Адамов Аркадий Григорьевич. Идет розыск [Полный вариант]

   «Вера, – снова отметил про себя Виталий. – Это что-то новое». И небрежно поинтересовался:
   – Все-таки бросил?
   – Ясное дело. Потом уже приходила, записку оставляла. Сказала: «Пожалеет». Как же, ваш брат пожалеет. Ну, а мне, ужас, как жалко ее стало. В глазах-то слезы, я же вижу. Ну, я ей варежки связала. Отнесла.
   – Куда?
   – Домой. Она со мной, считай, рядом живет. На Плющихе тоже.
   – В одном доме?
   – Не. Рядом, говорю. Мой семнадцать, а ее тринадцать. Первый этаж. Мать ее тоже еще молодая. С ей вместе работает. А отец на грузовой рулит. Они про нашего и слыхом не слышали. Ну, и я тоже смолчала. Чего я буду людей тревожить? Людям покой нужон.
   – Это точно, – согласился Виталий.
   Он тяжело поднялся со своего места и стал прощаться.
   – Завтра, пожалуй, зайдем, – сказал он. – Устал. Да и время уже…
   – Ну, и ладно, и ладно, – закивала старуха-лифтерша.
   Выйдя во двор, Виталий оглядел небольшую стоянку возле подъезда и запомнил крайний левый номер, выведенный на асфальте. Место это было по-прежнему пусто.
   Потом он направился к воротам, ведущим на набережную.
   Темная вода неслышно колыхалась и рябила внизу, в ней отражались бесчисленные огни. Ветер дул с прежней силой. За спиной с ревом проносились машины. Прохожих почти не было.
   Виталий, размышляя, сунул руки в карманы пальто и медленно двинулся вдоль каменного парапета набережной.
   Итак, Сева прорисовывается все больше и отнюдь не с самой лучшей стороны. Подозрительный тип. Но ухватить его пока не за что. Правда стали выявляться некоторые интересные связи. Во-первых, Валерий. Его называла еще Маргарита Евсеевна. Кто такой, пока неизвестно.
   Во-вторых, Нина. Очень похожа на ту, из «Березки».
   Скорей всего – она. Эта связь, похоже, уводит куда-то в сторону от интересующего его дела. Впрочем, посмотрим.
   Затем еще одна женщина, беленькая Верочка. Тут первое, что настораживает, это место ее работы – бухгалтерия какого-то трикотажного предприятия. Правда, к лимонной кислоте это отношения не имеет. И все-таки..
   Ведь Эдик говорил о каком-то трикотажном предприятии. Далее. Верочка считает, что Глинский должен бояться ссоры с ней. Видимо, что-то она знает, порочащее его.
   И это уже бесспорно может представить интерес. Да, пожалуй, из всех выявленных пока связей Глинского эта самая интересная. Но как к той Верочке подступиться?
   Как сделать, чтобы она рассказала все, что знает? Она сердита на Глинского, обижена им, оскорблена, даже, может быть, озлоблена. Но… возможно она его все-таки любит? И не захочет губить? Что же собой представляет эта Вера? То, что Виталий знает о ней, мало, очень мало, почти ничего. Значит, надо узнать больше. Это было всегда самое трудное и, пожалуй, самое интересное в его работе – узнавать людей, всяких – хороших и плохих, иногда совсем плохих. Но при этом всегда ему не хватало времени. Ведь за спиной было преступление, обычно жестокое, иной раз бесчеловечное, и впереди должна для кого-то последовать расплата, непременно должна, чего бы это ни стоило. Таков закон его работы, он сводится к одному грозному слову – розыск! Вот для чего нужны люди, самые разные люди, которые могут и должны помочь! Порой даже против своего желания.
   И с Верой придется встретиться как можно быстрее – завтра же. Но сперва следует кое-что предпринять.
   Виталий заметил, что интуитивно направился в сторону Плющихи. На Плющихе он отыскал дом № 13 и внезапно остановился. Около подъезда стояли красные «Жигули». Номер был тот самый.
   Задача внезапно осложнилась. Больше того, она выглядела теперь почти неразрешимой. Выходит, Глинский восстановил отношения с Верочкой. Испугался? Скорее всего. Ведь он увлечен Маргаритой Евсеевной. Или это только она им увлечена? Но если предположить, что ему нужны были от нее лишь какие-то сведения, то он их уже получил. Зачем же продолжать отношения? Нет, Маргарита Евсеевна не такая женщина, чтобы в отношениях с ней ставить перед собой только деловые цели. И он продолжает за ней ухаживать. Конечно, продолжает. Свежие цветы у нее в доме, пачка сигарет, ее горячие ручательства… Что же выходит, два романа параллельно?
   Нет, он не мальчишка. И, ведь, он в какой-то момент уже было порвал с Верой. И вдруг снова?.. Нет, нет, вряд ли.
   Он, видимо, боится… боится… чего-то боится…
   Виталий снова вышел на набережную и брел по ней, не замечая крупных хлопьев мокрого снега, вдруг поваливших с черного неба.
   Так, так. И эта беленькая девочка верит ему? Возможно, хочет верить. Что же, все-таки, она собой представляет? Доверчивая, честная, хорошая, не понимающая, какой человек рядом с ней? Но она же что-то очень плохое знает о нем. Знает, и никому не говорит. Кроме того, это означает, что он ей что-то доверил важное, секретное. Зачем? Скорей всего, он добивался ее помощи. Выходит, не такая это хорошая девушка. И не втемную он ее использовал, как, допустим, Маргариту Евсеевну. Вот такая ситуация, значит. Между двух женщин оказался уважаемый Всеволод Борисович. Между двух женщин…
   Виталий остановился. Торопливо посмотрел на часы и вздохнул. Да, все дела откладывались на завтра.
 
   Утром, после оперативки, заручившись обещанием Цветкова всюду, где надо, договориться и получить необходимую поддержку, Лосев надолго исчез из управления.
   Первый визит его был в ЖЭК дома, где жила Вера.
   Там он, однако, не задержался, лишь перелистал домовую книгу и почерпнул оттуда самые необходимые сведения. После чего из ближайшего автомата позвонил Цветкову.
   Уже через час Виталий оказался в комитете комсомола комбината верхнего трикотажа.
   По дороге он еле сдерживал переполнявшее его нетерпение. Подумать только, оказывается Верочка Хрисанова работала в бухгалтерии того самого комбината, о котором говорил Эдик Албанян, где произошло хищение пряжи тоже по фальшивой доверенности. Это была не случайная удача. Все связано в этой жизни, все имеет свою логику.
   Секретарю комитета комсомола, аккуратному пареньку в строгом костюме и белоснежной сорочке с модно затянутым полосатым галстуком, Виталий сказал, пожимая руку:
   – Привет. Я Лосев.
   – Звонили, – деловито отозвался секретарь. – Что тебя интересует?
   – Работа с несоюзной молодежью. Готовим, понимаешь, материал. Давай, скажем, второй цех и бухгалтерию.
   – Бухгалтерия-то зачем? – удивился секретарь.
   – Нужны разные группы молодежи по своей ориентации, интересам, подготовке, ну и прочее. Понял?
   – Понял, – не очень уверенно ответил секретарь. – По бухгалтерии я сейчас их комсорга приглашу. У меня в поле зрения, – он улыбнулся, – главным образом рабочий класс.
   – Ну, правильно. Зови.
   В комитете комсомола Виталий провел часа два. Когда очередь дошла до бухгалтерии, он внимательно выслушал строгую девушку в очках, аккуратно разложившую перед собой какие-то списки и тетради.
   Под конец он спросил:
   – Ну, а какой круг интересов, допустим… Раи Сочневой?
   И, внимательно выслушав рассказ о неведомой ему Сочневой и даже сделав какие-то пометки в блокноте, снова спросил:
   – А вот… – он посмотрел список, – ну, скажем, у Веры Хрисановой?
   – Ой, какая тут активность, – неожиданно заулыбалась строгая девушка в очках. – У нее сейчас дикий роман.
   – Вот, вот. Только и слышишь, – желчно заметил секретарь.
   – Но это же так естественно, – пожала плечами строгая девушка-комсорг. – И неминуемо. Тут надо считаться.
   – Настоящий роман должен помогать, а не мешать общественной активности, Светлова, – назидательно произнес секретарь комитета. – Сколько мы уже разговоров нa этот счет вели, – и, обращаясь к Лосеву, добавил: – Ты не представляешь. Женский коллектив. Восемьдесят три процента девчонок в организации. У одной роман, у другой свадьба, третья рожает, четвертая разводится, пятая после работы бежит к ребенку. Вот тут и добивайся активности. С ума сойдешь. Вот так и с Хрисановой. Девчонка как девчонка была, и вдруг роман, да еще дикий, – он усмехнулся.
   – Ваш парень? – спросил Виталий у девушки в очках.
   – Нет. Взрослый уже. Она говорит, хирург. Я их однажды встретила. Очень представительный дядя. Даже немножко седой. Но Верка просто с ума от него сошла. Ни о чем больше говорить не может.
   – Вот, вот, – снова вмешался секретарь. – Потому у вас и ЧП в бухгалтерии. Головы не тем забиты. Понимаешь, – он повернулся к Лосеву. – Пряжа была получена по подложным документам. Теперь следствие идет.
   И он рассказал Виталию уже известное ему происшествие на комбинате.
   Из комитета комсомола Лосев уехал только во втором часу дня.
   А под вечер Петя Шухмин привез перепуганную Верочку.
   Виталий не успел раскрыть рот, как она выпалила:
   – Ну, вот, я так и знала!.. Так и знала!..
   И расплакалась.
   – Что вы знали? – удивился Лосев.
   – Что подумают на меня…
   Виталий внимательно посмотрел на девушку.
   Она была недурна собой, маленькая, изящная, с копной совсем светлых, прямо-таки льняных волос, нежное и правильное бледное личико и большие, слегка подведенные темно-карие глаза. «Ведь милая девушка, – подумал Виталий. – Но рядом с Маргаритой Евсеевной… Вот только глаза…» Да, глаза вдруг сказали ему что-то новое об этой девушке, что-то не укладывающееся в тот образ, который Виталий уже нарисовал себе. И он подумал, как совсем неоднозначны люди и что здесь тоже лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать. Надо только научиться смотреть. Эта девочка неглупа, жизнерадостна и добра. Но сейчас ей страшно, и вообще она измучена чем-то. Впрочем, ясно, чем измучена. И внезапно весь план разговора скомкался, показался фальшивым.
   Виталию стало даже как-то неловко за него. Совсем по-другому надо разговаривать с этой девушкой.
   – Мне рассказывали, что однажды вы с ребятами были в молодежном клубе…
   – Ну, это давно, – торопливо ответила девушка.
   – Да, я знаю. Там организовали встречу с молодыми английскими художниками. И один нарисовал тут же ваш портрет. Он его вам подарил?
   – Слушайте, – сердито сказала Вера. – Вы зачем меня сюда привезли, чтобы про клуб спрашивать?
   – Нет, – вздохнул Виталий. – Я почему-то подумал про портрет. А разговор, конечно, будет о другом. Но для начала имейте в виду, я вас ни в чем не подозреваю и ничего плохого о вас не думаю.
   – Правда?
   Она подняла глаза на Виталия.
   – Правда, – твердо подтвердил он.
   Вера слабо улыбнулась.
   – Я вам почему-то верю.
   – А почему же мне не верить? Ведь я вас ни разу еще не обманул, – Виталий тоже улыбнулся. – А вы, между прочим, верите порой даже тем, кто вас уже однажды обманул, – многозначительно заключил он смелее
   – Я не понимаю, – она пожала плечами.
   – Нет, вы уже о чем-то подумали, – Виталий снова улыбнулся. – Знаете что? Давайте говорить откровенно. Вам это ничем не грозит. Это может подвести только меня, если… если вы окажетесь другим человеком, чем я думаю.
   – Ой, я, правда, ничего не понимаю, – уже улыбнулась Вера.
   – Сейчас поймете. Вы знаете, где находитесь?
   – В милиции.
   – Здесь уголовный розыск. А розыск очень непростое дело. Вот сейчас, например, мне предстоит разыскать опасных преступников, которые совершили крупное хищение. Очень крупное.
   – У нас?
   – Не только у вас, но и еще в одном месте. И на этот раз не пряжу. Но тоже ценное сырье. И тоже по фальшивой доверенности. Но там они еще убили человека.
   – Ой, какой ужас! – с искренним испугом воскликнула Вера.
   – Теперь понимаете, как важно их быстрее найти?
   – Конечно!
   – Вот почему я спросил вас про клуб, – неожиданно заключил Виталий.
   Вера растерянно посмотрела на него.
   – Я опять ничего не понимаю.
   – Сейчас, сейчас. Все поймете. Ведь мы говорим откровенно?
   – Да…
   – Совсем откровенно, Вера. Уж вы мне верьте. Хорошо?
   – Да, да!
   – Почему вы перестали ходить с ребятами в клуб? И дружить с Сережей Морозовым?
   – Но это…
   – Вы обещали мне верить.
   – Ну, хорошо! Я познакомилась с другим человеком. Я его люблю. Вот и все.
   – Он называет себя хирургом?
   – Он – хирург.
   – Нет. Вы знаете его фамилию?
   – Конечно.
   – Тогда посмотрите справку с его работы.
   Из лежащей на столе папки Виталий достал бумагу и протянул ее Вере. Та удивленно пробежала ее глазами.
   – Вахтер?.. Не может быть…
   – Оказывается, может, – пожал плечами Виталий. – Он назвал себя хирургом, познакомившись недавно и с этой женщиной.
   Он достал из той же папки фотографию Маргариты Евсеевны и протянул ее Вере. Та бросила на нее неприязненный взгляд, но в руки не взяла.
   – Какая красивая…
   – Кстати, она тоже работает в бухгалтерии предприятия, где произошло уже другое хищение. И там тоже подсунули фальшивую доверенность. Странное совпадение, правда?
   Вера, что-то соображая про себя, рассеянно произнесла:
   – Да… Неужели поэтому он перестал… Но… он вчера говорил… Что вы сказали? – переспросила она.
   – Я говорю, странное совпадение! С этой женщиной.
   – Это не странное совпадение, – глаза Веры налились слезами. – Это… это подлость! Он мог мне прямо сказать. Зачем же так…
   – Значит, не мог.
   – Должен был. Если по-честному.
   – Тут все не по-честному, Вера. Вы же видите. А он… Может быть, он вас боится?
   Виталий напряженно ждал ответа. Поворот в разговоре был рискованный. Вера сейчас могла не пойти на откровенность, если была хоть чуточку в курсе дел Глинского и участвовала в них. Тут Виталия вело только непонятное ему самому чутье, какое-то обостренное ощущение невозможности, неестественности такого контакта, такого поступка со стороны этой девушки.
   – Конечно, испугался, – сказала Вера и с горечью усмехнулась. – Я только не знала, что она такая красивая.
   – Чем же вы его напугали? – с облегчением спросил Виталий.
   Вера вздохнула.
   – Я, ведь, все время чувствовала, что он что-то скрывает. Ну, чувствовала, чего уж там говорить. А когда он от меня… Это я тоже сразу почувствовала. Это очень больно, – она подняла глаза на Виталия. – Ну, я и брякнула, что все расскажу. Вот он вчера и прискакал. Выпытывать.
   – А вы?
   – Обрадовалась, дура. Уж такую он ласку изображал.
   Она снова покосилась на фотографию, лежавшую на столе. Эта фотография не давала ей покоя.
   – И что же, ничего он не выпытал у вас?
   – Нет.
   – А что было выпытывать? Что вы знаете?
   Вера, опустив глаза, молчала.
   – Скажите, – попросил Виталий. – Ведь мы условились.
   – Однажды я увидела у него на столе бланк доверенности… – тихо, не поднимая глаз, произнесла Вера. – С печатью. А подписей не было. Я тогда жутко испугалась. Но ничего ему не сказала.
   – А на кого была эта доверенность, куда? – спросил Виталий.
   – Я не разглядела. Она из-под книги высовывалась.
   – И что вы подумали?
   – Сначала почему-то испугалась. Потом подумала: Ну, мало ли что? – В общем, успокаивать себя стала. А когда он… Ну, изменился, – Вера опять бросила взгляд на лежавшую в стороне фотографию, – я разозлилась и опять про это вспомнила.
   – И на этот раз что вы подумали?
   – Что его этим можно испугать.
   – И сказали ему?
   – Ну, не сказала… просто… намекнула. И вот он прискакал.
   – Значит, вы уже поняли и… молчали?
   – А что я могла понять?.. Ну, правда, у нас уже произошло это… – она опустила голову. – И… и я поступила нехорошо. Но… я не могла решиться. Ну, не могла. Вы понимаете? Это, ведь, тоже нехорошо, доносить…
   – Понимаю…
   – Нет, вы не понимаете. Это… это… И куда идти?
   – Нет, я понимаю, – убежденно сказал Виталий. – Мы все уверены, что доносить нехорошо. И это правильно. Но жизнь, Вера, – трудная штука. Вот сейчас, например, вы помогли нам в важном деле. Я считаю, для всех важном. Ведь, был убит человек. Ну, нельзя же позволять такое!..
   – Конечно…
   – То-то и оно.
   – Это как у Пушкина, – неожиданно сказала вдруг Вера и слабо улыбнулась. – «Донос на гетмана злодея царю Петру от Кочубея». Да?
   Виталий тоже улыбнулся.
   – Вроде этого.
   Он задумался на минуту, потом снова спросил:
   – А из друзей его вы кого-нибудь знаете?
   – Из друзей?.. Ну, вот Игорь. Он где-то под Москвой живет. Потом Валерий. Он… кажется, тоже хирург.
   – Такой же? – невольно усмехнулся Виталий.
   – Ой, я уже ничему не верю, – вздохнула Вера.
   «Игорь», – подумал Виталий и спросил:
   – А к этому Игорю вы не ездили?
   – Он звал, но… я не поехала.
   – Скажите, – снова спросил Виталий. – А когда вы видели у него дома ту доверенность, не вспомните?
   – Давно. Еще осенью.
   – Вы только познакомились?
   – Ну, не только. Мы уже, наверное, месяц были знакомы.
   – Он часто расспрашивал вас о работе?
   – Часто, конечно.
   – И о ваших фондодержателях тоже?
   – Я ему вообще все рассказывала, – пожала плечами Вера. – Жаловалась даже. У нас же беспорядков много.
   – А он?
   – А он сочувствовал, – она усмехнулась. – Вообще был очень внимательный. Поначалу. Цветы дарил. Как все. Сами знаете, – она взглянула на Виталия.
   – Да, знаю, – задумчиво согласился он и невольно посмотрел на фотографию на столе, с которой кокетливо улыбалась Маргарита Евсеевна.
   Вера перехватила его взгляд и спросила:
   – Ей тоже дарил?
   – Не знаю, – сдержанно ответил Виталий и, посмотрев на часы, сказал: – Ну, вот что, Вера. Пора вам домой. Поздно уже. Обещайте мне никому о нашей встрече не рассказывать. Хорошо?
   – А вы не расскажете? – улыбнувшись, спросила девушка.
   – Нет, – покачал головой Виталий. – Наш разговор – это служебная тайна.
   – Ну, и я не скажу никому, – горячо обещала Вера.
   Виталий про себя усмехнулся. «Искренне уверена в этом», – подумал он. Впрочем, о таком разговоре Вера могла рассказать только своему бывшему дружку Это Виталий предусмотрел.
 
   Накануне днем, вскоре после обнаружения машины и оперативки у Цветкова, Откаленко тоже приступил к выполнению полученного задания. Начал он в своей обычной манере: приехал в тот двор, где стояла машина, и снова обошел знакомое уже место за грудой ящиков и коробок. Внимательный осмотр ничего нового, однако, не дал.
   «Машина стояла здесь, – размышлял Игорь. – Почему они именно сюда ее загнали? Скорее всего просто наткнулись на подходящее место: машину здесь почти не видно, тем более вечером и ночью. А днем сюда все время подъезжают другие машины, привозят овощи, фрукты. Среди них тоже стоять незаметнее. Да и не собирались они тут долго стоять. А перекинуть груз с машины на машину, видно, решили сразу, как только сорвался ремонт. Надо было спешить. Да, но засор подачи? Зачем им понадобилось заводить пустую машину? Чтобы перегнать на другое место? Зачем? Стоп, стоп. Что-то тут не сходится. Бросить в другом месте, только не здесь… И нас увести от этого места. Но не удалось. Подвела случайность. Значит… тут что-то можно найти. Надо искать.
   И потом. Перебросить с машины на машину груз в десять тонн… Тут хребет сломаешь, с мешками этими, пока перебросишь. Да, тут нужны рабочие. Вдвоем не справишься. Даже втроем: с тем, который курил «Герцеговину». Или они достали машину с подъемником? Нет, вряд ли. Или опять какая-то случайность, уже в их пользу? Так или иначе, но операция эта трудоемкая, небыстрая. Кто-то мог видеть. Кто-то должен был участвовать».
   Игорь невольно огляделся.
   Возле магазина стояла машина с овощами и какими-то коробками. Около нее суетились рабочие в темных, грязных халатах. В дверях виден был полный мужчина в белом халате, он разговаривал с другим, в пальто и кепке.
   А рядом с магазином и над ним были окна, бесчисленные окна огромного дома. Однако что-либо заметить можно было только из ближайших – со второго, третьего этажа. Выше уже надо высовываться, чтобы что-то увидеть во дворе. Но сейчас не лето. Да, видимо, придется опрашивать жильцов, осторожно, конечно.
   Игорь медленно оглядывал мутные, еще не отмытые за зиму стекла окон.
   В этот момент за его спиной раздался насмешливый голос:
   – Нюхаешь, милок? Небось, из милиции?
   Игорь оглянулся.
   Перед ним стоял неопределенного возраста, низенький, щуплый и небритый человек с испитым лицом и хитрющими маленькими глазками. Был он в старых, заляпанных грязью сапогах и синем рваном халате поверх ватника, на всклокоченной голове еле держалась мятая кепка. Глазки его уже с утра подозрительно блестели, а свекольно-красный, с прожилками нос не оставлял сомнений в его склонностях.
   – А тебе интересно знать, откуда я? – усмехнулся Откаленко.
   – Хе! Страсть, как интересно, – презрительно ответил тот. – А то я на вас не нагляделся. Закурить-то найдется?
   – Свои уже, выходит, кончились?
   – Ага.
   – Ну, давай, тяни.
   Откаленко вынул сигареты и, угостив, закурил сам.
   Они уселись на какой-то опрокинутый ящик.
   – Здесь трудишься? – Игорь кивнул на магазин.
   – А мы по морям, по волнам, – оскалился в усмешке человечек в халате. – Нынче здесь, а завтра там. Мы того, пьющие.
   – Ну, недельку-то здесь продержишься?
   – Само собой. А то и поболе. Неделю уж, считай, держусь. Одначе скоро… А ты не из ОБХСС? А то прямо к директору топай. Уж кое-чего тебе подкинет, будь уверен.
   – Не. Я воздухом дышу, – усмехнулся Откаленко.
   – Воздухом пьян не будешь. Может, вынести? До одиннадцати.
   – Обожду. А сам ты где живешь?
   – Да тута и живу. Через двор. Чтоб, значит, на дорогу не тратиться. Как зовут-то тебя, ежели не секрет?
   – Игорь. А тебя?
   – Федя-Квас, все при нас.
   – Ты, гляжу, шутник. Тут, говорят, порченая машина стояла. Неужто угнали?
   – Вчерась, – Федя хитро посмотрел на Откаленко. – А ты уже нацелился?
   – Да нет, так просто.
   – Просто только бутылку выпить. Поставишь бугылку?
   – Это за что?
   – А я тебе кое-чего шепну.
   Откаленко усмехнулся.
   – Чего же это такое ты мне шепнешь?
   – Ха! Думаешь ты один умный? У меня, брат, ума, если хочешь знать, пруд пруди. Понял? У меня только выдержки нет. А я так считаю, без нее веселее.
   – Навряд.
   – Точно тебе говорю. Ты смотри, какой я веселый. Так шепнуть?
   – Про что?
   – А есть тут кое-кто, все про ту машину знает.
   – А чего про нее знать-то?
   – Откуда, что и как. Ты мне, Игорек, шарики не крути, понял? Я ж тебя вчера видел. Вот так, – Федя торжествующе посмотрел на Откаленко.
   – А раз так, то без бутылки говори.
   – Не, – покрутил головой Федя. – Бутылка мне беспременно нужна. Тут уж как хошь, а дай.
   – Ну, так и иди, Федя, за ней. А я еще погуляю.
   Откаленко неторопливо погасил сигарету и встал.
   – Значит, трояк не дашь?
   – Не. Самому пригодится.
   – Ну, тогда я тебе помешаю, знай.
   – Ладно. Только потом я тебе помешаю, ты уж не обижайся.
   – Эх, – вздохнул Федя и тоже встал. – Добрый я человек. Ужас просто. Ну, дай еще сигаретку. Постой! – он склонился над протянутой Игорем пачкой. – Я уж… три возьму, не обидишься?
   – Ну, давай, давай, бери, шут с тобой.
   Федя взял сигареты, бережно положил их в верхний карман халата и, таинственно понизив голос, сказал:
   – Вечером приходи, попозже. Бурда тут беспременно будет. Вот с ним и потолкуй. Ежели, конечно, сумеешь, – он коротко хихикнул. – Они тут кое-чего делали с ней, сам видел. Туда-сюда, одним словом. Только гляди, меня, в случае чего, не заложи. А то мне тогда… – он махнул рукой, и глаза стали жалкие и грустные.
   Лосев не прошел бы мимо таких глаз. Но Откаленко лишь кивнул в ответ и коротко сказал:
   – Будь спокоен.
   – Пока, Игорек, – залихватским тоном сказал Федя. – Авось, свидимся еще. Поклон супруге и деткам.
   Он сделал рукой приветственный жест и, повернувшись, вихляющей походкой направился к разгружавшейся рядом машине.
   « Что ж, – подумал Откаленко, глядя ему вслед. – Придется вечерком сюда наведаться. Вечером тут, кажется, оживленно».
   А пока следовало здесь еще погулять и подумать. Игорю всегда лучше думалось на месте, где произошло все то, что надо было разгадать, где можно было одновременно думать и смотреть и кое-кого встретить тоже, вроде этого непутевого Федьки-Кваса, а то и кого-нибудь поинтереснее.
   Игорь не спеша брел по асфальтовой дорожке, ведущей в глубь двора, к размытой дождями и снегом детской площадке с грустными, потемневшими грибками и покосившимся квадратом песочницы. Вдоль дорожки, по которой шел Откаленко, сиротливо стояли облупленные скамейки. На одной из них, подстелив газету, сидел полный старик в теплом пальто с меховым воротником, в шляпе и, опираясь на палку, разговаривал с крупной, черной с рыжими подпалинами овчаркой, которая сидела перед ним и, склонив голову набок, внимательно его слушала. Сцена была так выразительна, что Игорь невольно залюбовался красавицей-собакой. Подойдя ближе, он осторожно опустился на дальний край скамейки и стал с интересом прислушиваться. А старик, не обращая на него внимания, продолжал говорить:
   – …И не бегай больше туда. Ты же видишь, они камнями бросаются. И не рычи на них, не кидайся. Нас же с тобой и накажут. Все поняла, умница ты моя? Ну, вижу, вижу, поняла.