Страница:
Уже склонясь к закату бытия.
Песнь четырнадцатая
Песнь пятнадцатая
Песнь шестнадцатая
115
Моих сограждан враг теснил у Колле,*
А я молила нашего Творца
О том, что сталось по его же воле.
118
Их одолели, не было бойца,
Что б не бежал; я на разгром глядела
И радости не ведала конца;
121
Настолько, что, лицо подъемля смело,
Вскричала: «Бог теперь не страшен мне!». —
Как черный дрозд, чуть только потеплело.
124
У края дней я, в скорбной тишине,
Прибегла к богу; но мой долг ужасный
Еще на мне бы тяготел вполне,
127
Когда б не вышло так, что сердцем ясный
Пьер Петтинайо* мне помог, творя,
По доброте, молитвы о несчастной.*
130
Но кто же ты, который, нам даря
Свое вниманье, ходишь, словно зрячий,
Как я сужу, и дышишь, говоря?»
133
И я: «Мой взор замкнется не иначе,
Чем ваш, но ненадолго, ибо он
Кривился редко при чужой удаче.
136
Гораздо большим ужасом смущен
Мой дух пред мукой нижнего обрыва;
Той ношей я заране пригнетен».*
139
«Раз ты там не был, — словно слыша диво,
Сказала тень, — кто дал тебе взойти?»
И я: «Он здесь и внемлет молчаливо.
142
Еще я жив; лишь волю возвести,
Избранная душа, и я земные,
Тебе служа, готов топтать пути».
145
«О, — тень в ответ, — слова твои такие,
Что, несомненно, богом ты любим;
Так помолись иной раз о Сапии.
148
Прошу тебя всем, сердцу дорогим:
Быть может, ты пройдешь землей Тосканы,
Так обо мне скажи моим родным.
151
В том городе все люди обуяны
Любовью к Таламонэ, но успех
Обманет их, как поиски Дианы,
154
И адмиралам будет хуже всех».*
Песнь четырнадцатая
Круг второй (продолжение)
1
Кто это кружит здесь, как странник некий,
Хоть смертью он еще не окрылен,
И подымает и смыкает веки?»
4
«Не знаю, кто; он кем-то приведен;
Спроси, ты ближе; только не сурово,
А ласково, чтобы ответил он».
7
Так, наклонясь один к плечу другого,
Шептались двое, от меня правей;
Потом, подняв лицо, чтоб молвить слово,
10
Один сказал: «Дух, во плоти своей
Идущий к небу из земного края,
Скажи нам и смущение развей:
13
Откуда ты и кто ты, что такая
Тебе награда дивная дана,
Редчайшая, чем всякая иная?»
16
И я: «В Тоскане речка есть одна;
Сбегая с Фальтероны,* вьется смело
И сотой милей не утолена.
19
С тех берегов принес я это тело;
Сказать мое вам имя — смысла нет,
Оно еще не много прозвенело».
22
И вопрошавший: «Если в твой ответ
Суждение мое проникнуть властно,
Ты говоришь об Арно». А сосед
25
Ему сказал: «Должно быть, не напрасно
Названья этой речки он избег,
Как будто до того оно ужасно».
28
И тот: «Что думал этот человек,
Не ведаю; но по заслугам надо,
Чтоб это имя сгинуло навек!
31
Вдоль всей реки, оттуда, где громада
Хребта, с которым разлучен Пелор,*
Едва ль не толще остального ряда,
34
Дотуда, где опять в морской простор
Спешит вернуться то, что небо сушит,
А реки снова устремляют с гор,
37
Все доброе, как змея, каждый душит;
Места ли эти под наитьем зла,
Или дурной обычай правду рушит,
40
Но жалкая долина привела
Людей к такой утрате их природы,
Как если бы Цирцея* их пасла.
43
Сперва среди дрянной свиной породы,
Что только желудей не жрет пока,
Она струит свои скупые воды;*
46
Затем к дворняжкам держит путь река,
Задорным без какого-либо права,
И нос от них воротит свысока.*
49
Спадая вниз и ширясь величаво,
Уже не псов находит, а волков
Проклятая несчастная канава.*
52
И, наконец, меж темных омутов,
Она к таким лисицам попадает,
Что и хитрец пред ними бестолков.*
55
К чему молчать? Пусть всякий мне внимает!
И этому полезно знать вперед
О том, что мне правдивый дух внушает.
58
Я вижу, как племянник твой идет
Охотой на волков и как их травит
На побережьях этих злобных вод.
61
Живое мясо на продажу ставит;
Как старый скот, ведет их на зарез;
Возглавит многих и себя бесславит.
64
Сыт кровью, покидает скорбный лес*
Таким, чтоб он в былой красе и силе
Еще тысячелетье не воскрес».*
67
Как тот, кому несчастье возвестили,
В смятении меняется с лица,
Откуда бы невзгоды ни грозили,
70
Так, выслушав пророчество слепца,
Второй, я увидал, поник в печали,
Когда слова воспринял до конца.
73
Речь этого и вид того рождали
Во мне желанье знать, как их зовут;
Мои слова как просьба прозвучали.
76
И тот же дух ответил мне и тут:
«Ты о себе мне не сказал ни звука,
А сам меня зовешь на этот труд!
79
Но раз ты взыскан богом, в чем порука
То, что ты здесь, отвечу, не тая.
Узнай: я Гвидо, прозванный Дель Дука.
82
Так завистью пылала кровь моя,
Что, если было хорошо другому,
Ты видел бы, как зеленею я.
85
И вот своих семян я жну солому.
О род людской, зачем тебя манит
Лишь то, куда нет доступа второму?
88
А вот Риньер,* которым знаменит
Дом Кальболи, где в нисходящем ряде
Никто его достоинств не хранит.
91
И не его лишь кровь* теперь в разладе, —
Меж По и Рено, морем и горой,* —
С тем, что служило правде и отраде;
94
В пределах этих порослью густой
Теснятся ядовитые растенья,
И вырвать их нет силы никакой.
97
Где Лицио, где Гвидо ди Карпенья?
Пьер Траверсаро и Манарди где?
Увы, романцы, мерзость вырожденья!
100
Болонью Фабро не спасет в беде,
И не сыскать Фаэнце Бернардина,
Могучий ствол на скромной борозде!
103
Тосканец, слезы льет моя кручина,
Когда я Гвидо Прата вспомяну
И доблестного Д'Адзо, Уголина;
106
Тиньозо, шумной братьи старшину,
И Траверсари, живших в блеске славы,
И Анастаджи, громких в старину;*
109
Дам, рыцарей, и войны, и забавы,
Во имя благородства и любви,
Там, где теперь такие злые нравы!
112
О Бреттиноро, больше не живи!
Ушел твой славный род, и с ним в опале
Все, у кого пылала честь в крови.*
115
Нет, к счастью, сыновей в Баньякавале* ;
А Коньо — стыд, и Кастрокаро — стыд,
Плодящим графов, хуже, чем вначале.*
118
Когда их демон* будет в прах зарыт,
Не станет сыновей и у Пагани,
Но это славы их не обелит.
121
О Уголин де'Фантолин, заране
Твой дом себя от поношенья спас:
Никто не омрачит его преданий!*
124
Но ты иди, тосканец; мне сейчас
Милей беседы — дать слезам излиться;
Так душу мне измучил мой рассказ!»
127
Мы знали — шаг наш должен доноситься
До этих душ; и, раз молчат они,
Мы на дорогу можем положиться.
130
И вдруг на нас, когда мы шли одни,
Нагрянул голос, мчавшийся вдоль кручи
Быстрей перуна в грозовые дни:
133
«Меня убьет, кто встретит!»* — и, летучий,
Затих вдали, как затихает гром,
Прорвавшийся сквозь оболочку тучи.
136
Едва наш слух успел забыть о нем,
Раздался новый, словно повторенный
Удар грозы, бушующей кругом:
139
«Я тень Аглавры, в камень превращенной!»*
И я, правей, а не вперед ступив,
К наставнику прижался, устрашенный.
142
Уже был воздух снова молчалив.
«Вот жесткая узда, — сказал Вергилий, —
Чтобы греховный сдерживать порыв.
145
Но вас влечет наживка, без усилий
На удочку вас ловит супостат,
И проку нет в поводьях и вабиле.*
148
Вкруг вас, взывая, небеса кружат,
Где все, что зримо, — вечно и прекрасно,
А вы на землю устремили взгляд;
151
И вас карает тот, кому все ясно».
Песнь пятнадцатая
Круг второй (окончание) — Круг третий — Гневные
1
Какую долю, дневный путь свершая,
Когда к исходу близок третий час,
Являет сфера, как дитя, живая,
4
Такую долю и теперь как раз
Осталось солнцу опуститься косо;*
Там вечер был, и полночь здесь у нас.*
7
Лучи нам били в середину носа,
Затем что мы к закатной стороне
Держали путь по выступу утеса,
10
Как вдруг я ощутил, что в очи мне
Ударил новый блеск, струясь продольно,
И удивился этой новизне.
13
Тогда ладони я поднес невольно
К моим бровям, держа их козырьком,
Чтобы от света не было так больно.
16
Как от воды иль зеркала углом
Отходит луч в противном направленье,
Причем с паденьем сходствует подъем,
19
И от отвеса, в равном отдаленье,
Уклон такой же точно он дает,
Что подтверждается при наблюденьи,
22
Так мне казалось, что в лицо мне бьет
Сиянье отражаемого света,
И взор мой сделал быстрый поворот.
25
«Скажи, отец возлюбленный, что это
Так неотступно мне в глаза разит,
Все надвигаясь?» — я спросил поэта.
28
«Не диво, что тебя еще слепит
Семья небес,* — сказал он. — К нам, в сиянье,
Идет посол — сказать, что путь открыт.
31
Но скоро в тяжком для тебя сверканье
Твои глаза отраду обретут,
Насколько услаждаться в состоянье».
34
Когда мы подошли: «Ступени тут, —
Сказал, ликуя, вестник благодати, —
И здесь подъем гораздо меньше крут».
37
Уже мы подымались, и «Bead
Misericordes!»* пелось нам вослед
И «Радуйся, громящий вражьи рати!»
40
Мы шли все выше, я и мой поэт,
Совсем одни; и я хотел, шагая,
Услышать наставительный ответ;
43
И так ему промолвил, вопрошая:
«Что тот слепой романец разумел,
О «доступе другим» упоминая?»
46
И вождь: «Познав, какой грозит удел
Позарившимся на чужие крохи,
Он вас от слез предостеречь хотел.
49
Богатства, вас влекущие, тем плохи,
Что, чем вас больше, тем скуднее часть,
И зависть мехом раздувает вздохи.
52
А если бы вы устремляли страсть
К верховной сфере,* беспокойство ваше
Должно бы неминуемо отпасть.
55
Ведь там — чем больше говорящих «наше»,
Тем большей долей каждый наделен,
И тем любовь горит светлей и краше».
p58
«Теперь я даже меньше утолен, —
Ответил я ему, — чем был сначала,
И большими сомненьями смущен.
61
Ведь если достоянье общим стало
И совладельцев много, почему
Они богаче, чем когда их мало?»
64
И он в ответ: «Ты снова дал уму
Отвлечься в сторону земного дела
И вместо света почерпаешь тьму.
67
Как луч бежит на световое тело,*
Так нескончаемая благодать
Спешит к любви из горнего предела,
70
Даря ей то, что та способна взять;
И чем сильнее пыл, в душе зажженный,
Тем большей славой ей дано сиять.
73
Чем больше сонм, любовью озаренный,
Тем больше в нем благой любви горит,
Как в зеркалах взаимно отраженной.
76
Когда моим ответом ты не сыт,
То Беатриче все твои томленья,
И это и другие, утолит.
79
Стремись быстрей достигнуть исцеленья
Пяти рубцов, как истребились два,
Изглаженные силой сокрушенья».
82
«Ты мне даруешь…» — начал я едва,
Как следующий круг возник пред нами,
И жадный взор мой оттеснил слова.
85
И вдруг я словно был восхищен снами,
Как если бы восторг меня увлек,
И я увидел сборище во храме;
88
И женщина, переступив порог,
С заботой материнской говорила:
«Зачем ты это сделал нам, сынок?
91
Отцу и мне так беспокойно было
Тебя искать!» Так молвила она,
И первое видение уплыло.*
94
И вот другая, болью пронзена,
Которую родит негодованье,
Льет токи слез, и речь ее слышна:
97
«Раз ты властитель града, чье названье
Среди богов посеяло разлад*
И где блистает всяческое знанье,
100
Отмсти рукам бесстыдным, Писистрат,
Обнявшим нашу дочь!» Но был спокоен
К ней обращенный властелином взгляд,
103
И он сказал, нимало не расстроен:
«Чего ж тогда достоин наш злодей,
Раз тот, кто любит нас, суда достоин?»*
106
Потом я видел яростных людей,
Которые, столпившись, побивали
Камнями юношу, крича: «Бей! Бей!»
109
А тот, давимый гибелью, чем дале,
Тем все бессильней поникал к земле,
Но очи к небу двери отверзали,
112
И он молил, чтоб грешных в этом зле
Господь всевышний гневом не коснулся,
И зрелась кротость на его челе.*
115
Как только дух мой изнутри вернулся
Ко внешней правде в должную чреду,
Я от неложных грез моих очнулся.
118
Вождь, увидав, что я себя веду,
Как тот, кого внезапно разбудили,
Сказал мне: «Что с тобой? Ты как в чаду,
121
Прошел со мною больше полумили,
Прикрыв глаза и шатко семеня,
Как будто хмель иль сон тебя клонили».
124
И я: «Отец мой, выслушай меня,
И я тебе скажу, что мне предстало,
Суставы ног моих окостеня».
127
И он: «Хотя бы сто личин скрывало
Твои черты, я бы до дна проник
В рассудок твой сквозь это покрывало.
130
Тебе был сон, чтоб сердце ни на миг
Не отвращало влагу примиренья,*
Которую предвечный льет родник.
133
Я «Что с тобой?» спросил не от смятенья,
Как тот, чьи взоры застилает мрак,
Сказал бы рухнувшему без движенья;
136
А я спросил, чтоб укрепить твой шаг:
Ленивых надобно будить, а сами
Они не расшевелятся никак».
139
Мы шли сквозь вечер, меря даль глазами,
Насколько солнце позволяло им,
Сиявшее закатными лучами;
142
А нам навстречу — нараставший дым
Скоплялся, темный и подобный ночи,
И негде было скрыться перед ним;
145
Он чистый воздух нам затмил и очи.
Песнь шестнадцатая
Круг третий (продолжение)
1
Во мраке Ада и в ночи, лишенной
Своих планет и слоем облаков
Под небом скудным плотно затемненной,
4
Мне взоров не давил такой покров,
Как этот дым, который все сгущался,
Причем и ворс нещадно был суров.
7
Глаз, не стерпев, невольно закрывался;
И спутник мой придвинулся слегка,
Чтоб я рукой его плеча касался.*
10
И как слепец, держась за вожака,
Идет, боясь отстать и опасаясь
Ушиба иль смертельного толчка,
13
Так, мглой густой и горькой пробираясь,
Я шел и новых не встречал помех,
А вождь твердил: «Держись, не отрываясь!»
16
И голоса я слышал, и во всех
Была мольба о мире и прощенье
Пред агнцем божьим, снявшим с мира грех.
19
Там «Agnus Dei»* пелось во вступленье;
И речи соблюдались, и напев
Одни и те же, в полном единенье.
22
«Учитель, это духи?» — осмелев,
Спросил я. Он в ответ: «Мы рядом с ними.
Здесь, расторгая, сбрасывают гнев».
25
«А кто же ты, идущий в нашем дыме
И вопрошающий про нас, как те,
Кто мерит год календами земными?»
28
Так чей-то голос молвил в темноте.
«Ответь, — сказал учитель, — и при этом
Дознайся, здесь ли выход к высоте».
31
И я: «О ты, что, осиянный светом,
Взойдешь к Творцу, ты будешь удивлен,
Когда пройдешь со мной, моим ответом».
34
«Пройду, насколько я идти волен;
И если дым преградой стал меж нами,
Нам связью будет слух», — ответил он.
37
Я начал так: «Повитый пеленами,
Срываемыми смертью, вверх иду,
Подземными измучен глубинами;
40
И раз угодно божьему суду,
Чтоб я увидел горние палаты,
Чему давно примера не найду,
43
Скажи мне, кем ты был до дня расплаты
И верно ли ведет стезя моя,
И твой язык да будет наш вожатый».
46
«Я был ломбардец, Марко звался я;*
Изведал свет и к доблести стремился,
Куда стрела не метит уж ничья.
49
А с правильной дороги ты не сбился».
Так он сказал, добавив: «Я прошу,
Чтоб обо мне, взойдя, ты помолился».
52
И я: «Твое желанье я свершу;
Но у меня сомнение родилось,
И я никак его не разрешу.
55
Возникшее, оно усугубилось
От слов твоих, мне подтвердивших то,
С чем здесь и там оно соединилось.
58
Как ты сказал, теперь уже никто
Добра не носит даже и личину:
Зло и внутри, и сверху разлито.
61
Но укажи мне, где искать причину:
Внизу иль в небесах? Когда пойму,
Я и другим поведать не премину».*
64
Он издал вздох, замерший в скорбном «У!»,
И начал так, в своей о нас заботе:
«Брат, мир-слепец, и ты сродни ему.
67
Вы для всего причиной признаете
Одно лишь небо,* словно все дела
Оно вершит в своем круговороте.
70
Будь это так, то в вас бы не была
Свободной воля, правды бы не стало
В награде за добро, в отмщенье зла.
73
Влеченья от небес берут начало, —
Не все; но скажем даже — все сполна, —
Вам дан же свет, чтоб воля различала