Алигьери Данте. Божественная комедия (илл. Доре)

И я, по мере сил моих, во всем
 

61

 
Готов служить вам, ради той отрады,
К которой я, по следу этих ног,
Из мира в мир иду сквозь все преграды».
 

64

 
Один сказал: «К чему такой зарок?
В тебе мы верим доброму желанью,
И лишь бы выполнить его ты мог!
 

67

 
Я, первый здесь взывая к состраданью,
Прошу тебя: когда придешь к стране,
Разъявшей землю Карла и Романью,
 

70

 
И будешь в Фано, вспомни обо мне,
Чтоб за меня воздели к небу взоры,
Дабы я мог очиститься вполне.
 

73

 
Я сам оттуда; но удар, который
Дал выход крови, где душа жила,
Я встретил там, где властны Антеноры^*
 

76

 
И где вовеки я не чаял зла;
То сделал Эсте, чья враждебность шире
Пределов справедливости была.
 

79

 
Когда бы я бежать пустился к Мире^* ,
В засаде под Орьяко очутясь,
Я до сих пор дышал бы в вашем мире,
 

82

 
Но я подался в камыши и грязь;
Там я упал; и видел, как в трясине
Кровь жил моих затоном разлилась».^*
 

85

 
Затем другой: «О, да взойдешь к вершине,
Надежду утоленную познав,
И да не презришь и мою отныне!
 

88

 
Я был Бонконте, Монтефельтрский граф.
Забытый всеми, даже и Джованной^* ,
Я здесь иду среди склоненных глав».
 

91

 
И я: «Что значил этот случай странный,
Что с Кампальдино ты исчез тогда
И где-то спишь в могиле безымянной?»^*
 

94

 
«О! — молвил он. — Есть горная вода,
Аркьяно;^* ею, вниз от Камальдоли,
Изрыта Казентинская гряда.
 

97

 
Туда, где имя ей не нужно боле,^*
Я, ранен в горло, идя напрямик,
Пришел один, окровавляя поле.
 

100

 
Мой взор погас, и замер мой язык
На имени Марии; плоть земная
Осталась там, где я к земле поник.
 

103

 
Знай и поведай людям: ангел Рая
Унес меня, и ангел адских врат
Кричал: «Небесный! Жадность-то какая!
 

106

 
Ты вечное себе присвоить рад
И, пользуясь слезинкой, поживиться;
Но прочего меня уж не лишат!»^*
 

109

 
Ты знаешь сам, как в воздухе клубится
Пар, снова истекающий водой,
Как только он, поднявшись, охладится.
 

112

 
Ум сочетая с волей вечно злой
И свой природный дар пуская в дело,
Бес двинул дым и ветер над землей.
 

115

 
Долину он, как только солнце село,
От Пратоманьо до большой гряды^*
Покрыл туманом; небо почернело,
 

118

 
И воздух стал тяжелым от воды;
Пролился дождь, стремя по косогорам
Все то, в чем почве не было нужды,
 

121

 
Потоками свергаясь в беге скором
К большой реке,^* переполняя дол
И все сметая бешеным напором.
 

124

 
Мой хладный труп на берегу нашел
Аркьяно буйный; как обломок некий,
Закинул в Арно; крест из рук расплел,
 

127

 
Который я сложил, смыкая веки:
И, мутною обвив меня волной,
Своей добычей^* придавил навеки».
 

130

 
«Когда ты возвратишься в мир земной
И тягости забудешь путевые, —
Сказала третья тень вослед второй, —
 

133

 
То вспомни также обо мне, о Пии!
Я в Сьене жизнь, в Маремме смерть нашла,
Как знает тот, кому во дни былые
 

136

 
Я, обручаясь, руку отдала».^*
 

 

 

Песнь шестая

   Второй уступ Предчистилища (окончание)

 

1

 
Когда кончается игра в три кости,
То проигравший снова их берет
И мечет их один, в унылой злости;
 

4

 
Другого провожает весь народ;
Кто спереди зайдет, кто сзади тронет,
Кто сбоку за себя словцо ввернет.
 

7

 
А тот идет и только ухо клонит;
Подаст кому, — идти уже вольней,
И так он понемногу всех разгонит.
 

10

 
Таков был я в густой толпе теней,
Чье множество казалось превелико,
И, обещая, управлялся с ней.
 

13

 
Там аретинец был, чью жизнь так дико
Похитил Гин ди Такко;^* рядом был
В погоне утонувший;^* Федерико
 

16

 
Новелло,^* руки протянув, молил;
И с ним пизанец, некогда явивший
В незлобивом Марцукко столько сил;^*
 

19

 
Граф Орсо^* был средь них; был дух, твердивший,
Что он враждой и завистью убит,
Его безвинно с телом разлучившей, —
 

22

 
Пьер де ла Бросс; брабантка пусть спешит,
Пока жива, с молитвами своими,
Не то похуже стадо ей грозит.^*
 

25

 
Когда я, наконец, расстался с ними,
Просившими, чтобы просил другой,
Дабы скорей им сделаться святыми,
 

28

 
Я начал так: «Я помню, светоч мой,
Ты отрицал, в стихе, тобою спетом,^*
Что суд небес смягчается мольбой;
 

31

 
А эти люди просят лишь об этом.
Иль их надежда тщетна, или мне
Твои слова не озарились светом?»
 

34

 
Он отвечал: «Они ясны вполне,
И этих душ надежда не напрасна,
Когда мы трезво поглядим извне.
 

37

 
Вершина правосудия согласна,
Чтоб огнь любви^* мог уничтожить вмиг
Долг, ими здесь платимый повсечасно.
 

40

 
А там, где стих мой у меня возник,^*
Молитва не служила искупленьем,
И звук ее небес бы не достиг.
 

43

 
Но не смущайся тягостным сомненьем:
Спроси у той, которая прольет
Свет между истиной и разуменьем.
 

46

 
Ты понял ли, не знаю: речь идет
О Беатриче. Там, на выси горной,
Она с улыбкой, радостная, ждет».
 

49

 
И я: «Идем же поступью проворной;
Уже и сам я меньше утомлен,
А видишь — склон оделся тенью черной».
 

52

 
«Сегодня мы пройдем, — ответил он, —
Как можно больше; много — не придется,
И этим ты напрасно обольщен.
 

55

 
Пока взойдешь, не раз еще вернется
Тот, кто сейчас уже горой закрыт,
Так что и луч вокруг тебя не рвется.
 

58

 
Но видишь — там какой-то дух сидит,
Совсем один, взирая к нам безгласно;
Он скажет нам, где краткий путь лежит».
 

61

 
Мы шли к нему. Как гордо и бесстрастно
Ты ждал, ломбардский дух,^* и лишь едва
Водил очами, медленно и властно!
 

64

 
Он про себя таил свои слова,
Нас, на него идущих озирая
С осанкой отдыхающего льва.
 

67

 
Вождь подошел к нему узнать, какая
Удобнее дорога к вышине;
Но он, на эту речь не отвечая —
 

70

 
Спросил о нашей жизни и стране.
Чуть «Мантуя…» успел сказать Вергилий,
Как дух, в своей замкнутый глубине,
 

p73

 
Встал, и уста его проговорили:
«О мантуанец, я же твой земляк,
Сорделло!» И они объятья слили.
 

76

 
Италия, раба, скорбей очаг,
В великой буре судно без кормила,
Не госпожа народов, а кабак!
 

79

 
Здесь доблестной душе довольно было
Лишь звук услышать милой стороны,
Чтобы она сородича почтила;
 

82

 
А у тебя не могут без войны
Твои живые, и они грызутся,
Одной стеной и рвом окружены.
 

85

 
Тебе, несчастной, стоит оглянуться
На берега твои и города:
Где мирные обители найдутся?
 

88

 
К чему тебе подправил повода
Юстиниан, когда седло пустует?
Безуздой, меньше было бы стыда.^*
 

91

 
О вы, кому молиться долженствует,
Так чтобы Кесарь не слезал с седла,
Как вам господне слово указует, —
 

94

 
Вы видите, как эта лошадь зла,
Уже не укрощаемая шпорой
С тех пор, как вы взялись за удила?^*
 

97

 
И ты, Альберт немецкий,^* ты, который
Был должен утвердиться в стременах,
А дал ей одичать, — да грянут скорой
 

100

 
И правой карой звезды в небесах
На кровь твою, как ни на чью доселе,
Чтоб твой преемник ведал вечный страх!
 

103

 
Затем что ты и твой отец терпели,
Чтобы пустынней стал имперский сад,^*
А сами, сидя дома, богатели.
 

106

 
Приди, беспечный, кинуть только взгляд:
Мональди, Филиппески, Каппеллетти,
Монтекки, — те в слезах, а те дрожат!
 

109

 
Приди, взгляни на знать свою, на эти
Насилия, которые мы зрим,
На Сантафьор^* во мраке лихолетий!
 

112

 
Приди, взгляни, как сетует твой Рим,
Вдова, в слезах зовущая супруга:
«Я Кесарем покинута моим!»
 

115

 
Приди, взгляни, как любят все друг друга!
И, если нас тебе не жаль, приди
Хоть устыдиться нашего недуга!
 

118

 
И, если смею, о верховный Дий,^*
За род людской казненный казнью крестной,
Свой правый взор от нас не отводи!
 

121

 
Или, быть может, в глубине чудесной
Твоих судеб ты нам готовишь клад
Великой радости, для нас безвестной?
 

124

 
Ведь города Италии кишат
Тиранами, и в образе клеврета^*
Любой мужик пролезть в Марцеллы^* рад.
 

127

 
Флоренция моя, тебя все это
Касаться не должно, ты — вдалеке,
В твоем народе каждый — муж совета!
 

130

 
У многих правда — в сердце, в тайнике,
Но необдуманно стрельнуть — боятся;
А у твоих она на языке
 

133

 
Иные общим делом тяготятся;
А твой народ, участливый к нему,
Кричит незваный: «Я согласен взяться!»
 

136

 
Ликуй же ныне, ибо есть чему:
Ты мирна, ты разумна, ты богата!
А что я прав, то видно по всему.
 

139

 
И Спарта, и Афины, где когда-то
Гражданской правды занялась заря,
Перед тобою — малые ребята:
 

142

 
Тончайшие уставы мастеря,
Ты в октябре примеришь их, бывало,
И сносишь к середине ноября.
 

145

 
За краткий срок ты сколько раз меняла
Законы, деньги, весь уклад и чин
И собственное тело обновляла!
 

148

 
Опомнившись хотя б на миг один,
Поймешь сама, что ты — как та больная,
Которая не спит среди перин,
 

151

 
Ворочаясь и отдыха не зная.
 

 

 

Песнь седьмая

   Долина земных властителей

 

1

 
И трижды, и четырежды успело
Приветствие возникнуть на устах,
Пока не молвил, отступив, Сорделло:
 

4

 
«Вы кто?» — «Когда на этих высотах
Достойные спастись еще не жили,
Октавиан^* похоронил мой прах.
 

7

 
Без правой веры был и я, Вергилий,
И лишь за то утратил вечный свет».
Так на вопрос слова вождя гласили.
 

 

 

10

 
Как тот, кто сам не знает — явь иль бред
То дивное, что перед ним предстало,
И, сомневаясь, говорит: «Есть… Нет…» —
 

13

 
Таков был этот; изумясь сначала,
Он взор потупил и ступил вперед
Обнять его, как низшему пристало.
 

16

 
«О свет латинян, — молвил он, — о тот,
Кто нашу речь вознес до полной власти,
Кто город мой почтил из рода в род,
 

19

 
Награда мне иль милость в этом счастье?
И если просьбы мне разрешены,
Скажи: ты был в Аду? в которой части?»
 

22

 
«Сквозь все круги отверженной страны, —
Ответил вождь мой, — я сюда явился;
От неба силы были мне даны.
 

25

 
Не делом, а неделаньем лишился^*
Я Солнца, к чьим лучам стремишься ты;
Его я поздно ведать научился.^*
 

28

 
Есть край внизу,^* где скорбь — от темноты,
А не от мук, и в сумраках бездонных
Не возгласы, а вздохи разлиты.
 

31

 
Там я, — среди младенцев, уязвленных
Зубами смерти в свете их зари,
Но от людской вины не отрешенных;
 

34

 
Там я, — средь тех, кто не облекся в три
Святые добродетели и строго
Блюл остальные, их нося внутри.^*
 

37

 
Но как дойти скорее до порога
Чистилища? Не можешь ли ты нам
Дать указанье, где лежит дорога?»
 

40

 
И он: «Скитаться здесь по всем местам,
Вверх и вокруг, я не стеснен нимало.
Насколько в силах, буду спутник вам.
 

43

 
Но видишь — время позднее настало,
А ночью вверх уже нельзя идти;
Пора наметить место для привала.
 

46

 
Здесь души есть направо по пути,
Которые тебе утешат очи,
И я готов тебя туда свести».
 

49

 
«Как так? — ответ был. — Если кто средь ночи
Пойдет наверх, ему не даст другой?
Иль просто самому не станет мочи?»
 

52

 
Сорделло по земле черкнул рукой,
Сказав: «Ты видишь? Стоит солнцу скрыться,
И ты замрешь пред этою чертой;
 

55

 
Причем тебе не даст наверх стремиться
Не что другое, как ночная тень;
Во тьме бессильем воля истребится.
 

58

 
Но книзу, со ступени на ступень,
И вкруг горы идти легко повсюду,
Пока укрыт за горизонтом день».
 

61

 
Мой вождь внимал его словам, как чуду,
И отвечал: «Веди же нас туда,
Где ты сказал, что я утешен буду».
 

64

 
Мы двинулись в дорогу, и тогда
В горе открылась выемка, такая,
Как здесь в горах бывает иногда.
 

67

 
«Войдем туда, — сказала тень благая, —
Где горный склон как бы раскрыл врата,
И там пробудем, утра ожидая».
 

70

 
Тропинка, не ровна и не крута,
Виясь, на край долины приводила,
Где меньше половины высота.^*
 

73

 
Сребро и злато, червлень и белила,
Отколотый недавно изумруд,
Лазурь и дуб-светляк превосходило
 

76

 
Сияние произраставших тут
Трав и цветов и верх над ними брало,
Как большие над меньшими берут.
 

79

 
Природа здесь не только расцвечала,
Но как бы некий непостижный сплав
Из сотен ароматов создавала.
 

82

 
«Salve, Regina,»^* — меж цветов и трав
Толпа теней,^* внизу сидевших, пела,
Незримое убежище избрав.
 

85

 
«Покуда солнце все еще не село, —
Наш мантуанский спутник нам сказал, —
Здесь обождать мы с вами можем смело.
 

88

 
Вы разглядите, став на этот вал,
Отчетливей их лица и движенья,
Чем если бы их сонм вас окружал.
 

91

 
Сидящий выше, с видом сокрушенья
О том, что он призваньем пренебрег,
И губ не раскрывающий для пенья, —
 

94

 
Был кесарем Рудольфом, и он мог
Помочь Италии воскреснуть вскоре,^*
А ныне этот час опять далек.^*
 

97

 
Тот, кто его ободрить хочет в горе,
Царил в земле, где воды вдоль дубрав
Молдава в Лабу льет, а Лаба в море.
 

100

 
То Оттокар; он из пелен не встав,
Был доблестней, чем бороду наживший
Его сынок, беспутный Венцеслав.^*
 

103

 
И тот курносый, в разговор вступивший
С таким вот благодушным добряком,
Пал, как беглец, честь лилий омрачивший.
 

106

 
И как он в грудь колотит кулаком!
А этот, щеку на руке лелея,
Как на постели, вздохи шлет тайком.
 

109

 
Отец и тесть французского злодея,
Они о мерзости его скорбят,
И боль язвит их, в сердце пламенея.^*
 

112

 
А этот кряжистый, поющий в лад
С тем носачом, смотрящим величаво,
Был опоясан, всем, что люди чтят.^*
 

115

 
И если бы в руках была держава
У юноши^* , сидящего за ним,
Из чаши в чашу перешла бы слава,
 

118

 
Которой не хватило остальным:
Хоть воцарились Яков с Федериком,
Все то, что лучше, не досталось им.^*
 

121

 
Не часто доблесть, данная владыкам,
Восходит в ветви; тот ее дарит,
Кто может все в могуществе великом.
 

124

 
Носач изведал так же этот стыд,
Как с ним поющий Педро знаменитый:
Прованс и Пулья стонут от обид.^*
 

127

 
Он выше был, чем отпрыск, им отвитый,
Как и Костанца мужем пославней,
Чем были Беатриче с Маргеритой.^*
 

130

 
А вот смиреннейший из королей,
Английский Генрих, севший одиноко;
Счастливее был рост его ветвей.^*
 

 

 

133

 
Там, ниже всех, где дол лежит глубоко,
Маркиз Гульельмо подымает взгляд;
Алессандрия за него жестоко
 

136

 
Казнила Канавез и Монферрат».^*
 

 

 

Песнь восьмая

   Долина земных властителей (продолжение)

 

1

 
В тот самый час, когда томят печали
Отплывших вдаль и нежит мысль о том,
Как милые их утром провожали,
 

4

 
А новый странник на пути своем
Пронзен любовью, дальний звон внимая,
Подобный плачу над умершим днем, —
 

7

 
Я начал, слух невольно отрешая,^*
Следить, как средь теней встает одна,
К вниманью мановеньем приглашая.
 

10

 
Сложив и вскинув кисти рук, она
Стремила взор к востоку и, казалось,
Шептала богу: «Я одним полна».
 

13

 
«Te lucis ante»,^* — с уст ее раздалось