечтать.
   Так он и стал главным управляющим, а изуродованный человек превратился в Оску Людольфа Баразана, лорда-губернатора субсектора, и вместе, силой труда, гениальности и обмана, они проложили путь по сверкающей лестнице судьбы к этому дню всех дней…
   — Главный управляющий? — сказал Ревок. — Рассвет.
   Трайс словно очнулся. Солнце уже всходило, а дел было еще так много.
   — Совет офицеров ждет вас в восточном крыле, — напомнил ему Торос.
   — Уже иду, — сказал Трайс и кивнул перфектам. — Ваш труд изумляет и восхищает меня. Диадох благодарит вас за самоотверженность.