Абнетт Дэн. Возвращение Рейвенора

   Наконец Пэйшэнс добралась до входа, чья разверстая пасть высотой в десять метров, казалось, вела в какой-то древний склеп. Над входом возвышалась высеченная из камня скульптура Бога-Императора, взирающая на рабочих. Никто из идущих не поднял на нее взгляда, но, тем не менее, каждый сложил руки в знамении аквилы, проходя под ней.
   В каменном коридоре шорох множества ног эхом отражался от стен, и казалось, будто идет дождь. Поток людей, направившихся к своим местам, стал растекаться по переплетению ветвящихся коридоров. Из динамиков, установленных под потолком, раздавались указания. Пэйшэнс увидела, что то там, то здесь стоят вооруженные охранники из СПО. Но они не проверяли ни у кого документы. Оптические сканеры, вмонтированные в стены возле каждого дверного проема, считывали допуски рабочих, проходивших мимо, и заносили данные в систему, сигнализируя об этом вспышкой лампы и звуковым сигналом.
   Пэйшэнс увидела вспышку, когда был считан ее собственный допуск. Теперь ей предстояло найти указатели, ведущие к помещению D: «G/F1».
   Поток стал иссякать. Коридоры когда-то были застелены коврами, но уже истлели до основания и имели цвет высохшего речного русла. В воздухе пахло пылью и статикой, и фотогальванические лампы окрашивали все в табачные цвета. Кыс проходила мимо дверей, ведущих в просторные когитационные залы, окидывала взглядом бесконечные ряды клерков, сидящих за терминалами, слышала беспрестанное пощелкивание десяти тысяч пальцев по кнопкам.
   Мимо нее по коридорам пробегали канцелярские сервиторы, проносились нагруженные коробками курьеры, стаи писцов спешили на встречу с транслитераторами и кодировщиками, толкали свои переполненные тележки сборщики, шаркали техноадепты, направляясь туда, где требовалось что-то чинить. Стены покрывали пересекающиеся, ветвящиеся трубы пневматической почты. Раз в несколько секунд раздавался хлопок, когда мимо проносился очередной цилиндр с письмом.
   Пэйшэнс дошла до входа в отдел G/F1. Оптический сканер снова проверил ее, когда она вошла внутрь, и перед ней загорелась гололитическая табличка «ЖДИТЕ ЗДЕСЬ».
   Кыс подождала. Перед собой она могла видеть огромный и темный зал с высоким потолком, освещенный только расположенным в дальнем конце громоздким гололитическим экраном, по которому пробегали колонки данных, и рядами индивидуальных ламп на терминалах писцов. Всего было порядка дюжины таких рядов с проходами между ними, и в каждом Пэйшэнс насчитала около сотни терминалов.
   Непрекращающийся стук клавиш. Курьеры и сборщики сновали по проходам, раздавая и собирая папки. Черепа-сервиторы парили над столами, словно пчелы в поисках пыльцы.
   —  Трон. Я в этом месте с ума сойду.
    — Это бьющееся сердце Империума,- послал я в ответ. — Без неустанного труда Администратума наша цивилизация, какой мы ее знаем, давно бы прекратила свое существование.
   —  Вы что, убеждаете меня записаться в их ряды?
   Она выглянула обратно в коридор. В стене, прямо напротив входа в отдел, был расположен альков, где святые старшины Администратума проводили почасовые обряды, благословляя труд писцов.
   —  Вам это странным не кажется? —послала Пэйшэнс.
   Альков был пыльным, будто его не использовали уже долгое время. В блюде утешения не было воды, пучки трав завяли и высохли.
   —  Пожалуй, соглашусь.
   — Младший писарь Йевинс?
   Пэйшэнс обернулась. К ней подошла пожилая сутулая женщина, ордината. Она куталась в свой балахон, прижимая его скрюченными руками, испещренными пятнами несмываемых синих чернил.
   — Да, ордината.
   Женщина протянула свою синюю руку и взяла у Пэйшэнс планшет с удостоверением.
   — Вы перевелись к нам из шестой рубрикационной дивизии?
   — Да, ордината.
   — И ваша скорость письма превышает норму на восемьдесят процентов?
   — Да, ордината.
   Младший писарь Мэрит Йевинс погибла в дорожной аварии три дня тому назад. Карл извлек ее данные из Информиума и воспользовался ими, чтобы обеспечить Кыс полноценным прошлым.
   — Следуйте за мной.
   Ордината повела Пэйшэнс по одному из проходов. Бледноликие писари прильнули к когитаторам, вглядываясь в желтые экраны, а их руки порхали над металлической клавиатурой или переворачивали страницы документов, закрепленных в стойках для чтения. Пэйшэнс приходилось внимательно следить за тем, куда она наступает, чтобы не споткнуться о кабели и трубки, стелящиеся по полу. Ордината же, казалось, знала, где они находятся, даже не глядя на них.
   Пожилая женщина указала на пустующий терминал когитатора.
   — Начнете здесь, — сказала она.
   Ордината махнула рукой, подзывая сборщика, покопалась среди расставленных в алфавитном порядке папках в его тележке и, вынув рассыпающуюся пачку бумаг, протянула их Кыс.
   — Транскрипция, — произнесла женщина. — База данных назначения — К8456 десятичная. Какой номер базы назначения?
   — К8456 десятичная, ордината, — ответила Пэйшэнс.
   — Приступайте к работе.
   Ордината, прихрамывая, удалилась. Пэйшэнс села перед терминалом и включила когитатор. Машина загудела и задрожала, разогреваясь. Медленно включился ламповый экран. Какое-то время по нему бежали помехи, а затем отобразилось окно приглашения, призывающее ввести серийный код и целевую базу данных.
   Она последовала указаниям. Экран снова задрожал, изображение сложилось, а потом снова распустилось, будто цветок, показывая новый файл, готовый для переписывания.
   Тем временем Пэйшэнс установила пачку бумаг на стойку и открыла первую страницу. Книга фиксировалась на месте при помощи старых резиновых колец, свисавших с краев каркаса. Карл хорошо проинформировал их об основных привычках, бытующих среди конторских служащих. Она даже надела пластековый наперсток, помогавший переворачивать страницы.
   —  Понеслась, —послала Кыс. И начала печатать.
   Ей предстояло копировать посимвольно. Слова, использующиеся в документе, не имели для нее никакого значения.
   Несколько минут спустя она сунула левую руку в карман своего плаща. Там лежал крошечный анализатор, который ей выдал Карл. Она повозилась с миниатюрным выводом анализатора, не вынимая устройство из кармана, и вставила провод в один из дата-портов своего когитатора.
   —  Видите?
    — Благодарю, Карл поймал сигнал. Он говорит, что ты работаешь на когитационном модуле последней модели К-файбер с нумерическими усилениями субфреймов.
   —  Да, в этом он разбирается,- отправила в ответ Кыс, продолжая печатать.
   — Мне казалось, что вы уже занимались этим раньше, — произнес с усмешкой сборщик Леролли.
   Как и все остальные сборщики, он был крепким мужчиной с мускулистыми руками и широкими плечами, обтянутыми черной рубашкой.
   — Занимался, — сказал Нейл. — Но там, где я работал, была другая система сборки-доставки. Мы составляли опись бумаг, прежде чем клали их в тележку.
   — Ох, это только пустая трата времени, — вздохнул Леролли и указал на информационный планшет в руке Нейла. — Твои числа выводятся здесь, вот это папки и пункты назначения, затем ты ждешь, пока на досках вспыхнут подходящие серийники. Вот тогда хватаешь папки со скамьи, проносишь их мимо сканера на тележке, и они регистрируются. Ясно? Все просто. Уж и не знаю, как на прежнем твоем месте работы умудрялись справляться с делами, Тулливер.
   Нейл пожал плечами. Он и понятия не имел, как умудрялись справляться с делами на прежнем месте работы Бернода Тулливера. Этого самого Тулливера ограбили и прирезали месяц назад, но благодаря Карлу Нейл обзавелся его документами.
   И теперь он проник в самый центр Третьего Зала Администратума. Благодаря пару, вырывающемуся из гидравлических лифтов, здесь было жарче, чем в печке. Очереди мускулистых сборщиков с тележками выстроились перед скамейками, следя за гололитическими экранами наверху. Когда загорались числа, сборщики подбегали к скамьям, чтобы принять свой груз у кутающихся в балахоны координаторов. А за скамьями лифты, окутанные паром, поднимали документы из подземных хранилищ.
   — Первый раз я пойду с тобой, — произнес Леролли.
   Он был сборщиком-смотрителем и с гордостью носил свой значок.
   — Благодарю, — сказал Нейл.
   Над головами вспыхнули новые числа.
   — Это ты, — произнес Леролли.
   Нейл толкнул свою тележку вперед. Колеса у нее были погнутыми, и она постоянно норовила уйти в сторону. Нейл вздрогнул, когда от напряжения свело травмированную руку.
   — Что с твоей рукой? — спросил Леролли.
   — Ничего. Чертовы колеса.
   — Привыкай, — не слишком обнадеживающе ответил Леролли. — Когда поработаешь здесь подольше, получишь более хорошую тележку. Привилегии старших по званию.
   — И как долго надо будет проработать?
   Леролли пожал плечами:
   — Десять, может, двенадцать лет. Поторапливайся. Координаторов лучше не заставлять ждать.
   Нейл подкатил тележку к скамье и показал координатору свой планшет. Человек в балахоне оглянулся и вынул из клети подъемника коробку, набитую пухлыми папками.
   — А теперь проводи их, — сказал Леролли.
   Нейл поочередно подхватывал папки и проносил их мимо оптического считывателя, встроенного в тележку. Индикатор вспыхивал сигналом «неопознано».
   — Мать твою, Тулливер! — воскликнул Леролли.
   Сборщик-смотритель облизнул большой палец и энергично потер им стеклянную линзу считывателя.
   — Обрастает пылью. Это все статика. Попробуй еще раз.
   Нейл снова стал проносить мимо него папки, и на индикаторе начали возникать их цифровые коды. Как только тележка заполнилась, Нейл пододвинул пустую коробку к координатору, бросившему ее обратно в подъемник.
   — Хорошо, — сказал Леролли. — Теперь их надо доставить. Сверься с кодами на своем планшете и воспользуйся картой отделов. Скоро освоишься с тем, как здесь все устроено.
   Нейл кивнул и толкнул свою тележку к рядам лифтов. Он поглядел в планшет: P/S4. Это было на пятьдесят седьмом этаже. Учитывая, как сопротивлялась и вихляла тележка, ему казалось невозможным добраться даже до лифта.
   — Святой Трон, — прошептал он.
   —  Держись, Гарлон.
   — Легко вам говорить, босс. Лучше бы я занялся чем-нибудь менее напряжным.
   —  Чем, например?
   — Ну, не знаю. Может, убить для вас кого-нибудь, кто вам не нравится?
   —  Уверена, что справишься?
   - Да прекратите вы или нет? Все в порядке. Я хочу сделать это. Я хочу быть в деле. Ведь Белкнап сказал вам, что я в норме?
   —  Да. Впрочем, у меня возникло смутное ощущение, что он что-то недоговаривал.
   Кара Свол насторожилась:
   — Например?
   —  Не знаю. Не стал копаться в его сознании. Я уважаю врачебную тайну. Просто у меня сложилось впечатление, будто он сказал, что ты здорова, только потому, что ты заставила его так сделать.
   — Гидеон, я не собираюсь просто сидеть и ждать, ясно? Это серьезное дело, и вам необходима сейчас любая помощь. И я помогаю. Уж лучше это, чем валяться в этой жесткой кровати в «Доме грусти».
   —  И что, она действительно жесткая?
   — О да.
   —  А твоя рана? Она закрылась? Прошло ведь всего несколько дней с тех пор, как ты порвала швы, преследуя Скоха.
   - Все в порядке. А теперь испаритесь. Я тут пытаюсь делом заняться.
   — Уина Кэрворт, чем это вы занимаетесь?
   Кара посмотрела на своего наставника, элегантного коротышку с аугметическими глазами. Его звали Бидрон Галикут. Ордината ординарий Бидрон Галикут.
   — Я загружаю капсулы, — ответила она.
   Хотя, по правде говоря, ответ должен был прозвучать иначе: «Я уселась на неудобном металлическом табурете, нянча саднящую рану в животе, и лелею мрачные размышления о собственной смертности, попутно запихивая пронумерованные цилиндры с сообщениями в пневматические трубы посреди душных подземелий Третьего зала Администратума и притворяясь кем-то, кто десять дней назад скончался от туберкулеза в приюте Экклезиархии».
   Но это, само собой, могло бы привести к потере работы.
   — Может, вам и кажется, что вы их загружаете, — произнес ордината ординарий Галикут, — я же думаю, что вы их запихиваете вверх ногами.
   — Ой! — произнесла Кара, посмотрела на пластековый цилиндр в своей руке и медленно перевернула его. — Простите.
   — Мне казалось, что вы имели квалификацию? — резко произнес Галикут.
   — Просто запуталась, сэр, — ответила Кара — Непривычная система. На Цакстоне мы их загружали пробкой вперед.
   — Ладно, Кэрворт, запомните, вы больше не на Цакстоне. — Галикут отправился дальше, чтобы отругать другого заправщика капсул.
   Зал пневматической рассылки представлял собой просторное помещение, расположенное на уровне «грязей». Подобно сталактитам, свисали выходы труб, слегка изгибаясь, чтобы доставлять цилиндры в ряды решетчатых стоек. Они чем-то напоминали перевернутые церковные органы. Рядом со стойками сидели группы операторов, сортирующих прибывающие цилиндры и загружая новые в трубы отправления. Свежеприбывшие капсулы открывали, а их содержимое раскладывалось по картонным коробкам, которые увозили сборщики. Прибывали новые бумаги, которые предстояло скатать в свитки, упаковать в цилиндры и отправить в путешествие наверх.
   Давление воздуха в помещении дергалось и скакало, когда трубы кашляли, выплевывая свой груз.
   Кара поглядела на кипу бумаг, которые ей только что принес сборщик. Это были просто бессмысленные данные, колонки цифр. Она стала туго сворачивать их, распихивать по капсулам и отправлять по назначению.
   Я позволил себе немного расслабиться, вернувшись в «Дом грусти». Неподалеку от меня Фраука играл с Заэлем в регицид. Ему, наконец, удалось заставить мальчика понять основы игры. Зэф обходил территорию, проверяя датчики. Карл сидел за своей машиной, отслеживая сигналы, поступающие от Кары, Кыс и Нейла.
   — Теперь я получаю четкий поток информации от Пэйшэнс — сообщил он. — Вот только…
   — Что? — спросил я.
   Карл нахмурился.
   — Не могу понять, что же они заставили ее делать. Данные, которые она обрабатывает, лишены смысла. Просто случайный набор знаков и чисел без контекста. Возможно, это шифр. Дайте мне время, и я разберусь, можно ли его взломать.
   — Полностью полагаюсь на тебя, Карл, — произнес я.
   Мы в буквальном смысле проникли в самое сердце тайны. Помню, что тогда я чувствовал удовлетворение, думая об этом.
   Как же я ошибался.
   Капитан Акунин проглотил второй завтрак в частном клубе на одном из высоких уровней общего блока С, а затем отправился обратно в арендованном лимузине. Он был само напряжение, и настроение его не улучшилось к тому времени, как он добрался до своего номера.
   — Есть что-нибудь? — спросил он у своего помощника.
   — Ответа так и не было, сэр, — произнес тот.
   Акунин тихо выругался.
   — Если до вечера ничего не поступит, я отправлю еще одно послание.
   Помощник кивнул.
   — Господин Сайскинд пришел повидаться с вами.
   Скинув с себя синий атласный плащ, Акунин прошел в приемную. Сайскинд уже сидел там в одном из низких кресел.
   — А, Сайскинд, — произнес Акунин вместо приветствия.
   Он направился прямо к бару и налил себе амасека.
   — От Трайса все еще никаких вестей. Вы можете в это поверить? Мои послания были настолько убедительны, насколько только возможно, а он не обратил на меня внимания. Выпьете?
   Сайскинд покачал головой.
   Акунин потягивал свой напиток, меряя комнату шагами. Неотропические поющие жуки, уловив его настроение, умолкли.
   — Насколько же высокомерен этот человек! — сплюнул Акунин. — Если бы не картель, он был бы никем!
   Сайскинд вежливо кивнул.
   — Еще пара часов, и я снова напишу ему, — прорычал Акунин. — Я просто с ума схожу от нетерпения встретиться с ним с глазу на глаз и посмотреть, как ему понравится, когда…
   Запищал переносной вокс Акунина, и капитан достал его из кармана.
   — Одну минутку, — сказал он Сайскинду и поднес устройство к уху. — Акунин слушает.
   — Просто хочу узнать, ответил ли наш наниматель, — произнес голос на другом конце линии.
   — А кто говорит? — спросил Акунин.
   — Это. Сайскинд. Я только…
   Акунин опустил коммуникатор и уставился на человека, сидящего напротив него.
   «Сайскинд» поднялся на ноги. Его очертания слегка колебались и мерцали, будто образ Бартола Сайскинда был только отражением в потревоженной воде. Затем рябь стихла, и Акунин уставился на собственное зеркальное отражение.
   — О Терра, — просипел Акунин, бросаясь наутек, роняя бокал и вокс.
   Но двойник догнал и схватил его прежде, чем он успел сделать три шага. Капитану заломили руки и прижали к буфету.
   — Пожалуйста! Пожалуйста! — завизжал он. Захват стал только сильнее.
   — Сэр Трайс недоволен, — прошептал двойник, вынимая из рукава длинное, узкое, зазубренное лезвие.
   — О нет! Пожалуйста!
   — Отпусти его, Моникэ, — произнес чей-то голос от дверей.
   «Акунин» отошел назад, позволив настоящему капитану упасть на колени. В комнату вошел Торос Ревок, чьи желтые глаза светились весельем.
   — Встаньте, капитан, — произнес он.
   Дрожа от страха, Акунин подчинился. Сколько бы он ни встречался по делам картеля с секретистами, Ревок не становился для него менее пугающим.
   — Похоже, вы решили стать для нас проблемой, — сказал Ревок. — Что с вами, капитан? Все эти умоляющие призывы встретиться…
   Акунин настороженно посмотрел на секретиста.
   — Думаю, у меня есть важная информация.
   — Что же… Я здесь. Говорите.
   — Не вам. Я должен поговорить с Трайсом, во время лично… — заговорил Акунин.
   Ревок поднес палец к его губам.
   — Во-первых, главным управляющемТрайсом. Во-вторых, из положений Тринадцатого Контракта явствует, что представители картеля и главный управляющий не должны ни появляться вместе, ни быть напрямую связанными деловыми отношениями, ни вообще иметь друг к другу какого-либо отношения. В-третьих, на днях кто-то попытался убить главного управляющего. И с тех пор мы были довольно заняты поисками того, кто подослал убийцу. По сравнению с этим и вы, и ваши умилительные вяканья имеют крайне низкий приоритет.
   — Знаю! Прошу вас, я знаю это! Но…
   — Я мог бы убить вас, — прямо сказал Ревок. — Мог бы приказать Моникэ сделать это. Она очень хороша.
   Акунин нервно оглянулся на своего двойника, но тот уже утратил сходство с ним. Теперь он вообще ни на что не походил. Нечеткий женский силуэт, размытая дымка в воздухе, сквозь которую, казалось, пробивался свет.
   — Кто она такая? — спросил Акунин.
   — Моникэ? Она притворщик. Подобные люди крайне редки. Это особая форма альбинизма, предельная степень мутации. Пигментация у притворщиков отсутствует столь всецело, что они становятся живыми зеркалами, способными принимать любой облик. Это очень полезно. Моникэ проследила за вашим приятелем Сайскиндом, когда он приходил к вам утром, и скопировала его. О, капитан Акунин, видели бы вы выражение своего лица.
   — Вы следили за мной?
   — Конечно, — ответил Ревок. — Вы создали слишком много суеты. Это просто безумие, пытаться встретиться с главным управляющим. Так дела не делаются, Акунин. Подобное недопустимо. Трайс в бешенстве.
   — В этом я не сомневаюсь, — произнес Акунин, собирая остатки самообладания. — Он управляет субсектором. Я управляю кораблем. Я мелкая пташка. И понимаю это. И я, и остальные капитаны, согласно контракту, — только пешки в его большой игре. Мы делаем всю тяжелую работу и получаем за это деньги — хорошие деньги, чего уж тут говорить. Предполагается, что мы будем заниматься своим делом, оставаясь в тени.
   — Замечательно, вы сами все замечательно разъяснили, — произнес Ревок. — И раз уж зашла об этом речь…
   Акунин посмотрел Ревоку прямо в глаза.
   — Я настоял на встрече, потому что мне известно кое-что, что может быть напрямую связано с попыткой покушения на жизнь главного управляющего. У нас общая проблема. Все дело находится под угрозой.
   — В самом деле? Почему же?
   — Гидеон Рейвенор все еще жив. И у меня есть все причины полагать, что он находится здесь, на Юстисе Майорис.
   Торос Ревок в течение долгого времени молча смотрел на Акунина.
   — У вас есть доказательства?
   — Да.
   — Я хочу их увидеть. Немедленно.
 

Глава двадцать первая

   Она звонила уже в третий раз за это утро. Звонок проходил, но ответом была только записанная на автоответчик фраза — «оставьте свое сообщение». И уже третий раз она этого не сделала.
   В доме было тихо, если не считать тиканья многочисленных хронов и часов, которые годами собирал ее дядя. Мауд Плайтон мерила шагами темный дом, волнуясь и тревожась.
   Услышав музыку, она застыла на месте. Внезапный аккорд в четыре пальца, переход и бодрый мотив. Звуки доносились из гостиной.
   Дядя Волерин сидел за спинетом, играя по памяти одну из багателей ^[7]Стерамона. Плайтон постояла в дверях, наблюдая за ним, и на глаза ее навернулись слезы. Ее дядя поступал так раз в несколько недель. Иногда, будто солнце, выглянувшее из-за сплошных облаков, к нему возвращалась ясность сознания, и он садился играть. Затем снова набегали тучи. Проблески становились все более редкими.
   Волерин прекратил играть.
   — Энид? — позвал он.
   Энид была частной сиделкой и должна была прийти только к трем часам.
   — Нет, дядя Волли, это я, — произнесла Плайтон, заходя в комнату. — Не останавливайся.
   Волерин пробренькал еще несколько нот и посмотрел на Плайтон. Затем сжал руку племянницы.
   — Мауд. А я-то думал, что ты Энид, — сказал он.
   — Нет, это я, — произнесла Мауд, понимая, что в любой момент сознание ее дяди снова может уплыть.
   — Как твои дела? — спросил он.
   — Проблемы, — ответила она.
   — Что за проблемы? — поинтересовался Волерин. — Наверняка какие-то вопросы, связанные с делами Магистратума?
   Она печально улыбнулась.
   — Да, дядя Волли. Неприятности в отделе. Тебе это будет неинтересно.
   — Неужели? — произнес он, отпуская ее руку. Он сыграл несколько протяжных аккордов.
   — Клавикорд расстроился, — сказал он. — Вот, верхнее ре несколько фальшивит. — Он несколько раз постучал по клавише. — Я не так часто играю теперь, верно?
   — Не так часто, как раньше, — ответила она Волерин посмотрел на нее. Его лицо было мрачным.
   — Я все знаю, Мауд, — сказал он.
   — Дядя Волли?
   — Знаю. В такие мгновения я понимаю, что со мной. Я угасаю. Не всегда в себе. У меня пробелы в памяти. Эти долгие… разрывы. Я не помню. Это очень грустно. Я знаю, что ты офицер Магистратума. Знаю, что ты живешь со мной уже какое-то время. Но я понятия не имею, сколько тебе лет или что случилось вчера. Знаю, что у меня есть сиделка. Если не ошибаюсь, ее зовут Энид? А раз за мной присматривает сиделка, значит, я болен.
   — Дядя…
   — Это очень грустно. Очень. — Он замолк, а потом снова посмотрел на нее. — Что я там только что говорил, Энид?
   — Мауд, дядя Волли. Я Мауд.
   — О да. Совсем старый стал. Мауд. Детка, как же ты выросла. Как твои дела? Нашла работу, дорогуша? А парень на примете есть?
   Плайтон вздохнула.
   — Дядя Волли, мне надо будет уйти на какое-то время. Энид будет здесь где-то через час. С тобой все будет в порядке?
   — Энид?
   — Сиделка.
   — А, она. Да, да, все будет хорошо.
   Плайтон пошла к двери, вытирая глаза рукавом. Неожиданно у нее за спиной снова заиграл спинет. Кроникарский вальс.
   — Дядя Волли?
   — Я помню, — не оглядываясь, произнес он. — Так много и в то же время так мало. Это очень тяжело. Одно я знаю точно, когда приходят моменты ясности, их надо использовать. Вот как теперь. Не уверен, представится ли мне возможность когда-нибудь поиграть снова, поэтому лучше заняться этим прямо сейчас. Пользуйся моментом. Лови момент. Никогда не знаешь, насколько мрачным все может оказаться потом.
   — Хороший совет, дядя Волли, — сказала она.
   — Мне тоже так кажется, — произнес он. — Делай что можешь, пока еще можешь. Иначе…
   Мауд оглянулась. Музыка стихла.
   — Дядя?
   — Верхнее ре. Тебе не кажется, что оно звучит несколько фальшиво? — Он постучал по клавише. — Чуть фальшивит, да, Энид? Чуть фальшивит?
   — Да, дядя Волерин, — произнесла Плайтон.
   Выходя из дома и направляясь к остановке, она слышала, как он снова и снова бьет по клавише.
   — Ой! Это ты, — произнес Лимбвол, открывая дверь.
   — Да. Привет, — сказала Плайтон. — Красивое платье. Может, впустишь меня?
   — Что ты здесь делаешь? — спросил Лимбвол, застенчиво теребя свой потертый домашний халат.
   — Я проехала через весь Е, чтобы поговорить. Можно войти?
   Лимбвол заколебался, но потом неохотно впустил ее внутрь своей тесной квартирки. На его лице красовались уродливые синяки, оставленные два дня назад кулаками маршалов из внутренних расследований. Он выглядел испуганным.
   — Чего ты хочешь? — спросил он, пытаясь замаскировать бардак на своей кровати.
   — Просто мне захотелось поболтать с коллегой по работе, — ответила Плайтон.
   — Ты никогда со мной не общалась.
   — Действительно. Прости, я соврала. Просто мне захотелось поговорить с кем-нибудь.
   — О чем? — спросил он.